(Записка преосвященного Агафангела Волынского и проект всеподданнейшего ходатайства перед Государем Александром II)В виду предстоящего Поместного Собора Русской Церкви чрезвычайную важность приобретает печатаемый ниже, случайно доставшийся нам, поистине, драгоценный документ.Это записка покойного архиепископа Агафангела Волынского, писанная в самом начале царствования Императора Александра II и предназначавшаяся к представлению молодому Государю. Документ этот представляет величайшую ценность и мог почти считаться погибшим. В 1881/2 году покойный доцент Петербургской Духовной Академии Полежаев знакомил своих слушателей с этим трудом архиепископа Агафангела о бедственном положении Православной Церкви в Русском государстве. С тех пор его слушатели тщетно добивались где-нибудь отыскать исторический документ, который вызывал в них такие высокие порывы духа. При этом между ними ходили слухи, будто автор документа, послав его по назначению, ожидал себе возмездия в виде увольнения на покой и уже отделал себе скромное помещение в Почаевской Лавре. Но вскоре последовавшая за тем его кончина (8 марта 1876 г.) освободила его от всяких бед.По другим слухам, его спасительницею от возможных неприятностей явилась Государыня Мария Александровна, которая приписывала молитвам его и Тверского архиепископа Филофея выздоровление Наследника Цесаревика Александра Александровича от смертельного недуга; это представляется вероподобным, потому что и архиепископ Филофей в этом же году получил Киевскую митрополию.Конечно, кара за дерзновенное слово пастырской ревности последовала бы не от Государя, а от тогдашнего начальника духовного ведомства, графа Д.А. Толстого, только по виду принадлежавшего по числу поборников православия.В настоящее время мы получили от родственников почившего владыки черновик его всеподданнейшей записки с собственноручными пометками, согласно которым и восстановлен полный и верный текст.Ужас леденит сердце при чтении этих простых, но одушевленных великою ревностию о Церкви строк. Чем-то прямо чудовищным представляется это торжество темного самовластия чиновника над Церковью, народом и Царем, это издевательство над верой, совестью, правдой, над всем, что свято и дорого Русскому человеку.И эта великая ложь, раскрытая рукою давно почившего святителя, стоит во всей неприкосновенности и до сего дня, с нею все свыклись, по следам графа Протасова спокойно идут его наследники... Нужна была великая государственная и национальная катастрофа, чтобы только пошатнуть окрепшие твердыни сатаны, воздвигнутые в посрамление и поругание Церкви.Пожелаем же, чтобы первый Собор Русской Церкви, вскоре имеющий собраться, освободил нас от этого ужаса, этой лжи и срама.Сергей Шарапов* * *Для того, чтобы известное какое-либо общество действовало соответственно предположенной ему цели, необходимо, чтобы оно беспрепятственно пользовалось данными ему силами, и приводило в исполнение все те способы, которые нужны для осуществления цели. Было бы крайне несправедливо, если б мы, отправляя какого-либо человека в далекий путь, связали назад его руки, а к ногам приковали большие чугунные шары, и, кроме того, полагали ему преграды при каждом шаге его вперед. Очевидно, что он в своих движениях будет вял, измучится среди своих усилий приблизиться к цели, и всегда будет далек от нее.Обращая на современное нам Русское духовенство взор добросовестный и беспристрастный, не поврежденный никакими предубеждениями и страстями, мы не можем не сказать, что очень многие в духовном звании стоят на высокой степени нравственного совершенства, многие принадлежат к образованнейшим людям, и многие, перейдя из духовного в светское звание, были весьма полезными деятелями на поприще государственной службы. Следовательно, если заключается в св. Церкви, по-видимому, отсутствие живой деятельности и благих предприятий, если усматривается в духовенстве даже какая-то нравственная дисгармония жизни и деятельности со своим долгом, то причин этого надобно искать не в лицах, призванных пасти Церковь и не в самом существе Церкви; их надобно искать вне сословия духовного и святой Церкви.Мы не намерены в настоящее время изображать подробно положение св. Церкви и православного духовенства в России. Цель нашей речи – показать только то, как управляется Церковь в нашем Отечестве, ибо ход всякой машины зависит от того, кому принадлежит управление ею.Высшее место, в котором сосредоточивается видимая жизнь св. Церкви в России, из которого исходят все распоряжения об удовлетворении христианским нуждам верующим, о воспитании пастырей, о занятиях и нравственном направлении духовенства, есть Святейший Синод. В чем же состоит деятельность Синода и кто в нем составляет душу, управляющую действиями его?При имени – Святейший Синод – воображают, что там заседает, под председательством первого митрополита, несколько иерархов, не менее двенадцати (по числу св. Апостолов), которые по очереди или по взаимному избранию приезжают из своих епархий на известное число лет, в живом сознании присутствия невидимой Главы Церкви – Сына Божия, и изрекают мнения, как Отцы Церкви.Воображают, что иерархи заседают в храме, или по крайней мере в такой зале, в которой на первом месте стоит изображение Иисуса Христа, а по обеим сторонам его изображения двенадцати Апостолов и преемников их, великих святителей и вселенских учителей, которые должны продолжать свое существование в деяниях всех последующих иерархов. Думают, что предметы для суждения предлагаются первенствующим митрополитом, который есть главное ответствующее лицо пред Богом в судьбе и делах Российской Церкви, и что мнения, собираемые им и подвергаемые взаимному обсуждению, приводятся им самим к единству и выражаются в решении, которое или им же, или по поручению его, кем-либо из самих же иерархов записываются в книгу.Пусть кто-либо, проникнутый этими мыслями, войдет в заседание Синода; с первого же раза поразит его отсутствие того, что он считал необходимым для состава Синода. По средине небольшой залы он увидит стол, за которым сидят митрополит С.-Петербургский, два или три архиерея, временно присутствующие, и два священника. На правой стороне залы стоит другой стол, за которым сидит обер-прокурор с двумя или тремя своими чиновниками. Пред средним столом стоит аналой, пред которым секретарь читает вслух, т. е. докладывает дела.Зритель будет искать символов, которые бы указывали на духовное значение залы заседаний Синода, и, к изумлению, не встретит почти ничего, кроме того, что находится в каждом Русском присутственном месте: в Сенате, в Гражданской Палате, в Земском Суде.В этой обстановке не должно считать малостию ни одного предмета; иначе вовсе не вносили бы в залу этих вещей, если б они не выражали характера управления и не служили символом чего-нибудь.С смешанным чувством стыда и негодования посторонний наблюдатель становится в стороне и слушает. Начался доклад. Чтение одного дела длится час. Вот, наконец, оно окончилось! Начинают подавать голоса. Нетрудно заметить, что архиереи, вызванные из епархий для временного присутствования в Синоде, подавая мнение, чувствуют себя в каком-то неестественном, принужденном состоянии. Если всмотреться в причины этого, то легко понять, что иначе и быть не может. Они вызваны только на год, вызваны указом Государя по представлению обер-прокурора. Чем руководствовался обер-прокурор, вызывая того, а не другого архиерея, неизвестно, только не законом, а каким-то личным соображением. Отсюда происходит, что архиереи, приезжающие в Синод, в первую половину года только присматриваются к делам, докладываемым в Синоде, а во второй половине заботятся уже о том, как бы благополучно возвратиться из С.-Петербурга в свои епархии. Последствия такого несамостоятельного положения обнаруживаются и в то время, когда архиереи присутствуют в Синоде.Из прочих трех членов, один, т. е. митрополит С.-Петербургский поступает в эту должность, обыкновенно, в старости и иногда из какой либо дальней епархии, а потому также не скоро может войти надлежащим образом в свое положение. Притом, положение его имеет в себе что-то неопределенное. Прежде С.-Петербургские митрополиты, при назначении на этот пост, наименовываемы были вместе и первенствующими членами Святейшего Синода. Со времени обер-прокурора графа Протасова об этом наименовании в указах Царских стали хранить глубокое молчание.Итак, в самом положении, данном составу Синода, замечается уже не то намерение, чтоб иерархи, пользуясь данною им от Бога властию, способствовали к правильному развитию христианской жизни в России, но какое-то желание парализовать эту власть и запутывать развитие сей жизни.Впрочем, этим не ограничивается несчастное положение, в какое поставлена высшая духовная власть православной Русской Церкви. Из сказанного нельзя не видеть, что в одно заседание Синода секретарь успеет прочитать не более пяти или семи дел. Таких заседаний бывает по три в неделю, иногда по два. А между тем, протоколов от одного заседания готовится и подписывается иногда до десяти и более, не считая статей журнала. Решения по этим делам пишутся обыкновенно в канцелярии и исходят, большею частию, от секретарей, обер-секретарей, управляющего Канцеляриею Синода, и главное, от обер-прокурора. Можно ли представить себе что-либо более беспорядочного и вредного для св. Церкви, более возмутительного для чувства православного христианина? Миряне управляют судьбою ее; миряне дают направление ей, миряне распоряжаются духом и жизнию Церкви!Что это не суть одни слова, посмотрите, кому принадлежит инициатива дел, распределение их для докладов в заседании, наблюдение над суждениями в Синоде, поверка и одобрение журналов заседаний и протоколов, а также и окончательное утверждение их, кто распорядитель и начальник всех чиновников, служащих при Синоде и проч. и проч.Инициатива дел об улучшениях и изменениях, по самому существу иерархической власти, очевидно, должна принадлежать иерархам и преимущество старшему митрополиту, заседающему в Синоде. Но в Российском Синоде совсем не так. Вот, один из бесчисленных фактов. Благомыслящие и попечительные о св. Церкви и Отечестве иерархи давно стали ощущать нужду в преобразовании духовных училищ. Живо и глубоко сознавал эту нужду особенно покойный митрополит С.-Петербургский Григорий, который еще в 1834 году составлял предположения об улучшении училищ. Вступив на кафедру С.-Петербургского митрополита, и заняв, посему, первое место между Российскими иерархами, он вновь со свойственною ему энергиею занялся начертанием правил нового порядка духовно-учебных заведений, и внес его в Святейший Синод. Этот проект – плод опытности святого старца, взят был Канцеляриею и исчез на продолжительное время. Прошли многие месяцы, и проект не был докладываем Синоду. Митрополит неоднократно спрашивал то обер-секретарей, то управляющего Канцеляриею, то обер-прокурора; сначала они ссылались друг на друга, а потом обер-прокурор, без ведома Синода, сделал от своего лица распоряжение, чтоб ректоры семинарий составили проекты о преобразовании духовно-учебных заведений, а епархиальные архиереи представили сии проекты к нему, обер-прокурору, с присовокуплением собственных мнений. О проекте митрополита не было более ни слова. Итак, явно, что инициатива дел об улучшении в учреждениях, принадлежащих св. Церкви, отнята у иерархов, и если кто из них входит в Синод с подобными предположениями, то с ними обращаются оскорбительным образом, хотя бы они вносились и старшим митрополитом.Распределение бумаг, поступающих в Синод от архиереев и других лиц и мест по разным делам (т. е. не проекты), распределение для доклада принадлежит также не иерархам, присутствующим в Синоде и не первенствующему члену. Они даже не знают, что будет читаться в заседании (а случаются иногда дела весьма важные, требующие предварительного и продолжительного обсуждения). Все это находится опять во власти управляющего Канцеляриею, а главное – обер-прокурора, который дает приказ, какие дела докладывать Синоду, какие вносить в журнал или протокол без доклада. При графе Протасове избирались для доклада, большею частию, те дела, которые можно было употребить для насмешки над иерархами и над Церковию. Потом на вечерах чиновники забавляли публику рассказами об этих делах и о том, что архиереи говорили в Синоде при чтении их, какую они имели позу, какую делали мину.Наблюдение над подаванием мнений в Синоде и над самыми суждениями членов принадлежит опять не первенствующему члену, а усвоено обер-прокурором себе. По ту и другую сторону иерархов сидят люди светские, чуждые им по своему образу жизни, по началам и целям своим, нередко расположенные к иерархам неприязненно. Могут ли откровенно, с чувством братского доверия, высказывать иерархи свои мысли? А они не имеют доступа к Императору, которому обер-прокурор представляет и о состоянии Церкви, и о состоянии духовенства, и об иерархах, не только присутствующих, но и о всех отсутствующих. Может ли все это служить к одушевлению их и не отравлять самые мысли их? Бывали случаи, что после ревностного канонического суждения в Синоде члены в двадцать четыре часа должны были выезжать вовсе из Петербурга, или увольнялись на покой, или подвергались еще более тяжкой участи. Можно ли под влиянием мыслей обо всем этом со спокойным духом и с каноническим достоинством рассуждать о делах Церкви?Журналы и протоколы, по составлении их Канцеляриею, представляются обер-прокурору. Если он одобрит, то они посылаются к членам Синода для подписи, начиная с митрополита С.-Петербургского. Если же не одобрит, то и журналы, и протоколы переделываются вновь. По подписании членами, никакое определение не приводится еще в исполнение, доколе обер-прокурор вновь не даст повеления – исполнить. Только после этого повеления, определения приходят в силу и получают законность. Посему услужливая канцелярия, изображая в указах определения Синода, употребляет всегда два числа, когда они состоялись; одно указывает на то время, когда в заседании было рассуждение, другое на то, когда обер-прокурор дал окончательное повеление исполнить. При этом в указе, обыкновенно, прибавляется, что силу определения Синода должно считать с последнего числа. То есть довольно уже явно указывается на то, что Синод заключается собственно в обер-прокуроре. При графе Протасове случалось, что, опасаясь беспокоить его, не представляли ему определений в первый раз; но за то по одному и тому же предмету приготовляли по три определения, и по подписании их членами (эта уловка легко могла ускользнуть от внимания их; ибо определения посылались к ним в разные сроки, среди бесчисленного множества дел) представляли все три обер-прокурору на выбор. То, которое более нравилось ему, приводилось в исполнение.Все чиновники, служащие при Синоде, определяются, увольняются, повышаются или по предложению обер-прокурора Синодом, или прямо обер-прокурором, или по одному представлению обер-прокурора, Государем. Все новые должности и занятия чиновников назначаются обер-прокурором. Он есть начальник всех; к нему обращены взоры всех; ему каждый из чиновников желает угодить, услужить. Ему оказывают все безмолвное повиновение и от него ожидают во всем распоряжения и приказания. Члены Синода нашли бы иногда нужным сделать то или другое распоряжение, привести в исполнение ту или другую меру, но их голос исчезает в воздухе безвозвратно. Им, обыкновенно, отвечают: «об этом доложим его сиятельству», или: «как прикажет граф». Тем все и оканчивается.Очевидно, что обер-прокурор есть полновластный начальник и распорядитель Синода, что в его руках заключается вся верховная власть над св. Церковью; по его мысли действует и пишет все, что есть в Синоде; он дает движение и направление всему, что исходит от Синода. В руках его сосредоточена вся та власть, которая может принадлежать одному только патриарху. Он могущественнее и независимее всякого министра. Ибо он никому не дает отчета в своих действиях, кроме одного Государя, и дает так, как сам захочет; никто не может обличить его ни в какой несправедливость, или своеволии; все поставлено в безусловную зависимость от него; иерархи совершенно заслонены им от Государя, и никакое мнение их не допускается до Государя мимо обер-прокурора.Положение Церкви, никогда небывалое прежде, совершенно противное каноническим основаниям, вовсе несогласное с мыслию Вселенской Церкви об учреждении Синода, и достойное того, чтоб его подвергнуть публичному суду Церкви!Представим сначала, что и обер-прокурор, и все чиновники, служащие в Синоде, проникнуты наилучшими намерениями. Но они, не будучи приготовлены своим образованием к служению св. Церкви, не могут во всей обширности понимать дух св. Церкви, ее нужды и средства к удовлетворению их, а потому действия и мнения их не могут быть вполне благотворны для св. Церкви, а нередко даже могут быть и вредны для нее. Принадлежа к разряду чиновников, приставников внешнего порядка, то есть формы письмоводства, эти люди, очевидно, станут стремиться заключить управление св. Церковью в мертвые формы и жертвовать для них жизненным духом св. Церкви; от сего произойдет в св. Церкви омертвление, формализм без духа и жизни. Не будучи облечены в духовный сан, то есть, не будучи настоящими, законными пастырями и правителями Церкви, а потому не сознавая в себе и ответственности пред Богом и св. Церковью за состояние ее, они не могут иметь надлежащего самоотвержения при занятии делами Церкви, смиренного сознания о своих немощах, не могут даже иметь ясного и правильного понятия о различии между управлениём церковным и управлением гражданским, понятия о том, что и обстановка лиц, и образ действий в первом должны быть иные, нежели в последнем. Таким образом, управление Церковью они будут приводить мало-помалу в обыкновенное гражданское учреждение, и пользуясь властью, станут упорно отстаивать свои предубеждения и образуют из себя оппозицию против истинной духовной власти, а чрез то и против всей Церкви, сами не подозревая того.Нынешний обер-прокурор, граф Толстой, с виду предан св. Церкви. Таким старается показать себя и управляющий канцеляриею св. Синода Саломон. Но не будучи служителями св. Церкви, таинством священства уполномоченными к управлению ею, и принадлежа к классу чиновников, а потому взирая на свое служение, только как на службу гражданскую, какими иногда понятиями руководствуются они в самых важных делах Церкви? Благомыслящие иерархи давно ощущали нужду в русском переводе Библии. Пользуясь благими расположениями нынешнего Императора, члены и присутствующие Синода согласились испросить разрешение Государя на издание перевода. Было составлено определение и подписано духовными лицами Синода. Но граф Толстой, сам ли по себе, или по влиянию неблагонамеренных людей иезуитского духа, которыми был окружен, не хотел согласиться с мыслями иерархов, а потому определение Синода залегло у него. Проходили месяцы, и никакого движения не было дано делу. Стали усматривать даже, что граф ходатайствует у Царя о награждении таких людей, которые прежним обер-прокурором Протасовым и потребляемы были к опровержению мнения о необходимости русского перевода св. Писания (например, Афанасий, Астраханский епископ, сделан, в это время архиепископом). Догадались, что семена иезуитские, положенные Протасовым в учрежденных им при Синоде департаментах, пускают отростки и при Толстом. Сочли нужным действовать на совесть Толстого. Наконец, о состоявшемся определении, спустя около года, представлено Государю, который и утвердил его. Иерархи стали ревностно заниматься переводом. Но Толстой не отстает от партии питомцев иезуитских, так что издание русского перевода Библии, может быть, опять встретит какие-либо препятствия. А как часто приходится слышать от разных людей: «Что делают архиереи? Как они не поймут, что непременно надобно перевести Библию на русский язык и издать ее в этом переводе?» – Но никто не знает, что иерархи в собственном деле – посторонние, в собственной области чужие!К каким жалким мерам прибегают иногда чиновники, взявшие в свой руки кормило правления Церковью, чтоб достигнуть, по мнению их, справедливого и основательного решения дел! Они посылают дела то ко всем епархиальным архиереям, то в С.-Петербурге отдают на рассмотрение какого либо архимандрита или протоиерея. Истина, конечно, более уяснилась бы, если бы эти лица вошли в личное совещание о ней; но что же напишут сотни лиц, уединенных и удаленных друг от друга? А отсюда какой повод к насмешкам, какой соблазн!Иногда в чиновниках рождается даже какая-то ревность к порядку в храмах и в духовенстве. Но, не будучи управляемы смиренным сознанием того, какое действительное место принадлежит им в Церкви, как мирянам, не имея верного и полного знания о св. Церкви и ее порядках, они своею ревностью разрушают и остальной порядок, внося в действия и отношения духовных лиц элемент, чуждый духу истинного Христианства, элемент мирской, – разрушают дисциплину, подчиненность мирян пастырям, мирян и пастырей архипастырям. Обыкновенно. они принимают от всех и от каждого доносы и жалобы то на священников, то на архиереев, вмешиваются в действия и распоряжения архиереев. Клеветники и все неблагонамеренные люди радуются, видя, что клевете их дано значение, а авторитет архиереев и священников разрушается, невинность их страдает, и кроме того архиерей лишается возможности заниматься исполнением прямых пастырских своих обязанностей, то есть учить народ и руководить пастырей словом; ибо канцелярии при нем не положено; все бумаги (а чиновники втягивают архиереев в большую переписку с собою) он должен писать сам; письмоводитель, находящийся при нем, может только переписать, но не составить бумагу.Мы привели здесь один или два факта, чтобы показать, что и при благонамеренности обер-прокурора и главных его чиновников, пользуясь усвоенною им себе властью над Церковью, они наносят ей очевидный вред и содействуют не к оживлению, а к разрушению ее. Но эти факты повторяются каждый день, и истинная история Синода есть история именно подобных фактов. Вообще очень ясно видно, что1) Вся власть над св. Церковью в России сосредоточивается в руках обер-прокурора. Это довольно характеристически выражается в тех фразах, которые слышны в устах лиц, сидящих в Синоде. Когда член Синода говорит о каком-либо деле, рассматривавшемся в Синоде, то он, обыкновенно, выражается так: «Синод рассмотрел, Синод решил». Но когда чиновники от обер-прокурора до последнего подьячего, говорят о том же деле, то они выражаются так: «мы решили, мы предписали этому архиерею». Очевидно, что Синод заключается собственно не в членах Синода, а в чиновниках. Иерархи приглашаются только для видимости, а не для сущности дела, которое им ни мало не представляется, ибо они о большей части дел совсем не рассуждают, а о тех, о которых им докладывается, и о которых они, по-видимому, судят, они не выражают и не могут выражать своих мнений со всею откровенностью, ибо почти рядом с ними сидят наблюдатели, которые ловят каждое слово, каждую мысль, и которые могут истолковать их так, как члены и не подозревают. Мысли и действия членов находятся под опекою, под чуждым игом!2) Вся деятельность чиновников, служащих в Синоде, направляется не к пользе и благу Церкви, о духе и потребностях которой они не имеют вполне правильного понятия, но к предметам, составляющим обыкновенную стихию чиновнической жизни. Например, легкость отчетности и поверки книг для них гораздо важнее потребностей Церкви1, хотя бы эти потребности были вопиющие: соблюдение, и притом не соединенное с трудом, мертвого формализма предпочитается у них развитию живых сил Церкви. К этому присоединяется еще могущественное начало самосохранения. Сознавая незаконность своего положения, они стараются скрыть ее от публики, замаскировывая себя именем Синода, именами архиереев, архимандритов, протоиереев. История же о проекте преобразования духовных училищ для усиления в них духовного элемента показывает, что чиновники приносят и этот элемент в жертву своей власти, чтоб сохранить похищенную ими власть над духовными школами.Теперь представим, что чиновники, служащие в Синоде, не одушевлены наилучшими намерениями, что они, например, не имеют расположения к св. Церкви, проникнуты честолюбием, корыстолюбием и проч. Что должна переносить тогда св. Церковь? О! высшая администрация будет тогда положительно губить ее! За доказательствами не нужно обращаться к какой-нибудь отдаленной эпохе. Воспоминания свежи и современны нам. Нужно только припомнить графа Протасова. Слишком долго было бы исчислять все его действия, направленные к уничижению и разрушению св. Церкви при благовидных фразах. Укажем только на один или на два случая. Блаженной памяти Императору Николаю I-му, Протасов, показывавший себя пред ним всегда жарким ревнителем Церкви, внушил в 1840 году, что Комиссия духовных училищ бесполезна и что нужно составить лучшую организацию духовно-учебных заведений. Государь приказал составить доклад. Доклад составлен и представлен Государю втайне от Синода. Государь, возбужденный Протасовым против Синода, утвердил доклад без ведома Синода. Что же мы увидели? Мы увидели вокруг обер-прокурора четырех директоров с вице-директорами, четыре огромные департамента со множеством чиновников разных названий; увидели, что и академии, и семинарии, и училища стали в совершенную зависимость от обер-прокурора и директоров, вместо прежней Комиссии духовных училищ, состоявшей из архиереев с небольшою канцеляриею; увидели, что все эти великие и малые чины стали получать огромное жалованье из денег, собираемых по копейкам и полушкам с восковых свечей в храмах Божиих. Спросят: чем занимается такое огромное число чиновников? Ответ: получением жалованья за бесполезные занятия. Не мало было хлопот с тем, чтобы покойному Государю в проекте выставить занятия всех тех чинов, которые нужны были для назначенной цели, а вовсе не для пользы Церкви; тут опять бессовестно обманывали и обманули Государя. Протасов только старался воспользоваться доверием Императора для личных своих видов, именно, чтоб сделаться могущественным министром с именем обер-прокурора, чтобы обеспечить своих клевретов хорошими окладами. И вот, Синод поставлен вдали от своих родных детей! Синод заслонен от св. Церкви бесчисленными чинами! От Синода осталось только имя; а вся власть над всею Церковию захвачена обер-прокурором, который, оставив старые имена Синода и обер-прокурора, стал, совершенно небывалым прежде образом, свободно и полновластно распоряжаться всеми делами и всеми суммами св. Церкви!Еще случай. В начале 1842 года одним монахом донесено было митрополитам: С.-Петербургскому Серафиму, Московскому Филарету и Киевскому Филарету же, присутствовавшим в Синоде, о тайном распространении наполненного противухристианскими мыслями и литографированного при Петербургской Академии перевода Ветхого Завета, и о необходимости издать от Синода верный перевод всего Священного Писания. Прежде всего и более всего подлежал ответственности за обнародование этого перевода тот, кто с своими чиновниками принял в полное свое заведывание и академии, и семинарии. Это легко и скоро поняли. Как же устроилось? Протасов начал с того, что, получив от Киевского митрополита экземпляр записки, в первое же заседание доложил ее Синоду. Вот, уже он и явился ревнителем Церкви. В Синоде Московский и Киевский митрополиты поддерживали ту мысль, что нужно издать исправный перевод Ветхого Завета, и Киевский даже сильнее выражал эту мысль, чем Московский. Прошло полторы недели, и протокол не является. Потом Протасов просит написать Московского митрополита проект протокола, объясняя, что Канцелярия никак не совладает с этим делом. Изумительно, что великий ум Московского митрополита не остерегся. Он написал и даже подписал проект, так что проект получил чрез это уже форму частного мнения митрополита. Следует второй акт трагедии. Одного несчастного, именно Афанасия, бывшего ректора С.-Петербургской Академии, ныне архиепископа Астраханского, уговорили написать против мысли двух митрополитов опровержение в том виде, что эта мысль противна св. Церкви и опасна для государства. Это опровержение дали подписать потерявшему память от дряхлости митрополиту Серафиму. Потом, как мнение Московского, так и опровержение, подписанное С.-Петербургским митрополитом, Протасов представил Государю, и все это делалось втайне. Можете вообразить, как поражен был Государь, когда увидел бумагу за подписью первенствующего митрополита, в которой Московский митрополит представлялся, как человек опасный для государства. Понятно, что Государь не мог разбирать догматических тонкостей, и кончилось тем, что он уволил безвозвратно и Московского, и Киевского митрополитов в свои епархии. Этого только и желал Протасов; ибо в России оставались только эти два иерарха, которые еще имели влияние на публику, и которые отстаивали права иерархической власти. Митрополиты узнали о всех кознях уже тогда, когда должны были выезжать из С.-Петербурга. Вместо них вызваны были два молодые епископа, не имевшие ни авторитета, ни опытности уволенных митрополитов. Но этого именно и хотелось Протасову, чтоб навсегда утвердить независимость власти обер-прокурора над Церковью.Впрочем, на этом Протасов не остановился. Ему нужно было прослыть ревнителем Православия не только пред Императором, но и пред всею Россиею. С этою целью учреждены были им в разных местах России комитеты для отобрания всех русских переводов Священного писания. Тут вполне осуществилась инквизиция, небывалая прежде в России. Протасов с своими клевретами торжествовал, как жаркий ревнитель Православия. Власть над Церковью безусловно взята им в свои руки. Все в Церкви доведено до рабского безмолвия. Кто же эти клевреты, столь ревностно заботившиеся о Православии? Баладин, впоследствии открыто объявивший себя иезуитом, Сербинович, воспитанник иезуитов, франк гернгутер Войцехович – публично осмеивающий св. Церковь с ее догматами и проч. и проч.Страшно, но истинно!Такое положение высшей церковной администрации не может не оказывать на св. Церковь в нашем Отечестве самого пагубного влияния. При нем не может появиться никаких благих предприятий в недрах Церкви, необходимых для удовлетворения современных потребностей народа относительно веры, образования и нравственности. Св. Церковь имеет нужды в проповедниках веры для возвещения ее в соседних странах – Китае, Японии, Америке, Тибете, Бухаре, Хиве, Кохане, Персии, Турции и во всех европейских государствах латинского, лютеранского и реформатского вероисповеданий, и, наконец, даже в России не только язычникам, магометанам, Евреям, раскольникам разных сект, но и самым православным, ибо большая часть их стоит на жалкой степени познания веры и благочестия Христианского. Св. Церковь имеет нужду в классических, ученых изданиях Библии на, еврейском, греческом и славянском языках, в изданиях всех творений св. Отцов на греческом, латинском и русском языках. В западных изданиях помещаются греческие творения только первых семи или восьми веков христианских, а творения последующих времен самою большею частию гниют в рукописях. Св. Церковь имеет нужду в ученых обществах, которые бы, состоя из ученых мужей православно-христианского духа и жизни, или занимались составлением книг, брошюр и статей, заключающих в себе разрешение всех вопросов, волнующих общество, анализировали направление современных систем человеческого. мышления, вызывали в русском обществе духовные потребности и доставляли им своими трудами полное удовлетворение, своим содействием, по крайней мере, облегчали исполнение всех подобных предприятий. Св. Церковь чувствует нужду ввести многие улучшения в постановлениях касательно белого духовенства, касательно монашествующих и монастырей. Она имеет нужду в новой, лучшей, совершенно приспособленной к пастырскому назначению, организации духовных школ и проч. и проч. Но во всем этом нынешняя высшая администрация Церкви или ровно ничего не понимает, или, что-нибудь понимая, не имеет желания и не чувствует в себе долга сделать, что нужно.Вот, главные причины неурядицы, усматриваемой ныне в православной Церкви, той мнимой недеятельности и застоя, в которых обвиняют духовенство! Вот, первый источник всех беспорядков, существующих в нем!Имея столь худое влияние на общие дела Церкви отечественной, бюрократическая администрация Церкви совершенно парализирует св. Церковь в частях ее, действуя с положительным вредом на епархиальные управления. Все митрополиты, архиепископы и епископы поставлены в непосредственную и совершенно равную зависимость от Синода. Но не забудьте, кто полновластный распорядитель в Синоде, и для вас понятно будет, какое направление могут получить архиереи от власти, действующей в Синоде! Чиновник, повторим, заботится не о том, чтоб дело, о котором он пишет бумагу, совершено было на месте правильно, тем менее о том, чтоб это совершение сопровождалось духом благоговения со стороны пастырей; попечение его направлено к тому, чтоб очищен был нумер, чтоб ответ архиерея соответствовал вполне указу, как понимает его чиновник, и если иногда возымеет какую-либо мысль о самом деле, то вся забота его ограничивается только тем, чтоб дело было благовидно по наружности. Отсюда происходит, что когда архиерей исправно присылает в Синод срочные донесения, исполняет указы по букве, хотя без духа, то чиновники Синода распространяют о нем высокое понятие. Когда же архиерей, исполняя свои обязанности по чистой совести, старается, например, утвердить в пастве дух веры и благочестия, часто проповедует слово Божие, хотя и не всегда заботится о точности в исполнении буквы указа: то при всех высоких своих достоинствах такой архиерей бывает на худом счету. Граф Протасов прямо говорил: «мне нужны архиереи не проповедники, а люди деловые», разумея под людьми деловыми исправных по бюрократии. Какие же последствия этого положения? Между архиереями нет вообще ни письменных совещаний, ни личных свиданий для соборного рассуждения о делах Церкви, как постановлено каноническими правилами Церкви. Иной действует по правилам, им самим избранным, а иной даже без правил, или справедливее, как направляет его мысль о свойствах синодских чиновников, об отношении его к ним и проч. и проч. Езуиты, посредством польских вельмож, парализировали в Западном краю России в конце ХII-го столетия православных архиереев, чтоб ввести унию! Страшно подумать, но нельзя и скрыть этой думы, что и в России деется какая-то мрачная тайна, тайна беззакония.Неправильное и незаконное положение высшей церковной администрации отразилось ужасным влиянием на консисториях по всей России. Секретарю консистории дано синодскими бюрократами столь сильное значение, что каждый, принадлежащий к духовному сословию, стал заботиться о снискании его благоволения. Определение секретаря зависит от обер-прокурора и каждый секретарь непосредственно сносится с ним. Секретарю подчинены все чиновники, вся канцелярия консистории, как обер-прокурору чиновники Синода. Ни одна бумага не исходит из консистории без подписи секретаря. Таким образом ни одно дело не минует его, и он, в некоторых консисториях, подобно обер-прокурору, дает направление делам епархиального управления. Это положение дел вошло в закон со времени графа Протасова, который с Войцеховичем и Сербиновичем определял секретарей, обыкновенно, из своей канцелярии, и отправляя их из Петербурга, давал им наставление, чтоб они всевозможно старались взять в свои руки всю епархиальную власть. Скоро, действительно, сделались эти секретари полновластными правителями консисторий; каждый из них сделал из себя в консистории то же самое, что сделал из себя Протасов в Синоде. Отсюда проистекли неисчислимые бедствия. Грабительство сделалось всеобщим. Секретари, назначенные Протасовым и поддерживаемые Войцеховичем, стали иметь ежегодного дохода каждый до 17 тысяч руб. сер. в год; ни одна бумага не выходила из рук их без окупа: за простой паспорт для свидания с сыном или братом в соседней губернии бедные духовные платили секретарю по 10 руб. сер. Обложены были денежною податью все благочинные; благочинные в свою очередь собирали подать с священников и причетников; не щадили и самых храмов. Нужно только вспомнить двух секретарей – Архарова в Перми и Васильева в Ставрополе. Всякий духовный стал заботиться только о том, чтоб очистить себя в бумагах; все внимание стало обращаться на исправность одной буквы; все обратилось в один формализм без смысла. Формализм проник и в самые священнодействия. Священник, совершив требу, считал себя исполнившим свой долг, с каким бы духом ни совершил ее, с каким бы духом ни присутствовали молящиеся. Дух и жизнь православно-христианские замерли под этими оковами канцелярского владычества.Случалось, что секретари консисторий, пользуясь правом близости к обер-прокурору Синода и надеясь всегда на поддержку со стороны его, отправляли к нему какие-либо донесения на архиереев, усиливавшихся обуздать их самоуправство, разврат и жадность к деньгам. Обер-прокурором грубо требовались по этим доносам объяснения от архиереев. Разгоралось дело. Авторитет архиереев был разрушаем; значение секретаря возвышалось. Нравственные люди падали духом; люди безнравственные, интриганы оживали, порочные люди в духовенстве отказывались от повиновения и уважения к архиереям, в духовенстве развивалось немиролюбие, кляузничества. Элементы Церкви видимо разлагались. Нельзя было придумать ничего более злобного для расстройства Церкви, как подобный способ администрации!Несчастное положение существующей ныне администрации церковной не могло не иметь самого пагубного влияния и на монастыри. Когда настоятель благочестив, когда он заботится утвердить дух благочестия в братии и не служит низким страстям секретаря с его чиновниками: то к каждой бумаге, поступающей от такого настоятеля в консисторию, делаются жестокие и низкие придирки; ни один отчет, ни одна приходорасходная книга не обходится без последствий тяжких и болезненных для настоятеля. А легкомысленным и неисправным монахам и послушникам делаются внушения подать какой-либо донос на настоятеля. И тогда начинаются истории, достойные времен Батые и Тамерлана. Консистория, поддерживая негодяев, назначает таких же следователей, клевета распространяется, в монастырях начинается страшный беспорядок и на месте святе появляется наконец мерзость запустения. Все начинает отвращаться благочестия, все начинает издеваться над святостию. Настоятель вместо того, чтоб заниматься утверждением иноческого духа в братии и предшествовать ей своим примером, вынуждается устремлять все попечение уже на то одно, чтоб расположить к себе всеми способами, и правдами и не правдами, секретаря, столоначальников и канцеляристов; а потом, развращаясь мало-помалу в душе, ограничивается уже одним наружным видом порядка и приносит все существенное в жертву тяготеющей над ним силы.Это бедственное положение церковной администрации не может не отзываться горькими последствиями и на мирянах; те из них, которые не согреты чувством живой веры, при взоре на неустройство Церкви и духовенства, резко бросающееся каждому в глаза, более и более хладеют к св. Церкви, легко ниспадают в состояние неверия и издеваются как над иерархиею и учреждениями Церкви, так и над всем тем, что в ней есть прямо божественного. Те, напротив, которые ищут утешения в вере и благочестии христианском, болезнуют, видя незаконное вторжение в св. Церковь чуждой ей власти, или изыскивают вне ее способы удовлетворения своим духовным потребностям и совращаются то в латинство, или лютеранство, если они принадлежат к так называемому образованному классу, то в раскол, если это люди низшего класса.Сколько страшных грехов лежит на тех, которые ввели новую бюрократию в святую Церковь, обманув для своего властолюбия и корысти Государя! Страшно подумать! Искренние иерархи возносят вопли свои к небесам о беспорядках церковных, которые существуют от мирских страстей!Взглянем еще на действительность, именно на то, каково влияние бюрократической администрации в России на духовные училища, в которых получают образование молодые люди, готовящиеся к пастырскому служению! Духовные училища, как мы заметили выше, поставлены графом Протасовым вдали от Синода. Синод имеет с ними сношение не иначе, как посредством обер-прокурора и духовно-учебного управления, которые сообщают ему и все сведения об этих школах, конечно, в том виде, в каком сочтут приличным. А ректоры и инспекторы духовных школ, как известно, архимандриты или протоиереи. Следовательно, Синод и об этих лицах может иметь сведения только по милости, или по капризу обер-прокурора и духовно-учебного управления. В духовно-учебном управлении сосредоточивается вся отчетность о предметах, преподаваемых в духовных школах, о свойствах и успехах преподавания, вообще о состоянии учебной и нравственной части всех духовных школ. Там рассматриваются все проекты об улучшении сих заведений, все программы наук, все предположения о преподавании того или другого предмета и проч. и проч. Если бы в духовно-учебном управлении находились даже такие люди, которые, хотя получили светское образование, но отличались бы по крайней мере светлыми дарованиями и обширными сведениями, то и тогда они не могли бы сделать полезного приложения своим дарованиям и образованию; ибо область духовного образования есть область чуждая им; они невинно допустили бы множество ошибок, вредных для Церкви и для юношества, готовящегося к пастырскому служению. Но люди наполняющие собою духовно-учебное управление, вовсе неизвестны ученому миру. Это приказные – дети частных приставов, лекарей и проч., не имеющие понятия ни о духе пастырского образования, ни о науках, которые должны быть преподаваемы в духовных школах. А между тем, они вполне проникнуты мыслию, что от них зависит дать разрешение, наставление, указание академиям и семинариям. Скажите, как же они наставят, какое сообщат вразумление? Этого мало. Как будто для того, чтобы Церковь видела, что над нею публично может издеваться мирская власть, господствующая над нею, начальником отделения в духовно-учебном управлении по учебной части сделан некто Карл Томковид из воссоединенных униатов, и, как слышно поклонник Штрауса, издевающийся не только над иерархиею, но и надо всею православною Церковию и над всем, что есть божественного в Христианстве. И этот человек – начальник такого отделения, в котором составляются все предписания и распоряжения об обучении православного духовного юношества! Не будем говорить о распоряжениях, делаемых подобными людьми по учебной и нравственной части и лишенных духа истинно-христианского благочестия. Приведем несколько примеров того, как парализируются добрые желания и предприятия иерархов.В некоторых семинариях светские наставники открыто жили с наложницами. Епархиальные архиереи, для отвращения соблазна, действовавшего к развращению воспитанников – будущих пастырей, старались ограничить их или устранить от семинарий. Духовно-учебное управление защитило их. Леность, пьянство, разврат сделались почти господствующими качествами многих наставников, а пример их – убийственным для юных сердец воспитанников. Когда Протасов посещал С.-Петербургскую Академию, то открыто обнаруживал презрение к монашествующим студентам; в одно время заметив их в столовой вместе с прочими студентами, запретил им быть с ними. С того времени монахи в академиях стали редки. В молодых людях развилось пренебрежение к духовному званию, особенно к монашеству; всякий стал воспитывать себя для светской жизни. Таким образом цель духовных заведений уничтожилась в самом корне.В 1840 году Синод распорядился, чтоб наставники академий составили конспекты по тем наукам, которые преподаются в семинариях, для единообразного преподавания сих наук и для руководства профессоров и учеников, пока не изданы будут учебники. Некоторые из конспектов были очень дельны и могли бы быть введены с большою пользою в семинариях. Но когда конспекты поступили в духовно-учебное управление, то исчезли, как в бездне; ибо чиновники не умели сладить с ними. Сначала они приглашали для рассмотрения их архимандритов, живущих в С.-Петербурге; потом рассылали по разным местам России. Дело, разумеется, не могло обойтись без замечаний. Но если чиновники не могли ничего сделать с конспектами, то тем более не могли они ничего сделать, когда дело увеличилось еще замечаниями. Наконец, нашли они лучшим молчать о конспектах, а потом мало-помалу забыли уже и о том, что в духовно-учебном управлении было дело о конспектах, так что в 1853 году директор духовно-учебного управления Карасевский, когда напомнили ему о нем, счел нужным осведомиться об этом предмете от начальников отделения и распорядился закрытием комитета по рассмотрению конспектов, считавшегося до того времени существовавшим еще в духовно-учебном управлении.В 1854 или 1855 году Синод сделал распоряжение об издании духовно-нравственных книг для народа. С этою целию составлен был комитет из духовных лиц для составления статей подобного рода. Объявлено было об нем академиям, семинариям и лицам епархиальным с предписанием участвовать в составлении статей. Многие способные люди духовного сана ревностно приступили к этому благому делу и в первый год поступило в комитет до 200 статей, во второй столько же, в третий около ста. Но духовно-учебное управление, ставшее между Синодом и духовными заведениями, передавая распоряжение Синода, присовокупило, что статьи должны быть представляемы комитетом на окончательное рассмотрение духовно-учебного управления. Таким образом все то, что поступало в комитет, по надлежащем разборе, перешло в духовно-учебное управление. Чиновники духовно-учебного управления опять не могли ничего решить, и представили все статьи Сербиновичу. Когда узнано было об этом духовными, то ревность их к составлению статей скоро охладела: ибо подобный ход дела равнялся запрещению его. От Сербиновича статьи не возвращались более в комитет, и плод умер при самом появлении.С 1839 года, с того самого времени, когда основано духовно-учебное управление, – оно рассылало по семинариям во множестве такие книги, которые относились большею частию к предметам, не входящим в круг пастырского образования, например, о бумаго-прядильных фабриках, о цементе и проч., и которые, притом, давно уже вышли из употребления и составляли хлам для самих сочинителей. Однако, за эти книги, по требованию духовно-учебного управления, высылались из бедных сумм, ассигнуемых на семинарские библиотеки, значительные деньги, так что в иной год не оставалось в семинариях почти ничего, на что можно было бы приобресть что-либо полезное для учеников и для учителей. Явно, что директоры и чиновники духовно-учебного управления входили в денежные спекуляции для пользы своих знакомых.В 1808 году бывшею Комиссиею духовных училищ положено было в Опекунский Совет 6.000.000 руб. ассигн., то есть 1.750.000 руб. на серебро. Этот капитал к 1841 году возрос до 14 миллионов на серебро, не взирая на то, что в продолжение этих лет были открыты и содержимы бывшею в то время Комиссиею духовных училищ почти все существующие ныне академии, семинарии и училища. Хотя с того времени свечная прибыль, как известно, возрастала каждый год, а открыта была вновь только одна академия и две или три семинарии, несмотря на то, основной капитал, которому следовало бы возрастать с каждым годом, уменьшился к 1856 году до 13 миллионов руб. сереб., как видно из отчета обер-прокурора. Следовательно, если нынешняя администрация продолжится еще 20 лет, то должно опасаться, что наконец нечем будет содержать духовно-учебных заведений и надобно будет закрыть большую часть их.При этом нельзя не коснуться вопиющего злоупотребления, обращенного при новой администрации в закон. Свечная прибыль, собираемая ежегодно со всех православных церквей государства, образуется из тех бедных копеек, на которые крестьяне и крестьянки покупают в храмах восковые свечи. Явно, что эти деньги суть священная собственность Церкви и должны быть употребляемы не иначе, как на удовлетворение нужд в самой Церкви. Так как из Государственного Казначейства не дается решительно ничего на содержание духовных школ, то святые иерархи, заботясь дать Русской Церкви образованных пастырей, назначили свечную прибыль с утверждения Императора Александра I-го, на содержание всех духовных училищ. А кроме того собраны были в начале нынешнего столетия с церквей же упомянутые выше шесть миллионов ассигнациями и положены в Опекунский Совет, чтобы по увеличении этого капитала в продолжение нескольких лет, можно было проценты присовокуплять ежегодно к свечной прибыли, и на всю эту сумму не только содержать духовные школы, но и сооружать здания для них и улучшать способы воспитания детей. На эти-то деньги, деньги Церкви Божией и единственные способы, которые она имела в своих руках для образования пастырей и удовлетворения различных нужд своих, наложил Протасов с клевретами хищнические руки в 1839 году, учредив четыре департамента, и назначив в них огромное число чиновников, великих и малых, с столь же огромным жалованьем. Довольно сказать, что некоторые из них, как например Сербинович, получают по 6000 руб. серебр. в год из этих сумм, то есть такую сумму, которою можно было бы вполне обеспечить содержание ста восьмидесяти воспитанников семинарии, или целых трех духовных училищ, или содержать миссионеров, или надзирателей в академиях..., Но можно ли исчислить все вопиющие нужды св. Церкви в нашем Отечестве, которые так осязательны, что поражают собою всякого благомыслящего наблюдателя? А Протасов распорядился так для того одного, чтоб иметь ему министерскую обстановку. Обо всем этом никто из духовных, начиная от первого митрополита до последнего пономаря, будучи заслонены обер-прокурором пред Императором и лишены доступа к Государю, не может безнаказанно и без сугубого вреда для Церкви, возвысить своего голоса!Государь!Святая Церковь не есть человеческое учреждение. Это есть Царство Божие на земле, царство вечной истины и добродетели, основанное Сыном Божиим. Епископы совершают не свое дело. Они суть орудия, посредством которых Спаситель мира, вечный Архиерей, продолжает Сам созидать в человечестве жилище Божества. Препятствовать им в делах Церкви, которые сосредоточиваются в одной цели – в приведении всех и всего к Отцу Небесному, – значит препятствовать Самому Богу насаждать и развивать в людях божественную жизнь. Сын Божий, изливающий чрез епископов на людей токи благодати, невидимо предстоит среди светильников (Апок.1:12, 13) и держит звезды Церкви в деснице Своей (Апок.1:16). Ставить в видимом средоточии Церкви человека, таинством епископской хиротонии не уполномоченного к тому божественною Главою Церкви, – что это значит, как не заменять божественный дух и жизнь – греховным человеческим элементом, не могущим ничего другого ни сообщить, ни распространить вокруг себя, кроме гниения ума и омертвения сердца?Государь! Всмотритесь, против кого направлена введенная Протасовым администрация Церкви! Ни Вы, ни Ваш Родитель, без сомнения, никогда не желали и не желаете такого страшного извращения Царства Божия в Вашем государстве. Но оно совершается пред очами Вашими и нашими!Государь! И Вы, и мы принадлежим к этому царству; и Вы и мы должны слушать Господа нашего Иисуса Христа, Царя и Правителя сего царства. Господь завещал сие царство Апостолам и преемникам их (Лк.22:29). Зная это, никто, кроме одних отступников, никогда не дерзал возлагать своих рук на достояние Божие. Россия так же всегда твердо держалась порядка, утвержденного Иисусом Христом и существовавшего в Церкви с апостольских времен. Митрополиты и епископы пасли в ней Церковь. В конце ХII-го столетия митрополит наименован был патриархом: имя переменилось, но божественная благодать в управлении Церковию оставалась так же не разлучною с ним, как и прежде; ибо это было епископское лицо, посредством таинства хиротонии сделавшееся органом Духа Святого в действовании на Церковь. При Петре I вместо одного епископа, называвшегося патриархом, орудиями божественного управления Церковию соделалось несколько епископов под названием Синода; число лиц изменилось, но лица остались те же, власть над Церковию по-прежнему восходила через епископов к Сыну Божию, единственной Главе Церкви. Сам Император Петр не дерзал вмешиваться в дела церковные. Вот, что говорит он в грамоте к Константинопольскому патриарху: «яко благопослушный превожделѣнныя Матере нашея православно-каѳолическия Церкве сынъ, содержащъ всегда почтенiе къ вашему всесвятѣйшеству, яко первому оныя православно-каѳолическия Церкве архипастырю, по духу Отцу нашему, судили потребно есть, уведомить... заблагоразсудили уставить со властiю равнопатрiаршескою духовный Сѵнодъ, то-есть, высшее духовное соборное правительство, для управления Всероссiйскiя государства нашего Церкви, из достойных духовныхъ особъ, какъ архiереевъ, такъ и киновiарховъ (то есть архимандритов) число довольное»2.Итак, Петр I-й представлял на утверждение вселенского и прочих восточных патриархов проект о Синоде, состоящем из архиереев и архимандритов. Об обер-прокуроре и чиновниках, особенно с такою властию, какая восхищена сими чиновниками при Протасове, нет ни слова в его грамоте.Святейший вселенский и прочие восточные патриархи в ответственных грамотах написали Петру I-му вот что: «мѣрность наша, благодатiю и властiю Всесвятаго, Животворящаго Духа, узаконяемъ, утверждаемъ и провозглашаемъ... въ Россiйскомъ святомъ великомъ царствѣ учрежденный Сѵнодъ. Есть и нарицается онъ нашимъ во Христѣ братомъ, святымъ и священнымъ Сѵнодом... и имѣетъ власть творити и совершати, елика четыре апостольскiи, святѣйшiи патрiаршiи престоли. Воспоминаемъ, завѣщаваемъ и уставляемъ ему, да хранитъ и содержитъ непоколеблемы обычаи и правила священныхъ, вселенскихъ святыхъ седми Соборовъ и прочая, елика содержитъ восточная Святая Церковь. И да пребываетъ во вся вѣки непоколебимъ»3.Ясно, что Петр I-й сам своим лицом не вторгался, в виду Вселенской Церкви, в управление Российскою Церковию, ни кого-либо из мирян не уполномочивал на такое вторжение, Возымев намерение учредить вместо одного патриарха собрание нескольких архиереев для заведывания общими делами отечественной Церкви, он не мог признать сего учреждения законным, не испросив утверждения вселенского и прочих восточных патриархов. И святейшие патриархи утвердили не что-либо иное, как именно Синод, состоящий из архиереев и архимандритов, завещав ему твердо держаться правил, издревле содержимых святою Церковию, и требуя, чтоб Синод, в том виде, в каком утвержден ими, оставался непоколебим.Что же мы видим в нынешнем Российском Синоде? Мы не видим в нем ни того состава, ни той власти, которые должны принадлежать ему по желанию Петра I, и которые утверждены вселенскими и прочими восточными патриархами. В Синоде мы видим существенную перемену, дающую ему совсем иной характер, нежели какой имел в виду Петр Великий и какой был утвержден святейшими патриархами святой, апостольской православно-кафолической Церкви. Эта перемена, вкравшаяся в Синод не путем канонических оснований, есть преступление, – преступление тем важнейшее, чем важнее предмет, которого оно касается; чем возвышеннее власть, которой деятельность им нарушается. Эта власть есть власть не человеческая, а божественная, этот предмет есть собрание архиереев, через которых сам Бог действует в управлении Церковию, основанною им на земле.Государь! Не против людей мы возвышаем свой голос. Нам равно любезны все люди, к какому бы классу они ни принадлежали. Мы восстаем против начала мирского, вытесняющего собою начало божественное в отечественной Церкви. В первые времена Христианства невидимый враг божественной истины и жизни действовал на Церковь отвне, посредством гонений. Когда земные власти покорились сей истине; то он в пределах самой Церкви возбуждал лживые учения и силился потрясти и низвергнуть божественную истину. Ныне он втеснил мирское начало в самое средоточие высшей администрации Российской Церкви, чтоб растлить истину Божию в Отечестве нашем и отравить жизнь духа в верующих.Обер-прокурор, и без этой власти составлял всегда оппозицию против высшей власти Церкви. Эта оппозиция уже сама по себе была всегда вредна для Церкви; ибо человек, не облеченный саном духовным, не приготовленный воспитанием к полезному для Церкви служению, не знающий духа и канонических оснований Церкви, очевидно, не может иметь правильных понятий об обязанностях, лежащих на пастырях, и о своих отношениях к ним; увлекаясь же эгоизмом, он легко мог направлять свою деятельность к ослаблению иерархии и к подавлению всего духовенства4. Но в нынешнем положении Синода, дающем обер-прокурору высшую власть над ним и над Церковию, эта оппозиция не только вредит иерархии и Церкви но и поглощает собою иерархию; она положительно убивает дух Церкви и делает из нее не более, как обыкновенное гражданское учреждение, имеющее одни внешние формы бытия, но не оживленное божественным началом; обращает ее в издыхающий труп, мало-помалу теряющий дыхание и жизненную деятельность, и близкий к одному только судорожному трепетанию.Государь! Подобное состояние святой Церкви не может более продолжаться. Если православные миряне внимательно всмотрятся в нынешнюю администрацию Церкви, то отпадение от нее будет происходить не десятками, а тысячами и миллионами лиц. Раскол естественно должен увеличиться. Епископы, будучи законными блюстителями божественных сокровищ, дарованных человечеству, подавляемые игом чуждой власти в отправлении своей деятельности, пока хотя безмолвствуют, но не могут не сознавать незаконности этой власти. На время они могут прикрыть свои чувствования, но не могут истребить в себе мыслей о том, чьи они служители, какой лежит на них долг в отношении к самой Церкви, искупленной кровию Господа и вверенной попечению их. В живом сознании этого долга они никогда не могут быть искренно преданы нынешней высшей администрации отечественной Церкви, как бы ни были, по-видимому, расположены к ней, ибо в этой администрации нет более. характера православно-кафолического управления.Государь! Протасов сделался помещиком над архиереями, все архиереи стали с того времени крепостными рабами обер-прокурора и его свиты. Окажите справедливость святой Церкви, справедливость, в которой Вы не отказываете последнему подданному! И мы – Ваши подданные! Мы не были ни преступниками, ни изменниками царской власти. Государь! Чем более будет укореняться это постыдное иго, тяготеющее над духовенством, тем глубже будет входить расстройство в жизнь народа. Пощадите Своих подданных! Устраните Своею отеческою благостию печальные последствия существующего зла!5.К записке был приложен нижеследующий проект всеподданнейшего ходатайства, под которым предполагалось собрать подписи.Ваше Императорское Величество,Всемилостивейший Государь!Вступление Вашего Императорского Величества на прародительский престол пробудило силы государственной жизни. Все отрасли ее пришли в движение, и по пути, указанному любовию Вашею, стали быстро стремиться к плодотворному преспеянию.По той мере, как стезя государственного развития, озаряемая светом истины, становилась светлее и светлее, недостатки, крывшиеся в великом теле общества, стали обнаруживаться и возбуждать во всех благородных душах глубокое желание исправить их, уврачевать болезни общества, разлить по всему организму его жизнь, чуждую страданий, исполненную ощущением сладости бытия, сколько доступно это на земле.При таком всеобщем движении к совершенству не могли остаться незамеченными и некоторые недостатки, существующие в духовенстве русском. Стали появляться в журналах статьи, в которых указывалось на них как бы мимоходом, или в виде намеков. А за границею явилась целая книжка о русском духовенстве, в которой, как в мрачной картине, выставлены всякого рода недостатки духовенства. Враги святой веры, составляющей драгоценное наследие России, не замедлили воспользоваться этим разоблачением пороков сословия для своих старинных целей. От недостатков духовенства они делали заключение к недостаткам святой Церкви и приглашали легкомысленных разорвать праотеческий союз с нею. Печальные, хотя немногие, опыты отпадения некоторых заблудших показывают, что древний змий нашел в России не одну Еву.Но как заключение от недостатков сословия, обстоятельствами поставленного в неправильное положение, к недостаткам самой Церкви, созданной Господом, неосновательно, так большею частию поверхностны, преувеличены, несправедливы возгласы, направлены против духовного сословия. То, что составляет порок некоторых, представляется в этих возгласах принадлежностию всех. То, что привилось к нему силою обстоятельств или положения, в какие оно поставлено, изображается, как свободное уклонение самого сословия от пути, по которому оно должно шествовать.С другой стороны, нельзя вполне и отвергать этих порицаний. В некоторых из них выражается печальная истина. Недостатки в духовенстве есть, и, иногда не малые. Как болезненное состояние какого бы то ни было члена общества не может не отзываться болезненным ощущением во всем великом теле государства, тем паче болезненное состояние духовенства, занимающего по своему назначению весьма важное место в организме общественном, то не только неблагоразумно и недобросовестно скрывать такое состояние, но, напротив, долг всякого благородного члена общества войти с полным вниманием в это положение и изыскать способы к уврачеванию его, чтобы все тело государства, исцеленное от вековых недугов, стройно развивало в себе жизненные силы и восходило к указанному ему Богом совершенству.Зная причины всех беспорядков, существующих в иерархии и духовенстве, а с другой стороны любя св. Церковь, любя Отечество, любя Вас, Государь, – мы допустили бы тяжкий грех пред Богом, пред людьми и пред св. Церковию, если бы остались безмолвными зрителями бедственного положения Церкви и не возвысили пред Вами, всемилостивейший Государь, своего голоса, когда по благосердию Вашему, Вы сделали доступными к себе вопли всяких нужд и страданий.Выслушайте, Государь, голос людей, со всею искренностию сердца преданных Вам, голос истины, истекающий из глубокого сознания величия того, о чем они говорят. Дело касается св. Церкви, а следовательно, и вечного спасения каждого из Ваших подданных и Вас самих, Государь!Вашего Императорского Величества верноподданные....Особое прибавление к № 15 „Русского Дела“ 1906 г.Редактор-издатель Сергей Шарапов.