Добавлен труд монах Василий (Григорович-Барский) Странствия Василья Григоровича-Барского по Святым местам Востока с 1723 по 1747 г. (Части I-IV)

Read post on feeds.feedburner.com

монах Василий (Григорович-Барский)Источник epub pdf Оригинал: 40МбЧасть I • Часть II • Часть III • Часть IVСодержаниеПредисловие1723 год. Киев, Почаев, Броди1724 год. Львов, Самбор, Воля, Грушев, Каменцы, Ганиска, Гесть, Тард, Денгеш, Гатвань, Будимь, Кохарно, Веден, Марияцел, Навмарг, Филох, Понтава, Валюежонь, Кордоват, Портогуаро, Венеция, Доля, Католека, Аримиене, Сенегалея, Анкона, Лорет, Калария, Санкт Михаел, Барлета, Тарань, Бар, Барлета, Троя, Путь к Неаполю, Неаполь, Гариляно, Рим, Флоренция, РувигоОписание града АнкониОписание Бара града и яже в нем видехОписание великаго града НеаполяПанство РимскоеО пресловутом граде Риме и о пришествии моем к немуО госпиталю первоначальном РимскомО препрославленом граде Риме, о обычаях жe и о вещех, обретающихся в немО церкве Святаго Апостола ПетраО церкве Святаго Апостола ПавлаО инной церкве Святаго Апостола ПавлаО церкве Святаго СевастиянияО церкве Святаго Иоанна ЛятеранаО церкве Санта Мария maioreО церкве святаго ЛаврентияО дворе и полатах Папи РимскагоО пресловутом граде Флоренции1724–1725 года. ВенецияОписание Венеции градаОписание церкви Греческой, яже есть в ВенецииОписание вещей, яже аз видех в Венеции1725 год. Рувинео, море, Ленсина, Корфус, Кефалонея, Закинф, Хио, Солунь, путь на Афон, Афонская гора, Изограф, Хиландар, Симен, Ватопет, Ставроникита, Котлумуш, Ивер, Каракал, Лавра, Дионисат, Симопететра, святаго Пантелимона, Ксеноф, ДохиариуУтешениеРеестр островов морскихОписание града СолуняКраткое описание горы АфтонскияОписание монастырем, от странны восточной стоящих, кроме сего, иже стоят на западной1725–1726 года. Афонская гора1726 год. Афонская гора, Солунь, Родус, Кипр, Иопея, Ремль, Еммаус, Иерусалим, Мертвое море, Вифлием, Дом ЕфрафовОписание града СодуняО путшествии к ИерусалимуО приходе к острову РодусО пришествии моем к КипрyО пришествии моем к ИопииО ИопеиО граде Ремлы, или РамеО пришествии моем к святому препрославленному и Богом соблюдаемому граду ИерусалимуО монастире Святаго Архангела МихаилаМесяц НоеврийМесяц ДекемврийГод 1727. Путь к Иордану, Иордан, Монастырь Св. Герасима, Монастырь Св. Крестителя Иоанна, Иерусалим, Горняя, Иопия, Лефкосия, Аликес, Монастырь Кикос, Монастырь Св, Маманта, Монастырь Св. Креста, Апокерия, Рахит, ЕгипетНовое лето, месяц Януарий.О чудотворном огне, являемом на Гробе Христовом и о еже како его восприймуют християне и в кое времяО церемонии огня ИерусалимскагоО исхождении огняО пришествии моем вторицею к Кипру островуО пришествии моем к великому и везде прослутому граду ЕгиптуО великом и пресловутом граде ЕгиптеПредисловиеНа границах времен, разделяющих конец древней и начало новой Истории России, а именно в 1701 году, в богоспасаемом граде Киеве, под сенью «небесеподобной», Печерской Лавры, в Печерской слободе, у небогатого торговца родился будущий наш странствователь по Святым местам Востока Василий Григорьевич Барский.Предки его были жителями города Бара, ныне заштатного города Подольской губернии, Могилёвского уезда, принадлежавшего в то время Польскому Королевству1. Во время казацких войн, в 1648 году, Бар был взят, а в 1651 году обращён в пепел. Это событие понудило деда Василия Григорьевича, Ивана Григоровича покинуть город отцов и со всем своим семейством переселиться в Малороссию. Один из сыновей Ивана Григоровича, Григорий, отец нашего странствователя, по смерти отца женился в Малороссийском местечке Летке ныне Черниговской губернии, Остерского уезда, на девице Марии и вскоре после того переехав в Киев, поселился там в Печерской слободе. Еще в детском возрасте их сыну Василию довелось быть свидетелем страшного проявления гнева Божия. В 1710 году, в Киеве явилась чума. Вместе с другими этот бич Божий принудил и Григория Ивановича Барского оставить Киев и со всем своим семейством выселиться «в поле». Когда же опасность миновала, он снова возвратился в Киев и поселился на Подоле близ соборного храма Успения Пресвятые Богородицы.О жизни сына его Василия мы имеем единственные сведения, которые находим на страницах его «Странствования по Святым местам Востока». Отец Василия, Григорий Иванович, по свидетельству сына, был «книжен точию в Российском писании и в церковном пении». Занятый торговлею и к тому же имея предубеждение против учёных, примечая в них «излишнее пренье, гордость, тщеславие, славолюбие, зависть и прочая», очень естественно старался отклонить своего сына от учёного поприща и приучить к торговым занятиям. А между тем Василий, еще с детских лет, по свидетельству его брата Ивана, был «любопытен» ко всяким наукам и художествам и «имел охоту видеть чужия страны». Таким образом, юный Василий невольно должен был стать в противоречие с желаниями отца, что сделало жизнь его в родительском доме не особенно радостною. По счастью, в своём стремлении к учению, Василий нашёл поддержку в своей матери, которая сумела убедить своего мужа не препятствовать благому желанию их сына. Василий поступил в Киевскую Академию, и как следует предполагать, во время ректорства в оной знаменитого Феофана Прокоповича (1709–1716). Судьба не дозволила однакож Барскому окончить курс в Академии. Когда он достиг уже до «начал философских», то у него открылась на левой ноге язва, лишившая его возможности ходить. Он принуждён был оставить Академию и приняться за лечение. Пользовавшие его киевские врачи не принесли ему пользы. В то время, когда больной потерял уже всякую надежду «исцелитися», до него доходит слух, что один из его товарищей, некто Иустин Линицкий, брат бывшего архиепископа Суздальского Варлаама2 задумал ехать «в Польшу до града Львова, ради совершения больших наук». Это известие оживило Барского и имело на него решающее значение. «Виждь», восклицает он, «нечаянное Божие о мне смотрение». И он «тому поревновах», решился вместе с Иустином ехать во Львов. Пользуясь отсутствием отца, он оставляет родительский дом, и мать «с многим рыданием и слезами» благословляет своего сына на далёкий путь.Двадцатидвухлетний Василий вместе с товарищем Иустином выехали из Киева 20 июля 1723 г. Едва они покинули город, как возвратился домой отец Барского и тотчас послал слугу за сыном в погоню. На все увещания слуги вернуться домой, Василий остался непреклонен и послав отцу «должный сыновний поклон», продолжал свое путешествие. Из Почаева, от 13-го августа, он отправил к отцу письмо, в котором, между прочим, читаем: «Простите и благословите, а не кляните мя грешнаго, дабы ми, за благословением Божиим и вашим отеческим, всякие замысли и поступки благополучнии были». О дальнейших своих намерениях Барский пишет в этом письме нерешительно: «Извещаю, же иду до Львова, а певне не извещаю где буду; Бог весть, може еще и далей пойду?» Очевидно, что на первых порах Барский не имел каких-либо определённых целей, а одно только неопределённое желание видеть свет и «иных людей обычаи». Во Львове искусный врач вылечил ногу Барского, и он стал хлопотать о поступлении во Львовскую иезуитскую академию. «Да искусим», пишет Барский, «их предания учений». Но православных, и особенно Киевских, в эту академию не допускали; а потому для достижения своей цели Василий вместе с Иустином решились прибегнуть к хитрости, в то время весьма обычной. Они объявили себя братьями Барскими, уроженцами Польского города Бара. Таким путём они проникли в академию и поступили в класс риторики. Обман однако же вскоре открылся, и они были изгнаны из академии «яко волци от лесов Киевских». Барский не упал духом и утешал себя благочестивым размышлением, что Богу неугодно было оставить их воспитанных в православной вере, среди латинов и он стал убеждать своего спутника Иустина: «да идём к иним градом и видим иних людей обычаи». К исполнению этого намерения Барского способствовало и следующее обстоятельство. Во Львове они сошлись с русским священником, Стефаном Протанским. Он потерял жену и «ради разгнания своей печали», решился отправиться в Рим. Узнав об этом, Барский и Иустин предложили Протанскому идти туда вместе и Протанский с радостью принял их предложение. «Мне же», пишет по этому поводу Барский «не бысть толь желание до Рима, елико до Святителя Христова Николая в Бар град». Денег для этого путешествия Барский имел хотя и «зело мало», но он возложил все своё упование на Бога и «на милость христианскую». Предпринимая дальнее путешествие, Барский запасается не только патентом от архиепископа Львовского, долженствующим открыть ему двери католиков, но даже и от львовского еврейского кагала. Наши путешественники, в одеянии римских пилигримов, вышли 23 апреля 1724 года, из Львова. Перебравшись через северо-восточный угол Карпатских гор, достигли города Кашау, где, не имея чем жить, ходили по городу и просили милостыню. Это так неприятно поразило священника Протанскаго, что он решился расстаться со своими товарищами. Для самого же Барского это «художество» не могло быть новым. Он в Киеве довольно насмотрелся, как тамошние ученики целыми десятками расходились по разным городам и сёлам Киевской и Черниговской губерний для собирания подаяний. Кроме того, многие бедные ученики каждый день в обеденное время ходили по Киевским улицам и пред каждым домом пели разные священные стихи, испрашивая у жителей христианской милостыни. Из Кашау Барский через Эрлау пришёл в Пешт, где нашёл помощь у православных Сербов, и думал чрез Сербию и Далмацию отправиться в Венецию; но «благоразсуднии людие» им посоветовали идти туда на Вену, «да и столицу цесарскую узрим и крепкими себе вооружим патентами». Так они и сделали. Расставаясь с Венгрией, Барский с благодарностью отзывается о страннолюбии её жителей. Иное встретил он, когда вступил в Немецкую землю, где он не нашёл «никаковаго страннолюбия, ни мылости от немецкого народа, естественно сущаго немилосерднаго». Но к чести немцев Барский сообщает, что земля их «мырна есть от разбийников». 1-го июня 1724 года, путешественники увидели перед собою «славный град» Вену. Всевозможные затруднения пришлось им преодолеть, чтобы проникнуть в самый город, который показался Барскому «аки прекрасный рай». Здесь нашим бедным странникам удалось достать себе патенты от папского нунция и от Венецианского посла. Получение этих патентов было крайне для них необходимо; ибо Барский от кого-то слышал, что неимеющих «Веденскаго (Венского) патента берут на галелы, си есть на вечную в узах работу». Через Штирию и Каринтию путешественники добрались до Венеции. Когда Барский увидал в первый раз море, то помянул Пророка, вопиюща: «Нисходящии на море в кораблех и творящии делания в водах многих, тии видеша дела Господня и чудеса его в глубине». По прибытии в Венецию, Барский на другой же день отправился в Православную церковь Св. Георгия. Так как Барский в то время еще не знал греческого языка, то очутился в затруднительном положении, из которого его выручали дети Греков, обучавшиеся в церковной школе латинскому языку. Они завязали разговор с ним на этом языке. Подошли и учителя и стали беседовать о вере. Донесли протопопу, что пришедшие странники «суть православны и благочестивыи християне»; да к тому же родом «от Российских стран». По поводу последнего показания, Барский замечает: «зело бо тамо таковых людей любят». В Венеции, в этот раз, Барский прибыл всего только два дня. Чрез Падую, Феррару, Болонью, Пезаро, Фано и Анкону, следуя берегом Адриатического моря, он пришёл в Лорето. Из Лорето путешественникам предстояло два пути: кратчайшей – в Рим, дальнейший – в Бари. Барский настоял идти в Бари прямо из Лорето. «Аще», пишет он, «пойдём первее к Риму, доволни будем видением величества; красоти и слави его и обленимся пойти поклонитися мощем угодника Божия Святителя Христова Николая». Невыразимые страдания пришлось испытать нашим путешественникам, когда они шли в самое жаркое время года, по сухой, неплодной, безводной Калабрии. К довершению беды близ Барлеты, Барский потерял свои патенты, а пилигрим без патентов, по замечанию Барского, тоже что «человек без рук, воин без оружия, птица без крил, древо без листвия». Наконец, после девятидневных страданий, Барский достигает давнишней своей цели, пресловутого града Бара, и он удрученный потерею патентов и болезнью ноги, «присно же прихождах к гробу Святителя Христова Николая, моля его с слезами, да ми поможет в обех тех». Молитва его была услышана. Нога его исцелилась и патенты его нашлись; но вслед за тем Барского постигает новая беда. Жестокая лихорадка удерживает его в Барлете; а сопутник его Иустин, не желая дожидаться выздоровления своего товарища, уходит в Рим, оставляя Барского одного «скорбна и болезненна». С тех пор товарищи уже не сходились, и судьба Иустина Линицкого остается нам неизвестною. В это трудное время, как и всегда, Барский не упал духом, и он «помянух Бога и возвеселихся». Один одинёхонек, в чужой земле, зная только книжный латинский язык, которого не разумел простой народ в Италии, без денег, в лютой лихорадке, томимый жаждою, шёл он по пути к Риму и наконец, накануне Успения, дотащился до Неаполя, где в гостинице Св. Троицы Барский нашёл себе приют и успокоение. Пробыв несколько дней в Неаполе, Барский отправился в Рим сухим путём и 29 августа 1724 года, взорам его открылся вечный город. «И видех», пишет он, «Рим отвне зело много красен; много бо услаждают зеницы людские оние церкви древним строением с многими главами, цению и медию покровенни и позлащенние на себе крести имущими». По целым дням Барский бродил по Риму: заходил в церкви, осматривал княжеские и кардинальские дворы и палаты, любовался красотою града, наблюдал нравы и обычаи народа. Между прочим, ему удалось воспользоваться даже гостеприимством самого Папы. В Риме Барский прожил около 3-х недель и оставил вечный город, сознавая, что о великом и пресловутом от запада до востока граде Риме «многия повести требе, по достоянию слави и лепоте его». Путь свой Барский направил опять в Венецию, идя туда чрез Флоренцию, Болонью и Феррару, с надеждою вернуться оттуда прежним путём «в страну Полскую». В Венеции Барский приютился в богадельне знакомой ему уже греческой церкви и не рассчитывал долго пробыть в Венеции мечтая возвратиться на родину чрез Далмацию, Боснию, Сербию и Болгарию. Вследствие сего он почти ежедневно ходил на пристань разведывать: нет ли корабля, отправлявшегося в Зару. «Не видения ради», хотел он посетить этот город, «понеже многа видех красна и чудесна; но посещения ради мощей угодника Божия святого Симеона Богоприимца». Проходила неделя за неделею, а он не находил добродетельного капитана, который довёз бы его до Зары «Христа ради». Вызванные его прошением «упреки, что пилигрим, путешествуя по свету и обходя страны и земли «многия собирает баца си есть денги», заставляют Барского излить свою скорбь в одной из красноречивейших страниц своих записок: «Всяк бо путник», пишет он, «аще истинен путник есть, аще путешествует Христа ради, не собрания ради имения ходяй, прося в мире, но видения ради мирских красот и разнствования земель, народов и обикновений, но аще путешествует или по обещанию, или по желанию, или спасения ради своего, посещая места святие, на них же шествоваху, или биша, или стоясте нозе Господа нашего Иисуса Христа или поклонения ради мощем святих угодников Божиих, – таковий должен есть ангельское имети житие, часте исповедая грехи своя. Сего ради», продолжает он, «путник аще и нагло помрет, мню, яко не точию не лишится царствия Божия, но еще мученический восприимет венец, понеже болезни и страдания, зной, вар, дожди и снези лютие претерпевая, подвизаяйся даже до смерти самоволно, Христа ради». В безвыходных хлопотах об отъезде из Венеции, прошёл для Барского месяц октябрь. Наступили холода, ветры, и он решился зимовать в Венеции. Протопоп о. Василий благословил Барского остаться при Греческой церкви. Между тем ему «омерзе дозела» праздное препровождение времени и он решился посвятить свободное время изучению греческого языка. К тому же греки, как единоверцы, очень полюбили Барского и охотно допустили его до занятий в церковной школе. Только товарищи Барского по богадельне отнеслись с насмешкой к этим занятиям его и со смехом называли его «премудрим Соломоном». Барский с сожалением говорит, что ему мало времени удавалось посвящать занятиям, так как он принуждён был часто ходить по городу и просить милостыню. Не редко Барский заходил и на площадь Св. Марка, где ему пришлось однажды присутствовать при зрелище, которое его, как малороссиянина, возмутило до глубины души. Травили вола собаками. И может быть, смотря на это, вспомнилась ему его далекая родина, где вол есть неизменный спутник и кормилец человека. И может быть зазвучали в душе его родные песни, величающие столь любезное малороссиянам чумакованье. Песни, отражающие в своей унылой однообразной мелодии безбрежную степь, с безоблачным небом, палящим солнцем и в этой величавой обстановке, мерное, «с важностью спокойной» движение волов, сопровождаемое загорелыми чумаками. Когда же на чужой стороне представилось ему это зрелище травли и веселье зрителей, то из его души вылились следующие прочувствованные строки: «аз едва не плаках, видящи таковое мучение незлобиваго звери, от неблагословенной бестии терпимое люте. Помянух бо аз грешный тогда, глаголющи в уме своем, яко зверь оний великия честя достоин, понеже ни един от инних в вертепе рождшемуся Христу Господу не сподобися служити, токмо он и подобний друг его незлобивый осел». Между тем наступил 1725 год, а с ним и итальянская весна. Пахнуло «от теплоти дихания морскаго». Вместе с весною у Барского обновилась непреодолимая жажда к путешествию. Однажды случилось ему разговориться об этом предмете с одним учеником греческого училища, который заметил Барскому, что не мешало бы ему побывать в «волной Греции». Там, сообщал он, «Святых Божиих мощи», а люди «милосердны на путников». Эти слова запали в душу Барского и потянули его на Святой Восток. Одно только несколько печалило Барского: не было у него спутника, с которым он мог бы делить труды и трудности страннической жизни. Случайно на площади Св. Марка столкнулся Барский с таким спутником. Это был бывший архимандрит Тихвинского монастыря Рувим Гурский, некогда любимец митрополитов Стефана Яворского и Иова Новгородского, доверенное лицо царицы Прасковьи Фёдоровны и царевича Алексея Петровича, но принужденный бежать из отечества и искать себе такого места, «идеже бы мя токмо Един знаяше Бог и аз Его». С этой минуты и до самой кончины Рувима Барский уже с ним не разлучался. С таким спутником Барскому впервые пришла мысль «пойти в Иерусалим поклонитеся Гробу Христову». Они стали деятельно приготовляться к отъезду. Нашелся благодетель, в лице некоего сербского капитана Вукола, который взялся быть ходатаем за наших странников пред одним великим венецианским боярином, обладателем многих кораблей и просить его «да укораблить» их до Корфу. Наконец все устроилось и в марте 1725 г. Рувим и Барский оставили Венецию и поплыли к острову Корфу.Вообще тяжело было им это путешествие. Взятые на корабль Христа ради, они принуждены были целые дни проводить, что называется впроголодь. Хозяин корабля латинянин, так их любил, «яко волк агнца», видеть же ему их было так приятно «яко соль в очесех и веру ми ими, благий читателю», продолжает Барский, что Латыни гораздо более любят жида и турка, чем нас православных. В наши дни, когда так часто приходится слышать: «Православие падает. Надо поддержать Православие», как бы в опровержение этих богохульных жалоб и дерзостных намерений, не мешает выслушать следующие вдохновенные строки, которые вылились из глубины верующей души Барского: «Но не удивляйся сему правоверный читателю, изначала бо миря никогда в мире не бисть Церковь Христова, но всегда гонима, иногда от идолопоклонник, иногда же от неверных, иногда же от еретиков и иних врагов, иногда и от своих величавих и высокомудрствующих латинов, но никогда же, ни от кого же преодоленна бивает, ниже будет. Стоит бо недвижима, аки гора, красится красотою аки невеста, сияет в сем мире, аки слонце, светя на благия и злыя, пребивает тверда, аки адамант, процветает яко крин посреде терния, горит всегда непрестанным пламенем любве, яже к Богу, его же никаковим видом всякие еретичествующих ветри угасити не могут, никогда смущается, всегда веселится, победну воспевающе песнь».Подплывая к Корфу, Барский, любуясь представившеюся его взорам картиною прекрасных гор, долин, деревень, садов масличных, благодарил Бога за то, что Он «веру нашу православную на благой, мягкой и плодовитой насаждает земле». Здесь Рувим и Барский приютились при церкви Св. чудотворца Спиридона. Вскоре они завели знакомство с Корфиотами. Многие из них стали приглашать Рувима совершать литургию и святить воду. При этом нельзя не заметить, что архимандрит Рувим не знал ни одного иностранного языка, а в том числе и греческого, и следовательно служил литургию для корфиотов на славянском языке. В начале мая, «именем Христовым», поплыли они в Хиос и достигнув местечка Миконо, лежащего на одном маленьком острове вступили в турецкие владения. Слышав, что Россия не мирна с Турцией, они побоялись выходить на берег, дабы, не сделаться невольниками. Но опасения их были напрасны и турок их «ни о чесом же вопроси». Таже боязнь овладела ими, когда они пристали к острову Хиосу, но также напрасно. Чрез греческого толмача, турецкий чиновник, задал им обыкновенные вопросы: «Откуду есми, и почто прийдохом тамо и камо грядемо?» На эти вопросы отвечал Барский и за себя и за своего старца. Потом турок потребовал их патенты; и посмотрев на них, как выражается Барский «своима очима скверними семо и овамо» сказал им: Идите куда хотите. Барский вознёс благодарственную молитву к Богу за то, что Он «умягчи сердце нечестиваго», который не только не взял с них дани, но даже не сказал им и дурного слова. Узнав, что на острове Хиосе пребывает Иерусалимский патриарх Хрисанф3 приехавший сюда просить милостыни на искупление Гроба Христова, они не мало сему удивились, что «сам труждается, бывши толь великая персона» и явились к нему за благословением и советом. Когда они сообщили патриарху, о своём намерении отправиться в Иерусалим, то получили от него известие, что на такое путешествие требуется сумма превосходившая их средства. Тогда они изменили план своего путешествия и решились вместо Иерусалима идти на Афон. Барский думал только поклониться Святыням, а потом возвратиться в отечество, а Рувим на всегда там остаться. Но Всевышний судил иначе. Архимандрит Рувим Гурский, уже перетруждённый старец, внезапно заболел и скончался в Хиосе. «И погребоша его честно, с великим надгробным пением», под спудом церкви во имя Св. Виктора. «И аз» пишет Барский, «присутствовах, провождая его честнии мощи к гробу, плача и рыдая». Над одиночеством Барского и его безденежьем сжалились греческие купцы и в особенности один из них по имени Иоанн Маврокордато, который с ног до головы одел Барского и дал ему возможность доехать до Солуня, куда он и приплыл, испытав сильную бурю, 23 сентября 1725 года. Здесь он провёл только день и имел утешение встретиться со своими соотечественниками, а также и с Болгарами. Они его угостили и проводили в дорогу.На Афон Барский отправился пешком и претерпел много путевых невзгод, обходя все монастыри. Постоянным местопребыванием его был монастырь Св. Пантелеймона. Из русских в этом монастыре быль только один человек, а то или греки, или болгары. По замечанию Барского «Наша Русь не токмо тамо, ни в коем ином Святия Гори монастире не может долго пребывати, разве кто подражает Иовлеву терпению»; а прочие бегут оттуда «яка дивие серны от тенета». Это явление Барский объясняет материальною обеспеченностью наших монастырей, которые в то время владели деревнями. Эта обеспеченность давала нашим инокам возможность жить в монастырях как «святые в раю, во всяком доволстве и безмолвии» и думать исключительно о своём спасении. Между темь афонские монахи принуждены день и ночь трудиться, работать «с излиянием пота; днём копающе землю, нощию же о спасении своем». Самому же Барскому было не легко жить на Афоне. «Бог же весть», пишет он, «коликое гонение, укоризну и досади претерпех тамо чрез оное время, пребывающи в горе Афонской». Ему пришлось вынести целое гонение за свое путешествие в Рим и обед у Папы. Его даже не допускали до Причастия и только после архиерейского разрешения он был допущен к «Пренайсвятейшей Евхаристии». Получив сведения, что «повсюду мир и тишина слишится», Барский 1 февраля 1726 года, вышел из Святой Горы обратно в Солунь и здесь прожил до сентября того же года. Благоприятный случай доставил ему возможность поместиться безмездно на корабле, плывшем с поклонниками во Святую Землю. В конце сентября, Барский прибыл въ Яффу. По пути, он заезжал в Родос и Кипр. На первых порах, в Яффе, мы видим Барского стоящим за дверьми гостиницы, когда другие обедали п «созирах бывшее» и тут же, по окончании стола вместе с слугами питающимся остатками от общей трапезы.Из Яффы Барский вместе с другими бедняками шёл за караваном пешком. «Сии на верблюдах, аки на колесницех», пишет он, «мы же, в имя Господа Бога нашего грядохом пеши». Между Рамлэ и Иерусалимом Барский был ограблен и избит арабами. Изобразив в самом неприглядном свете этих арабов, преграждающих путь ко Святому Граду, Барский как бы испугался чтобы описанием своим не отвлечь других от путешествия ко Святому Гробу, и спешит оговориться: «Сия убо толь многореченная от Мене слышай, благоразсудний читателю, не усумневайся и не угашай любовию горящое сердце твое к местом святым. Всякому, богатому же и убогому, советую о Христе не ужасатися путешествовати к святому граду Иерусалиму, ниже лишатися поклонения живоноснаго Гроба Господня. Аще же кто хвощет мирен и безмятежен путь имети, да ослепит серебром всякое завистное око, что бо есть раздати таляр пли два Эфиопом, любве ради Божия и Мест Святых». В заключение Барский взывает к своим соотечественникам и ко всем христианам: «Богом избранний Российский роде и вси повсюду далече отстоящии християне потщитеся от всего сердца вашего простерти нозе ваша на шествие к Святим Местом и руки в подаяние милостини на откупление техьжде, студ бо нам есть и поношение от еретыков и неверных. Несите же имения ваша с собою, и положите я в неветшающем влагалищи, в гробе Христа Спасителя». В Иерусалиме Барский окончил 1726 и встретил новый 1727 год. В это время он обошёл окрестности Святого Града. Был на Иордане и на Мёртвом море, посетил Вифлеем и неоднократно бывал в Лавре Св. Саввы. В заключение своего описания Иерусалима, Барский пишет: «Славлю убо прочее и благодарю от всего сердца Творца моего и Бога, яко сподоби мя посетите, видети же и поклонитися местом оным». Из Иерусалима Барский имел желание отправиться на Синай и 17 апреля поплыл по направлению к Дамиетте. Но буря отнесла корабль к острову Кипру. В этом Барский усмотрел волю Божию и провёл 3 месяца, странствуя по городам и монастырям Кипрским. Отсюда он отправился в Каир, где патриарх Александрийский Косма4 сжалился над ним и приютил его на своём подворье. Барский решился жить здесь до тех пор, пока возможно будет пройти к Синаю, а чтобы не есть даром монастырского хлеба, сделался трапезарём и упражнялся в греческом языке, чтобы не терять даром время. Его очень полюбили каирские иноки и он иногда прогуливался с ними по Каиру, любуясь красотою и величеством города и наблюдая народные обычаи. Более восьми месяцев суждено было Барскому прожить в Каире. В день Богоявления 1728 г. он вместе с патриаршими иноками обходил дома и носил сосуд со святою водою и это дало ему возможность собрать на дорогу «несколько пенизей». Наконец, после, казалось, непреодолимых трудностей, Барский проник на Синай, где обозрел все святые места, и покинул Египет в Дамиетте.Барский вышел на берег в древнем Сидоне. На первых же порах, он был поражён до глубины души теми церковными нестроениями, которые он нашёл в Антиохийской патриархии. «Бог токмо да уврачует Церковь Христову Православную». В Дамаске Барский увидел магометан, католиков, униатов, армян, маронитов, евреев, а православных христиан оказалось самое наименьшее число, да и те, по наблюдению Барского, были не весьма тверды в вере. Самого патриарха Сильвестра5 в это время не было в Дамаске, он пребывал в Константинополе. Барский отправился в Антиохию, где встретился с «торговцами греческими, пришелцами от земли Болгарской, от града Филипополя», которые угостили нашего путешественника «трапезою и одром честно». Эта встреча произвела на Барского отрадное впечатление, «яко язиком их сбеседовах». Народ их, замечает Барский, есть «естественно страннолюбив». Печальную картину взорам Барского представил «сей иногда преславний и великий, именуемый Божий, град Антиохия». В 1728 году она казалась селом. В этой бывшей столице Антиохийского патриарха, Барский не нашёл ни одной церкви, а тамошние магометане ненавидели христиан и стремились выжить их из Антиохии. Но христиане там живущие, с утешением замечает Барский, «не точию не умаляются, но паче избиточествуют». Достигнув границ, отделяющих Антиохийский патриархат от Константинопольского, Барский располагал отплыть морем в Константинополь, «понеже» пишет он, «утрудихся и возненавидех по вся дни шествующи землею». Но жестокая лихорадка заставила Барского изменить план своего путешествия. Он уклонился от моря и направился в Алеппо. В маленьком городке Бейлан, он присоединился к купцам, идущим на верблюдах в Алеппо. Не найдя в этом городе приюта у митрополита, который оказался гордым, скупым и странноненавистным, Барский отправился на торжище и водворился в одном купеческом дворе. Болезнь замедлила выезд его из Алеппо. Между тем приближался праздник Рождества Христова и Барский был опечален тем, что не мог найти здесь православного священникам, который бы его исповедал и причастил. С этою целью он отправился в близлежащее местечко Эдлиб, в котором жили православные христиане; но и здесь он не мог найти греческого священника и принуждён был исповедываться у арабского. По этому поводу мы узнаём, что Барский знал уже по-арабски. Барский, встретив новый 1729 г. в монастыре Св. Георгия близ Триполи и получив некоторое облегчение от болезни, замыслил вторично посетить Иерусалим, уповая от Святых мест «совершенное получити здравие». Путь Барского во Святый Град шёл на этот раз из Триполи через Назарет и Самарию. Близ Иерусалима, Барский опять попал в руки разбойников, которые его не только избили, но и «от одежд обнажиша в вся». К довершению беды у него не оказалось денег, для уплаты магометанских даней. Находясь в таком безвыходном положении, Барский решился прикинуться юродивым Христа ради, «бесчинствуя и неподобная глаголяй и бех в поругание всему народу» и в таком виде дошёл, 23 марта 1729 г. «даже до Святаго Града». Проведя здесь Пасху и посетив еще раз окрестности до Вифлеема, Барский отправился в Яффу, а отсюда, 15 мая, в Птоломаиду. Зятем посетил вторично Назарет, прошёл всю Галилею до источников Иордана, всходил на Фавор и Кармил, посетил остатки Каны Галилейской, видел место благословения пяти хлебов и гору Блаженств. Из Птоломаиды Барский отплыл «ладиею по морю» в Триполи. Сердце путника уже жаждало возвратиться в Киев. Он видел всё, чего желал видеть. Царьград, где он еще не был, лежал на пути в Россию. Но, человек предполагает, а Бог располагает. Следующее обстоятельство заставило Барского остаться в Триполи. В этом городе существовало греческое православное училище, основанное тогдашним патриархом Сильвестром, с тою целью, чтобы умножить, по словам Барского, «разумних и словесных мужей и искусних философов», способных бороться с врагами Церкви Христовой. Дидаскалом этого училища был с острова Патмоса иеромонах Иаков. Барский не находит слов для похвалы этому достойному мужу. Равного ему, пишет Барский, «ни в Иерусалиме от Отец, ни в Горе Синайской, ни обретающеся в горе Афонской, обрести ми не случися». Иаков, заметив способности и любознательность Барского, уговорил его остаться в училище для изучения греческого языка. Это предложение совпало с заветными мыслями Барского и он остался в Триполи и прожил здесь при своём дидаскале в течение почти пяти лет «начертах на сердци моем», пишет Барский, «благий по Бозе жития его образ». В июле 1730 года, Барский должен быль на несколько времени прекратить свои занятия и отправиться в Египет, частью по поручению своего дидаскала, а частью по собственным делам, для поклонения святейшему патриарху Косме и для принятия благословения его к собиранию милостыни. Патриарх принял Барского «благим сердцем и лицем веселим», исполнил его просьбы и дал ему приют на своём патриаршем дворе. В конце 1730 года, Барский вернулся в Триполи и продолжал там свои занятия греческим языком. Летом 1731 года, Барский был послан своим дидаскалом остров Патмос к тамошнему богослову иеродиакону Макарию, для решения недоумений по поводу одного вопроса, возбуждённого в Антиохии спорами папистов и, униатов с православными. На острове Патмосе, при святой пещере, «в ней же святый Иоанн Богослов исписа божественное Евангелие и Откровение, якоже пишут древние книги Греческия кожаныя», процветало Греческое училище, под руководством иеродиакона Макария. Об этом святом старце Барский сообщает весьма любопытные сведения. «Без сомнения», пишет В. И. Ламанский, иеродиакон Макарий «займёт одно из видных мест в ряду людей, приготовивших возрождение Греков. Не знаю», пишет далее г. Ламанский, « сохранились ли у Греков подробные известия об этом славном труженике просвещения и народности, во всяком случае для них должны быть чрезвычайно дороги слова о нём нашего Барского, так как он коротко знал Макария». По поводу же поручения, данного Барскому к о. Макарию, г. Ламанский пишет: «Замечу кстати, что так послужили делу Греков не один Русский. Не мало Русских богомольцев перебывало на островах Греческих до Барского, и конечно большая их часть поступила также подобно Барскому. Кстати напомним, что в XVIII столетии, один Русский, именем Парфений Небоза, был митрополитом Лаодикийским». Во время пребывания своего на острове Патмосе, Барский каждый день ходил в училище «и ведех», пишет он, «онаго избраннаго мужа бистроумие и добродетель, и чудихся». О. Макарий, полюбя Барского, советовал ему оставить странническую жизнь и заняться изучением греческого языка «в ползу себе и отечеству. Аз же», простодушно сознается Барский, «тогда млад сущи, и аки млад мудрствующе же услаждахся лучше путшествием и историею разных мест, нежели поучением». Но, тем не менее совет Макария Барский навсегда сохранил в сердце своём. Невольно припоминается, что в нашем отечестве, еще в XIV столетии в Ростове Великом существовал при архиерейском доме иноческий затвор богословов. Здесь учились и подвизались иноки богословы, к числу коих принадлежали: просветитель Перми – Св. Стефан, биограф преподобного Сергея – Епифаний Премудрый, преподобный Григорий Пельшемский, Вологодский чудотворец. Здесь были учёные прения и братство иноков, службу церковную пело по-славянски и по-гречески. Но на прежнее возвратимся. Исполнив в Патмосе, возложенное поручение, Барский отправился обратно в Триполи, по пути заезжал в Самос, где между святыми памятниками христианства, он не забыл посетить горы, с которыми связано имя Пифагора. В Хиосе нашёл он своих старых знакомых «мужей благородных» и помянул скончавшегося здесь сопутника своего о. Рувима. На Самосе увидел Барский впервые патриарха Сильвестра и нашёл в патриархе «мужа возрастом и умом благонравна и добродетельна и милосердна». Возвратившись в Триполи Барский застал там чуму. В виду этого бедствия, школа была закрыта, а о. Иаков с учениками, к которым присоединился Барский, переселились в Дамаск. В это время из Дамаска в Москву отправлялся, по своим торговым делам, один богатый купец, по имени Спандоней «муж», по отзыву Барского «благороден и благоразумен». Пользуясь этою оказией, Барский написал к своим родителям письмо, в котором между прочим читаем; «Пребываю до времени в престоле Антиохийском в пресловутом и в великоименитом граде Дамаску, в дворе святейшаго патриарха господина кир Сильвестра, иже великую ко мне показует любовь, страннолюбие и учусь в его училище по Греческу». Вместе с тем он просил своих родителей принять Спандонея и «почтити честно, понеже мой есть зело любезный друг». В этом же письме Барский вспоминает о своём старом и его покинувшем спутнике: «Иустин Линицкий не вем где обретается, з которым я виихал вкупе до Полщи, и если есть в Киеве, поздравляйте его от Мене». Усиливающаяся с каждым днём Римская пропаганда принудила патриарха Сильвестра послать «словеснейшаго дидаскола» Иакова «в пределы Сирии в Килекеи и в весь Антиохийский престол, ради проповеди Божия Слова и утверждения православных». По отшествии о. Иакова, школа осталась без учителя и Барский решился удалиться на остров Патмос к иеродиакону Макарию, «к совершению учения греческаго». Но патриарх, полюбивший очень за это время Барского, желал его удержать при себе, и сам 1 января 1734 года постриг его в монашеский сан. Ни расположение патриарха, ни пострижете в монахи, не изменили однако же намерения Барского удалиться из Дамаска, но верный своему призванию пилигрима и любознательного путешественника, инок Василий не хотел оставить Сирии, не осмотря в ней всего, что можно было видеть. С этою целью, он снова отправился к верховьям Иордана и оттуда проник даже в Харан, отечество Фарры, отца Авраама. В Дамаск он вернулся с караваном богомольцев, ехавших из Мекки. О своих же спутниках, Меккских богомольцах, Барский пишет, что они отходят в Мекку «надменни, яростни, неприступни, горди, богати и здрави», а возвращаются оттуда: «кротки, смирении, убоги, мощни». Никто из этих богомольцев и не подозревал, что с ними едет христианин так как Барский будучи в «худом и странном одеяния», являл собою образ дервиша, то есть «убогаго турецкаго путника». И под сим образом, он, по приезде в Дамаск, вместе с богомольцами проник в неприступную тогда для христиан Дамасскую мечеть. Из мечети, не переодеваясь, Барский отправился прямо на патриарший двор: «И чудяхуся вси, полагающе на себе крестное знамение, недоумевающе в себе и глаголющи: Василий ли есмь»: Сам святейший патриарх не мало удивился «толь хитростному» его «притворению» и был очень рад его возвращению. Патриарх продолжал оказывать нашему Василию свою любовь и расположение и по-прежнему приглашал его к своей трапезе. Едва оправившись от постигшей его вновь болезни, Барский отправляется в Триполи, а оттуда в половине сентября 1734 г. вторично на остров Кипр, где тогдашний архиепископ Кипрский Филофей, живший в Левкосии, узнав, что Барский владеет латинским языком, убедил его остаться на зиму при себе, для преподавания этого языка в православном греческом училище. Барский преклонился «благоуветливим его словесем». Архиепископ поместил его на своём дворе и оказывал ему «почесть и любовь велию». Барский же дознал в нём «мужа мудра, благонравна, добродетельна и словесна и велие попечение имуща о поучении». Учительство Барского продолжалось с октября 1734 и до апреля 1735. Бедствия, постигшие Кипр, прервали занятия. На Святой было там страшное землетрясение. К этому бедствию вскоре присоединилось и другое – явилась чума. Тогда архиепископ «изыде от престола» и уединился в одном из далёких монастырей. А наш о. Василий «облекшися в худи ризи и изыдох от града Левкосии, и шествовах пешеходно между горами и пустинями, проходящии от монастиря в монастирь зрения ради и поклонения». Осмотревши подробно в течение полугода почти все Кипрские монастыри, Барский возвратился в Левкосию и поместился по прежнему на архиерейском дворе, с намерением вскоре отправиться на остров Патмос «пользования ради греческих учений»; но лихорадка и приближающееся время платы хараджа, который турки ежегодно, взимали со всех иноверцев, задержали Барского в Кипре. В это время прибыли на этот остров благодетель Барского, Блаженнейший Патриарх Антиохийский Сильвестр, а с ним вместе и возлюбленный Барского дидаскал иеромонах Иаков и он остался на о. Кипре еще почти год до августа 1736 года. Возникшая война между Россией и Турцией понудила его поспешить отъездом на остров Патмос. И после «многочисленнаго и прискорбнаго шествования морскаго», пред самым праздником Рождества Христова, Барский достиг, наконец, «совершения желания» своего благословенного острова Патмоса. На другой же день он отправился к «пресловутому философу и богослову» о. Макарию; но, к сердечному своему прискорбию, застал учителя лежащим на смертном одре. Барский имел только одно утешение: присутствовать при поучительной его кончине. Вскоре по кончине его, на острове Патмосе явилась чума. Тогда весь народ разбежался по горам и вертепам, монастырь Св. Иоанна Богослова и училище «затворишася», но Барский остался в запустелом городе и в виду грозного образа смерти с христианскою твердостью трудился над изучением греческаго языка, уповая этим знанием принести пользу своему отечеству, так как, по замечанию Барского российский народ «не тщашеся о Еллинском диалекте». Здесь в 1738 г., его посетил земляк, настоятель посольской церкви в Константинополе иеромонах Константин6, по отзыву Барского «словесный муж в латинском учении». Между ними завязалась переписка и до нас дошло несколько писем Константина к Барскому. На о. Патмосе Барский получил известие о кончин отца и по этому поводу писал (от 21 апреля 1741 года) к своему брату Ивану: «Понеже, Божиим смотрением, удостоился еси быти наследник отческий, тщися достойно звание свое совершати, с прилежанием попечении долу и о вдовствующей при старости родительницы нашей, и аки мужествен сий, утешай всячески немощь женскую благоветливыми глаголы, с должним почитанием, говением же и крайним послушанием, поминающе Божие приказание: чти отца твоего и матерь твою и долголетен будеши на земли». В ответ же на просьбу брата и матери вернуться в Киев, Барский писал брату: «Не ревнуй нравом женским, плачущи и болезнующи о медлении возвращения моего, да не к тому стужаеши и горлицы плачевной матери утробу, но дерзай мужественно, образ себе показуя к прогнанию всякой скорби». В другом письме, от 6 мая 1742 года, Барский опять напоминает брату: «Чти отца твоего и матерь твою» и предписывает ему быть во всём послушным матери. «Кроме аще тя понуздает к женитве, не слушай, на се бо ускоряти не полезно есть; еще же еси и млад, якоже познах от числа лет твоих, совершенный возраст мужу тридесять лет. Ожидай убо моего пришествия и лучше ти будет сотворити пред очима моима, и неприлично тебе совета моего преслушати, почитающему ма вместо отца. Живи же в чистоте и целомудрии, елико мощно, ибо юность многими сетми уловляема бывает. Сего ради блюстися ти нужда есть, да чистимы очеси и непорочным сердцем можеши взирати к Богу вышнему. Блаженнии чистии сердцем, яко тии Бога узрят». Между тем еще в 1740 году до Барского дошёл слух, что в Киеве повелением Императрицы Анны Иоанновны учреждено Греческое училище, в котором учителем назначен муж «зело искусный в Греческой мудрости». Живо заинтересовавшись этим известием, Барский просит своих родных сообщить ему сведения как об учителе, так и о предполагаемом греческом училище. Учитель же, был никто иной, как пользовавшийся известностью Симон Тодорский7; впоследствии архиепископ Псковский и Нарвский и, как следует полагать, товарищ Барского по Киевской академии.Получив сведение о Тодорском, Барский написал ему письмо на греческом языке и послал его в Киев в апреле 1741 г. при письме к своему брату Ивану «Потщися убо сам своими руками сие словеснейшему и премудрому оному учителю отцу Симону Тодорскому подати с подобающим от меня поклонением и моли его прилежно, да на сие отпишет мне ответ тимьжде Еллино-греческим диалектом, а не иным. И да веси, возлюбленный брате, яко лист онаго учителя больше вас имать ползовати возвращении моем к вам, нежели слезная ваше ко мне моление, будет бо мне, аки магнит, влекущий мя к отечеству. Если же», пишет Барский далее, «не получу ответа, то от Патма не двигнуся». Как следует предполагать Барский просил Тодорского пристроить его при греческом училище. Желанный ответ Барский получил только в мае 1742, и как видно вполне им удовлетворился, ибо с радостью извещает своего брата: «Многожелателен лист греческий потщался еси послати мне, в нем же, аки в прекрасном вертограде, насытихся доволно различных красований и понуждаюся благоуветливыми премудраго учителя отца Симона словеси желание ваше исполнити (т.е. вернуться в отечество). Когда же се имать быти, се на Божие возлагаем смотрение». К сожалению до нас не дошла эта переписка Барского с Тодорским; но с достоверностью можем предположить, что Императрица Елисавета Петровна и граф Алексей Григорьевич Разумовский узнали от о. Симона о существовании Барского на острове Патмосе и приняли в нём участие; ибо в мае 1743 года, Барский получил от нашего резидента в Константинополе А.А. Вешнякова письмо, в котором он извещает, что вследствие Высочайших Ея Императорского Величества указов Барский вызывается в Константинополь «понеже здесь», пишет Вешняков «в персоне вашей особливо не без нужды есть». Но Барский, по получении этого письма, почувствовал не радость, а печаль. Ему грустно стало расставаться с своими трудами, с своим уединением, с своим таинственным Патмосом, хотя, пишет он, «и нуждное и прискорбное было его там житие, но «плоди учения, услаждающии мя до зела, укрепляху мя к терпению». Наступил день отъезда его из Патмоса. Со слезами простился он как с духовными, так и с начальнейшими гражданами, и 26 сентября, в день Св. Иоанна Богослова 1743 года, сел на корабль и отплыл в Константинополь, вооруженный султанским фирманом. Казалось, наступило время, когда Барский начинает пожинать плоды долголетних трудов своих. Находясь под покровительством державных особ, он теперь везде встречает почёт, уважение. Более месяца прожил Барский в Эфесе «созирания ради знаменитих зданий ветхих». При вступлении на остров Хиос, его было остановил таможенный чиновник из евреев, но как только он показал фирман, то тотчас же «свободно и честно» был пропущен. Когда о приезде его на остров Хиос узнали иноки монастыря Агиамона, то прислали к нему целую депутацию «от соборных старцев» с просьбою посетить их монастырь. На это приглашение Барский с иронию им заметил, что он уже дважды посещал их монастырь и тогда был ими принять как худоризец, просящий хлеба. Это замечание Барский сделал старцам с тою целью, чтобы обличить их «тогдашное нестраннолюбие и нинешное ласкателство». Но вместе с тем не желая показать «по себе гордости и презрения образ», согласился посетить их монастырь. В Хиосе же к Барскому приходило много русских невольников и невольниц, которые со слезами просили его ходатайства об освобождении их «от пленения». Барский принял сердечное участие в их участии и обещал сделать в Константинополе все что может и в конце 1743 г., Барский увидел «царствующий град». А. А. Вешняков, познакомившись с трудами его «похвалил его перед всеми», дал ему милостыню не малу» и «причте мя», пишет Барский, к «своей господской трапезе». Пользуясь теперь, столь непривычными для него, всеми удобствами жизни, Барский благодарит Всемогущего Творца «яко от гноища вознесе нища». Полученными же деньгами он распорядился таким образом: часть из них отделил на покупку книг, другую на одежду; ибо, рассуждал Барский, «бесчестие бысть Двору в раздранних тамо мне смешатися ризах, якоже прежде навикох»; третью часть и большую он послал на остров Патмос в монастырь св. Евангелиста Иоанна Богослова «не вместо милостини», замечает Барский, но «вместо благодарствия за благодеяние и милостину», а остальную и малую часть денег оставил у себя на всякий случай. Так закончил Барский 1743 и встретил 1744 год. При резиденте Барский не имел определённых каких-либо обязанностей и был предоставлен самому себе. Он любил бродить по Константинополю, сначала в сопровождении янычара, а потом и один. Часто «ради полезной беседы» заходил он к патриарху, архиереям и учителям. В прогулках своих он осматривал «древния здания царей Греческих и знаменити онии столпи, иже обретаются в Цареграде», любовался красотою и расположением города, наблюдал за обычаями народа. Барский долго не знал зачем Вешняков его удерживает при себе; но когда узнал о намерении резидента сделать его своим «капелланом», то это намерение очень смутило Барского. Во первых, он считал себя недостойным «такого чина» и неспособным «к таковому званию»; во вторых, что это ему послужит препятствием к «безмолвному поучению»; в третьих, что это не даст ему возможности посетить некоторые «изрядныя места и монастыри»; в четвёртых, отдалит время возвращения его в отечество и, наконец сознание, что «иноку между мирскими тяжестно есть жителствовати». Боголюбивая душа Барского стремилась к науке, не оторвавшейся от неба. Когда он узнал, что в Киевском доме их поселился какой-то ученый, то он написал из Константинополя к своей престарелой матери следующие замечательные строки: «За немалое себе причитаю благополучие, яко в дворе вашем на квартири живёт ученый человек. Идеже бо учение, тамо просвещение ума, а идеже просвещение ума, тамо познание истины, тамо мудрость Божия, тамо добродетель, а идеже добродетель, тамо и вся благодать Духа Святаго». Барский всеми силами души стремился изучить историю человечества и, при том, на самых местах, где происходили события, и не прошедшую только, но и настоящую и, при том, историю жизни не одного только человечества, но и всей видимой природы, которая была для него не мертвой массой, но одушевленным храмом Божиим. Таковы, по крайней мере, были идеалы Барского. Сообразив всё вышесказанное нами, станет понятным почему Барский тяготился своим пребыванием в Константинополе и обратился к Вешнякову с просьбою «отплыть к Святой Горе». Резидент, не имея вероятно дальнейших указаний на счёт Барского, не удерживая его, исполнил его просьбу «без всякого прекословия», а для спокойного путешествия снабдил его султанским фирманом. В мае 1744 года, Барский вступил вторично на Святую Гору Афонскую. Теперь нашего Барского приняли на Афоне не так как прежде, но с «многократною любовью и почитанием». Эту перемену сам Барский объясняет следующим образом: во первых, своим знанием греческаго языка и «сладок им мнихся быти», пишет он, в приветствиях и разглаголствованиях»; во вторых, величием России, от которой греки, наипаче же иноки, чаяли получить избавление, и, наконец, сам Барский в это время был почтен фирманом «от Цареграда и грамотою от високоблагороднаго господина резидента Алексея Андреевича Вешнякова». Пользуясь этими благоприятными условиями, Барский, по выражению митрополита Евгения, «любопытство своё простер даже до сокровенных монастырских архивов» и своим подробным описанием Афона, познакомил с богатством исторических источников, скрывающихся в Афонских библиотеках. Описанием своего вторичного посещения Афона оканчивает Барский рукопись своих странствований по Святым местам Востока, а с тем вместе и свою автобиографию. По привычке Барского сперва писать краткие заметки на месте, а потом их отделывать и переписывать, следует предполагать, что заметки о последних 3-х годах его жизни были им оставлены, но, к сожалению, до нас не дошли. Дальнейшую жизнь его нам приходится излагать по его письмам и рисункам, судя по которым Барский, как следует полагать, свои странствования начал от Салоник, откуда сухим путём прошёл в Трикалу и Арту, посетив по дороге Метеорские монастыри. Из Арты морем перебрался Барский в Патрас, откуда посетил Калаврит. Затем мы его встречаем в Афинах и их окрестностях. Должно думать, что из Афин отправился Барский на о. Крит, откуда, в половине 1746 г., он вернулся в Константинополь, где нашёл однако же весьма неблагоприятную для себя перемену.Место умершего 29 июля 1745 года8 А. А. Вешнякова, занял Адриан Иванович Неплюев, назначенный 11 ноября того же года резидентом при Порте, и перед которым какие-то «недоброхоты» успели оклеветать Барского. При своём же оправдании сей последний произнёс какие-то «дерзновенные слова», за которые Неплюев приказал было под «жестокою стражею», на первом отходящем корабле, отправить его в Петербург, однако же ему удалось иным образом покинуть Константинополь. Дошедшие до нас письма к Барскому патриарха Антиохийского Сильвестра9 отчасти объясняют причину размолвки Барского с Неплюевым. «Мы тебя вразумляем, пишет патриарх, чтоб ты заботился об обуздании языка и неразумного гнева». Кроме того, в размолвке играл некоторую роль Спандоней или Спадонаки, купец, уроженец Цареградский, человек близкий к Антиохийской патриархии и часто посещавший Россию. Сам Барский, вообще сдержанный, в письме к матери, из Бухареста, от 31 октября 1746 г., не упоминая даже имени Неплюева, весьма глухо говорить о постигших его неприятностях: «Извещаю, яко многих ради случившихся препятий, не могох по намерении моему остатися в Константинополе для исполнения моей нужды. Для того и не хотя отдалихся оттуду и приехам с всею моею тяготую в землю Мултянскую». Здесь в Бухаресте, Барский получил от Префекта Киево-Подольских школ Варлаама Лащевского письмо, в котором он «именами и соизволением преосвященных архипастырев, Псковского кир Симона и Киевского кир Рафаила», приглашался в Киев, чтобы там занять кафедру греческаго языка. Таким образом, уже близко было «совершение» задушевного желания Барского послужить Отечеству своим познанием греческаго языка и исполнить завет Патмосского богослова Макария. Но Бог судил иначе. Тяжкая болезнь задержала Барского в Бухаресте и только в июле 1747 г. он, «желая живым добраться до родины», поспешил через Яссы и Могилёв на Днестре в Киев, куда прибыл 5 сентября того же года и когда, после двадцати четырёх летнего отсутствия, вступил в родительский дом, то его мать в течении целого часа не могла признать, в пришедшем монахе своего сына. «Ни жив, ни мёртв», писал сам Барский к Патриарху Сильвестру, «приехал я в Киев и лежу измученный, представляя собою жалкий труп, как в Бухаресте, и даже хуже. Врачам расходую мои деньги на лечение. Больше печали причинила болезнь моя родным и друзьям, нежели радости о прибытии моём. Высокопреосвященный Киевский с великою радостью и заботливостью принял меня, свыше заслуг моих и ожидания, и отпустил меня на покой в дом моей матери, пока не вылечусь, а тогда иметь намерение взять меня под ярмо послушания». «Вы мне запрещаете», пишет он далее, «пить вино, я ныне нахожусь в таком состоянии, что не пользуюсь другою пищею, кроме ячневой и рисовой кашицы (τξορβά10), и при всём столь долгом воздержании, еще не могу поправиться, и с трудом лежа в постели, начертал я настоящее письмо».Казалось, задача всей жизни нашего подвижника решилась с окончанием странствования и с возвращением его на родину. Едва месяц довелось ему прожить в родительском доме... «преставился раб Божий монах Василий, списатель книги сея, року 1747 месяца октобрия 7 числа в середу рано». Так гласить краткая запись, помещенная в конце подлинной рукописи его «Странствований».Киев почтил преставльшагося инока Василия торжественным погребением. Печальный обряд был совершён преосвященным Макарием, Митрополитом Фиваидским, в сослужении с архимандритом Братским Сильвестром Ласкоронским. Во гроб с ним положили разрешительную грамоту, подписанную Хрисанфом патриархом Иерусалимским.Прах Барского покоится в Киево-Братском монастыре, близ алтаря соборной церкви. Сочувственная ему рука начертала на его надгробном камне следующие стихи.Того Василия сей покрывает камень,В душе которого возжегшись веры пламень,И луч премудрости снизшед к его уму,Святые посетить места влил мысль ему:Он вдохновениям Божественным внимая,Чрез двадцать слишком лет ходя во край из края,На суше и морях зла много претерпел,И все то замечал подробно, что ни зрел.За свято имут что и Римляне и Греки,Чем древни славились и нынешние веки,Церквей, монастырей и градов красоту,Удолий глубину, гор знатных высоту,Ступанием своим и пядию измерил,И чрез перо свое Отечество уверил,О маловедомых в подсолнечной вещах,и по бесчисленных, окончив жизнь трудах,Оставил бренные составы здесь телесны;А дух его прешел в селения небесны.Читатель, ты его слезами прах почти,И труд путей его с вниманием прочти.Когда надпись эта стала стираться, вероятно в начале нынешнего столетия, ее отлили на чугунной доске, которую поместили на наружной восточной стене собора, против надгробного камня Барского.В настоящее время, гробница Барского приходить в совершенное разрушение, но нетленным памятником остались его Странствования по Святым местам Востока, совершенный и описанные им, по собственному его свидетельству, «ради отпущения своих грехов, и ради ползы же и духовнаго утешения чтущим и слышащим во славу Святыя, Единосущныя и Животворящия и Нераздельныя Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа».Собственноручное описание Барским его странствований по Святым местам Востока, оставалось после его смерти, в доме его матери и у его родных до 1794 г., как это видно из фамильных заметок в конце рукописи, которая впоследствии перешла к Ивану Никитичу Царскому, а от него поступила в библиотеку покойного графа А. С. Уварова, находящуюся в с. Поречье, Можайского у. Московской губ.Объём рукописи, как следует полагать, был причиною, что до нас дошло относительно незначительное число списков с оной.Кроме подлинной рукописи нам известны лишь три списка, принадлежащие: 1) Археографической Комиссии, 2) Киевскому Михайловскому Златоверхому монастырю и 3) Императорскому Казанскому Университету.Подлинная рукопись описана П. М. Строевым в его: «Рукописи Славянские и Российские, принадлежащие Ивану Никитичу Царскому, М. 1848, № 601 и 602». Она in 4о, в одной книге, вновь переплетенной, и заключает в себе 560 перенумерованных листов, в действительности же их всего 559, так как 157 листа не достаёт. Заглавие написано рукою П. М. Строева: «Странствования монаха Василия Григоровича. Рукопись своеручная автора». Верность мнения П. М. Строева подтверждается сходством почерков, которым написана рукопись с сохранившимися подлинными письмами Барского. Только первые семь листов, а также листы с 94 по 101, 384, 385, 388, 389 и 423 утрачены и переписаны другою рукою.В конце книги приложены следующие статьи, писанные тоже рукою Барского:л. 486. О создании Цариграда и о пленении его от Турков;л. 490. О мощах великаго царя Константина и письмена Греческая обретающаяся на гробе великаго Константина;л. 490 об. Толк литер Греческих, сложенных от Геннадия Патриарха;л. 491 Толк литер, переведён на Словенский11;л. 492 Κατάλογος τῶν ἐπισημοτέρων ἐκκλησιῶν καὶ μοναστηρίων, ὁμοίως καὶ εὐκτηρίων οἴκων ὅπου εὑρίσκοντο εἰς τὴν Κωνσταντινούπολιν πρὸ τῆς ἁλώσεως καὶ πρῶτον περὶ τῶν ἀφιεραμένων εἰς τὸν Χριστόν:12л. 496. Разные рисунки и портреты, в конце два листа белые.л. 555. Киевские летописные и домашние заметки, писанные разными руками, с 1749 до 1794 года13.Рисунки, находящиеся в рукописи и приложения в особом альбоме № 602, описаны ниже.Список Археографической Комиссии описан мною в моём труде «Рукописи Археографической Комиссии, Спб. 1882, № 156». Он написан скорописью XVIII века, in fol. на 62 нумерованных тетрадях, в которых 986 нумерованных и 13 ненумерованных страниц (в действительности 974 нумерованных и 13 ненумерованных страниц, так как из 62 тетрадей: 59 состоять из 8 полулистов, 2 тетради из 18, 53-я из 6, и 58-ая из 10 полулистов; кроме того в двух местах встречается переход, по ошибке, нумерации с 549 на 560 и с 752 на 755 стр.), в кожаном переплёте и в одном томе. В начале озаглавлена: «Сия книга глаголемая Путник». Рукопись принесена в дар Археографической Комиссии корреспондентом её Л. А. Артамоновым в 1874 году. На первой её странице написано: «Жертвование в монастырь преподобного Ионы Клеменского монастыря14 отцу игумену Ираклию в знак 38 летней дружбы, 1872 года. Дар купца Анемподиста Тиханова Селянова». На стр. 5–11, 15–35 скрепа по листам другою рукою: «Сия книга Клемецкого монастыря подарена С.-Петербургским купцом Анемподистом Тихановым Селяновым». В конце текста тою же рукою, какою написана вся рукопись, помещена следующая заметка. «Преставися раб Божий Василий монах, иже потрудися в путешествии сем и в писании книги сея року 1747, месяца октобрия 7 числа, въ среду, рано, по пяти неделях прибытия своего в Киев». Под сим другою рукою написано «1778». Так как это год первого печатного издания Барского, то нельзя определить, хотел ли написатель этим годом отметить время написания рукописи, или издания путешествия. После сего на 19 ненумерованных страницах идёт оглавление «знаменитейших вещей, яже обретаются в сей путешественной книге, означенные красными знаками на полях». Рукопись вся написана четко и одною рукою и заключает описание всего путешествия Барского, но без рисунков.Список Киевского Михайловского Златоверхого монастыря15. Рукопись состоит из двух книг in 4о. В 1-й книге 389 писанных и l1 белых» листов, во 2-й 409 писанных и 1 белый лист. Писана скорописью. Первая книга писана одним почерком, вторая разными. Почерк первой старше. На обороте переплёта 1-й книги написано: «Из библиотеки Киево-Михайловского монастыря. Библиотекарь иеромонах Серафим16 1838. Генваря 23», на следующем белом листе: «№1741. Из числа книг Библиотеки Киево-Златоверхо-Михайловского первоклассного монастыря 1862 г. Августа 2». Эта вторая надпись повторена и во 2-й книге. Рукопись неполная. В ней не достаёт описания следующих Сирийских монастырей, посещённых Барским в 1728 году: Белемента, Натура, Нурия, Кофуна, Хантура и начала монастыря св. Антония в Ливане.Список Императорского Казанского Университета по составленному А. И. Артемьевым «Описанию рукописей, хранящихся в Библиотеке Императорского Казанского Университета, № 1661», заключает в себе две книги, in fol. В первой 93 листа (кроме рисунков), во 2-й 276 листов писанных и четыре в конце белых, только в последнем сверху написано: «Сем. полку 10 руб. капрал Акулов». На первом белом листе книги 1-й, рукою бывшего библиотекаря Кондырева написано: «Пешеходца Василия Григоровича Барского Плаки Албова, уроженца Шведского, монаха Антиохийского, путешествие по Св. Местам, в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое 1723 и оконченное 1747 года им самим писанное». Далее: «Книга сия была потом напечатана на иждивении князя Г. А. Потемкина 1778 в Спб. Книга первая». Другою рукою написано: «В сей книге находится десять листов с изображениями». Вся первая книга написана одним почерком, сначала довольно мелко, но с 27 листа несколько крупнее и разгонистее. В этой книге содержится описание путешествия от Киева до Иерусалима. На первом белом листе книги второй, рукою Кондырева написано «Книга вторая». Эта книга писана разными почерками и притом со многими описками, пропусками, поправками на полях и между строк. На полях этой рукописи везде остались типографские отметки, означающие перенос набора на другой лист. В этой книге есть некоторые поправки, сделанные рукою Рубана, и она писана позднее первой. Она заключает в себе только описание Кипра и Афона. Таким образом Казанский список неполон. В нём недостаёт: описания островов Средиземного моря, Палестины, Сирии и Синайской горы, посещённых Барским в течение 1726 – 1734 годов. В конце второй книги приложены следующие статьи:л. 268. О создании Цареграда и о пленении его от Турок;л. 271. О мощах великаго Царя Константина;л. 272. Письмена Греческая, обретшаяся на гробе великаго Константина. Толк литер Греческих, сложенных от Геннадия патриарха. На обороте: Толк литер, переведён на Славянский. Описание Константинополя, заключающее в себе собственно перечисление церквей, находившихся там до завоевания его Турками. Все эти статьи находятся в подлинной рукописи Барского.л. 276 об. Описание города Солуня.В обеих последних рукописях находятся рисунки, сделанные пером и тушью.Кроме исчисленных списков, в библиотеке Н. П. Дурова хранился рукописный отрывок путешествия Барского, заключавший начало его странствований, где он ныне находится – нам неизвестно.Дополнением к рукописи Барского служат сделанные им пером рисунки, сохранившиеся в собственноручной его рукописи и в особом альбоме, принадлежащем ныне Одесскому обществу истории и древностей. Этот альбом, как видно, тот же, на который ссылается Рубан в своём издании и который в его время принадлежал Архиерейской Псковской библиотеке. По всей вероятности, он был прислан самим Барским в подарок Симону Тодорскому, в то время Архиепископу Псковскому, после которого он поступил в Архиерейскую библиотеку. В Одесское общество истории и древностей альбом этот был пожертвован Гавриилом Архиепископом Херсонским и Таврическим, которому как он достался неизвестно. Можно; предполагать, что из Пскова альбом этот попал вместе с бумагами князя Г. А. Потемкина в Екатеринослав, где Преосвященный Гавриил был с 1828 по 1837 г. Архиепископом.Кроме того, в обоих списках Киевском и Казанском сохранились копии некоторых из подлинных, до нас не дошедших, рисунков Барского.Представляя список всех рисунков Барского, считаем долгом оговорить, что при каждом из них, мы нашли необходимым подробно отметить, сохранился ли он в подлиннике или в копии, и где именно, а также длину и ширину рисунка в дюймах, принимая в основание только самый рисунок17, при чём в этом перечне рисунков мы употребляем следующие сокращения обозначающие:подл. – подлинник.коп. – копия.дл. – длина, считая сверху вниз рисунка.шир. – ширина, считая от левой к правой стороне.У. – Уваровский список или подлинная рукопись.О. – альбом Одесского общества истории и древностей.3. – список Киевского Михайловского Златоверхого монастыря.К. – список Казанского Университета.М. – список Ф. Мочульского.П. – альбом Архиерейской Псковской библиотеки.БК. – список Бантыш-Каменского.Последние три упоминаются в издании Рубана.Кроме того, курсивом обозначено из какого именно списка заимствован рисунок для настоящего издания.1. Цистерна 1001 колонны в Царьграде, подл, в У. стр. 10; коп. в Е. стр. 5; М. № 7; дл. 7, шир. 12,4.2. Обелиск Феодосия в Царьграде, подл, в У. стр. 10; коп. в К. стр. б; М. № 8; дл. 10,2, шир. 2,7.3. Змеиная колонна в Царьграде, подл, в У. стр. 10; коп. в К. стр. 6; М. № 9; дл. 6, шир. 1,8.4. Колонна Константина в Царьграде, подл, в У. стр. 10; коп. в Л. стр. 6; М. № 10; дл. 10, шир. 1,7.Рисунки №№ 2, 3 и 4 как в подлиннике, так и в копии помещены на одной странице. Верх рисунков №№ 1–4 в подлиннике оторван.5. Вид монастыря (без названия), подл, в У. стр. 19; коп. в К. стр. 10; М. № 11; дл. 3,9, шир. 7,1.6. Вид монастыря (без названия, но как видно оборотная сторона предыдущего вида), подл, в У. стр. 19; коп., в К. стр. 10 обор; М. № 12; дл. 5, шир. 4,4.7. Вид (без названия), подл, в У. стр. 122 (1); коп. в К. стр. 93; М. № 13; дл. 12,3 шир. 8.8. Вид монастыря (без названия с греческою надписью), подл, в У. стр. 122 (2); коп. в К. стр. 93; М. № 14; дл. 6,2, шир. 8,4.9. Вид монастыря Св. Варнавы, подл, в У. стр. 122 (3); коп. К. стр. 93; М. № 15; дл. 5,9, шир. 8,2.10. Вид монастыря (без названия), подл, в У. стр. 122 (4); коп. в К. стр. 93; М. № 16; дл. 5,1 шир. 7,8.11. Развалины храма Геры на о. Самосе, подл, в У. стр. 122 (4 об.); коп. в К. стр. 93; М. № 17; дл. 5,3, шир. 7,8.12. Вид монастыря (без названия, с греческою надписью), подл, в У. стр. 122 (5); коп. в К. стр. 93; М. № 18; дл. 5,6, шир. 7,9.13. Вид монастыря (без названия), подл, в У. стр. 122 (5 об.); коп. в К. стр. 93; М. № 23; дл. 1,8, шир. 3,5.14. Монастырь Св. Георгия Ригатис, подл, в У. стр. 122 (6); коп. в К. стр. 93; М. № 19; дл. 5,4, шир. 7,8.15. Монастырь Лакатомийский Св. Архангелов, подл. в У. стр. 122 (7); коп. в К. стр. 93; М. № 20; дл. 5,4, шир. 8.16. Вид монастыря (без названия), подл, в У. стр. 122 (8); коп. в К. стр. 93; М. № 21; дл. 5,7, шир. 7,8.17. Вид монастыря (без названия, с греческою надписью), подл, в 7. стр. 122 (9); коп. в К. стр. 93; М. № 22; дл. 12,7, шир. 25,6.18. Монастырь Св. Троицы, подл, в У. стр. 122 (10); коп. в К. стр. 1; М. № 1; дл. 6,2, шир. 8,4.19. Вид монастыря (без названия), подл, в У. стр. 122 (11 об.); коп. в К. стр. 1; М. № 2; дл. 6, шир. 8,6.20. Вид монастыря (без названия), подл, в У. стр. 122 (12); коп. в К. стр. 1; М. № 3; дл. 4,2, шир. 7.21. Вид города (без названия), подл, в У. стр. 122 (12 об.); коп. в К. стр. 1; М. № 4; дл. 5,5, шир. 8.4.22. Вид монастыря (без названия, с греческою надписью), подл, в У. стр. 122 (13); коп. в К. стр. 1; М. № 5; дл. 6, шир. 8,2.23. Яффа, подл, в У. стр. 129; коп. в 3. стр. 234; М. № 1; БК. № 1; дл. 1,8, шир 5,6.24. Дом Св. Мелании на Елеонской горе, подл, в У. стр. 148; коп. в 5. стр. 268; М. № 2 (1); дл. 2,3 шир. 4,7.25. Место вознесения Христова, подл, в У. стр. 148; коп. в 3 стр. 268; М. № 2(2); дл. 2,5, шир. 2,2. Правая сторона рисунков №№ 24 и 25 в подлиннике обрезана.26. Вершина Елеонской горы, подл, в У, стр. 148; коп. в 3. стр. 269; М. № 3; ВК. № 2; дл. 1,8, шир. 5,9.27. Гробница Рахили близ Вифлеема, подл. в У. стр. 160; коп. в 3. стр. 294; М. № 5 (2); ВК. № 3; дл. 1,3, шир. 2,2.28. Вифлеем, подл, в У. стр. 161; коп. в 3. стр. 294; М. № 5 (1); ВК. № 4; дл. 2,4, шир. 5,4.29. Дом Евфрафов, подл, в У. стр. 163; коп. в 3. стр. 299; М. № 6; БК. № б; дл. 3,3, шир., 5,6.30. Монастырь Св. Илии близ Иерусалима, подл, в У. стр. 166; коп. в 3. стр. 303; М. № 7; БК. № 6; дл. 3,2, шир. 5,2.31. Иордан, подл, в У. стр. 169; коп. в 3. стр. 308; М. № 8; ВК. № 7; дл. 6,1 шир. 1,8.32. Горняя, подл, в У. стр. 171; коп. в 3. стр. 312; М. № 9; БК. № 8; дл. 2,1, шир. 6,2.33. Монастырь Св. Креста на о. Кипре, подл, в У. стр. 175 (1); коп. в 3. стр.330; М. № 14; дл. 6,1, шир. 8.34. Храм Воскресения Христова в Иерусалиме, подл, в У. стр. 175 (2); коп. в М. № 10; дл. 4,5, шир. 8,1.35. Назарет, подл, в У. стр. 175 (3); коп. в М. № 22; ВК. № 21 (1); дл. 3,8, шир. 8,1.36. Тивериадское озеро, подл, в У. стр. 175 (4); коп. в М. № 23; ВК. № 21 (2); дл. 4,8, шир. 8,1.37. Левкосия, подл, в У. стр. 178; коп, в 3. стр. 324; М. № 11; ВК. № 9; дл. 3, шир. 6,1.38. Аликес и Ларнака, подл, в У. стр. 178; коп. в М. № 12; ВК. № 10 и 12; дл. 3,1, шир. 6,4.39. Монастырь Св. Маманта, подл, в У. стр. 181; коп. в 3. стр. 329; 31. № 13; БК. № 11; дл. 3,1, шир. 4,6.40. Монастырь Св. Креста на о. Кипре (тоже что № 33, только с другой стороны), подл, в У. стр. 182; коп. в М. № 4; дл. 5,5, шир. 6,1.41. Рахит, подл, в У. стр. 183; коп. в 3. стр. 832; М. № 15; ВК. № 13; дл. 5,4, шир. 6.42. Колодезь Иосифа в Каире, подл, в У, стр. 190; коп. в 3. стр. 343; М. № 16; БК. № 14; дл. 5,6, тир. 2,8.43. Источники Моисея близ Суэца, подл, в У. стр. 193; коп. в 3. стр. 348; М. № 17; ВК. № 15; дл. 1,8, тир. 5,3.44. Церковь Св. Георгия близ Бейрута, подл, в У. стр. 209; коп. в 3. стр. 382; М. № 18; БК. № 16; дл. 2,5, шир. 3,5.45. Кедры Ливанские, подл, в У. стр. 217; дл. 1,7, шир. 1,4.46. Горы Ливанские, подл, в У. стр. 218; коп. в М. № 19; ВК. № 17; дл. 3,2, шир. 6,2.47. Место сокрытия Св. Варвары в Балбеке, подл, в У. стр. 220; коп. в М. № 20 (1); БК. № 18 (1); дл. 0,9, шир. 1.48. Место усечения главы Св. Иулиании в Балбеке, подл, в У. стр. 220; коп. в М. № 20 (2); БК. № 18 (2); дл. 0,6, шир. 2.49. Большой камень в Илиополисе, подл, в У. стр. 220; дл. 0,6, шир. 2,8.50. Церковь Св. Варвары в Илиополисе, подл, в У. стр. 220; дл. 1, шир. 1,8.51. Монастырь Св. Моисея Мурина, подл, в У. стр. 228; коп. в БК. № 19; дл. 3, шир. 5,8.52. Гробница Св. мученика Иулиана, подл, в У. стр. 230 (1); коп. в М. № 21; БК. № 20; дл. 1,9, шир. 5,4.53. Монастырь Св. Георгия в Орфе, подл, в У. стр. 230 (2); дл. 4,2, шир. 7.54. Вид монастыря (без названия), подл, в У. стр. 230 (3); дл. 1,9, шир. 4,4.55. Гора Кармил, подл, в У. стр. 240; коп. в М. № 24; БК. № 22; дл. 1,4, шир. 5,3.56. Фамагуст, подл, в У. стр. 242; коп. в М. № 25; БК. № 23; дл. 3,3, шир. 5,2.57. Александрия, подл, в У. стр. 244; коп. в М. № 26; БК. № 24; дл. 5,2, шир. 7,9.58. Столб Помпеев, подл, в У. стр. 244; коп. в М. № 27 (1); БК. Л 25 (1); дл. 7, шир. 2,1.59. Игла Клеопатры, подл, в У. стр. 244; коп. в М. №. 27 (2); БК. № 25 (2); дл. 7, шир. 1,3.Рисунки №№ 58 и 59 помещены в подлиннике на одной странице.60. Иппократов платан на о. Косе, подл, в У, стр. 249; коп. в М. № 28; дл. 3,6, шир. 5,7.61. Леросские сосуды, подл, в У. стр. 251; дл. 1,5, шир. 0,7.62. Остров Патмос, подл, в У. стр. 252; коп. в М. № 29; БК. № 26; дл. 4,6, шир. 8,1.63. Храм в монастыре Св. Иоанна Богослова на о. Патмос, подл, в У. стр. 254; коп. в М. № 30; БК. № 37; дл. 1,9, шир. 1, 9.64. Храм Св. Георгия в Харане (внешний вид), подл, в У. стр. 268; коп. в М. № 31; БК. № 28; дл. 1, шир. 1.65. Храм Св. Георгия в Харане (внутренний вид), подл, в У. стр. 268; коп. в М. № 31; БК. № 28; дл. 1, шир. 1,7.66. Саркофаг в Изре, подл, в У. стр. 269; коп. в М. № 32; БК. № 29; дл. 1,2, шир. 4,5.67. Развалины алтаря Афанасия Зинодора, подл, в У. стр. 270; коп. в М. № 33; БК. № 30; дл. 2,1, шир. 3,2.68. Монастырь Св. Антония, подл, в У. стр. 275; коп. в К. II ч. стр. 1; М. № 1; дл. 8,2, шир. 12,7.69. Монастырь Сейдная близ Дамаска, подл, в У. стр. 280; коп. в К. II ч. стр. 7; М. № 3; дл. 5,5, шир. 8,4.70. Армянский монастырь Св. Иакова, подл, в У. стр. 281; коп. в К. II ч. стр. 6; М. № 2; дл. 3,7, шир. 7,2.71. Ковчег с главою Св. апостола Филиппа, подл, в У. стр. 292 (1); коп. в БК. № 31 (1); дл. 1,8, шир. 1,2.72. Кость локтя Св. апостола Филиппа, подл, в У. стр. 292 (2); коп. в БК. № 31 (2); дл. ОД, шир. 3,5.73. Миры Ликийские; подл, в У. стр. 312; коп. в К. II ч. стр. 49; М. № 4; дл. 2,5 шир. 6,1.74. Крестильница Св. Иоанна Богослова; подл, в У, стр. 324; коп. в БК. № 32; дл. 0,5, шир. 0,9.75. Врата Ефесские, подл, в У. стр. 324; коп. в К. II ч. стр. 63; М. № 5; БК. № 33; дл. 1,7, шир. 1,8.76. Железные жезлы Св. Афанасия, подл, в У. стр. 836; коп. в Л. II ч. стр. 271; ВК. № 34; дл. 0,7, шир. 4,3.77. Кадильницы в Афонских монастырях; подл, в У. стр. 356; дл. 0,7, шир. 1,6.78. Мантииношение в лавре Св. Афанасия, подл, в У. стр. 356; коп. в М. № 6; дл. 2, шир. 1,4.79. План монастыря Пантократор, подл, в У. стр. 39В; коп. в К. II ч. стр. 167; М. № 7; дл. 2,2, шир. 2.80. Портрет Хрисанфа, патриарха Иерусалимского (нарисован тушью), подл, в У. в конце18; дл. 6,3, шир. 3.81. Каир, коп. в В. стр. 1, М. № 6; дл. б, 3, шир. 10,6.82. Вид монастыря (без названия), коп. в Е. II ч. стр. 271; дл. 10,8, шир. 9,3.Последние два рисунка №№ 81 и 82 сохранились только в копиях.83. Трапеза лавры Св. Афанасия, подл, в О в начале, дл. 0,8, шир. 4,8.84. Чин трапезы лавры Св. Афанасия, подл, в О. № 1, стр. 8 об.; П. № 1 (2); дл. 10,8, шир. 8,5.85. Чин церковный лавры Св. Афанасия, подл, в О № 1, стр. 3; П. № 1 (3); дл. 7,8, шир. 7,7.86. Монастырь Каракалл, подл, в О. № 2, стр. 4; П. № 2; дл. 7,8, шир. 15.87. Монастырь Филофей, подл, в О. № 3, стр. 5; П. № 3; дл. 7,9, шир. 12,5.88. Монастырь Иверский, подл, в О. № 4, стр. 6; П. № 4; дл. 8,2, шир. 14,8.89. Монастырь Котломуш, подл, в О. № 5, стр. 7; П. № 5; дл. 8,9, шир. 14,6.90. Монастырь Ставроникита, подл, в О. № 6, стр. 8; П. № 6; дл. 7,8, шир. 12,3.91. Монастырь Пантократор, подл, в О. № 7, стр. 9; П. № 7; дл. 7,8, шир, 12,2.92. Монастырь Есфимен, подл, в О. № 9, стр. 10; П. № 9; дл. 9,2, шир. 14,2.93. Водосвятильница Ватопедского монастыря, подл, в О. № 9, стр. 11; П. № 8 (8); дл. 6,9, шир. 7,9.94. Монастырь Зограф, подл, в О. № 11, стр. 12. П. № 11; дл. 9,2, шир. 14,6.95. Монастырь Костамонит, подл, в О. № 12, стр. 13; П. № 12; дл. 8,5, шир. 13,1.96. Монастырь Дохиар, подл, в О. № 13, стр. 14; П. № 13; дл. 9,2, шир. 14,7.97. Монастырь Ксеноф, подл, в О. № 14, стр. 15; П. № 14; дл. 7,6, шир. 12,4.98. Монастырь Русский Св. Пантелеймона, подл, в О. № 15, стр. 16; П. № 15; дл. 7,7, шир. 12,5.99. Монастырь Ксиропотам, подл, в О. № 16, стр. 17; П. № 16; дл. 11,3, шир. 15,5.100. Монастырь Симопетра, подл, в О. № 17 стр. 18; П. № 17; дл. 14,1, шир. 9,5.101. Монастырь Григориат, подл, в О. № 18, стр. 19; П. № 18; дл. 8, шир. 12,4.102. Монастырь Дионисиат, подл, в О. № 19, стр. 20; П. № 19; дл. 9,6, шир. 14,1.103. Монастырь Св. Павла, подл, в О, № 20, стр. 21 коп. в М. № 8; П. № 20; дл. 15, шир. 11,3.104. Монастырь Преображенский, подл, в О. № 2, стр. 22; П. № 2; дл. 13,9, шир. 12,4.105. Монастырь Спасский Русан, подл, в О. № 3, стр. 23; П. № 3; дл. 11,3, шир. 7,9.106. Монастырь Спасский Дузский, подл, в О. № 4, стр. 24; П. № 4; дл. 9,2, шир. 13,9.107. Монастырь Троицкий, подл, в О. № 5, стр. 25; П. № 5; дл. 12,3, шир. 9,4.108. Врата монастыря Аркадия на о. Крите, подл, в О. № 6, стр. 26; П. № 6; дл. 12,1, шир. 8,3.109. Монастырь Св. Георгия Азрани на о. Крите, подл, в О. № 7. стр. 27; П. № 7; дл. 8,4, шир. 13,3.110. Монастырь Спасский Флампурии в горах Димитриадских или Загури, подл, в О. № 9, стр. 28; П. № 9; дл. 9,3, шир. 13,9.111. Церковь Успения в Афинах, подл, в О. № 10, стр. 29; П. № 10; дл. 4,5, шир. 10,8.112. Монастырь Введенский близ Афин, подл, в О. № 11, стр. 30; П. № 11; дл. 7,3, шир. 11,2.113. Остров Санторин, подл, в О. № 12, стр. 31; П. № 12; дл. 8,5, шир. 13,3.114. Монастырь Благовещенский на о. Крите, подл, в О. № 13, стр. 32; П. № 13; дл. 9,2, шир. 13,9.115. Изображение иконостаса (без названия), подл, в О. стр. 32 об.; дл. 3,9, шир. 12,7.116. Метеорские монастыри, подл, в О. № 14, стр. 33; П. № 14; дл. 12,4, шир. 18,8.117. Церковь Св. Георгия в Афинах, подл, в О. № 16, стр. 34; П. № 15; дл. 5,5, шир. 11,3.118. Монастырь Св. Георгия Апаностенфи на о. Крите, подл, в О, № 15, стр. 35; П. № 16; дл. 8,8, шир. 19,5.119. Пещера Св. Иоанна Крестителя, подл, в О. № 17, стр. 36; дл. 3,1, шир. 6,0.120. Гробницы Авессалома и пророка Захарии, подл, в О. № 17, стр. 36; П. № 17; дл. 4,1, шир. 7,3.Рисунки №№ 119 и 120 находятся в подлиннике на одной странице.121. Монастырь Троицкий Акротир на о. Крите, подл, в О. № 18, стр. 37; П. № 18; дл. 12,1, шир. 17,3.122. Монастырь Успенский Пендели близ Афин, подл, в О. № 19, стр. 38; П. № 19; дл. 12,4, шир. 17.123. Монастырь Св. Архангелов в Пелопоннесе, подл, в О. № 20, стр. 39; П. № 20; дл. 10,9, шир. 16,2.124. Монастырь Св. Варлаама, подл. в О. № 21, стр. 40; П. № 21; дл. 13,9, шир. 9,4.125. Монастырь Никольский и скит Предтеченский, подл, в О. № 24, стр. 41; П. № 24; дл. 11,3, шир. 7,9.126. Монастырь Успенский, великая пещера близ Калавриты, подл, в О. № 25, стр. 42; П. № 25; дл. 7,5, шир. 11,4.127. Водосвятильница Иверского монастыря, подл, в О. № 26, стр. 43; П. № 26; дл. 7,6, шир. 5,7.128. Гробница Св. Евангелиста Луки в Фивах, подл, в О. № 27, стр. 44; П. № 27; дл. 3,2, шир. 7,8.129. Внутренность храма Св. Луки в Ливадии, подл, в О. № 28, стр. 45; П. № 28; дл. 6,2, шир. 8,5.130. Монастырь Успенский на о. Крите, подл, в О. № 29, стр. 46; П. № 29; дл. 7,9, шир. 11,4.131. Монастырь Св. Стефана, подл, в О. № 30, стр. 47; П. № 80; дл. 10,4, шир. 8,7.132. Гроб Господень, подл, в О. № 31, стр. 48; Ц. № 31; дл. 7,1, шир. 6,3.133. Монастырь Богородицы Влахернской в Арте, подл, в О. № 32, стр. 49; П. № 32; дл. 6,9, шир. 9,4.134. План церкви Богородицы Влахернской в Арте, подл, в О. стр. 49 сб.; дл. 4, шир. 2,5.135. Монастырь Св. Луки в Ливадии, подл, в О. № 33, стр. 50; П. № 33; дл. 9, шир. 17,7.136. Крест Ксиропотамского монастыря, подл, в О. № 34, стр. 51; П. № 34; дл. 11,3, шир. 5,4.137. Монастырь Живоносного источника на о. Крите, подл, в О. № 35, стр. 52; П. № 35; дл. 8,1, шир. 12,4.Кроме этих вышеприведённых рисунков, Рубан перечисляет ещё следующие, существовавшие в его время и до нас не дошедшие.138. Лавра Св. Афанасия, в П. № 1 (1).139. Монастырь Ватопед, в П. № 8 (1).140. Помост Ватопедской церкви, в П. № 8 (2).141. Монастырь Хиландар, в П. № 10 (1).142. Мера Хиландарского креста, в П. № 10 (2).143. Карта Александрийской патриархии, в П. № 1.144. Монастырь Богородицы на о. Аморгосе, в П. № 8.145. Монастырь Преображенский Аркадия на о. Крите, в П. № 22.146. Мраморный фонтан при монастыре Св. Антония, в П. № 23.147. Разные вещи и храм Св. Софии в Царьграде, в П. № 36.148. Греческия монеты, в П. № 37.Таким образом, из 148 рисунков, оставленных Барским, как дополнение к описанию его странствований, 2 – №№ 81 и 82 сохранились только в копиях и 11 – №№ 138 – 148 затеряны, если только по ближайшему исследованию, они не отыщутся в числе поименованных выше рисунков без названий.Кроме рисунков, как наследство от Барского, до нас дошли 12 его писем, сохранившиеся в особом альбоме, принадлежащем также графу А. С. Уварову, а именно:1. от 1723г.Августа 24, к отцу.2. «1733» Августа 1, из Дамаска, к родителям.3. «1733» Августа (?), из Дамаска, к родителям.4. «1740» Августа 31, из Патмоса, к родителям.5. «1741» Апреля 21, из Патмоса, к брату.6. «1742» Января 25, из Патмоса, к матери.7. от 1742 г. Марта 12, из Патмоса, к брату.8. «1742» Мая 13, из Патмоса, к брату.9. «1744» Января 11, из Царьграда, к брату.10. «1744» Июня (без означения числа) из Царьграда, к матери.11. «1744» Июня (без означения числа), из Царьграда, к брату.12. «1746» Октября 31, из Бухареста, к матери.Все эти письма были уже напечатаны А. М. Лазаревским в Русском Архиве 1874 г. № 9, стр. 514 – 532.Наконец, в том же альбоме сохранились следующие, касающиеся Барского, документы:1 – 5. Пять писем Иеромонаха Константина Политанского к Барскому, из Константинополя, от 15 Октября 1740 г., 12 Мая 1741 г., начала 1742 г. без числа, 28 Мая и 5 Июня 1742 г.6. Отрывки праздничных евангелий на арабском языке, с русскою сверху транскрипцией, а именно:а) На Воскресение Светлой Пасхи – от Иоанна, гл. I, ст. 1 – 17.б) На вечерни первого дня Пасхи – от Иоанна, гл. XX, ст. 19 – 25.в) На обедне в Рождество Христово – от Матфея, гл. II, ст. 1 – 12.г) На обедне в Богоявление – от Матфея, гл. ІII, ст. 13 – 17.7. Свидетельство Филарета игумена Креховской обители, от 24 Апреля 1724 г.8. Грамота Львовского архиепископа Иоанна Скарбека, от 27 Апреля 1724 г.9. Грамота Агрского (Эрлауского) епископа Георгия Фоглара, от 29 Мая 1724 г.10. Паспорт Франциска Донато, Венецианского посла при Венском дворе, от 13 Июня 1724 г.11. Паспорт графа Льва де-Пейри, в Неаполе, от 29 Августа 1724 г.12. Грамота Винцентия Аламанни, Папского нунция в Неаполе, 29 Августа 1724 г.13. Грамота патриарха Антиохийского Сильвестра, на арабском языке, от 6 Мая 1734 г.14. Грамота патриарха Антиохийского Сильвестра, данная Барскому, без означения года и числа.15. Письмо патриарха Антиохийского Сильвестра к Барскому, из Адрианополя от 6 Апреля 1744 г.16. Ответ Барского патриарху Сильвестру, из Константинополя, от Мая (после 9) 1744 г.17. Свидетельство Дамаскина, игумена Ксиропотамского монастыря, данная Барскому, от 2 Ноября 1744 г., на обороте перевод её на русский язык.18. Письмо Виссариона, ризничего Иверского монастыря к Барскому, от 18 Ноября 1744 г.19. Письмо патриарха Антиохийского Сильвестра к Барскому, из Бухареста, от 14 Августа 1747 г.20. Ответ Барского патриарху Сильвестру, из Киева, от Сентября (после 8) 1747 г.Сличая эти подлинные документы с помещёнными в издании Рубана, мы увидим, что семь из них, а именно: №№ 7, 8, 9, 10, 11, 13, 14 и 17 были известны Рубану и помещены им в переводе, как приложение к его изданию, остальные тринадцать были ему неизвестны. В свою очередь, Рубан поместил следующие 28 документов, которые в подлиннике до нас не дошли и сохранились только в его издании.21. Грамота Иеронима Гримальди, Папского нунция в Вене, от 19 Июня 1724 г.22. Паспорт, выданный Барскому, в Барлете, от 5 Августа 1724 г.23. Грамота Кардинала Чиенфуегоса, в Риме, от 13 Сентября 1724 г.24. Грамота Кардинала Албанского, в Риме, от 16 Сентября 1724 г.25. Свидетельство Спиридона Караса, Священника Греческой Георгиевской церкви, в Венеции, от 15 Октября 1724 г.26. Свидетельство Священника Греческой Георгиевской церкви, выданное Архимандриту Рувиму и Барскому, в Венеции 2 Марта 1725 г.27. Грамота Иоанникия Архиепископа Синайского, в Каире, 1 Мая 1728 г.28. Письмо А. А. Вешнякова к Барскому, из Константинополя, от 17 Апреля 1743 г.29. Паспорт А. А. Вешнякова, Русского резидента, в Константинополе, от 17 Апреля 1743 г.30. Султанский фирман, на проезд Барского с о. Патмоса в Константинополь, от Апреля 1743 г.31. Султанский фирман, для проезда Барского на Афон, от Апреля 1744 г.32. Паспорт А. А. Вешнякова, Русского резидента, в Константинополе, от 4 Июня 1744 г.33. Свидетельство Кирилла, проигумена Ватопедскаго, от 1744 г.34. Грамота патриарха Александрийского Матфея, данная Барскому, в Бухаресте, от Февраля 1747 г.Харачи (Турецкие свидетельства) выданные:35. В Сакизе, 1139 (1725) г. жёлтого цвета.36. В Кутчериме или Иерусалиме, 1140 (1726) г. розового цвета.37. В Кипре, 1141 (1727) г. белого цвета.38. В Иерусалиме, 1142 (1728) г. жёлтого цвета.39. В Иерусалиме, 1143 (1729) г. кирпичного цвета.40. В Дамаске, 1144 (1730) г. розового цвета.41. В Сакизе, 1145 (1731) г. белого цвета.42. В Дамаске, 1146 (1732) г. жёлтого цвета.43. В Дамаске, 1147 (1733) г. тёмнобелого цвета.44. В Кипре, 1148 (1734) г. светлобелого цвета.45. В Кипре, 1149 (1735) г. розового цвета.46. В Кипре, 1150 (1736) г. жёлтого цвета.47. В Патмосе, 1157 (1743) г. розового цвета.48. В Македонии, 1158 (1744) г. жёлтого цвета.Первая мысль об издании в свет странствований Барского принадлежала архиепископу Псковскому Симону Тодорскому, который вместе с тем заинтересовал этою рукописью своего земляка графа А. Г. Разумовского. Но кончина Преосвященного в 1754 году помешала исполнению этого намерения. После кончины Преосвященного Симона, за это дело взялся граф Разумовский, который уже сносился об этом предмете с Архиепископом Московским Амвросием, прося его прислать для напечатания исправный список путешествия Барского. Но и на сей раз, за смертью Разумовского в 1771 г., дело не состоялось. Только через тридцать лет после смерти Барского, на его рукопись обратил внимание князь Г. А. Потёмкин-Таврический, который поручил В. Г. Рубану издание оной. Рубан пользовался для своего издания следующими тремя рукописями, принадлежавшими тогда: 1. архиепископу Ростовскому Самуилу в десть без рисунков, 2. Н. Н. Бантыш-Каменскому, из библиотеки архиепископа Московского Амвросия, в 4-ую долю, с некоторыми рисунками19 и 3. архимандриту Полтавского Крестовоздвиженского монастыря Феоктисту Мочульскому, из библиотеки митрополита Киевского Арсения Могилянского, со многими рисунками, в 3-х книгах, – в десть. При этом нельзя не заметить, что Рубан не упоминает о подлинной рукописи Барского, , которая должна была быть ему известна, так как он находился в сношении с братом Барского.В 1778 году вышло 1-е издание странствований Барского под следующим заглавием: «Пешеходца Василия Григоровича Барского Плаки Албова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к Святым местам, в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723 и оконченное в 1747 году, им самим писанное, ныне же на иждивении Его Светлости князя Григория Александровича Потемкина для пользы общества изданное в свет, под смотрением Василия Григорьевича Рубана. Санкт-Петербург. При Императорской Академии Наук, 1778, in 4о, стр. ХII, 796.«Не безприлично», пишет Рубан, «упомянуть об отменах, учинённых в некоторых местах, при печатании сей книги, против подлинника, которые читавшие оригинал, и с ним сличающие, могут без сомнения приметить. Отмены сии состоят по большей части в повестях, кои находятся уже в других Российских церковных, или гражданских книгах, почему здесь и исключены, дабы повторением известных историй, ни книги, ни читателей, не обременить. Напротив того, в местах сделаны дополнения из различных исторических, географических и путешественных книг». Чтобы наглядно представить отношения Рубана к подлиннику, мы считаем долгом привести несколько отрывков.У Рубана по изданию 1778 г.У Барского по подлинной рукописи.Стр. 494. «И абие присла (Резидент Вешняков) ко мне на брег Российского студента Василия Стефанова сына Рубанова и с ним одного янычара».Л. 326 об. И абие присла к мне на брег Турчина ясакчея при себе служаща.Стр. 498. Ныне же для любопытства твоего читателю, сообщаю выписки учиненныя мною из разных Греческих и других книг, содержащих роспись Благочестивых Христианских церквей, бывших в сем, прославием некогда процветающем граде, из которых до ныне весьма немногие уже осташася, слыши убо о семь вкратце.Сего не находится, а сама роспись помещена по-Гречески и не в тексте, а в приложении л. 492.Стр. 505. Константинополь бысть иногда величайшая и сильнейшая столица Восточной, си есть Греческой Монархии, а Западной, или Римской империи сверстница, и есть совершенным междустением, или соединением Азии с Европою. Он силою страшнаго своего оружия и славою побед своих; все в Европе, Азии и Африке лежащие грады, кроме Рима, превозвышаше. В сем царствующем граде бысть иногда феатр Христианския славы, из него же произойдоша многие мудростию в добродетельми просиявшие Цари, Богоносные Отцы и непобедимые столпы церкви Христовой, иже Богодухновенным учением своим всех на Христа Спасителя и Святейшую Церковь Его восставших еретиков и развратников Истинныя Веры, победиша, а благонравием и человеколюбием своим жестокосердых укротиша варваров, и из всего правду и истинное учение любящаго света, несравненною и сущей Христовой благодати и истинны наполненною проповедию, тьму заблуждающаго неведения прогнаша. Воистину тот человек не погрешит, иже Константинополь ключем вселенныя, средоточием царств и сердцем всех частей света назовет. Сей един град совершенно того достоин, дабы разделенной Вере Христовой, паки в нем соединитися, о чем первенствующая и Православная Греческая Церковь, в праведных своих молитвах, ежедневно у Создателя Бога просит, дабы Християнские Цари, многими Областями владычествующие, престол свой по-прежнему тамо возимели, науки яко в крепком забрале, без упадка процветали, и всему Христианству полезные законы из него, яко из главнаго источника, по знанию славы и величанию имени Иисус Христова, неоскудно бы проистекали. Но к общему всех Християн жалению, в несказанный упадок сей преславный град пришел. Красота Царских палат, великолепие превосходившее вероятие, сокровища святых Божиих церьквей; мармором, живописью, мусиею, златом и сребром преукрашенные Християнскиѳ храмы и монастыри, Княжеские и знатнейших граждан великие домы, на высочайшую степень взошедшия науки и художества, почти в совершенное уничтожение придоша. Святыя церкви в Магометовы капища и в мусульманския мечети с 1453 году обращены. Мудрость безумием, а наука невежеством поглощена, а притом гордостию и тиранством окована.Л. 328, 329. Аз часто прееждах обонь ко Цариграду изначала с провождением яничара Турчина при дворе служащаго, последи же и сам. И ходих часто до патриарх и архиереов и учителей ради полезной беседи, таже обхождах и созирах древния здания царей Греческих, и знаменити они столпи, иже обретаются в Цариграде и звери дивии различнии, хранимии от султана, и прочии вещи достойни зрения. И разсмотрях красоту и расположение града, и пристанище различных кораблей, и обичай народов и прочая. О них же всех подробну напишу тебе повесть, любезний читателю, егда опишу Цариград. Еще бо многии вещи (аще Бог изволит), достойнии зрения имам разсмотрети.Другие «отмены», сделанные Рубаном против подлинника, заключаются в том, что он, стараясь представить Барского, так сказать, в облагороженном виде, исказил первоначальный текст Барского, который в этой переделке потерял всю свою своеобразность и типичность.Но указав на погрешности Рубана по изданию Барского, было бы грешно умалять заслуги его по обнародованию рукописи Барского, которой без него, вероятно, долго бы пришлось оставаться малоизвестною.Вслед за первым изданием последовали: 2-е – 1785 г., 3-е – 1793 г., 5-ое 1800 г. и 6-ое – 1819 г. Все эти издания были напечатаны при Академии Наук и составляют только перепечатку первого издания. М. Полуденский в статье своей: Путешествие по Святым местам Василия Барского, помещённой в Библиографических Записках 1859 г. № 9, стр. 254–282, отмечает следующие замеченные им разницы в изданиях: во втором, третьем и пятом сохранена та же нумерация страниц, для чего не поставлен в счёт белый оборот страницы 411, листок для заглавия второй части и первая её страница, на которую перенесены с 411 страницы последние 30 строк текста. В шестом издании изменено только следующее: вторая часть имеет свою особую пометку страниц с 1 по 391, алфавит напечатан не так убористо, так что он занимает в этом шестом издании 13 страниц, а не 10, и помета внизу сделана не литерами, а цифрами. Говоря об этих изданиях, нельзя не обратить внимания, что после третьего – 1793 г. следует пятое – 1800 г., четвертое же, долженствовавшее существовать между ними, не видел ни один из исследователей Барского и год этого издания не указывается ни в одном из печатных каталогов. Все это заставляет предполагать, что четвертого издания, действительно, не существует, но какие причины побудили Академию перейти прямо с третьего на пятое, остается доселе неизвестным. Кроме этих изданий имеется еще одно, ныне весьма редкое, напечатанное со следующим заглавием: «Сия книга пешеходца Василия Григоровича Барскаго-Плако-Албова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, Путешествие к Святым местам, напечатанная в С.-Петербурге Приимператорской Академии Наук в 1778 году. Ныне же вышенапечатанная Книга Путешествия, перепечатана с указанного дозволения, с засвидетельствованием Северского Новгородского Наместничества нижнего Земского Сурожского суда, и подписана суда присутствующими, и печатью утвержена: с которой ныне напечатана, в вольной типографии Клинцовского посада второй гильдии купца, Дмитрия Рукавишникова. 1788 году Июня 15 дня». Раскольническое издание это, ныне весьма редкое, представляет дословную перепечатку первого издания Рубана, со следующими только изменениями: напечатано оно in fol., алфавит в один, а не два столбца, отчего вместо 10 страниц первого издания занимает 18 страниц и, наконец, за неимением вероятно в Клинцовской типографии иностранных букв, везде, где таковые встречаются в первом издании, здесь оставлены пробелы.Кроме того «Странствования Барского» были издаваемы в извлечениях. Еще в 1770 г., издававшемся С.-Петербургском журнале: Парнасский Щепетильник, Июль, стр. 119, был напечатан отрывок, под следующим заглавием: «Описание города Солуня. называемого другим именем Салоники, по латыни Thessalonika, учиненное там бывшим Российским путешественником Василием Григоровичем, гражданином Киевским, во время странствования его по свету, чрез 25 лет, которое описано и у многих в манускрипте хранится».В 1847 году было издано в Москве: «Путешествие в Иерусалим» и перепечатано в 1849 и в 1851 г. Там же в 1864 г. «Извлечение из описания путешествия в Иерусалим в 1726 г. В. Г. Барскаго. Описание Иерусалима и его окрестностей». В 1867 г. «Из путешествия в 1726–1744 г. Афонская Лавра Св. Афанасия». Наконец в 1882 г. о. Архимандрит Леонид издал: «Три древних сказания о Св. Горе Афонской и краткое описание Св. Горы составленное в первое посещение оной Василием Барским 1725–1726 г. (по Казанскому списку)».Настоящее издание странствований Василия Григоровича-Барского предпринято Православным Палестинским Обществом, на средства, пожертвованные на этот предмет, Его Императорским Высочеством Государем, Великим Князем Павлом Александровичем, причём редакция странствования была обязательно возложена Обществом на меня.В основании настоящего издания принята подлинная рукопись Барскаго. В тех же немногих местах, где она писана чужой рукою, принять в основание список Археографической Комиссии, как самый полный и безошибочный, и в этом последнем случае существеннейшие варианты к нему подобраны из списков: Михайловского Златоверхого монастыря и Казанского Университета. При ссылках мы употребляли, для обозначения списков, следующие сокращения: подлинной рукописи – Ув., списка Михайловского монастыря – М. и списка Казанского Университета – К.Все сохранившиеся 137 рисунков Барскаго, а равно палеографический снимок с подлинного его письма и фотографический снимок с его надгробного камня воспроизведены с возможною точностью против подлинников, в фотолитографическом заведении Н. Т. Индутного. Да послужит это новое издание странствований Василия Григоровича-Барскаго, предпринятое Православным Палестинским Обществом, «на уведение и на память и на молитву благоверным человеком».Николай Барсуков10 Октября 1884 г.Сельцо Ивановка.Елико неоткровенна есть премудрость Божия, толико недомыслимое Его о нас примышление же и смотрение: Его же судьбы суть бездна многа, ибо не точию истинная благая, но и мнимая злая приводит к благому концу. И толикое, кроме сего, имать человеколюбие яко не точию тем, иже Его ищут, но и тем, иже ниже о чесом благом помышляют, многажды великие дарует благодати, яко же аз искусством в себе познах, иже никогда же помыслих ходити по толиких далёких странах, и понести и подяти толь великие труды, и свободитися от множества бед, и поклонитися святим многим местам, зрети асе и описати изрядная здания и пресловутые монастыри, скиты, церковные чини, к тому же жития и деяния добродетельных мужей и инни достопамятни и достохвальны вещи; обаче сподоби мя премилосердый Бог, аще и грешна. Сего ради и аз вся описах в славу и благодарение Божие и в пользу чтущим и слышащим, но с инним намерением, точию да молитствуют о недостоинстве моем и да удивляются Божию промышлению и смотрению, от какового гнилого основания и от какового некрепкого начала приводе мя и настави к толь благополучному концу.1723 год. Киев, Почаев, БродиВо времена, в няже правяше престол Киевский блаженной памяти преосвященной Иоасаф Краковский и по нем Варлаам Ванатович, бых аз тогда в младых летах и поучахся в школах Латинских; аще же и не силен в науце бых, обаче благодатью Божией пройдох малые школы даже до Риторики и начал философских, до которых наук сам аз вдадохся на поучение, кроме изволения отца моего, и кроме помощи домашнего инспектора. Отец бо мой бяше книжен точию в Российском писании и в церковном пении, муж аще и благовенен, обачо нравом прост, и видя в учениях излишнее пренье, гордость, тщеславие, славолюбие, зависть и прочая случаема, мняше, яко от науки им сия бывают, а не от самовольного произволения, тщашеся всячески воспятити ми намерение, но не можаше, помоществующей ныне матери. Многажды же и последи развращашеся совети своими и советоваше оставити непотребную сию науку и в церковной упражнятися практице; видя же во мне некую к сему естественну склонность и охоту, прочее остави мя мирна. Доспевшу убо мне, яко же предрекох, до начал философских, Божиим попущением проявися мне на левой нозе толь язва велия, яко не могох ходити. Тогда оставих школы и врачевахся. Врачем же тогда неискусним сущим, и многим приходящим и пременяющимся, и денги немали взяша от родителей и болшую язву отверзоша и не могоша мя исцелити, и сицо мало иде время кроме учения, яко 21 день, еже аз оставих уже вся со всем моим намерением, понеже не чаях уже исцелитися. Но виждь нечаянное Боже о мне смотрение: некто Иустин Ленецкий, брат бывшего архиепископа Суждалскаго Варлаама, мой же соученик и сверстник, отъеждашо тогда в Полшу до града Львова, ради совершения больших наук, тому поревновах, возжелах отъехати с ним вкупе, тоеяжде ради вини, наипаче же ради исцеления ноги, слишах бо, яко тамо искусни обретахуся врачеве. Начах убо молити матерь мою, да отпустит мя; она же вину благословну представивши, неприсутствие отца, никако же хотяше первие соизволити, ибо отець мой купец быв, в далёком медляше пути, котораго ожидати нелзя было при так случной оказии. Молящи же аз многажды матерь и преклоняющи ю благословною виною врачевания своего, аще и жена сущи и болше, аки мати, к чадом соболезнование имееть, нежели отец, обаче, смотрением Божиим, соизволи и давши мне молитву и благословение и вся нужная на путь и на харч, отпусти со многим риданием и слезами. Егда же отъехали мы вне пределов Киевских на несколько миль, отец от пути тогожде дня повратившися, посла абие скоро за мною конного слугу, иже достигши мя, увещаваше, прекланяше мя всячески к возвращению, яко же ему повеленно есть. Аз видящи случай мне благополучен, препославши ему должний синовний поклон, не повинухся его совету, ниже отлучихся друга своего, но возвративши слугу воспять, яхся пути прилежно. Бысть же тогда год 1723, егда изийдох из Киева, месяц июлий, память святаго пророка Илии; возраста же моего бяше лет около двадесяти и двоих. И преехахом чрез Острог город и чрез Почаев, идеже есть монастир унеятский Успения Пресвятия Богородицы, и тамо бывает на всяк год в праздник собор народа многа и ярмарок, на нем же случихомся и ми бити. Тамо есть стопа Богородична в церкви, в камени, и мощи целие святаго Железа, яже достоверни суть, или ни, того не испитахъ: не бих бо тогда еще любопитний. Оттуду, аще и не по пути, приехахом до града, нарицаемаго Броди. Минувшим бо нам некое место, стрегущии райтари силою взявши тамо нас отведоша и озлобиша нась тамо Жиди много. Броди есть град, стеною каменною обведен, стоить на месте ровном и ниском, окрест же себе имать блати и води мелко, оттуду бо нарекошася и Броди, яко до града чрез води, брести требе. Тамо Жидов множество и власть их великая.1724 год. Львов, Самбор, Воля, Грушев, Каменцы, Ганиска, Гесть, Тард, Денгеш, Гатвань, Будимь, Кохарно, Веден, Марияцел, Навмарг, Филох, Понтава, Валюежонь, Кордоват, Портогуаро, Венеция, Доля, Католека, Аримиене, Сенегалея, Анкона, Лорет, Калария, Санкт Михаел, Барлета, Тарань, Бар, Барлета, Троя, Путь к Неаполю, Неаполь, Гариляно, Рим, Флоренция, РувигоОттуду приехахоми до града Львова прослутого, каменная здания в себе имущем и церкви изрядни, и звоници, и школи, и политического народа доволно. Тамо аз купно с сопутником моим Иустином наяхом на предградии нарочно дом, с кормлением, и поплащахом на месяц, еже согласихом, по тамошнему обычаю, и обретши аз тамо врача искусна, исцелих свою ногу в мале времени и благодарих Бога. Обретохом же тамо многих страннолюбивых людей от Русов, духовних аще и мирскях, и угощеваху нас часто, найпаче же тии, иже на Унею бяху насиловании, в тайне зело православии. В Львове обретается Академия Езувитская прослутая, в которую ми желающи сочетатися, да искусим их предания учений и да видим предъуспеяние учащихся; боящися же да не како познаеми будем, яко веема православии, не приймают бо тамо такових, наипаче же Киевских, и хотящи утаитися, поживши малое время, поучения ради их язика и привествий, оставихом своя прежняя проименования и нарекохомся Барский, единим проименованием, притворшеся быти брата родна и аки би от Бара суща, ижо в Ляшеской стороне обретается на Подолии. Бистъ же Иустин, сопутник мой, мало старейший и той мняшеся быти брат первий, аз же вторий. И с сицевим согласием явившися пред префекта, аще и вопрошаеми бихом, где первие учихомся, отвещавши некиим тамо в окрестних градех знающи имена вероятни, возменихомся ему быти, яко непреткновенно и сладко ему ответствовахом Латинским язиком, и по прошению убо нашему сочета нас в Реторику. Бысть же сие, мню, попущением Божиим, искушения ради их и нашего; но не восхоте да пребудем там многое время и не остави чад, воспитанних учением православним, повредитися от злославних нравов многовременним сочетанием, яко же то пострадаша мнозы, но слыши, что устрои. Ходящим нам в школу точию осмь или десять дний, не вем, от характира ли писания, или от сочинения, или от беседи Лешеского язика, начаху с ученики познавати нас, яко несми от Полских стран, найпаче же тамошнии Руси унеяти, о семь любопитливие суть, но не могущи яве обличити нас, понеже от префекта предъистязанни сущи, прияти бихом честно, також и от профессора риторического, завистию убо, или ненавистию наполнении суще, умишляют коварство хитростно сицево: сочиняет некто лукавший от них послание Русское притворное, аки бы нам с Киева от родителей писанное с великим плачем и слезами, ради непоноснаго нашего от их разлучения, и аки бы поучитительное и увещательное, да блюдем себе всячески от кваса унеятского и от яда папежского, и прочая елика его бес научи. Так же запечатавши, вручи некоей старой бабе и научи ю, да мимо ходя пред школами вопрошает, кому надлежит отдать сие писание, купци бо некии мимоходящии вручиша мне сие. Виждь, каковая орудия избра себе диавол в мире сем к деланию воли своей, всегда бо злотворная дела, найпаче сими средствиями, бывают или диаволом, или бабою, или отроком. Сотворшей же бабе, яко же наученна бе, нам ничтоже о сем ведающим, ниже присутствующим, абие похитивши писание от рук бабиных, на сие согласившиися и видящи надписанная наши проименования, распчаташа и прочетши между собою, отнесоша к префекту. Префект же абие написа ексклюзию, си ест изгнание, и пригвозди на вратех внешних академии. Пред окончанием же, егда имеяху исходити профессори со учениками из школ, прийде первие до Риторики и приветствовав учителя нашего рече: «Согреших в невежестве и сочетав овцам прокаженни козлища». Всем же созирающим друг на друга и удивляющимся речению, абие зва нас по имени и повеле нам изийти из школи. Абие же нам изшедшам в приосенение рече: «Бежете отсюду лицемери и к тому зде не возвращайтеся»; ми же ответствовахомь: «Какой ради вини честний отче?» «Понеже познастося, яко волци есте от лесов Киевских». Отвещахом: «Никакоже». Паки рече к нам: «Писание родителей ваших, от Киева посланное, дойде в руце мои». Ми же, познавши, яко продадение и хитрость есть злотворних людей, рекохом, яко чуждое и притворное может быти послание, истинное никако же, и молихом да нам его покажет. Префект же более возьяряся и рече: «Аще до показания прийдет, зле пострадати имате»; ми же, давши место неправедному гневу, поклоншися отъидохом. И прежде даже не взийти учеником из школ, проходящи врата академии и видящи прибитую противо нас написанную эксклюзию, си есть причину изгнания нашего, прочтохом ю. Вкратце заключашеся же в ней разумение сицево: Понеже Иустин и Василий, по проименованию Барскии, познашася, яко от стран Киевских суть и противнии Кафалической Римской церкви, для того по регулам и правилам Академии нашей Езувитской Лвовской не имуть в ней места, но изганяются яве. Сия прочетши, идохом скоро в дом свой, пременивши срам на дерзость, печаль же на радость, разсуждающи, яко вина изгнания нашего не толко бысть безчестна, но и честна. Како бо нечестна в Бозе, егда яве в семь граде прославиша нас, яко есми православнии христиане, сини Восточной Соборной и Апостолской церкви, и противнии неправославно и еретическо мудрствующим, си есть последним и новопроявшимся вимисленником и чадом Западней Римской церкви? Како нечестное бысть изгнание чрез лжу и хитрость и ненависть людскую содеянное? Сам же от самаго Христа Спасителя миру блажимое: «Блаженни бо», рече, «изгнании правди ради, яко тех есть царство небесное»; и паки: «Блаженни есте, егда поносят вам и ижденут вы и рекут всяк зол глагол на вы лжуще Мене ради». Сия убо и ина сицева пришедши в дом и размишляющи, безмолствовахом, никаможе исходящие, но советующися с собою едину седмицу, что имамы творити. Аз убо советовах, да преживши несколко месяцей в Лвове и научившися беседи добре Полской, паки повратимся в православний и богоспасаемий град Киев, мерзящи необично, яко вси церквы Рускии и монастире вольною и невольною повреждении бяху униею, и ведаючи свою немощь в денгах, которих я мало имел, понеже, якоже пред писах, нечаянно и спешно изийдох от отечества, в небитии отца моего; Иустин же Леннецкий, мнимий мой брат, истинний же сожитель и сопутник, понеже денги имеяше многи, не хотяше прияти совета моего, ниже собившагося безчестия, но советоваше всячески, да припадем к некоему великому и знаменитому лицу, молящи, да его ходотайством и предстателством паки прияти будем в училище. Аз же повиновахся ему; аки возрастом старейшему и учением силнейшему и мнимому первому брату. Идохом же купно по согласию в катедралний монастирь к епискому Рускому бившему тогда Афанасию Шептицкому и откривши ему вся подробну, молихом его о ходотайстве; он же умилосердися о нас и обещася нам сотворити сие благодеяние, понеже великое приятелство имеяше с Латины, и абие призвав архидиакона своего и рече ему: «Пойди с сими юношами к ректору и рци, яко приветствую их любезно и прошу прилежно, да приймут сих студентов паки в Академию, ибо от моея епархии суть и вем их отечество, но яко они суще и чуждих стран зрети желающе, отъидоша точию до Киева, видения ради, и паки возвратишася в свое отечество». Мы же, слышащи сия, поклонихомся ему до земли и благодарствовахом. По повелению убо его поведшу нас пред ректора и префекта архидиакону и рекшу, яко же научи его, аще и не хотяху нас прияти, прекословящи доволно, яко по эксклюзии несть обичая паки приймати, обаче ради великаго приятелства епископскаго и ради прилежнаго архидиакона моления, обещаша нас прияти паки и повелеша нам утро прийти в Академию. Нам же поклонившимся и благодарившпм архидиакону, отъйдохом в дом с радостию. Утру же бывшу прийдохом в Академию и прият нас префект и паки вручи нас профессору в Реторику, исповедавши ему тайну вину нашега возвращения. Шатахуся же мнозы и удивляхуся и от зависти не ведаху, что творити, и недоумеваху, како се сотворися необичное и неслиханное. глаголаху бо, отнележе Академия сия создася, никогда же кто слышася изгнан сий, или праведне или неправедне, паки прият быти. Мы же молчанием внутрь сердцем благодарихом Бога за о нас Его бывшее смотрение, нам убо на радость и ползу, противним же на печаль и зависть. И сице ходихом свободно и безмолвно до школы, яко две седмицы и болше. Тогда начахом размишляти и советоватися между собою, что сотворим. Аз убо рекох, яко доволно нам есть, яко прияти есми паки и возвратися честь нам вспять, сего ради оставим самоволно ходити до школи многих ради вин. 1. Да не ископают нам паки каковую нову яму ненавидящии нас, горшую первой. 2. Да не истяжут нас о вере, и да не принудят нас к соединению своему папежници и унеяти. 3. Да идем к иним градом и видим иних людей обичай, и прочии мнози представих ему причини. Сопутник же мой Иустин советова, да не оставим школи даже до праздника Латинского Воскресения Христова. Бисть бо тогда недалече поста конец великаго. И тако сотворихом. Мы убо, яко человеци, различная помишляхом и советовахомся, Бог же иное нечто лучшее о нас промишляше. И слыши в то время некий поп Русский, млад овдовевший, муж учен, ради разгнания своей печали готовяшеся по Воскресении Христовом итти в Рим, мы же имущи его приятеля, поревновахом ему и возжелахом с ним купно ити; он же и радостен бысть, ради сопутнической дружби. И сице, давши друг другу слово и обещание, начахом предуготовлятися и ми. Мне же не бысть толь желание до Рима, елико до святителя Христова Николая в Бар град. Егда бо еще целих оную предреченную великую язву на нозе моей, обещах Богу по исцелении далекий подяти труд, в благодарение благодати Его; аще же и денег при себе зело мало имех, но повергох себе на промишление Божие и на милость христианскую. Предупование же наше бысть сицево: Умислихом первие ити в катедру Епископскую Лвовскую к своим благодетелем, хотящи молити их, да яко советники и наставники наши будучи в прежнем случаи, дадут нам здравий совет к умишлению и произволению нашему; но понеже тогда Светлия Пасхы праздновахуся дни, сего ради праздником Воскресения Христова идохом третияго дне привествовати их. Привествовахом убо архидиакона, и игумена, и наместника, и прочая знатнейшая лица, последи же и намерение наше архидиакону открихом, чесому он не точию не отрече, но и благоволи в сем нам помоществовати обещася, рад бо бысть о сем зело, понеже вероятно имеяше быти эзувитам епископское предписанное о нас свидетельство и ходотайство. Сего ради повеле нам, да предуготовившися утро прийдем к епископу с приветствовательними словеси, си есть с орациями. Сие же нам без укоснения сотворшим и заутро зело рано ускорившим, по службе Божией и по трапезе, идохом вкупе со архидиаконом и привествовахом его, но в тойждо орации и несколко словес о намерении нашем приложихом, чесому архиерей радостен бысть зело, и абие повеле призвати писара и написати нам без укоснения патента, си есть грамоти свидетелствованни, и с тими по совету его идохом к ректору школ и к архибискупу Полскому и от них взяхом патенти, в которих написано бяше, яко оньсица и оньсица Русса, от области Лешеской, студенти школ Лвовских, грядут к Риму и проч. Взявши убо ми патента и предуготовивши себе облечения пелгримская, си есть путническая, понеже но готовь еще бяше поп, имый с нами путешествовати.Имущи время и хотящи себе искусити, какови нам имуть явитися труди путешествия, идохом за три миле от Лвова к Жовкве городу, поклонения ради мощем святаго мученика Иоанна Сочавского. Прийдохом же к инокам, тамо при храме мощей обитающим, и прият нас игумен честно с вечера, со всяким учреждением и упокоением. Заутра же, по службе Божией, лобизахом мощи святаго мученика; таже званны быхом паки к игумену, иже учреди нас паки трапезою доволною. И абие воставши от трапези и благодарение Богу и всем инокам сотворши, отклонихомся, идохом до монастыра, именуемаго Креховского, идеже доспевши на вечерню, быхом в церквы и видехом вся по чину инок изрядне правящаяся. Последи же от игумена, и братии звахомься в трапезу и тамо такожде видехом благочиние и прияти быхом честно. Тамо вси смиреннии, страннолюбивии и зело добронравнии иноки. Тамо четири церкви внутрь монастира, а пятая вне, в лесе; от них же первоначалная в честь Преображения Христова есть сооруженна. Тамо игумен на един точию год поставляется и равен со братиею во власти, точию именем и достоинством болший разумеется быти. Словом рещи, всем достохвалная обитель. Тамо мы пренощевахом; заутра же, по прошению нашему, дадоша нам патента, свидетелствующая путь к Риму, с приложением монастирской печати и подписом игуменской руки. Таже по учреждении трапези и благодарении, отклонихомся, идохом паки до Лвова иним путем, но не успехом того дня возвратитися к нему, понеже, погубивши путь, блудихом в пустом лесе много. Для того обнощевахом у некоего священника в веси Яслисках. Заутра же воставши возвратихомся в Лвов, благопоспешно, и показася нам путешествование радостное и полезное. Быхом же тогожде дня на празднице святаго великомученика Георгия, празднуемаго в катедре Лвовской епископии. По празднице же в три дни предуготовихом пелгримские к путешествию одежди и вся, яже быша потребна. Таже идохом к монастиру Рускому Иоанна Богослова, которий на предградии Лвовском, на прекрасном и уединенном обретается месте. Тамо имехом самаго игумена, духовного нашего отца и великаго благодетеля, некоего Пахомия Гучинского, мужа страннолюбива, благонравна; при нем яже аз, новопришедший, неколико время жителствовах и многое благодеяние от него получих. Тому убо всечестному игумену исповедахом грехи своя и вручихом книги наши, одежди же студенские и вся, яже имеяхом, вещи; сами же облекохомся в одежди пелгримскии, по общему тамошнему обикновению отходящих в Рим. Есть же одеяние пелгримское сицево: одежда черна, или от плата, или от сукна, не имуща, воскрилий разделних, но совокупно сошвенна, на подобие стихара диаконскаго, точию с узкими рукавами, которую пелгрими носят вне верху своих обичних одежд, под сею сокровенних, и на персех носят повешен крест извязанний вне одежди; пояс ремян и при боку тиквица, ради ношения води в местех безводних; мешец на плещах с нужними вещами; плащик краток сверху, елик точию доволен покрыти плещи от дожда, и мешец от платна увощеннаго сошвен, подобнаго коже черной; сандалия на ногах крепко обвязана; шлем черн, кругло верху глави распростерт, и в руце жезл толст, висотою досязающь даже до глави, нарочно лепо виточен и очернен. В сицеви убо и ми облекшеся одежди, поп яже с послушником своим в малом чем различествующии, идохом вси четири первии в монастирь катедралний и после служби Божией и по трапезе отклонившися и милостиню от него взявши, такожде привествовши и прочиих наших благодетелей и приятелей, отъидохом оттуду со многим провождением знаемих и соседов и облобизавшися с ними, вне града на поли далече разлучихомся. Таже сами, с единим точию Богом, призвавши Его на помощь и Ему навсегда поручившися, пустихомься в намеренний наш путь, и, прешедши три Полскии милы, доспехом, яко о втором часе нощи, к веси, нарицаемой Криница, в ней же нощевахом в дому родителей священника, с нами грядущаго, со всяким странноприятием и покоением. Утро же, по службе Божией, в неделю, учреждахомься до полудни; таже мало препочивши, оттуду идохом, яко польмиле, к граду, нарицаемому Грудон или Город, и тамо обнощевахом в честном дому. Заутра же в понеделок, мало нечто сневши, идохом со многим провождением и плачем и лобизанием знаемих, сродников, соседов и ближних же и родителей вишепомянутого сопутника нашего священника и разлучившися от них со крайним целованием, прейдохом яко милю едину, и мимошедши веси Годвишнюю и Ошани, таже паки милю едину, и доспевшим веси, нарицаемой Гудки; ту нощевахом у некоего человека проста, на сломе в житници. Утро же востахом, пройдохом веси Новосялки и Хлопчики, таже шествовахом над реками, именующимися Днестр и Стривяж, которая в Днестр впадает. В оной вода зраком мало зеленая, в сей же рудовотая. Чрез веси Пеняне и Бабину и доспехом на нощь к граду, именуемому Самбор, которий от Лвова отстоит девяти милями и имать предградия долга и красна, со множеством верб, чинно насажденних, еще же и школи Латинскии. Тамо гостихом у зело благонравних и страннолюбивих людей, со всяким доволством и упокоением чрез два дни. Оттуду же идохом до стараго места, яко две миле, идеже прежде Самбор бысть, идеже нощевахом такожде у единаго страннолюбива. Заутра же, возсиявшу солнцу, оттуду идохом три поприща к знаменитому монастиру Спасскому, в нем же обитает епископ Перемышльский. Сего монастиря, аще тамо и знаменит слышится, описати не возмогох, ибо не токмо лепоти его внутрния не видехом, но и внешния добре не разсмотрехом: ибо еще точию нам под монастирскую некоего древа сению седшим и беседующим о красоте обители тоя, абие по случаю изийде от монастирских врат епископ, именуемий Иероним Уштрицкий; ми же егда возмогохом познати его, ибо не яко епископ, но яко мучитель некий и разбойник, гордости и ярости исполненний, изийде в худих одеждах, едину токмо последующу ему мирянину. Ми же узревши его, аще и недоумевахом, кто есть, обаче абие воскочихом от мест своих и должное, аки епископу, сотворихом поклонение. Он же абие сими нас приветствова словеси: Откуду? Зачим? Пощо? Ми же отвествовахом: «Странни есми, владико святий». Он же, превративши очес своих зеници, восскочи ногами и не аки пастирь ко овцам, но аки хищний волк, ослеплен униею немисленнии очеса, иский незлобивии овцы, на пажите православния пасущияся, поглотити, внезаапу на нас страшний в сех словесах испусти глас: «форть, форть, форть, прочь, прочь, прочь» и прочая, от диавола тогда ему во ум влагаемая словеса. Ми же абие бежахом от лица его и яхомся пути, поминающие онии словеса Христа Спасителя: «Блаженни есте, егда поносят вам, ижденут вы» и прочая, и не смущающися, но паче радующися ради последующих словес: «Радуйтеся и веселетеся, яко мзда ваша на небесех», идохом спешно полмиле и прийдохом к инному монастиру, именуемому Лаура. Тамо страннолюбно прияти быхом и патент от монастиря взяхом и оттоль идохом полтори20 мыле над потокамы, по камены текущимы, и путем каменнородным до веси нарицаемой Стебныць, и тамо нощевахом в дворе панском без бытности его, тогда самому точию бывшему и просившему нас подстаростому. Заутра же воставшы шествовахом три мыле и доспевши до веси, нарицаемой Угорцы, тамо нощевахом у некоего священника. Заутра же в неделю по службе Божей и по угощени от тогожде священника, без закоснения идохом паки горамы две мыли велики над рекою, камение удивителное имущою, доспехом до Балигрода, места пограничнаго. У Балигроде замедлихом чрез два дны. Тамо Жидове и денги нам дароваша на харчь подорожную, имехом бо к всем вездесущим Жидам от кагалу Лвовскаго патента чрез ходатайство единаго еврея, данное нам за некое наше преждне к нему благодеяние. Тамо гостихом у старосты, страннолюбива и милостива человека, иже, егда оттуду отидохом, даде нам и человека проводника, понеже путь тяжек и непроходим бе, и горы каменны превисоки, камень на камены аки бы рукамы положенны имущии. Егда же преидохом мылю едину, и приведе нас до некоей веси и оттуду дадоша нам иннаго проводника за повелением предреченнаго Балигродскаго старости, и с ним прешедшы к веси, нарицаемой Воля, нощевахом в некоего священныка Самуила, мужа страннолюбива, иже от любви своей и благаго произволения в утрие приведе нас (в) гору великую и ужасную, лесамы густимы зарастшую, нарицаемую Вескидь, того ради яко тамо разбойником есть место угодное и бедное преходящых шествование. Обаче что имехом творити не имеющи иннаго пути, ибо даликим разтоянием протяжеся оная гора и немощно было обыйти ю. Сего ради, Бога на помощь призвавши, идохом спешно с вишше помянутим священником и возшедши на верх тоя горы, на нем же Полская убо кончается, Венгерская же начинается граница. Тамо опочивши мало, видехом облаки сице низко ходящии, яки и главам нашым касахуся. Таможде недалече отстоящую выдехом навсевысочайшую гору с многимы снегамы, им же бы и неприлично било быты тогда в летное время, но понеже высока есть зело, того ради всегда на ней хлади обретаются. Повествоваху же нам мнози, яко тало снези многолетны суть в вертепах криющиися, снег бо ветхий лежит до новаго, тойжде до втораго и паки третый до иннаго, и тако никогда же до конца исчезнути не могут. Мы же видевшы таковое разнство стихий и Божию сие смотрению восписавши, пойдохом оттуду долу обонь поль гори Бескида и снийдох невредимы на землю Венгерскую. Богу тогда смырившу к некоему властелину всякое разбойническое зло. Посем разлучихомся с оным священником провождающим нас и путшествовахом паки самы чрез места, в которых народ краткое и тесное одеяние имать, и язик удивителный, его же мы не могохом разумети отнюдь. Прешедши убо дня того три мыле, доспехом к веси, нарицаемой Грушев. Тамо едва возмогохом упроситися на нощевание в дом, понеже ниже они нашего, ниже мы их возмогохом распознати наречия, точию помаянием рук. Заутра же воставши и прешедши мылю едину, прийдохом до местечка, еже нарицается Гуменное. Тамо замедлехом полтора дня, и оттуду в суботу по полудни идохом две мыле чрез весы Страское и Грушев, и угощеваша нас в тых страннолюбывии человецы, и нощевахом в Грушеве. Заутра же в неделю шествующи на путы и удалившися мало от сопутников своих ради нужды телесной, соблудих от пути праваго достизающи их, и по невежеству разлучихся и пойдох путем инным и прейдох сам мылю едину и достигох до веси, нарицаемой Царховеяны, и в ней обнощевах. Заутра же зело рано воставшы шествовах три мыле и прейдох веси Бачко, Клечанов и Бедовцы, и тамо едва случихся с моимы сопутникамы, и прешедши совокупно две мыле, прийдохом к граду, в всей Унгарии прослутому и знаменитому, который общим Венгерским язиком именуется Кошицы, Латински же Caszovia или Кашовея. Сей град лепотен есть и крепок, крепок того ради, яко зело твердую имеяше стражу: еще бо точию нам к первим града вратам пришедшим, абие вопросиша нас стражие: Кто? Откуду? Зачим? Мы же небоязненно отвещахом: Путницы есмы от Полских стран грядущии в преславному граду Рыму. Оны же требоваху от нас свидетелства, си есть патентов. Мы же аще и дадохом, обаче еще не попустиша нам вныйти, но повелеша ждати, донележе покажет властелину града и повратится от него. И быст тако. Таже возвратившися и отдавшы коемуждо своя патенты, повелеша нам ити внутрь. Мы же прешедши стражу первую, выдехом лепоту его внешную градущи чрез мост, на мурованных столпах стоящ, и видящи под ным в глубоком и шыроком рве окрест града текущую воду. Таже идохом чрез вторую стражу, в вратах каменнозданных стоящую. Прешедши же невозбранно, видехом вторый ров шырок и глубок, такожде воду в себе имущий, но огражден камением сюду и сюду. Таже паки прейдохом третию стражу, такоже в вратах каменных стоящую, последи же и в третых вратех четвертую пройдохом стражу. Таже вныйдохом внутрь самаго града уже темному вечеру бывщу, и прийдохом к некоему скуделнику в дом, добронравну и страннолюбну человеку, и в него нощевахом и гостыхом полтора дня просяще мылостини по граду, аще и не без срама бысть нам сие новое художество. Лепота же внутрняя града сего бысть сия: 1. Каменны суть вси домы, едины верху других стоящии, красны, белы, чисты, от них же многи суть с железнимы краталы, на окнах, неции же и с железнимы дверьми, и отвне краскамы упещренны. 2. Вода посреде града течет потоком узким каменнозданным, обаче быстрим, и измивает всякую нечистоту, от смрадных и сокровенных мест исходящую и коегождо дому извергаемую. 3. Кийждо дом и подворие имать свой кладязь, от камены сочиненный, и всяк от своего почерпает изобылно и ни от кого же требует воды. 4. Костели и кляшторы тамо аще и немноги, обаче суть изрядны отвне и отвнутрь строением и столпы или звоницы, при коемждо храме стоящии, такояже лепотны, найпаче же костел Фарский, аки бы у Русов нарицаемая первоначалная или соборная церковь красотою своею и иждивениемь вся превосходить, от самаго бо сеченнаго составлен камения зело искусным художеством, такожде и вежа его или звоница. 5. Улицы чисты ниже мало блата имущии, камением бо суть помощенны нарочно косо, да в время дождевно омываются и да истекает от ных вода в предписанный каменый поток чрез град текущий. 6. Конец и глава всем красотам тамо обретается столп каменный года 1724 новосозданный зело искусным художеством и расположением на тры углы, посреде града стоящ, на нем же ангелы на облацех седящии по краях углов от низу даже до верха изображенны. Верху же онаго столпа от тогожде каменя Пресвятая Дева Богородица хитростне и лепотне изсеченна, дванадесять златых звезд окрест главы своей имущая, с смыренным и умыленным лицем право на ногах стоящая. Нижае же ангелов повешенна медяна доска, златый надпись имущая Латинскии симы словеси, но мало зде сокращеннымы: Beatissima Virgo Maria, tuo honori hoc nostrum consecramus opus, conserva nos famulos tuos apeste, labe, bello etc. Си есть: Преблаженная Дево Марие, Твоей честы сие наше освящаем дело, сохраняй нас, рабов Твоихь, от губителства, вреда, брани и прочая и прочая. Нижае же тоя доски на камены от единыя столпа страны изрито надписание сие: Ave Dei Patris Filia: радуйся Бoгa Отца дщерь; на другой же стране сие: Ave Dei Filii Mater: радуйся Бога Сына Маты; на третой же стране сие: Ave Dei Spiritus Sancti Sponsa: радуйся Бога Духа Святаго невесто. Низу же окрест онаго столпа суть степени каменнозданны, на ных же неции Латинскии святыи от камены такожде изсеченны стоят. Таже при самой землы окрест основания суть хоры или ганки, имущии баляси, такожде от каменя изсеченны, на ных же суть окрест стоящии лехтарне, котории зажигаются в первый час нощы. Суть же тамо избранный от колегии студенты или ученики сладкогласны, иже утро восходящу слонцу и в вечер паки заходящу поют песны красны нарочно сложенны, котории и аз слышах и насладихся до зела. Оттуду изийдохом в среду по полудны иннымы градскимы враты и видехом страж тверду, яко же и в предреченных. И оходящи окрест града на путь наш, выдехом жестокую казнь зле творящым, си есть рук, и ног, и глав человеческых множество по висалницах и палях и на гаках железних висящых, ветхых же и новых, яко едва от смраида возмогохом преминути и от ужаса сердечнаго. Разлучися же тамо от нас сопутник наш поп Стефан, ижо с намы совокупно изыйде от Лвова, стидяшеся бо с намы в дружбе быти, понеже мылостины просихом, и он убо с послушником своим иным путем отъиде. Аз же с другом моим Иустином Леннецким, инным простшым, яко же нас наставыша искуснии люде, и прешедшы едину мылю, доспехом к веси, именуемой Ганиска; тамо у началствующаго дадоша нам мылостиню малу, пива же доволно в сосуд, и нощевахом у винника его. Заутра же, в четверток, на Вознесение Господа нашего Иисуса Христа, быхом в костеле на службе Римской, ибо далече отстояшо церковь наша. Последи же быхом у плебана, си есть у Латинскаго мирскаго попа, и принявши от него мылостиню малу, идохом две мыле чрез Нагидовь, в которой едини Калвины обытаху, точию первоначалный господин Латин з Кошиц доспехом к веси, нарицаемой Гарадна, яже имеяше в себе отчасты Калвинов, отчасты же Папестанов. Тамо мы нощевахом у некоего человека блага, Рускую содержащаго веру. Но ведомо да будет, яко по всей Венгерской землы аще и различных вер обретаются людие, обаче вси суть страннолюбивы. Оттуда заутра в пяток воставшы идохом две мили долгих, и приспехом до местечка, именуемаго Сиксов, в котором самый Калвини жителствуют, точию два или три Римскаго исповедания. Тамо быхом в колегиум Калвинском у директора и прият нас страннолюбно и напои нас доволно вином. Оттуду идохом мылю едину до веси, проименованной Арновец, имущой в себе разноверных людей. Тамо нощевахом в дому некоего Русина добра человека. Заутра же в суботу воставшы идохом мылю едину к местечку, именуемому Мышковцы, такожде различнаго исповедания христиан в себе содержащему, болшую же часть Калвинскаго, котории тамо и коллегиум училищ своих имут. Тамо испросивши от некиих домов мылостиню и мало нечто от пир своих сневши, идохом между виноградами и видехом продающих в оградах вино; даяху же и нам пити. Тамо мя остави спутник мой Иустин и сам пойде спешно. Аз же сам оставшися и шествующи погубых путь мой и блудых и утрудившися возлегох при пути, не боящися никогоже: слышах бо, яко несть мощно изобрести в всей земли Венгерской разбойников и инных злотворников. И егда уснух от вина и от труда крепко, обретеся мимо ходяй зол человек и сня с главы моей шлем новый, егоже ношах, си есть капелюш, и возложи на мя свой ветхый и раздранный. Аз же неразсуждению моему сие причет, яко уснух сам един при пути, похвалив же и разсуждение татия, яко не остави мя отнюд без покрова и ниже мало о сем скорбя, чающи болшую мылостиню получаты в старом капелюши. И прешедши оттуду едину мылю, прийдох ко веси Руской, нарицаемой Герембель. Тамо гостых в дворе священническом и прият бых честно. По трапезе же оттуду идох две мыли и прийдох к веси, нарицаемой Гесть, Калвинских в себе людей содержащей. Тамо нощевах в дому единаго калвина, страннолюбива. Заутра же в неделю идох мылю, блудих же инную паки мылю, таже прийдох к веси, именуемой Тард, в ней же людие Папежскую содержать веру; точию тамо два или три Русины обитают язиком и исповеданием веры. Тамо аз препочих в некоего Русина убога человека, обаче добронравна и страннолюбива, и ядох у него обед. Последи же мало замедлевшы идох мылю долгу и прийдох к граду знаменитому, именуемому Эгра. Тамо такожде, яко же и в Кошицах, не попустиша нам внийти в град, донележе не донесоша и не показала стражие нашых патентов началнику града (вси бо тамо четиры сныйдохомся вкупе: Богу сице содействовавшу), обаче аще и свидетелство о нас чтоша, но не попустиша нам вныйти в град, вечер бо бысть, но повелеша ждаты до утра. Мы же кийждо особно идохом на предградие к домам и нощевахом тамо, идеже кто у кого могль упроситися. Заутра же возсиявшу слонцу невозбранно вныйдохом в град и разделихся от сопутников своих, гневаяся за то, яко мя оставиша прежде, и пребых чрез понеделок в некоего человка православна, Арацкую веру держащаго. Суть бо тамо Аради сице именующиися, можеть быти по беседе их Грецы, ибо Греческаго суть исповедания, и церковь свою имуть особну, в которую чуждостранным входити не попущают, ибо и стражнык всегда при дверех стоить, и иже хотяща мя, зело и многажди покушающася внийты, всячески возбраняше. Сему аз удивыхся доволно, яко сицеву имут тверду веру, яко не токмо ІІапежским людем, но и Греком и Русом, от незнаемых стран пришедшим, запрещают входа. Сей град каменною обведен есть стеною и внутрь лепотен есть, по не якояже Кошицы, и мало имать домов каменных, но вси древяны. Тамо обретаются и столпи Турецкии зело тонко мурованы, на которых оны гласиша на свое мерзское правило, егда обладаша градом сым. Суть тамо и школы Латинскии, точию по Реторику, и епископ папи Римскаго престол свой имать. К нему же мы ходихом и просихом от него патента, он же не точию не отрече, но и повеле написати воскоре. И тако спутшественныки мои, не известивши мне, взяша патенты самы и отъидоша в понеделок. Аз же, егда уведав о семь, воскорбех мало и помянух словеса сия от Псалмопевца: «Друзи мои и искренныи мои прямо мне сташа и блыжныи мои отдалече мене сташа». Идох же в второк по полудни к писару катедралному и взях от него патент за денгы, ибо не хотяше никому же дати кроме денег. Сего ради един от нас и без патента Эгрицкаго отъиде. Таже Бога призвавши на помощь, да сохранит мя от всякаго зла, идох спешно три мыли до веси, нарицаемой Домослов, и тамо нощевах в дому некоего человека страннолюбыва. Заутра же в среду рано воставшы от сна, еще пред восхождением слонца, хотех бо спешно шествовати и достигнуты сопутников своих. И прешедши мылю едину велику, прийдох до местечка именуемаго Денгеш. Сие место было бы изрядно, аще бы было огражденно; имать бо и училища Латинская даже до Ретореки. Тамо аз от началнейшых домов испросивши мылостиню идох оттуду. Прешедши же от места яко поприще едино, абие возшуме от небеси дождь велик, аз же сокрыхся в млынь, недалече при пути стоящий, и уснух от труда мало; воспрянувши же от сна и выдев, яко дождевное не престает лияние, сидех тамо пишущи мое путшествие даже до вечера. В нощи же мало что от толцания обращающихся колес, аще же в нощи и мал дождь бысть, обаче мняшеся мне быты силен и шумен, ибо и громы слышахуся в сонном мечтании; сие же мню яко бысть от звука млиннаго. Рано же в четверток оттуду идох две мыли к веси, нирицаемой Гатван. Тамо препочих мало в плебана и хлеб ядох, таже от иных домов испросивши малу милостиню, паки шествовах две мыле и доспех к веси, именуемой Осовт, в которой отчасти людие суть, иже Лютерскую содержать веру, неции же Папежскую, аз же нощевах у лютра страннолюбыва. Заутра в няток воставшы, идох зело долгу милю между горамы и холмамы, красну траву и дубраву на себе имущимы, прийдох же к веси, зовомой Геделов, Калвинов в себе содержащей. Тамо, немощи ради своей, купивши полкварти вина, испих и еще оттуду идох милю едину, такожде горамы и дубравамы краснимы, к веси, проименованной Керепеш. Тамо бых в плебана и взях от него милостиню зело малу. Таже шествовах две мыля велики и прийдох до славнаго града, именуемаго Вудим, сидящаго над великою рекою Дунаем, возмущенную и беловатую имущым воду. Место оно разделенно есть на две части: един град старый, камением крепко и високо огражденный, на единой стране реки, именуемый Пешт; другий каштел или замок новый на горе, такожде или крепчае каменного огражден стеною, на другой стране реки, иже именуется Латински и Немецки Буда, Славенски же Будим;. нижае же сего на равнине есть торжище или базар, с коморамы и православная Сербская церковь и Сербов много живущих. Ни единаго же града внутрнея лепоты описаты не могу, понеже не попустиша мне вныйти в ня. Еще бо точию к первому старому граду прийдох и покусихся ити в врата, абие страж вратный изгна мя, глаголя: яко чуждым и странным входити возбраненно есть, аз же идох к вторым вратам, на другой стране стоящим, стражие же в ных стоящии рекоша мне, да иду на мост при брезе речном стоящ, от него же сходят весь народ на превоз. Превоз же тамо аки корабль устроенный хитросным и искусным художеством тако: яко аще и не имать паросов, обаче сам препливает, никому же гребущу или инно что делающу в нем. Тамо жителю непрестанно превозятся оттуду и отсюду, потребы ради своей. Идох убо и аз на побрежный мост и взыйдох на корабль. Взя же от Мене стражник корабля патент и превезши мя, кроме мзди, иде с мною к крепости, си есть к граду Будиму, и повелеша мне тамо стражие ожидаты вне врат, донележе началствующий их прочтет патент мой, егда же прочте и отсла вспять, дадоша ответ, яко несть повеления входити странным, кроме точию своих. Возвратившися убо аз оттуду идох на нижное предградие Сербское, си есть на предреченное торжище, и тамо паки обретши сопутника своего Иустина, не хотех сочетатися с ным, понеже гневахся на него, яко уже дважди мя оставы на пути и инных многих ради вын, их же не хощу зде воспоминати, да не впаду в грех осуждения. Ходих же яко до пятнадесяти дворов молящи да приймут мя на нощь, но никто же прият, тамо бо обитают все Сербы православнии и от одежди пелгримской мняху мя быти папестака, им же сущи противны, не хотеша мя угостити, Хотех же нощевати на стогне, но понеже жажден бых, вопросих где продают пиво и показаша мне, идох убо и повелех принести пива и седши тамо пих, человек же он, иже продаваше пиво, бысть сербин православный, аз же не ведя о сем беседовах с ним многая, таже последи рекох, яко многых молых да восприймут мя на нощь в дом, но нигде же получих; он же познав мя от беседи, яко православный есмь, прият мя благодарственне. Прийде же тамо и сопутник мой Иустин Промыслом Божиим, да соединимся паки в союз любвы, и рад бысть обема за православие наше и повеле дати ясты и постелю к препочиванию, ядохом изобылно и наситихомся и спахом сладко, утруждени сущи от пути. Пребывахом же в него чрез суботу и неделю даже до понеделка с всяким учреждением. Сей человек именовашеся Христофор Велкович, иже страннолюбыв и смирен сущи и Христову последуя образу, не точию угощение нам доволное сотвори, но и грешныи нашы утружденны нозе умыти повеле, от Его самаго десницы мзду восприяти надеяся. Еще же возвести о нас всем правоверным Сербам, яко православныи есмы; таже показа нам, идеже архимандрит обитает и повеле нам да идева к нему и возвестивася. Пришедшым же егда убо прийдохом к нему приветствова нас любезне и вопроси нас, аще есмы истинны Руси, смущашеся бо о одежде нашей пелгримской, мы отвещахом, тако есть воистинну. Мы же видящи усумневающагося его о нас, показахом патента от монастирей Руских; видев же и прочет, уверися и благоволи о нас зело и повеле нам быти в церкве своей на правиле, бе бо тогда праздник велик Сошествия Святаго Духа, и быхом в церкве Сербской на всенощном бдении и на литургии, юже служаше тогда архимандрит, иже повеле в церкве собравшемуся народу сложити нам мылостину, и даде кийждо по силе своей и собрася нам мылостина не мала. Заутра же в понеделок, си есть на Троицу, такожде быхом в церкве. Последи же с процессиею ходихом по стогнах между домамы и благодарихом Бога, яко в тол великий праздник Господский сподоби нас с православнымы торжествоваты. По совершении же церковнаго пения, званы быхом от архимандрита на трапезу и учредихомся различнимы пищамы до изобилия. Возвратившися же оттуду паки к первому страннолюбцу и тамо мало препочивши и воздавши ему должное благодарение за любовь и благодеяние, отъидохом от Будима града того же дня пополудни, завратившися на путь, ведущий к Веенне. Первие бо намерение имехом просто шествоваты чрез Сербию и Далмацию по суху, таже морем до Венеции, но благоразсуднии нам советоваша людие лучше ити на Веден, да и столицу цесарскую узрим и крепкимы себе въоружим патентамы, еже и бысть. Прешедши убо от Будима между горамы две мыли, доспехом к веси, нарицаемой Сантов, тамо нощевахом. Заутра же в второк идохом две мыли до веси, именуемой Костов, таже оттуду едину милю до местечка Острогона и тамо мало препочихом. Оттуду же прешедши две мыли к веси, нарицаемой Уйфалов, нощевахом в некоего человека блага. Тамо обретается изрядный новосозданный костел и вежа или звоница. Утро же в среду, прежде восхождения солнца, идохом три мыли по над рекою Дунаем, чрез весы Олшамов и Шунь, и прийдохом под град Комарно, по другой стране Дуная от нас стоящь. Мы же внутрь его не быхом, ибо аще и недалече от пути нашего отстояше, точию обонь пол реки обаче превозитися не хотехом. Точию сидящи на брезе и омывающи нозе нашы, яко лепа тамо и красна есть крепость, тамо особно стоящая воскрай брега речнаго и твердо каменною огражденна стеною и пушкамы вооруженна. Изшедши же от Будима, не видехом уже более никаковаго страннолюбия, ни мылости от Немецкаго народа, естественно сущаго немилосерднаго, сего ради и нощию начахом шествоваты, понеже та земля мырна есть от разбийников. От Комарна убо града двигнувшися чрез всю нощь шествовахом три мыли зело велики, таже мало препочихом такожде при брезе Дуная. Последи же уже кончащейся нощи прийдохом к некоей веси и пришедши отай на гумне спахом даже до возсияния солнечнаго. Оттуду воставши в четверток идохом две мили протяженных до града, именуемаго Юрь. Тамо егда прийдохом к вратам градским, абие стражницы вратныи взяша от нас патенты и отнесоша к старейшинам в град, ради соизволения входа. Они же отславши воспять, возбраниша. Тако бо тамо опасно блюдошася в всех знаменитых градех, яко никому же от чуждостранных входиты в ня попущаху, найпаче же от стран Лешеских, сицевой ради вины: яко вышше помяненный град Буду, року 1723, некий путник от Полских стран пришедши сожже огнем. Оттуду мало препочивши, идохом едину мылю долгу и доспехом к некоей веси и тамо у плебана Латинскаго нощевахом. Заутра же в пяток рано шествовахом две мыли и прийдохом к граду, иже обще нарицается Старий Град, и тамо приближившимся нам к вратам тожде сотвориша, еже и в предписанных градех, и пренощевахом на предградии. Оттуду воставши идохом спешно миль пять, мало где препочивающи и ничесо же от кого просящи, понеже тамо повсюду (яко же слышахом) повелением кесаря заповеданно бысть и просити и даяты мылостиню под казнию сицевою: просящаго взяти в узы и работу ему наложити, мылующему же поплащати пять левов в казну государскую. Се же бысть того ради, понеже мнози от Немцов с женамы и детищы, под изветом шествования до Рыма, преходящи от града в град и от веси к веси и просящи мылостины и стужашщи людем, многи собираху денги, сребролюбствоваху и безчинствоваху. Мы же слышавши сия, к тому ни от кого же ничесо требующи, идохом спешно, имехом бо доволно в пире хлеба и сира и тым доволствовахомся. Прийдохом же до места, или града, иже нарицается Прук, от него же уже начинается земля Немеческая, Венгерская же окончевается. Тамо не точию возбранишэ входити в град, но и на предградии никто же на нощь прият нас в дом свой. Тамо нощевахом на улицы с купцами, тогда тамо пришедшимы с оливою. Оттуду заутра в неделю, по вислуханю служби Божой, обретши и священника, с нами вкупе градущаго, идохом две милы малих и прийдохом к некоей веси прекрасной, зело бо подобится предреченному граду Кошицам, точию неограждена есть. Тамо быхом у рихтора, си есть у судии, иже видевши наши патента, повеле дати нам шпиталь, си есть гостинницу, идеже ми пришедше купихом себе ястия и пития (понеже тогда запусть бисть пред Петровим постом) и учреждахомся с веселием, просяще Господа, да сохранит нас от осквернения мяс, масла, сира и прочиих чрез все постное время, понеже уже оттуду весь путь наш чрез Немецкую страну имеяшо бити, и удоволившеся спахом доволно на сламе. Заутра же в понеделок яко близ полудны идохом оттуду две мили зело малие, яко полмили доброй, к славному граду, нарицаемому Веден, идеже цесарская столица есть. Тамо аще и мнози идущих нас устрашаху сим: яко не точию непущенны будете в град, но и в темницу всажденни будете, ибо не точию мирских, но и духовних жестоко истязают и воистинну всуе будет труд ваш, его же подъясте, ибо и глаголати ничтоже пред ними возможно. Ми же ничто же сумнящеся о сем, идохом дерзновенно, призвавше Бога на помощь и великаго угодника Его Святителя Николая, к нему же наше бисть и шествование. Помянухом бо (аще грешни есми) оние словеса: «Егда будете веденны пред дари и владыкы, не прежде поучайте, что имате отвещевате, дастся бо вам в той час, что возглаголете», и прочая. Недалече же к граду приходяще, видехом сад цесарский, аки некий замок прекрасный, твердо и лепо камением огражденный, ему же почудившеся доволно идохом к Ведню. Егда же прийдохом к вратом первим, еще не к граду, но к преградию належащим, тамо отнюд бы нас не пустиша, ибо никого же повеленно пустити, найпаче же от стран Полских, понеже некий путник от Полщи, недавно пред нами пришедый, многа зла сотворый, того ради злый добрым пакость содела; но Богу нас снабдевающу, молытвами угодника Его Святителя Николая, како нам добре устройся. Егда бо стражие начата возбраняты нам входити в град и претити всячески, ми уже намерение имехом воспять возвратитися, не умехом бо им ничтоже глаголати, ниже оправдитися, ибо ни ми оних, ни они нашего разумехом язика. Но се по случаю Божию идоша в град от реграции студенти Веденские, иже искусно Латинским и Немеческим диалектом глаголати разумеша, молихом же оних, да наша Латинские ответи Немечески истолкуют; иже егда сотвориша, абие повелеша нам показати патента началнику во вратех, иже егда прочте и видев я новие и достоверние, еще же к тому и недавно число в них написанное, ять нам веру и подписа руку свою, да пропустят нас чрез предградие. Идохом же смело, никомуже нас вопрошающу или воспящающу чрез предградие долгое и шерокое окрест града обстоящое. Тамо видехом доми, все от перваго даже до последнего лепотним и искусним составлении иждивением, найпаче же дом зело красен и велик, имущь позлащенния верхи: сия бяху внешнии полати цесарскии. Егда узрехом почудихомся не мало и уже разумехом самий то быти град, но соблудихом в мнении. Егда бо прейдохом предградие, узрехом град, яко два поприща от предградия отстоящь. Его же внешная точию красота услади наша зеници и сердца. Видехом бо прекрасние костели, вежи, доми, и много поверху злата блещащагося. Видехом же и стражници около врат градских на валах стоящия и позлащенния по меди верхи имущее. Прейдохом же мост каменный велик, под него же течет вода, таже прийдохом к единим вратом градским. Тамо аще и видеша и чтоша наши патента, обаче входа жестоко возбраняху, заповедь бо велику имеяху, да никого же пустят, повелеша убо нам, да идем на другую страну к вторим града вратом. Ми же идохом сболезнующе суетному труду нашему и просяще Господа о помощь и Святытеля Христова Николая, невозможно бо отнюдь бы било прейти к Риму или к Бару, ибо от многих слишахом, яко неимущих Веденскаго патента берут на галелы, си есть на вечную в узах работу, идеже от тяжестнаго труда и повседневной работи безвремени жизнь свою скончевают. Егда же прийдохом к иним вратом, и тамо подобне нам отрекоша и повелеша нам ити к иним вратом. Ми же идохом возвергше на Господа печаль нашу, но и тамо ответ таковий же восприяхом. Хотеша бо еще нас отслаты к инним вратом, обаче милосердный Бог промишляяй о нас, да не всуе труд наш будет, милостив бо есть и истинен всем призивающим имя Его. И се некий человек знаменит идет от града, иже зная добре нужду путническую и видя нас не могущих доступити к граду, советова стражнником ласкателне, да един от нас с стражею взявши патента идет к нунциушу, си есть архиепископу, от самаго Папи тамо поставленному. И бисть тако, идеже и совратися воскоре и прият ответ, да утро приходит о десятой године. Идохом жe нa предградие и купихом хлеба и снедохом по укруху, таже идохом, идеже продают вино, и купи нам Иустин Леннецкий, бисть тогда день патрона его, и приветствовахом его, таже молыхом, да пустит кто нас на нощь, но ни от кого же получихом милости. Идохом же на брег реки Дуная, тамо бо помежду доми течаше, и хотехом нощевати в чолне праздном, но и оттуду хотеша изгнати нас, ми же патента дадохом в сведителство, яко ни в чем жадного не имеем подзору, они же едва съизволиша, и то вопрошаху нас, не имали с собою некоя жены блудници или огня, и не курим лы люлкы и прочая. Аще бо и не могохом разглаголствовати Немеческим язиком, обаче един от них умеяше по Молдованску, си есть по Волоску, аз же разумех вся, что глаголаше, и тако едва с нуждею пренощевахом тамо. Заутра же в второк отобравши патента идохом к темжде вратом града. Отъиде паки от нас священник с некиим стражником в град к нунциушу, ми же ожидахом при вратех седяще. Таже свратися яко в полуденное время и принесе патента от нунциуша и от бискупа Италеанского и абие вси невозбранно пойдохом в град. Прешедше же первую и вторую каменую башню, идохом чрез мост широк и глубок, камением сюду и сюду огражден, и прийдохом ко вратом, от камене лепо и крепко составленним, имущим на себе написание златое. Таже внийдохом и в самый град, аки в прекрасный рай. Тамо бо каменицы чинно стоят зело изрядны и лепотны, под коеюждо лехтарня висит на железе повешенна. Тамо бихом в костеле цесарском Святаго Стефана и видехом чудотворную икону Пресвятыя Владичицы нашей Богородицы, стоящую на великом олтаре в златокованним киоте, такожде и столпи на олтарех началнейших марморовые зело великие, такожде и орган изряден, и несть, иже бы не было чудесно. Оттуду изшедше ходихом по граду с некиим тамошним жителем и видехом удивителне многа устрояющаяся. Видехом при томжде костеле изрядну превисоку вежу, от самаго камени составленну, ниже мало на себе имущую древа, обаче тако хетростно и лепотно сеченно, яко и от древа тако не может биты; в висоту же имать яко пятдесят сажен, в широту же шесть или седмь. Таже видехом столп каменный, еще болший и краснейший, нежели в Кошицах, посреде града стоящ. Такожде видехом источники или фонтаны, от камене лепо составленны, от нихже на многи части истекает вода. Такожде видехом комори, чинно стоящие, и что в которой продается висит над коеюждо коморою абрис тоя вещи изображенный. Тамо всяк дом кладязь особный имеет, в коемждо же кладязе смок, им же воду тягнут; суть же иние явны, иннии же потаемны и за стеною стоящии, точию чрез стену егда кто восхощет тягнет воду. Сия ми видевше, чудихомся много. Таже идохом на нощ к гостиныце, идеже пелгринам всегда на тры дны с ястием и питием место дастся. Тамо имехом чрез три дни кийждо от нас свой одр с возглавием долгим, сламою напханним, идеже есть таков обичай: в полудни дают потраву едину, обаче доволно, но никогдаже постную, в вечер же дают по укруху хлеба и по мерной чаши вина; аще убо и ядоша инние тогда сошедшеся путницы представляемое, но мы никакоже, точию хлеб и вино в вечер взимахом (бысть бо святый в нас тогда Петров пост), и тим еже Бог даяше, доволни быхом. Заутра же, в среду; седехом в дому и писахом путники. В четверток же понеже праздник бяше велик у Немцов, прибисть же на тот час и сам Цесарь в град, и бисть процесия великая зело, в ней же идоша цехов 48, кийждо в разном одеянии и кийждо с своею хоругвою; последи же идоша закони, их же числом бе единадесять, с свещами, и образи и всякими различними утварми, и обхождаху все стогны града; последи же возвратишася в соборную церковь Святаго Стефана, от нея же изийдоша (си есть в началний костел). И видехом, егда вхождаше и исхождаше Цесарь многими ему продидущими первее воини с острим оружием, таже предходящими и споследствущими ему сенаторами. Бисть же сенаторов числом 80, все же избраннии яко един и невозможно бисть отнюд между ими самаго Цесара познати, ибо и он в такомжде одеянии бисть, точию оттуду познатися может, яко бистровиден и меток, возраста же малаге. Оттуду в пяток пред полуднем изийдохом и прешедше яко полмиле седехом полгодины под покровом, идеже делают плинфы. Бисть бо тогда дождевное лияние и не могохом где инде сокритися, понеже далече отстояше весь, и ожидахом донележе престанет. Егда же преста, идохом равним полем по под горамы чрез лепотние веси, доми ово от каменей, ово же от плинф зданние. Нощи же надходящей приспехом к некоей веси, ей же имени не вемы, невозможно бо бе ни о чесом кого вопросити, понеже в наречии отнюдь согласитися не могохом. Тамо в многих просящихся нас на нощь никакоже получихом милосты, но идохом вне веси и обретохом винограды, камением огражденны, и тамо возлегохом под муром, не вси же спахом, но бодрствовахом по чину и часах. Утру же бывшу, в четверток, начахом ити помежду гори великие зело и удивителние, иние единим каменем стоящие, иние же малое, иние средне камение родящии. Тамо идохом все по над бистрими потоками, по каменю текущими, чрез красние веси, аще и малие. Тамо бо мало где обретахуся древянии доми, но повсюду каменние, еще же и не просте созиданние, несть бо тамо художника проста ни в чесом, но егда что созиждет, удивлятися требе, найпаче чуждостранному. Идохом же помежду тими горами даже до вовторка си есть дний четиры, даже до места свята, именуемаго Латински Марияцель, Славенски же дом Богородичен. Тамо многая похвали, многая же удивлению достойная видехом. Видехом первее клаштор изряден и бихом в нем, но не возмогохом известитися, како именуются законники, никтоже бо можаше с нами разглаголствовати. Тамо бихом в костеле, иже и отвне и отвнутрь красен зело, внутрь красится, яко многое от мрамора имеет составленна, и окна зело лепие отвне, понеже две вежи красние при себе имеет. Тамо два зегари, един в костеле, а другий на веже, и вкупе гласят часи; тамо чинно и изрядно устроение целии. Тамо посреде кляшгора зело лепая фонтана, си есть источник, от камене составленный, от него же на дотоле (си есть до Петрова поста) снабдевается, ми бо немогохом стерпети вара солнечнаго. Поветствуют же неции от тамо живущих, яко и до зими не сгибает. Тамо непрестанно вода чиста широким и бистрим потоком по каменю течет, но от некия бо реки взятая, но от самих пречистих жродел от гор текущих собранна, без числа бо тамо жродел от боков истекающих видехом. На той воде красны художники дивная содевают, мало что делающе руками, точию водою: рудники железо делают, ковачи куют, древоделы тертици режут и прочая. Тамо при пути много видехом разних фегур, образов и каплиц изрядних. Видехом же два кляшторы лепотних, а третый вишшереченный. Видехом же, недалече до Марияцель шествующи, каплицу зело лепотне устренную, при ней же вода пятьма трубами исходит, напоения ради жаждних. Последи же в второй каплици видехом Пресвятую Деву Богородицу, держащую на обятиях своих, или на руках, мертваго Господа нашего Иисуса Христа, от каменя изображеннаго, от Его же язви ребрной течет непрестанно вода и напаяет изобилно шествующих. Сие мне зело возлюбися и пих аз от тогожде источника с пиющими тамо путшественники. Тамо видехом многое множество обоего полу народа, до Мариацелю поклонения ради грядущаго, иних же возвращающихся. Пеци же идут процессиею с хоругвами и образи, поюще песни красно, точию Немецким наречием, не умеют бо инако тамо и не могут. Идохом же не точию помежду горы, но и чрез високие зело восходяще и нисходяще по них бисть же нам с трудом великим, но Господа ради ни во что же вменяхом. Вся тамо видехом благоприятна, точию людие неблагоприятны, аще и побожни суть, не токмо бо ясти или пити, но ниже пренощевати соизволяют. Многажди же нощевахом с зверми на поли и в дубравох, и зной претерпевахом, от роси и от прохлажденнаго поту, найпаче же в долинах. И тако ми, вся себе к ястию и питию купующе, идохом, ни от кого ничтоже просяще, бояхомбося да не кто видя, нас оклевещет и сотворить препятие и смущение. Случися же нам тамо на пути пити пиво и не хотяше от нас брати Венгерских грошей корчемник, си есть чехов, ми же найпаче сию монету имехом и чрез Венгерскую странну идохом и тамо от милостиваго люда собрахом; еще не точию сих, но и Полских, ни талярей битих не берут, точию червоний златий. Ми же сия слишавше, поскорбехом много, кающе, яко прежде не пременихом пенязей, еще в Ведню сущи. Таже своему неразсуждению вину наложивше и на Господа уповающе, никтоже бо не бе от нас тако нищ и убог, якоже аз, но ни мало же о сем скорбех, помишляя в себе, яко Бог, изшедшу ми з Лвова и отнюд ничесо имущу, даде ми на пути вся требуемая, тойжде и паки дасть недостойному рабу своему; и паки: «Не печися утрешним, утрешное вама печется». И тако вси возвергше на Господа печаль свою и обещающеся един другому в нужде помагати, ничто ни от кого просяще, но вся купующе. Прешедше же осмнадесять миль Немецких от Ведня, доспехом до места пресловутого Марияцель, си есть дом Мариин. Се же того ради тако именуется, яко тамо в костеле кляшторном, в нем же Венедиктаны обытают, есть дом Богородичен оний, в нем же Архангел Гавриил благовествова зачатие Сына Божия. Тамо стоит образ П. Богородица, иже аще и не малиован, но от камене ля, или от древа составлен, не вем (не могох бо познати, аще и видех, лепотнаго ради устроения), обаче безчисленная творит чудеса: хромия исправляет, прокажения очищает, слепим дает прозрение, глухим слышание, немим глаголь, и инна многая, числа неимущая исцеляет недуги и изявляет чудотворения. Прийдохом же тамо в второк и бихом в костеле и слухахом служби Божой, чрез нашего священника отправованной, и видехом лепоту костела устроенну зело лепо, такожде и орган, и видехом каплицу оную посреде церкве стоящую, си есть, якоже глаголют, дом, от Назарета принесенный, в нем чудотворная икона стояше Пресвятыя Владичицы нашей Богородицы; тамо стени образи злато и среброкованными тако покрити яко ни место праздно обрестися может, заграда же дома онаго и врата от входа от чистаго лепотне искованна сребра, пред врати же ограда каменная мраморними баляси хитростне изсеченна. Тамо всяк видяй почудится лепоте оной. Видехом же множество народа обоего полу людий, иних приходящих, иних же отходящих. Поют же в костеле неисходно. Тогда изшедше из костела, идохом к трапезним вратам и просихом, да дадут что ясти или пити, и дадоша некоего с мясом варения, ми же не вси ядохом, понеже Петров пост тогда бисть, пития же нимало дадоша. И тако оттуду взвратившеся тщи, идохом к гостынници, в ней же ядомая и пиемая вся продают. Тамо купивше себе сирой капусти, с солию токмо приготованой, и пива, наситихомся. Вечерни же приспевшей, идохом паки в костел и разсмотревахом, ходяще всюду, низу и горе, тамо хори преизбранны. Видехом же окрест дому Богородичина милиц повешенних, числом 162, яже хромии, восприемше здравие, оставиша и оставляют доселе; такожде и оков железних от бесноватих видехом. Едва же вси столпи церковние и стени, низу и горе образами зело красно устроенние, на них ничто инно не изображенно, токмо или чудеса, или благодеяния, яже от чудотворния икони восприяша людие. Се же не кляшторним устройся коштом, но кто каковую либо получит ползу, тойжде в незабвенную память и образ поставляет в костеле. Тамо случися быти, аще и не всем, в скарбницы церковной. Аз же бих и найпаче разсмотрех, и видех, еже не видех от рождения моего, еже и описати отнюдь не могу, ибо цени оному богатству наложити несть мощно, токмо таковую скудоумеем моим полагаю цену, яко возможно бы, мнитися, царство с землею и войском искупиты. Сия аз видев, удивихся и ужасохся. Таже изшедшим оттуду, тамо даде нам екклесиарх истинное изображение чудотворнаго образа Марияцелскаго, в свидетелство на нем же написа имена и променования наша, и повеле нам утро исповедатися, еже ми обещающеся сотворити, не сотворихом, но отидохом и, разлучихомся на поля по два и испросивше в домех место, где кто возмогдь, нощевахом. Заутра же, в среду, вставше, идохом к костелу и слишахом служби Божой, чрез нашего священика тихо отправованной. Последи изшедше, быхом в ином костеле малом, на стране града под горою стоящим. Тамо видехом ангелов двох по обою страну олтаря от древа лепотне содеянних, аки на воздуху висящих и имущих в руках своих сосуда камения, от них же здрава непрестанно исходит вода в чаши великие мраморние и исходит паки темижде в подземние странны. Оттуду изшедше, купихом себе мало что к ястию и питию. И покрепившися, идохом паки подобне горами, якоже и прежде, по на над потоком, но уже широким и глубоким, иже аки река течет. Чрез людей ласкавших, ибо негде тамо не нощевахом на поли, но в домах или в стодолах. Тамо уже не бяху тако каменисто, но глиняние и нижшие горы, точию издалеча видехом високие и много снега на них. Прешедше же от Мариацел пять миль, прийдохом к веси Шебежен, зело в глубокой долине стоящей. Тамо едва с зелним трудом снийдохом с горы, найпаче же понеже тогда бисть дождевное лияние, идеже нощевахом в гостинницы. Оттуду заутра, в четверток, идохом четири миле и доспехом к местечку изрядному, нарицаемому Кофемберг. Оттуду, заутра, в пяток, идохом шесть миль чрез град Пруг, чрез град Лоим, и чрез веси Санкт Михаель и Санц Лоренц. Тамо нощевахом. Оттуду, заутра, в суботу, всеединаче идохом помежду горами пять миль, точию низшими. Аз же последствовах им и прийдох к граду значному, не вем како разминувшися и предваривши их, и бих тамо в кляшторе Францишканском. Тамо ми дадоша окрух хлеба лепотнаго и чашу мерну вина, им же аз удоволившися, хотех изийти от града, но некий тамо началник повеле возвратити мя воспять и вопроси мя о патента и написа неколико словес на Веденскому и отпусти мя с миром. Аз же изшед вне града, прийдох к некоей веси, недалече отстоящей; тамо нощевах в гостинницы, при пути стоящей. Оттуду заутра, в неделю, от сна востав, идох две милы и прийдох к некоей веси, и снишедшеся тамо бихом вси на мше. Оттуду идохом четири миле к граду, нарицаемому Навмарг. Тамо аз паки от них остахся, не могох же доспети к граду дождевнаго рады лияния; но вне града недалече нощевах, у доме великом гостинном, идеже хлеб пекут, продаяния рады; дадоша же ми в вечер окрух хлеба благаго. И снедши, нощевах на сламе прекрасно; еще бо негде тако не прилучися, яко тамо лепо устроенно, угощения ради странных. В понеделок заутра не идох к граду, не преставаше бо дождь, но паче вящший умножашеся. Егда же молитвы обичния прочет, призваша мя к кухны и даяху ми ясти нечто от варений, аз же, познав бити не постное, не восхотех ясты, но паки просих хлеба самаго и дадоша ми окрух мерен и снедох в славу Божию, и ожидах донележе престанет дождевное лияние. Мнях же яко тако будет до вечера, и возлегох мало и спах. Егда же востах, видев яко преста мокрота, идох к граду Навмарг. Тамо снийдохомся с своими и идохом к рихтару, да положит подпись на патента, и бисть тако. Оттуду изшедше милю, нощевахом в некоей гостинице, при пути стоящей. Оттуду, заутра, в второк, они убо преди, аз же последи, идох пять миль к граду, именуемому Сантфаид. Тамо не обретох их, но идох еще милю едину к некоей веси и тамо нощевах. Случижеся мне тогда на пути скорбь не мала, ибо погубих от пенязей яко два златих Полских или вящше. Заутра же, в среду, воставши зело рано, возвращахся воспять, но никакоже обретох; идох же оттуду, на Господа возвергши печаль, идох четири мили и придох к некоей веси, над езером великим, шероким и долгим стоящой; тамо нощевах в гостиннице, при пути стоящей. Тамо видех на другой стране езера клаштор изрядень, над самим брегом стоящ, отвне и отвнутрь каменний, и вежу такожде имать красну и високу, на ней и зегарь и часослов изряден. Тамо обитают законники, именующиися Бенедиктани. Оттуду, заутра, в четверток, шествовах по-над тимьжде езером две мили и прийдох до града значнаго, иже именуется Филох; тамо исках своих, но не обретох, биша бо они в некоем кляшторе, аз же мнех, яко уже отъидоша далече и идох оттуду за ними не медля. Прешедши же яко полмиле от града и приходя ужо под великие зело гори, обретох при пути некую гостинницу каменну изрядну и две каплици древяни при ней стоящии, от них же зело чиста истекает вода; мнех же аз яко хладна есть и хотех напитися, но егда вложих первее руку и ощутив бити теплу, аки би согреянну при огны, усумнехся и почудився Божиим судбам и строению Его, како такова теплота от спудов горних истекает. Таже мислих тамо мало препочити, труда ради и паления солнечнаго, бе бо место изрядно, и видев миющихся людий в оних теплицах, и аз возжелах и идох и молих обитающих тамо, да не возбранят и мне омитися. Они же хотяху от Мене мзду восприяти, но аз им отрекох, яко мзду за мя грешнаго даст вам Господь Бог, таже едва умолих безмездно и идох и михся донележо ми годе бисть. Последи же прийдоша и спутшественники мои; мняху бо и тии, яко вода хладна есть и хотяху пити и узревше мя во воде миющася и себе возжелаша, и идоша и умолиша такожде, и премедлихом долгое время миющеся, зело бо изрядна вещь и не может скоро отпустити человека. Оттуду идохом твердим и зело трудним путем, помежду и чрез височайшие гори каменние, бел алавастр родящие, на них же ни трави, ни древа, токмо един снег изобретахом, и прешедше полтори миле, нощевахом в некоей веси. Идуще на пути видехом кляштор зело изряден, на високой скале стоящ, в некоей веси, аки некий замок, бихом бо в нем и видехом армати, и до целии чрез три врата каменние ити требе. Таже пренощевавше, заутра, в пяток, идохом чрез весь день точию четири миле зело сокривленим, помежду горами, и твердишь шествовахом путем, доспехом же красному и пресловутому граду, именуемому Понтафль, Руски же, или Славенски, Понтава, идеже Немецкая кончается, Италианская же, или Влоска, зачинается граница. Сие место, аще и не весьма красно есть, обаче пресловутое. Тамо дадоша нам свидетельство, даби свободно возмогли прейти далей, и дадоша шпиталь на нощь, но ничтоже дадоша к ястию или питию, токмо самое место к упокоению. Оттуда заутра, в суботу, пременихом монету, тамо бо инная уже Венециянская идет монета, мислихом же сухим путем ити даже до самого Рима; неции же нам советоваху, яко унше есть морем на Венецию. Се же того ради, яко и за краткое возможет бити время, и многая чудесная узрети возможет. Сей ми восприяхом совет и по совету сотворити обещахомся обаче до зде Немецкими шествовахом милями, но уже краткими Италиянскими начахом. Прешедше того дне 10 миль, чрез гради идуще, именно: Дония, Склюзя, Лесюта, препочивахом в некоем граде; обаче все идохом по-над потоком, по-над крутими горами. Оттуду препочивше, идохом еще далей. Идох же и аз, последуя им, не могох бо вкупе ити, скораго их ради хождения, и скорбях отчасти; но се внезаапу, по Божию смотрению, видех пловущих потоком с доски резаними на плитах и молих их, да возмут и мене с собою; они же, Богу тако содействующу, без всяка отречения взяша мя. Пловох же с ними 5 миль и присташа на нощь к брегу под градом, нарицаемим Zopium. Воздавши же аз им должное метание за таковое их благодеяние, идох к оному граду, яко поприще едино. И случися мне нощевати у человека блага, иже именуется Петр Вентурини, словом, воистину и делом, чедовек благ и милосерд, даде бо ми ясти и нити и многа блага разглаголствова с мною. До зде гори, оттуду вдох полем седм миль, в ден неделный, до града Санкт Данеель. Сие место изрядно, на низкой горе стоящее, и хотех тамо бити на мше, но не достигох; прийдох же тамо к шпиталю, идеже пелгримам место дается к препочиванию. Тамо мя без всякаго прекословия прияша и дадота ми к ястию вина и хлеба, по обичаю своему, аз же сневши то, спах доволно. Таже воставши, писах путник, ожидающи своих и премедлих даже до вечера; таже и они прийдоша. Паки в вечер дадоша нам по чаши вина и по окруху хлеба, но не всем, мне точию не дадеся, аз же купих, единожди бо точию на день тамо дается. Таже, по обичних молитвах, возлегохом кийждо на ложи, еже кто себе избра. Ложии же тамо вси, яко едино поставленни. Заутра же, в понеделок, воставши и паки по обичних молениях просихом, да дадут нам что снедно, но никакоже дадоша. Купихом же себе кийждо противо сили своей и покрепихомся, да не ослабеваем на пути. Таже идохом оттуду две мили и прийдохом к веси, нарицаемой Велнеоре. Тамо неции от нас препочиваху, неции пройдоша по стогнах, просяще хлеба, драго бисть куповати. Оттуду, препочивше час доволный, идохом 5 миль до веси, нарицаемой Дигняно. Оттуду превезохомся чрез реку невелику, – невозможно бо бисть прейти ногами, но мзди не дахом, оставиша бо нам Христа рады, – и прешедше 5 миль, доспехом к значному граду, рекомому Валюежон. Сие место красно и изрядно отвне и отвнутрь. Тамо прийдохом к шпиталю, идеже точию четири ложа суть уготованны пелгримам обаче изрядны; ко ядению и ко питию ничесо же дается. Тамо нам место на нощь дадоша и пренощевахом угодно. Воставши же от сна, заутра, в вторник, оттуду шествовахом 10 миль к граду невелику, иже именуется Кордовать. Тамо от кляштора, в нем же обитают Павлены, испросихом вина и зело мало хлеба. Таже паки оттуду идохом пять миль и приидохом к пресловутому граду, ему же имя Портогуаро, рекомое от порта, си есть пристанища, порт бо Латински, Славенски же пристанище толкуется. Се же того ради, яко недалече брега морскаго разстояние имать, и от него рекою впадающею в море пловут к Венеции и к иним странам кораблями. Тамо попустиша нам место нощевания ради в гостиницы, идеже к ястию или питию ничтоже нам не дадоша, точию мягки бели и чисти послаша постеля, на них же угодно в славу Божию чрез нощь препочихом. Заутра же, в среду, воставши рано, идохом к кораблеником, ишуще, иже би восхотели плисти на Венецию, но не обретохом. Таковий бо тамо обичай, яко точию два рази в седмицу корабль на море идет, си есть в понеделок и в четверток. И тако умисливше ожидати утра, скитахомся при кораблях при порте, не имуще где глави приклонити, ибо негде в дому препочивати не попущают; ядохом же, еже купихом, мало точию от домов хлеба испросивше. Приспевшу же вечеру, идохом на нощь паки к вишшереченной гостинници, тамо бо на три нощи время путником дастся, и препочихом с Богом. Заутра же, в четверток, идохом рано до порту и обретохом корабль, припливший от Венеции и паки до Венеции отплисти имущий в вечер. Ми же не отходяще от пристанища, чрез весь день пребивахом тамо, потребная кийждо своя делающе. Не имий аз тогда, что творити, писах сие, .еже видех и разсмотрех, идуще чрез сию часть земли Италиянской, начен от Понтави даже до зде. 1) Видехом виногради великие зело, толсто, високо и шероко растущие, при инних же древах великих лесних саждение. Се же того ради, да от единаго древа к другому и паки к третому приципляются, и тако аки некие леси стоят, плода же зело изобилнаго имуть. 2) Жита и пшеници зело мало, инних же пашен никакоже сеют, токмо много пшеници Турецкой, юже простий народ в инних страннах именует кияхи. Ту пшеницу на многия вещи употребляют, мелют бо первее на муку, и иние от нея самия кашу варят и хлеб пекут, инние же вполь мешающе, сия творят. Не сеют же в оградех ничесого, кроме единоя капусти. Тамо никакоже обрящеши квасна хлеба, токмо сладкий яко мед, его же нам в милостину даяху, но никогда же возможно бисть насититися, аще и доволно ядохом. 3) Слонце тамо зело палит и всячески тяжестно шествовати, рано бо теплота начинается и долго тривает. Того ради два рази в едино лето семенена в землю всевают и два рази пожинают. 4) Видехом от древ сосни Влоские, яловец и фиги с плодом растущие. Фиги тако растут, яко и орехи Волоские, листвее же яко у винограда или у рай древа, зелия точию грубшии и жестокии. 5) Целая Венеция за патрона себе имеет Евангелиста Марка; на пенязях жe и всюду печатуются оним. Еще же, кроме того, на надписаниях и грамотах царских, по пристанех и вратах градских, вместо его самаго, лев с крилами изображается, держащий в ногтех своих книгу, на ней же сицево написание везде чтохом: Pax tibi Marce Evangelista meus – мир тебе Марко, Евангелисто мой. 6) Тамо невозможно разнствия познати между невестою и женою: обоя бо единаче ходят, не покривающе глави, аще би и седину имели. Но возвращаюся к первому. Егда бо присне вечер того дне, си есть четвертка, вопросихом пловцов, что хощете, да превезете нас к Венеции? Они же рекоша, яко три литри от коегождо (литра 4 шаги или шосточки). Ми же аще и много молихом, да менше от нас возмух, но никако же получихом. Обаче не идохом уже на нощь к гостинници, но нощевахом в кораблы, бояхомбося да не нощию отпловут и оставят нас тщих. Зело бо желахом видети Венецию, слишахом бо еще здавна от многих, яко многочисления вещи чудесния тамо обретаются. Утру же возсиявшу, в пяток, ожидохом до полудне, донележе отпловет корабль, но дождевнаго ради кропления и ожидания ради иних, тогда имевших бити в корабли, замедле. Таже по полудны, яко о третом или о четвертом часе, пустихомся от брега и пловохом одногою морскою даже до вечера. Нощи же надходящей внезаапу возшуме ветр велик и возбуди волны на воде великие и начат жестоко колебати кораблем и соврати корабль от пути на инное место. Видев же крабленник, яко нелепо действуется с нами, абие верже котвицу воскрай брега и оцепи вервом за парос, иже посреде корабля стоит, повеле всем ити к верву, иже бита в корабли и тягнути вервь, при паросе привязан, даби возмогль пристати к брегу. Ускориша же вси, но токмо бодрствующии, но и от сна воставшии, паче страха ради, а не повеления, и едва с великою силою привлекохом к брегу. Бисть же тамо на брезе некая корчма, и привязавшо корабль, идохом в ню и купихом, елико кто возможе к ястию и питию, таже паки возвратихомся воспять в корабль и спахом. Заутра же, в суботу, воставши от сна, плихом одногами морскими, семо и овамо текущими воскрай брега морскаго. Видихом же много весей и неколико градов издалеча и много виноградов великих, красних; видехом паки море и кораблей без числа на нем, от различних стран пловущих, и волни морские, аки холми великие; зело играше бо тогда море, и сего ради корабленник оним не хотяше плисти, ибо корабль бяше мал, еще же к тому и отягчен. Корабле же, иже издалеча пловут на море, мнятся не аки на воде, но аки на земле стояти. Се же того рады, яко широта толь велика есть, яко не точию очеси, но и умом постигнути тяжестно есть. Сия аз видев, помянух Пророка, вопиюща: «Нисходящии на море в кораблех и творящии делания в водах многих, тии видеша дела Господня и чудеса его в глубине». Благодарствовах же Богу, яко и сам иногда слышати, нине же видети сподобихся. И препливше от Портогуара осмьдесят без двох миль, пристахом к брегу морскому, идеже Венецкая страж стоит и презирает свидетелств. Дадохом же и ми о себе свидетелствованное писание, еже в Портогуару дадеся, и абие пропустиша нас. Пловохом же оттуду самим морем седмь миль, даже до Венеции. Видехом же недалече одесную, при брезе моря, град зело велик и красен, ему же имя Бурян. Паки видехом аки погружен на воде стоящ костел, зело изряден. Паки видехом ошуюю на воде стоящ кляштор велик и лепотен. Вечеру убо темну надшедшу, приспехом к везде пресловутому оному граду Венеции, и припливше даже к самому предградию, привязахом корабль к углу некоего храма; последи же помишляхом внийти в град, несть бо тамо стражия, ни врат, и сего ради никто же би нам возбранил входа. Но понеже нощь бисть, сего ради оставихом и нощевахом в корабли, им же приплихом; ядохом же, еже кто что имеяше. Утру возсиявшу, в неделю, идохом к гостиници святой Анны, идеже прекрасная ложа видехом, путников ради устроенная, но ничто же получихом к ястию или питию, ибо точию един раз в вечер дается ясти, в день же и седети не попустят. Суть же такових гостинниц тамо три. Оттуду идохом на службу Божую к Греческой церкви и просихом милостини от протопопу, исповедающе себе быти православных, но не разумеяше нашего наречия. И се, по случаю Божию, или по обыкновению своему, снийдотася Грецкие дети на набоженство к церкви, иже учатся язика Латинскаго; тии разглаголствоваху многая с нами. Прийдоша же последи и искуснее их учители и беседоваша долго, вопрошающе нас о вери, в мнозех вещех и откуду есми родомь усумневахубося о благочестии нашем, не хотяще веру яти. Последи же уведавше, яко истину глаголем и требуем милостини, тече един от них, в олтарь к протопопе и возвести о нас, яко православны есми и благочестивый християне, еще же к тому глагола нас от Российских стран родом сущих. Се же того ради, да болшую приобрящем милость, зело бо тамо таковых людей любят, ибо и образи их все в своей церкви имеют. Сия уведав о нас протопопа, обещася нам сотворыти милостину, токмо повеле ожидати утра и быти в церкве на литургии, понеже празник тогда случися бити святых верховних апостол Петра и Павла. Ми же на службе Божой тогда в церкви бихом и видехом чин церковный, красно устрояющийся, и слишахом лепотное пение Греческое, аще и не разумехом словес, точию самую вещь; но вся тако, якоже и в Руси, токмо Евангелие чтется не посреде церквы, но по левой стране, на казалници, високо. Оттуду, по службе Божой, идохом к второй виталници, си есть гостинници, или к шпиталю (яко же тамо именуют), чающе что испросити к ястию или питию, но вотще трудихомся и тамо бо тако, якоже в первом, точию единою в вечер дается по укруху хлеба. Оттуду идохом на средоградие, между ряди коморние, и купивше себе нечто мало, снедохом. Драго бо тамо вся продают, милостини же испросити зело трудно. Таже разсмотревахом, что где продается, но мало где что бяше, бысть бо тогда день неделный, в нъже куплю деяти не волно никому же (якоже и повсюду в православных, неделю и святыя дни обсерервуют); токмо видехом книги Латинские продаемие, и купих аз едину. Оттуду возвратихомся на вечерню к Греческой церкве, и слишахом вся пения и чтения, якоже и в наших странах, точию наречием разнствуют, а не вещию. По вечерни многая разглаголствоваху с нами Греки, младие и старие, искушающе и вопрошающе нас о вере. Ми же, якоже научихомся и якоже Дух Святый нас наставил, в всем добрый ответ дадохом. Нашедшу же мрачну вечеру, требе бяше ити к единой от пререченних гостинниц, ястия рады. Ми же не идохом двоих ради вин: первая, яко обе далече отстояху, вторая, яко желахом быти на утрени, праздника ради, и нощевахом в шпитали тоейжде Греческой церкви, еже именуется Георгия святаго великаго мученика. Заутра же, воставши от сна, в понеделок, си есть в день празнования святых верховних апостол Петра и Павла, бихом на утрени; таже последи и на службе Божой, и по совершении дадоша нам милостину, и благодарихом Бога за призрение его таковое на нас, яко и в праздник Сошествия Святаго Духа, и в день святих верховних Апостол сподобихомся бити в церкве. Оттуду хотяще уже изийти идохом паки чрез средоградие и видехом многое множество комор и в них всякия продаемия вещи чудесние, драгоценние и малоцение. Бихом же в прекрасном костеле святаго Марка Евангелисти, иже от церкви превращен есть. Видехом бо и древных иконописцев дело и от расположения познахом, еще же к тому и слишахом от жителей. Тамо видехом от мрамора красне изсечение многие вещи, яко почудитися всякому, найпаче же подножие церковное тако зело хитростно и лепотно устроенно, яко и восхвалити по достоянию несть мощно. Тамо бо самим мраморним камением дробним и различновидным сажденно хитростно тако, яко различние растущие цвети изображаются. Такожде и отвне лепо устроенный. Еще же, кроме того, от приходу високо, на щиту, великие и красние, аки живые спежовие кони имать. Тогда разсмотрехом лепоту, аще и не всю, и основание града того, чудесним Промислом устроенное, и воистинну по достоянию его описати невозможно путешественнику, разве жителеве, еще к тому и искусному, иже весть входи и исходи и основание и создателя его. Аз сие токмо пишу, еже разсмотрех. Краткое описание града Венеции: 1) Венеция основанна есть в воде морской, на отмеле. 2) Разделяется на много частей. Се же того ради, да корабле помежду части града преходят. 3) Врат и ограждения не имать, не боит бо ся никого. 4) В всякой улици имать воду морскую, непостоянную, временем бо велика, временем яже мала бивает (еже аз сам многожди пристрегох). Се же действием моря творится. 5) От единой к другой улици все мости камение и високие имать, прохождения ради чрез воду, високие же того ради, даби под них чолнами и малими краблями преходити возможно било. 6) Лепотние и високие доми един при другому чинно стоящие имать, верхи же, ими же дим исходит, в всех единим образом, яко лейки, устроение. 7) Кладези суть едва не в всяком дому, от них же варения ради и пития почерпают воду. Обаче не такова в них вода, яко же в море, в море бо горка, слана и неприятна, тамо же сладка, здрава и добра, но от дожда собыраема. 8) Всякие вещи ядомие, кроме единаго хлеба, на вагу продаются тамо. 9) Вода проста здрава, купно с напоями инними, продается мерою. 10) Коня и ниже инного скота ни единаго несть тамо, токмо всяк имать противу силе своей чолн или два, или корабль, имиже потребная себе превозит, аможе хощет. Коней же четири отливаних, спежових над дверми соборной церкви святаго Евангелиста Марка, (не вем) публики ли ради или инной вины, на самом ринку стоящой, поставиша. Сии пренесошася от Цариграда, от Святой Софии. 11) Обикновение имут ходити в плащах и в лете, токмо в легких. 12) Всяк от мужеска полу носит всегда при себе образец, на паличце малой устроен, прохлаждения рады. От женска же полу инним образом. 13) Риби морской, аще и доволно имут к ястию, но не доволны оною. Еще же ядят и жаби водяния, сам бо аз видех ловцов и продавцов. 14) В всей Венеции и далечае даже до Рима и Бара не видех чернаго житнаго хлеба, точию всюду пшеничен, бел же, аки снег, мал же, аки просфоры, того ради и драгую цену имать. Не вся пишу тебе, трудолюбивий читателю и слишателю, ибо (яко же прежде рех) невозможно доволно, разве жителеве, описати или паче да не неприятен тебе своим явлюся многословием. Прочая, аще хощеши, устами тебе исповести обещаюся, ныне же к первому, си есть к путшествию, возвращаюся. Оттуду, в понеделок по полудни, давше мзду пловцу, превезохомся челном пять миль к пристанищу на брег и паки идохом путем сухим дватцят миль до града пресловутого Падвы. Идоша же мои спутшественныки чрез всю нощь и доспеша тамо рано в вовторок. Аз же не могох с ними ити, но по силе своей и по произволению идох чрез веси красние, зело удивителние доми и вертогради имущие, и нощевах за 7 миль от Падви, в веси, зовомой Доля. Обаче не возмогох места испросити на нощь и на стогне хотех возлегти, таже едва с нуждею умолих млинара. В второк по полудны прийдох к Падве и снийдохомся с своими в гостиннице и препочивахом. Ясти же и пити ничесо тамо нам дадоша, коея ради вини спутшественник наш, честный отец Протанский разгневася зело и, не хотя вечера ожидати, разлучися тогда с нами и пойде преди с слугою своим. Ми же утрея ожидахом, ради взятия свидетолства; нощевахом же на инной господе, а не в гостинницы. Заутра, в среду, бихом в костеле святаго Антония ІІадвскаго, ему зело красен и коштовен олтарь устроенный от алавастра и мрамора видехом. Познахом же костел, иногда святую церковь быты, ово от расположения и верхов, ово же от древнаго маловавия. Тамо прияхом свидетелства. Таже не медля идохом из града и видехом паки ин костел, от церкви превращен, таковоежде расположение имущь, якоже и предреченный. Шествовахом же от Падви чрез среду и четверь, чрез тры воды перевозячися и чрез два гради преходячи именуемие Гуара и Рувига. В пяток рано внийдох в значний градь Ферара, уже под Папежа належащий и его монету имущий. Тамо пременивше монету Венецкую на Папежскую з надатком, купования ради хлеба, уже бо тамо милостиню зело мало обретахом, и идохом к пресловутому и великому граду Бононея завомому, в ней же различние вещы продаемие видехом, чрез град преходяще. Случи же ся тамо нам бити в некоего аптекара богата, человека блага, иже умеяше разглаголствовати Латински. Сей, видя нас алчущих и жаждущих, насити, напои нас вином доволно, яко избитком остатися. Тамо видехом дивная, яже никогда прежде: видехом истинаго крокодила изсушенаго и змию великую зело, такожде изсушенну, и инная безчисленная от ползящих, четвероногих и морских животних. Последи же, мало отпочивши, идохом от града Бононеи пять миль и приспехом еще пред захождением слонца к гостинници святаго Петра зовомой, при пути стоящой, отнюдуже нехотехом далее шествовати, но изволися нам тамо обнощевати. Тамо нам дадоша белаго хлеба по доволному окруху (по обикновению своему) и по две чашици малих вина, с водою раствореннаго, и одри бели и чисти к пренощеванию, идеже препочихом чрез нощь. Оттуду заутра, в неделю, идохом двадцать миль чрез весь день и прейдохом сквозе град, рекомий Иммоля, аще и не великий, но леп, и доспехом вечер к второму граду, подобному ему, именуемому Касталлюм. Тамо нощевахом в госпиталю перегринском на постелях добрих; ясти же и пити ничтоже дадоша. Оттуду вставши от сна в понеделок идохом два дни 36 миль и пройдохом гради малие зовомие и Фавенса и Католека. Таже в второк заходящу слонцу доспехом к единому граду не весма велику, но лепотну в строении домов, ему же имя Аримимене. Град оний есть ветхий и пресловутий отчасти, поневаж недале стоит от моря яко за поприще едино на месте равном и веселом под горами и имать корабелное пристанище. Тамо пойдохом в гостинницу путническую и первое нам случися, яко обнаживши нас до последнего рубища всех колико нас случися тамо, ведяху на одри, созирающе по единому созади, еда ли не имать прокази или чесо инного на теле, и аще кий что либо нибуть имеяше, особное даяху место; ми же удивляхомся обичаю оному и похвалихом тщание их, яко призирают, да един от другаго не повреждается. Оттуду, рано, в среду, изийдохом и шествовахом два дни и нощи с обнощеваниями земними при пути, не ищуще гостинници, понеже путь бяше прост и равен брегом морским, прейдохом же градов, при море стоящих, три, лепотних строением, именуемих Пейзеро, Фано, Сенегалия; от них последний град краснейший и славнейший пристанищем кораблей, понеже в то время бисть тамо ярмарок велик, и видехом множество купцев, с различними товари пришедших, и ових купующих, ових же продающих всякие вещи. Тамо мало замедлехом. Идущим же нам посреде града чрез мост древяний зводистий, случися видети чудесное: дети Италеянские убогие, в десяти летех и нижае, взлазаху нагие верху звода оного моста, иже отстояше от води високо яко три сажни, глубини же в воде мню яко три сажни, и аще кто от людий метнет в воду найменшую монету квадрин, то есть шеляг, абие оние дети вергаются з висоти в глубину водну даже до дна и мало тамо замедлевше вскоре обретще износят и елико людие метаху, не единого квадрина не оставиша погибнути в воде, якоже пред нашима очима явне сотворися. Ми же, видевше хитрость ума и сердечную отвагу детей оних, чудихомся не помалу. Таже оставлше, изийдохом оттуду пред захождением слонца, не хотяще в гостинницах нощеватп, даби не медляще скоро могли шествовати, понеже болше нощию ухождахом, нежели днем, вара деля солнечнаго, зело палящаго, к тому же прискорбно нам бисть, яко злии тамо нам случахуся людие, понеже ни от кого ни в чесом милостини получити не возмогохом, и единаче нам бисть так шествовати в нощи, яко в дны, понеже разсмотревши их нестраннолюбие, оставихом их вящше просити, но за пенязи, яже имехом, куповахом, ускоряюще минути их странну, найпаче же о хлеб трудно бисть зело, не токмо дати, но ниже продати не хотяху на распутииях и при пути в гостинницах живущии корчемники, аще кто не прежде купит у него вина, поневаже тамо вина доволно, хлеба же оскудно. Нам же не бисть тако потребно вино, яко хлеб, понеже (яко же уразумехом) с хлебом без вина крепце могохом шествовати, с вином же без хлеба, аще и найкрепчайшим, ослабевахом. Сего ради аще и нуждни сребра бехом, хотяще и не хотяще куповахом первее вино и тогда нам продаяху хлеб; аще же ми мало взимахом вина, хотяще токмо да продадут нам хлеба, колике хощем, не продаяху вящше, но за колику цену взимахом вина, за толику продаяху и хлеба. Со же токмо на пути бисть, в градех чесого изволихом куповахом. Сего ради, якоже прежде рех, не медляще изийдохом от града Сенегалеи пред захождением слонца и прах от ногу нашею оттрясающе, по словеси Евангелскому: «Идеже аще не приймут ви, изходяще оттуду и прах от ногу вашею отрясите в сведителство им»; понеже и тамо аще толь многий собор бяше различних купцев, ничтоже испросихом милостини. Идущим же нам тоя нощи и заутра приспехом о полудни к знаменитому граду Анконе.Описание града АнкониАнкона град знаменитий и пресловутий в всей Италии, Венеции, Греции и инних странах, понеже от всех тех купци морские припливают тамо, творяще куплю, есть бо пристанищем славним. Град той распростертим есть болший от предреченнаго Сенегалии, строением же домов не весма висок, токмо до триех степеней; доми же вси камение и улици каменем насаждение. Стоит на месте веселом и високом, понеже зрится на все море оттуду, како ходит корабле, не на равном же, распростреся бо по горах обоюду и вдолне продолженний до брегу морскаго сице близу, яко домов вода касается. Чисть же того ради, яко не равен, понеже в время дожда весь омивается. Води имать здравие, от гор тевущие и народа содержит много. Приспевшим же нам тамо в пяток о полудни, идохом на пляц меский, си есть на базар, хотяще себе купити нечто снедно на трапезу, но невозмогохом, вся бо на великой цене продавахуся; купихом же единаго токмо хлеба, аще и драго, но без него невозможно, цибулю же имехом с собою, и прешедше сквозе град, седохом в вратех града, близ источника воднаго, и снедохом трапезу в славу Божию. Таже пойдохом, хотяще ускорити к чудотворному месту Лорету, недалече бо отстояше, токмо пятьнадесять миль, где от Анкони за полдня токмо приходят. Тогда оставихом брег морский, понеже предлежаше нам путь в гори и пойдохом тяжестним путем, горами и долинами. Прешедшим же нам яко двое поприщ, ослабевахом, понеже в нощи много труждахомся. Шествующе и обретшо при пути корчемний дом, седохом под сению его и опочивахом яко час един, ово пишуще своя путники, ово утешающе друг друга о нужду и инная беседующе братолюбне. Таже крестное на себе положше знамение, пойдохом прилежно путем горним, шествующе непрестанно, и доспехом ко пресловутому месту, именуемому Лорет, зело позно, мню, о третом часе в нощь. Предваривши же аз спутника своего Иустина, внийдох, врати внутрь бяху бо оттворенни. В всей бо Италии не обыкоша заключати твердо врат, но аще в малих градех оттворенни стоят, в великих же и знаменитих градах великие точию врата от всех стран затворяются, но малие отверзсти стоят. Се же того ради, яко в всей Италии чрез всю нощь не спят, болше делающе в ню, нежели в день, зноя деля солнечнаго. Дошедши убо тамо аз внутрь, идох к гостинници пелгримской, где едва с велиею нуждою умоливши началника нощевах, не хотяше бо мя прияти в таковое позное время, понеже имут уреченний час, в он же снисходятся путници. Друг же мой и спутник Иустин не прийде тогда тамо, и тако разделне оную препровадихом нощь. Заутра же, в суботу, рано снийдохомся и пойдохом в един костел велик и прекрасен строением, от сеченнаго мрамора зданний, на нем же и часослов спреди глашает часи, пред лицем же врат началних стоит источник велик, зело хитростним художеством изсечен от мрамора бела, иже верху степеней аки кладязь широко созданний, посреде же имать столп, високо сведенний, и окрест его четири неякии животнии лепотно изсеченни, кийждо от них з уст своих изобилно точащ воду, верху же столпа оного пятая струя, тояжде води в гору аки стрела точится непрестанно и на низ возвращается в кладязь, оттуду же исходит под землею, не вем камо. К оному источнику вси приходят жаждущии и пиют и утруждении, и омивающеся прохлаждают лица своя, хладна бо от него и здрава исходить вода. Тогда ми пошедши внутрь костела онаго, видехом лепоту его и строение удивителное, много бо имать престолов служебних, от драгых и различно видних мраморов создания, такожде мраморними таблицами и подножие насажденно, еще же суть седалища от древа, ради исповедающихся и исповедающих, чинно устроенние имущие на себе коеждо свой подпис, подпись же не что инно изявляет, токмо где каковим язиком духовний исповедает, понеже народи разноязични тамо приходят от различних стран на поклонение и исповедают тамо грехи своя того ради, яко есть тамо дом мал каменний, посреде тоя церкве стоящь, от Иерусалима тамо принесенний, о нем же повествуют достоверне, яко той есть дом в нем же архангел Гавриил благовествова Пречистую Деву Богородицу и прочая, что последи ясно изявити потщуся. Ми убо знающе чести писания Латинская, прочитовахом, идеже что видехом, или сечением или писанием изображенное. Таже прийдохом к оним вишшереченним духовним седалищам и прочтохом вся надписания: яко зде духовний в язику Италианском, зде в Французском, зде в Немецком, зде в Венгерском, зде в Греческом, зде в Полском, к нему же, понеже знахом добре по Полску, идохом и даде нам коемуждо лист свидетелствованний и по пять баиоков тамошней монети, понеже от стран Полских посилается тамо скарб, даби от него давалася милостина пелгримам Полским, милосердствующи о них за труди их. Таже изшедши из церкви идохом, видяще инних, идеже пелгримам и всем убогим даются хлеби мали и по чаши вина два рази на день: раз пред полуднем, а другий по вечерни. Сия и ми приявше, не удоволихомся, но идохом еще к гостинници, в нем же трапеза изрядна дается странним священником, монахом и всему духовному чину и еремитам, си есть пустинножителем, належит же под протекцию законников, именуемих Капуцинов. Тамо бо гвардиан, си естъ началник или игумен капуцинский, всегда присутствует с инними духовними и мирскими особами знаменитими, иже служат, носящо потрави и вино вливающе в чаши и прочая потребная творяще. Тамо нас пришедших и просящих нечто снедно, узре оний гвардиан, человек благ зело, и вопроси нас: «Что прийшли есте, друзи? Еда ли есте от духовнаго чина или пустинци? понеже зде простим пелгримам несть места, токмо, рече, оное, идеже обще всем убогим дается хлеб и вино». Сия же глаголаше нам диалектом Италианским, разуме бо, яко не знаем Латински. Ми же, не знаяще разглаголствовати язиком Италианским, ответствовахом ему Латинским сице: «И ми убо, отче честний, но прости есми путници, но студенти, обучающиися Латинскому язику и прилежащии учением школьним, на болшое потверждение и разширение Православной Кафолической вери, на честь же и похвалу всемогущего Бога». Он слишавши от нас сие и узревши наши патента, повеле прияти нас честно в туюжде гостинницу и представиша нам трапезу изрядну, якоже и протчиим. Повеле же нам оний игумен приходити тамо на всяк день, рано и в вечер, донележе замедлим тамо. Ми же, не хотяще время погубляти всуе, замедлехом точию чрез два дни, суботу и неделю, ядохом же и пихом доволно в той гостинници, нощевахом же в инной вишереченной, ибо та токмо к ястию духовних, другая же к нощеванию обще всех путников устроенна есть. Разсмотрех же аз добре чрез тое время вне и внутрьуду оний вишшепомяненный дом Пречистия Владичици нашей Богородицы и како и откуду принесеся, что все последователне увестся.Описание Дому Богородичного ЛоретскогоДом Пресвятия Богородици, иже в месте Лорете, в Панстве Римском стоит посреде церкви, создан не от родимаго камене, но от плине самих, не велик собою, в долготу, яко десять лактий, в широту же и висоту яко семь, ветхий зело, имущь по обою страну дверци, отвне убо от верху даже до низу ввесь мраморем белим гладце обложен, яко аще кто не внийде в его, не разсмотрит его, разумети имать яко ввесь от единаго мрамора изсечен есть, сице зело углажденними деками каменними лепо облечен, яко лице в них зрится человече, аки в зерцале. Созади дома того, си ест на стене олтарной, изображенний есть напись Латинским диалектом, писмени великими, сеченними на мраморе, тими словеси: Christiane hospes qui pietatis votive causa huc advenisti, Sacram Lauretanam domum vides divinis misteriis et miraculorum gloria toto orbe terrarum venerabilem. Hic sanctissima Dei genitrix Maria in lucem aedita, hic ab angelo salutata, hic aeternum verbum Dei caro factum. Hanc angeli 1-mum e Palestina in Illiricum aducxere ad tersanctum oppidum anno salutis 1291, Nicolao 4-to summo pontifice. Triennio post iniicio pontificatus Bonifacii 8-vi in Picenum translata prope Recinetum urbem in huius collis nemore eadem angelorum opera collocata est, ubi loco intra anni spatium ter commutato hic postremo. Sedem divinitus finxit anno 300. Ex eo tempore tam stupendae rei novitate vicinis populis in admirationem commotis tum deinceps miraculorum fama longe lateque propagata Sancta haec Domus magnam apud omnes gentes venerationem habuit, cuius parietes nullis fundamentis subnixi post tot saeculorum aetates integri stabilesque permanent. Clemens Papa 7-mus illam marmoreo ornatu circumquaque convestivit anno Domini 1525. Clemens 8-vus Pontifex maximus brevem admirandam translationis historiam in hoc lapide inscribi iussit anno 1595. Antonius Maria Gallus S. R. E. Praesb. Card. et Episcopus Auximi S. Domus protector faciundum curavit. Tu pie hospes Reginam Angelorum et Matrem gratiarum hic religiose venerare ut ejus maeritis et precibus a dulcissimo Filio vitam auctore et peccatorum veniam et corporis salutem et aeterna gaudia consequaris. «Тоеежь самое по Словенску: Христианский гостю, иже по желанию и обещанию зде пришел еси, святый Лавретанский дом зриши Божественними таинстви и чудес славою от всего мира почитаемий. Зде Пресвятая Богородица Мария родися, зде от ангела благовествовася, зде предвечное Бога Слово воплотися. Сей ангели первое з Палестини в Иллирик пренесоша до трисвятаго места, року от Рождества Христова 1291, в время Николая четвертаго, папи Римскаго. По триех летех последи, в начале папежства Вонифантия VIII, в Пецен принесен, близ Рецинета града, на сей холма пустинни темжде ангелов действом поставел, где местом в части году трижди пременяющися, зде, на последок седалище Божественним Промислом водрузи в лето 300. От того времени толь чудесной вещи новиною окрестние народи к удивлению возбудивши таже паки чудотворенми далече и шероко прославлен святий сей дом велие от всех народов почитание имеяше. Его же стени никаковим поддержими основанием по толь многих летех цели и крепки пребивают. Климентий папа седмий его мраморним украшением окрест одея, лета Господня 1525. Климентий осмий, папа Римский, краткую чудотворнаго пренесения повесть на сем камени изобразити повеле в лето 1595. Антоний Мария Галлюс С. P. Ц. пресвитер, кардинал и епископ Авксима С. Дому заступнык сотворити сия потщался. Ти, побожний гостю, Царицу агглов и Матерь благодати зде благоговенне почитай, да Ея предстателством и молитвами от сладчайшаго Сина Жизнодавца и грехов прощение и телесное здравие и вечную радость получиши». – До зде внешное лице Его. Многократне же вхождах внутрь, поклонения ради, с прочиим множеством народа и разсмотрех вся в нем. Внутрное его здание простое, на четири угли, и якоже рех от самих точию плине без примешания каменя природнаго, есть же зело стар, яко не могл би стояти, аще не би отвне мрамором бил огражден. Есть же тамо внутрь и престол, служения ради литургии, сребром и златом и лампадами украшен, верху же онаго есть чудотворная безчисленно икона Пресвятия Богородици, не вем, от камене ли, или от древа, или от чесого инного сотворенна, со точию вем, яко не писанна на дсце, но сечивом соделанна, каменми же драгими и кленотами зело упещренна. Не уведах же и не вопрошах, еда ли со домом пренесеся или последи поставленна есть. Созади престола, в стене дому онаго, низу при земле, есть месце маленкоё, в подобие пещери или пещи, идеже тамошним наречием именуют кузена, си есть кухня, на ней же (повествуют) яко яству варяше преблагословенная Владичица наша Дево Богородица. Еще же кроме того вси глаголют, яко мисочки и ложици и инние сосуди господарские, иже в дому том обретошася в великом сохранении и доселе блюдутся. Изнесе же в той час священник в видение всем едину мисочку малу зело ветху, якоя украса загладися на ней и разседеся на малие части, того ради оправленна в мосендз и держаше ю стоя при престоле и полагаху людие различние вещи, освящения ради, яко то: чотки, крести, хустки, персне, меру пояса пресвятия Богородици и прочии, яже в том граде продаются. Полагах же и аз недостойний многие вещи тамо куплении, обичаю последующи, благословения ради, и отнесох с собою. Стени дому оного внутрь суть зело учерненни и углажденни от лобизания и прикосновения народнаго. Еще же дается тамо вода всем требующим, ею же омивают оние ветхие святие сосуди и олива от лампади, непрестанно пред чудотворним образом горящой, и хлеб зело мал, яко некая монета, с печатию Богородичною, яже все к врачеванию недугов употребляют; от тих всех и аз недостойний восприяти сподобихся. Дозде о дому. Град Лорет седит верху гори високо, между иними горами и долинами, от моря недалече, яко три или четири поприща, строением не велик и не висок, токмо лепотен и имать некие полати коштовние; доми суть все каменние, ограду токмо имать едину и то не крепку, крепости же или фортеци не имать, но во подобие веси составлен; славен всем христианстве ради дома Богородична; комор много торгових имать, в них же продаются четки, разние ментале, абриси чудотворнаго онаго образа и прочая безчисленная. Народа имать много живущаго, приходящаго же еще вяще, на поклонение, от различних бо стран приходят тамо, наченши от Полской, Немецкой, Венгерской, Ческой, Венецкой, Грецкой, Римской, Гишпанской, Французкой, от прочиих земель приходят, их же не вем наректи, множестви ради; всяк бо грядий до Риму или до Бару по земли, на поклонение до Святителя Христова Николая, не минает его, понеже на пути Римском стоит. Есть же от Рима далече 139 миль, сие верст, от Бару же четириста. Сотворшим же нам и совершившим доволно свое путническое поклонение, сотворихом совет между собою, аз с другом моим Иустином, камо имами первее шествовати, к Риму или к Бару. Разсуждахом бо, яко ащо пойдем первее к Риму, доволни будем видением величества, красоти и слави его, и о менших уже небрегуще восхощем возвратитися воспять, или, утружденни суще пешехождением обленимся пойти поклонитися мощем угодника Божия Святителя Христова Николая. Егда же пойдем первее к Бару граду, и узревши меншая, можем, ради болших, на болшие и далшие подвигнутися труди. И умислихом первее ити к Бару. В понеделок убо возсиявшу слонцу, идохом в церковь и поклонихомся дому пресвятия Богородици призвавше же Бога на помощь в его прелюбезную матерь, преблагословенную Деву Марию, яхомся пути к великому чудотворцу и угоднику Святителю Христову Николаю. Изшедшим же нам из града Лорета, идохом первее горами, яко три или четири поприща, в низ до моря; таже пойдох землею иною, которая именуется Калаврия. Наченшим нам ити землею Калаврийскою, бисть нам путь просто на страну полуденную, завратися бо там море и зряшо брег просто прямо полуденнаго слонца; путь же нам (якоже прежде уведахом еще в Лорете от пелгримов) имеяше бити весь воскрай брега морскаго даже до самаго Бара. И тако пойдохом в долготу земли тоя, шествовахом же 9 дний, ово равним брегом морским воскрай води, овоже жестокими горами и високими, в брезе моря стоящими и зело жестокое и острое камение на пути имущими, и воистинну не бисть нам нигде тако путь тяжестен, яко тамо. Шествовахом же денно и нощно, не обретающе госпиталов к пренощеванию, понеже тамо путници не обикоша ходити, или яко мало усердие имущи к святому Николаю, или тяжестнаго ради пути; аще же иннии и ходят, то идут от Рима чрез Неаполь иним путем великим. Не случашежеся тамо кроме двох устрести путников, не ходят бо тамо так, якоже путем Римским, якоже прежде шествующим нам в Италии не обретахом в дни часа ни единаго, в он же би не стреталися с единим, двема, трома, четирма, пятма, иногда же и десятма пелгримами, тамо же никакоже; страна бо та оскудна в хлеб, неимущая хлеба бела пшенична, токмо чернь и тот драг, земля бо тамо суха и неплодна, вод здравих неимущая, того ради и от благородних мало в себе имать, но всесь народ неякий простолюден, некрасноризен, нестраннолюбив, учений школних неимущ, в всем отменен от Итальянского. Тамо градов знаменитих несть, токмо посредние, и тих мало, и не тако лепотни строением, якоже в Италии; един токмо град издалече видехом неякийсь ветхий, именуемий Юлиянов, той зряшеся отвне бити доброобразен и крепок, внутрь жe не вем како, понеже не тако далече, яко високо от пути стояше на горе над брегом морским, и не хотехом трудитися к ному, не градов бо презирати, но местом святим идохом поклонитися. Прочиих же градов ниже имени вем, понеже ниже вопрошахом, инии же нощию мимо идохом, того ради, яко гостинниц не имуть к приятию путником, и тамо нам бяше гостинница, идеже изнемагахом или в дни или в нощи. Земля тамо суха до зела, ниже трави, ниже леса имущая; аще же и бяше, но далече от пути, весь же от веси такожде далече, и мнится бити край он невесел и аки пуст. Болше би тебе и широчае желал описати, благий читателю, по ниже аз, ни спутник мой Иустин могохом, нужди ради превеликой. Воистинну бо не бисть нам нигде тако путь тяжестен, яко тамо, многажди бо прехождахом реки и потоки, от между гор тамо в море текущие, ижо не суть глубокие, но бистрие, и дробное камение на дне имущие их же преходити нужда ведия бяще. Преходяще бо их, преношахом ризи своя верху глав и многажди ово от претикания, ово же не терпяще болезни от остраго онаго и дробнаго камения под ногами слишимой, иже аки гвоздия в ноги бодут, иногда же и тяжестно уроняют, падахом погружающеся и омочающеся с одеждами. Едали может что горчайшее бити? Прехождахом же потоков тих яко пятьнадесять или двадесять, часте обнажающеся и одевающеся, и паки обнажающеся, индеже токмо презувающе сандалия. На сусе же такожде нужда бяше, не имехом бо чрез 9 дний и нощий негде пути чиста, без камене; но аще брегом идохом воскрай води морския, все бяше камение дробное, острое, якоже и в потоках, по немже аще и в сандалиях шествующе, болезнь в ногах претерпевахом, понеже не может на себе держати человека, но угнетаются под ногама и человек, ходя по них, зело ослабевает. Аще же где путь непроходен бяшо воскрай води, тамо путь разделяшеся от брега в гори и паки на брег сходяше и паки совращашеся в гори. На многих же местех шествовахом горами високими и зело неравний путь и острое камение имущими, идеже велию нужду претерпевахом, не обретающе води, ни веси, понеже тамо далече едини от других селятся. Немощни же бехом пищи ради, яко ничто, ино не имехом ясти, кроме хлеб и лук, индеже и того не имехом, но глад претерпевахом, непрошающе мало что, или ничтоже, купивши же с собою нести не могохом, едва тело свое от горячести солнечной влекти могуще. Множицею же зело тяжестно падахом от частаго претикания ножнаго о камень остр и поражахом члени и разбивахом сосуди, в них же воду ношахом, и пребывахом без води, яже есть дражайша паче злата и сребра путшествующему. Случашежеся ходити блудяше алчуще и жаждуще в горах и вертепах и пропастех земних, к Единому возивающим Богу; разслабевахом же и костми от хождения и лежания на камени твердом. Еще же к тому в самое горящое время мисяця июля и толь горящою страною полуденною шествовахом, яко все нам кости и состави телесние разслабеваху и едва мозг в главе не изсушися и едва чувства не повредишася. И уже не бисть тамо когда путшествия описовати, не токмо бо писати, но ниже ясти, ниже седети, ниже зрети, ничто разглаголствовати кроме нужнаго словесе возмогохом, полумертви суще от зноя солнечнаго и облияния потнаго, преизлишше от нас текущаго (зде всяк разсуждай, путшествовати желаяй); но ми сия вся претерпехом помощию Вышняго. Таже по 9-ти днех, в среду рано, доспехом в граду, именуемому Sanct Місhаеl, то есть Святаго Михаила, стоящему на горе високой, яже именуется Monte Gorgoneo, еже есть гора Горганская. Оний град в всей Калаврии и далечае есть пресловутий и славен. Стоит на високой зело горе, над брегом морским стоящей. Доми в нем камение и костели и кляштори, то есть монастири, суть зданние лепо; вода обретается здрава. Единою же точию оградою каменно огражден, якоже и Лорет; всход ку нему и сход такожде зело тяжестен есть, именует же ся Санкт Михаель того ради, яко Святий Михаил Архангел изгна оттуду змия. Есть бо тамо пещера некопанана, но от самородней скали отваленна в долготу и висоту яко десять лактей, в широту же яко двадесять, в ней же древле живяше диавол в образе змия, иже взимаше от людей, тамо окрест живущих, дан от живих мужей, жен и детей и подавляше я. Таже единою явися тамо воевода сил небесних Архистратиг Михаил, и Божиим повелением изгна его оттуду. Идеже ныне, в незабвенну память благодеяния его, создаху людие церковь в имя его, каменим сечением лепотне устроенную, приградиша бо стени к оной печещере с врати входними, пещера же невредима и ныне внутрь церкве стоит; вход же ко ней долгх есть по степенех, от великаго сеченнаго мрамора созданних, ими же с гори на низ входити требе круто; но зело лепо и прохладно тамо, понеже под покровом; в самой же церкви, внутрь в пещери, прохлаждение зело приятное, яко изитти оттуду не хочется весма, аще бы и чрез целий день попущено было седети. Пещера оная многими явлении и чудесами прославленна есть. Тамо ми бихом на службе а на вечерни и видехом лепотное украшение церкви и пещери тоя и строение лампад горящих множество, ово позлащенних, ово сребних. Есть же тамо внутрь за престолом средним студенец, зело сладку и хладну воду имущь, ей же ми испивше по изобилной мере удоволихомся. Есть же тамо на великом престоле чудотворний образ Архистратига Христова Михаила, златом и сребром и драгоценними каменми украшен. Тамо ми, по обичаю пелгримскому, разсмотревши вся и изшедши из церкви, паки идохом тимижде степенми на гору вонь, и егда изийдохом, узрихом каменносечцов, при входе пещерном живущих, непрестанно секущих и режущих камень бель яко снег, и мягок к деланию, от него же изсекают малие икони Святаго Архангела Михаила и крести и чаши и солницы и прочая, которое все продают, а денги собирают на пещеру. Убогим же просящим и без денег малие крести дарствуют. Продароваху же и нам по единому, еще же к тому мало купихом на благословение, таже пойдохом до манастиров просити нечто снедно, бе бо полудне, и покормившеся препочивахом тамо даже до вечера и бихом в тойжде пещере на вечерни. Таже, заходящу слонцу, изийдохом оттуду, не хотехом бо коснити, яко желахом к Бару ускорити, понеже недалече отстояти слышахом. Идохом же жестоким и узким путем каменним, з гори сходящи круто, яко три поприща, уже при месяцу нощном. Таже знишедшим на равнину, шествовахом, донележе месяц светяше, егда же нощь помрачися, яко не ведехом пути, совративше на страну, где обретше маслину, возлегохом под нею и спахом до утра. Заутра же, в четверток, возшедшой денници, пойдохом и прейдохом един градок не велик, но леп, з оградою каменною, стоящ на брезе морском близу, яко в огради его касается вода морская. Той городок належит до вишереченнаго Санкт Михаель, есть бо пристанищем его корабелним. Оттуду осташася нам гори на правой стране и бисть уже поле равное даже до самого Бару, токмо малие негди долини являхуся, и идохом брегом пещистим, чистим и мелким, бродяще в воде морской, чрез весь день и нощь. Заутра же, в пяток, приходящим нам к единому граду Барлете, видехом недалече на поле равном множество народа, влачащих от езер соль, яко дробное камение, лепу и белу, и висиповаху от нея могили велики и множество их: бяху бо могил вящше яко сто и езер такожде множество. В езерах зело мало води и вода в них червоная мало, яко некое вино, под водою же на дне соль зело чиста и бела родится. Тамо аз видех хлеба много и котли кипящие с яствою, ради делаюших соль. Просих от них милостини и даяху ми хлеба много, яко едва могох понести, просих же и соли мало, нужда ради подорожной, но никакоже нигде же даху, еще же прещаху, грозящеся на мя и глаголющи некая словеса своим наречием, но аз не знаях ни мало их язика; стрежаху же мя и отгоняху скоро от себе, да некако возму мало отай их, валяшеся бо семо и овамо мало, юже погубиша носяще и труждающеся, но никакоже мне попустиша взяти и от той. Чудихся же не помалу, яко от толикаго множества ни мало соли мне дадоша и недоумевах в себе, что и чесо ради бисть сие. Таже отъидох оттуду и се преминувшу ми оние езера и прешедшу яко поприще едино, абие ять мя страж на путу и обнажи мя даже до хитона и искаше соли, созирающе от перваго до последнего рубища моего, по не обретоша ни мало, не имех бо в то время, аще бо прежде всегда с собою соль ношах на пути, тогда же не бисть: Богу тако от беди и напасти сохранити хотящу. И тако отпустиша мя с миром. Друг же мой Иустин не бисть тогда со мною вкупе, понеже езера оние отчасти удалени суть от брега и стоят при пути великом и обленися тамо пойти, видения ради, идяше же брегом морским, лючшой ради прохлади. Виде же он возвращающихся от полю людий в град и вергающих в море соль, елико кто из града изнесе, потреби ради и остася; иннии же висиповаху на брезе на сусе. Се же того ради, яко всех тамо призирает страж, и аще би обрелы в кого соль, то в воузи полагают его и поплащает много, неимущи же чим заплатити в катергу отдают его, яко злодея цесарского; соль бо тая цесарская бысть Немецкая. Иустин же мой не ведяше такожде, коей ради вини мещут соль, и отшедшимь им, взять на потребу свою, колико хотяще, и прейде брегом даже до самаго града, неусмотревшой его стражи. И прославихом Бога и Его угодника Святителя Христова Николая, яко молитвами его обою наю спасе от напасти. Таже, о полудни, прийдохом к граду Барлету, которий есть велик и в широту и долготу и изряден строением, полати лепие и церкви и монастири такожде имать. Болший и лучший от Лорету и Санкт Михаель, подобний якоже Аримини, седит от гор далече, яко едва зрятся от него, при море, на брезе равном; море касается огради его; пристанище кораблем многим есть; люда внутрь много имать. Тамо ми не размотряюще долго, понеже знаяхом, яко паки тамо имами прийти возвращающеся от Бара, к Риму бо путь тамо предлежаше, якоже увестихомся. Сего ради изшедше оттуду, седохом за врати градскими и снедохом трапезу. Таже крестное на себе знамение положше и Св. Николая на помощь призвавше, пустихомся в путь, совещавшеся денно и нощно шествовати даже до Бара, недалече бо, за тридесять миль точию отстояше, к тому же нощь светла бяше и путь велик и широк и един бисть. Шествующим же нам нощи тоя помежду прекрасними оградами виноградними и прелстившеся диаволом прелезовахом, идеже зело низкие обретахом огради, и рвахом отай ягоди, никому же слишущу, понеже в день твердо стрегут я, в нощи же не тако. Се же того ради, яко не имехом тогда в тиквицах своих води и жаждни бихом, отчасти же страсть нас побеждаше, яко в то время еще точию начинаху дозревати ягоди и едва очима их не ядохом, найпаче же яко от стран тех бехом, в них же виноград не родится, иди мало. Обаче аще и малу кривду сотворихом человеком в ягодех, то Бог праведен сий, комуждо даяй по делом его, наказа мя отчасти. Уже бо кончащойся нощи, егда утрудихомся от пути, минувше един град Тарань и обретше при пути в стене огради виноградной созданное от камени точило, в нем же делается вино, тамо изволихом уснути мало. Седшим же нам тамо внутрь и разрешшимься от санов своих, таже в недра моя вложих руку, хотя извлещи патента и сокрити я, но не обретох прочее, ниже ведах, где погубих. Тогда разумев бити казнь Божую на мне и помислих оние словеса: «ищай чуждая, свое погубляет», и начах скорбети и тужити, не ведяй, что, творити. Оставих же Иустина, да идет к Бару и ожидает мене тамо, сам же возвратихся искати патентов и идох чрез останок нощи и утро до полудне, ища и познавал места, идеже крадях ягоди или ино что делах, но не обретох; такоже и вопрошах всякаго стретающаго мя человека, но ни какоже, ни от кого же увестихся, и уже в обедное время паки прийдох ко граду Берлете и вшедши внутрь на средоградие, многих вопрошах людий с плачем, но не обретеся обретий. Пойдох же аз в канцелярию месную и сказуя им неблагополучний случай свой, просих у них или совета, что имам творити, или некоей помощи. Они же даша мне свидетелствованную грамоту с подписом самаго судии и инних с началних ему двох, в ней же написанно бяше свидетелство о погублении патентов моих и прошение, еже везде доброволний имети пропуск и странноприятие от всех, равное с прочиими пелгримами. И давше ми оное сведителство, рекоша, да яко аще и не обретеши патентов своих, удобее с тем пройдеши всюду и прият будеши. Аз же взявши е, мало отради в себе послишах, и благодарствуя им отъидох тогожде дне, в субботу по полудни. Идох же по малу денно и нощно, понеже утрудихся до зела и разболеся ми правая нога, яко едва могох шествовати. Мимоидох же градов четири, воскрай брега морскаго стоящих, лепие доми и кляштори камение имущие, с ограждениями и врати, но меншие от Берлети. Тамо же случися мимо ити брегом морским два, или вяще поприщь, идеже смрад исхождаше от моря, яко едва мощно терпети; идеже в брезе морском в воде водних источников видехом множество, воду горе испущающих от спудов земних. Чесому почудихся не мало, паче же Божию смотрению.Описание Бара града и яже в нем видехИ едва в неделю, поздно в вечер, ради болезни ножной, достигох пресловутаго Бара града. Тогожде дне и спутник мой прийде тамо, токмо рано, и совокупившися паки, идохом к гостинници Святителя Христова Николая, стоящой при церкви, в ней же мощи его опочивают. В той гостинници всякому приходящему пелгриму даются три вечери и три постели к пренощеванию. Снийдохомжеся тогда, не вем десять или дванадесять, и по всегдашнему своему обикновению оглядевши всех патента, представиша нам трапезу честну, в честь Святителя Христова Николая, и по доволной мери вина. По снедении же ея и благодарении, воведе нас странноприемник внутрь гостинници и даде всякому свое ложе и спахом в славу Божию. Заутра же, в понеделок, идохом в костел, в нем же опочивают святие мощи Святителя Христова Николая. Вшедшим же нам тамо и созирающим, где мощи Святаго опочивают, и не обретахом. Видехом же множество народа с женами и детми, входящих внутрь и исходящих , вонь, по обою страну степенми каменними, тогда уразумехом, яко тамо суть мощи, и текохом абие в след их степенми мраморними шерокими, лепотне созданними, под спуд великия церкве, десним входом, два бо суть тамо входи, единаче создайте, един одесную и един ошуюю. Тогда вшедшим нам тамо внутрь, обретохом тамо инну церковь лепу, по не велику, яко до половини верхней, кратка бо зело и низка, токмо шерока, яко же и верхная, ея же верх поддержится двадесять и шестми столпами, иже все подобятся в деле, точию един разнствует, менший бо тонкостию от прочиих и огражден кратою железною. Престолов точию два имать: един началний и другий подначалний, на них же священници на всяк день, от утра даже до полудне, непрестанно мшать, си есть литургисают. Престол первоначалный есть весь среброкован хитростним и лепотним художеством, стоит же посреде церкви, верху гроба Святителя Христова Николая. Подножие церкви тоя белими, гладкими и чистими деками мраморними уславно есть, верх же ея весь лампадами сребрними украшен многочислинними, от них же суть вяшше яко пятьдесять. Тамо ми слышахом лутургии, Римским наречием и обикновением отправованной, и по обичаю путническому помолшеся по силе своей, лобизахом гроб Святаго, поневаж мощей не отверзают никакоже или не имут; не имут бо Римляне сего обикновения, кроме великой потреби, Престол же оний великий есть загражден спреди, в подобие вертограда, балясами, от мрамора искусне сеченними. На той убо ограде ошуюю стоит в чаши сребряной мана, от мощей святаго Николая истекающая, аки вода, и часте к ней приходя един от священник, помазует на челе крестаобразно тех людей, котории, по вислушании литургии, хощут отходити. Тамо и ми приходихом многократне и мазахомся маною оною. Не далече же того потира, на другой странне, в стене, в малом ковчежци, за кратою железною, есть отделенна часть суха мощей Святителя Христова, идеже людие приходят и касаются перстами, досязающе чрез крату, и лобизающе персти своя, чесому и аз недостойний участником бити сподобихся. Егда же излезохом оттуду вонь, в церковь велику, которая на версе стоит, видехом и строение ея, лепо и честно зданно, три врата великие входние имущее, с столпи каменними и подножием каменним, пространно в долготу, висоту и широту расположенное. Медлящим убо нам в Баре граде чрез три дни, на вечеру и нощевание ходяще к вишшеписанной гостинници, в день же потребная себе предуготовляюще. Бивахом же на всяк день на правиле церковном в храме святаго Николая, и о многих вещех вопрошающи, ово от священник, ово от людий увестихомся. Суть тамо близу церкви комори четири, продающие сосуди шклянние, различнаго вида и образа, имущие на себе икону Святителя Христова Николая изображенную; суть же нецеи зело малии сосуди, неции зело хитростне и лепотне созданние, яко дивитися в истинну. Сосуди же они великии продаются праздни, ради взятия мира святаго Николая, от мощей его истекающаго, которое от церкви его раздавается всем требующим. Неции же сосуди, иже суть зело малы, наполнении з миром, продаются и запечатани крепко, от них же аз купих неколико сосудец наполненних и два праздних и идох и наполних я в церкви, и спутник мой Иустин такожде. Сосуди же оние строятся коштом церковним, и паки собранное за ня злато на управление церкви и на снабдение гостинници путнической належит. Мира тамо дается доволно, елико кто хощет, токмо сосуди да будут куплени от комор церковних, на них же есть изображение святаго Николая, кроме бо тех, в инние отнюдь не дають. Суть тамо священници канонеки, именуемие стражие гробу св. Николая, постановленние в равной честы того ради, да блюдут опасно себе и людий и гроб Святителя Христова Николая, и да сохранно ходят около святинь церковних и да раздают требующим оную воду, юже они тамо именуют S. Manna, святая манна, и прочая потребная да творят. Тех тамо началствующих священников, или стражей, вопрошахом о двох вещех: 1) вопрошахом единаго от них, коль много манны от мощей святого Николая и чрез коликое время умножается? Он же ответствова нам, яко на всяко утро обретается гроб полн, и что раздается в день, то умножается в нощи, непрестанно бо течет, якоже слышахом. Слышахом же еще, яко пред праздником его, двема или трема днями, иногда зело изобилно манна умножается, иногда же мало бивает. И оттуду уразумевают неомилно, яко аще когда много бивает манны, тогда и собор велик народа христианскаго имать снийтися; аще же манны мало является, тогда и людей мало собирается. И толико прозорлив угодник Божий, точит целебной манны, елико правоверному народу довлети. Сие ми слишавше, удивихомся толь чудесному ответу его. Паки вопросихом его о вишшереченном оном мраморном столпе, в малой оной сподней церкви стоящем, что есть и чесо ради огражден железною кратою он един, иннии же не суть огражденнии столпи? Ответствова нам сице: яко егда токмо сия церковь в имя Святителя Христова Николая сдатися начат и освование утвердиша и умислиша я здати на 20 и 6 столпах расположити, и поставиша делатели от мрамора изсеченних кийждо на предуготованном своем месте столпов числом 25. Скорбяху же дозела, яко 26-го недостояше, не могоша бо уже негде обрести мрамора, аще и прилежно искаху, и тако празной оставшейся церкви и делателем, и всему граду в печали бившу. По неколицех днех, чудесним промыслом великаго чудотворца Святителя Христова Николая, явися неякий столп мраморний, вне града на море плавающ, аки некое древо. Видевше же рыбаре и прочии людие, хотяху яти, но никакоже возмогоша егда бо точию кто коснутися хотяше, он потопаше в глубину, последи же паки плаваше, и тако оставиша его. Нощи же надшедшей, и се в самую полунощ, егда вси людие спаша, начаша по всем граде гласити кимвалы сами, без двизания человеческаго. В тоже время св. Николае с двема ангелома несяше оний столп от моря в град и принесши в церковь на месте предуготованном постави его. Абие же вси в граде возбудившеся, текоша в оную церковь, и иже первее ускориша и притекоша скоро в церковь, видеша очевидно, како, св. Николай с двема ангелами поставляше столп, последиже невидим бисть. И видевше людие чудо таковое, прославиша Бога и угодника Его; в незабвенную же память образ чудотворения того написаша на стене високо, на стране десной, в верхнем костоле, иже и доселе пребивает. Покушахомжеся просити часть малу от мощей угодника Божия, но никакоже получихом, несть в Римлян таковаго обикновения, якоже в Греков, еже би секти мощи святие на раздаяние, или знаменоватися по вся дни, отверзтой суще раце. Аще же и дарствуют некогда часть от моще, то разве царскому лицу. Тамо же токмо раздавается манна святая от мощей Николая искапающее, еже они тамо в своем наречии именуют manna sancta, то есть манна святая, не вем чесо ради. Вопрошахом же паки его о вишшереченном столпе, чесо ради кратою железною огражден есть? Отвествова, яко столп оний цельби многи творит, найпаче же от болезни главной, и егда прежде не огражден стояше, мнозии начаша усечати его или угризати орудиями железними отай, исцеления ради; того ради оградиша его кратою густою, яко токмо коснутися перстами мощно, якоже и доселе творят, осязающе его и цельбу приемлюще. Есть же тамо в верхней церкви чудотворная икона Святителя Христова Николая, по правой страпе стоящая, при ней же знаки многи и сведителства висят новосотворенних в Баре граде по пренесении мощей чудес. Видехом висящий образ великого корабля, его же от потопа смертнаго избави. Видехом таможде кость велику, яже ланцухом железним скованна висит и доселе на стене, толстая, аки нога человеческая, долгая же на два сажны. Недоумевахом же, кая есть кость и чесо ради висит зде в церкви. Вопросихом же единого от стражей гроба С. Христова Николая, иже искусне о всем ведяше. Той поведа нам не токма о том, но и о многих его чудесех и безчисленних вещех. Глаголаше же нам о кости оной сице: един от рибарей тамошних, егда вергаше мрежу в море, верже на имя святаго Николая, рек в себе, яко не всуе труд мой на имя его будет; и абие ять рибу толь зело велику, аки гору, яко отнюдь ея никаковим образом извлекти можаше, и моли паки тогожде скораго помощника, да якоже пособием его улови, сице извлечет, бояше бо ся, да не како и его потопит. И тогда едва с великою нуждою, первее огненним оружием в воде заби, таже извлече мертву. Той изятши едину от ребр ея кость, принесе в церковь Святителя Христова Николая и исповеда пред всеми преславное чудотворение его. Взяша же церковники оную кость и оковавше ланцухом железным, повесиша на стене десной в церкви верхней, между инними знамении чудес его, яже висит и доселе на болшае прославление угодника Христова. Видехом паки висящь таможде на ландцуху зуб слонов, такожде велик, якоже и кость иже такожде чудесне малою силою уловлен бисть и в знамение благодарствия от ловца оного зуб его принесеся в дар святому Николаю. Многая же инная, на дсках изображенная, сами видихом чудеса и чтохом на них Латинские подписи, како и когда сотворишася. Их же, множества ради, и писати время не довлеет и памяствовати невозможно. Сего ради от тех всех, от них же лучше уведах, написах, прочая же оставляю. Се токмо благий читателю, оставити не могу, еже на мне собистся дар исцеления от того ж угодника Божия. Еще бо днем пред входом моим в град Бар, (якоже предписах), не вем откуду, от путшествия ли, или естественне разболеся нога десная на пути, яко едва могох прийти ко граду; таже чрез три дни паче разболеся и одмеся, аки бревно, яко едва с великою нуждою хождах по граде, пищи ради и инной нуждной потреби, и ниже в сандалиях можах ходити, но бос. Печален же бех аз зело, яко не у еще мимошедшей скорби о згубленних патентахь найде сия вторяя. Присно же прихождах к гробу Святителя Христова Николая, моля его с слезами, да ми поможет в обех тех. И се молитвами его по двою днию без всякаго иннаго врачевания, не вем како ищезе толстота от ноги моея и хождах здрав, якоже и прежде. Сие аз разумев бити не кого иного, токмо от с. Николая, и благодарих Бога и его угодника. В тоже время, егда болезновах на ногу в Баре граде, случися пойти вкупе с другом моим Иустином до единого Францешканского конвента, си есть монастира, ради прошения снеди, идеже един от братий тех, имеяй любовь Божию и ближняго в сердцу своем, изнесе нам окрошцов хлеба бела и чиста, от трапези оставшихся, с инною яствою и вина мало. Таже, по снедении того введе нас внутрь монастира, внутрь единаго угла темна, обещася нам еще нечто принести в снедь, и о отъиде, повелевая ожидати его. Таже принесе полн обрусец винограда сладкаго сухого и давши его нам в руце, абие сам вержеся долу, хотя мои облобизати нозе, мне же не допускающу его, заклят мя именем Иисуса Христа, да невозбраню ему, и оставих по воле его сотворити, и той нагие мои и грешнии облобиза нозе и даде сандалия; такожде и друга моего Иустина, но той бяше здрав и обувен в сандали, сего ради верху сандаль лобиза его, и отпусти нас с миром. Ми же присно поминающе толь великую любовь и смирение инока того, удивляхомся зело, понеже еще первое случися видети толь великую добродетель в Римлянах, еже в незабвенную память написахом в путницех своих. Разсмотрехом красоту града, которий величеством и красотою есть, якоже и град мимошедший Берлета. Стоит же на веселом полю, далече от гор, яко едва зрятся от тамо, на месте равном, пещистом, чистом, на самом брезе, яко от единия страни ограду его омочает волна морская. Строением костелов, монастирей и домов есть лепотен, народа в себе живушаго имать много, такожде и от приходящих на поклонение по морю и по суху есть множество. Тамо поставлен есть престол архиерейски и архиепископ, тамо живий, началствует. Град той оградою каменою огражден есть лепо, с врати от каме сеченнаго зданними. Окрест града суть много садов мигдалових, инное овощие имущих, виноградов же такожде и маслин велие изобилие. Тамо пашен мало, от пристанища же морскаго много живет, понеже множество чуждостранних и окрестних людий с корабле припливают и куплю деют. Стоит же в самой стране полуденной (якоже слишах) в конец земли, яко от тамо точию три дни пути противу полудне, идеже самий конец и острота земли тоя есть, к которому концу пришедши человек но может вящшо далечае шествовати просто, но или на запад или на полунощь возратитися должен, от всех бо стран окружает море. Предуготовавшим же нам вся тамо в Баре граде и уже хотящим изийти, зело жалехом, яко не видехом целих мощей С. Христова Николая и како от них истекает манна святая, никому бо не отверзают гроба. Mи же просихом зело прилежно всех оних стражей гробу Святителя Христова, глаголюще, яко ми от толь далечайших стран не возленихомся прийти, единаго ради того, да видим и лобизаем мощи угодника Божия, ныне же тщи отходим в желании. Како убо и что проповеми иним, не видевши и не уведевши сами, и проч. Умилосердившижеся прошению нашему, повелеша замедлети нам к вечеру и ускорити в церковь пред вечернею, прежде даже не снийтися людем, отай хотяще нам отверзсти гроб Святаго, да не будет зазор в людех, понеже не имуть обикновения никомуже показовати. Ми же сотворихом, яко же нам повеленно бисть, и егда прийдохом пред вечернею в церковь, поведе нас экклесиярх в скарбницу церковную, идеже вся святая содержатся, показова же нам многие мощи святих подробну. Показоваше ость, яже главу Христови даже до мозгу пронзе в время Страстей и одежду его нешвенную; власи Пресвятой Богородици; крест Григория Богослова; зуб Марии Магдалени; губу, от нея же Христос на кресте пияше оцет с желчию; часть мощей Архадиакта Стефана; святаго Иякова, брата Господня, и другаго Иякова и проч., их же, множества ради, воспомянути не могу, но некия, их же памяствовах, написах. Последи же поведе нас в оную вишшеписанну церковь, яже есть под спудом верхнея церкви, к великому олтару, от сребра скованному, и отверзи спреди малие дверци, яко точию человеку мощно вползти чревом. Вполжеже первее до пояса тамо сам он ключехранитель, и зазже мал светилникь, дазримо будетъ. Влезох же аз многогрешний по нем и мнех раку отворенну бити, якоже в наших странах повсюду всегда рака отверзается, якоже ковчег или, просто рещи, скриня. Тамо же не тако: рака бо мощей святаго никакоже отверзается, понеже от мрамора изсеченна толсто и шероко, аки некий сосуд, или ковчег, и глубоко в землю яко на 5 пядий, равно с подножием престола постановленна недвижимо и дскою великою, такожде от мрамора изсеченною, приваленна крепко вьеже не отверзати никогда же. Се же, мню, того ради, яко мощи не суть, но или украденны от ных, или инуду сокровенны, или раздробленны на малии частицы и разданны вместо святых Римских и не мощно народу являти я. Сквозе же оной деки мраморной сверху есть оконце просеченное, круглое и невеликое, яко может таляр битий покрити его. Бисть же тогда оным оконцем на ланцужку железном внутрь зажжена свеща и завешенна глубоко, яко до поль раки. И влезши аз тамо внутрь, положих едино око над оною дирицею и видех раку оную мраморну глубочае лактя в земли, аки криницу, до половини води, или манны, имущую, яже, аки найчистшая вода, светла есть, и сквозе ю под спудом зрятся аки би кости белие, от них же аки потние крапле исходят непрестанно, тела же несть, но все расплися, глаголют, в миро, и кости не мощно познати от каковаго члена суть, понеже не на своем месте лежат. Егда же излезох аз оттуду, влезе по мне друг мой и спутник Иустинь. Вопроси же мя оний канонек, иже отверзе гроб святаго, едали видех добре? Отвещах, яко видех, токмо не могу уразумети, како тамо (якоже прежде от многих слишах и чтох) от колена деснаго истекает миро святое. Он же рече ми, яко невозможно есть познати, кая кость от колена и кии иннии, вси бо не на своем месте лежат, но смешенны, пренесения ради; от колена же деснаго точию начат миро точитися, ныне же от всех равно костей исходить. Егда же излезе друг мой Иустин, паки аз смотрех вторицею и уразумех лучше. И не мнятся быты истинны кости, но от тогожде мрамора хитростно изсеченны, якоже уразумехом с Иустином. Таже последи вопросихом стража гробу онаго, аще убо гроб никогда не отверзается, то како почерпают миро? Отвествова, яко сквозе оное малое оконцо тягнут хитростне единим инструментом. Тогда ми за вся, яже видехом и слышахом, Богу благодарение сотворши и Его угоднику Святителю Христову Николаю, изийдихом от Бара града тогожде дне, в среду, пред захождением слонца. Идохом же паки воспять тем же путем 80 миль, даже до предреченнаго града Бердети. Шествовахом же с укоснением двоих ради вин: 1) яко начах немоществовати на фребру, которая мне сотворися от многаго пития воднаго, жаждну сущу; 2) замедлехом на пути, вопрошающе по градех и стогнах о изгибших моих патентах, их же аз погубих прежде, еще идучи до Бару; обаче не обретохом их. Тогда скорбях же аз дозела и отнюдь не хотях шествовати к Риму от предел тех, донележе би не могл обрести. Сего ради от началника града, именуемаго Траан, отстоящаго за шесть миль от града Берлети, взях лист, писанный до губернатора Берлетского, ходотайствующий за мя, даби повелел вопросити и зискати по граде от своих и от приходящих людей о згубленних моих патентах. Прийдохом же паки к граду, рекомому Берлета, Августа 1 числа, в день суботний, на святих мученик Макавей, и идохом к губернатору града того с оною предъреченною картою. Бисть же тогда час обеда и рече нам, яко да прийдем в вечер, писание же взять к себе. Друг же мой и спутник Иустин Леннецкий молвяше и скорбяше на мя, не хотя мя ожидати, глаголющи, яко всуе и время погубляю и труд подъемлю, патентов же никакоже обрести возмогу. Уже бо рече: изгибшое погибе, и к тому возвратитися не може, понеже и сам не веси, где погубил еси. К тому не веси язика и не можеши вопрошати о сем. И что прочее трудишися: аще и патента погубил еси, то имаши сведителство от града сего, в нем же пишет, да везде дан будет пропуск и вероятие, и угощение, яко ни в чем жадного подзору неимущему. Сицева и ина ми он советоваше, да оставлю прочее скорбети и труждатися о патентах. Но не послушах его, понеже помислих в себе, яко пелгрим без патентов нечто инно есть, токмо человек без рук, воин без оружия, птица без крил, древо без листвия. Кто бо может ему веру яти, яко в тех и тех странах путшествоваше, или тамо и онамо биваше. Кроме же сих вин, всякому путнику сладко есть воспомянути путшествие свое и видети сведительства потнаго труда своего с подписанием великих лиц духовних, мирских. Словом реку, яко по путшествии пелгриму патента чрез все житие его единим утешением суть. Сего ради положши надежду на Бога и на С. Николая, умислих попечение имети о своих патентах дотоле, донележе би их могл обрести. Спутник же мой Иустин Леннецкий не хотящи мя ожидати (аще и много его молих), остави мя и пойде преди к Риму, обещаяся на пути ити с укоснением, да послежде постигнути его удобие возмогу. И тамо оставив мя самаго скорбна и болезненна, отъиде. Вечеру же приспевшу, пойдох аз к предписанному губернатору града и молих его, да что ответствует на вишшеписанную хартию, он же христианское свое на мя показавши милосердие и сожалившися о падежу моем неблагополучном, посла абие единаго человека с мною на плац, си есть на базар, да возгласит яве пред всем народом и прилежно вопросит о згубленних моих патентах. Сотвори же раб он повеленное, и егда начат вопрашати по граде велегласно, абие обретеся человек он, иже обрете патента мои на пути, не имеяше же с собою, но остави в дому, идеже пребиваше, иже отстояше за 5 миль от Берлети, вспять к Бару, понеже человек он бяще от иннаго града и прихождаше тамо куплю деяти. Обещася жe мне их наутрее привезти, егда возвратится ко дому; обаче сведе мя, всегда бо от утра до утра отлагая, удержа мя тамо чрез 5 день, еже 5 дный мняхуся бити долги, яко 5 недель. Се же сих ради вин: первое, зело скорбях, яко чрез дни тие спутник мой Иустин далече отъиде, и не чаях его отнюдь постигнути; 2) яко не имех с собою сребра и гладом изнуряхся, не имея за что хлеба купити; того ради и некия вещи тамо продах, пищи ради, аще бо и вещи оние зело мне нуждние бяху, обаче пища тогда нужднейша бяше. Еще бо в всей Италии и в инних страннах негде не случися видети толь драго продаемаго хлеба, яко тамо, и сице чернаго; пекут же хлеби невелики, яко в полфунта, или вящше, тяжестни, и продают их по четири баиоки един. Полтретя баиока Неополитанского и Римскаго ценит шесть грошей Полских. Отсюду всяк разбуди и сложи цену. Егда же кто онаго хлеба или не может, или не хощет два или един купити, по или полтора и пол-хлеба токмо, тогда хлебопродавци пререзуют на пол и полагают на мериле, едину одесную и едину ошуюю, и егда премагает тяжестию едина другую, тогда оной мало отрезует и прилагает к второй; егда же сравнятся обе части, яко мерило ниже семо ни овамо двигнутися не может, тогда купуяй, каковую хощет берет половину, не лишит же ни малейшей крупици от своея части у хлебопродавца остатися, но изметши до последней, отходит. Не вем же казнь ли Бозкая тогда бисть, или всегда тако: аще бо и в всей Калаврии по-над морем, наченши от Лорету даже до Бару, чернейший и дражайший хлеб продается, но негде же дражае, яко в оном граде; прочия же вещи на цене мерной продаются: мясо, рыба, вино, овощие оградини, найпаче же елей, малоценно, понеже изобилно его тамо родится, и мигдалних плодов такожде. Се ми бисть велия нужда, яко убог бех и не имех за что хлеба купити в чуждой и гладной стране, испросити же отнюд не возмогох, понеже един день, от утра до вечера, хождах тамо до граде и едва с нуждею испросих толь хлеба мало от всех людий, яко ниже снедох до ситости; кроме же хлеба, аще даяху что инно от варения, то не можах ясти, ни мяса, ни сирна, ничтоже, понеже пост тогда Августов бяшо и должен бех его сохранити; 3) яко немоществовах на фебру, и не бяше тамо странноприемници пелгримской доброй с постелми, якоже в прочиих градех, но есть тамо едина пуста с нагими одрами. Тамо аз чрез оние 5 день лежах и страждах на фребру лютую, иже мя ово хладом, ово же огнем мучаше. Тогда Бог весть, каковую аз тамо нужду претерпех от алчби, жажди и болезни, не могущи ниже испросити, слабости ради, ниже имущи за что купити пищи себе, ниже помагающаго, ниже служащаго ми, ниже призирающаго на мя, кроме единаго Вседержителя Бога. Тогда зело болезновах сердцем и от великаго жалю скорбях дозела на сопутника своего Иустина и кленях его многократне с плачем, понеже остави мене в таковой нужде, и в сицевом неблагополучии, и просто рекше, на чужой стороне, при лихой године, еже би и неверний не сотворил, аще би вкупе друголюбно с христианином шествовал. Что бо может лютейшое бити: имущи брата и друга своего искреняго, единия вери и единия странни с ним сущаго и чрез многое время вкупе на единой трапезе с собою хлеб ядущаго и в далекие чуждие странни спутшествующаго время скорби и неблагополучнаго падежа в чуждом и незнаемом краю с ним разлучитися? И кий вид безчеловечия сверепейший изобрестися может, яко его болезненна от разслабления телесе валяющася на пути, или в граде в народех тех, идеже язика их не знает, без одра и постели, на твердине валяющагося и не имущаго от кого крапли води, прохлаждения ради, испросити, оставит, отбежит, и всеконечному небрежению его предавши, отъидет. Се тако искренний друг мой и спутник сотвори; се познася братняя любовь; се явися христианское помилование. Где оний непременний искреняго пароль? Где оное шляхетное товарища слово? Где оная твердая клятва, еже друг друга не оставити, аще и в падежи смертном? Се пароль премени, слова запреся, клятву же разруши и потреби. Тогда аз возвергах на Господа печаль свою и поминах пророческие словеса, яко и «ближнии мои отдалече мене сташа», и егда пренемагаше дух мой от облежащея мя болезни и скорби, помянух Бога и возвеселихся, и тогда на мне собишася Давидови глаголы: «Скорбь и болезнь обретох и имя Господне призвах». Глаголю же, яко негде тако друголюбие искреное познатися не может, якоже в путшествии, аще бо тогда кто брата своего не презрит, то николиже. И явил би ти, читателю благий, широчае нужду свою, но понеже, недуга ради своего, не тогда писах, когда что сотворися, но последи, сего ради вкратце изявивши, прочее оставляю. Тогда человек оний, иже обрете мои патента, от утра до утра удержаваше мя ожидати, донележе привезет их, и сведе мя даже до пяти дний, леняся отходити в дом, аз же, недуга ради своего, не можах ему часто стужати о сем. И тако едва по шести днех замедления моего тамо, чрез инних людий вишукание патента получивши, Августа 6 числа изийдох оттуду, в четверток рано, сам един, Бога предитечу и руководителя имея и скораго помощника Святителя Христова Николая, не имех же от человек с собою ни единаго спутника. Пойдох же оттуду путем новим, чрез великий Неаполь, к Богом спасаемому и пресловутому граду Риму, на страну западную, идеже шествовах три дни и три нощи путем добрим, овогда равниною, овогда же зело малими горами, токмо горящим краем, и полем, немало древа, ни травне имущим. Идох же аз тогда з великою нуждою, на всяк день стражда на фребру и множицею валяяся при пути, на поли пустом и на знои солнечном, стражда, трясийся и паляся, не имея ни кропле води омочити язик свой, овоже при австериях лежай, си есть при корчмах подорожних, и не имей за что купити пищи или пития, едва с нуждею единаго хлеба испросити могий, понеже не знаях их наречия, и к тому не смеяху к мне ближатися, да не прейдет болезнь на них, видяху бо мя не имуща своего друга и различно о мне помишляху; понеже тамо без дружби не проходят путници, разве аще кто от ближной страни есть. Тогда аз чрез три дни прелезши з нуждею от Берлети 44 мили, прийдох ко граду, именуемому Троя.Град Троя в земли Калаврии, стоит на положению веселом и красном, на месте високом, при горах великих, на едной низкой горе, широтою и долготою средний, от Берлети менший, токмо леп строением костелов, полать, домов и улиц, весь от камени здан и оградою такожде каменного огражден единою. Стоит при воде здравой, имать всякое доволство и хлеб дешевший, нежели в преднех градех. Есть же тамо болница, нищих и странних ради сотворенна, и видевше мя людие недужна суща, советоваху мне, да иду тамо и исцелюся, есть бо, рекоша, тамо пристановленний врач, иже дозирает болних, и дается пища и питие, Христа ради. Болница оная именуется Sant Іоanne di Dio, то естъ Святаго Иоанна Божия. Послушавши же аз совета их, пойдох тамо, и прияша мя без отречения; обнажиша мя от риз моих и давше ми бел и чист хитон и одр мягк уготован, повелеша мне лежати. Прихождаше тамо врач на всяк день два рази, рано и вечер, созирати болних; прихождаше же и к мне и разглаголствоваше с мною наречием Латинским и омацуя жиля мои ручние, рано и вечер, обещася мя сотворити здрава, и еже хотяше, то повелеваше тамо служашим, что давати ясти и что пити и какову меру. Пища же даяшеся два рази на день, но зело мало, овогда бо едино варенно яйце, овогда же нечто от варения и едина чашица студеной води. Тамо аз вмале не исчезох от малоястия, найпаче же жажди ради, понеже, кроме единой чаши при обеде и второй в вечер, ни в дни, ни в нощи, ниже кропле води не даяху, повелением врача. Тамо аз лежах 3 дни, чрез неделю, понеделок и во второк, мня уврачеван бити. И видев мя целби не получивша, но паче ослабевша, к тому же и время погубивша, не хотех более сам лежати, но молих их, да мя отпустят, они же удержаваху мя, советующе еще некия дни замедлити, да оздравевши отъиду, несть бо (рекоша) в нас обичай, еже приявши болнаго в гостинницу, отпустити его неисцеленна, сего бо ради и создася, да убогим болящим поможем Христа ради. Аз же благодарствовах им за странноприятие и сицевое благодеяние, болше же отнюдь премедлети не хотех, чух бо мя паче горее ослабевша, нежели прежде бех. Се же о скудной ради пищи и пития. И молих, да мя отпустят. Они же насиловати мя не хотяще, отдадоша ризи моя воспять и отпустиша с миром. Изийдох оттуду Августа 9 числа, в вовторник пополудни. Не могох же абие шествовати от залежания онаго, разслаблен бо бех всем телом, сего ради замедлех тамо в граде, прохождаяся помалу даже до вечера. Нощи же нашедшей изийдох вне града и спах на поли, не возмогох бо тогда шествовати, залежалий суще. Таже отпочивши на ветре чрез нощь, заутра в среду, Августа 12 числа, едва не с плачем начях ити чрез гори високие и великие, от всех стран далече обстоящие, помишляя свою немощь и бездружие и представляя себе пред очи долгий и тяжестний путь и нескорое возвращение к дому воспять. Молых же всемогущаго Владику и Бога, да мя свободит от болезни и дарует скорое возвращение. Бог же, человеколюбив сий и милостив, сотвори мя от того часа здрава от фребри и уже более на ню не болезновах, но не возмогох скоро шествовати ово горняго ради пути и прехождения, ово горячести ради, найначе же немощи дѣля, яко не возмогохь къ первому привратитися здравию чрез неколико дний, все бо, еже ядях и пих, не бисть мне в сладость; к тому же мало ухождах миль на день, разслаблен сий по болезни. Едина точию вещь тогда малу ми крепость подаде. Егда бо изийдох от града Трои и шествовах полдня, обретох при пути едину корчемницу, при ней же источник стояше, зело прекрасную и преизбранную имущ воду, хладная бо, аки лед, чистая, аки христал, к тому здравая и сладко приемная, сице, яко аще кто и много ея пиет, не вредит ничтоже. Сице же глаголаху тамошнии жителие, яко вода оная многим есть знаменита и пресловутая в всей Италии первейшая есть, чесому веру ях, понеже негде же не обретах сице хладной и здравой води. Стоит же на горе високо и точится горе, сквозе столп бел мраморний, идеже аз препочих неколико часов и пих оную воду в сладость и укрепихся мало от нея. Сице же оная вода есть хладна, яко человек единим дхновением пити ея не може, понеже зуби терпети не могут. Тогда, (якоже рех) наченши от града Трои, идох шесть дний все горами, обаче не тако жестокими, яко в инних странах, но отчасти веселими, понеже частию камень, частию же землю добру имуть, инде же и древеса и лески малие проявляются, яко и под сению их множицею витах. Виногради же и сади зело красние, найпаче же приходящи к великому граду Неаполю, на всяк бо день, им же приближахся к Неаполю, тем краснейшим и равнейшим шествовах путем, аще бо и помежду горами бысть путь, но равен и шерок и людий много проходящих суть. Виногради тамо великие плодят, их же лоза, аки некое древо, толсто и високо. Насаждают же древа лесние при всякой лозе и тако лозие плетущися по оних древесах, распростираются високо и шероко, прицепляющеся от древа на древо, яко лепо на них смотрети и под сению их витати. Виногради оние именуются дикие, того ради, яко мало их дозирают и очищают и ягоди их к ястию неприятни, вино же изрядное бивает. Суть же и иних лозий чистителных множество, раждающих ягоди различнаго образа и вкуса, иние бо суть черние, иние белие, инние червление, иние бурштиновие, иние долгие, именуемие розинки, иние же круглие, иние дробние, аки горох, инии же великие, аки сливи, неции мягки и полни соку, прочия же тверди, но сладки зело, другия же винние и всяко различние суть; такожде и оградини разние обретаются, найпаче же кавуни и дине толь великие родятся, яко человек купивши на торжищи единаго кавуна едва в дом свой занести может; прочии же убогии, сложившеся 5 или 6 человек вкупу, единаго кавуна или едину дишо купуют на снедение, толь же сладкие и вкусние суть, яко сладчайшие бити не могут, к тому же не весма драго продают; ягоди же лозние зело малоценно и фиги такожде подобне яблока, груши, орехи волоские, мигдали, орехи малие, каштани и прочая, от них же всех тамо древеса растут, найпаче же орехов волоских и простих и каштанов и фиг; между садами же и лесами гради, веси и гостинници общие стоят велие изобилие, между ими же, аки между лесом, идущи, нечаянно прихождах к граду или веси. И воистинну прекрасная страна и от иних различествующая тако в строении градов, весей, полат, гостинниц, виноградов, оградин, источников водних, яко же и в прочиих инних вещех. Идох же тамо людьми отчасти милостивими, идеже всегда пищу обретах некупуемую, найпаче же хлеб и овощие даяху, варения же нигде не дают, не токмо тамо, но ни в всей Италии, разве когда случаем бивает; но аще кто хощет от путников варение ясти купует, всюду бо обрящет и в градех, и на пути, понеже страноприемници устроение всюду тамо при пути суть, их же именуют тамо австерии, идеже разная варения и вина продаются для всех богатих же и убогих, обще приходящих. Тамо егда шествовах, видех по тих австериях много народа ядуща, пиюща и веселящася, упивающаго же ся негде ни единаго. Шествовах же от Трои к Неаполю 66 миль. Приближающи же ся к предградию великаго Неаполя, видех огради, зело чинно и лепо строение, в них жe хитростне вращением кола чрез мули разливается вода, где требе.Описание великаго града НеаполяВходящу ми в предградие Неаполя видех три источники водние, зело искусним сечением от мрамора бела созданние, един по единому недалече отстоящие, различная лица в себе имущие изображенна: первий источник стоит при пути в стене каменной, деками мраморними гладце устроений, имущ на себе подпись, чиим попечением и пенязми и когда устройся; втория два посреде пути стоят, но не вкупе, един по другому приходящи к граду, и тие суть искуснейшаго здания, понеже в гору воду испущают и низу на четири странни от различних изображений. Тамо предградием идущи вся лепота Неаполя зрится аки на длани, и все расположение и строение костелов и полать, понеже стоит под горами и между горами великими, на равном и веселом месте. Предградие же красное есть, имущее вси доми каменние, великие и високие, искуснаго строения. Прешедшу же ми оное, приближихся к ограде каменной високой, яже обиде окрест града, и се врата високие и шерокие, от мрамора резаннаго лепо и крепко устроенние, с столпи толстими, гладце сеченними. Бисть же тогда Августа 14 число, егда приспех аз к Неаполю, и бисть вечер, уже по захождении слонца, егда внийдох в врата градские. Тогда вшедши внутрь, узрех мимоходяще многое множество народа от благородних и знаменитих мужей и жен яздящих по граду позлащенними и гордими колесницамы, других же прохождающихся семо и овамо, прочиих же различние вещи продающих, и толь многое множество народа, яко едва разминутися могох. Не созирах же тогда более ничтоже, бе бо уже час вечера темна и ускорях зело к гостинници, далече бо отстояше, едва не на другой стране града, к тому же еще прежде слишахь, яко честно тамо приймуют пелгримов, идох же спешно яко час един, предводящу мя едину мужу, таже достигох яко по первой години в нощь к госпиталю de S. Trinita, то есть к гостинници Святой Троици, идеже бисть уже по вечери, и отведоша путников в ложници их. Пришедшу же ми тамо, удивишася укосненному и необичному моему пришествию. Обретох же аз тамо от благородних и богатих мужей и жен неколико, не вем чесо ради, посещения, или созирания деля пришедших. Тии мя прияху с любовию и посаждаху мя в самой гостинници на седалищи честном, сами предстояще ми; аз же не терпех седети пред толь великими лицами, тии же нуждою и насилием сотвориша мя седети, сами предстояще и повелевающе мне ожидати, донележе принесут трапезу. Призирахужеся мне в лице, потом омоченное, и покивающе главами, соболезноваху труду моему. Вопрошаху же мя, но не вем о чесом, не знаях бо их наречия; последи же чрез толмача, в Латинском язику ответствовах им на некия вопроси. Прийде же тогда тамо священник, начальствуяй и управляяй пелгримские дела, той разглаголствова с мною Латинским диялектом и вопроси мя, откуду есмь и камо иду, и повеле мне показати свои патенти; аз же открих ему все, еже имех, наченши от страны Полской даже дозде, и удивляшеся толику множеству, и прочет точию един или два и всем веру ять и подписа свой знак, и сокрих я. Таже представиша ми вечеру, аще и вкратце, но честну: бяше же едина снедь варена, вторая печена и третое овощие лозное и сосуд доволень вина. Та вся донележе потребих, служаху мне предстоящие оние предреченние благородние мужие же и жени, ово порезующе яству, ово жe наливающе вино в чашу и подающе ми в руце. Таже по вечере един приставник тамошный поведе мя горе по степенем в иние полати к прочиим пелгримом, идеже даде ми ложе, посланное честно и чисто, и отъиде, заключивши двери. Аз же спах тогда без памяти, утружден сий до зела. Заутра же, воставши, ходих по костелах и по граде, разсмотрения ради, в вечер же паки к той же гостинници прийдох вкупе с прочиими пелгримами, и паки созираше священник от всех патентов и знак коемуждо даяше. Чинь же таков бисть и всегда есть: по созирании патентов, вси путници идут в костел, иже тамо внутрь двора ест, и творят установленную свою молбу, таже тем часом ищислят, колико суть персон и по толику представляют трапезу; по окончании же оной молби, всему сущу готову, седают по обою страну трапези, где кто изволит, или на початку, или посреде, или на концу; се же того ради, яко яства едина и единака часть всем, разве аще кто будет духовная особа, тогда тих особне приимуют. Седшим же при трапезе, встают разом все на нозе и благословит свяшенник яству вкратце, таже паки возлегают и ядут кийждо пред собою. Три же яди обикоша даяти: или мастние, или постние, якоже требует время: егда бо в мясопусти, подают варение от зерна, мясо вареное и мясо печеное и плоди гроздние; егда же в пяток и суботу или в ин пост, тогда варение от зерна, или оградини, с елеем, таже две яйца на всякаго и часть сира прекраснаго пармазинскаго и от лозних плодов, аще в лете; аще же в зиме, то от инних; аще же великий пост, то вся с елеем, да всегда же букаль вина изобилен и вода в другом меншом сосуде и чаша пред всяким. Ядущим же пелгримам предстоят много от духовних особ и от мирских знаменитих и благородних мужей; такожде иже (якоже слишах) доброволене смиряюще себе в память Христову, приходят тамо на всяк вечер и служат, понеже всегда странниe едини по других обретаются, или от Риму к Бару шествующии, или от Бару к Риму; служат же, якоже предрекох о себе, ово разрезующе ядь, ово вино вливающе в чашу и подающе в руце, ово собирающе праздние сосуди. От вечери же воставши, паки идут в церковь и молитву деют; таже ведут их в ложници и дають всякому единакий одр бел и чист, услан мягкою постелею, и заключают их внутрь тамо, заутра же рано испущают, да идет всяк и творит потребу свою. Тогда аз, по втором пренощевании, паки ходих с прочими пелгримами по граде и видех строение прекрасних полат и благородних мужей приветствия и беседи слишах, зданий, источников, различних ремесников и премудрих мастеров и иние различние вещи, о них же последи яснее скажу. Паки третого вечера с инними путниками идох в туюжде гостинницу и единаче прият бех, с всяким удовлетворением. Гостинницу оную тамо именуют, по их наречию, госпитале, се же от угощения странних, понеже гостя зовут госпите, сего ради наречеся и госпитале, си есть гостинница di S. Trinita, си есть Пресвятой Троици, понеже храм Троици имать в себе. Отстоит от торжища далече, строен на четири страни, аки некий монастирь, полати окрест иматъ, внутрь строенние високо, едини на других, посреде же подвория пляц наг, пространен, камением насажден; врата имать великие, едини токмо, ими же входят и исходят, и студенец, от камене зданий, пития ради, здраву воду содержащь. Ошуюю входа вратнаго есть апотека, в ней же врач живет с всякими целбами, яко да аще кому случится впасти в болезнь, абее врачуют его без всякой мзди. В ложницах же чинно одри устроение, по обою страну, един по-другому стоящие, скованние от железа и мосензу упещренние, верху же постели мягки и бели, с колдрами лепотними и теплими, светло же чрез всю нощь горит для всякой потреби; таможде низу есть дом, идеже яству варят, странних ради путшественников. О лепоте же великаго града Неаполя, по достоянию изрещи не могу, понеже мали тамо пребих дни и не могох внутрнея его испитати красоти, не знаях бо язика их; к тому же ускорях к Риму, хотя вишшеписаннаго сопутника своего Иустина или постигнути, или обрести в Риме. Не токмо же внутрь, но и вне его не разсмотрих совершенно, понеже величества ради его не могох весь преходити и презрети, но еже и в мале великую его видех лепоту внешную, сего ради вкратце изявляю. Той град Неаполь не токмо во всей Италии, но и в Греции, и Франции, и Гишпанеи, и во всех инних странах есть славен величеством, ветхостию и местом, крепостию, строением, богатством, многолюдствием, пристанищем морским и куплями. Величество его большое в долготу, нежели в широту, обаче далече распростреся, на … миль, и тесно устроенний есть. Сидит же над морем, на месте равном и великомь, между великими горами каменними, леса на себе неимущими, и между садами, по долинах сущими и различное овощие имущими; такожде стоит при водах здравих, от спудов горних бистро текущих. Тамо своим наречием именуют его Napoli di Spania то естъ Неаполь Гишпанский, понеже прежде Гишпане облодаху им. Тогда же в Цесарской державе бысть, идеже и краль обитаетъ от Цесара поставленний и ему подчиненний. Весь каменною стеною огражден крепко, найпаче же фортецу зело крепкую имать, которая на високой горе, вне града, созданна и наполненна множеством армат, прахов и куль и всякой инной военной потреби; утвержденна же стрежею и наполненна воинством, блюдется опасно; на добром, воистинну, и прекрасном месте положение свое имать, яко и смотрети на ню крепко лепо есть, и к защищению всего града удобопомощна. Часто же тамо оглашают от армат или вести, или некие новини, или инние оказии. Что же реку о лепотном строении его, которое увеселяет сердце и очи видящих, аще кто узрит костели, они суть прекраснаго иждивения, чиннаго расположения, совершенной мере в висоте, долготе и широте, лепотнаго строения, отвне покровенни цению, внутрь же великими резаними дсками мраморними, иние белими, иние черними, иние червленними, инние пестрими и всяко все различновидними цвети, имуть своя подножия посланнии, сице же прекрасно сравнени суть таблици каменние, яки оледеневшая вода, яко едва не поползнется всяк ходяй. Что же еще реку о многочисленних и коштовних оних престолах служебних, одесную и ошую в всяком костеле чино стоящих, от них же вси, аки един, от различних мраморов и драгоценних порфиров и прекрасних агатов, инних безчисленних, их же по имени наректи не вем, суть созданние хитростним сечением, с столпами же и инними фигурами искусним художеством живо изображенними и толь прекрасно, яко в них внийти аки в небо внийти и в них в время праздника или недели стояти на небесах мнится человеку. Несть же ни единаго костела, иже би биль нелепаго или неискуснаго строения, но вси, от перваго до последнего, един другому в деле подобится. Не имуть тамо злих художников, но все искусние, Господь бо им дарова всякую премудрость. Кое открию слово о оних неоценених сокровищах церковних, си есть о злате, сребре, о сосудах священних, цени неимущих, о стихарах, ризах, нараквцах, апаратах, орнатах и прочиих одеждах коштовних, еже в всяком костеле доволно обретается. Воистинну о сем умолчу, понеже их оценити не могу. Возрим на монастире иноческие обоего полу, их же тамо много суть, от них же в каков либо буди внийдет человек, найпаче же странний, узрит его аки прекрасний рай; суть же инние внутрь града инние вне, строение же их бивает на четири стени, идеже високо в гору едини на других стоят даже, до пяти или шести степеней, внутрь же имуть все подножие монастира, гладце каменем посланное, и в коемждо монастири кладязь или два, зело прекраснаго здания и церковь, такожде искуснаго художества. Поступем нине к строению полат и расположению улиц. Улици расположенни и размеренни зело чинно и лепо; едини бо сутъ началние улици, иже чрез весь град протяженны и сии суть широко доволно, яко трием колесницам разминутися; вторие средние, иже суть по странам тех великих, идеже две колесници разминутися могут, третие же побочние вторих и четвертие еще узшие, внутрь техжде, пешеходящих ради. Каяжде улица согласует своей паре, си есть, колико улица великая от единия страни имать в себе попречних улиц, толико и от другия, такожде и средние и меншие, вси же великими каменми черними умощенни толь гладце, яко ток прекрасний; сице же чисто по улицах, яко нигде сметя не узриши, ибо суть приставлении человеци от граждан, иже на всяк день ходят по всем граде, имущи кийждо в руце правой метлу и кошницу на плещах и лопату в левой руце, и идеже что обрящет на улици изметает на лопату и вергает в кошницу и наполнившие ю износит вне града, друзие же суть, иже ослом износят, сего ради чисти суть сице, яко на инних ниже прах обретается. Строение же полат и общих домов толь лепо есть, яко зрящаго услаждает зенице и удивляет ум изящной ради своей архитектури: понеже здании суть все подобним образом едини при других толь неразделно, яко стена от улици разумеется бити от единия полати, точию по дверех разнствие познавается, сице же високи, яко неции до пяти степеней, неции же до шести, едини верху других стоят, едини от других неотделни даже до попречней улици, вси же суть от камене на четири угла тесаннаго созданние, токмо различне, инии от белаго мрамора, инии же от чернаго, инии же от червленаго, инии же камень чернаго, камень белаго, неце же камень белаго, камень червленаго имущие, и овие шахмати полние, другие же гладкие, прочии же ветви иние на себе фигури изображенние имуть и всяко все различними види строение, яко дивитися вьистинну. Окон же много имуть и все суть единой мери великие, к тому же огражденние кратами железними; при коемждо же дому на улицу суть чардаки или ганки малие, от железних заломь скованние и на подножии мраморном при тойжде стене утвержденние, сице же гладким делом, яко дивитися воистинну; на тих убо чардаках оние благороднее и знаменитие мужие же и жени седят тамо на златих или малованих креслах, прохлаждения ради и созирания низу на люде. Се же полати оние суть главнейшие, в них же богатире обитают на началних и шероких улицах, на средних же и узких аще не суть тако вси коштовние доми, обаче подобии строением, понеже такожде от гладкаго тесанаго или резанаго камени лепо зданние и високи такожде, яко не обретается тамо внутрь града ни малейшая хижина дела неискуснаго. Над все же полати краснейший есть Королевский двор, тако отвне яко отвнутрь. Отвне имать ганки великие и долгие чрез весь двор, с многими каменними столпами, стоит же на самом брезе при мори, яко и вода касается основания его, недалече же врат началних стоит источник води пиемой, идеже течет вода бистрою струею от каменаго болвана или фигури, которая аки живая бити зрится, искуснаго ради художества. Не воспоминаю же оних дворов панских и сенаторских, в них же студенци и фонтани, здраву воду точащие, лепотнаго здания суть. Обаче разумей слишай о сем, яко тамо дворов мало суть такових, в них же би внутрь праздное место обретало, якоже в странах Российских, кроме точию знаменитших персон, прочия же все полати и посполитие доми толь тесно стоят, яко отнюд ни мало празна места между собою не имуть, яко мнят вся единим зданием бити. Идуще же помежду улицами, ничтоже болше не зрится, точию горе небо и обоюду високая здания; кроме же того всего, многую умножают лепоту к строению камениц, понеже под всякою полатою и домом суть при стене на улицу високо прикованние фанаре, то есть лехтарне кришталовие, в них же всяк пред своим домом зажигает светило светло с вечера и горят даже до четвертой години в нощь. И сице на улици зрится в нощи, якоже и в дни. Сеже того ради творят, понеже тамо край есть горящий и не могут в дни ниже ездити, ниже прохождатися, в нощи же есть прохлада и сего ради наченши от вечера даже до четвертой години ездят колесницами, иннии же пешо прохождаются и посещают едини других и пиршествуют, и угощеваются, и веселятся. Словом рещи, зело прекрасний обичай и чин и град, над него же лучшаго не видех даже дозде. Что же реку о богатстве и достатках его? Богатство его изявляют самие толь великие махини удивителние структури, прекрасние монастири и костели, коштовние полати, безцение церковние наклади, понеже сия вся богатством биша. К тому же откуду имать такових искусних художников, множество иконописцев, златаров, каменносечцев и прочиих безчисленних. О многолюдствии тамо в граде обитающем не вем каковое ти написати число; отсюду точию знати мощно, яко суть тамо зело великие и продолженние торжища, на них же узревши вещи снедние различние, от хлеба же, мяс и рибь зело многое множество, человек чужд воистину почудится, и мнится яко отнюдь того ни за седмицу искупити не могут. Таможде до вечера ничтоже не останется, сице же на всяк день бивает. На торжищи толь тесно от народа, яко разминутися зело нуждно. Пристанище тамо есть море Белое, тоежде, при нем же Венеция, Анкона, Берлета и Бар стоит, токмо воспять завратиси, Бар бо стоит на полуденную страну, Неополь же на запад. Аз бо егда возвращахся от Бара воспять, оставих море от Берлети града в правой руце и шествовах все горами, нечаях отнюдь болш видети моря; егда же приидох в Неаполь, бисть мне море в левой руце, и оттуду уразумех, яко земля тамо узка и море тоежде завратися воспять. Пристанищем оним зело славится, кариствует и обогащается град, понеже тамо купци богатии от Франции, Гишпании, Англеи, Венеции, Греции, Португалии, от Рима и от прочиих множественних стран припливают кораблями, наполнивше их различними товари и куплю деют ово привозящи тамо чуждие вещи, ово же оттуду купующе и развозяще в инние земле и паки иние товари тамо привозяще. Сим убо, якоже рех, многие користи граду тому приносятся и богатства умножаются и слава его всегда пребивает. Замедлех аз в Неаполе малое время, точию полчварта дня ово препочивания ради и добраго страннолюбия гостинаго, ово же взятия ради патентов, ово же разсмотрения ради града. И воистинну аще бих был укоснел тамо болшое время, лучше бих был прозрел и описал его; не возмогох же тамо более пребити нужд ради сицевих: 1) яко не имех ни злата, ни сребра, еже би купити себе пищу, людие ни богатие ни убогие не дают милостини ни мало; сего ради не могох питатися, ниже испросити пенязя, ниже что снедно, разве точию где в некиих монастирах, и то с велиим трудом и нуждею; ибо тамо аще и премного множество (якоже прежде рех) ястия и пития продается, но вся купити требе сице богатому, якоже и убогому, коемуждо противу силе своей; еще к тому вся драгою продаются ценою всякие вещи ядомие и пития, найпаче же хлеб, к тому же и воду зимную продают, аки некий напой, чашу малу по единому шелягу, и болше тамо в самое горячое летное время тратят грошей на воду, нежели на вино; 2) ускорях оттуду изийти, хотящи постигнути или снийтися в Риме с сопутником своим преждним Иустином. Обаче и чрез тое малое время всегда хождах на пляци, си есть на торжища, идеже всякие вещи продаются, и видех како оние велможи и боляре шестоконними, четвероконними и пароконними колесницами яздяху семо овамо, возящеся по стогнах граду, других же носят на носилах человеци, прочти же своими ногами прохождаются по торжищах и помежду рядами купеческими и стретающеся друг со другом привествуются лепо с уклонами и приветствии. Видех паки семо и овамо благородних и гобатих мужей утро и вечер всегда по апотеках пиющих кафе, водки и инние дорогие напои, и служащих им чинно с подобающею честию. Что же реку о оних сладких словесах и прекрасних беседах, их же слишати едино услаждение иноземцу? Что же паки реку о множестве купеческих комор и различних товарах, или о множестве искусних в всяком художеств делателей, иже от наших, яко небо от земли, разнствуют? Есть же внутрь града Неаполя един студенец, квасну воду имущь и зело к питию здраву, тоже почерпают множество народа, найпаче же нищии и убогии приходят тамо непрестанно и вместо вина ядят с хлебом. Толико же вода оная есть здрава, яко елико кто может вместити пиет, ничтоже вредит, в меру же пиющим здравие приносит. Есть тамо церковь Греческая, созданная странних деля купцов, от Греции приходящих, в ней же священници вся по чину Восточния церкви творят, си естъ олтарь имут затворен, органов несть, священници с бради и в долгих одеждах черних, покривают глави капелюшами, крестятся по восточному и кланяются, служат на хлебе квасном; мирския же Греки тамо вси исповедаются и причащаются, вся по обичаю своему творят; в сем точию разнствуют от прочиих Греков, яко послушни сутъ Папе Римскому, суть унеяти и Папу поминают и в всех догматех ему покаряются. Слиши прочее: есть тамо вне града в горах недалече едина пещера, от нея же всегда непрестанно курится дым, яки от некой пещи, часте же исходит огнь велик и пламень страшен, испущающь густие искри, и множицею, егда ветрь бивает, наносит на град и многу пакость творит, и сия есть подобная горе пламенно горящой Этне, яже всем книгочиям есть ведома. Та вся аз вкратце уведавши и увидевши, взях четвертаго дне 2 патента, един от тамошнего нунциуша, си есть митрополита, а другий от королевскаго двора, и изийдох в четвертокь пред вечером, Августа 18 числа, в путь. Возможно же бе тамо кораблем по мору дойти к Риму, обаче не имех сребра, им же би могл наяти пловцов, понеже без мзди взяти не хотеша, к тому же разсудих, яко унше есть трудитися своими ногами к местом Святим поклонения ради, нежели без труда яждением посещати. И тако шествовах ногами, не попущая им обленятися, да не како разслабевши не донесут в отчество мое, понеже аще и надежда есть в Бозе, но к тому много ползують и нозе. И тако шествовах от Неаполя 40 миль без единой помежду великими горами, семо овамо стоящими, обаче долинами равний путь имущими, шерокий же и камением послании, именуемий страда Романа, си есть путь Римский, се же того ради, яко неомилно путь Римский каменний должен бити, понеже, якоже слишах от тамошних жителей, на все страни окрест Рима града путие каменем сажденние суть, се же слави ради и чести толь всему миру явнаго града. Идох же отчасти и помежду лесами и садами каштановими, найпаче же помежду виноградами великими и високими, зело по древах лесних распростирающимися, подобне, якоже пред рекох, шествуя ко Неаполю, под их же сению лепо странним витати, яко аще би они не били, воистинну би человеку тамо, найпаче же иноземцу, пешествовати отнюдь невозможно. Людие же, иже тамо родишася, удобие ходят и труждаются, обаче инии более нощию делают, нежели в дни, понеже тамо в нощи прохладно. Такожде прохождах и аз частие села и гостинници наемние, подобне якоже по первой стране Неаполя. Прешедши же 30 и 8 миль, прийдох к граду рекомому Гариляно, идеже паки тоежде море завращается и град стоит на брезе. Тамо стоит страж Неаполитанская, того ради яко тамо граничит Неаполетанское панство с Римским, ибо от начала Пулии даже дозде Неаполь властелинствует, то и его тамо проходит монета даже до границы, ею же сам обладает. Тамо предреченная страж патента, яже взях от Неаполя, вопросиша, аз же показах им и видевше оставиша мя шествовати доброволне. Возможно же би еще, кто хощет, и от тамо морем дойти Риму, обаче аз пешехождению обещание предложив, не исках иннаго пути, разве предлежащаго; к тому же, понеже тогда месяц свитяше в нощи, умислих более шествовати нощию нежели днем, горячести ради солнечной, к тому же хотех постигнути спутника своего Иустина в Риме, зело бо скорбно бисть без друга. Дозде панство Неаполетанское.Панство РимскоеОттуду отшедши, оставих море, и пойдох панством Римским, паки знаменитим путем каменым, помежду густими горами, частию преходя их, отчасти же ранними долинами, помежду ими шествуя. Случаше же ся мне тамо устретати неколико пелгринов, к Неаполю шествующих, нециих же постизах от Неаполя к Риму шествующих, инии бяху Немци, инии Французе, другии же Римляне, и не можах с ними разглаголствовати: сего ради ниже свокупитися, всегда бо дружбою шествуют, или два, или трие, или четире, к тому же не спешатся ниже нощию ходят, но нощуют в гостинницах по градах и весех. Идох же аз спешно сам един, не ищущи странноприемниц, но идеже изнемогах от труда и падох на землю, тамо ми гостинница бяше, или в дни или в нощи. Прехождах же неколико градов лепотних здание домов, и весей множество, но и тие веси суть лепотнейшаго строения, нежели в инних странах градове. Земля тамо не весма камениста и не имать блата, но имать отчасти негде леси малие, и древа при пути, яко аще и не часте, обаче случатся под сению витати; к тому же води здравие всюду бяху, и людие отчасти милостивие; мало бо тамо что куповах, даже до самаго Рима, понеже пищу всюду обретах от милостини, найпаче же по конвентах, си есть по монастирах, иноки обикоша всегда питати шествующих перегринов, мирсти же, понеже в то время собираху плоди, даяху много от плода лознаго и фиг, понеже от сих тамо многое изобилие родится. Виногради же тамо инним образом насаждают, не тако, якоже окрест Неаполя: окрест бо Неаполя, якоже пред рекох, много суть виноградов диких, ихже лоза велика и виется високо по верху древес лесних; в Римском же панстве все виногради низкие, ограждение каменими стенами лепо; но сии суть окрест градов, прочии окрест весей окопании или осажднии терном; многии же суть осаждении тростию, густою високою и толстою, яко сквозе ея человеку протиснутися невозможно, негде бо толь толстая и крепкая не ростет трость, яко тамо, аки некое древо; внутрь же за тростиемь оним виноградное лозие малое, привязанное до палиц; се же огражают того ради, да не всяк мимоходя путем удобие урвет: зело приятное к ястию гроздие, и вино крепкое бывает; вина же тамо мало червленнаго, токмо желтаго и белаго множество, си малаю продаются ценою. Шествовах же наченьши от Неаполя, даже до пресловутаго града Рима 9 дний, и прешедши миль сто двадесять почтових, таже десятаго дне. Августа 29 числа, в суботу пред полуднем, достигох тамо.О пресловутом граде Риме и о пришествии моем к немуПришедшу ми яко за три поприща недалече, к многознаменитому и богоспасаемому граду Риму, видех вне града зело ветхие стени каменние долго, даже до самаго града протяженние и недалече их текущую реку мелку и узку даже внутрь града; идох же путем знаменитим отдалече наченшимся, иже бяше послан каменем лепо и гладко и шероко; при пути столпи таковы камение стоят, имущие на себе таблици мраморние, аки зерцала гладкие, на них же Латинские подписи, виритие орудиями, чиим коштом и старанием послашася путие оние. Таже идох предградием долго, лепотние доми, виногради, садове, источники имущим. И видех Рим отвне зело много красен; много бо услаждают зеници людские оние церкви древним строением, зданние високо и пространно с многими главами, цению и медию покровенни и позлащенние, на себе крести имущими, такожде и красно стройние високие полати. Пришедшу же ми близ града, видех его огражденна каменною стеною единою високою гладким и крепким делом. Таже внийдох вратами, искусним художеством от великих резанних каменей устроенними, и идох улицами далече, хотя прийти к средоградию на пляц, си есть на базар или на ринок, да тамо нечто в снедь промишлю, приближаше бо ся полуденное время, к тому же бех гладен и утружден сий до зела, шествовах бо непрестанно чрез день и нощь к месцу, сна не вкушая, к тому же хотя узретися с пелгримами, и впросити о спутнику моем бившом Иустину; но не могох ускорити до полудни, есть бо град зело велик и много шествия требует. Устретох же на улици пелгримов и убогих множество и вопросих их, камо грядут, наречием Римским то есть Италеянским, знаях бо нечто мало еже к ястве и пути требуемое. Они же отвещаша ми, яко идут на едино место, идеже дают в милостину нечто снедно; с ними же и аз идох вкупе. И прийдохом на едино место, нарицаемое Рацеле, стояще високо на малой горе, где идохом по степенех горе, тамо стоят полати великие и пространние и високие лепозданние, одесную монастирь закона Францешканского, ошуюю же полати великие, идеже сведителства отходящим з Риму даются, вся прекрасно от камене зданна. При оних первих полатах пред сходами источник воднии стоит, сладку воду пиющим подавающь; между же теми всеми полатами пляц пространен и равен, гладкими, деками каменними в едину меру сеченними посланний на другую же страну паки степени каменние, другие (еще лепшаго строения) обоюду имущие стени, на них же семо и овамо два болвани, тело нагих человек изображающие, сице же искусно учиненние, яко аки живив мнятся зрети. Тамо от оних Францешканов приспевшу полуденному часу, изнесоша некое варение и раздаваху всякому единою мерою, идеже и аз часть свою взях и мало укрепихся и благодарих Бога, яко алчущим дает хлеб и на странния и нищия презирает. Таже препочивши тамо некий час по полудни, идох далечае внутрь града и дойдох к гостинници Полской, при храме Святаго Станислава стоящой, именует же ся госпитале ди Поляки; тамо аз обретох неколико Полских людей и бих зело благодарен и привествовахся с ними и неколику беседу сотворих, вопросих же о сопутниках своих, с ними же от стран Полских от града Лвова изийдох. Отвеща ми, яко священник прежде отъиде; друг же мой, иногда бывший спутник Иустин, трома или четирма днями пред пришествием моим отъиде вслед священника паки на Лорет к дому Богородичну, идеже прежде бех с ними совокупно. Видех же аз, яко (Богу тако хотящу) не могох совокупитися с дружиною своею, оставих мисль ону, и к тому проче не жалех, понеже чаях от Риму себе обрести спутников много. Вопросих же еще от них вся, что и како имам творити в граде Риме, и известившися добре, начах вся по чину делати. Оттуду приходящу слонцу на запад, пойдох, по обичаю всех перегринов, к енералной гостинници.О госпиталю первоначальном РимскомПришедшу ми к госпиталю или к гостинници началнейшой Римской, идеже обще всех путшественников, здравих и немощних, приймуют; именует же ся госпитале de S. Trinita, Святой Тройци, понеже при церкве Живоначалной Тройци стоит. Тогда обретох тамо пред врати сшедшихся пелгримов, вящше яко сто душ, от различних стран, иже на поклонение к Риму прийдоша; кроме же тих еще недужних толикожде. Представиша же первее трапезу немощним и служаху им честно от священних особь и знаменитих мужей Христа ради. Ми же все здравие стояхом вне дверей, ожидающе своего времени, не пущают бо ни единаго внутрь, донележе не прийдет час той, в он же представляют трапезу здравим. Обаче сзирахом вся бившая внутрь окнами, како посадиша болних чинно, обоюду трапези долгой и пред всякимь особно яству и питие представиша, и како чинно инние приношаху полние блюда, другии же собираху праздние. Таже по трапезе, сотворшим им благодарение, поведоша их приставники в своя болници. Держати же тамо недужних обикоша кормяще и врачующе дотоле, донележе оздравеют, творяще сие в память Христа, рекшаго в Евангелии: «болен бех, и послужисте мне; прийдете благословевнии Отца моего, наследуйте уготованное вам царство от сложения мира». Таже начата нас по единому впущати дверми и созирати коегождо патента, откуду кто прииде и от коея странни есть. По единому же того ради впущают, да чинно без вопля входят, понеже много от младих путников суть, иже еще детищная творяще бегают семо и овамо, непостоянни суще и теснящеся внутрь, хотя един другаго предварити, угнетаются и вопль творят. И тако чинно по единому впущающе, оставиша и мене внийти, идеже священници, приседящии близ врат, вопросиша мя: откуду есмь, своим Римским наречием. Отвещах им, яко не разумею язика вашего, но Латинский. И вопрошающим им Латински, вся отвещах, откуду есмь, и камо шествовах, и откуду ныне прийдох. Таже взискаша от Мене патентов Полских, и показах им все, яже имех от града Лвова. Един же от них, началний, взем прочет и подписа неколико слов своею рукою, и давше ми печать бляшану, поведоша мя в лик избранних пелгримов. Всех же тамо до последнего пресмотреваши, огласиша в звонок мал бившой уже године в нощь, и поведоша нас священници в един костел, тамо внутрь стоящь, и сотворшим молбу пелгримам по обичаю к Пресвятой Деве Богородици, юже именуют Литанея, возгласи един, но вем кто, спреди, и не вем что, Римским бо бяше наречием. По гласе же оном абие пойдоша, яко тридесять человек, един по единому, другими дверми в инну полату, прочии же все осташася в церкве и сидеша, с ними же и аз. Аз же видя бившее и неразумевая творимаго, что и чесо ради инни пойдоша, друзии же осташася, и не терпя мисли своей, обретох единаго от путников, знающаго мало Латинскаго язика, Римски же добре, и вопросих его о сем. Той же извести ми вся ясно сице: яко той, иже по окончании молби возгласи, да вси, иже перву нощь имут в гостинници, идут напреди и последуют ему. Тойже поведе их в умивалницу, да умиют им нозе. Прочии же, иже суть второнощнии или третонощнии, должни ожидати их, да вкупе все пойдут ясти вечеру. Рече же ми, да и аз иду тамо: понеже первонощен бех. Внийдох же аз тамо в умивалницу и видех близ конца творимое дело, не рекох о себе ничтоже, понеже Божиею тако волею, при неразумеи язика, собистся. Стоях же аз издалече и видех лепо творимую церемонею, яже бистъ сице: два ношаху сосуд и подставляху под нозе путников, третий ношаше сосуд с чистою водою и поливаше на нозе четвертий ношаще ленте чисто, пятий мияше нозе и отираше, шестий ношаше ковчежец с врачебстви, и аще кто от путник имеяше некую язву, прилагаше пластирь и обовязоваше струпи. По умовении же ног, ведоша нас в трапезу, уже лепо и чинно предуготованну сущу, и многим благородним и знаменитим мужем пришедшим к послужению странним; трапези же, на них же яства представляется, зело суть долгие и великие ограждение стенамя, токмо един вход имуть. Тогда ставше два пресвитери при входе трапезномь, взимаху печать от всякаго преждеданную, и впущаху по единому к заседанию трапези. Седшим же всем чинно, сотвориша краткое благословение священници и ядохом благодаряще Бога и творящих милостиню; стояше же при коемжде перегрине един муж честен и благороден и служаху ово порезующе снедь, ово наливающе вино и подающе в руце, ово же сосуди испраздненние собирающе и прочая таковая. Бяше же снедий три и четвертие плоди и пол ока вина на всякаго, якоже до обилия довлеяше; такожде и вода; пред всяким и чаша, да аще кто не может самаго вина пити, то да пиет с водою, в Риме бо и окрест зело крепкие и найвящше белие вина раждаются. Ядущим же всем и наситившимся, и воставше от трапези, воздадоша благодарение Богу. Таже поведоша нас в горнюю виталницу, по мраморних степенех високо, и тамо пресмотревше всякаго руки и лице, едали не имать кто каковаго вреда на теле своем, и разделивше здравих от поврежденних на особно в разше разведоша гостинници и разделиша всем одри чистие и посланние лепо, и поставиша два на одре почивати, понеже одри шероки суть и на двоих строенние; аще же случится когда мало число перегринов, тогда по единому полагаются на одре. И спах аз ту нощь зело сладко и здраво, по утруждении от пути, ктому же и от чаши. Утру же бившу, испустиша нас вон из госпиталя, аки стадо овец черних, вси бо путники, иже тамошним наречием именуются перегрини, в черном одеянии ходят, яки иноци. И разийдошася вси по церквах на поклонение и на слышание литургий, болшая же часть пойде к первоначалной и великой церкви Римской, в честъ С. Верховнаго Апостола Петра созданной, яже стоит обонь поль реки Тивера, тогда и аз с ними идох, поклонения ради. Есть же тамо к прехождению устроен мост каменний зело велик и висок и крепок, на столпах високих каменних, в реце основанних, утвержден и возвишен високо, яко ужасно есть низу зрети. Оттуду возвратившися, посещах инние костели и знаменитие монастири. Таже, вечеру приспевшу, паки отъидох в предреченний госпиталь Святой Троици и прият бих с тем же почтением и чином, якоже и прежде, токмо на патентах второе знамение начертаху и печати инакие раздаяху. Такожде и третаго вечера вкупе с прочиими пелгримами прият бех. Четири же вечери токмо гостят, и всяк приходяй последнюю, си есть четвертую, нощь гостити, должен есть исповедан прийти и сведителство исповедания от духовнаго показати гостиннику, того ради, яко иматъ уже пойти на трапезу в полати самаго папи Рпмскаго. Тогда аз, по обичаю тамошнему, исповедахся притворно и ложно в первоначалной церкви Святаго Апостола Петра и приях сведителствованную хартию. Четвертаго же дне вечеру бившу пойдох пакп в предреченную гостинницу и стах пред врати с прочиими перегринами, держаще в руце хартию, от церкви Святаго Апостола Петра данну. Приспевшу же часу гощения странних, изийде един от клириков знаменитих, иже на всяк день собирает перегринов 12, в число верховних Апостол, и отсилает в полати к Папе Римскому на трапезу: обичай бо есть Папе Римскому на всяк день представити трапезу честну 12 путником. Стоящу же мне тогда пред врати гостинници уже четвертаго вечера и многим готовим сущим к трапезе папежеской на утро, и молвяху, един другаго попихающе, хотяще всяк бити первим. Аз един тогда сущи под именем Полским и не имущи друга, ни сопутника, к тому же не знающи тамошнего язика, смиряхся всегда и стоях на последнейшем от всех месте, и не мал сий возрастом держах свое писание високо, еже узревши оний вишеписанний собиратель, новеле разступитися всем и возва мя внутрь гостинници и написа мя первим паче иних и даде ми хартию волную, еже утро ити к Папе на трапезу; последиже и инних единадесять собра и всем даде хартии; таже прочиим обичне подписоваху патента и дадоша печати и представиша вечеру и упокоиша в ложницах честно, якоже и прежде. Утру же бившу 5 дня, в среду, приспевшу уреченному часу, собравшеся вси дванадесять, пойдохом внутрь двора Папина, никому же нам возбраняющу, аще и стража крепка в вратех стояше. Пришедшим же нам тамо и неуготовой сущой трапезе, седехом в нижних полатах, ожидающе времени. Таже по мале званни и ведоми бехом мраморними степенми високо в горницу прекрасную, идеже не первее нас воведоша, донележе не дадохом всяк свою хартию, от госпиталя Святой Троици данну. Взявше же нас дванадесяти путников, вместо Апостол, взяше еще единаго к нам от нищих на место Христово, на память словес оних, от самаго Христа в Евангелии глаголанних: «алчен бех и накормисте мя, жажден бех и напоисте мя», и нижае: «аще кому от малих сих что сотвористе, Мне сотвористе». Тогда посадивше нас, представиша нам на трапезе прекрасная и различная снеди и варения. Случижеся тогда бити дню среде и бояхся, да не како омерзуся чим в день той, понеже Римляне среди не постят. Аз же аще и нуждно сохранях всецело Греческаго устава правило, обачо, Богу о мне промишляющу, сохранихся от пакости вражия. Случи бо ся день той бити Вигилия, у Римлян противу праздника Честнаго Креста, обитай бо есть по всюду Християном, Римский держащим обичай и закон, постити день пред всяким знаменитим праздником, иже именуется Виилея, и тако тогда представлении бяху нам на трапезе различния риби и ина постная варения и вино избранное, и служаху нам лица знаменитие и честние, пралатским и священническим почтенние саном, и учреждени бехом доволно, яко лучше не требе бяше. Вестно же буди, якоже повествуется от самовидцев путников, яко в некие дни неделние и праздничние сам Папа, из внутрних своих изшедши покоев, приходит в гостинницу и посещает оних убогих перегринав, ядущих обед в дворе его, и ущедряет милостинею, в повседневние же дни не приходит. Воставшим же нам тогда от трапезы и сотворшим благодарение, дадоша коемуждо от нас на благословение по единому хлебу малу, зело же белу и чисту, такожде и по единому менталлю мосяжном, на котором от единия странни икона Христа Спасителя, от другия же странни Деви Богородици излиянна суть, такожде и по два образца от бела и чиста воска, иже именуются Agnus Dei, си есть агнец Божий, которие то Римляне имеют в великом почитании, таже отпустиша нас с честию. Последи пойдох аз в гостинницу Полскую, котору тамо зовут госпитале ди Поляки, которая стоит при храме Станислава Костки, святаго Полского. Обичай же тамо перегринов, приходящих от стран Полских, гостити 15 дний, без пищи, токмо постелю дающе чисту. Пришедши убо аз, обретох тамо и инних путников з Полщи и бисть мне отраднее, яко обретох язик к разглаголствию и совету. Умишлях же абие воскоре изийти от Рима, не хотя много медлити тамо, обаче на то время предъуготовляшеся Confirmatio Pontificis, си есть потверждение Папи, его же по избрании минувшим николико месяцем потверждают, от конец вселенния стекшеся, весь духовний синод и мирский сигклит, о чесом последи явит повесть. Видения убо ради онаго потверждения замедлих неколико дний в пресловутом граде Рыме, нощи имея к упокоению в гостинници Полской, днем же кормяхся от монастирей иноческих, купно со прочиими Перегринами, и обхождах многие церкви в дни тия и посещах княжеские и кардинальские двори и полати, проходя стогни же и улици, торжища и средоградие, внеуду и внутрь града, и видех лепоту града и нрави народа и инние различние вещи.О препрославленом граде Риме, о обычаях жe и о вещех, обретающихся в немО великом и пресловутом от запада до востока граде Риме многия повести требе, по достоянию слави и лепоти его; обаче аз скудоумен сий и мали дни в нем замедлевши и мало что в нем разсмотревши, вкратце тщанию твоему, благий читателю, повесть предлагаю. 1) Рим град есть зело ветхий, не слабостию или обетшанием, но лети, понеже прежде Християнства от Еллинов создан есть, и есть град царскый, понеже царю тамо ветхими временами свои седалища имеяху еще от Еллинов, яко то Тит и Веспасиян и прочии; последиже благочестивий царь Константин престол свой имеяше тамо, донележе не пренесе его в Византию, идеже нине есть Константинополь, его же последи созда и нарече своим именемь. 2) Рим есть зело прекрасний отвне и отвнутрь. Отвне бо лепою и крепкою огражден есть стеною с многими красно устроенними вратами; паки отвне лепоту свою показует от церковь, иже с многими главами суть, еще за Константина царя созданние, суть покровенни иние оловом, иние же медию, на них же крести позлащенние, издалече, аки молния, сияют; такоже от високих полать, столпов, вежей и звониц лепотен является. Внутрь же строением домов, расположением улиц, зданием прекрасных источников и каменних балванов красится. 3) Бяше иногда град зело велик, якоже и ныне познавается от муров старих, иже вне града стоят продолженни, и нине же велик есть, обиймуеть бо места с предградием 25 миль Италиянских, еже есть 5 полских. Всегда бо в граде, егда странний вопрошает, далече ли монастирь онсице отстоит, или палати Папежа, или некая церковь? – отвещают: едина или две, или три суть миле и вящше. 4) Стоит на месте веселом, но не ровномь, при малих горах, окрест же издалече окружают гори великие и високие, такожде и внутрь малие гори обретаются. От них же на единой стоит двор с полати Папи Римскаго и именуется Мойте Ковалио, си есть гора Конная, понеже пред полати папежскими седит на кони едина персона, аки жива, от белаго гипса сотворений. Паки инно место именуется Мойте де Тринита, си есть гора Троецкая, понеже на горе оной стоит монастирь Святия Троици, в нем же обитают иноки Французкие, правила Францешканскаго. Паки ино место зовется Монте Росо, си есть гора червленная, и сице прочая многа. 5) Рим имать морское и земное пристанище, понеже отстоит двома денми от моря по суху ходящи; водою же ближае, понеже река Тиверь, которая преходит чрез Рим впадает в море. Есть же глубока, бистра и шерока, ибо от моря рекою приходят различние корабле и купеческие, малие же и великие, такожде и военние корабле и катерги, иже посилаеми бивают от Папи на помощь царем христианским в время брани; и риба морская свежая в граде продается. 6) Благородних и богатих и мудрих мужей многое множество, понеже сутъ различние училища в них различних язиков, мусики, анатомеи, си есть врачества, астрономии, си есть звездочетства, риторскаго красноглаголания, философии же и богословии, граматики, всяческых язиков, искусних художеств, велика обрестися могут в мире сем. 7) Седит на водах здравих, изобилно текущых. Первое убо велика река Тявер (якоже прежде рех) преходит сквозе град, второе же от гор, окрест Рима обстоящих, много води течет внутрь под землею хитростне исправленной и много суть источников, зело лепим и искусним художеством от мрамора бела и иных прекрасних каменей соделанних подобием лиц человечих, зверинних, змиевих и иннообразних имущих, от их же ово от уст, ово от очес, ово от ушес и ноздр точатся безпрестанно источници водние, изобилно всему народу к почерпанию, питию и всякой потребе. 8) Садов, разноплодие древеса имущих, вертоградов, всякими благоуханними цветами исполненни, много суть; найпаче же изобилие велие виноградов и вина доволство и всякие торговие вещи мерною продаются ценою, един токмо хлеб отчасти скуп. Обаче, аще и с нуждою, странний и убогий питатися может, понеже, аще народ и немилостивий и но ущедряют нищих, по иноки некии от монастирей богатих варение некое раз в седмицу раздавают, очесом послежди. 9) Суть столпи великие и звоницы многие високие, яже отвне и внутрь лепоту граду многу показуют, такожде и звони различние, малие и великие, обретаются и часов множество, от них же токмо звук днию и нощию непрестанно слышится и человеком подает веселие. Столпи же, иже незданние суть, но от единаго изсеченни камене, иже в висоту яко двадесять сажней и вящше, в толстоту же яко сажень или два. Иннии суть столпи многолетны от ветхих царей и панежов созданны, ини в память бывшей некоей преславной победи и иних пресловутих дел, на которих подписи изритие и донине обретаются. Стоят же не на едином месте, но на различних местех, посреде торжищь града. 10) В Риме торжищь или ринков много суть, иже тамошнимь наречием именуют пяцы, яко би пляци. И первое убо и началнейшое торжище именуется пяца ди Навона, то естъ торжище Навони, идеже всякие вещи обретаются, по желанию коегождо человека. Второе, рекомое пяця ди Францези, то есть торжище Французское, и сие великое есть и богатое. Есть же особно Немецкое и особно Гишпанское, и иние разние, им же имени не вем. Особне же есть место и торжище Жидовское, со стеною и врати, яко град определенное да не смешаются с Християни, сами между собою купующе и продающе; обаче невозбранно ни Жидам на Християнское, ни Християном на Жидовское ходити торжище. Обретается убо в Риме много Жидов, обаче черних одежд не носят, якоже в Лядской земле, но якоже кто хощет, и бради и власов не сохраняют, но обрезуют и всю одежду носят, якоже Италеяне и Немцы и язиком Римским беседуют, в семь токмо различествуют от Християн, яко не имут воле чернаго капелюша носити, но отвнутрь черн, а отвне почервлен или покровен червленним платном. 11) В Риме гостинниц много суть, в няже восприймуют страннихь и убогихь, найпаче же путников, иже тамо приходят на поклонение, котории именуются Перегринами, иже егда начнут путшествовати от отчества своего на поклонение мест святых, ни стригут ни власов, ни бради, но яко пустинници ходят, даже возвратятся в странну свою. Такових убо приймают от ония гостинници инде три нощи, со пищею и питием и одром чистим, индеже четири и инде един; в протчиих странноприемницах и по десять и по 15 дний приймуют, кроме пищи, токмо одр к упокоению. Итако, колика племена в Риме обретаются, толики и гостинницы суть. Первая же и началнейшая есть гостинница Св. Тройци, о ней же пред писах, и сия есть общая, прочии же определенни, яко Немецкая Немцов ради, Французская Французов ради, такожде Гишпанская, Венецкая, Лядская и прочии. Есть еще гостинница знаменита Святаго Духа, идеже недужных врачюют и кормят. Вестно же буди, яко непрестанно, в зиме и дете, грядут на поклонение к Риму, найпаче же лета того 1724 множество велие снийдошася перегринов, понеже Папеж Римский новопоставлен бяше, к тому же и год грядущий 1725 бяше тогда у Римлян святий год, его же именуют юбилеуш. Обичай бо есть Римляном, не токмо в Риме, но по всей вселенной их, прешедшим 24-м летом 25 празновати юбилеюш, в он же Святых мощи, елики имут, и вся сокровища церковная износят и дают всему миру лобизати, прочии же лета в заключении имут, тогда же и разрешителнии грамоти повсюду посилает Папа Римский и иния многа творят, яже и явити и не явити несть ползи. 12) Обичай есть в Риме варение даяти от монастирей, по чину дний в седмици, но токмо перегринам, но и всем убогим. В понеделок убо суть три или четири монастири, от них же разделяют варение убогим, овии убо пред полуднем, овии же в полудние. В вторник же в инних монастырех и в среду в инних, и тако суть определенни монастири, иже в седмици един день имуть, в он же разделяют убогим яству, идеже убогии неоскудни суть в пищу, монастири же богатие и великие и многочисленние суть. Что же реку о прекрасном и лепотном здании обителей тех, о препишних кардинальских и митрополитанских дворах, о полатах великознаменитих князей и благородних боляр, о гордом их яждении, о преходящих и последующих слугах, о позлащенних колесницах и украшенних конех, о дворе и полатех самаго Папи Римскаго, о здании, строении и лепоте святих Божиих храмов, иже безчисленни суть и никтоже подробну исписати может? От них же аз убо некия началнейшия тщанию твоему, благий читателю, извещаю. Есть обичай перегринов, от них же всяк, егда дойдет в Рим, посещает многие храми святих церквей, аще же может и вси. Но суть седм церковь великих и началних, их же аще кто не посетит, но вменяется бити поклонник и яко всуе пришедший и тощь отходяй. От них же аз услишавши, в един от дный потщахся и обийдох вся. Суть же сии.О церкве Святаго Апостола ПетраПервая убо соборная и началная церковь есть в имя Святаго Верховнаго Апостола Петра, к ней же путь есть чрез великий мост каменний, иже вТибере стоящий, яже отстоит недалече от крепости градской, или, просте рекше, от замку, которий именуется Sancto Angelo. Есть же храм зело здания и расположения великаго и лепотнаго, тако отвне, яко и отвнутрь. Отвне имать врата великие и не едини, но многи, от спежа слыянние зело тонким и искусним художеством, яко дивитися всякому, найпаче же странному. Верху имать едину главу велику, яко довлети всему храму, и та есть оловомь покровенна. Вне же, пред лицем церкви, есть пляц великий, каменними деками гладце насаждений, посреде же его стоит столп високий, четиреугольний, в гору изостренний, такожде источник каменний, сладкую воду жаждущим точащь, одесную же и ошую столпов великих, от цела каменя изсеченних и чинно стоящих множество суть, яко сто и вящше, иже лепоту многу показуют. Внутрь же в широту, долготу и висоту зело пространна есть и многими великими столпами каменно-зданнимы поддержима, престолов такожде множество суть, на них же отправляют мшу, то есть службу Божую, глас же велик и шумен издает поющим и чтущим. Тамо органов суть три, великих и зело сладкопеснивих, яко человек слишай, найпаче же странний, не может насититися их. Весь же храм великими деками мраморними посланний гладким художеством. Тамо, близ соборнаго алтаря, стоит одесную храма икона спежова изваяна Святаго Апостола Петра, ей же с великим усердием весь народ поклонение творят и лобизают. Оттуду малопрешедши, посреде церкви суть гроби Верховних Апостол Петра и Павла; идеже части мощей их обретаются, от составов и членов тела, гроби же их не суть верху, но внутрь, под основанием церковним, идеже вход есть мраморними степеньми, врата же всегда заключении суть и никогда же не отверзаются, кроме 25 года, на юбилеуш, или великаго ради некоега лица, вне же врат окружении суть балясами мраморними степени, на них же много позлащенних и сребряних кандилов висят, неусипно горящих, идеже людие на всяк день, пред врати гробов, поклоняются честь воздающе мощам святим, идеже и аз множицею сподобихся поклонитися, верующе несуменно, яко обретаются мощи Святих тамо, невозможно бо есть да в граде оном, идеже Святии пострадаша, аще не целим телесем, то поне частем сохраненним быти от христиан. Тамо есть обичай всем людем исповедатися, найпаче же странним или перегрином, на поклонение пришедшим. Есть же тамо тронов много, на них же сидяще духовници, исповедуют народи, един убо по Латинску или Италианску исповедет, вторий же по Греческу Греков съединившихся или пременившихся, и иний Венгров, иний же Французов, иний же Немцов и иний же Гишпанов и иний же Поляков и вся разними язики различних людий исповедают. Обретают же ся многии и Словенский язик знающии, аще кто требует, найпаче же Далматов и Горватов ради, яко тии Словенски беседуют. Врата первоначалная церкви Святаго Апостола Петра всегда затворенна стоят, токмо на юбилеуш, то есть двадесять пятаго лета, яже сам Папа Римский отверзает и первее входит, такожде и весь народ по нем.О церкве Святаго Апостола ПавлаВторая церковь есть в Риме великая и многопочитаемая Святаго Верховнаго Апостола Павла, яже стоит вне града, яко поприща едино. Есть же широкая и долгая, но не весьма висока, едину токмо главу имущая, прочее же весь покров ея древян, долгий и отвне оловомь покровен, внутрь четиредесять столпов суть, в ряд по десять стоящих, великих, единокаменних. Кроме же тих, и инних столпов мраморних много обретаются и олтари алавастрними и порфирними деками упещренни. Есть же и тамо подобним образом гроб Святаго Павла соделанний, якоже в церкве Святаго Апостола Петра, к нему же врата под спуд храма суть, идеже такожде кандилов сребрних полно, неусипно горящих, в котором гробе сохраняеми суть члены мощей Святаго Апостола Павла. При храме же том сооружен монастирь великий и красний, в нем же иноков много суть.О инной церкве Святаго Апостола ПавлаТретая церковь подалее от храма Святаго Апостола Павла отстоит вне града, яко два поприща далече, которая именуется Римским наречием Decollatione di Sant. Paulo, то есть усекновение С. Павла, на месте бо оном, идеже честную его усекнуша главу, создан есть храм от ветхих времен, иже и донине обретается. Аще же и невелик есть строением, но лепотен вне и внутрь. Есть же и монастирь тамо при храме создан, в нем же иноков мало обитают, елико довлеют на службу церковну. Стоит же на уединении от людий, на поли, на месте високом. Тамо внутрь церкви суть три студенци, сладку воду имущие, един близ другаго, мраморами прекрасно упещренны, и лижици железние к ним прикованние, идеже обичай есть всякому на поклонение пришедшему от коегождо по мери испити води, благословения ради. Повествуют бо Римляне и окрестнии народи, яко в время оно, по усечении Святаго Апостола Павла, не кровь, но млеко течаше, и честная его глава, егда паде на землю, скочи трижди от места на место и на коемждо месте (о преславнаго чудесе!) изийде вода от земля, яже и до нине волею Божественною неоскудна пребивает, юже и аз грешний сподобихся пити.О церкве Святаго СевастиянияЦерковь четвертая есть святаго мученика Севастияна, яже на тойжде стране вне града яко за два поприща отстоит, на поли равном и веселом, между впногради, купно же и монастирь великий и изрядний при церкве обретается, в нем же законников изобилие и здание келий прекрасный. Храм убо пространен и велик в висоту, в широту же и долготу, и лепоту внешную и внутрную имать, сверху покровен есть оловом, внутрь же гладце постлан мраморнимы плахами, столпами же и олтарми чинно расположен и украшен. Церковь та на месте том созданна есть, идеже мучен бяше Святий Севастиян, вне града изведен сий и стрелами от воев прободаем, еже место говения и поклонения от христиан достойное, понеже освященно мучением Святаго, еже Христа ради претерпе. Есть же и другое благословение на месте том: обретается в церкве той един студенец древний, от него же не почерпают воду, но естъ покровенний сверху и литургисают на нем, аки на престоле, токмо от стран имать оконца, соглядания ради. Повествуют же достоверно, яко множеству лет прешедшим неведоми бяху глави Святих Апостол Петра и Павла, таже откровениим Божиим обретошася в оном студенцы.О церкве Святаго Иоанна ЛятеранаПятая церковь в Риме есть знаменита и ветха, завомая Sant. Ioanne Laterano, Святаго Иоанна Лятерана, которая есть в висоту, долготу же и широту зело велика и пространна и много престолов в себе имущая. Ея же верх покровен есть оловомь, внутрь же преупещренна вся порфирами, алавастрами, различновидними мрамори и иними драгими камени и иними утварми богатими. Имать же много сокровищ и мощей Святих, якоже слишится, но та не показуют, точию на юбилеуш, и врата ея началная всегда заключенна суть и не отверзаются даже до года онаго. Тамо суть честние глави Святих Апостол Петра и Павла пренесенни по обретению от онаго вишшеписаннаго студенца. Есть еще тамо единь престол каменний, о немь же повествуют и печатают на хартиях Римляне, свидетелствующи, яко есть оний, на нем же сподобися устрети и восприяти на лона праведний старец Симеон Господа нашего Иисуса Христа, еще суща младенца, якоже сведительствует священное Евангелие; взять же есть и принесен в Рим в время древних браней. Тамо, вне церкве, суть полати високие и красние и зело изящнаго строения, идеже прежде Папи Римские обитаху, нине же премениша место и обитают на горе, зовомой Монте Кавалло; ветхие же полати папежские премениша в монастырь, в нем же и донине законники обитают.О церкве Санта Мария maioreШестая церковь знаменитая, ветхая и пресловутая в Риме есть, яже именуется Санта Мария maiore, си есть святая Мария болшая, которая есть в долготу же и широту зело пространна и многие престоли лепо устроенни драгими столпами и деками мраморними и блещащимися аки зерцало, в них же зрится лице человеческое, и иними утварми драгими украшенние; подножее ея лепо и гладко посланно, верх ея покровен оловом. Стоит на месте високом и веселом, и монастирь избранний при ней устроен, в нем же законников множество суть правила Доминиканскаго.О церкве святаго ЛаврентияСедмая церковь в Риме ветхая и пресловутая, и богатая, именуемая Sant Lorenco, то есть святаго Лаврентия, в которой обретаются части мощей многих и различних святих, но не износят их в явление миру, токмо 25 года. Вестно же буди, яко в всех сих предреченних храмех суть великие и сладкопеснивие органи, понеже Римская церковь нигде же без органа бивает, разве в нуждном зело месте. И сии суть седмь церковь ветхих и пресловутих, яже всяк от перегринов должен есть посетити, яже и аз в един от дний ходих, и посетих вся. Есть еще внутрь града церковь мала Святаго Петра, идеже древле темница бяше и Петр С. в ней заключен и веригами окован седяше, яже вериги и донине обретаются тамо и людие с верою и усердием приходяще, покланяются, им же и аз недостойний поклонитися сподобихся. Стоит же оний храм вниз гори глубоко, яко на два сажни и вящше, на горе же оной есть двор, в нем же раздаются хартии печатании исходящим от Рима в инну страну, сведителствующии о здравии человеческом и о месте незаповетренном, еже место именуется Рацели. одесную темници, нине же церкви Святаго Петра, суть много столпов великих зело, чинно стоящих, от единаго камене изсеченних, на месте пустом, идеже нине сметие вергают, от них же познавается, яко бяху некие зело богатие и прекрасние подати. Таможде близу суть инние темници великие, в нихь же татие, разбойници и иние злии человецы нине заключаются. Есть паки инна церковь внутрь града, зовома Rotunda, сиречь округла, того ради, яко здание ея отвне и внутрь округло есть, ни углов бо, ни камарь не имать, но едину стену окрест, аки столп имать, и единою главою вся покривается. Есть ветхая зело, еще от Еллинов созданная, идеже всех богов их, или паче всех идолов капище бяше и жертву обще всем приношаху, вжигающе огнь велик посреде храма и телци паляще, чесого знамением есть окно, или дира велика посреде глави храма, аможе дим исхождаше, яже и доселе непокровенна есть. Наставшу же благочестию и христианом в область Рим восприявшим, от капища всех идоль очистиша и нарекоша храм Всех Святих, аще и от круглости круглая общенародно именуется, обаче храм Всех Святих есть. Врата токмо едини имать, но зело великие, аки градские, окна же ни единаго, но дирою сверху просвещается. Вне церкве покров сооружен есть в подобие паперти, поддержим четирма великими зело столпами единокаменними, яко всякаго взирающаго удивляет ум, како толь великая махина рушима и зиждема бисть, в висоту убо суть яко пять или шесть сажней, толсти же два человеки обяти не могуть. К оному храму Римляне великое усердие имуть, на всяк бо день полно мира тамо людий, на поклонение приходящих, обретается, найпаче же того ради, яко близ торжища стоить и всякь мимо грядий не ленится внутрь внийти. Вне храма того, одесную, при стене, есть образ Христа, в гробе лежаща, от бела алавастра изсечен, к нему же Римляне вси говение велие имуть, и егда покланяются, метают внутрь пенязи, всяк по силе своей. Есть паки внутрь града ина церковь, зовома Екеза нова, сиречь церковь новая, яже древле бяша капище Еллинской богине, именуемой Диянни, еже в время Рождества Христова падеся, в время же христианства обновися и бисть Дом Божий, сего ради и наречеся церковь нова, сиречь отновленна. Еще есть внутрь града инная церковь великая и прекрасная, купно с монастирем, в ней же законники обитают, именуемие Гаравете, жестокое провождающии житие, идеже обикоша людей множество снисходитися на правило в первий чась нощи; исходяще же из церкви, дают убогим милостину, того ради и от нищих тамо много собираются, не тако молби деля, яко прибитка; в вторник же и четверток и неделю поучение бивает и раздают всем треконечни вервици, яже именуются дисциплины, и угашают свещи, яко ни единой не остати, и бичуется народ, си есть всяк биет себе самаго, иний по одежде, инний же по нагом теле, Христа ради, суть бо неции на сие приуготовленни, иже аще и видятся одеянни бити, но егда угасятся светила, абие изметают верхние одежди и в сподней созади на плещах имуть устроенну диру и биет в ню до боления и язвь; биют же ся яко чрез 3 Верую или вяще; таже хотящим престати дают иноки знамение и абие всяк вскоре облекает ризы своя, да тако друг друга не познавает, мало ли или много, или ничтоже бияше себе, на голи или по одежде; последи же паки засвещают свещи и творят отпуст. Недалече от храма, яже иногда темница Святаго Петра бисть, обретается монастирь, при горах, Сергия и Вакха, идеже нине иноки от Греков, болше же от Русов обитают, именуемие Базилеяне, яко би по Святаго Василия правилу живущии и по обичаю Греческих иноков, но якоже отстоят востоци от запад и небо от земля, сице и они разнятся от Греков, в сем бо соединении суть Римской церкви, одеянием токмо мало подобятся, еже носят долгое, даже до земли, и власяное, клобук же имуть без криль, якоже и Арменские иноци, еще над то и капелюш верху клобука носят, бради голят и власи стрижут и постов всех не сохраняют, кроме великой четиредесятници и то не твердо; литургисают ово по Греческу, овогда же по Руску, обаче, по обичаю Римлян, на опресноку и то без пения, токмо единим чтением тихим. Церковь их есть строением и обичаем Римлян, без царскихъ врат и северних и без иконостаса, откровенний престол имущая. Есть же в церкве их ошуюю стоящая икона Пресвятия Богородици велика, на дсде исписанна, на деснице держащая младенца Христа, многими же чудотворении и целением различних болезней препрославленна, златом и сребром и драгими каменми, яко едва лицу видетися, завешенна и украшенна, ея же истинное изображение иноци имуть на хартии, с подписанием Словенских летер: «Честнейшую херувим и славнейшую без разсуждения Серафим» и прочая до конца, яже иним продают, иним же дарствуютъ. Есть еще особне мирская церковь Греческая Святаго Афанасия, не тако Греков ради, тамо обитающих, понеже их зело мало суть, яко приходящих ради купцов, в ней же аще правило церковное по обичаю Греческому творится, но прочие в всем едино с Римляни суть и не дивно есть: стояй бо в огни, или сгорит ни вочтоже, или опалится. На пути, идущи к монастиру Святаго Павла, о нем же предрекох, есть церков мала, каменна, вне града, яко полпоприщем отстоящая, созданна на месте оном, на нем же Петр Апостол устретеся с Христом, яко с некиим человеком. Вина же сего сия бисть: отъиде Петр Апостол в Рим проповедати веру Христову, якоже сведителствуют Деяния Святих Апостол, бяху бо тогда в Риме идолопоклонники, якоже и повсюду, от язик бо разширися церковь Христова, от них же многих к Христу обрати Св. Апостол Петр. Таже возненавиден бисть от идолослужителей и оклеветан, ятся от игемона Римскаго и всажден бисть в темницу, имея мучим бити, иже, убояса подяти мук, избежа от темници и течаше вон из града, идеже явися ему Христос в образе некоего человека, хотя его укрепити, да не погубит мзды своея. Устретши убо Петр вопроси Христа: камо грядеши? Отвеща Иисус, акы ин человек: иду в Римь пострадати Христа ради. Еже слишавши Петр, размисли в себе, яко сей самоволно идет на смерть Христа ради, аз же, ять бив, избежах; и раскаявся возвратися в град и паки ять бисть, узи же мучение и смерть подъят за Христа, на кресте пригвожден стремглав. Еще же обретаются в Риме и доныне полати родителей Алексея человека Божия и хижина, в ней же не познаваем, яко един от нищих, при вратех отца своего живяше. Полати в Риме суть вси строения каменнаго, краснаго и високаго, яко иние пять домов, иннии же шесть едина верху других имуть, с прекрасними великими окнами, железними же и мосяжними кратами, улици же едва не вси суть насаждение каменми красно, началние и шерокие великими каменми, ово черними, ово же белими, гладко послание, на них же не токмо каль, но ниже прах обретается, на всяк бо день ходяще, пометают на то определенние людие. Двори княжеские, яже в Риме, боярские же, а найпаче же кардиналские, многоя похвали достойни, красоти ради своей, в них же позлащенних исписанних лепо колесниц полно, на которих они яздят, шестма конми влекоми; кони же их сице упещрени и устроени суть, яко дивитися воистннну, и много имуть предходящих и последующих. Есть же в Риме Кастрон, сиречь замок крепкий и красний, над Тивером рекою стоящий, недалече первоначалния церкви Святаго Апостола Петра, которий именуют Римляне Сант Angelo, си есть Святий Ангел, понеже ангелу есть в соблюдение порученний и ангелскую на себе печать имать. Обретают же ся в Риме многая училища, в них же различних мудростей и хитростей и язиков учатся. Первоналалное же училище есть рекомое Коллеигум Romanus, в нем обще вси народи от христиан Латинским диалектом грамматики, философии, астрономии и богословии учатся.О дворе и полатах Папи РимскагоДвор, в нем же обитают нинешних времен Папи Римскии, стоит внутрь града на месте, рекомом Monte Cavallo, якоже прежде рех, то есть на горе Конной, сице от коня и яздца проименованной, иже создан есть от ветхих лет от камене бела и чиста, зело искусним и хитрим художеством и стоит пред врати двора папежскаго издалече, на високом и широком камени, нань же посмотрети мимоходящему угодно есть. Двор убо Папи есть пространен и велик зело, яко некий монастир, оточен же стеною високою, яко град. Врат к входу и исходу четири имать, в них же вой стрегущии день и нощь стоят вьоружени и не всякаго оставляют внийти, прежде даже не вопросят вини и потреби, единим токмо перегринам невозбранний всегда вход дается, понеже многа дела имуть, ини бо приходят взяти разрешеннии хартии, иннии же приносят суплеки, просяще милостини, иннии же на трапезу папежскую приходят, инны же чотки и инние покупки Римские, ради благословения, к Папе приносят. Обичай бо есть в Риме, аще кто что купит молитвам прилично, яко то: крести, образки, чотки, ментали и прочая, приносить в полати папежские и он, молитву деющи, благословляет я, и паки утро или по утру всяк взимает вещи своя. Воини же папежские одеяние веселое имуть и различное от многих иностранних, понеже одежда их и шаравари суть суконние, от многих частей сошвенние, и от двообразнаго цвета, от желтаго и блакитнаго, и не весма тесние, но померние. Еще имуть от тогожде сукна сошвенние, аки пояси, висящие от плещей даже до чресл. Внутрь убо двора суть полати многие, едини верху других, зело чино и лепо устроенние окрест при стене, посреде же пляц велик празден, гладкими велики каменми насажден, иже многу лепоту подворию являет. Папа, аще камо вне двора исходить, всегда на носилах носим бывает, которое овогда носят кони, овогда же человецы. На носилах же есть устроен златий трон, или седалище, от всех четирех стран окна кристалние имущ и заключен, ясно сквозе зрится; и егда несут его некоею стогною, абие людие, оставивши своя купли и продаяния, бежат воскоре устрести его и вси припадают на коленя проходящу ему, он же обема рукама благословляет народы. Одежди его суть шелкови светло багряни, претикани златом, долги же и шероки доволно, шлем такожде багрян верху глави его. Множицею же и на конех издит, по далекости и растоянию места. Хотел бих тебе, тщателний читателю, известити о поставлении Папижов Римских, но понеже своима очима неслучися мне видети, токмо слышати множицею, того ради слишемая не дерзаю писати, понеже различно повествуют народи, к тому глаголемая и сам можешь услишати. О конфирмации же их (понеже видех) вкратце ти предлагаю повесть. Премедлевшу ми в Риме едину седмицу и обшедше оние вишшереченние седмь началнии церкви, по обичаю перегринов умишлях изийти воскоре, но понеже предъуготовляшеся конфирмация, того ради дни некия еще умедлих и видех бившое. Бисть тогда, си есть году 1724, новоизбранний папа Римский Венедикт 13, з Домянеканов. Обичай же есть в Риме, по наставлении папи новаго прошедшим неколиким месяцем, конфирмацию, то есть потверждение, творити. Сего убо предреченнаго Папи Венедикта 13 потверждение сицевим образом. Снийдошася от окрестних ближних же и далеких градов весь духовний собор и мирский сигклит и множество общаго народа; Папа же чрез три дни пред конфирмациею своею собирающе всех нищих и убогих в подворие свое и разделяше милостину коемуждо равно: мужу же и жене, велику же и детищу по десять баиоков, еже ценит в Полской монете четири шаги, а в Московской осмь копеек, не даваше же сребром или медию: како бо возможет время довлети по единому толику народу дробние числити, или где имать собрати твердой монети? бяше бо убогих яко три или четири тисящи; но собравши всех убогих в двор и врата заключиша и по единому испускающе, подаваху по единому болетику, или квитку, си есть малой хартии, в ней же отсилает убогаго до пекара коего любо буди, повелевающи, да за 10 баиоков хлеба даст ему, таковими словеси: Сей убогий, имя рек, посилается к тебе пекару, имя рек, на оно парохии или на оном месте обитающему, да даси ему за десять баиоков хлеба и вместо мзди хартию да удержиши. Восприявши убо всяк убогий болетик, отъиде к пекарю, его же имя напечатанно бяше, пекары убо даяху по десять хлебов убогим и хартии задержаваху, таже последи относяху в двор папежский и восприймаху мзду свою. Разделяше же сицевим образом милостину чрез три дни, единожди на день. Таже в един от дний весь священний собор взят Папу от полат своих и бисть проводим с великою честию и почтением сквозе некие стогни града, безчислену ему предъидущу и последующу народу града, постилаху же по пути драгие килими и многоценние одежди; и предидяху убо первее, вседше на конех 6 священник и канониковь многое множество в шелкових черних и долгих одеждах, по них же подобное число епископов и архиепископов, таже пралатов множество, иже вси шелковие и долгие же и широкие одежи цветом вишневие имеяху, вси бо по обичаю и достоинству своему одеяние ношаху, не церковное, но домашное, и сии бяху не на конех, но на мсках вседшии; последи же на избраних и украшенних конех яздяху кардинали, митрополитское достоинство имущии, все в багряних светлих шелкових одеждах, весма долгих и пространних, с шерокими зело рукавами, такожде и капелюши на главах их багрянние. Ведомо же буди, яко многи суть кардиналове, верховних же имуть Римляне точию Дванадесять, в число дванадесят Апостол, и сии обитают в Риме, прочии же в инних градех. По сих убо грядяше Папа, всажден на коня бела, преудобренна и преукрашенна златими и сребрними покровами; по нем же во след грядяху два коня избранние, трон его на себе художно повешен носящие, пременения ради, аще би утрудился седящи на кони. И тако устроенни, пройдоша неколико стогн внутрь града. Таже пройдоша едину стогну, в ней же от обоих стран на стенах множество иероглификов и различних похвал Папежове, от премудрих учителей написанних, пригвождении бяху, яже от ученик многии с прилежанием чтяху и ублажаху творцев, бяху же овии стихотворного мудростию, овии красноглаголением риторским сложении. Ведоша его сквозе врата новоустроена на едином пляцу широком, яже врата зело красно и лепо сотворенна от премудрих майсторов, бяху ибо древяна, в очесех же людских издалече, аки от самих мраморов сложенна бити зряхуся; и на месте том от всего Собора и Сиглита дана бяху два ключа, един златий, другий же сребрний, в память (якоже глаголют) ключов вязания и решения, яже дана беста от Христа Спасителя Святому Верховному Апостолу Петру. Оттуду же отведоша его паки в полати его с многою честию и торжеством, и сице бисть конец потверждения его. Вестно же буди, яко Римляне суть людие благородни, еще от ветхих времен и нине от иностранних ценяеми и почитаеми, сладкоглаголевии, подетични, хитри и искусни в всяком деле; обретают же ся многи убоги, но богатих паче множае суть. Замедлех убо аз в Риме дванадесять дний равно и взях патента, якоже обичай есть путником, не имущи же сопутника, разве единаго Бога. Того убо призвавши на помощь, умислих паки ити по суху в Венецию, даби оттуду удобнее паки первим путем могл возвратитися в странну Полскую. Известившижеся и испитавши добре о пути правом и простом, иже есть чрез Флоренцию, изволих оним шествовати.Изшедши аз из пресловутаго града Рима Септеврия числа 18, в четверток21 зело рано, шествовах неколико дний ово горами, ово долинами и лесами, идеже весей на пути мало случишася, токмо негде леси и виногради и корчми при путех. Таже доспех к знаменитому граду, именуемому Витерба, о нем же много писати не могу, понеже случися прийти в вечер позно, идеже точию пренощевах и утро идох далее. Есть убо град ветхий лети, но строением красен, в нем же костели и домове суть лепо зданние и улици каменми насаждения. Стоит же на месте веселом, в низ гори, при текущих и здравих водах. Суть тамо целие нетление мощи некоей святой монахине Римской, именуемой Рожа, о которой достоверне слышах, но своима очима не видех, понеже последи, минувши град той, известихся о ней. Оттуду идох паки частию горами, частию же равним путем, и преходих села и гради малие нощию, не хотя искати гостинниц, понеже нощию лучше бисть шествовати, нежели днем, прохлаждения ради. Милостивих же тамо отчасти людий обретах, нежели прежде. И по неколицех днех приспех к граду, именуемому Сене. Град Сене несть под властию Папи, но под вожда Флорентийскаго, токмо Папежове духовно покоряется; тамо бо и пенязи его дробние не проходят, но ини суть. Есть убо град зданием изряден и крепок, стоит же на горе, на веселом месте и доброй земли, костелов и полать строение есть многолепно и улици вси суть каменми насажденни; в вино и хлеб, и плоди, и инние ядомие вещи доволен есть. Обретает же ся тамо гостинница зело лепа с красними и мягкими одрами, препочивания ради странствующих перегринов, юже аз посещах, но не хотех ожидати даже до вечера, частию яко не дивна бяше гостинница, в них же нощевах множицею, частию же, яко рано тамо достигох бех и не восхотех целаго дня погубляти всуе. И шествовах оттуду паки горами и удолиями, частими же селами и градцами и милостившими людми на доброй земле стоящими, на ней же виноградов много рождается и хлеба неоскудно. Всех убо дний шествовах единадесять и доспех к знаменитому граду и всюду прослутому Флоренции Септеврия 30; иже отстоит от Рима размрением миль Италианских 145.О пресловутом граде ФлоренцииСлучися мне тамо прийти в понеделник22 зело позно яко о первом часе нощи, идеже абие текох к гостинници, чая еще не заключенну, и обретох тако. Пришедшу же ми тамо, уже бяху инние перегрини повечерали и отъидоша спати, обаче и мене прияша любезно и представиша ми трапезу честну, с доволством вина, еще же и служаху велиции и знаменитии мужие, предстояще ми подобним обичаем, якоже в Риме и великом Неаполю. По окончении же вечери, отведен бех на одр честен, бел же и чист и послан мягко, и спах, благодаряще Бога. Заутра же, в вторник, хотех изийти от града того, не хотя всуе губити время, понеже зима приближашеся, но в день той, Божиим изволением, снийде дождь не мал и сего ради замедлех даже до вечера и идох к иному гаспиталю на нощевание, идеже, купно с прочиими многими сшедшими перегрини, еще ядох трапезу, яже бисть лучша нежели в первом, и служаху такожде от благородних и знаменитих мужей много, предстояще и вливающе вино в чаши. Таже, по окончении и благодарении, отведении бехом в чертог на одри, красно устроенние с постелями чистими и мягкими, и пренощевахом Богу слава. Флорепция есть в Италии град знаменитий и повсюду прослутий, под властию единаго велика Дукса, то есть вожда, иже два оние началние гради под собою имать: Флоренцию и Сени, с окрестними. Стоит на земли благодлодовитой, мало камения имущой, в едином широком удолии, егоже обстоят окрест гори високие и река едина проходит сквозе его. Есть же распростерт много в широту и долготу, имать вод здравих текущих много и садов прекрасних такожде, еще же виноградов и вина изобилие велие, такожде хлеб и иние ядомие вещи не скупо продаются. Тамо богатих же, знаменитих и благородних людий много, церквей, монастирей избравних и многой похвали достойних доволно, такожде високих вежей и столпов; домове же и полати зданием суть красни, торжища же и стогни чинно расположенни, всегда же очищении и пометенни суть, яко не токмо ходити, но и зрети лепо; училищь же и мудростей доволно обретаются и художников, в всяком рукоделании искусних. Тамо народ полетичний и добре беседу простирает, токмо не лепо изношение имуть, яко проходит слово в всей Италии: Lingua Toscana in bucca Romana, то есть добрий есть язик Тосканский в губе Римской, страна бо та, идеже Флоренцея есть, Тосканея именуется. Тамо бо добре в беседе глаголи слагают, в Риме же чисто слово износят. Флоренцея оний град есть, в нем же осмий синод (его же нине Восточная церковь не приемлет) собран бяше тщанием и иждивением Папи Римскаго, хотящаго соединение сотворити, иже собрася первее в граде Ферраре, таже, мора ради, прейде в Флоренцию, якоже в летописцех обретается. Бяху же на оном соборе сии: царь Греческий Иоан Палеолог, папа Евгений четвертий, патриарх Константинопольский Иосиф, Исидор митрополит Киевский и всей России, Марко Ефеский и прочии архиепископи Греческие и епископи, архимандрити же, протосингели и игумени от Святия гори Афонская, иже вси подписашася на соединение, един токмо Марко Ефеский не подписася и удержа Греческую церковь от соединения, яже и доселе не совокупляется с Римляни. По окончении же того синода, таможде в Флоренции патриарх Константинополский Иосиф, седящи и пишущи, наглою умре смертию, еже бисть знамением, яко неприятно бисть Богу его соединение. Он вкупе с царем первее подписашася, последиже прочии. Преставися же Июния дня 9 ведлуг календаря Римскаго, а ведлуг Греческаго Мая 29, и погребен бисть с многию честию в церкве, именуемой Sancta Мария новелла, яже есть в монастире иноков чину Доменеканскаго, идеже Папа обиташа. Бисть же собор той совершен в лето от воплощения Господня 1439, Июния 6, по календару Римском, по Греческом же Мая 26. В Флоренции наиболшая и краснейшая и израднейшая церковь есть, которая именуется Sancta Maria liberata, при ней же високая и прекрасна звоница каменна стоит, искусним мастерством созданна. Замедлех убо аз в граде Флоренции две нощи и день един и изийдох оттуду Септеврия четвертаго23 дня, в среду рано, и шествовах паки горами, еще височайшими и зело прискорбен и жесток путь имущими. Наипаче же суть тамо две, паче иних височайшие, их же с велиим трудом прейдох, последи же шествовах путем добрим, аще и не равним, горами, каменя мало имущими, но землю мягку и добру и садов каштанових много, или, паче рекпии, лесов, понеже два дни идох сквозе них, идеже несть стражби никаковой, не оточенни оплотом, но всяк мимоходяй зобаетья, никому возбраняющу. Тамо в весех живущии людие мелют я на муку и творят хлеби, ово в пол с пшеницею растворяющи, ово же без растворения, от них же хлебов и мне даяху и есть зело сладок и вкусен, точию не крепок. Четвертаго же дни изийдох на равнину от между гор и возрадовахся зело, яко послаби ми Бог во путшествии, униль бо бех до зела, день и нощь восходящи и нисходящи торами по жестоком каменном пути, и приспех ко знаменитому граду Бононеи Септ. 724 в суботу вечера. Тамо две суть гостинницы пелгримскии S. Blassi и S. Francisci; в первом убо в суботу вечерах и нощевах и наг идох на ложе, в втором же в неделю, но необнажен. Есть же тамо вне града монастирь богат, рекомий Чертоза, в котором на всяк день страннимь дают иноци варение, хлеб и вино, юже милостину и аз восприях. Ведомо же буди, яко от Флоренции до Бононии суть шестьдесят миль. Бононея есть град изряден и знаменит в Италии, под Панежовою областию сущь, велик в долготу и широту, найпаче же в долготу, имать прекраснии доми и полати и многознаменит и богатих в себе содержит людий; домове же толь широкие на улици имуть дахи, яко аще би и наиболший дождь бил, мощно под ними пройти без омочения ног; улици же суть широки и стеклисто каменми саждение, того ради да в дождь вся нечистота от града исмивается. Церквей и монастирей краснозданних много, найпаче же первоначалний храм, при торжищи стоящь, есть зданием зело велик, ему же подобнаго в всей Италии мне не случися обрести. Тамо преходит сквозе град река, именем Рено, узкая, обаче глубокая, которая много пожитку и користи жителем приносит; разделяют бо овую на многия части, ово на млини, ово впущают малими потоками в огради и творят многоплодная корения и зелия ко яствию и варению. Хлеба несть изряднейша, яко тамо, разве в Венеции, и на мерной продается цене, и инная вся к яствию такожде суть доволна. Дозде новым путем шествовах, се же на первий (им же к Риму идох) паки возвратихся и уже вторицею бих в Бононии, оттуду старим путем шествовах 30 миль к значному граду, именем Ферара. В том граде кончается Панство Римское и монета, зачинает же ся далей Панство Венециянское и монета. Изийдох от Бононии в понеделок о полудни, приспех до Ферари в среду о полудни. Оттуду имех шествовати паки путем преждним, чрез Падву, даже до Венеции, града морскаго, 65 миль; но посоветовавшися точию идох земним путем до града не велика, обаче пресловута куплею и торговлею, именем Рувиго. Место оное преходит река великая, именем Лядишь, наченшаяся от между оних великих гор, впадает же в море, того ради и оное место Рувиго есть, отчасти тамо пресловутое, яко многие людие кораблями и ладиями от моря приходят оною рекою и куплю деют. Прийдох тамо в пяток о полудни и видех многих многая купующих и многих многая продающих и удивляхся, почто не видех тако, егда первее идох еще к Риму. Вопросих же некоего от стоящих на ринку, почто тако многолюдно нине, прежде же не бисть тако? И рече ми, яко в сей час на всяк год бивает ярморок велик и тривает на мног час. Сия аз слишав, умислих тамо замедлити до вечера, и сотворих тако; и видех многих купцов, различния продающих товари, прочая штукотворения и игри и интермедии творящих; видев же многия корабли, пришедшия от Венеции и имущия возвратитися, просих единаго от пловцов, да превезет мя оттуду водним путем к Венеции, Христа ради, и обещася ми сотворити милость и повеле ми ждати, донележе продаст рибу, и ожидах полтора дня, си есть в пяток до вечера; в вечер же, по захождению слонца, пустихся с оними рибари водою, и пловохом чрез всю нощь 6 миль и приплихом уже начинающуся дню к некоему граду, на море (якоже и Венеция) стоящему, ему же имя Кюза. Тамо аз замедлих даже до вечера, мнех бо тамо милостину велику испросити, идеже не бивают пелгрими, но зело мало обретох; исках же иних пловцов к Венеции и не биша, не хотеша бо тогда никого везти, понеже бисть день неделний; ожидах же и не хотя даже до утра и нощевах в госпиталю. Заутра же, в понеделок, аще и много пловоша к Венеции, но ни един мя восхоте взяти Христа ради, но требоваху мзди; аз же, понеже оскуден бех, не возмогох дати и ожидах на мя призрения Божия. И се по малем времени, пловяху недалече к острову людие малою ладиею, откуду может ногами ити много, молих же их, да мя возмут з собою, и взяша без всякаго отречения и превезоша 5 миль водою к острову; и идох того дне десять миль, все людми тамо живущими, и многу милостину даяху от хлеба и от поленти, не даяху скоро шествовати, вопрошаху бо мя окрест обстояще, найпаче от женска полу вопрошаху мя: откуду родом, откуду иду и прочая, прочая, прочая. Прешедши же того дне десять миль, испросих у корчемника вне корчми под покровом нощевати, иже сожалися надо мною и даде ми чашу малу вина и полн светилник оливи, да что восхощу твору при нем, и отъиде. Сидящу ми тамо в вечер, абие сьнийдеся к мне народ мног и беседоваху с мною много, донележе олива в светилнице можаше светити, таже разидошася. Неции же не хотяху разийтися с мною, видящи мя охотне с ними беседующа, купища же оливи светильник полнь и седяху с мною разглаголствующе даже до полунощи, таже и тии отъидоша, желающе ми всякаго блага и благополучной нощи. Последы же угасло светило, и аз, сотворше обычное моление, облегох, но мало уснувши, бодрьствовах даже до дня, не возмогох бо более спати, ветра ради и зимной стихии. Утру же бившу, в второк, пойдох воскрай острова, брегом, ищуще пловцов, к Венеции грядущих, но не обретох, иже би мя восхотеша Христа ради превезти, вси бо хотяху мзди, найпаче же того ради, яко самаго везти не хотяху всуе трудитися, инних же превозити не случашеся.1724–1725 года. ВенецияХодящу же ми воскрай брега и печалующу, и се абие, по Божию смотрению, узрех пловущих к Венеции с оградними зелиями и корении, на продаяние к варению, и молих да возмут мя с собою; взяша же без отречения и привезоша мя даже внутрь града самаго. Аз же благодарение воздав, идох первее ко Греческой церкви и бихь на вечерни, узрех же ся с священники; и позна мя абие протопопа, аз же поклонихся низко и просихь его да не возбранит ми некий час пребыти в госпиталю своем. Он же не точию благослови, но и сам иде с мною (недалече бо от церкви отстоит) к шпиталю. И вручи мя живущим, да не возбраняют ми тамо пребивати, донележе восхощу замедлети в Венеции. Аз же положих некия тамо своя вещи, сам же в повседневния дни ходих на нощь к инним гостинницам, идеже пелгримам дается милостина. Суть в Венеции госпиталюв много к нощеванию и наймованию, определенних для всякаго люда, обаче особне для пелгримов и путников странних суть 3. Первое именуется Hospitale SS. Petri et Paiili. Тамо перваго вечера дается хлеб и вино и дванадесять соледов и ложе; втораго вечера хлеб и вино и ложе, третияго такожде. Второе именуется Hospitalettum SS. Joanis et Pauli. Тамо несть пенязей, токмо три нощи нощевати, в вечер же хлеб и вино давати обикоша. Третое стоит акиби на предместю, на месцу, именуемом Іncurabili, до него же требе чрез воду мало превезтися. Тамо раздается хлеб и вино и едина нощь к пренощеванию, аще ти хощешь, аще же ни, то в кое нибудь время можешь отъобрати свою порцию, мнози бо тако творят, ради непочестних одров. К четвертому госпиталю (аще кто восхощет) требе превезтися к месту, имянем Мурано. Тамо на едину токмо нощь постеля добра и шесть соледов жалованя дается. Тамо многие суть гути, в них же прекрасни вещи и удивителние штуки делаются, еже аз вся разсмотрех. Последи, бившу ми уже в всех оних вишшереченних госпиталях и мислящу изийти в путь, не хотяше ми ся ветхим возвращатися путем, но зело желах морем пуститися к граду, именуемому Зара, или Задра, в Далмации стоящому. Найпаче же сие мое бисть великое желание, не видения ради (понеже многа видех красна и чудесна), но посещения ради мощей угодника Божия святаго Симеона Богоприимца и инних святых, еще же того ради, яко тамо всюду, наченше от Далматов, Гарвати, Серби и Болгаре Славенским разглаголствуют наречием, аще и Италиянский добре знают, идеже добре би мне било шествовати, знающему добре Славенский язик, понеже Итальянски не знах, или мало что, и многую претерпех нужду, не могуще ни милостини, ни нощевания, ни пути, ни разстояния града от града, или веси от веси, ни числа верств искусне вопросити и испросити. Того ради не хотех от Венеции на сух изийти путь, хотя весма желание мое исполнити, аще бо и зело нуждно есть в Венеции замедлети, тако богатому, яко и нищому; богатому, яко много пенязей погубить, кормящеся (вся бо драгоценно продают), нищому, яко зело нуждно и пенязя и хлеба испросити. Обаче аз, двоих ради вещей, могох некую премедлети седмицу: первое, яко имех своя денги, яже мне от церкви Греческой сотвориша милости, второе, яко имех место нощевания, ибо мне священници церкви Греческой дадоша власть в госпиталю оном, идеже неволников, от Турка утекших, или како не буть, Божиим произволением, свободившихся, восприймуют, пребивати, донележе восхощу замедлети в Венеции. Сего ради аз час от часа, день от дне, седмицу от седмици медля, на всяк день ходящи сюду и сюду, усмотряющи, ищущи и вопрошающи многих, аще может бити каковий корабль, от Задри пришедий, или возвращающийся, или от Венеции к Задре пловущий, или в инну страну чрез Задру грядущий, но никакоже обретох. Аще же и обретах много, то таковие, иже требоваху мзди, мзди же великой, ей же чрез все путшествие мое собрати не возмогох (си есть цекини, или, яснее рещи, червоние), Христа же ради никто же взяти хотяше, мнят бо и глаголют мнози, яко перегрин, путшествуяй по свете и обходя страни земли, многия собирает беци, си есть денги. Аз же глаголю под совестию, яко Бог точию един весть путническую нужду и терпение, како от горячости солнечной в время летное кривавий от телесе, даже с болезнию сердца и глави, изобилно истекает пот и кости разслабевают тако, яко ни ясти, ни пити, ниже глаголати воистину что либо хощет, утружден сий дозела. Како в время осенное, дождевное, найпаче аще случится далече от града или веси, на поли, или в дубраве, претерпевает лияние и ветри, дрижа и стеня сердцем, иногдаже и плача с призиванием Владики, понеже не имеет ни единаго рубища суха на мезерном телеси своем, весь сий хладом пронзен и дождем облиян, измочен, отягощен? Что же реку, како во время зими, хлади, мрази, снеги, с омертвением внешних и внутрних членов, претерпевает, иногда же, немогий стерпети, безвременне жизнь свою скончевает, ни одинаго же имеяй члена тепла, един точию дух тепл, им же дишет. Обаче не мни, читателю благий, яко сице или инним образом наглою помираяй смертию, лишен бити может царствия Божия. Всяк бо путник, аще истинен путник есть, аще путшествует Христа ради, не собрания ради имения ходяй, прося в мире, не видения ради мирских красот и разнствования земель, народов и обикновений, но аще путшествует или по обещанию, или по желанию, или спасения ради своего, посещая места святие, на них же шествовяху, или биша, или стоясте нозе Господа нашего Иисуса Христа, или поклонения ради мощем святих угодников Божиих, – таковий и всяк ин, аще не имать, то должен есть ангелское имети житие, часте исповедая грехи своя; таковое бо есть путников и всех пелгримов обикновение и от началников установление, яко, идеже аще прийдет пелгрим к некоему святу месту, аще и в подлом граде, или веси, отнюду же несть требовати патента, волнаго ради шествования, обаче, лучшаго ради достоверия, место патента дается свидетельство исповедания грехов, за каковое тако истязают, яко и за патента, или жесточае. И во истинну, аще би и не хотел кто исповедатися, мусить тако Греческую содержащий веру, яко и Римскую; аще же к тому Римляне и более творят, елико бо исповедаются, толико и причащаются, яко то в Немецкой стране, в Мариацелю, в Лорете, Италии, в Ишпании, в Бару, в Риме, в Падве и прочая; кроме же сего, аще кто восхоще от своея побожности, может и частее исповедатися. Сего ради, путник аще и нагло помрет, в таковом частом исповедании, покаянии и чистом житии, мню, яко не точию не лишится царствия Божия, но еще мученический восприймет венец, понеже болезни и страдания, зной, вар, дожди и снези лютие претерпевая, подвизаяйся даже до смерти самоволно, Христа ради. Зде разсуди, разумний читателю, путника путь и путшествие его, представляв пред очи вишереченную нужду его, яко в вся части года не имать угодия в шествовании своем: в зиме нужда, в лете нужда, в осени такожде; едина точию весна, иже всем есть приятна, аще бивает недождевна, мало нечто убогому страннику приносит отрады, яже ни мраза и упалу не имать, един точию благоприятен и благорастворительний воздух. Обаче и в той час, аще случится чрез непроходимие вертепи, гори, долини и дубрави, не глаголю шествовати, но блудити, идеже сверепие токмо зверие и ядовитие живут крокодили, – радость в печаль, отрада во воздихание, теплота в лютий мраз, словомь рещи, благая весна жестокою мнится бити зимою, оземевает бо сердце от страха, преставляя себе пред очи безвременную смерть, или зверми снеденну бити, или от лютих снеденну бити змиев, или от разбойнических рук умрети, или гладом погибнути; несть кого вопросити о исправлении пути, несть от кого требовати помощи, в едином токмо Бозе путников жизнь и упование. Паче же всего сего, аще не повседневное, то ноне частое на земли легание, острое и жестокое каменое претикание, ножное боление, алчба в странах неплодних, жажда в странах безводних, вошоядение и прочая, проч. проч. безчисленная нужда. Обаче, да не в грех многоглаголания и славолюбия впаду, боюся. Сего ради возвращаюся на первое, от него же соблудих. И тако ми день от дне коснящу, исполнения ради желания моего, уводяся день от дне, замедлих четири седмици, си есть целий месяц Октоврий. Последи же, егда начата являтися ветри и мрази и часте возмущашеся море, не являхуся никаковие пловци к граду Задре, к тому же обетшаша на мне ризи и раздрашася, и тако отпаде ми желание. Сухим же путем преждним бояхся шествовати, понеже путь ми предлежаше чрез гори, идеже толь великие снези упадают, яко чрез все лето изгибнути не могут. Еще бо ми грядущу в Рим, купно с други моими видихом многие снези, на горах лежащие в средолетие, о них прежде писах доволно. Сего ради (Богу тако хотящу) умислих тако в Венеции чрез зиму при Греческой пребити церкве, и бисть тако. Молых бо началнейшаго от священник онаго, иже и прежде, именуемаго отца Василия, да благословит ми пребити чрез зимное время в оном вишереченном госпиталю, и абие благослови без всякого отречения любяху. Последи же, видяху мя неотходяща от Венеции, ктитори церковние вписаху мя в реестр церковний, купно с инними убогими, им же дается в всяк день неделний по пятьнадесять сьлидов (еже творит в монете Полской осмьнадесять грошей, Московских же два алтини), даяху же купно и мне равную с прочиими милостину. От их же руки аз взимая и Бога благодаря за промишление Его о мне грешном, молих всегда за благодетелей своих, живущи тамо в оном вишшеписаном госпиталю, при храме святаго вел. мученика Христова Георгия. Последи же омерзе ми до зела празнование, яко не имех, что делати, и не умех, едино точию учение Латинское, Русское и инное школное знах, един бо от учащихся бых. Есть же тамо семинариум, си есть школа Греческая, в нейже дети Греческие, от иних стран Греческих пришедшие, учатся Италианскому и Латинскому наречию, даже по реторику. Семинариум оное належит под протекцию болших некиих бояр Венедиянских, иже не тако (мню) своея ради славы, яко паче Божея, дают сумпть болшой, платяще дидаскалу, си есть учителю, за оние чуждие дети, кормяще и одевающе даже чрез шесть лет. Тамо аз приходя часте и видя школное их учение, желах зело, да нечто мало изучуся Гречески, и молих учителя их, иже ми духовний отец бисть, да не возбраняет ми приходити тамо на всяк день. Он же не точию не возбрани, но соизволи, благослови, еще и повеле учеником своим, да аще о чесом либо нибудь вопрошу, да показуют и научают. Вси бо мя Греки любяху, яко едину с ними имам веру. Аз же ходих и научахся граматики Греческой и писанию их, ожидая время тепла путшествию моему. Егда же увестишася неции от Греков и от старших церковних о моем ползованию и в таковой нищете прилежанию в науце, благоволиша о мне зело и подаваху мне частее, аще и малу милостину; ктитори же церковние видеша мя нага, и дадоша ми одежду добру и теплу, и благодарив аз Бога и, на болшую Его ж честь и похвалу, учахся. Обаче мало ползовахся, понеже краткое к научению имех время, два дны бо просих милостини, ходящи по граде, третий же день учихся. Зело бо трудно в Венеции, найпаче убогому, жити, воскормления ради, ибо каковою ценою в наших странах три или четири может кормитися дны, тамо един не весма доволен. Сие же творих чрез три токмо месяцы, си есть Ноеврий, Декемврий и Януарий, последи же лиших, яко зело мя ненавидяху с жителие мои в госпиталю, часте со мною сварящася, и премудрим мя именующе Соломоном, насмевахуся и инная многая пакости деяху. Множицею бо книжици моя и писание школное вьметаху в огнь и прочая неугодная творяху. Аз же иногда сваряхся, иногда же на Господа возвергах печаль мою, молящи, да Той мя препитает и по печали даст радость. Месяца Февруария, егда начат теплете, начах и аз о себе промышляти. Зима бо тамо в тих странах кратка есть и аки би несть, чрез три бо оние хладние месяци ни единожди не бяше снег, аще окрест по горам и велик бяше, не может бо там, найпаче же в Венеции, яко стоит на море, снег падати; аще бо когда окрест Венеции бивает снег, тамо дождь, снег бо в дождь растопневает и претворяется от теплоти дихания морскаго. Видя аз, яко день от дне теплейший является, начах паки о прежднем своем промишляти намерении и хотя весма желание свое исполнити, молях всемилостиваго Владику и Творца моего, да якоже сподоби мя великому и дивному в святих чудотворцу Святителю Христову поклонитися Николаю и якоже всесилною его помощию многая святия сподобихся посетити места, молих Всемогущаго Его, да и конечное путшествие моего исполнит желание. Ходих, едва не на всяк день, в вечер на пляц Марка Святаго, си есть на базар, расмотряя машкари, игри, продаяние балсамов, диалоги, комедии, обичая, приветсвия и прочая, прочая, прочая, яже ищислити не могу. Есть бо воистину, что видети тамо, все бо, еже может обрестися что либо нибудь чудесное и новое в всех тамо окрестних странах, к Венеции проходит. Тамо аз различних и чудесних вещей много виде, о них же последи изявити потщуся, зде же первее описание онаго, всей вселеной пресловутаго града, прекрасной Венеции и яже в ней вкратце изявити подщуся. Обаче о сем первее разумний ведай читателю, яко Венеция двояко именуется: единожди вся гради, и веси, и инсули морские, словом единим, все панство, належащое к принципу Венецкому, именуется Венеция, о них же несть зде глаголати подробну; вторицею самая столица, си есть первоначалний град, идеже обитает принцепс и вещь посполитая, именуется Венеция; и о сей аз мало изявити потщуся.Описание Венеции градаВенеция есть град прекрасний славою и честию по всем свете сияющий, дивной ради своей лепоти и чудеснаго на воде морской устроения, вся в себе имущий. Имать в себе много костелов зело лепотних и много вежей високих, при оних стоящих, и многия часи на них устроение, найпаче же первоначалная в граде церковь Святаго Апостола и Евангелиста Марка есть зело лепотна, обаче нине в костел от Римлян превращенна. Есть же лепота ей таковая: отъвне имать верхов пять болших, цению лепотне покровенних, и иними же многими персонами и разлачними гзимсами мраморними украшенна от всех стран. Первая, си есть западная, стена мусиею и различнимы мрамори украшенна, аки злато блещится, верху же муссии различними малована фигурами, посреде же, на преди щита, четири кони позлащенние, аки живие, искусне соделанние имать; часи от стени правой. Внутрь вся даже до половини, наченши от верха, прекрасною насажденна мусиею, по мусии же старинное Греческое имать иконописание, от половини же даже до земля разнолепотними таблицами и столпами от мрамора драгоцено насажденна и украшенна. Первоначалний же престоль (повествуют), яко цени не имать, от многих бо дражайших мраморов и каменей различних еще коштом Греческим есть соделан. Что же реку о павементе или помосте? Воистину удивлению великому достоин есть, како от различновидних, малих же аки боб штучок мраморних весь насажден, разния фигури, птици, цвети, риби и прочая животная изображающий. Многи суть, якоже рех, прекрасни костели, обаче иние от Греческих церковь превращенние. И та самая Греческая церковь (при ней же аз живях) Святаго великомученика Георгия превращенна есть и не вся по древнему Греческому правилу творит отправу свою, якоже и ми, но в многих разнствующе.Описание церкви Греческой, яже есть в ВенецииЦерковь Греческая есть зело лепотна отъвне и отъвнутрь, от единаго превеликаго тесаннаго составленна камени старинним расположением, ни единаго в себе имущая внутрь столпа, токмо вне мало, и верх точию един велик, цению лепотне покровен. Тамо Греки обикновения не имуть некогда приходити на утреню, аще би и в найбольший праздник, токмо на службу Божую и на вечерню. Тамо нищим в церкви не водно просити милостини, но един от чину церковних прокураторов есть поставлен, просяй, ходящи по церкви, на вся неделя в службе Божой, по окончании же раздавая иним, что повеленно, иже суть вьписаны в реестр церковний, невнисанним же, что хотя. В отправе церковной согласуют в всем з нами, токмо сим разнствуютъ: 1) на службе Златоустаго, егда служат собором, на первом входе, си есть со Евангелием егда речет диакон: «премудрость прости», вси единогласно поют: «приидете поклонемся и припадем к Христу», таже, входяще в олтарь окончевают и абие поют такожде сами и тропари; 2) прокимена не поют пред Апостолом, но чтет, иже чтет Апостол; 3) по Апостоле не поют на два крилоси «аллилуя», но на единой стране; 4) «Господи помилуй» и прочая к ектении всегда панамарь отвествует в олтаре; 5) «Иже херувими» на единой поют стране; 6) егда многолюдствие бивает в церкви, диакон не чтет Евангелия посреде церкве, но возлазит на катедру високо, идеже проповедь бивает, и тамо чтет, лучшаго ради внимания; 7) киноникь токмо на единой поется стране; 8) егда речет «вонмем» «святая святих», не отвещает абие понамарь: «един свят», но первее глаголет: «на помощъ всем побожним и православним христианом», таже: «един свят» и прочая, до конца. На вечерни, егда служат собором, сами священници поют «Свете тихий», егда же ни, то поет един на крилосе и не входит в Царские врата священник, донележе не услишит пришедшу солнцу на западь, не виходят насреди церкви пети ничтоже, ни стиховен, ни «Достойно», токмо на клиросех, всегда же един от них что либо нибудь поет, прочии же токмо гудут и творят в подобие некоего инструмента. Всенощное вкупе отправляют с вечернею, утреню же всегда в свое время; на всенощное же хлеби великие пекут, с медом и корением, и раздают всем, от велика даже до мала, ни единаго презирающе, яко в нас бивает. Един точию раз звонят на всякое набоженство: или на службу Божую, или на вечерню, или на утреню; в неделю и в инние свята в вся колоколы, по вся же дни в един. Токмо в великие зело свята звонят трижди: первий раз, егда идет священник на проскомидию, вторий, егда преносит дари, третий, егда глаголетъ: «с страхом Божиим и со верою приступете». В четиредесятницу на преждесвященной не чтут парамеов посреде церкве, но на крилосе. «Да исправится» поет седмичний в олтаре, а не якоже в нас, чтяй парамеи посреде церкве поет и «Да исправится». Поклонов творити но обикоша, токмо метание. На первой же недели поста, на павечерном каноне поклонов не творят, токмо крестятся, не вем чесо ради: или лепости, или стида, да не возсмеются Италиане. В пяток не чтут Пассии, токмо малое Евангелие, вместо же Пассии чтут часть от акафиста Богородицы, разделяюще по три икоси на пяток, чрез седмици, на повечерници; на месте же оном, идеже требе чести канон, поют ирмоси от акафиста с стихами даже до икосов, последи же виходит священник пред намесний образ Пресвятой Богородици и рече: «ангел предстатель послан бисть рещи Богородицы: радуйся», 3-жди, и чтет три кондаки и три икоси, последи же престает и поют клирици седмую песнь, с стихи и прочая до конца втораго пятка подобне творят, обаче три икоса и кондаки инние последующие священник чтет; третаго пятка паки инние три, четвертаго даже до конца окончевают. И тако аки един акафист чрез четири недели чтут. Обаче довлеет о семь и возвращаю ся паки к описанию Венеции, идеже мало помянув о лепоте костелов, обаче не могу их исповести, колико суть числом, суть бо премноги, и лепоти их подробну не исповедую, понеже не всюду посещах. Токмо се пишу, яко многие имуть святих Божиих мощи, тако Греческих, яко и Римских, обаче не целие, но малие части, и не показуют никому же. Суть же три токмо целие Святие Греческие, в Римских лежащие костелах, их же токмо трижди в год откривают и показуют, си есть на Воскресение, на Сошествие и в день их празднования. Первий святый именуется Иоан Милостивий, патриарха Александрийский, иже лежит в костеле, именуемом Sanct Ioane Bragula, на правой стране, в златой раце. Вторий святый именуется преподобный Сава, иже лежит в костеле, именуемом Sanct Антонин. Третий святый именуется Афанасий, патриарха Александрийский, учитель церковный, иже опочивает в монастире Капуцинском в церкви. И сего ради, славится Венеция: 1) основанием на воде; второе) лепотою и множеством прекрасних костелов и вежей; третое) множество мощей Святих Божиих; четвертое) лепотою и строением прекрасних полат и расположением улиц, в них непрестанно вода морская проходит; 5) яко от улици до улици суть каменние мости, лепотне устроение, прехождения рады, суть же числом всех шестьдесят шесть, кроме древяних, их же едва не толико изобрестися может. Есть тамо мост, глава всем мостом, именуемий Realto, иже есть толь долгий, и шерокий, и крепкий, яко много апотек, си есть комор купеческих, великих, цению покровенних, на себе стоящих имать; подспод же его корабле болшие преходят; 6) Венеция есть славна и честна разнствием купцовь, иже приходят тамо от различних стран и куплю деют, яко то от Греции, от Туркии, от Армении, от Немецких, Гишпанских и прочиих безчисленних стран; 7) Венеция есть славна и честна того ради, яко не сеет, ни орет, но всякое изобилие имать; 8) Венеция есть славна и честна множеством богатих и великородних бояр и людми, иже светлия и честния обикоша носити одежди; 9) Венеция есть славна и честна, яко в ней принцеп, или вождь всего Венецкаго панства живет и Вещь Посполита, на него же посмотрети с асистенциею сенаторов, си есть Вещи Посполитой, и ужасно, и преславное есть, что аз многажди видех. Принцеп ходить в порфири царской, от горностаев составленной, на главе же имеет златий рог, его же и в церкве не слагает; сенатори же егда ассистуют ему, тогда в червленних, егда же ни, то в черних; обаче всегда ходят в долгой одежде, яже именуется латински toga, яже прознаменует покой, Венеция бо всегда седит в покои, ибо ея не отважится никто одолети, того ради и печатуется нетленною девицею, яко ни от кого же есть пораженна; 10) Венеция есть славна и честна различними премудрими майстерами и художниками искусними, иже нигде не возмогут лучшие, паче их, обрестися; 11) Венеция есть славна и честна, яко имать премногое множество купеческих рядов и комор, в них вещи, каковие могут изобрестися в свете, продаются; 12) Венеция есть славна плацоль, или площедию, именуемою Святаго Марка: первое, яко шерокое, чинное, премудрое и прекрасное имать расположение; второе, яко чудесная и удивителная творятся на ней чрез все года время, кроме первой и последней неделы святаго великаго поста. Но довлеет о сем, понеже совершенно даже до последней вещи описати не могу, егда и времени, и труда, и паперу много приложити требе. Зде мало изявляю вещи, яже аз видех и я же суть в Венеции.Описание вещей, яже аз видех в ВенецииВидех пир, или банкет, его же сам Принцеп Венецкий болшим своим сенатором, и великородним бояром творит в учреждение в дни Празднования Господа нашего Иисуса Христа. Банкеть оний (якоже повествуют Венецияне) составляеть трижди в год, си есть: на Рождество, на Пасху и на зеление Свята, обаче всяк различним образом; на него же смотрети едва не вси грядут Венециане, невозбранно бо есть. Тамо и аз прийдох и узрех, еже не зрех от рождения моего, того ради и пером изобразити совершенно не могу, понеже ни оценити, ни распознати сложения вещей не уразумех. Се токмо глаголю, яко многия тисящи денег к составлению требует, от драгих бо вещей есть составлен, от них же суть нецие, яко ни обретаются в наших странах. На него же точию посмотрети есть удивително, честно и преславно, ибо не простою сочиненний яствою, но вся яства персонами сочиненна, еще же персонами приличествующими к ястве или питию, с подписами, разумно приложенними, или от истории, или от фабул рифмотворческих взятими, яко то Бахус, иже бяше бог пянства, яко то Венера, иже бяша богиня плодов земних, и прочая, сим подобная; еще же, кроме фигур человеческих, зверие, птици, риби, гори, дубрави, реки, источники и прочая безчисленная от ядомих вещей, аки живие, соделанна суть. Тамо аз долго присмотряяся, велиим удивлением чудяхся дозела. Довлеет толико. Прочее бо аз устне яснее вопрошающу мя исповести обещаюся. 2) Видех дивное творение (еже по вся годи бивает) в Баханалии, си есть в Мясопусти, пред Четиредесятницею. Еще бо за пять или шесть недель пред великим постом начинают шалети и бесноватися, дети, ходяще по улицам и по базаре, играюще, скачуще, поюще, закривающе лица своя машкарами и творяще скоки, игри, празнословия, смехотворения, интермедии и прочая, проч., проч., зело удивительная, тако от нищих, яко и от богатих, даже до остатнаго дне мясопустнаго. Пред запустами же, за шесть дний, сооружают от древа великую и лепотную структуру посреде пляца Святаго Марка, в подобие некоя полати, или вежи, всю малованну лепо, иже мнится, аки от камене мраморнаго составлена быти, на ней порохов и раций многое множество таинственно сокровенни суть, паления ради и показования многих огнев. По обою страну тоя вежи соделовают два театра, в творение деалогов и танцов на чпадах и прочиих действий. Окрест издалече устрояют полати, седения ради народа и лучшаго ради вядения. Сим же тако устроеним, изводят мясопродавци, повелением Принципа, трох или четирох волов и великим мечем всем от перваго до последнего, пред всенароднима очима отсецают глави, аки би закалающе на уготовление пиршества Запустнаго. Последи творят танци и штуки, по обою страну на оних театрах. Таже тайно вжигают сокровенние порохи и рации, на оной вишеписанной вежи, еже аки огнь с небесы спадший мнится бити с громом. Егда же скончается, расходятся к домом. Паки, по двою или трию днию, внутрь Принципова двора устрояют полати на седение народа, и сниходятся людий много. Изводят же вола, оцепивши за роги вервом и ведяще окрест издалече. Таже припущают псов, изученних хватати за уши, и творят дотоле, донележе живому отгризут уши. Таже изводят втораго, третияго и четвертаго и творят всем такожде, даже до девяти; десятаго тровят без верва, едина десятого привязуют до висящаго верва, посреде двора Принципова, дванадесятому целому отсекают главу и последи расходятся. Еже егда видех, аще и веселяхуся мнози, аз едва не плаках, видящи таковое мучение незлобиваго звера, от неблагословенной бестии терпимое люте, и слишащи вопл и рикание его ужасное и тяжестное, пронзающее утробу всякаго милосерднаго человека. Помянух бо аз грешний тогда, глаголющи в уме своем, яко зверь оний великия чести достоин, понеже ни един от инних в вертепе рождшемуся Христу Господу не сподобися служити, токмо он и подобний друг его незлобивий осел. Еще же разсудих, яко силою и трудом его сеем и собираем хлеб на воспитание жизни нашей и его самаго снедаем, не благодаряще Бога, еще избитотествуем зле, паче любяще сквернаго и лукаваго пса, нежели благопотребнаго и незлобиваго вола. Что глаголю любити, неции бо еще в любве и избиточествуют, ослепленни суще умом, целующе, седяще, вкупе ядяще и спяще, нищаго же ненавидяще и изганяюще из очесей своих. О безумения человеческаго! О человеков безумних! таковая неудобная и неугодная творящих! Но прейдем отсюду к инним вещем, яже видех в Венеции. Видех по вся дни (кроме Святой Четиредесятници) от великородних людий, тако полу женска, яко и мужеска, приходящих на всяк ранок и вечер на пляц Святаго Марка на видение штук и действий. Се же тою ради облекаются в машкарю, да не познаваеми будут родителми и други своими, безчестно бо есть тамо богату стояти и на оние игри и чудеса смотрети. Тако, аки на ярмарку, всегда народ мног, идеже и аз, едва не на всяк приходя день, видех многая чудесная, обаче не волхвованием, но наукою творимая. 1) Видех игрца с картами, иже известит на яку колвек кто замислит карту; второе, даст карту кому нибудь от окрест стоящих от среди пучка взяти и паки в пучок положити и помешает много разий, таже обратит лицем карти и яже притрафится на верху, глаголет тому, иже взять карту: аще твоя сия есть? отвещает ему: яко несть моя; он же полагает лицем на спод и рече, яко твоя есть и превратит лицем к горе и покажет ему пред очи пред всем народом, яко его есть; 2-е играют монетою сице: взимать от кишеня и ищисляет пред всеми, таже положить в ину руку и паки исчисляет и уже сотворит пятьнадесят; второе снедает кулю, взимает от палца и влагает ю в уста и мнится ю снести, вторую взимает от втораго палца и снедает , 3-тую взимает от маленкой палички и тую такожде снедает и взимает, идеже хощет: едину от своего носа, вторую от чуждаго, третую на поветре, и различне, различне якоже хощет творить. Видех паки обезян и псов учоних, различная штуки показующих. Чудесния органи и инструмента, но вси ово от Немцов, ово от Франции приходящии. Видех всю процессию и церемонию на юбилеуше творящуюся в Риме, в древяной скрини чрез оконца христаловие, показующих како папа Римский грядяше от своих полат к церкви Святаго Петра Апостола, и како своима рукама млатом толцает в двери церковние, отверзаше их, како присутствоваху ему кардинали, пелгримов и народа людскаго многое множество и прочая. Видех паки двох человеков силних, единаго от стран Римских, другаго же от Французских, в Венецию пришедших и различния показующих храбрости. Римлянин таковую показаваше силу: наливает цебер води полен и взимает от зема зубами, заложивши назад руки, и трусит тако, яко верху, глави его вода лется, таже помалу наклоняет главу и поставляет на землю; паки тойжде цебер, оцепивши вервом подемлет горе носом и держит як чрез впрую и полагает на землю. Паки две армати, едину на едином плечи, другую на другом положивше, держит; паки поставляет два седалища и на оних возлегает горе чревом, единаго дотикающися главою, а другаго ногами, верху же персей своих тром человеком возлезти и стояти повелевает и тако стоящих на себе держит, висяй главою и ногами на седалищах и никакоже угинайся до земля; паки подиймает человека з драбиною високо и держит на зубах; паки железное великое ковадло, тисящу фунтов в себе имущое, полагает верху персей своих, сам лежащи на земле, два же человеце всею силою великими млатами верху ковадла биют. Француз такожде силний, о нем же прежде рекох, таковия показа храбрости: 1) человека стоящаго на драбине возвишает горе и полагает верху зубов и держит и скачет; 2) паки бревно великое, яко троим человеком на плечах понести, верху зубов держит; 3) столь с потравами держит на зубах; 4) два цебря железними окованни обручами и наполнении водою повешает по обою страну креста древяна велика и держит на зубах; 5) вервь толстой, аки первий палец человеческий, преривает. Паки видех по шнури скачущих и чудесная творящих человеков и жен и прочая, и прочая игри и штуки различне делающих. И тако ми помишляющу и сетующу надолзе, яко не могох обрести корабля, случися ми тамо в семинариум Греческом (по воле Божественной) с единем от учеников разглаголствовати о путшествии, случаях, нуждах, о желании и намерении моем и советова ми, да пойду в отчество их на инсули морские, идеже есть волная Греция, си есть под принципа не под Турка належащая, сказующи, где суть тамо Святых Божиих мощи и како суть милосердны люде на путников и прочая. И показа ми купца Грека, иже тамо имеяше плисти от Венеции с товари, в кратком времени. И настави мя, да прошу его. Просих же, и той пренебреже прошение мое. Умислих же просити ктиторей церкви Греческой, да сотворят за мя ходотайство к оному купцу. И тако собистся (помощию Вишняго). Ходотаствоваша бо за мя и обещася мя взяти без отречения, токмо повеле ожидати благополучнаго морскаго времени. Аз же рад бих зело и благодарих Творца моего за таковую Его благостиню и призрение на мя грешнаго раба своего, яко не по моей, но по Своей пресвятой делает со мною воли. Аз бо желах пуститися в Далмацию, к граду Задре, идеже опочивают мощи святаго Симеона Богоприимца, и оттуду возвратитися к отчеству, Бог же посла мя в Грецию, но вем на каковий конец. Ожидах же уреченнаго времени, предъуготовляющи себе потребная на путь. Первой бо недели (по обичаю христианскому) Святой Четиредесятници предъуготовляхся к Божественним Тайнам и сподобихся, исповедавши грехи своя, причасником бити оних, и уже в всем бих готов на путь. Единаго точию не достояше ми и отчасти неприятно бисть, яко не имех никаковаго другаго сопутника себе. Се мне мислящу в суботу с вечера, в утрее, в неделю, рано на пляц Святаго Марка изшедшу и разсмотряющу, идеже книги и образи продают. Узре мя издалече некий странний старец благочестивий и мняше мя священника бити, понеже на главе моей священническую шапку виде, юже еще з Полши принесох, и ять мя нечаянно за руку и рече ми: «Здравствуй, господине!» Аз же, видев его, удивихся, како тамо прийде и каковим образом таковий инок, и отвещах ему: «Здравствуй, отче честный». И начат мя с радостию вопрошати, откуду есмь? Аз же рех ему, яко аз несмь ни священник, ни инок, точию един грещний простолюдин есмь. И рци ми: «Честный господине, что есть честность твоя и откуду прииде, и камо гряде?» – «Тебе бо первее рещи подобает, понеже честию и саном мя превозвишаеши». Он же, смирен и простодушен сий и ничтоже хотя утаити предо мною, вся ми изрече подробну, начен от рождения своего, сиде: «Азъ», рече, «есмь родом от стран Полских, от града Острога, от шляхти Гурских, от родителей благочестивих рожден и воспитан, близнец, от чрева матерня произшедый, един сий (умершим всем первий) последний, бдагодатию Духа Святаго, не вем, на каковий конец снабден остахся. Егда же родители мои состарешася, разийдошася с собою самоволно, бывшу мне тогда в двоюнадесять летех, и взять мя маты моя с собою, 1680 году, и иде в град Киев, бившу тогда тамо гладу, и пострижеся в монастире панянском в инокини, мене же постриже в иноки в Софии монастире катедралном, держащу тогда престол архиерейства метрополите Варлааму Ясинскому. Мати бо моя, еще прежде рождества моего, сущу мне в чреве, обеща мя Господеве, и тако по обещанию сотвори. Тамо точию рософор восприях, си есть малий иноческий чин, и жих точию тамо един год, в полатах самаго архиерея, под началом, и послуговах ему всегда до трапези и братии такожде, повелением его. Таже, егда повелением царя Российскаго взимаху на Москву учителей, взят мя един от учителей, сродник мой, с собою и привезе мя на Москву, и жих при нем полгода. Таже Стефан Яворский, митрополита Резански, взят мя до себе и жих у его под послушанием. Той ми даде мантию, диаконство и священство. Послеци, по прошению Калиста архиепископа Тверскаго и Кашинскаго, отпусти мя преосвященний Резански к ему, и тамо жих полгода. Тот благослови ми бить строетелем в монастире Духове, в граде Кашине. Тамо пребивах три года и построих церковь древяну красну в имя преподобних и богоносних отец нашпх Антония и Феодосия Печерских, старанием власним, денгами же, спрошенними и собранними от народа. Оттуду, по смерти Калиста архиепископа, взят мя благочестивая царица Параскевия Феодоровна и посла мя в Великий Новгород к преосвященному Иову, молящи чрез писание, да посвятит мя игуменом на оное место, идеже в eи маетностех недавними времени явися, Бог весть откуду, чудотворний образ Святителя Христова Николая. Тамо, повелением оная вышеписанния царице, помощию Святителя Христова Николая, денгами же паки, якоже и прежде, чрез прошение от народа собранние, построих монастирь и собрах братию даже до двадесять и четирех человек и живях три года, хвалящи Бога и Его угодника Святителя Христова Николая и пасящи стадо Христово. По триех же летех, преосвященный Иов Новгородский взят мя оттуду и посвяти мя архимандритою на Великие Луки. Тамо такожде пребивах три года, оздобляющи монастирь, церковь и вся потребная. По смерти же преосвященнаго Иова, царевич Алексей Петрович взят мя на болший степень в монастирь Тихвинский. Тамо многим трудом и прошением милостини устроих чудотворную икону Пресвятыя Богородици златом и предрагими каменми, яже по воздуху ангелами от Цариграда бяше пренесенна и три года стояше неукрашепна. Тамо жих 4 года. Таковое мое житие, не вем чесо ради, или зависти ради и лучшаго ради терпения, или на каковий инний благий конец, попусти Бог многим возненавидити клеветником, иже многажди и многим образом многа ложная клевещуще на мя пред Его Величеством Царским Петром Алексеевичем, Императором Российским, великую ми наводяху скорбь и печаль, юже на Господа возвергох, молящи, да Той мя препитает и по печали радость дарует. Последи, видя аз, яко не умаляется, но паче растеет, и разсмотрев, яко богатство и слава, чини, престоли, господствия, начала и власти, вся сласти мира сего ничтоже суть едина, точию суета суетств, скорбь, гордость, ненависть, тщеславие и прочия безчисленния раждающая грехи. Сего ради, 1720 года, оставивши начало, чести, богатства и имения, яже имех, и бежах в полунощи, Октоврия 24, в власть Полскую, в страни Литовские, единаго спокойнаго житию своему ищущи места, но не обретох; аще бо и обретах, то таковие, еже болше телеси, нежеле душе ползоваху. Тамо паки оставиша вся имения собранная, бежах в страну Волоскую, и тамо такожде много живущи на разних местех, аще и ради бяху мне людие, обаче аз не рад, понеже не имех спокойнаго душе моей жилища. И тамо паки оставляющи многажди и от места на место преходящи и хотящи утаитися от слави человеческой, не могох. Таже, напоследок, лиших вся в вся и обещахся путешествовати по свету, посещающе святыя места, дотоле, донележе таковое обрящу место, идеже би мя токмо Един знаяше Бог и аз Его». Таже ми сказа вся, поряду, како посещаше мощи святаго великомученика Феодора Тирона, лежащие в Сербах, в монастире Опове, и святаго Симеона Богоприемца, лежащаго в Далмации, в граде Задре, и како шествоваше к Бару граду, идеже мощи Святителя Христова Николая опочивают. Паки, како дойде до пресловутаго града Рима и како тамо, бяше на трапезе у самаго Папи Римскаго Венедикта тринадесятого, и како ему служаше, и како его держаше чотки в своих руках и целоваше, и благослови и отпусти с честию. Паки, како оттуду возвратися и како дойде к преславному и прекрасному граду Венеции, и како с мною совокупися, и прочая. Видящи аз его добронравна и простодушна и любовна, и ему вся исповедах: како путешествовах, где бих, како семо прийдох и камо ити хощу. И ради бихом, яко Божиим изволением сице сьнийдохомся с собою, и дадохом слово, да не разлучаемся, но да совокупно в любве пребивающе шествуем вькупе, аможе аще Бог наставит ни. Он бо мною доволен бяше, аз же им, понеже видя его человека смиренна, благоразумна и свята и доброе имуща житие, видех бо на нем вериги железние, пятьнадесят фунтов ваги имущие. И вопросих его, и рече ми, яко еще от млодих лет наложи на себе и вместо парамона иноческаго носит на обнаженном телеси своем, терпя жестокое гризение его, яко на кожи его един по единому раждающися струпи незгоеваются никогда же. Паче же того любит нестяжание и нищету; прийде бо к Венеции и кленущися крестом святым, рече ми, яко ни единаго и малейшаго не имеяше пенязя, кроме малаго окруха от хлеба на воспиташе жизни своей. Советовах же ему да идет к церкве Греческой и просит от ктиторей милостины, понеже и мне многу творяху и всем творят православним. Бе же тогда день недельный, и тече воскоре со радостию, не тако взяти ради милостини, яко паче слушания святой литургии. И прийдохом, и поклоншися образам, идох и молихом старших от церкве, да сотворят милостину убогому и странному старцу, и обещаша. Таже по вислушании служби Божой дадоша. И не разлучахомся с собою и жихом в шпиталю Греческом, ищуще себе совокупнаго корабля. Идохом же и молихом онаго купца, иже мя обещася взяти в Грецию волную, си есть в Кефалонею, и не хотяше, и паки просихом, но весма отметашеся, понеже имеяше зело отягощен корабль людми и товари. Аз же с честним оним вишшеписанним иеромонахом Рувимом недоумевахом, что творити, понеже не хотехом со собою разлучитися, корабль же онаго купца хотяше отплисти воскоре, и молихом всемогущаго Господа, да Он Сам нам вся устроит блага.1725 год. Рувинео, море, Ленсина, Корфус, Кефалонея, Закинф, Хио, Солунь, путь на Афон, Афонская гора, Изограф, Хиландар, Симен, Ватопет, Ставроникита, Котлумуш, Ивер, Каракал, Лавра, Дионисат, Симопететра, святаго Пантелимона, Ксеноф, ДохиариуИ се обретеся тамо некий человек капитан, Сербской вери, именем Вуколя, иже егда уведа нашу нужду и желание, многое над нами показоваше милосердие и ходотайства к некоему великому болярину в Венеции, иже обладает кораблями, просящи, да укораблит нас в Корфус, идеже опочивают мощи святаго Спиридона Тримифунскаго чудотворца, да оттуду возможем пойти в Кефалонею. Сказахом же, яко еще имами желание (аще Бог изволит) пойти в Иерусалим поклонитися Гробу Христову, и ради бяху о словесех наших. И тако, за ходотайством онаго Вуколи Сербина, оний вишеписанний Венецкий болярин написа карту к едину корабленнику купцу, под его сущему властию, таковую, яко не точию да би нас взял во корабль безмездно, но да би отчасти и кормил, обещаяся ему нагородити, и отсла нас к ему с единем значним человеком в неделю в вечер, Февруария последнего числа. Тот же корабля властелин абие с единем слугою посла нас в корабль и нощевахом тамо. Заутра же, в понеделок Марта 1 числа, пребивахом таможде, неисходно от корабля, ожидающе исхода корабля, понеже бяше ветр противен и не могохом плисти, и спахом тамо. Таже в полунощи, Божиим изволением, возвея ветр помощен и вси снийдошася в корабль и отплихом, уже начинающуся дню, даже за предградие места. И бисть Марта 2 числа, заутра, в второк, тишина велия, яко не могохом плисти, и тягнуша корабль, оцепивши вервами, в лотках малих, веслами гребуще, и не можаху, двоих ради вещей: первое, яко спаде вода и касашеся дна судно; второе, яко отягощен бисть многими вещми. И тамо стояхом даже до нощи, ожидающе прибития ветра и води. В нощи же возвеявшу ветру малу, начахом плити по малу и пустихомся на глубину морскую и пловохом два дни и две нощи, си есть чрез среду и четверток, осмьдесят миль, и пристахом к некоему граду, на брезе морском стоящому, ему же имя Паренса. Тамо замедле корабля началник чрез два дни, пяток и суботу, ово ветра ради, овоже купования ради некиих вещей. Ми же, видящп патрона корабля ничто нам к ястию не дающа, аще и приказ имеяше, изийдохом со честним моим сопутникомь иеромонахом Рувимом Гурским, прошения ради милостини, испросихом, помощию Божиею, пищу доволну к препитанию некиих дний. Таже, Марта седмаго, в неделю, рано возвеявшу ветру мало помощну, плихом воскрай брега морскаго, к другому еще значнейшому граду, именуемому Рувинео. Тамо слишахом о мощех, лежащих в костеле Римском, Святия великомученици Евфимии, прехвалной девици, и потщахомся воскоре изийти ис корабля в град, и идохом в костел и просихом тамо началних священников, да покажут нам, понеже всегда суть затворенни, и не хотяху, понеже Римляне мощей святих Божиих не обикоша показовати, найпаче же Греческих. Точию слишахом се, яко сама в раце морем от Халкидона припли. Видехом же гроб, идеже лежит, и чудеса много творима, и окрест ходяще многа народа и лобизаюше его. Сподобихомся и ми грешни поклонитися и целовати. Замедле же и тамо корабль два дни, понеделок и второк, и просихом милостини, якоже и в первом, обаче более смеющих, нежели дающих обретохомь; неции бо нарицаху нас сизматиков и инии же геретиков и не хотяху давати. Оттуду отплихом в среду рано, Марта 10. Случижеся тамо случай таковий: яко инок мой впаде в глубину морскую, яко на пять сажней, лезучи в корабль, аз же вскричав, мня его погибшаго бити, но Бог чудна дела творит. Егда бо, рече, призвав тамо, внутрь моря, умом Пресвятую Деву Богородицу и великаго Чудотворца на помощь, абие вздвижен, аки руками, и вознесен бисть верху води, и ях его аз за рукав одежды его, взвлекох его в целосты, держаща под пахвою согненную рясу и чотки в руках. Да не в забвение пойдет, и се глаголю: яко изшедшим нам на море перваго дне и пловуще на самой превеликой широте и глубине его, видехом точию небо и воду морскую, и мнится бити, яко весь свет затопе и несть ничтоже, кроме води и неба. Сице от превеликой широти мнится бити, яко ужасно и смотрети, найпачеже не бивающим на нем; но, Божиим смотрением, понеже бисть тишина, не вредяше ничтоже. В утрее же, егда возмутишася волни на море и начата, носити и колебати корабль дозела, яко множицею вода вливашеся в корабль, и бисть страх велий, но не всем, найпаче же мне, первий раз сущему на море. Возмутися же ми сердце и завратися глава, яко едва не одурех, не можах бо ни внутрь, ни верху корабля седети, одмлевающе и (прости ми, разумний читателю) не могий стерпети, блевах пятерицею до зела тако, не имий чим, едину некую зелень, аки желч, испущах. Аз убо воздихах, друзии же смеяхуся, глаголюще, яко не бойся, будеши последи лучше здрав, нежели прежде, и немощен тогда бех чрез весь день. Иноку же и сопутнику моему, отцу Рувиму, не бисть ничтоже, токмо мало болезноваше на главу, якоже бо он уже по мору плаваше, еще в Москве живущи. Последи же, егда отпусти ми мало, глаголаху корабленници, яко всякое море от натури своея не может в себе ничтоже нечисто держати, аще бо би кто имел трутизну пятолетну, или десятолетну, или Бог весть како застарелу, найпаче же тот, иже не бивал, егда пойде на море, вся измещет и будет здрав. Паки море не любит грешна человека, найпаче в грехах смертелных сущаго; того ради все християне, имущии плисти морем, аще не причащаются, то поне исповедают грехи своя. Таковая аз чудная и дивная слишащи, видящи и сам на себе дознавающи, аще и вся тогда веровах, аки юн и скудоумен, но последи по времени уразумех, яко сие более бывает от колебания и непокоя, якоже зрим блевающих отрочат в колисках и великих от колихания оморочающихся. Паки видех иного дне птицу, падшую на корабль, ей же имя синица, яже не можаше прелетети широти морской, седе на отпочивание, юже аще и изгоняху, не отлете, донележе не препочи доволно. Сия аз видех почудився много, яко и птици знают свою смерть и боятся. Се же не единожди, но и множицею видех и прославих Бога за премудрое Его творение. И тако пловущим помалу, но бивающу ветру добру, продолжищася дни многи и уже не имущим нам, что ясти, Марта 13, в субботу, печаловахом, беседующе и просяще Вседержителя, да свое о нас грешних устроит промишление. Бог же, человеколюбив сий и милостив и не хотяй зла никому же, услиша молбу нашу. В неделю бо, Марта 14, творящим нам обичное наше моление, носим бисть корабль непостоянними ветры, видехом же издалече град прекрасен и рехом, яко аще би милосердие Божие било с нами, даби нас принесло к оному граду, да возможем испросити милостиню на пропитание. И се внезаапу возшуме ветр от страны и заврати корабль к оному граду, и тако, аще и не хотяше властелин корабля плисти, тамо припли. Богу тако чудодействующу нашой ради нищети, не хотя уморити гладом творения рук своих. И изийдохом из корабля в град и просихом милостини даже до вечера и испросихом доволну (буди слава Богу) на препиташе нколиких дний. Есть же тамо монастирец мал святия Параскевии, в нем же иноки Греческие живут, и посещахом оний и дадоша нам малу милостину, и благодарихом Бога, яко уже начахом в благочестивие входити странни. Оттуду заутра, в понеделок, Марта 15 числа, отплихом. Пловуще же видехом многии прекрасние острови, гори и холми, на воде посреди моря стоящие, с гради, и веси лепотними, на иних же пустелники на уединении спасаются. Плихомь же благоутишно чрез весь той день, в нощи же возвея ветр противен, бурен и жесток зело и ношашеся наш корабль, аможе Бог хотяше, и уже отчаяхом жизни нашея, множицею бо вливашеся вода внутрь корабля. Ми же с иноком, малодушни будуще, плакахом, воздихахом, ожидающе смерти, возивахом же к самому Христу Господу, да спасет ни, паки Святителя Христова Николая и многих святих угодников Божиих, да свободят ни от потопления морскаго. Тогда воспомянухом, Богом движими, Царствующаго Пророка сложенние усти словеса: «низходящие на море в кораблех и творящии делания в водах многих, тии видеша дела Господня и чудеса Его в глубине». Помянухом же тогда и оное присловя простое: qui nescit orare, ascendat ad mare, то есть: кто не умеет молитися Богу, нехай шествует чрез морску дорогу. Тогда воистину, аще би кто писал, како утопающий призивает Бога, како молится, аще би неравние, то подобние Златоустому услишал молитви, видимая бо смерть страшна есть, якоже и намь бисть. Таже, нощи уже кончащейся и начинающуся дню, в второк, Марта 16, паки воспят к томужде граду, именуемому Ленсина, Божиим Промислом принесении бихом, аще и не хотехом, но хотехом, понеже Бог тако благоволил есть. Тамо замедлехом целую седмицу, даже до понеделка, неблагополучних ради часов и неспостоянних ветров и мокроти дождевной, отчасти же Свят ради Римских, си есть Воскресения ради Христова, бившаго тогда в неделю Марта 21. Просихом же исперва милостини, но малу обретахом, отчасти убогаго ради народа, отчасти же, яко дадоша еще исперва тамо нам пришедшим. И недоумевахом, что творити, не имущи сокровенних денег, еже бо что испросихом, то и снедохом, на путь же не могохом собрати хлеба. Идохом же тогда, Марта 21, на Римское Воскресение, на наше же Вехание Господа нашего Иисуса Христа, к церкви Греческой на святую литургию, и бившии тогда тамо благочестивии християне от Греков и от Славянов сложившися дадоша нам милостину осмьнадесять медниц, и благодарихом Бога за промишление Его о нас и идохомь на торжище и не обретох купити на препитание хлеба, понеже (яко же рех), дни праздничние бяху у Римлян. Идохом же отай внутрь дома единаго хлебопродавца и купихом за все пенязи, еже имехом, и идохом внутрь корабля и седохом, ожидающе времени благополучна и просяще от Христа Господа ветра полезна путешествию нашему. Заутра же, в понеделок, Марта 22 рано воставши от сна, не хотехом ити в град, понеже многажди всуе ходихом и возвращахомся, и седехом внутрь корабля, обичное свое творящи моление. Бог же паче пекийся о нас, нежели ми сами о себе, внемли, благий читателю, внемли, что сотвори с нами. Егда же Греци, изшедшии от онаго корабля на слушание служби Божой, возвратишася воспять, принесоша тридесять медниц милостини, от некоея благочестивия грекине присланние, еже ми восприяще радовахомся о Господе, видящи промишление Его на ни, и на того всю свою надежду полагающи. Таже помале возвея ветр благополучен и отплихом тогожде дне, с помощию Вишняго, и плихом день и нощь благополучно, аще и малим ветром. Заутра же, в второк, Марта 23, плихом до полудне добре, последи же внезаапно возвея ветр противен, силен и шумен и едва не преврати корабля. И се видехом недалече на стране остров велик, на нем же бяху прекрасние гори камение, с древеси, окрест стоящие; внутрь же его входит вода от моря. Тамо вбегше, помощию Божиею, спасохомся от потопления и стояхом даже до вечера. Ми же с сопутником моим, честнейшим иеромонахом Рувимом, изийдохом ис корабля на остров и ходихом едва не окрест и на верх гор, разсмотряющи красоту и лепоту его. Лепота же его бисть такова: окрест води, вне и внутрь все стоят гори и холми, прекрасними древеси украшенние, древа же не простие, но все ово кипариси, ово яловец, ово древо бобковое, ово рожки турецки и протчие, их же имени не вем; на земли же мало каковое ростет инное зелие, точию леванди премногое множество, яко и пройти за нею едва мощно, се же того ради, яко тамо земля на ню плодовита до зела. Обретохом же тамо неколико каплиц Римских, но пустих, и сокрихомся в едину от дожда, и обретше внутрь ея огнище и собравше дров много, сотворихом огнь велик и греяхомся, приседяще, даже до вечера. Но прости, благий читателю, сотворихом бо великое угодие тамо грешним своим телесем, паче же аз моему, грешнейший и окаяннейший паче всех человек, подобне аки в баны пекуще и жаряще его с великим услаждением. Таже в вечер прийдохом в корабль и нощевахом. Не бисть же нам сладчайшой нощи никогда же, паче оноя. Отсюду яве познати можем, яко баня есть великое угождение плоти человеческой, аще великое угождение, то и грех велик. Добре бо написаша Отцы Святыи в Номоканоне, яко баня есть вторий блуд, и прочая. Заутра же, в среду, Марта 24, аще и тишина бисть, обаче, понеже не бяше ветр помощен, стояше корабль, и в четверток такожде. В пяток же, Марта 26, аще и зело мал бяше ветр, обаче, понеже омерзе стояние, пустихомся в путь и плихом зело по воле. Таже внезаапу возвея ветр противен, яко отнюд не могохом плисти, и возвратихомся паки на место первое и нощевахом тамо. Заутра, в Великую Суботу пред Воскресением Господа нашего Иисуса Христа, Марта 27, начахом печаловати дозела, многих ради вин: первое, яко толь многое погубихом время и конца не достигохом, неблагополучних рады часов; второе, яко многие нас ненавидяху в кораблы, именующе нас влачащихся в свете без потребы; третое, яко гладом изнуряхомся дозела, неимуще где испросити, ниже за что купити. Се точию благоприятно бисть нам, яко глад нам в пост превратися, яко случися в Великий Пяток, не имехом бо ничто от ястви, аще же и имехом би, не би ядохом. Обаче о будущих днех имехом попечение, яко дны праздничние Воскресения Христова приближахуся и не имехом церквы, идеже по христианскому обичаю возмогли отправити набоженство свое. Слишахом же на том острове недалече, яже 8 миль, отстоящую весь, советовахом с собою, да идем в ню, испрошения рады милостины и набоженства, мняще тако благочестивую обрести церковь. Молыхом же началника корабля, да повелит ни извергти на брег, и повеле без отречения. Пойдохом же помалу к вишшереченной веси в суботу, Бога призвавши на помощь, но зело изнемогахом на пути, ово от неядения чрез два дны, ово от отягощения вещей, ово от жестокаго и твердаго пути и остраго каменнаго претикания, и прешедще еще пред вечернею, званны быхом от слуги его к властелину веси тоя, иже вопросивши нась: откуду есми, и видевши патента нащы, прият нас благодарственне и представив нам трапези. Обаче искушение прияхом, благий читателю, от Бога ли, или от диавола, поставиша бо нам яйца, уготованние бившой тогда Великой Суботе, обаче не ядохом, Богу нас сохраншу, аще бо и чтохом в Писании (представляемая вам ядите, ничтоже сумнящеся) но никакоже дерзахом, поминающе себе Господа нашего Иисуса Христа, иже в дны тия не яде, ни пия, еще в горком страдании душу свою положи за ны, дадохом бо вину неядения нашего, на нюже Дух Святый умудри нас. Они же взяша воспять яству оную и повелеша поставити риби мало, хлеба и вина, и снедохом в славу Божую, благодаряще Его яко сохрани нас от греха. Еще оний властелин даде и на путь нам хлеба мало и отпусти нас со миром. Бисть же вечер и не могохом паки к кораблю возвратитися, идохом по селу, просяще милостини, но зело малу обретохом, вси бо показовахуся бити скудни и убоги, найпаче в хлеб и денги, точию вина много, от него же и нам даяху. Пришедшей же нощи, упросихомся у единаго человека добра, иже прият нас благодарствене и учреди вечерою и питием доволно и положи нас на одре, на нем же сам возлегаше. Молихом же полагающеся, да возбудит нас Господь в нощи на молитви, понеже бисть праздник Воскресения Христова, церкви же не обретохом нашея, ни людий, уснухом твердо. В полунощи же явися старцу моему, отцу Рувиму, некий муж честен, брадатий, в иноческом образе, в подобие преподобнаго Феодосия Печерскаго, иже бодну в ребро его и глагола: востани. И абие воста и мене возбуди, и отправихом моление наше, якоже разумехом, имехом бо полустав великий и пехом все правило Воскресению Христову и целовахом первее крест святый, таже друг друга, по обичаю христианскому глаголющи: «Христос воскрес», «воистинну воскрес». По окончании же правила уже не спахом, но ожидахом дневняго пришествия, хотяще паки к кораблю скоро возвратитися, бояхомся бо, да не оставивши нас отъйдет, егда возвеет ветр благополучен. Того ради абие начинающуся дню отидохом. При отхождении же нашом господарь целовася з нами, опровождающе нас, понеже зело любим человек бяше, аще и Римской веры, и даде нам на путь вина и оливи, и возложивши вещи наши на осла, облегчения ради и скорейшаго хождения, отпусти нас с честию, пославши и сина своего з нами. Аще же и скорбно нам бисть, яко едва не всуе ходихом, обаче на Господа возвергохом печаль свою, паче же Христа ради воскресшаго веселихомся. Слишахом же тамо в селе от старих людей достоверну и чудесную вещь сице. Суть тамо на томь острове гори великие и високие, между ими же едина височайшая всех и имать три водруженние на себе крести древяние, на нюже ми, прохождения ради, возлезше с велиим трудом и страхом, с трудом, понеже зело висока есть и неуглажденна к хождению, со страхом, понеже многие пещери видехом змиевие и бояхомся да не вьпадем в беду, но Божею помощию, не случися видети ни единаго. Егда же возийдохом на верх, видехом оние крести и лобизахом я. Вопросихом же онаго стараго человека, в него же нощевахом: «что суть оние крести и гора?» И рече нам, яко еще слиша от прародителей своих, еже и доселе славится, яко в селе оном, еще в ветхие времена, все Еллини живяху, и егда разийдошася по жребию Апостолы в мир благовествовати, случися Святому верховному Апостолу Павлу, грядущу в Рим на мученичество, ити чрез оную весь. Тогда людие, тамо живущии, молиху его, да свободит их от змиев, иже тамо во горах живуще, многия пакости деяху, поядающе детей и уязвляюще людий и скотов. Помолижеся Апостол Христов, и от того часа не точию престаша вредити, но еще утекают и боятся; в знак же и в будущое незабвение чудесе онаго, водрузи и крест своею си рукою на оной вишшереченной горе. Таже, по отпадении Рима от Святия Соборния Церкве, Божиим попущением бившу тогда мору, вси тамо измроша Греки, едину токмо или двоим заставшим. Таже последи населишася Римляне, иже живут и доселе, Богу и Папе Римскому ими обладающу. Оттуду ми возвратившеся, славяхом Бога, яко обретохом корабль, еще стоящий на месте и не отшедший. Стахом же тамо на брезе, при единой каплиде, при ней же и вода сладка обреташеся, ожидахом милости Божией свишше, да припловут ко нам корабленници и возмут паки с собою в корабль, но чаяхом бо, даби восприяти бихом, понеже со вещми отъидохом и со благодарением. Бисть же тогда первий день Светлия неделы, си есть Воскресения Господа нашего Иисуса Христа, и не хотехом да без варения в толь великий праздник пребудем, аще бо и в вся дни сухоядением жихом, понеже поминахом себе, како родителие, сродници, други и вси православние християне в дны тия торжествуют, пиршествуют, ядуще, пиюще и поюще в славу Христа воскресшаго. Нарвахом же и ми зелия, еже просте именуется кропива, и уваривши оную, покропихом елеем и ядохом в славу Божую и наситихомся. Имехом же мало и вина, еже принесохом в тиквици со собою от села, и растворивше с водою, пихом доволно яко довлело чрез весь день. Заходящу же слонцу, припловоша к нам на брег корабленници взятия ради води и обретше нас, сожалишеся, слишащи от нас о нашей нужде и суетном нашом труде, и взяша нас со собою в чолн, привезоша в корабль и нощевахом тамо. Заутра же, в понеделок, Марта 29, паки начахом оскудевати в хлеб, мало бо принесохом со собою от села, и молыхом капитана корабля, да продаст нам от сухаров, дающе ему пенязи, он же устидеся от нас брати или не хотя, даде нам по милости своей, яко на два дны прекормитися. Ми же, взявше оние сухари, благодарихом Творцу нашему, яко чудесне и нечаянн промишляет о нас, и на Того всю свою положихом надежду. Да не будем же ненавидими всегда в корабли чрез ону непостоянну фортуну морскую, седяще и да в безмолвии возможем творити обичное свое правило, изийдохом далече, яко за полпоприща отстоящий от корабля, на един малий, зело обаче прекрасний холм, на нем же каплица в имя Святителя Христова Николая, от камены созданна, стояше, и образ его. В нем тамо вселшеся, жихом, аки пустинници, сухарами оними, иже даде нам началник корабля. В второк же в вечер, Марта 30, помишляющим нам, что будем ясти, понеже окончевахуся сухари наши. И се абие, по Божию смотрению, два корабля велика припловоша, противним загнанны ветром в той же загон морский, идеже и ми бихом. Тогда ми пойдохом к ним просити милостини, и дадоша в едином сухаров, в другом же фасоле, и возвратихомся паки на он островец в каплицу, благодаряще Вседержителя за презрение Его о нас. И прибивахом тамо, ожидающе и просяще от Господа благополучнаго пути нашему времены, кормихомжеся оною фасолию, варящи ю в морской воде, аще слана и горка бисть, терпехом бо Христа ради понеже не хотехом просити от корабля, да не стужаем им; пити же от моря не могохом, но избирахом по каменех, ходяще верху холма онаго и смотряще, где би мощно обрести мало води, от роси или от дожда когда спадшой, и пихом. Удивляхужеся нам зело корабленници, како ми тамо и где обретахом воду и почто не просихом у них. Оттуду в четверток, Априля 1, пред захождением слонца, по Божию смотрению возвеявшу ветру помощну, отплихом и изийдохом на самую глубину и широту морскую, не видяще ничесоже, кроме небеси, води и своего си корабля, мнится бо, яко уже весь свет водою затопе. Видехом верху води вискакующие и превращающиеся превеликие риби, иже тамо именуются делфины, си есть свине морские, от них же величеством един бяше в долготу, яко пять сажней, или вящше, в толстоту же, аки вол. Именуют же ся свине морские того рады, яко все подобие и натуру имут такову, яко свине: глава свинная со ушима и писком таковимжде; егда же превращаются, тогда сопуть, или стогнуть, аки свине. Тако ми широтою и глубиною пловохом в четверток нощию, пяток и суботу до полудны. Таже возшуме буря велика и ветри непостоянние и едва не преврати корабля, и носими бехом даже до вечера, аможе не хотяхом. Тогда возивахом к Богу и к угоднику Его великому чудотворцу Спиридону, к нему же грядяху на поклонение, да избавимся от треволнения морскаго. Тогда аз унивах сердцем и полумертв бех и (прости ми, благий читателю, да истинну реку) не могий стерпети дихания и фортуни морской, блевах с болезнию трижди, зело бо есть трудно небивающему на нем шествовати морем. Сидевим наводнением и бурею носими бехом в суботу до вечера и чрез всю нощь. Заутра же, в неделю Фомину, Априля 4, утишися мало, ветром же чуждим пловахом, иже не просте, но от страны дишаше, странный бо, или боковий ветр тамо именуют быти чуждым. Таже, яко пред полуднем, возвея ветр прост и благополучен, им же плихом чрез весь день и чрез всю нощь, и в понеделок, и в вовторок, и среду мало рано. Таже возвея ветр противен, силен и шумен, иже всячески возбраняше плисти к граду Корфусу; бисть же недалече, точию за 20 миль отстоящь. Ми же множицею сопротивляющеся и не хотяще всячески завратити корабля, егда бо бихом завратили, понесло било нас или воспять к Венеции, или Бог весть камо, бисть бо буря велика зело. Таже, зашедшу уже слонцу, едва с велиею нуждою приплихом и стахом воскрай острова велика, под власть Корфуса града належащаго. Тамо вергше котвицу, нощевахом. Видехом же на всем том острове стоящие прекрасных много гор, долынь, семеней, поль, весей и садов маслынных, и удивляхомся, яко Бог веру нашу православную на благой, мягкой и плодовитой посаждает земле: прежде бо в Италии, в Гишпанеи и в Ерманеи егда шествовахом, все видехом гори каменние, идеже с нуждею семена своя всевают. Тамо же вси гори мягкие, ископанны и поораны, и насажденны всякими благи толь прекрасно, яко всякому взирающому на ны, усладиты может очеса, мало бо зело обретается верху гор каменя, точию внутрь сокровенные. Бог тако устрой, потребы ради. Сий же стояху на томжде едином острове, на нем же и град Корф, и бита нам одесную, ошуюю же недалече стояху иние еще болшие гори и уже належащие под власть Турецкую, на граници стоящие, не на острове, но на брезе земли великой, но уже не таковие, каменистие бо и великие на себе имуть снезы. И биша нам гори сюду и сюду, путь же помежду их предлежаше. Тамо на оный остров к весем зело изийти желахом, понеже зело гладны бихом и не имехом что ясти, чаяхом же тамо милостину к яствию испросити добру; но понеже бисть вечер и никто же ин хотя на землю изийти ис корабля, молчахом же и ми и терпехом Христа ради, ожидающе до утра и чающе на ни человеколюбия Божая. Бояхомбося более началника корабленнаго просити, понеже познавахом ему бити нас омерзевших и его криво нас усмотряющое око, того рады, понеже он от Римской бяше вери, ми же от истинной Греческой православной, того ради они нас тако любят, яко волк агнца, зрети же нас тако терпят, яко соль в очесех, и, веру ми ими, благий читателю, яко паче жида или турка любят: бяше бо тамо в томжде и едином с нами корабли един жидовин, и разглаголствоваху всегда с ним любезне и даяху ему часте ясти от хлеба и пити от вина, нам же никогда же, кроме тех сухаров, их же чрез полтора месяца даде нам властелин корабля двоицею или третицею, ими же с единою их растворяюще и ядуще водою, и то с ощаденем и воздержанием, кормихомся. И ей истину ти глаголю, благий читателю, яко чрез все путшествее наше негде неслучашеся таковой терпети нужды, яко тако, найпаче в ядении. Того ради и всякаго християнина, Греческую добре содержащаго веру, перестерегаю, любве ради Божия и ближняго: аще кому, подобне, якоже и мне, случится где шествовати по море в кораблы, или да не идет вкупе с Римляны, или да терпит поношение и всякую нужду Христа ради, или да всегда имать с собою сребренныки, тии бо многа творят блага человеком. Аще же кто не послушает моего совета, то подобне постраждет, якоже и аз, или горее. Но не удивляйся сему, правоверной читателю, изначала бо мира никогда в мире не бисть Церковь Христова, но всегда гонима, иногда от идолопоклоник, иногда же от неверних, иногда же от еретиков и иних врагов, иногда и от своих величавих и високомудрствующих Латинов (Богу премилостивому терпящу), но никогдаже ни от кого же преодоленна бивает, ниже будет (чаю и чаяти должны если от Христа Спасителя нашего на ню заступления), стоит бо недвижима, аки гора, красится красотою, аки невеста, сияет в сем мире, аки слонце, светя на благия и злыя, пребивает тверда, аки адамант, процветает яко крин посреде терния, горит всегда непрестанним пламенем любве, яже к Богу, Его же никаковим видом всякие еретичествующих ветри угасити не могут, но еще паче возжигают, и тем болший любве Божия разширается огнь; никогда смущается, всегда веселится, победну воспевающе песнь. Обаче умолчу прочее (аще и тисящние Церкве Святой возможно восписати похвалы), да не показуяй буду ясно перстом в полудны слонце, си есть да не возмнюся тебе явитися учителемь, вся добре знающему (се же к разумним глаголю). Аз един сий скудоумен, к тому же и млад, сам еще учитися и ползоватися желающий. И тако ми при оном прекрасном вишшереченном острове пренощевавши, и заутра рано воставши от сна, в четверток, Апреля осмаго числа, возвеявшу зело малу ветру благополучну, извлекохом котвицу от воды и начахом плисти. Но по малем времени паки воста ветр противен, обаче не тако силен, яко вчера, корабль же не преставаше от плавания, но якоже можате сопротивляшеся. Таже сотворися тишина велия и не можаше плисти корабль, ми же печаловахомь, яко гладны бихом и не имехом отнюдь ничесо ясти. Молыхом Владику и Бога, да ноне во вечер ко граду прибити возможем, но никакоже, носими бо бехом сюду и сюду пред оним въездом, помежду горами, сопротивляющеся ветру, но не могохом. Еще есть там островец мал, каменный весь, и иние камение во воде лежащие посреде пути, и бояхом, да не нисет и розбиет корабля, к тому же и дождь бисть. И тако совративше мало от пути в загон и вергше котвицу, нощевахом, яко за 10 или вящше миль от града отстояще. Таже, во пяток, Апреля 9, зело рано, возвеявшу ветру малу, точию помощну, извлекохом котвицу от води и пустихомься к граду, и Божиим изволением приплихом о полудны, идеже вергше котвицу под градом, оставихом корабль и вещи своя в нем, сами же идохом внутрь града к церкви первоначалной святаго великаго угодника Божия и чудотворца Спиридона, в ней же и мощи его святие опочивают, желающе ему должное от нас воздати поклонение. Егда же достигохом тамо, обретохом церковь затворенну бисть бо тогда полудне, и ожидахом во притворе, донележе отверзут врата на вечерню. И се, сидящим нам тамо во притворе, снийдошася ко нам неции от Греков и начаша нас вопрошати: откуду есми и како к ним придохом, и камо грядем. Ми же ответсвовахом поистинне вся. Таже един вопроси нас о сроднику своему, его же имеяше на Москве, и рекохом ему, како и в коем чину пребивает, понеже знаяше его добре сопутшественник мой, честный отец Рувим, за что оний грек, бивши благодарен за таковое известие, зва нас в дом свой, недалече от церкви святаго Спиридона стоящий, и представив нам трапезу честну, ею же ми удоволившеся, зело благодарны бихом Господеви и оному человеку, ибо гладни прийдохом в град, ничесоже ядуще, ничесоже имуще (якоже прежде рех). Последи же тот человек советова нам ити к протопопе града того, иже такожде близ церкви живяше, да просим у него место пребивания и вся потребная нам, донележе пребудем в граде. Пришедшим же нам, обретохом его спяща и ожидахом во притворе церковном, донележе прийдет на вечерню. Таже по вечерни, узрехомся с ним и поклонихомся ему, иже абие начат нас вопрошати: откуду и что, и почто прийшли, и камо грядем. Ми же ответствовахом вся, якоже требе бяше, и абие даде нам келию ко престоянию, таможде при паперти церковной стоящую. Тамо ми, пренесше вещи своя от корабля, нощевахом. Заутра же, Апреля 10, в суботу, начаша знати нас мнози людие и советоваху нам (якоже тамо обичай есть) да идем к протопопе и возмем хартию, си есть указ, благословящь просити милостини во граде. Ми же сия оставлше, первее идохом в церковь на службу Божую, таже, по окончанию литургии, Бог, молитвами угодника своего, Святителя Христова Спиридона, посла нам человека блага и зело добронравна, некоего честнаго законника, именем Афанасия, да наставит ни во всем, иже тогда литургию имеяше. Той, егда узре, вопроси и уведа нас, что есми, абие ко нам тако христианскою прилепися любовью, яко ни на едину , черту не лишися от нас, но абие тече к писару протопрезвитерскому и сказа ему, яко сии странние путницы, от стран Московских грядущие на поклонение святых мест, требуют милостини, и абие без всякаго отречения написа грамоту волную ходити и просити в граде милостини, донележе замедлети восхощем. Возвратившежеся оттуду, принесохом оную хартию к протопопе, иже подписавши сам своею рукою имя, и посла з нами онаго-ж вишеписанаго иеромонаха Афанасия просити по базару, си есть по всех купеческих коморах и торговних апотеках, понеже ми не знаяхом, камо ходить во граде, странне суще. Пойдохом же, Бога на помощь призвавше и Его угодника, Святителя Христова и чудотворца святаго Спиридона, и, наченше от перваго даже до последнего, все ряди коморние обхождахом даже до вечера, и собрахом милостиню немалу. (Буди Богу всегда слава за призрение ни грешники). Заутра же, в неделю, по обикновению тамошнему, ходихом едва не по всех церквах, во время правления святих литургий, и тогда милостину собрахом добру. Таже обизнахомся со людми и начаша нас мнози просити ово литургию отправляти, ово святити воду во домах своих, платяще и творяше нам милостину. Ми же пребивахом в оной вишшереченной келии, церкви святаго Спиридона пристоящей, кормящеся доволно милостиною оною, юже взимахом от всещедрой Творца нашего десници и от православних Греческих христиан, и ничесоже нам не бисть оскудно, точию о едином печаловахом дозела, яко не ускорихом прийти на оное время, когда с. чудотворца Спиридона откривают, и не видехом. Молихом же многих великородних панов, ктиторей церкви и самаго протопопи, да соберут ключи и покажут нам: понеже суть ключей 4 и всяк во разних держится руках. Аще же сие дело и трудно есть, понеже никому же не показуют, кроме уреченаго времени; но понеже любими бихом ими яко от стран Российских есми, того ради обещахуся вси. Таже по неколицех днех, собравши протопопа вся ключи к себе и в некий день, по святой литургии, возвавши нас внутрь олтаря и затвори вся двери; таже поведе нас на правую страну святаго олтаря, идеже опочивают мощи Святаго и отверзе все четири замки, имиже заключен бяше гроб его, в нем же другой еще, от камене изсечен, бяше, внутрь того еще третая ракка, от древа кипариса соделанна, покров же от таблици чистой, христалной, ей же мала часть, в ногах Святаго, отверзается, лобизания рады. Тамо аз грешний сподобихся, купно со честним отцем Рувимом, спутником моим, приложитися ногам Святаго, и видехом сквозе оную таблицу всего его до найменшой вещи, со одеждею, на главе своей имеет подкапок и клобук, яже еще в житии своем ношаше, и одеян в сакос старинний, крестами истканний, ноги же оболченни в мягкие зело сандалия; во всем нетленен, телом и одеждою, опочивает, аки живий. Еще же протопопа сам подиймоваше ризи Святаго, и показоваше голени его, и лобизахом и видехом тело его бело и чисто, и мацахом, и мягко, аки живое. И поведа нам сам протопопа, яко все таковое тело, токмо тварь и рука лева черни суть, правой же несть и не ведают где, тако бо и в Корфус прийде. Вопрошах же аз, чесо ради тварь и рука черна суть. Отвествова ми, яко преждними временами не бяше тако затворен, яко нине, но стояше на ногах в раце своей, поставлен между намесними образами в церкви, и приношаху людие ладан, смирну и ливан и вжигаху, аки пред образом, свещи и лампади, и тако от непрестаннаго, деннаго и нощнаго, курения и палении лампад горения учернися тварь и рука. Видящи убо началници непочесть такову, от того часа затвориша и не откривают более, токмо дважди или трижди в год. Слишах же сице: яко егда откриют, взимают его со раккою, священници, облекшеся в фелоны, творят процессию, обходяще стогни града и носяще его, аки живаго, стоящаго на своих ногах; таже, по окончании процессии, паки вносят в церковь и поставляют со ракою стояща между намесними образами, лобизания ради народа, и бивает отворен 7 или 8 дний. По окончании же времены, паки полагают внутрь гроба, по правой стране олтара стояща, и затворяют четирма замками, и разбирают началници кийждо себе свой ключ врученний. Первий ключ держит губернатор града, вторий судия, третий протопопа, четвертий наместник его. Се ми получивше, благодарихом Бога всемогущаго, яко по желанию нашему нам устрой, моляще, да и прочия святия сподобит посетити места. Видехом еще тамо, в другой церкви, иние нетленние мощи святой праведной Феодоры царицы, от нея жe зело великое исходит благоухание. Тамо ми не точию внутрь града, но и вне ходихом просити милостины, всю лепоту и строение града разсмотряющеи. Град Корфус есть зело, изряден, не тако лепотою и строением, яко насаждением великим над водою, под горами; велик, на многи части разделен, многии високия и крепкия каменния ограды в себе содержащий, со многими армати, пушки; еще же и тогда новия фортеци созидаху; везде пресловутий, ово ветхостию и заложением еще при великом царе Константине, ово мощми святаго Спиридона и праведной Феодоры царице, ово же изобилием и благоплодием вина, оливи и прочиих вещей. Церквей благочестивих имать много, яко пятьдесят, со монастирми, обаче не суть лепи отвне, точию отвнутрь; внутрь бо имеют прекрасное иконописание и строение лампадное, отвне же не суть, аки в нашой России, церквы со главами и дивним расположением углов, но аки простие хати. Еще суть и Италианских костелов много, обаче тамо Италеане не суть тако противние, яко в инних странах, ибо понеже болшое многолюдствие и болшая власть Греческая есть, того ради, слишах, яко и от Папи Римскаго, лучшой ради згоди, имеют позволение вкупе свята великие празновати, якоже и празднуют. Тамо ми отпехом литургий единадесять, по прошению людий, жихом же, буди благодарение Богу и чудотворцу святому Спиридону, в граде том месяц целий. Таже обретше корабль, пловущий в Кефалонею, молихом началника корабля, да возмет ни со собою, поклонения ради святих мощей преподобнаго Герасима, онем же слишахом еще прежде, яко тамо опочивает, и абие взят нас без отречения. Вседохом же в корабль в суботу, Мая 8, и отплихом на нощь, приспехом ко Кефалонеи (Божиим изволением) в понеделок на нощь, Мая 10, и тогда не успехом внийти во град, но нощевахом вне града на брезе. Таже заутра в второк, Мая 11, рано, оставшися на брезе со вещми учитель мой, честний отец Рувим, посла мя ко протопопе, прошения ради места к престоянию. К нему же егда аз пришед, прият мя любезне, понеже человек благ и добронравен есть, к тому же и знаяше мало разглаголствовати Московским наречием, иже егда уведа о нас, абие повеле принестися нам со всем в дом свой. Совратих же ся аз паки на брег и наявше ладию, привезохом вещи своя и пренесохомся в дом онаго протопопи. Тамо мнози снийдошася, о многих нас вещех вопрошающе, и замедлехом даже до полудне и снедохом трапезу, представленну от протопопы. Таже просихом, да покажет нам путь ко святому Герасиму, бе бо вне града далече отстоящ, в едином монастире, и превезохомся со протопопою на другую страну воды 4 мили, к второму граду, именуемому Аргостоле, первий же именовашеся Ликсури. Кефалонея бо есть разсеянная на многи части, со монастирми и весми, но кроме того на началнейшие части 3 разделяется, якоже прежде рех: первая часть именуется Лексури, вторая Аргостоле, тамо пребивает губернатор, третая фортеця, високо на горе стоящая, идеже обитает проведитор, еще началнейший от губернатора, иже всею обладает Кефалонеею. О красоте ея последи реку, егда расмотру лучше. Тогда ми вопросившеся о пути, пойдохом по земле от града Аргостоле чрез великие гори и зело високие ко монастиру девичому, за 10 миль от града отстоящому, идеже мощи опочивают преподобнаго Герасима. Тамо придохом в второк на нощь, зело позно, идеже абие внийдохом в церковь и обретохом еще игумена, правящаго повечерие. По окончании молитов, поклонившися гробу Святаго, званни бихом игуменом в целию, иже вопросивши и уведавши, кто и откуду есми, и почто прийдохом к ним, представи нам вечеру вкратце и даде нам место к пренощеванию. Тамо ми обичное свое сотворши моление и благодарение Богови воздавши, уснухом крепко по трудех. Заутра же в Среду, Мая 13-го, воставши от сна о отчетши обичное правило, молихом, да покажут нам мощи святаго угодника Божия, и абие инокиня едина, яже держаше врученний себе ключ от раки Преподобнаго, без всякаго прекословия отверзе. Тогда должное сотворши поклонение, лобизахом в левую руку мощи его святия, яже открывается в знамение народа. Видехом же его во всем цела лежащаго и слишахом благоухание велие, и даде нам оная законница маленкую частицу от ряси его, в ней же оболчен лежит; чудеса же многие, не точию из мощей, но и от образа творима бывают. Тамо ми, по прошению инокинь, отпевши службу Божию и представленний от них в игуменской целии сневше обед, вопросихом о Святом, откуду бысть родом и како спасеся? Отвеща нам, яко сей преподобний Герасим не тот, иже пребысть на Иордани, но родом бяше от земли Морейской. Последний Святый бысть же путьшествуя многа лета, посещая Святия места. Таже Божиим изволением приплив в Кифалонию и обрете оний монастирь зело мал, точию едину церковь и при ней неколико инокинь, вселися тамо, сотворися строителем и наставником, разшири и устрой обитель красну, и многия к пути спасенному привед, препочи о Господе в лето 1425, и от того часа тамо и доселе наставник инокиням или игумень поставляется стар, служения ради и правления чину церковнаго; власти же над ними никакой не имать, кроме духовной, и кормится монастирским хлебом. Се ми услишавши и уведавши, благодарихом Бога, как сподобляет ни толь преславна и свята знати зрети и касатися им. Оттуду, по трапезе, Богу благодарение воздавши и Его святому угоднику, преподобному Герасиму, и идохом, не хотяще болше промедлети, помраченнима бо тамо на нас взираху очима. Бысть же недалече вторий монастир девичий, яко за три поприща отстоящ от перваго, и соизволися нам посетити его. Тамо егда прийдохом, еще паче не прияты бехом: не точию не просища нас нощевати, но ниже, сидети, ниже хлеба дадоша снести, единаго точию кваснаго пития, и то, егда сами испросихом, води хладной изнесоша, понеже жаждахом, упалу ради солнечнаго и горячести. Таже поклонившися в церкве и приложившися святим иконам, изийдохом вне монастиря, и седше под оградою каменною, многая с собою беседующе и соравняюще своя монастири Российские с сими, како сторицею суть краснейшие и богатшие и во всем милостивейшие. Таже препочивши яко полчаса, пойдохом вспять к граду Аргостоле, не хотяще возвратитися к протопопе, но умислихом некое время замедлети в Аргостоле. Таже возвратихомся к первому. Дал же нам тамо господу зело красну един священник, именуемий папа; сия да по залецению единаго знатнаго человека от Корфуса, в листе писанном, и жихом тамо седмицу едину. Отпехом же службу Божию и собрахом милостиню, аще и малу, буды благодарение Богу. Таже соизволися нам еще пойти к крепости, си есть к замку, надеющееся тамо некую получити милостиню. Тамо егда прийдохом, Мая 19, в Вовторок, пополудни, никто же нам не изъявися приятен, никто же ни малейшой не даде милостини, токмо ходихом к проводитору, Римской вери сущему, иже обладает всею Кефалониею, той точию един прият нас, напои, накорми и милостиню даде; и тако ми абие того же часа отъйдохом оттуду. Пойдохом же, слонцу заходящу, к единому девичому монастиру, в нем же слышахом быти часть мощей святаго Апостола Андрея Первозваннаго, еже и сотворихом, и тамо от разглаголствия непочестних и лукавих людей уразумехом, яко не благоводят о нас, обаче yжe не хотехом возвращатися к граду, понеже нощь приближися, и обнощевахом тамо, снедше вечеру представленну. Заутра же, воставши рано, по утренни, начах аз просити игумении о одежду, понеже ветху и раздранну имехом на себе, и абие жестокими отрече словеси; ми же видехом, яко не обретохом милостивих людей, поклонившеся оной вишшеписанной часте мощей святаго Первозваннаго Андрея, отъидохом воскоре. Видехом недалече вторий монастир стоящь, но уже сами не хотехом, разсмотревше монастирскую на путников честь и страннолюбие, текохом же скоро к граду Аргостоле, идеже имехом келию ити, ниже озирающеся воспять, поминающе оние самаго Христа Спасителя словеса: «Идеже аще не приймут вы, ниже послушают ви, исходяще оттуду и прах от ног оттрясите, во свидетелство им». И тако возвратихомся оттуду воскоре паки ко граде Аргостоле и пребивахом тамо еще неколико дний, ово литургисающе, овоже водосвятие творяще в домах, по прошению народа, и оттуду взимающе милостини и кормящеся, овогда же и на инну страну превозихомся ко граду, именуемому Лексури, но малу милостиню взимахом от народа, вси бо отмовляхуся, яко нужни суть, и глаголаху мнози, яко не вовремя прийдохом, понеже еще точию начинаху растети плоди; слишахом бо еще прежде, яко аще би прийдохом месяца Августа, егда собирают плоди овощние, то би зело многу обрели милостиню, ибо дают плодов сирих и сухих много, их же отнюд невозможно снести, но продавати и денги собирати, тако бо тамо живут нищии; плоди же суть розинки малие, иже тамо именуются ува, то есть увараса, язиком Венецким или Италианским, си есть ягода сухая; родится же изобилие великое, токмо не по вся годи. Кефалония несть красна иждивением (кроме фортеции), есть же остров велик, многочислен и многолюден, изобилен в вино, хлеб и овощи, людей имать много учоних, но немного милостивих, идеже мало от посполитаго народа восприяхом милостини и токмо от единаго значнаго пана, именуемаго Анастасия Корафи, милостиню взяхом добре (Господи его спаси), многих наделяет нищих, якоже видехом и слышахом. Замедлехом же в Кефалонии месяц целий. Июня же четвертаго, в Пяток, пред захождением слонца, наявше за мзду кораблец мал, пустихомся в Закинф остров, понеже недалече отстояше, пловохом же день и нощь неблагополучно ради ветра и достигахом тамо в Суботу по захождении слонца; пловуще, оставихом Кафалонею созади, одесную же недалече, яко за четиридесять миль, видехом брег морский, землю велику, именуемую Морея, яже уже не под Венецкую, но под Турецкую належаше власть. Но понеже запомнех тебе, любезний читателю, начёртати: паченше от Венеции даже до Закинфа разстояния миль места от места на море отстоящаго зде полагаю, яко прежде от Венеции к Корфу шествовахом миль 700, от Корфу же до Кефалонии миль 150, от Кефалонии до Закинфа 50. Пришедше мы тамо в Закинф, идохом первие к протопопе (по обичаю тамошнему), просити места престояния и благословение просити милостине в граде; он же без всякаго отречения даде нам господу и обеща написати хартию, еже бисть тако; обаче мало ми в оном пребивахом дому, понеже непокоен нам бысть, паче моему старцу, яко всегда людие прихождаху разглаголствовати и не даяху ниже правила чести, ниже инная потребная творити. И тако ми вне града изобретохом един монастирец невелик, под Синайским иноком подчинен, обаче зело прекрасний и спокоен, уединен же, отстоящ от града яко за полмиле; тамо точию един с послушником игумен пребивает. Тамо умислихом жити, по совету многих, даже до месяца Септеврия 1, да обретем корабль без мзди даже до Цари-Граду, понеже в Септеврии тамо пребивают различние корабле от различних стран, купления ради малих розинков, яко тамо родится многое множество и в Кефалонии; такожде, второе, умислихом ожидати даже до Септеврия того ради, да добре восприймем весть о мире Турка с Россиею, понеже слишахом еще в Венеции, Марта 1, в Корфу и на инех местех многих, яко благочестивий наш Монарха, Император Московский, Петр Алексеевич, по многотрудном и преславном своем житии, препочи в мире лета Господня от Рождества Христова 1725, по смерти же его вся пременишася, того ради всячески нам людие претяху, да не како дерзаем ити в страну Турецкую, аще несть мира, да не подпадем в неволю бесурману нечестивому. Тако мы тамо живуще разсмотрехом всю лепоту, чин и обикновение и многия инния вещи, яже обретаются во всем Закинфском острове: 1) зело многоплоден есть в малие розинки и в вино такожде; 2) премного Греческих церковь и людий в себе содержит; 3) пристанище есть различним кораблям; 4) многие различние чудотворние имеет икони; 5) много имать великородних людий; 6) град имать красен строением, на брезе морском, фортецию високо на горе такожде крепце и добре устроенну; 7) трясение земли часто биваеть, трижди или четирижди в месяц; еще слишахом от людей тамо, яко 1723 года бяще тамо всюду чрез многи дни толь великое трясение, яко многие доми каменние упадоша, мнози же разседошася, еже аз слишах ужасохся и много почудившися разсуждах: или стихий ради, или грехов ради человеческих то творимое бити; тамо обретается источник дегтя, от земли текущь; 8) многое имать изобилие от маслин и оливи; 9) чудесное, яко смокви тамо не на всяк год единако родится: в то бо время, егда начинают дозревати, аще ветри бывают полуденние, суть сладки, аще пополудние или полунощние, не имуть вкуса добра; 10) протопоп тамо поставляется от мирских, а не от духовних соизволения (кое при нас случися); дается же ему с позволением Принципа Венетийскаго все одеяние червоное, си есть капеляш, подкапок, сутана и реверенда, з толь широкими рукавами, яко воскрилия земле касается, и леска слониова, толь висотою, яко же и он; обачо токмо на пять год поставляется, по пяти же летех паки инний, тот же бивает простий поп, якоже и прежде; сие мне не возлюбися, не вем, како тебе, люлюбезний читателю. Дозде о сем, понеже несть что слишати. Тамо аз, в оном вишшеписанном монастире живущий, многую пакость претерпехом от христоненавистнаго врага диавола, найпаче же месяця Июня, возбуждаша мя к многим скверним мислем и делом; аз же разумев бити оную ненависть за посещение святих мест, и молих Владику и Творца моего, да мя избавит от него, в скорбе же оной таково сложихУтешениегрешной и окаянной душе моей, изображающее имя мое и прозвание мое в началних летерах, подобен: Ах, зрадлива юность.Востани, о душе, востанн, что спиши,Грехами помраченна, 2, почто не радиши?Ах, время не веси, в он же и с телом тебеРазийтися весма 2, с нуждою требе.С каковим ответом прийдеши пред Бога,Истиннаго судию, 2, сотворши зла многа.Иже всю жизнь твою начнет истязати.Горе тебе, яко 2, несть, что отвещати.Люте страждати будеши на веки,Окаянна еси, 2, между человеки.Имаши молвити, но где ти помощнагоРука может быти, 2, оставится тощнаБудеши кровними слезами ридати,Обаче не поможет, 2, ни отец, ни мати,Аще не сама ти разсудишь, что треба,В теле еще сущи, 2, да доступишь неба.Ридай зде зa грехи, еще прежде смерти,И тако можеши, 2, кал грехов отерти,Смерть бо грешним люта, всяк то может знати.Чисту душу взяхом, 2, чисту требе дати.Кто же очистит ю, аще не перст Бога,Иже сотвори, 2, Он надежда многа.Сию псалму со вниманием поющи и Бога на помощь призивающи, свободихся от искушений диаволских. Пребивахом же в оном вишшереченном монастире всегда, мало в град ходящи (кроме нужной потреби), токмо в неделю, прошения ради милостини, ходящи по церквам, якоже есть тамо обичай. Имехом же тамо ожидати даже до Септеврия, по совету некиих тамошних людий, понеже в месяце Августе тамо собирают плоди от малих розинков, их же тамо много родятся и от них же странние и убогие великую собирают милостиню; мы же, понеже случися нам корабль, иже пловяше в страни Греческие и Турецкие, и еще к тому корабелници нас Христа ради взяти хотяху ибо вси бяху Греки, истинние христиане, аще и под властию Турецкою живяху. Сего ради оставихом вси инние разние мисли, взяхом едину, идеже все намерение наше бысть, и Единаго Наставника и Управителя путшествию нашему имущи Господа, укораблихомся аще и различне нам разглаголствоваху о Турках, немилосердию и великой их дани, на которое поплащение ниже десятой части не имехом денег, и шедше, уповающе на Бога, в он же день имеяше отплисти корабль, в церковь святаго Дионисия, архиепископа Енигенскаго, поклонихомся его святим мощам, яже тамо во граде Закинфе опочивают (слишахомь же еще инние тамо бити мощи некоего праведнаго Иоанна, иже бысть от тамошних жителей, спасеся обаче, понеже недалече отстоя тамо), и призвавше на помощь Бога и Его угодника святаго Дионисия, отплихом месяца Июля 21 в четверток. Отпливше же от града Закинфа за пятьдесят миль, видехом остров невелик и прекрасен и на нем устроенние мури, и вопросих пловцов: что есть? и рекоша: яко на оном острове есть един точию монастирь, обаче велик и богат зело, в немже оний вишшереченний Дионисий еще монашеское провождаше житие и успе, погребеся тамо, таже принесен бисть во град Закинф, ради озлобления и глумления Турков и разбойников морских, иже (якоже слышах) единожды набегоша на монастирь, разграбиша все злато и сребро церковное и всю утварь, и еще же нечестивии бесурмане, не удоволишася тем, руце от честних мощей святаго Дионисия (Господу тако, грех ради наших, попускающу) отрезаша и в инной стране христианом продадоша; и тако от того часа оградою каменною крепко оний монастирь оградиша, честние же мощи угодника Божия принесоша в остров Закинф, иже и доселе прославляется чудеси. Еще пловуще Белим морем, си есть Архипелагом, видехом инних много островов, яко двадесять или вящше, недалече един от другаго отстоящих, и на них людий живущих, и вопросих пловцов: что суть оние острови и колико их, и кто ими обладает? Рече же мне един стар и благоразумен пловец, иже обходи вся страни земля и весть всяк, и глагола ми: яко оние острови вси сотворишася в потопе Ноевом от великаго колебания воднаго, еже возмиси всю землю, приносяще от единаго места на другое, и сотвори на горах долини и на долинах гори, на них же прежде, в ветхие времена, идолопоклонники живяху, таже населишася христиане, иже повсюду, сокрушивше капища идолская, сотвори церкви святия и живут доселе, Богу их снабдевающу, аще и во области Турецкой. Он сице баснословяше, аз же в сердци смеяхся и чудяхся простоте его. Вопросих же, колико суть островов всех морских, и рече мне, яко всех без числа суть, понеже мнози суть пусти и безлюдни; тих же, на них же Греки обитают, христиане православнии, суть много, от них же мало число начертавши зде, читателеве моему, извещения ради, коль много повсюду христиан процветает вера, предлагаю.Реестр островов морскихНа них же живут христиане под властию Турка: Спесия, Идра, Егино, Колури, Зия, Фермия, Серфо, Сифанто, Кумило, Мело, Поликандро, Сикино, Сира, Егрипо, Андротино, Мехоно, Аксия, Порос, Антипарис, Кассандрия, Скиафо, Скопело, Келидрон, Скиро, Агеон, Орос, Набо, Мимбо, Самофраки, Имбро, Тенедо, Москонес, Метелип, Псара, Хио, Некария, Само, Патино, Лер, Калимно, Станкио, Нисиро, Пископи, Кариш, Симо, Родо, Кашероло, Корпато, Касо, Кронио, Сантурини, Астипаля, Аналфи, Крит, Кипр. Еще же кроме тех, царств всяких и градов, недалече тама отстоящих, много, яко то: Македония, Троя, Анатолия, царство Аммарейское, царство Коринфское и прочая инная, еже слышах, без числа, оставляю, да не явлюся неприятен читателеве и слишателеве. Возвращаюся паки к описанию простаго путешествия. И тако ми от вишшереченнаго пресловутаго оного града Закинфа преплихом за осмь дний триста миль к инному острову невелику, уже Турком обладаемому, на нем же стоит малое местечко, именуемое Миконо. Тамо мы доспехом в Четверток, Июля 28 бояхомжеся исперва изийти из корабля на землю, да не сотворят нам некую пакость, безсурмане, слышахом бо от многих яко аще не иматъ мира з Россиею, сотворит ви неволники; обаче на Господа положивше надежду, идохом смело, турчин же нас ни о чесом же вопроси, и благодарихом Бога. Замедлехом же тамо 4 дни, даже до Августа, и сотворихом едину службу Божую в первоначалной церкве, и снийдеся народ слишати и сотвориша нам милостиню добру (Господи их спаси). Оттуду имехом намерение пуститися в святую гору Афонскую, но советоваху нам тамо ити к граду, именуемому Хио, на острове знаменитом стоящому, лучшаго ради совета и путшествия, понеже тамо пристанище есть всем кораблем и вскоре можем обрести оказию, аможе кто хощет; ми же послушахом онаго благого совета (Богу нас наставляющу и хранящу от всех нужд) и отплихом во Вторник, Августа 3. Приплихом же тогожде числа, о третой године на нощь, недалече бо отстояше, точию 100 миль, еще же к тому и ветр бяше благополучен зело, и нощевахом тогда вне града. Утро же в Среду, возсиявшу слонцу, Августа 4, усумневахомся ис корабля ити ва град, по поплащения ради, турецких гарачев, понеже оскудни быхом; таже, уповающе на Бога, пойдохом смело; и абие вопроси нас турецкий досмотрщик, чрез толмача, по греческу, откуду есми и почто прийдохом тамо и камо грядемо? Аз же, понеже изучихся мало Греческаго язика, даде ответ, якоже мя Бог настави, за себе и за старца своего, понеже он не знаяше никаковаго язика, кроме Русскаго. Таже он бесурман вопроси патентов Российских, ми же не имехом, токмо некие патента Руские от монастирей и показовахом ему оние, яже видех, посмотрив своима очима окверними семо и овамо, даде воспять и рече, да идем, аможе хощем; ми же благодарение Богу воздахом за Его призрение над нами, яко умягчи сердце нечестиваго, иже не токмо от нас не взят дани, но ниже жестоко глаголаше. Слышахом же воскоре от людий, яко тамо в оном граде стоит Хризанф патриарха Иерусалимский премудрий, иже пришел просити милостини на откупление Гроба Христова, и удивихомся зело толь великому его смирению, яко сам труждается, бивши толь великая персона, и текохом вскоре к нему, желающе получити благословение и весь совет. Егда же тамо прийдохом, узреша нас первие послушники его и вопросиша, откуду и почто прийдохом тамо, ответствовахом, яко странние путници есми от царства Российскаго и желаем от его святейшаго пастира благословение получити; и абие тиижде возвестиша ему, и повеле призвати нас в полати, и прийдохом и поклонишеся ему до лица земли, лобизахом честную и святую его руку. Таже вопроси нас, киим язиком можем лучше разглаголствовати с ним, кроме Русскаго, понеже он не знаяше, кроме же того бисть премудр и учен добре во многих инних язиках, аз же ответствовах, яко Латински могу добре разглаголствовати, понеже учися, и вопрошаше нас о мнозе, где путшествовахом и камо грядем и прочая. Таже ми его вопрошахом, аще свободно есть ити к Иерусалиму и колико отсюду требе ити, и колико должно виплатити денег, аще кто хощет вси Святии места тамо видети, и рече нам, яко аще бы хотел кто и найхуждше обойтися, нужно требе есть сто левов; ми же рекохом поистинне, яко не имами, владико святий, ниже третий частиц, он же рече, яко ниже помишляйте, понеже никаким невозможно пройти образом без денег; и тако нам превратишася мисли, и благодарихом Бога, яко даде нам предосторогу. Хио есть град преславний и прекрасний строением; седит на острове, под горами великими, над водою морскою; веселий расноложением улиц и лепи строением домов, имущий в себе премного народа богатаго и славнаго; изобилен в хлеб, вино и различния овощи и всякия вещи; имать в себе четвероличних вер людий: Турков, Греков, Римлян и Жидов; первие Турков, понеже вся власть их тамо, христианов же за ничтоже вменяют; град оний есть тамо всюду пресловутий, понеже есть пристанище различним кораблем, от Цари-Града недалече отстоит, от Афонской же гори еще ближае, тамо множество Греческих церковь, прекрасних строением и лепотою, суть же и мощей части в единой церкве святия мученици Матрони, им же ми кланяхомься; есть же еще недалече монастирь, яко за шесть миль от града отстоящий, великий и богатий и строением красен, тамо мы ходихом посещати и видехом церковь лепотну зело, яже вся внутрь иконописана мусиею, аки злато блещащееся до половини насаждении царские врата, свещники, маргиритною кожею (си есть перловою матицею) хитростне упещренни и насажденние, звонов не имеют Турка ради, вне града на мори две стражники каменние, в них же чрез всю нощь светится; тамо иноки показоваху нам зело ветхие, старинние книги Святих Отец, на пергамене рукописанние лепо, есть же тамо чудотворний образ Пресвятия Владичици нашей Богородици, зело ветхий, его же ради явления тамо внутрь монастиря создан коштом и старанием еще ктитором Царя Константина Мономаха, року от Рождения Христова 1001; братии есть за двесте, якоже слышахом; еще внутрь церкве видехом две свещи толь превеликие, яко бервено, древяние, чудес ради от великородних и богатих купцов на оферу Богородицы сотворенние, их же никогда не вжигают, но стоят обетшание и учерненние даже доселе; игумену, вместо лески, данна есть от ветхих времен патерица, драгими каменьми упещренна, и мантия с источники; таможде дадоша нам, яко странним, хлеба, маслин и вина, еже сневши во славу Божию и возблагодаривше отидохом. Вся нам тамо годе бысть видети, точию то неприятно, яко тамо Туркы приходят и многия пакости иконам малиованним творят в притворе церковном, ово очи, ово нос, ово чело избодают. Тамо мы с сопутником честним Рувимом что сотворимь? Сотворивше совет, яко не можем пойти к Иерусалиму, убожества ради нашего, и умислихом премедлевши некий час, донележе обретем корабль, пуститися в Афонскую гору, его честность пребивания ради аз же точию поклонения ради святих мест, и оттуду имехом возвратитися в отечество. Обаче не тако, яко человек, но яко Бог хощет, тако устрояет добре бо воистинну, аще и в Латинском наркчии присловие повествует: «Homo proponit et Deus disponit», си есть: человек полагает, Бог располагает; зри бо что случися. Уже бо нам обретшим корабль и имущим за три дни отъехати, ходихом к патриархе, должную ему, яко пастиру своему, воздати честь и остатнее поклонение, иже даде нам нечто милостини от денег и подарункы Иерусалимские от Гроба Христова, и взявши благословение отъидохом. И уже устрояющимся на пути и вся готова имущим, се впаде в печалную болезнь сопутник мой Рувим, Августа 15, в день неделний, в праздник Успения Пресвятия Богородици, разболежеся тамо дозела, яко изийдохом тамо к некоей церкви слышати служби Божой и не можаше ити, совратися от пути и едва пришед к келии паде на землю, валяшеся и стеня яко два часа, таже облегча мало, болезнь же его не какая иная бяше, токмо омлевание, млость сердца и тяжестное дихание в персех, се же и сам глагола и прочии людии, яко се ему сотворися премного ради хождения, еже в путьшествии подъят, обийде бо тогда более паче мене, егда бо изийде от Москви, ненависти и клеветания ради врагов своих, пять лет путшествуя пребисть, посещая Святия Места и иская уединения житию своему, пройде всю Русскую, Литовскую, Полскую, Волоскую, Сербскую, Болгарскую землю и всю Италию, бысть в Баре у мощей святителя Христова Николая, в Неаполе, в Риме и всюду тамо пройде, идеже аз бих; еще к тому сам не имеяй друга, и Божие, мню, битя смотрение, яко толь многоязичние страни оскудние и немилостивие пройде, многую же претерпев (якоже рече) нужду, ходя в зиме и в лете, от хладних ветров, от дожда и от великаго упала солнечнаго, якоже аз сам своим телом искусих добре. Есть же тамо в граде Хио гостинница Греческая болезненним, идеже от коея страни человека пришедшаго, токмо православния вери и разболевшагося, тамо восприймуют, кормят же и врачуют Христа ради, даже или оздравиет или умрет, на оний же шпиталь вси складают христиане; взяша же з господи, идеже бихом, и отца Рувима моего и мене такожде вкупе в понеделок, Августа 16, и пребисть тамо три дни, в болезни лежа немоществуя, якоже прежде и более, таже в четверток пред зачинанием дне востав мало с одра, возбуди же мене, послишавше в себе немощь и провидев конец жития своего, повеле ми воскоре на исход души чести сам своима устнима вручая Господеве дух свой, аще и стогнаше немощи ради; егда же аз скончах, абие изпусти дух свой, препочи о Господе лета от Рождества Христова 1725, Августа 19, начинающуся дню. И погребоша его честно, с великим надгробным пением, внутрь под спудом единия прекрасния церкве, ея же храм именуется святаго Виктора. Бысть же на погребении его патьнадесять священников, идеже и аз присутствовах, провождая его честнии мощи к гробу, плача и ридая, яко син духовний отца своего и яко послушник наставника и яко ученик учителя, к тому же, яко путник сопутника своего. Оставшиеся мало денег по нем взяша властелини гостинници оной и разделиша на поли, половину дадоша за душу его священником своим, много и от себе приложивше, останок же мне дадоша, нужди ради подорожной, повелеша мне пребивати в оной гостинници, донележе обрящу корабль к Святим Горам, понеже имех намерение посетити, и повелеша мене таможде кормити на всяк день, да не погублю оние денги купуючи яству, но да сохраню на путь, обещажеся сами обрести и корабль без мзди. Аз же тамо пребивах, благодарив Бога, доволствующися во всем, молящи Бога за душу преставлшагося и за благодеявших и творящих мне милостиню. Видеша же мя Грекы великие купци осиротевша и оставшася при малих денгах, при них же трудно возвратитися воспять, сожаляхуся о мне зело и обещахуся мя випроводити честно оттуду без утрати единой аспри, един же от купец тамошних, именем Иоан Маврогордатос аще и млад обаче во истинну истинный Израильтянин, в нем же лсти несть, человек бояйся и любя Бога, той видев мя убога и в ветхих ризах сущи, не глаголю каковую ми даде одежду, но, словом единим, одея мя от глави до ногу одеждою новою, яко ничто же на себе прежняго не имех, кроме сандалии, за что, глаголю, да облечет его Бог в ризу спасения и одеждою веселия и всякаго благополучия, да покреет в долготу живота его, нигде бо во всем путшествии моем ни случися толь милостиваго человека, искаша ми корабля к Святим Горам, но не обретащеся, понеже уже осен начинашеся и великие начата являтися ветри, того ради престаяху малими кораблцами ихати далеко, боящеся фортуни морской, великие же тамо купеческие корабле не ездят, понеже несть потреби; случися же тамо корабль Французский, иже пловяше недалече к единому граду от Святих Гор отстоящему, тамо мя укорабли оний вишереченний купец с прочиими подобеими себе страннолюбци купцами, и мзду корабль заплатити дадоша ми; не хоте бо мя любве ради Божой взяти, понеже Римлянин бяше верою. Исполнившимся же уже четырем неделям пребывания моего в граде Хио, взях свидетелствованную оттуду грамоту о умершем моем спутнике, священно-иеромонахе Рувиме, да мя не требует никто на пути, аще узрит двоих имен патента. Также внийдох в корабль и призвавше Бога на помощь отплихом в четверток по полудны Септеврия 9. Бысть же нам пловущим град Хио ошуюю; земля же великая, именуемая Анатолия, си есть Азия одесную. Анатолия оная, якоже слишах, земля прекрасная и плодоносная есть; тамо бо родятся прекрасние великие родзинки, фиги баволни премногое множество. Оттуду бо проходит в вся страны земля и в иние плоды изобилная. Воста же того дне уже заходящу слонцу буря превелика, яже едва не преврати корабля, носими бо бехом полумертви семо и овамо и уже помежду, волнами аки помежду горами, многажди чающе бити погружонний корабль, егда бо волна морская разбегшеся вознесет корабль горе верху себе, тогда человек мнится бити не по воде плавающий, но по ветру носимий; егда же низпускяет паки на низ зрится, яко уже корабль летит в некую пропасть и уже имать тамо или погрузитися, или разбитися, обаче (Богу не попускающу еще человеку умрети) паки чудним его промишлением и силою возвишается горе и паки на низ низпадает, и елико возвишается горе или низпадает, низу толико всяк вопиет: уви мне Боже мой, помилуй мя; Греки же Θεός μου, Турки же: алла, алла; Французи же понеже подобний с Италиани имуть язик, рекут: о Dio mіо; Жыди же паки своим наречием. Се же того ради пишу, яко всих сих вер тамо в оном корабли бяху, людие, и воистинну, еже чтох Псалтирь Духом Святим чрез Пророка написанная словеса, то уже своима очеси видех: «Нисходящии на море в кораблех и творящии делания в водах многих тии видеша дела Господня и чудеса Его в глубине». Бисть же оной ветр велик даже до полунощи. Таже по малу начат преставати. Заутра же рано, в пяток, Септеврия 10, тако сотворися тишина велия, яко ни мало не могохом плисти, – тую тишину именуют пловци морские бонаца; бысть же оная яко до полудны; таже возвея ветр велик противен, яко не возмогохом отнюд плисти, аще и множицею сопротивляхомся, и убегши с нуждею в один загон острова, идеже бисть тишина, вергохом котвицу и стояхом даже до нощи. Таже яко о второй године на нощь возвеявшу ветру малу, обаче помощну, пустихомся, призвавши на помощь Бога, и пловохом даже до полудни простим ветром; таже возвея от страны обаче пловохом, якоже могохом, чрез весь день и чрез нощь; заутра же в суботу, Септеврия 11, начинающуся дню возшуме дождь аще и помощен, обаче зело шумен и силен, к тому же помрачися свет облаками и бисть тма велия, яко не видехом, камо плисти, к тому блистания и громи явишася и возлия дождь велик; ветр же без мери силен, и ношашеся корабл, аможе и не требе бисть, покриваяйся волнами морскими, ветрило же едва не раздрашася от великаго дмения ветра и едва не преврати корабля, и все биша в великом ужасе, просяще Бога, да избавит от наглия смерти, и уже чаяхом погибнути, обаче Бог милостив милует призивающих Его. Вихом же в оном мраце и великой фортуне яко час. Таже осветися мало; ветр таков, яков исперва, и проста дождевное лияние; помале начат преставати ветр и обретохмся недалече единаго острова завращенны воспять и благодарихом Бога, яко не принесе корабля на некакий остров и не разби, бысть бо тма велия и не знаяху корабелница, камо правити корабль. Таже сотворися безмолвие велие, яко паки не можаще ни мало плисти корабль и стояхом даже до вечера на воде округ обращающеся; заходящу же солнцу возвея ветр аще и странен обаче помощен и пловохом оным чрез всю нощь; заутра же, в неделю Септеврия 12, яко о трех или четирех годинах на нощь паки сотворися бонаца, яко не могохом плисти и бисть чрез всю нощь. Таже ветр возвея от страны; в понеделок же рано толь бисть буря велия, якоже и прежде; в второк Септеврия 14 рано бисть ветр помощен; таже ин явися противен, яко отнюдь не могохом плисти, но убегше в един загон острова (понеже тамо в странах Турецких островов много), и вергше котвицу стояхом, ожидающе погоди, чрез весь день и чрез всю нощь. Заутра же в среду, Септеврия 15, начинающуся дню и по оной непогоде явившуся ветрицу малу и извлекохом котвицу от води и пустихомся, обаче не имехом чрез весь день благополучия, все бо являшеся ветрец или противен, или странен, или аще и прост, обаче зело мал, или бонаца, си есть тишина велия, се же, мню, яко грехов ради наших, или паче моих, творимое бисть; к тому же уже осенное надхожда же время, в онь же море ярится и волнуется дозела и дождеве бивают велици яко на сем же пути, дознахомся дважди, инде же и снези являхуся. Якоже уже пловущим нам недалече града Солуня, ошуюю нам бисть земля великая, именуемая Румелия, яже наченшися тамо от брега морскаго разширается далече. Тамо видехом гори велики по над морем стоящия и на них снези новоспадшие, облаками окруженние. Тогожде путшествия видех прекрасних островов много, на них же не тако, яко на прежних, не видех не токмо древес, но ниже трави, точию един камень, но все древеса и лески прекрасние и земля мало камене имущая, но мягка, точию песковатая (над землю бо Рускую в сем свете несть лучшой к благоплодию плодов, зем и стран веселейших и краснейших несть, земля воистину благословенная, земля млеком и медом кипящая). Тогда видех, недалече мимо ея пловущ, и Богом благословенную, Богом спасаемую, Богом соблюдаемую святую Афтонскую гору; на ея же изображение лепо воистинну всякому посмотрети, широка бо и кругла вся стоит на море на ню же з моря смотрящи, зрится яко остров есть, обаче несть остров, понеже от единия странны прилученна есть брегу земному, к ней же и морем и землею, аще кто хощет, дойти может, морския бо жилци кораблями, земнии же ногами или коньми приходят на поклонение; верха ей зрети не могохом, понеже до половини в облацех; повествуют же, яко в лете зрится, но имать снези всегда на верху. Тамо аз от острова Хио имех намерение плисти, но, размешения ради смерти усопшаго сопутника моего отца Рувима, не возмогох обрести кораблеца, того ради, обретий корабль, к пресловутому граду Солуню пловущий, вседох и аз, слишах бо, яко от града Солуня три дне хождения сухим путем к Святой Горе, того ради имех надежду в Бозе дойти тамо, желаше бо душа моя зело поклонитися оному святому месту, прекрасному иноческому жилищу, понеже не могох дойти к Иерусалиму, убожества ради моего. Тогда же пловущи видех многое множество риб морских великих, именуемих делфинов, превращающихся семо и овамо по пред кораблям. Пути бяше от Хио к Солуню водою миль 400; еже аще благополучен ветр, за два дни с нощми припливают, ми же (понеже время осенное), пловохом целую седмицу, в четверток бо от града Хио отплихом, в четверток же другий Септеврия 23 приплихом к пресловутому граду Солуню.Описание града СолуняО описании града Солуня последи изявити потщуся, по возвращении от Святих Гор, аще Бог изволит, понеже имам намерение возвратитися; к тому же пребих в Солуне точию день и не могох ничтоже разсмотрети. Пристанище мое тамо бисть благополучно, понеже обретох от своея страни знаемых людей, к тому же и Болгаров, и тии мя угощаху и наставиша в путь. Отъидох от града Солуня Септеврия 26, в день неделний, пополудни, с прочиими тамо живущими людми, понеже не может тамо человек един или два путшествовати, но требе великой компанеи, многи бо тамо обретаются разбойники, найпаче от Турков, котории не токмо обдирают, но и забивают, яко тамо частее слушатся оказии, аз же, понеже не возмогох пременити намерения моего, пойдох, надеющеся на Господа и молящи Его, да сохранит мя от наглоя смерты. Пришедше же того дне в вечер к некоей веси, пойдохом в дом нощевати к единому человеку, иже с нами вкупе грядеше; той заутра не восхоте ити к Святим Горам, но повеле нам ожидати, донележе соберет гроздия от поля и сотворит вино; ми же, аще и не хотехом, обачо ожидахом, трудно бо и страшно бисть нам ити в малой компанеи, к тому же не знаяхом и пути, и пребихом тамо три дны, таже разсмотревше ложь его и неправду, оставихом и обретше инаго пойдохом в четверток рано, Септеврия последнего числа, Бога хранителя себе призивающи. Идох же и аз тот день с ними вкупе добре; таже заходящу слонцу ослабех, се же того рады, яко много уже время прейде, егда ходих по земли, наченши бо от Венеции дванадесять месяцей все яздях по море, того рады заби преждних трудов тело и разслабися, болех же дозела ногами, яко едва могох ити, ибо по толь многом похождении шествовах, скора сравняющеся в бегу с мулом, иже далече скорее коня ходит; грядяше бо с нами человек з мулом, иже вещи людские везяше, с тем убо вси неотлучно грядяхом, понеже всяк бояся в мале ити, к тому же, кроме онаго проводника, все чуждостранние бяху и не знаяху пути. Видевше оним мя помалу грядуща, не хотеша мене ради замедлевати, ускоряху в Святую Гору бити в суботу, понеже на всяку суботу тамо на базаре торг бивает и всяк спешится что нибудь или продати, или купити, оставиша убо мя того вечера. Аз же идох некий час сам добре, донележе свет видех; таже егда приближися темнозрачна нощь, без освещения месяца, погубих путь, сам не ведях, камо шествовах, хотех бо обрести весь, мня бити близу, но бисть далече, якоже последи разсмотрех, и ходих помежду лесом и горами, омацуя ногама и рукама стезю, яко три или четири часа в нощь, но не слишах гласа ни человеча, ни песия, воздихах же к Богу печалующи, да мя наставит на путь добрий, и ходих паки множицею возвращающеся и на страну удаляющися, того ради, яко многи пути ми являхуся, ведех бо их от белости, яко бела тамо земля бяше; обаче ходящи ничтоже успех в благое, но в болшую прийдох скорбь и утрудихся дозела, помянух же тот случай бити мне Божие наказание, грехов ради моих множества. И положивше на себе знамение крестное, вздохнув ко Творцу моему, молящи Его, да мя сохранит от всякаго зла, и облегох, обаче не могох спати, помислов ради многих и страха, слишах бо множество по лесу бегающих и виющих волков, и молих Владику и Творца моего, да не оставит мя наглою погибнути смертию. Таже услишавши мало псов лающия далече, востав от каменнаго ложа и сотворши крестное знамение на челе моем и моление к Богу, да мя сохранит от всякаго зла, пойдох, ищущи пути с слишанием гласа псов, обретше же Богу мя наставляющу, путь, идохь чрез всю нощь и уже окончевающейся нощи и начинающуся дневи (прийдох) к некоему селу и уснувши мало от труда, тамо раздранние на мне сандалия повергох и взях на нозе новие, понеже имех, пойдох сам в пяток Октоврия 1, испросивше людий о показание пути, и Господу себе поручивши, идох жо весь день и скоро и добре, без блуждения, Богом наставляем; и уклонившуся солнцу на запад, прийдох к некоей гостинници, при пути близ моря стоящей; тамо економ инок началствуяй, прият мя добре, и пренощевах. Оттуду заутра в суботу, Октоврия 2, пойдох пред восхождением слонца и шествовах яко до полудни добре, таже погубих путь и зайдох в дубравы густие и в вертепи непроходимие, плача и сетуя и молих Господа Бога, да даст ми кого от человек обрести, да бых возмогл вопросити о пути. И тако ми блуждающу на мног чась, обретох двох человеков, христианинов, ходящих с оружием по пустини, тии узревше мя не у еще ми вопрошающу их о пути, они мя первее вопросиша грозним гласом: откуду есмь и иду камо? Та воя ми, добре отрекшу и немного глаголствующу с ними, познах бо от очес человеков лукавих суще, молих их, да ми покажут путь к Горе Святой, они же требоваху златици от Мене за показание пути, аз отрекох им, не токмо златици, но ниже дробних денег что либо имам, понеже есть человек странний, нищь и убог, путшествуя Христа ради о едином хлебе и воде, ни денги собирая, но посещая Святия Места. Они же не вероваху словесем моим, но требоваху, да что нибудь денег мало дам им; аз же обещахся дати им едину пару Турецкую, точию да покажут ми первее путь. Они же всячески мя понуждаху, да первее дам обещанное. Имех же аз особно сокровенну пару едину токмо, и иземше ю от места дах им, они хотяху более, аз глаголах им, яко не имам, друзи, более, они же начаху мя трусити и искати повсюду, обаче не обретоша ничтоже в мене, кроме единага ножа и мало сухарцов, их же носих при себе, не брах бо ничтоже с собою, но оставих вся в Солуне граде, слишах бо еще прежде о разбойницех, аще бо имех нечто от денег, обаче добре сокрих, их же не обретоша, Богу мя сохраняющу; ризи же на мне худи бяху, их же разве наз взяти бы дерзнул. Таже возсмиявшеся ми и пути не показаша и оставиша мя тамо, отщедше во свояси; аз же тогда в велицей печали и радости бивши, в печали, яко безпутен, в радости, яко свободен от рук разбойник. Воздхнув от всего сердца к Богу, благодарящи Его, яко убегох бед хранением сили Его, таже пойдох с висоти гор на низ к мору, хотящи брегом дойти, видех бо издалече Афон гору, понеже есть зело висока, обаче пути не обретох пройти к ней, шествовах же брегом морским, идеже аще мощно бяше, а индеже ни, то паки возлазях на гору и паки низ пущахся, и тако ми тогда весь день мучащуся и не токмо уже втории сандалия, но и одежду пораздиравшу, еще же и руце и нозе, помежду древеси и камения лазящу, поразившу, и алчну и жаждну дозела бившу, благодарих Бога моего за вся мне от него биваемая. Таже, уже приходящу слонцу на запад, обретох единаго инока на брезе морском сидяща и ловяща удицею рыби, иже не от среди Святия Гори изийде, но живяще на виноградех, вне монастирей. Той привествова мя любезне и аз его. Вопросивше мя, откуду есмь, что и како, и уведавши о всей приключившейся на пути нужде моей, любовию и страннолюбием возгореся к мне и взят мя от брега морскаго и поведе на гору, идеже обиташе с прочиими законики, и приведя мя в келию и поведа прочиим закоником, кто есмь и вся прилучшася на пути, и вси прияша мя благодарственно и посадиша мя в купе с собою на трапезу и учредиша доволно, любящи мя, яко странна. Таможде обретох единаго человека от своея страни, иже рад бысть мне зело. Тамо препочих три дны, понеже место красное, и церковь святаго Василия лепа, и виноградов премного, и ясти и пити что обретох и людей добрих; тамо уже начинается зватися Святая Гора Афонская, понеже тамо верху гори есть поставленний крест, да разумеется граница начинающаяся входа Гори Афонския, уже бо оттуду и монастири недалече отстоят. Сотворши убо аз тамо доброе тамо препочивание чрез три дни утружденним и болезненним ногам моим, умислих и обещахся пред Господем вся тамо святия монастири обретающияся посетити. Суть же тамо всех монастирей, якоже прежде слышах, последи же сам видех, 20, кроме скитов, их же суть множество.Краткое описание горы АфтонскияГора Афтонская есть великая и висока, велику пустиню и непроходимие вертепи в себе имущая; есть же продолженна, и монастири не на верху, но нанизу по-над-морем стоят, десять от страни восточния, и другия десять от западния. Оная гора от моря зрится бити аки остров, понеже узок имать приход от земля, и едва не окрест обходит море. От страни морской ея есть глава и чело, понеже наивисочайшая тамо верху инних гор. Гора стоит всегда темними покривается облаки, именуемая гречески (Ἄθως) еже именуют славяне Афон, сице проименованная, якоже слышах достоверне, от единого идола, тамо иногда стоящаго на версе, емуже имя бяше Афос и емуже еще в ветхие времена покланяхуся Еллины. Тамо егда населишася иноки, опровергоша его в море, и на месте оном создаша храм Преображения Господня приличне на горе Фаворсте показавшаго славу свою, иже и доселе стоит, обаче тамо никто не живет хладов ради превеликих и непостоянних стихий, но точию единощи в год, месяця Августа, в праздник Преображения Господня восходят тамо иноцы и сотворяют святую литургию и абие скоро восходят низу, да не како поразятся ветром хладним и воздухом чуждым. Понеже тамо страна есть тепла, и повсюду низу горы, во монастырех, найпаче в время летное, горячесть превеликая, точию тамо горе Афона иная стихия. От того древняго идола Афона наречеся и Гора Афонская. И тако мне умислившу все тамо святии посетити монастыри, начах ходити чинно первее по стране восточной.Описание монастырем, от странны восточной стоящих, кроме сего, иже стоят на западнойВшедшу уже мне внутрь самия святыя горы Афонския, прийдох к первому монастиру Болгарскому, Октоврия 5 числа.1 Монастир Изограф именуется.Иже стоит далече от моря, между горами и пустинею, на месте високом и красном лепо устроенный. Тамо аз пришедши, видех врата и предвратие честно созданние и иконами Святих списанние, и не зная чина и обикновения Святогорскаго, коснухся внийти в врата, но абие воспяти мя един от иноков, иже бысть вратарь. Той, видев мя по иночески одеянна разумев быти инока Святогорска, – аз же не в инока облекохся, но в подобие и в сень его, ибо не инок правилом и житием, но точию черноризец сотворихся не чуждима, но своима рукама сам себе черния наложив ризы, се же сотворих еще в панстве Венецком, на острове морском, зовомом Кефалонея (о ней же прежде рех), по совету многих тамошних иноков и священников и некиих благоразумних людей, и по изволению преставлшагося спутника моего иеромонаха Рувима того ради, да не разлучен буду спутшествующим, и да лучшое и свободнейшое имам путешествие найпаче в странах Турецких. Аще бо и прежде черние ношах ризи, путьшествуяй к Риму и возвращаяйся даже до Венеции, обаче по чину пелгримов Римских, ижэ сице одеваются: черна риза опоясанна, круцификс или крест повишенний на персех, жезл в руках великий, яко едва мощно носити, плащ краткий верху плечей, тиквица при поясе водоношения деля, капелюш на главе, вся одежда черна, кроме же того еще и торбица, и та черна, в ней же потребная носит. Аще же аз вся та еще в Венеции оставих, егда случихся с инокомь, точию един капелюш ношах на главе моей, обаче мнози от Греков познаваху бити пелгрима Римска и усумневахуся ми, дабим их добре содержал веру, аще мя слишаху поюща и чтуща в служении литургий с иноком моим, обаче не вероваху, мняще мя в путешествии изучитися, и того ради малу милостину явлаху; Грекы бо зело ненавидят Рима и послушающих его; ненавидяху же мя часте от капелюша, найпаче же от язика Римскаго, понеже еще тогда незнаях Гречески, точию разглаголствовах или Римски, си есть Итальянским, или Латинским наречием, ибо Римляне, Итальяне или Венецеяне себе подобним разглаголствуют языком, мало в чем разнящеся. Тогда аз ничтоже более премених, точию капелюш на подкапок, клобука же не носих, понеже тамо таков обичай всех иноков. Тамо мя в первом монастире покушающася ити в врата, страж вратный, разумев бити инока, и рече: от коего ти еси монастиря, яко не знаеши чина иноческаго? Аз же отрекохь: прости ми, отче святий, странен есмь и не ведях вашего обикновения. Повеле же мне пождати вне монастиря, сам пойде возвести игумену, кто есмь и откуду. И по благословению его повеле ми внийти, и рече ми, яко сей есть чин и обичай в всех монастирех Святыя Гори, да якоже видишь в первом, тако и в последнем. Похваляю же аз сие, яко без позволения игумена, никтоже входит внутрь монастиря. Тамо вшедшу, пойдох первее в святую церковь, и воздах должное поклонение честним иконам. Таже изшедши из церкви, видех игумена и братию, от их же кийждо свое творяше послушание, и сотворих метание. Повеле же мя игумен звати в трапезу, и представиша трапезу, счевицу варену, сир, хлеб, и меру вина, и ядох и наситихся, и благодарих Бога. Замедлех тамо два дны, и разсмотрех лепоту монастиря и чин церковний. Востают на утреню в полунощи, отправляют по воле с чтениями по первой кафизме и по шестой песне канона. Канон поют, а не чтут, якоже в нас, Псалтирь чтут на стране, а не посреде церкве. Егда начнет чести Ексапсалми, згашают свещи и паки, кончащимся, засвещают на «БогГосподь». Полунощницу, девятий час и павечерню чтут в притворе, прочая жe вся внутрь церкве. Литургия не на всяк день бивает, токмо часи. По утрени расходятся по келиям на правило. Наченшуся дню, исходят всяк на повеленное себе послушание. Пред полуднем чтут часи. По окончании часов зараз входят из церкве в трапезу. На трапезе чтения не чтут по вся дни, кроме неделе и праздника, понеже вичитуют на утрени. По трапезе расходятся на послушание, – паки снисходятся на вечерню. По вечерне идут в трапезу, кто хощет, понеже не вси два рази ядят. По трапезе в церковь на павечерницу. По павечерници кийждо в свою келию, да что хощет творит. В трапезе рано точию дается едино варение, в вечер же сухоядение; вино поставляется в неделю, в второк, четверток и суботу. В прочия же дны вода.Лепота монастиря того есть такова: стоит между горами в великой пустини, при воде здравой, расположений на четири углы, в нем же чинно и лепо келии устроенние, едни на других даже до триех степеней високо стоящие. Всяк един особно свою имать келию. Церковь началная посреде монастиря от камене лепо устроенна. Глави покровенни имать цению. Внутрь же вся иконописанна притчами евангелскими и иконами Святих, лампадами, свещами и панекадилами лепо устроенна. Низу дсками великими мраморними усланна. Суть тамо две икони святаго Георгия: едина по мору дойде, вторая изобразися на платне еще прежде строения церквы. Той образ зовется Изограф, си есть, самописец, – от того и монастирь, созданний в имя его, речется Изограф. Кроме же тоея началния церкве и иния малия помежду келиями имать лепо строение и иконописанние, и трапезу такожде имать лепу, внутрь исписанну иконами святих. Вне церкве особне имать каплицу, создану от камене, и чаша посреде велика, от мрамора изсеченна, водосвятия рады. (Стоит же сей монастирь на западней стране горы, и в нем обитают Болгары), а не (Греки) и Болгарское творят пение же и чтение. Тамо аз пребих два дны и пойдох к монастиру иному. Той наречеся Изограф, от икони святаго Георгия, яко сам тамо изобразися.Монастир вторий, Хиландар зовомий.Между горами низу, недалечо от моря, яко полчаса отстоящий имущий в себе иноков Сербскаго язика. Той зело множае строением и лепотою превосходит перваго, найпаче преизбранной ради своей церкви. Тамо бо похвалях, зде же чуждуся. Тая обитель именуется царствующая или Лавра Сербская, понеже царей Сербских строение есть. Аще же монастирь и низу стоит обаче церковь на високом фундаменте, в нюже степенми входити требе. Внутрь имать четири столпи мраморние великие, и в папертех двох по два, вся же иконописанна лепо делом царским от глави даже до подножия. Подножие все насажденно мрамори различними, искусним художеством, лепие пестроти показующое; чистое же, яко зерцало, яко с жалением и хождение по нем. Свещами и кандилами далече краснейше устроенно тамо, нежели в первом монастире. Келии и тамо строения единаковаго, токмо расположения далече болшаго. Церковь глав много имать, и покров ея весь уже не от цени, но от некоей руди, иже имать половину сребра, сотворенний от некоего пребогата ктитора, иже имеяше во области своей таковое место, от негоже ископоваше ону руду. Той изять ценовий покров, иже прежде бяше, и сотвори оний многоценний или безцений. От перваго же соделаша сосуди, потребние в монастирь, иже и доселе и обретаются все сосуди ценовие, малие и великие. Трапезу имать такожде прекрасну и велику, внутрь всю иконописанну лепими притчами и гисториями, и отвне такожде. Имать же все столи от мрамора бела и чиста сечение, еще от ветхих времен, коштом царей Сербских. Весь монастирь вислан каменем гладце, воду имать текущую от гор. Словом рещи, – вся лепа, вся во всем красна обитель; но точию, Божиим попущением, Бог весть откуду, издалече в горах, между лесом, разжеся огнь и несен силно шумным ветром и испали многое место тамо лесовное, таже прийде и к монастиру и сожже его до половини, кроме церкви. Того ради и братии мало остася, яко разбегошася в время падежа онаго; обаче, красоти ради его, паки начаху снисходитися. Имать части мощей много, и кровь Христа Спасителя, якоже аз сам чтох напечатаное в книзе Московской. Имать же много икон чудотворних Пресвятия Богородици, Троеручици образ, иже имать три руки изображенних. Бисть бо от иконописца с двема написанна, последи же и третая явися. Тамо аз пребих день един и нощь, и видех чин един тако в церкве и в трапезе, якоже и в Болгарском монастире. Тамо пребывши день и нощь, и видевши и слышавши многая, пойдох далей по ряду к монастирю иному.Монастирь третий, Симен именуется,якиби межи горь, якоже слишах истолкование от инока, понеже от всех стран горы, он же в едином удоле равном стоит, на самомь брезе морском, егоже огради, и врат в время ветра касается волна морская. Леп строением церкви и келий, токмо мал и убог; обаче ничтоже от иних требует, но доволен в всем к препитанию и управлению своему, и трапеза такожде лепа, иконописанна вся внутрь. Столи же имать древяние; иноков имать мало, по силе своей. Седит при воде здравой и сладкой, текущой от гор; питается от моря, много ловящи животна, имать бо своя корабля и мрежа. Тамо аз пришедши, идох первее в церковь, ей же храм Вознесение Христово, и, сотворши свое путническое поклонение иконам святим зван бих абие в трапезу, понеже время прийде; и пойдох, и снедох в славу Божию, и наситихся. Тамо обитают икони Греческие, и чтут своим наречием; чин же единаковий, якоже и в прочиих. Оттуду пойдох к монастиру инному.Монастирь четвертий, Ватопет именуемий, первий ветхостию строения.Болший от всех первих расположением, и красен строением. Церковь началную имать велику и лепу, глави покровенны цению суть, внутрь же вся иконопесанна иконами Святих и историями, отчасти же и мусиею упещренна, древним делом, обаче искусним. Храм Благовещения есть. Подножие ея все мрамором различним усланое, кандилами же и свещниками лепо устроенна. Чудесами прославляется многими, от их же зде три токмо полагаю началнейших икон чудотворних Пресвятия Богородица. Первая чудотворная икона Пресвятия Богородицы стоит внутрь великия церкве на горнем седалищи, зело ветха, но вся златом покровенна, кроме лиц Ея и Христа Младенца, егоже держит на руках Своих, иже черни и поразседахуся ветхости ради своей. От той икони сотворися чудо таковое. Нашедшим тамо давних времен некиим разбойником, и хотящи раззорити и разграбити оную обитель, и разбегшим же иноком, кий камо можаше сокритися, един от них, памятствуя и сожалеваяся о иконе, да не како поругаются нечестивии разбойницы, и текши воскоре внутрь олтаря церковна, похитив оную святую икону и свещу пред ею велику горящую, и един крест древяний, впусти та вся в кладязь, иже от давних времен бисть тамо сотворенний внутрь церкве, пред престолом, не почерпания рады и пития, но освящения ради води на нов месяц, якоже и ныне есть тамо обичай, – в всех бо монастирах суть святилницы, особно, вне церкве, от камене лепо строенние. И егда разбегошася старцы, страха ради оних разбойников, и пребиваху в иних странах. Таже, по многих временех, паки помалу начаху собиратися, и та бисть по откровению Божию с тоеюжде свещою горящою, ни мало незгоревшою, Богу тако чудодействующу в иконех святих, и прославиша вси иноцы Бога и Его Матерь, и доселе прославляют. Вторая икона исписанна в притворе, на каменной стене церковной, о ней же сотворися таковое чудо. Един тамо от дияконов млад пометаше церковь, и егда утрудися, пойде к трапезному, молящи его, да даст ему чашу испити вина. Трапезный, или не имеяше времены, или иной ради коей вины, отрече. Оный разгневася и пойде в притвор (мню, диаволом подстрекаем) и ставши пред оним образом рече: аз тебе служу всегда, очищающи и ометающи тебе всегда, ти же ми не даеши единой чаши вина, – и, похитив нож, удари в лице, и абие изийде ток крове бистр и воскочи в очеса онаго диякона, и ослепи его; и нападе страх нань великий, и паде полумертв на землю, и воскрича глacoм великим от болезни. И стекошася иноцы, и видевши таковое чудо, прославиша Божию Родителницу, в иконе чудодействуемую. Тойжде диякон до смерти живота своего, день и нощь приходящи пред оную икону, плакашеся и ридаше, кающися и просящи Владичицу, да отпустит ему согрешение. И близ смерти, бисть ему глас: отпущаюттися греси, токмо рука твоя, коснувшаяся сотворити сице, буди проклята. И егда оный диякон по смерти погребеся, тело согны, рука же по лакоть и доселе не согнила, суха и черна пребывает, к тому же и смердит, юже иноцы заключенну при образе держат, в незабвенную память онаго чудесе. На образе же и ныне рана с кровию есть, юже аз видех сам, и лобазах грешними моими устами. Третая икона Пресвятия Богородици такожде на муре написанна в оной церкве подначалной. Тая возгласи по имени игумена, и пременися в изображении своем: взят бо Младенца Христа (Егоже держаше) за руку, и приложи к устам своим, и доселе тамо стоит, чудесми и величании усть чуждих прославляема. Тако и трапеза зело красна, внутрь вся иконописанна; столи же от мрамора бела, гладце и лепотне тесанние. Тамо вода здрава, к тому же изобилна. Имать своя корабля и мрежа и млинь, от потока горна мелющий. Тамо пребих день и нощь. Оттуду пойдох по ряду, чрез гори, лес и долини, к монастиру инному.Монастирь пятий, Пандократор,си есть Вседержитель, рекомий сице от храма Преображения Господня. Той монастирь, аще и не тако велик есть строением, якоже прочии, но и не мал, обаче лепотен строением, якоже и инии. Стоит прекрасно над самим морем, на едином обширном холме каменном, или, просте рекши, на скале, в нюже море биеть силно в время ветра, обачо монастира не вредит ничтоже. Имать церковь прекрасну, покровенну цению, посланну мраморем различним, внутрь иконописанну, трапезу же убогу и пристарелу, очернену, с столи древяними. Имать своя корабля и мрежа и странноприемницу красну и воду здраву, текущую от гор, Чудеснаго тамо не видех ничтоже. Оттуду по пренощевании пойдох паки горами и пустинею к монастиру инному.Монастирь шестий, Ставроникита проименованный,стоит на таковом же месте, яко и пятий (Пандократора), си есть, низко под горами над самим морем, на едином каменном холме устроенний. Подобит в строении прочиим, токмо малейший от всех преждних, и церковь такожде малу имать, обаче строением и лепотою красну. Трапезу имать убогу и малу с столи древяними. Имать воду здраву, текущую. Монастирец оний тако отвне, яко и от внутрь ест красен, токмо убог, и братии мало, обаче имать вся доволна к кормлению. Откуду наречеся Ставроникита? Имя сие есть сложено от двоих словес: от единаго ставро и втораго Никита. Ставрос есть слово Греческое, Русски толкуется крест; Никита же имя бисть единому пустинножителю, иже тамо прежде даже монастирь не бисть, жителствоваше и делаше крести. Того ради от делания крестов проименован бисть оний пустинник Ставроникита, си есть Крестоникита. Тамо, на месте оном, егда и монастирь создася, сице наречеся. Монастирец оний уже вторицею воздвигнуся по раззорении своем огненном. Храмь тамо первее бист Святаго Иоанна Предитечи, ныне же Святителя Христова Николая. Чесо ради? По запустении онаго монастира (якоже слишах), пришедшим уже летом многиим, един из патриярх Цариградский припли в Святую Гору, посещения ради, и егда прийде на оное место, на нем же точию едина висока вежа стояше, та неврежденна огнем, – возлюбися оному патриярсе место то, ловления ради риб, и повеле вергти тамо мрежу. Сотворшии убо повеленное, извлекоша риб множество и икону невелику, яко на лакоть, на дсце древяной изображенну. Бисть же образ Святителя Христова Николая, его же лице покровенно бисть маргаритною кожею, си есть, просте рекши, перловою матицею, в ней же они родятся. Се жо сотвориса сице Промыслом Божиим, да невредимо будет лице святия икони. Видев же ю патриярх сице покровенну морскою чашею, повеле отодрати силою, понеже держашеся крепко, акиби пригвожденна, и егда отверзоша, видеша лице святия икони лепо изображенно, и язву аки с кровию, червленну имущое, некиим орудием железним разсеченну. Узрев же патриярх и вси с ним присутствующии таковое чудо, прославиша всемогущаго Бога и дивнаго в святих Чудотворца Николая. И рече патриярх, яко Божие се изволение, еже сотворитися монастиру на месте сем в имя Святителя Христова Николая. И созда монастирь оний, аще и мал, обаче леп; чудотворную же оную икону, покривши златом и драгими каменьми, поставиша одесную в церкве, иже и доселе стоит чудесами прославляема. На маргаритной же оной чаши, яже бяше верху лица икони, изобразиша искусним ритим художеством панагию, с нею же (якоже есть обичай) иноцы по трапезе творят трисвятое даже и доселе, незабвеннаго ради чудесе, яже вся та видех и лобизах аз грешний. Се чудесно воистину, яко язва оная, яже на иконе, червленна с кровию, акиби в живом теле, к тому и благоухает. Образ оний ветхий зело, поветствуют, понеже уразумеся от числа иконописцева, в кое время содела его. О язве же, откуду взяся сице глаголют: яко в время иконоборства, егда многи восташа еретици, иже не хотяху поклонятися иконам святым, в той час един от еретиков, ругающися, удари некиим орудием железним и верже в море. Се же мнят бити творимое в Цариграде, понеже тамо найболше биваше ереси; обаче Божиими судбами какову прейде глубину и широту морскую, и обретеся в Святой Горе, яже от Цариграда отстоит пятию сот миль. Но да веси, читателю тщаливий, каковаго неоцененнаго дела есть оная икона: не бо писана цветами и колорами, якоже нине творят иконописци, но вся драгими и дробными каменцами искусно истканна и насажденна, меншими пшеничнаго зерна, сице гладко и лепо, яко, не присмотревшися, несть мощно познати, писана ли или ни. О премудрости и тщания древних иконописцевь! их же несть мощно обрести в нинешние времена. Сего ради монастирец оний, аще есть и мал строением и славою и богатством убог, обаче повестию своею и оною чудотворною иконою есть велик. Тамо аз пребых день един и нощь и оттуду пойдох в висоту гори к монастиру иному.Монастирь седмый Котлумуш.Оный монастирь есть красен отвне и отвнутрь, стоит близу базара яко за полпоприща, от моря далече и високо, яко в полгори, иматъ церковь лепу и пространну, внутрь всю иконописанну, с подножием мраморним, пестротами устроенним. Глави ея покровенни цению. Трапезу имать високо стоящую между келиями, внутрь всю иконописанну, в ней же столп началнейшие мраморние, последние же древяние, обаче чинно устроенние. Монастирь оний несть сице славен и богат, якоже прочии началнейшии, обаче иноков имать многа и вся на потребу доволна. Седит при воде здравой, между лесом великим, каштановое древо имущим. Тамо аз замедлех день и нощь, и пойдох паки низу гори ко монастиру иному.Монастирь осмый Ивер.Оный монастирь сице назвася от ктиторей и создателей своих, иже бяху от земли Иверския; красен же строением и богат. Седит близ моря, на брезе, между високими горами; имать церковь прекрасную, от камене созданную, покровенну цению, внутрь же иконописанну честно иконами святих, от притчей евангелских, поликандилами, иконостасем и лампадами устроенна лепо. Подножие ея от мраморей различных цветно и красно усланное, имать же в едином церковном угле часовник, лепо соделанний, с четверогласнимы квадранси, доброгласен и сладко слишателен всем. Монастирь оний несть зело висок, токмо обширен. Имать же трапезу и прекрасну и пространну, внутрь всю иконописанну честно, столи же все от камене мраморнаго, искусно и гладко тесанние имать. Есть же тамо и чудотворная икона Пресвятия Богородици, от Никеи в время иконоборства приплившая, ей же возлюбися место при вратех монастирских. Не хотяше бо в великой церкви стояти, многажди исходяще оттуду. Таже единою и глас бисть от нея сицев: «что мя стужаете? не прийдох, да мя стрежете, но да стрегу вы». От того часа иноцы не преносиша оттуду, но создаша при вратех церковку малу в имя Ей, и нарекоша имя иконе той наречием своим Греческим: Портаитиса (еже есть) вратарница, понеже при вратех себе возлюби место. Есть же еще тамо вторий образ Господа нашего Иисуса Христа, такожде чудотворний, его же глаголют истинную меру и изображение быти, якоже в мире бяше. Тамо аз пребивах день един и нощей две, и пойдох оттуду чрез великие гори и долини к монастиру иному.Монастирь девятий Филофей.Монастирь оний стоит далече от моря, на високом месте, яко в полгоры, на месте прекрасном и равном, под горами високими; расположения подобнаго с прочиими, токмо меншаго. Високости мерной, понеже до триех степеней кели, едини верху других устроенние. Церковь имать простаго строения от камене проста, от мрамора ничтоже тамо, и иконописанна неискусно. Покров ея каменний, а не якоже в прочиих ценовий. Монастирь оний есть убог, и иноков имать мало, обаче питается доволно, понеже седит на равной и мягкой земли, при воде же зело здравой и изобилной, непрестанно потоком великим, аки речица, текущей; на ней поставленную имуть мелницу, от нея же приобретают ничто користи; прочее же от оградини питаются. Тамо пришедши аз в суботу в вечер, и токмо пренощевах. Заутра же в неделю пойдох рано к монастиру иному на службу Божию, понеже бисть недалече.Монастирь десятый, Каракал.Той стоит еще под вишшими горами, близ Афона, недалече от моря, яко за поприще едино; аще и мал, обаче лепотен строением тако отвне, яко отвнутрь; и церковь имать такожде малу, токмо красну и расположением, и зданием, и иконописанием, кандилами же и свещами честно устроенну. Глави ея цению покровенни, и подножие мраморное гладкое, с пестротами. Монастирь оний долготою и широтою мал, висотою же мерен. Иноков имать мало, обаче в всякой потребе ненужден, имать бо своя корабля и мрежа и прочая прибитки, ими же питается. Оттуду тогожде дне, по трапезе, пойдох на нощь к монастиру иному. Се же того ради незамедлевах нигде, скорейшаго ради обхождения всех монастирей, понеже не во время прийдох в Святую Гору, уже бившу тогда месяцю Октоврию. Бисть же тогда осень и бояхся, да некако ускорит зима и не укончу посещения всех монастирей. Зима тамо такожде велика есть, найпаче ядовитие ветри от верху исходят, и невозможно путшествовати боязни ради повреждения.Монастирь единадесятый Лавра.Монастирь той стоить в самом конци гори Святой, под самим оним превисоким Афоном (о нем же прежде рекох), на равном и прекрасном месте, уединен далече от всех монастирей, от брега висока, яко за поприще едино. Расположением и строением и величеством похвали достоин тако внутрь, яко и вне. Тамо посреде монастира суть две церкви великие, с главами, покровенними цению, и с подножием мраморним цветоразличним, с иконописанием же лепотним, и устроением кандилним, и всякою лепотою удовлетворенны. Трапеза такоже и велика и красна зело, в ней же столи от мрамора бела, гладким и искусним художеством изсеченние. Седит при воде здравой, текущей изобилно от спуда Афона. Имать братий зело много, множае паче всех монастирей. Есть бо монастирь оний славою и честию, и богатством и первенством вся превосходящий, и акиби главою есть в Горе Святой, понеже никаковий собор, ни суд, ни что либо ино без его повеления бивает. Обитель она много содержит места. Ни в чем есть оскудна, но в всем изобилна, тако в пенязех, яко и в прочиих прибитках. Оттуду пойдох округ онаго Афона, поряду, уже завращающися на страну западную Гори Святой. Идох же три дни зело нуждным, жестоким и прискорбним, отчасти же и ужасним путем, по сухом и остром камени, помежду не проходими вертепами и не обретох ни единаго монастира, токмо все пустинножителе, скитающися в горах и вертепах, инни же в пещерах. Аще же и при всяком монастире суть много скитов, обаче не суть иноки толь жестокаго жития, якоже тамо суть две места, на них же обитают оние уединенние пустиннице. 1) место именуется Капсокави; оное место есть сухо и голо, и знойно в лете дозела. Тамо иноцы особне един от другаго живут, и всяк в своей келии имут церковцу малу моления ради особнее, едину велику общую, в ней же вси сошедшеся, в неделю и праздники, творят бдение. Тамо ничтоже имут, ни ограда, ни сада, кроме древа лесоваго, и то мало, тако бо изволиша нуждно тамо седети, прискорбнаго Христа ради жития. Устроиша келии на едином сухом камени, над крутими и ужасними провалинами, помежду скалами, по над морем стоящими, подобне яко птенцы гнезда своя. Питаютжеся единим рукоделием, ово крести, ово ложици делающе. Тамо бих у единаго монаха стара, перваго между ними, и нощевах у него, ему имя Акакий, той прославляем есть от всех в Святой Горе, богоугоднаго ради своего жития, и есть первий между всеми, скитающимися тамо. Слишах же, яко имеет дар Духа Свята прозорливости. Второе место именуется Святыя Анни. Тамо скитов четиредесять вкупе, в них же по два или три старци обитают, всяк свое творяй рукоделие, от него же питается продающие; не может бо тамо без рукоделия седити, понеже несть ни мало мягкой земли на саждение лоз, или на всевание зерна. Токмо шафран сеют, мало где изобретши земли. Скали же тамо великие и острие. Путь же прискорбен тамо отвсюду, и чудесно строение келий в подобие ластовичих гнезд, идеже отнюдь неудоб мнят поставитися келиям, обаче чудесне (Богу их вразумляющу) прилепляются чудесне, гнездящеся, якоже рех, в истинну в подобие ластовиц. Имуть же своего началнейшаго, его же послушают. Имуть же и соборную церковь, древню, в имя Святия Богопраматере Анны, в нюже в недели и празники снисходятся вси. Тамо ми обичное сотворшу поклонение, пойдох к монастиру инномуМонастирь дванадесятий, святаго Павла.Именуется от создателя своего, святаго Павла Афонскаго; той стоит от моря, яко за полпоприща, различен строением от всех преждних. Стоит под самим Афоном, от страни западной, низу, устроен чудесне на острой скале, юже несоглаждающе в стену вмороваху. Сделан в подобие единой вежи узким делом, обаче зело високим, яко даже до пяти степеней, едни на других целии стоят. Церковь, яже есть святаго Георгия, не имать глав, но вся совокупленна вкупе с келиями под единим покровом, обаче внутрь и строением, и иконописанием лепа, найпаче же прекрасно светилниками и полекандилами устроенна. И трапеза такожде лепа. Седит при воде здравой и многой. Имать бо поток велик и бистр, текущ с под самаго спуда Афонскаго; при нем же и мелницу сооружиша. Имать же своя корабля и мрежа. Обитель изрядня строением и необичным; токмо убога, и иноков зело имать мало. Иноци же суть язика Сербскаго. Тамо прискорбное отчасти житие, понеже седит между великим яром, под стеною високой гори, на сухом камени, и от леса, и от базара далече; обаче доброе место, аще кто хощет жити на уединении. Тамо пребых день и нощь и пойдох чрез великии гори и яри, древа на себе великаго не имущими, токмо малое хврастие и камение великое, и дойдох к монастиру иному.Монастирь третийнадесять, Дионисат.И той такожде зовется от имени сооружителя своего; и той такожде високаго строения и на високой острой каменной скале стоит, якоже и святий Павел; токмо, под нижшими горами и близ моря, яко единощи вергнути каменем. Расположения ширшаго, и внутрь далече пространейший и веселейший. Церковь имать особне разделенну, посреде монастира стоящу, ей же имя Иоанна Предитечи, – лепотна строением и делом, якоже и во прочиих началнейших монастирех, си есть, с столпы каменними и подножием мраморним, гладце посланним. Свещами же и лампадами доволно украшенна, и иконописанна от верху до низу чисто, глави имать чино съоруженние, и покров ея весь ценов. Трапеза же толь красна и строением, и иконописанием, яко дивитися воистинну, яже аще би имела столи от камене сеченние, якоже в прочиих монастирех, превосходила би всех лепотою и величеством. Иноци тамо обитают Греческие, числа доволнаго. Чин церковний управляют добре. Кормятся доволно, наипаче же от моря, имать бо своя корабля и мрежа, и мелницу на воде текущей, подобне, якоже и в прежднем. Стоит далече от леса и от базара, и трудное тамо путшествие, обаче полезное к спасению. Тамо прийдох с вечера и пренощевах. Таже заутра рано пойдох паки тяжестним путем по над морем, чрез високие преходящи гори и сухие, на них же мало где обрящеши великаго древа, токмо хврастие мало, камене же много, и прийдох к монастиру иному, четвертомунадесять.Монастирь четвертийнадесять, Григориу.И той такожде именуется от своего ктитора. Седит на самом брезе морском при воде, мал и низок строением храм Святителя Христова Николая, неразлучен вкупе, но совокуплен, весь бо монастирь под единим покровом каменним, и сверху ничтоже не познавается, токмо, яко едина полата стоит. Внутрь же имать вся сокровенна. Церковь простаго строения, обаче лепаго украшения, и подножие бело мраморное. Трапезу имать малу, с столи древяними. Монастирь оний прежде бяше Болгарский (якоже слишах), суть бо тамо еще старие и книги Болгарские. Таже по запустении населишася Греки, иже и доселе обитают. Монастирец оний мал и некрасен, иноков же имать доволно, и питается добре; имать же своя корабля и мрежа. От леса стоит поблизу, от базара далече, яко четири часа хождения имать. Седит под горами високими, при воде здравой; чин свой управляет, якоже и прочии. Тамо мало замедлех, токмо сотворих свое обичное путническое поклонение, и сневши трапезу, пойдох паки по над морем, високим и тяжестним путем, чрез гори, древес мало, токмо камение имущими, и прийдох тогожде дне, уже заходящу слонцу, к монастиру пятнадесятому.Монастирь пятийнадесять, Симопететра.Оний монастирь зело удивительний и строением, и местом, – яко не вем, како тебе (благий читателю), изобразити; многии бо его видившии (якоже слишах) чудятся, како и каковим образом тамо устройся, и како держится. Место же его есть таково: холм един каменний, великий и високий, отлучно от гор, зело високо от брега морскаго, под самим верхем гор стоящий, на нем же монастирь, подобне яко и святый Павел, устроенны си есть, даже до пити степеней едини келии верху других стоят, обаче основанием еще далече височайший, и строением чудеснейший. Аще бо и той на остром и високом холме каменном стоит, но от единия страни придержится горою, понеже близ гори стоит; тойже на уединенном далече от гор, на едином, зело високом холме каменном, високо и кругло устроенний, аки едина некая прекрасная вежа, или столп стоит. Роги или угли онаго холма внутрь стен монастирьских умурованны, понеже не могоша его соравнити толь високой махини; внутрь же монастиря и нине подножие не равно, но инде гори, инде же долини. Широтою есть узок, якоже и холм; егда же кто от верху високих келий низу смотрит, тому душа унивает от великой високости, понеже около онаго холма яри глубокие, и от моря страна крута. Монастирь оний лепотен строением отвне и внутрь; целии едини на других чинно устроенние, иноков имать доволно, суть же иноци Греческие. Воду имать текущую издалече, от верху гор, по верху муров к монастиру, понеже монастирь не касается гор стеною, того ради особне соделанние мури от гор даже до монастира, прешествия ради воднаго. Церковь имать Рождество Христа Господа вкупе с келиями свокупленну, лепу, височайшую целий, ея же верхи цению покровенни, и внутрь вся иконописанна с подножием мраморним и со кандилним устроением. И трапеза такожде красна и пространна. Обитель красна и чудесна строением, в пищи доволна. Имать пристанище корабелное. От леса недалече, от моря високо, от базари три часа. Тамо аз замедлех нощь едину. Оттуду заутра пойдох паки велики горами, обаче путем равним и не толь каменистим. Таже сблудих от пути, и пойдох между великие гори и вертепи, и чрез непроходимий предирахся лес, ктому лияшеся дождь и многую претерпех нужду и скорбь даже до слез, омочен, отягчен и утружден сий дозела, и ходях тако безпутен, яко три часа, воздихающи и молящися к Богу, да мя наставит на путь добрий. Таже обретох стезю велику и по мале прийдох к монастиру иному.Монастирь шестийнадесять, Ксеропотам.Той монастирь седит на равном и красном месте, под горами не великими, уже бо оттуду нижшии начашася гори, от моря яко за поприще едино. Лес же всюду окрест велик, воду имать здраву, текущу от гор. Строения обширнаго, токмо низкаго. Церковь имать красну и строением и иконописанием, с главами и покров ценовим, и подножием белим мраморним, и трапезу такожде лепу и велику. Монастирь изряден, токмо отчасти убог, питаетжеся нуждно, и братии имать мало. Иноки же тамо обитают Греческии. Тамо аз зело мало премедлех. Токмо бо пришед, сотворих свое должное путническое в церкве иконам святим поклонение, и снедши трапезу, пойдох далей. Бисть бо день суботний, и недалече отстояше монастирь Русский, и ускорях тамо прийти на вечерню, хотя послужити в церкве, еже и бисть тако.Монастирь седмийнадесять, святаго Пантелимона.Пришедшу ми в монастирь Руский еще прежде вечерни, узрехся с иноки, от моея страни сущими, и приветвовахся с ними, и рады бихом друг другу, и прияша мя с любовию, яко странна, благодарствующе за толь великия труди и за посещение, и молиша мя, да пребуду с ними вкупе в монастире, или, аще ни, то поне замедлю некое время. Аз же любве ради их замедлех тамо три дни, и ходяще по вся дни на правило церковное, поюще и чтуще с ними вкупе, и доволни биша мною, и видех чин их в церкве и трапезе такожде, яко и в прочиих монастирех Святогорских, а не тако, якоже вся инако творят в своей земли, на Руссии. Чин же их есть таков, якоже слишал еси прежде в монастире первом, Болгарском. Монастирь оний не велик, обаче лепотен, якоже и прочии, бяше строением, нине уже обетша, понеже много лет пуст стояше и не бяше даже доселе кому онаго снабдевати. Седит же на месте паче всех монастирей краснейшом и вишшом, на самом верху гор, на месте равном, на земли мягкой и плодоносной, камене неимущой, или зело мало. Токмо лесом окружен великим, в нем же древес до избитка доволно и к палению и деланию ручному, найболше тех, иже плод приносят к ядению и иному употреблению, яко то древеса каштановие, бобковие и прочии. Церковь тамо лепая, якоже и в прочиих монастирех, си есть, верху покров ценовий имать, внутрь же подножие мpaморное с пестротами, и иконописанна от глави до ногу, токмо зело ветха и поразседася на многих местех, ктому же несть тако устроенна иконами, кандилами и лампадами, якоже инде; убога бо есть, и не имать что откуду взяти, и не обретается ктитор или досмотритель ея. Трапеза такожде и пространна и лепо внутрь списанна иконами Святих. Воду имать сладку и здраву, текущую же и почерпателную. Словомь рещи, доволно изрядна и на красном месте стоящая обитель, токмо зело нища и убога, яко едва с нудею воскормляется. Аще бо и много имать земле под своею властию, и села имеяше, якоже сведильствуют грамоти старинные, но нине чужда рука владеет, понеже несть тамо кому простерти язика, ни рук в снабдевание оних добр, строители бо или игумени все биша чужди, или от Греков, или от Болгаров, от Руси же ни един бисть (якоже слишах); понеже тамо от Руси мало приходят, или аще и приходят поклонения ради, то паки бежат воскоре, яко дивие серны от тенета. И веру ми ими, истинну бо ти реку, благий читателю, яко наша Русь не токмо тамо, ни в коем ином Святия Гори монастире не может долго пребивати, разве кто подражает Иовлему терпению. В нашой бо стране иноки в монастирех аки святие в раю пребивают, в всяком доволстве и безмолвии, не трудящеся ни о чом, токмо своем спасении, понеже тамо имуть села и подданние, иже вся потребная монастиреве соделовают. В Горе же Афонской ничтоже от сих имущии, в руках Турецких суще, иноки труждаются денно и нощно, работающе с излиянием пота; днем копающе землю, и творяще лозие винограда, и всевающе зерно пшенично, им же питаются; нощию же труждаются о спасении своем, – и того ради Российщики бежат оттуду воскоре, яко ненавикоша труда земледелнаго. Тамо же инако жити не может, понеже единем трудом и себе всяку требе удовлетворити, и от Турка откупитися, емуже многия дают денги, да не изгнании будут, понеже тамо лепотою есть иноком райское жителство. Тамо в монастире Русском обретох тогда четири токмо, иже пребывают законники: два от Руси, а два от Болгаров, и игумен Болгарин бяше. Имуть свою мелницу и неколико скитов, от их же мало користи взимают, и питаются, якоже могут и якоже их Господь управляет. Тамо аз любве ради Русских иноков и сожаления ради осиротелой, убогой обители, премедлих три дни. Таже пойдох к монастиру инному.Монастирь осмыйнадесятъ, Ксеноф.Той монастирь седит на самом брезе, егоже в время волнения касается вода морска. Строения низкаго, подобнаго якоже и Руский. Церковь имать лепу, с многими главами, покровенними цению, иконописанну внутрь красно, с подножием мраморним, и трапезу лепу доволно. Седит при кринице здравой, текущей от гор. Убог едва не тако, яко и Руской. Имать своя кораблеця и мрежа, и мелницу при потоку водном, от их же мало користи взимают, проче от труда питаются. Монастирь оний прежде бяше Сербский, нине же с Греки смесишася. Чтут же в церкви весь пол и Гречески и Болгарски. Тамо пребих пол дня и нощь. Оттуду пойдох к монастиру иному, поряду.Монастирь девятыйнадесять, Дохиариу.Сице реченний от ктитора своего, той монастирь обширнаго и високаго строения и лепаго. Церковь же височайша строением и болша долготою, несть в всей горе, якоже тамо. Многия же глави верху имать лепо устроенние и гладце покровенны цению. Подножие ея чисто и гладко от мраморними деками усланное; притвор такожде великий и лепий, якоже и церковь. Вся же иконописанна честно, и кандилами и лампадами устроенна зело красно, яко услаждает зрящаго зеници, и воистину едва мало не соравняется с Хиляндарскою. Сим токмо разнствует, ято тамо и покров и подножие неоцененно имать. Такожде и трапезу велику и изрядне иконописанну имать. Иноци тамо изобилни, чтут Гречески, чин управляют лепо. Имеют своя корабля и мрежиа и всякое доволство. Монастирь оний и велик, и лепотен отвне и отвнутрь строением, и на веселом месте стоит, на единой равнине, мало вишше брега, под горами красними, всякое древо имущими, при воде здравой и чудотворной (о ней же последи), от базаря два часи. Церковь, яже тамо есть, именуется храм Собора Святаго Архистратига Михаила и прочиих Сил безплотних, их же чудес тамо иноки многа имуть, якоже слишах, и некия от оних зде в изявление иним полагаю. Первое. Един юноша, послушник сий монастирский, негде, вне Гори Святия, на прибитках монастирских седяше, стрегий я и копающу ему тамо землю, по Божию смотрению, случися обрести сокровище. Оний юноша, бивши верен слуга обители святой, хотяй и усиновлитися тамо, дойде к монастиру и возвести игумену. Игумен, возвестивши братии и избравши триех от иноков началнейших и вернейших, посла тамо, да вземше привезут е в монастирь. Иноки, вземше корабль, отплиша тамо, бяше бо на едином острове, недалече отстоящом от Гори Святия, и, дошедше тамо, обретоша един конобь велик, полн злата, верху алабастровим каменем покровен; иземше же его от земля, вложиша в корабль и отплиша вся, купно с оним юношою. Пловущим же им, древняя злоба диявол помрачи сердца иноков тех лакомством, и всея им мисль, да камень оний; им же покровен бяше конобь, оцепивше вервом, и привязавше до шии оному юноши, вергут и в море; сами же, разделившеся оним златом, и сокривше его, дойдут в монастирь и рекут, яко солга оний юноша и сведе ни, и не веми, камо убеже. Но слиши, благий читателю, каковое чудо сотворися. Вергшим бо им того послушника в море, внезаапу невидимо предсташа два Ангела светла, и взяша его, и принесоша, и поставиша внутрь церкве, яже в монастире, всего омоченна и с каменем, яже на шии его. Дошедшим же иноком к монастиру и рекшим, яко написах прежде, и запревшимся, еже не обрести им ничесоже, – яве показася лож их, егда изведен бисть юноша от церкви в видение всем и поведа, якоже бисть. И исповевши грех свой, отдаша все злато, якоже обретеся, и прославиша иноци Небесния Сили, паче же Бога, и украсиша церковь и монастирь лепо; камень же той и доселе лежит в олтаре. 2. Ищущим тамо иноком, где би обрести воду, жития ради, Ангел Господень во сне показа, и ископаша тамо кладязь, от него же и доселе почерпают воду здраву зело. 3. Пришедшим тамо Турком и хотящим пленити монастирь, Архистратиг Христов Михаил, явившися на кони, разгна их с многим гневом, и тако спасе монастирь от напасти. Кроме же тех суть и прочая многая чудеса, обаче довлеет о том, зане не книги и поучения зде пишу, но странствование свое. Тамо в оном монастири пребывши аз день и нощь, прийдох ко монастиру иному.Монастирь двадесятий, Кастамонит.Той наречеся сице от ктитора своего. Бисть же ми в обхождении Святия Гори последний, понеже, якоже пред рекох, двадесять суть монастирей тамо. Монастирь оний весма подобен строением Рускому, и церковию, и трапезою, и келиями, токмо местом разнствует, понеже стоит в долини, низко, между горами окрест обстоящими, и между великим лесом каштановим, при воде сладкой и здравой, от гор текущей, – от моря далече и от базаря такожде хождения три часа. Иноков имать мало. Несть же в них ни кораблей, ни мрежей, токмо неколико скитов под властию, от их же взимают користи мало, прочее же питаются, делающе землю. Зде буди благодарение Богу яко по желанию моему дойдох и посетих вся монастири, иже суть в Горе Афонской, Ему же от всех есть честь и слава, нине и всегда, и в веки веков. Аминь.1725–1726 года. Афонская гораОбшедшу ми и посетившу монастири, скити и вся месца святие в Горе Афонской и хотящу паки возвратитися в град Солунь, прослуся неякая весть, от Цариграда тамо пришедшая, коея ради возбранен пропуск иноземцем бяше. Сего ради убояхся оттуду изийти, даби не впал в некую напасть, понеже в земли Турецкой латво о тое, к тому же проявляхуся часте студение ветри и дождеве безгодние, и приближашеся зима. Зима же тамо люта не тако, яко в иних странах. Сего ради удержахся тамо от Октоврия 1-го до 1-го Февруария чрез зимное время, и пребивах в монастире Руском, церковним набоженством и послушанием монастирским упражнялся, даже до месяца Февруария. Разсмотрех же вся чини, обикновения и места красоту Святой Гори Афонской, яже суть сия: Гора Афонская подобится некоему панству невелику, в ней же монастири началние яко гради, а меншие яко двори панские, скити же яко фолварки, иноки же, яко граждане. Величеством есть в долготу два дни хождения, в широту же един день. Есть же тамо место посреде Гори, именуемое Кария, идеже устроение суть комори, купцев ради тамо приходящих и своего ради продаяния нуждных вещей, понеже от града далече, и не исходят иноцы в мир, разве зело нуждной ради потреби. Сего ради приходят тамо купци и торговци с различними товари, ово от островов по мору, ово же от Селуня по земли, и собираются ярмарки трижди в год, якоже слишах, кроме инних торгов менших, иже на всяку суботу бивают; на него же егда снийдутся иноцы мнози, едино утешение сердечное и очесем лепотное зрение, найпачо иноземцу зрящу является. Понеже оное Богом избранное стадо, аки некий велик собор, или процессия, едино умиление человеку приносят, вси бо тамо, кроме приходящих торговцев, не токмо иноцы, но и мирские послушники черновласними одеянны одеждами, с преклоненними виями и лицем смиренним друг другу прекланяюще глави, с всяким любезним целованием, с тихостию и кротостию, не многоглаголюще, разве точию что нуждно, и то с любовию и всяким смиреннамудрием. Наиболше в них слишится слово сие: «благослови и прости». Всяк же свое, его же творит, продает рукоделие: овии крести, инии же печати просфорние, неции же ложици, друзи же чотки, прочии же парамани, подкапки, сандалия, ножи прекрасние и многоразличние вещи, своими делающе руками, продают и от труда питаются. Понеже тамо незнающему никаковаго рукоделия и не имущему сребра зело нуждно есть жити на уединении, в монастири же с многим трудом хлеб ядят, понеже не имуть подданих, якоже в странах иних, но сами копающе и оруще питаются. Землю имуть добру к плодородию. Хлеба имуть доволно, понеже отчасти сами сеют, болше же привозят по суху от Селуня и от островов морских по воде. Много прияздят человецы поклонения ради и продаяния, аще кто что имать, и потребная такожде себе купуют на благословение в доми своя, яко то: крести, чотки, ножи и прочая. Вина много тамо раждается. Понеже ниже продают, ниже купуют, но всяк, иже пиет его, изобилно имать на потребу свою. Суть же неции, иже никогдаже вкушают вина и суть друзии, иже в суботу и в неделю; вси же три дни в седмицу воздержуются, разве аще кто лакомий утаенне испиет чашу, или недужный воскрепления ради. Чин церковный благо честно в молении имуть; кандила и лампади нигдеже тако лепо не устрояют, яко тамо; кимвалов не имут вси, аще негде в началних монастирех и обретаются, то разве в дни неделны и празнични в них бряцают. Благовестят же на правило церковное по вся дни в древяние и железние била. На вечерню клеплют в било великое древяное. Аще же имать бити на вечерни «Блажен муж», то и в железное клепало биют. Павечерницу поют в притворе, клеплют в малое било древяное. Егда же начинают пети канон, то оглашают в малое клепалце железное. На полунощницу благовестят в тоежде клепалце железное, таже в малое древяное, и чтут в притворе полунощницу. Скончавши же, клеплют в великое било древяное, и вшедши внутрь церкви, чтут утреню; канон на всяк день поют. На девятой песни в малое клепало железное биют. Чась же первий внутрь церкве чтут, не исходяще. На часи биют в било в малое древяное и чтут в притворе; обедницу же внутрь церкви, на службу в било великое древяное оглашают, аще же полиелей бивает, то и в железное; на девятий час в малое било древяное, и чтут в паперти церковной. На трапезу в особное било великое токмо три толка ударяют. Хлеб же егда имуть пекти, исходит седмичный пресвитер с фимиямом над замешавое тесто, и покадивши его честно, глаголет: «Благоловен Бог наш: «Трисвятое и по «Отче наш», тропарь и кондак храму. Таж священник чтет молитву ону, яже чтется на бдении, на благословении пять хлебов, и благословяет рукою своею крестообразно тесто, и отпуст творит. Последи же братия делают хлеб. Хлеб тамо делается мал, понеже всякой особе един хлеб на трапезу поставляется особне, и мала мисочка варения, и всякому особна мерица вина. Держат правило от ветхих времен, еже не входити тамо жене никакоже, ниже поклонения ради, аще би была и царица. Не токмо же жен, но ниже скота и всякаго животнаго женска полу не попускают внийти тамо. Аще бо и имуть скоти нуждной ради потребы, то все мужеска полу; навет домашнии звери, коти, без них же трудно, и тии вси суть мужеска полу, и певне, побудки ради, понеже купуют их от купцов драго, которие прииздят в Святую Гору и привозят по суху или по мору. Ничтоже тамо обретается женска полу, разве точию диких зверей, яко, то: елени, серни, дикие кози, дикие коти, лисици, зайци и прочая. Суть бо тамо прекрасние и великие леси, различнее в себе содержащие древа, яже суть сии: певги, кипариси, тиси, кукунари, смереки, ялини, сосни, явори, дуби, ясени, бобки, найпаче же каштанов многое изобилие, и прочии без числа, им же имени не вем. Много же древа садоваго по монастирам и скитам суть, яко то: черешне, дуле, яблока, орехи волоские, орехов лескових премножество, виногради различии, смокви, маслин изобилно, помаранчи, лимоне, сливи и прочая. Словом рещи, в всем избранное иноческому житию место. От всех бо стран зрится море и корабле, на нем плавающе поблизу и издалеча, обходит бо едва не округ море; токмо от единоя полунощния страни касается брега земле великой, на нейже все стоят чрез всю Болгарию, даже до Волох великие гори. Место оное безмолвное и зело спокойное от мира, и не инному, токмо монахом прилично; токмо многую дань Турки налагающе, обнищавают его.1726 год. Афонская гора, Солунь, Родус, Кипр, Иопея, Ремль, Еммаус, Иерусалим, Мертвое море, Вифлием, Дом ЕфрафовНа новое лето, Януария 1-го, бяху снези велики в Горе Афонской, и мрази такожде. Зима бо тамо люта, но токмо кратка, и то на висоте гори снег и мраз бивает. Воскрай же моря в дождь притворяется, и ни мало хлада слишат живущии разве от некоего ветра полунощнаго. Всегда бо море от естества своего теплое испущает дихание, и никогда же низу живущии терпят зиму, поскольку бо, верху гор падают снези, потолику низу являются дождеве. В монастире Руском святаго великомученика Пантелеймона, идеже и аз пребывах, хлади и снези великие суть. В то бо время, егда начаху падати снези пред Рождеством Христовым за седмицу, лежаху невредими даже до Богоявления Господня. Таже, егда явися ветр тепл, за два дни вся исчезоша, и последи не являхуся, понеже уже зима преставаше и начинашеся весна. Видящи же аз приближающеся время путшествею своему, молях всемогущаго Бога, преведшаго мя чрез многие земле безвредно и безнапастно, да и до конца исправит путшествее мое благополучно, и преведет мя даже до отчества моего безвредно.Бог же весть, коликое гонение, укоризну и досади претерпех тамо чрез оное время, пребывающи в Горе Афонской, тоея ради вини, яко по Латинским странствовах странам, не хотяху бо мя на многих местех восприяти к прежитию, много о мне мняще в своих мислех иеретиком мя оглаголствующо в всей Горе, тако Греческие иноки, яко и Болгарские, уведаху бо о мне, яко ходих в Рим, и у папи Римскаго ядох трапезу, и в церкви их вхождах. Сего ради возбраняху ми причаститися Тела Христова, мняху бо мя имуща препятие. Егда же уведаху чрез духовнаго отца моего, давшаго ми сведительствованную хартию, яко ни в чесом препятия неимущему и волному приступити к Пренайсвятейшей Евхаристии, тогда едва с покутою с благословением архиерейским, позволиша мне, и причастихся Тела и Крове Господня в остатной седмици поста пред Рождеством Христовим. Таже известившеся, яко повсюду мир и тишина слишится, и Богу благодарение воздавши, яко по желанию моему сподоби ми дойти Гори Афонской и поклонитися местам святим, взийдох оттуду месяця Февруария 1 дня, в вторник на всеедной, с инними двема человеки, мирскими торговци, иже в Святой Горе седяху в коморах на базаре и куплю деяху, но тогда идяху в Coлунь, иже и жилци тамошние бяху. Огласиша бо отци Афонские, да вси мирские послушници, и ремесники, и торговци исходят вон, всяк во свое отчество. Се же таковой ради нужди: Сироти и бедние люде, убожества ради своего неимущие дати Туркам дани, яже у них зовется гарачь, убегаху в гору Афонскую, и тамо живуще свободни пребиваху всякаго поплащения, понеже Турчин никогда же вхождаше тамо, но в время раздаяния гарачу, на всяко лето посилахуся началнейшие иноци в град Солунь, и куповаху точию семь сот, акиби не имуще в Горе Афонской болше, яко пять сот человека. Есть же всех иноков и мирских над две тисящи народа. Чрез многое же время на всяк год умножаху Турки дани, не верующе бити малу числу, и уже даяху (якоже слышах) на всяко лето осмьнадесят кесий сребра, си есть, осмьнадесять мешков, мешок же содержит в себе пять сот талярей. Но еще и тим гордий супостат недоволен, насиловавше того году сам гарачий ити в Гору Святую, и сам вся кому раздавати гарачийкие листи, еже не бисть никогдаже тамо. Много же его моляху и дари ношаху, но не могоша зависти его утолити. Сего ради повелеша, да вси мирские изийдут оттуду, да аще пришед сам гарачодавец, и видев число мало, не покусится на второе прийти лето. глаголаху бо иноци, яко аще Турки будут входити в Святую Гору сами собирати дань, не останет от иноков ни едина нога жива тамо. Зде всяк разсуди, покушаяйся ити в Гору Афонскую. Истинну ти реку, друже, яко райское би било иноком тамо жителство, аще не би била Турецкая дань, Бог же весть что тамо нине творится по отшествии моем. Идущу ми тогда от Гори Афтонской, остахся от содружества своего, и заблудих от пути, и идох сам един, ускоряющи, хотящи их постигнути, мнях бо, яко преди мене суть; они же осташася, ожидающе мя, и разминухся, ускоряя зело. Случижеся мне того дне в разбойнических руках бити близ смерти третицею. Един бо мя стрете с млатом великим железним, и начат на мя напастию налазити, воспящающе путь мне, и покушающеся млатом мя ударити. Но видев мя жезл велик в руках носяща, к тому же болша себе, и жестоко ему ответ дающа, убояся, да не како мною одолен будет, не имеше бо кроме млата никаковаго оружия. Сего ради остави мя, отъиде в свояси и разийдохомся без поражения. Паки, прешедшу ми, яко стогну едину, стретоша мя пятерица человек, и сии не вси, мню, бяху разбойници, но разбойнические хранители. Един же от них бяше истинный разбойник, в раздранних рубищах, страшен лицем и ужасен зраком. Очеса бо его напоенни кровию, исполнении же ненаситною завистию, руце его к убийству, хищению и граблению готови, нозе его к бегству и гонению скори, сердце его огнем ярости дишущое, исполненно гнева и рвения, и всякоя злоби дияволския. Главу имеяй безсовестну, возвишенну, носящу поврежденние чувства, вию продолженну имий, словом рещи, весь ужасновиден, и аки лев готов на лов. Той, узревши мя, абие воскочи к мне, начат обнажати мя от ризи, юже ношах, мне же сопротивляющуся ему. Он поят мя единою рукою за перси, другою же извлече нож, хотя мя пробости. Аз же возопих к ним Греческим языком: «помилуйте мя, християне ли есте, что творите?», бяху бо вси Греки. Они же емше его за руку, отъяша нож и свободиша мя от него. Аз же бежах. Разбойник же начат гонити вслед мене, хотя постигнути и не постиже, бе бо пян, и не можаше далече бежати, таже возвратися. Аз же, благодаря Бога моего, яко не попусти мя нагло скончатися, идох далей, хотя дойти до веси, бе бо весь не весьма далече. Шедшу же ми, яко полпоприща, паки стрете мя един худоризец, оружие огненное носяй, висок и страшен образом, пянством дишай. Той, мню, бисть християнин; но начат мя вопрошати жестоко, что есмь и камо гряду? Аз жe, миная и уходя скорее, рекох Греческим наречием: «не знаю, что ти рече». Он же паки Гречески тия же рече словеса, и хотя возвратити мя, пойде вслед за мною. Аз же бежах скорее и сокрихся в густиню леса, и той, не видя мя, прочее возвратися воспять, скверними мя безчествующи словеси. Аз же, вся та наказанию мне от Бога посилаему бити разсудив, и положивши крестное на себе знамение, пойдох паки и прийдох к единой веси, в нейже самие християне живут, и вопросих о людех, с нимы же идох до Селуня, и ничтоже уразумех, и скорбех дозела, не ведый, что творити, не имех бо с ким ни до Селуня, ни воспять ити, и упросившеся у единаго человека, обнощевах. Случишажеся людие от Селуня грядущие в Гору Афонскую, и нощеваху в томжде селе. Заутра же, с советом многих людий, совокупихся с ними, еже возвратитися паки в Святую Гору, и идох с ними от утра даже до полудни. Таже стретох противу мне грядущих спутников моих, и возрадовахся дозела. Совокупихжеся паки с ними, возвращался на предумишленный путь свой, и благодарих Бога яко исправи путшествие мое. Идох же чрез силу, ускоряя за ними, бояхся бо, да не како вторицею оставят мя в пустини, и убиют разбойници. Тяжестно же бисть тогда путшествовати: они бо мулами издяху, аз же пешеходно. Тогда идохом зело трудним путем, не тим, им же аз прежде идох к Горе Афонской, но иним, чрез непроходимие и високие гори, великими снегами и пустими местами, поминающе села, кроме нощевания. Се же того ради, понеже в мале числе бихом, и бояхомся, да не како в руце разбойник впадем. Не случижеся (Богу нас сохраншу) ничтоже зло, и приспехом же в град Солунь Февруария 5, в день суботный, в вечер позно. И пойдох паки к тому же страннолюбцу, у него же и прежде пребывах, и прият мя, по милости своей. Бых тамо доволен пищею и питием, ожидая время путшествию своему.Описание града СодуняГрад Солунь стоит в земли Македонской, на брезе морском, в царстве Турецком, на положеню добром и веселом, под горами; огражден каменною стеною, на четири угли расположенною. Широтою и распростертием подобится отчасти Риму, издалече зрящи. Доми имать все каменние, покровенние черепицею, но строения древнаго и нелепаго; суть же и инних лепотних полат богатирских много, но иним образом, якоже в Италии. Улици многии суть камением усланни, но не вси. Доми стоят густо, но невисоко зданние, якоже в Италии: тамо бо до пяти степеней, в гору будование, едни на других полати, в Солуню же кроме до триех степеней не суть вящшие, но и тих мало, вси же доми до двох точию степеней зданние. Врат входних тамо суть 5, бойниц же великих три, покровенних цению и наполненних арматами великими, над которих болших не случися видети. Фортеца стоит високо на горе вне, присовокупленна стене града, в ней же вся оборона содержится. Град оний воистинну пресловутий есть, не лепотою и крепостию, но ветхостию и пристанищем земним и водним, тамо бо приходят от Цариграда, от Египта, от Венеции, от Франции, от Англии корабле, куплю деющии, такожде и по земли, от Немцов, Волохов, Болгаров, Сербов, Далматиянов и от всей Македонии и Украйни торговци различние, малие и великие, приходят, приносящие разние товари и пшеницу. Град той зело доволен есть в пищу, найпаче же в хлеб, приходят бо тамо по вся годи корабле от земли Французкой и купуют пшеницу и наполняют я доволно; к тому же и от инних стран и от островов морских. Четирех вер люде тамо живующие обретаются: Греки, Французе, Турки и Жиди. В Солуне народа много, Жидов же паче всех множество. Турецких джамей началнейших, числом, якоже сам числих, близко 80, при них же столпи, гладко тесаним каменем мурованние, в широту яко един сажень человеч, или полтора, в висоту же яко сажней пятьнадесят и вящше. На оних убо столпах они оглашают набоженство свое, в кое время повинни. Но и о сем да веси, яко чрез день и нощь пять раз молитву творят: 1) на светанню, 2) о полудни, 3) пред захождением слонца, 4) о двох годинах в ночь, 5) о полунощи, и непременно тим способом чинят, кроме тилко того времени, когда бивает Ромазан, то есть пост, в то время еще болше прилагают набоженства. Но слиши, каков смехотворний и неистовний пост в них. Богатии, иже не имут нужди к деланию, спят чрез весь день, точию востают в время свое на набоженство, и убогии такожде, или спят и прохождаются, но отнюдь ничесо же работати не хотят, боящеся да не повредит здравия, постен бивши. Егда же увидят кого на базаре, що колвек ядуща от Христианов или Жидов, абие биет его, глаголя: «искушавши мя», и много лает. (Се же разумей бити в всей Турецкой земли). И тогда никто же может в видение ясти, токмо сокровенне. Зашедшу же токмо слонцу, по всех столпах начнут кричати на набоженство и всю нощь без сна провождают, ядуще и веселящеся и банкетующеся; вежа своя украшающе многими лампадами и оние по шнурах, аки по ветру, летати творяще, и инние штуки творяще. Наченше же от полунощи, даже до света, непрестанно поют, от них же слишах зело лепо поющих. Суть же едина установленние, иже в время поста их яздят по улицах на конех с котли, оглашающе и возбуждающе ясти, да не како кто, сна ради не ядий чрез всю нощь, изнеможет, не могий терпети дня. Се же того ради творят, да твердо сохранят пост чрез день, не токмо не ядуще, но ни пиюще; в нощи же ядят, яко свини. Имуть же два Ромазани на год, болший и менший. Минувше же Ромазану, три дни имуть празник велик, рекомий Байрам, в он же торжествуют зело, якоже ми в день Рождества Христова, или Воскресения. Имуть же обикновения за души умершие молитися и офери приносити. Но да погибнет от земля живот их, довлеет о них сице много глаголати. Еще слиши о другах их: Жидовских школ вящше яко шестьдесят, якоже слишах от самих их. В науках цвечатся и учоних имуть много. Имуть же и уневерсальную академею, в ней же различних наук даже до филосовеи учатся, идеже аз посещах и видех между собою препирающихся философов, подобним обичаем, якоже и в инних язиках. Жиди тамо суть зело богатие и волю далеко болшую, нежели Христиане имуть и все купле и дани и мита чрез оних руки переходят. Кроме убожства, все в реверендах черних долгих ходят, на голове же, по ветхозаконному, подкапки темно червония з завивалом носят. Язиком разглаголствуют Гишпанским, понеже они з Гишпанеи изгнани биша и прийдоша доброволне в Турецкую землю, и по повелению царскому населишася, найпачеже в Солуне. Християнских церковь близ 30, якоже рех, Французкий един костел и той зело мал, понеже гостей ради, а не жилцов, и то едва с нуждею умолиша поставити. Есть же тамо и консул Французский, присланний от Цариграда, управления ради оних Французов, аби не турбовали их Турки в гарачь. Язика якового схочешь знайдешь: Италеянского, Французского, Гишпанского, Волоского, Руского, Лацинского, Арапского, Арнаутского, Болгарского и прочиих. Град Солунь в позор отвне лепотен и изряден, внутрь же не тако, кроме цамей, котории пред тим христианскими церквами били. Воду имать текущую фонтанами по всех панских началнейших Турецких дворах и значних улицах. Мури же в пол с древом престилающе созидают; муруют з блатом земленим, а не з вапном, токмо последи побеляют вапном. Улици вси суть посланий камением, аще и не гладко. Град весь окрест каменною стеною високою окружен, аще и не лепим делом, но крепким оним старосвецким муром. По верху же стражници, аки домове побудованние, в них же страж всегда на всяку нощь стоит и кричит аж до полунощи; в время же Ромазана и противу всякаго пятка на гвардию не ходят, ибо пяток имуть они тако в пошанованю, яко христиане неделю. В конци града, на горе, имать лепу, гладким муром зданную фортецу, исполненную арматами и орудиями военними. Град оний от единия страни воскрай самой води морской. Окрест Солуня все гори великие, каменние, чрез все лето по верху снези имущие, но и древес доволно. Морские тамо от всех сторон видятся бреги, понеже тамо есть не равний брег, но морский куть, или загон, и есть аки некое езеро, зело шерокое, зрится бо отвсюду земля. Рибы морской не весма доволно, но помежду горами суть езера и реки, от них же извлекают доволно. Земля тамо разнится от прежних и несть тако суха и неплодна, якоже Италия, но подобится Немецкой. Се же того ради, понеже приближается к нашим странам. Зрится недалече от Солуня пресловутая гора Олимп, високая и шерокая, многия имущая чрез все лето верху снези, о них же пред рекох, пловущи к Солуню. Тамо (якоже слишах) подобне, якоже и в Святой Горе, самие монастире иноческие обитают. Недалече от Солуня, днем единим, отстоят три криници теплие, горячую воду точащие, в них же миются, аки в бане; их же ми именуем теплици, подобние оной, о которой писах в Немецкой земле. Еще тебе, читателю, достоверную и дивную вещь реку: есть, днем коннаго хождения от Солуня, в горах, едина вода, чудесное в себе естество имущая, сладка и здравая к питию; от потока же ея камение твердое и великое рождается. Тамо бо, откуду починается, есть вода чиста и светла, якоже и прочии води, таже им же далей течет, тим огустевает под сподом и в камень бел и тверд, аки мрамор, претворяется. Не вем, Божиею ли волею преестественне сие содевается, или от естества воднаго, или солнечнаго. А идеже течаше з гори в долину, по малу малу чрез многие лета сотвори холм каменний велик, Турки же, хотящи искусити естества водной силу и мисляще, яко местом деется, прекопаша ров на ину страну и завратиша течение ея на другое место, обаче и тамо всегда единаче даже доселе действует, сотворися бо и на другом месту такожде скала каменная. Се же еще чудеснее есть, яко мала риновка яже от древа соделанна и постановленна тамо, удобнейшаго ради пития, и та вся обрасте каменем. Напоследок, древеса, яже окрест стоят, лесовие, низу в долине, на их же ветвие каплет оная вода, ветвие и листвия обрастоша каменем. Аще же аз сам не посещах той води, но достоверне известихся от посещающих и приносящих оттуду каменке, раждаемое от нея, и древо с листвием, обрастшое каменем, от коего камени и аз взях с собою, лучшей ради вери и памятствования. Не могох же тамо пойти того ради, понеже тамо много суть человекоубийцов, тако от Турков, якоже от безбожних и роспустних христиан; Христиане бо Турков убивают, Турки же Христиан. И не может тамо един или два ни ихати, и ни пешешествовати, но всегда совокуплшеся 5 или 6 или десять; к тому же к оной воде з умислу люде не издят, случаем бивает егда приходят к оному селу, еже стоит близ ея, или тим путем камо инуду шествовати; к тому же тамошним людем несть она дивна, понеже родишася при ней. Паки суть недалече Солуня на двох местех криници, теплую воду зело, яко на огни согреянную точащее, от них же в единой бих аз и михся, и удовлетворихся, якоже хотех. Источнике води тоя в едину яму, человеку по уста, глубоку, широку на два сажни, кругло и гладко от тесанаго мрамора белаго зданную, течет, в ней же внутрь в воде и вне окрест приспи каменние устроенни лепо. Стоит же внутрь каплици, честно от камене счиненной кругло от низу даже горе, сице затвористо, яко отнюдь ни камо пара от води дишущая изийти не может, разве входа двернаго; верху же имать окна склянние, внутрь челюстей мурованние, лучшой ради светлости. Вне же врат абие течет вода хладная и здравая, прохлаждения ради или пития миющихса. В яме оной миются людие различних вер и язиков, всякому бо волно тамо приходити хотящему, понеже никто же владеет особне ею, но всего народа общая есть, и стоит вне единаго села на поли. Что аз видевши своима очима и осязавши телом, почудихся не мало, и Богу Вседетелю, чудная действующему, воздадох похвалу. Есть паки в Солуню един мечеть велик, кругл строением, аки столп, и различен от инних, от церкви превращен, яже иногда зело лепа бяше. Тамо обретается купа великая сухаров, оставшихся от Христиан от ветхих времен, егда воюющим Турком Грецию запершися с запасом седяху, не хотяще покоритися. Сего ради даже до зде держат невернии, болшаго ради своего прославления и в незабвенную память, от них же и аз мало имех с собою.О путшествии к ИерусалимуВседшу ми в корабль с прочиими многими людми, Септеврия 1-го числа, года 1726, идеже много поклонников бяше, ищущих путь к Иерусалиму: от Греков, Сербов и Евреев же с женами множество, неколико Турчинов и от Французов, понеже Французкий корабль бяше; но сии не вси грядяху к Иерусалиму, понеже неции купци бяху, пловущии с товари к островам морским, яко то: до Сакизу, албо Хио, до Кипру и прочиих мест; бяше же всех душ числом близу ста, христианов 58. Тогожде числа отплихом от града Солуня и пловохом на восток солнца паки тим же путем, им же первее до Солуня от Хио. Пловущим же нам тогда, не скоро идяше корабль, понеже не бисть ветер помощен, но от странни; того ради мало того дне уплихом, такожде и втораго и третаго. Четвертаго же дне и числа вишереченнаго месяця, з суботи на неделю, по полунощи, возвея ветр помощен и пловохом добре даже до утра и утро и до второй полунощи понеделка. Таже начат преставати помалу, и уже начинающуся дню толь велия сотворися тишина, даже до полудне, яко отнюдь ни камо не могохом плисти, но все на едином месту колеблющеся, подносими бехом волною морскою, раздраженною от вишшереченнаго ветра. Таже по полудни возвея ветр помощен и доспехом к граду Хио, или Сакиз, в вечер понеделка, по захождении слонца, Септеврия пятаго числа, пред праздником чуда Архистратига Христова Михаила, бившаго в Хонех. И тако ми, неблагополучних ради ветров, из вишшереченнаго града Солуня шествовахом чрез пять дний 400 миль; егда же ветр добр бивает, тогда двою днию с нощми вкратце препливают тамо. Тамо замедли корабль 5 день, ово купли ради, ово же неблагополучних деля ветров. Неции люди тамо от корабля нашего осташася, но вящше вместо тих прибиша в корабль от Турков, Жидов и Христиан, инии бо пловоша к Кипру острову, и иннии к Родусу, друзии жо к инним местам, прочии же к Иерусалиму. Имехом же в корабли двох протосингелов Иерусалимских, Германа и Галактиона, с прочиими четирма иноками, и един иеромонах, именем Дионисий, бисть от Святия Гори, Первий протосингел, посланний бивши от патриархи Иерусалимскаго в Сербскую землю, взвращашеся вспять; другий от стран Венецких, такожде повращаше. Тамо снорядивши кийждо своя вся, отпловохом Божиею помощию оттуду в день неделный рано Септеврия 11 числа. Тамо шествие наше бисть на полуденную странну; имехом ошуюю землю великую, зовомую Анатолия, – одесную же море пространное. Тогда идохом между островами морскими двема, от них же бисть един ошуюю остров, високую и пространную гору имущь, зовомий Само, продолженний добре, вторий же одесную, еще паче продолженние, но не тако високие гори имущь, рекомий Никария. Пловохом же того дне добре даже до полудни ветром помощним и простим, аще и не весма силним. По полудни же явися ветр чужд и пловохом зело леностно даже до вечера, и в нощи такожде. Нощи же минающой, внийдохом узким морем между оние вишшереченние острови, и бисть, егда явися свет дневний, Септеврия 12 числа, не видехом окрест моря далече пути, но от всех стран бяху острови густие, един при единому стоящие, и на них гори високие, древа же или мало или ничтоже, но сух камень. Служашежо нам тогда ветр вчерашний до полудне; та же явися ветр помощен, аще и несилен, но прост, созади, и несяшо корабль спешно. Пловохом же чрез весь день тот между окруженними горами, аки в венцу, и видехом на единой горе град, високо стоящ, и другий ошуюю. Тогожде дне много риб видех, превращающихся пред кораблем поверху води, иже бяху в долготу болшие, яко человек, писки долгие имущие, их же пловци морские зовут canis marinus, песь морский. Оминухом тогда и един корабль великий, рекомий Галон, далече под горами пловущь. Заходящу же слонцу, минухом един град леп, имущь фортецу крепку; по обою же страну града того многое множество древа садовнаго, ими же издалече зрится красен. Стоит на едином особном острове, именуется же Станко, и остров весь такожде. Имать пристанище, идеже и кораблей не мало зряхуся. Нощи же надшедшей и служащу нам ветру полезну, изийдохом от между островов тех на пространейшую широту морскую и пловохом все ветром добрим до утра и утро, обаче отвсюду землею окружаеми бехом: одесную имущи острови, ошую же землю Анатолию. Утру же бившу, Септеврия 13, пловохом даже до полудни воскрай острова, рекомаго Родус, на нем же зряхуся лепотние веси, с многими садами, различния древеса имущими, такожде лозие и точила виноградние, от камене зданние лепо.О приходе к острову РодусТаже приближающеся к концу его, видехом град, от камени зданний, и замок, воскрай же его прекрасний, ровний брег морский и на нем много млинов ветряних, чинно, якоже и в Сакизе, един при единому зданних, их же вращахуся колеса ветром обращаемие, аки звезди. Таже изволением началника корабленнаго приближихомся к пристанищу самаго града, такожде рекомаго Родус, понеже всяк остров от началнаго своего града именуется, и впливши узким проходом внутрь пристанища, вергохом котвицу тогожде 13 числа Септеврия, пред Воздвижением Честнаго Креста, в полудни. Изийде же кийждо в град творити потребу свою, ми же все, колико бехом Християне, сгласившеся единомисленно, пойдохом к единой церкве к храму Введения Пресвятия Богородици, поклонения ради. Но понеже не приспело бяше время вечерни, сего ради ходихом семо и овамо, созирающе град. Таже идохом к единим людем, имеяху бо протосингели Иерусалимские знаемих тамо людий, и идохом вси купно с ними и препочихом тамо мало. Таже водиша нас тамошние жилци по своих садах, идеже видехом различние лепие древеса и источници водние, от гор текущие; финики, лимоне, цитрини, помаранчи, фиги, фиги Индийские и прочии инние, их же имени не известихся. Тамо прохождахомся доволно и пихом води здравие и удовлетворихомся. Таже неции воскоре взвратишася в корабль, бе бо вечер и не хотяху затворенни быти в граде. Прочие же ведяще, яко не имать корабль отъити воскоре, осташася в граде, с ними же и аз, и идохом к вишереченной церкви и слушахом вечерни. Таже аз с другим идохом к дому оному, идеже пред вечернею бехом, идеже нощевахом; трапези же тамо нам не дадоша ни единаго хлеба, но купивше за своя пенязи ядохом; точию постеля нам дадоша и спахом. По полунощи же идохом к вишшереченной церкви и слушахом утрене и служби Божой; всенощной же не бисть. Воздвижение Честнаго Креста не тако творят, яко на странах Руских: 1) на славословии не воздвигаху, но по окончании часов и по проскомидии славословие пояху вторицею; 2) не схиляется помалу на низ даже на земле, таже горе сходит, но схилившеся мало низу, держит крест на едином месцу, донележе не препоют сто раз «Господи помилуй», таже погружает в воду и возвишает горе, и сице творит пятерижди. Последи же весь народ, един по другому творят поклонение и лобизают его с страхом, чесому и аз бих участником. Бисть жe един с нами путшествуя иеромонах Святогорец, именем Дионисий, иногда бивший игумен монастиря Дохиарского. Той в день праздника того тамо принесе в церковь мощи святия Параскевии, часть великую, кость от руки с телом, юже егда лобизаху людие в время правления литургии святой и аз лобизах. Такожде и крест с животворящим древом принесе тамо вишшереченний протосингел Иерусалимский Герман, и лобизущим прочиим христианом сподобихся и аз грешний лобизати его. Тамо всякие обретаются людие: от Греков, Арменов, Французов, Жидов; Турков же более всех. Мужие Христианскии и Еврейскии завивала носят рабие, яко же и в Сакизе и повсюду в земли Турецкой; Армене же ходят в шапках червоних, футром подбитих сзади и спреди по два роги имущих. Жени тамо Греческие ходят в одеждах долгих и в фартухах, покривают же своя глави белими хустами; твари не натирают фарбами, но некии изображают квети на ногах чернилом толь крепким, яко никогда же отмитися не может, и сии суть от Карпата, единаго островца малаго, созади Родуса обретаемаго и под власть его належащаго. Строение того града есть отчасти лепое, понеже вси доми и вси стени градские от единакаго, на четири угли резаннаго, мягкаго камени зданние в шахмати, крепко и гладко; доми же не суть високие, точию инние до двох степеней, инние же до триех. Всяк дом свои врата и двор имать, округ стенами каменними високо огражден. Доми обикоша малие здати, токмо с многими окнами, и покрова не имуть стеклистаго, острозданнаго, и отвне зрятся без покрова бити; обаче верху посипани суть землею равно и ринви от странни в истекание дождевной води. От верху доми зрятся, аки препростое село или пустое, понеже вси суть землею посипани и на инних билие порасте; внутрь же всюду лепо есть, понеже вси града улици каменем, аще и не гладким, послании, вси же двори насажденни каменцами черними и белими, рубом толь красно, яко лучше не требе. Тих каменцов тамо множество море на брег извергает; обретаютжеся они и на Русии, при реках и потоках, их же ми простим наречием именуем лузанци. Всяк двор имать свой кладез и мал садок; кроме же того имуть многое множество садов вне града. Град стоит на брегу песчистом, под горою, в концу острова, весь окрест каменною стеною високо огражден, резаним квадралним каменем в едину меру. Строение оное все есть Малтизкое, понеже в то время (якоже слишах) создася, егда они тамо обладаху. Стоит же от приходу во воде морской; имать лепо зданний оний лиман, идеже внутрь корабле купеческие стоят. Тамо бо стени в воде глубоко, яко на два сажни, зданние суть, к ним же привязуются корабле; пред пристанищем же семо и овамо две вежи стоят, утвержденни арматами, ими же, яко врати в лиман, си есть в пристанище, корабле входят; пред пристанищем же вне града особе стоит на воде вежа каменная, на ней же светло светится в нощи, удобнейшаго ради прихода кораблем. Есть же тамо армат великих спежових неколико, оставлшихся от Малтезов, от них едина есть толь великая, яко внутрь может человек воместитися пространно, юже (аз лгати не хощу), аще своима очима не видех, но достоверно известихся от честних персон, протосингелов Иерусалимских, иже своима видеша очеси. Тамо церковь христианских мало. Тамо ми премедлихом полтора дня, и егда сотвориша потребу свою, тогда извлеките котвицу от води и призвавше Бога на помощь, отпустихомся от пристанища того в день Воздвижения Креста Господня, в вечер, при захождении слонца, Септеврия 14 числа. Тогда пловуще не видехом к тому островов, но точию ошуюю бисть Анатолия, земля великая, от всех же стран море и небо. Шествоваше же корабль чрез нощь отчасти добрим ветром. Утру же бившу, Септеврия 15, бисть тишина на малое время; таже явися маломощний ветрец и пловохом, якоже можахом. Последи же, пред вечером, даде нам Бог ветр благ и шествовахом даже до утра добре. Утру же бившу, Септеврия 16 числу паки, якоже и вчера, умолкоша ветри, и не могохом плисти ни семо, ни овамо, колеблющеся на едином месте. Взийдохом же того дне еще на болшую широту морскую и не видехом ни островов, ни брега нигде же, токмо мало Анатолии, ея же место Мирликия именуется, идеже поживе и умре Святитель Христов Николай. Есть же тамо (слишах) и гроб, идеже первее святие его лежаху мощи, таже пренесошася в Бар град; но и та вмале ищезе от очею нашею, бисть бо ея рог тамо и завратися на инну странну, си есть на восток, наше же шествие бисть противу полудне. Не имехом же того дне нимало ни откуду ветра, но даже до вечера колебахомся на едином месте. Таже заходящу слонцу, явися ветр мал, но помощен, им же шествоваше корабль добре чрез два дни и две нощи безмерною широтою морскою, идеже не видехом ничтоже более, токмо небо, море и свой корабль. Таже едва втораго дне узрехом издалече остров Кипр, аще и не весма високие, но зело долгие на себе гори имущь, и пловохом целий день воскрай его и не могохом оминути величества и продолжения. Имеяше же корабль наш неколико душ в Кипр грядущих, сего ради, отпущения ради их и взятия новой води, свратихом от пути к брегу, нощи надходящей, и вергше котвицу, стахом издалече до утра, Септеврия 18, в неделю. Утру же бившу, Септеврия 19, в понеделок, рано, припловохом к брегу ближае, лучшаго ради исхода.О пришествии моем к КипрyПришедше ми к Кипру нощию, не приближахомся близ брега, да не татий и разбойников морских разумеюще бити, вергут на ни огненное оружие жители тамошнии и поразят ни. Сего ради, по совету и разуму корабля правителя, вергше котвицу в море вне издалече, стояхом даже до утра. На заутрее же, яко же рех, Септеврия 19, в понеделок, пред восхождением слонца, извлекше котвицу, припловохом к брегу ближае, под един град невелик, идеже изийдоша от нас много, всяк потреби ради своей. Аз же придержайся вишшеписанних иноков Иерусалимских, с ними же ходих до двох церковь християнских, иже суть зело простаго от камене, но крепкаго и стараго строения. Таже ходихом по садах и под сению их витахом, ядохом и пихом; тамо и препочивахом. Замедли же корабль нам тамо полтора дня, и разсмотрех аз вся тамо. Градец и мал, и некрепкаго и нелепаго строения, понеже домов от камене мало суть, но вси от плинф непалених, от блата сотворенних, зданние и поверху посипани землею; токмо на брезе едину бойницу имать с арматами. Стоит же на поле пространном, равном и зело прекрасном, под горами; имать же окрест далече много древа садовнаго от маслин, фиников, фиг, ягодичин, груш, помаранчов, лимонов и прочиих древес, их же несть в странах наших, от лозия же многое множество. Но ведомо буди, яко ми не прийдохом к граду началному, но ин есть тамо великий и славний град началний, иже имать пристанище корабленное славное и богатое, якоже и на прочиих местех. Остров бо Кипрский есть зело велик: окрест всея земли имать семьсот и пятьдесят миль и весей толикожде (якоже повествуются в народех), градов же имать три или четири. В оном острове святий Лазарь епископом бисть, егоже Иисус воскреси от мертвых в Вифании. Последи же преставися вторицею тамо; его же гроб и доселе тамо есть, мощи же Бог весть камо. Есть же еще тамо монастирь леп иноческий, в нем же даже дозде хранится икона Пресвятия Владычици нашей Богородици, юже сам Евангелист Лука исписа. Обаче никтоже от нас посещаше та, понеже имеяше вскоре отъити корабль; к тому же места та отстояху в горах далече, двою днию хождения, и не могохом сотворити по желанию нашему, токмо путници Иерусалимские собраша, между собою сложившеся, милостину от пенязей и послаша в он вишшереченний монастирь. Остров есть зело прекрасен, велик, славен и богат, класа родящь изобилно и лозия винограднаго. Оттуду исходят вина крепкие и к питию приятние и сладкие и идут в панство Венецкое и в прочия странни Италии. Рожков Турецких толь многое изобилие родится, яко многие наполнении великие доми имуть и лопатами, аки гной сгребают, идеже приходят купци великие и наполняют корабле многие и развозят в инние царства. Тамо ми замедлехом токмо полтора дня, и сотворше кийждо свое требование, собрахомся в корабль; извлекше же железо от води, пустихомся оттуду, помощию Божю, в Палестину, Септеврия 20, в второк. Пловохом же того дне и последующей нощи ветром малим; втораго же дне с нощию шествовахом ветром добрим, но невидехом нигде земли, кроме небо и море; слонца же восхождение мняшеся очесем в пучине бити морской. Таже третаго дне узрехом ошуюю зело далече сенящиися гори, стоящие на предреченной земли Анатолии, между ими же зряшеся наивишшая гора, рекомая Кармил, идеже спаша с. пророк Илия, о чесом пишется в книгах Царств. Пловохом же того дне мало, токмо рано; таже до самаго полудни бисть толь тишина велия, яко и на десять степеней не могохом отплисти далей, но стояше корабль, вертящеся окрест и колеблющеся семо и овамо волнами играющаго моря, разярившагося от мимошедшаго ветра. Явившужеся ветру по полудни добру, пловохом добре, имущи ошуюю издалече Анатолийскую землю. Оминухом же того дне предреченную гору Кармил и град, иже нарицается Кайфа. Четвертаго же дне, в пяток, Септеврия 23 числа, пловохом недалече брега ветром добрим, воскрай страни Палестинской, и мимоидохом градов два ветхих на брезе, далече между собою отстоящих: первий именуется Тартуза, иже имать внутрь людий живущих, и той стоит на крутом брезе, при високих горах; второй же стоит пусть и разорен, на низком брезе, на песках, рекомий Кессария. Пловохом же чрез весь день той воскрай брега низкаго и веселаго, на нем же далече поле ровное, песчистое распростреся и древес лесових на нем зеленеют множество. Приближающим же ся нам к граду Иопи, оминухом един мечеть Турецкий, стоящий на брезе, пусть, иже первее церковию християнскою бяше, последи же его Турки (якоже повествуется) проименоваша именем святаго своего, рекше Ибналем, еже место и доселе сице нарицается. Таже, при захождении слонца, доспехом к Иопии, идеже не ближащеся к граду, стахом вне издалече, вергше котвица корабля в море. И бисть шествия нашего от Солуня до Иопеи 900 миль и 50.О пришествии моем к ИопииЕще пловущим нам издалече к граду Иопеи, юже именуют тамо Яфа, припловоша к нам устретающе многими кораблецами людие тамошнии, нелепозрачнии образом, языком Арапским беседующии, хотяще нас превозити в град. Обичай бо тамо таков есть, яко корабле великие тамо не прииливают близ града, понеже пристанища несть добра, но идеже би корабле имеяху приставати, тамо суть жестокое и остро камение, инние в воде, другие же вищше воды стоящие; сего ради, да не поразими будут, обикоша стати вне, издалече. Верже тогда котвицу в воду и наш кораблоправитель и удержа корабль далече от града, яко двема поприщма на море отстоящь. Тогда неции от нас, иземше вещи своя от корабля и вложше в ладия, отплиша к граду на нощевание, прочии же отложиша на утро, бисть бо вечер темен и ветр шумен, великие волни возносяй. Остахжеся и аз тогда и нощевах в корабле. Бисть же тогда даже до полунощи зело буря велика и волнения морская толь силно колебаху корабль, яко едва не превратиша, яко ни стояти, ни седети, ни лежати без придержания верви, или чесого инного, несть бяше мощно. Наутре же, возсиявшу дню суботному, Септеврия 24 числа, сотворих аз благодарение господо корабленнику, яко по милосердию своему, чаяй царствия небеснаго, превезе мя чрез толь великий путь без мзди, Бога ради. Таже, взявши своя рубища, препловох, мзду давши, с прочиими люди к граду и поидох в метох или в странноприемницу Иерусалимскую, идеже прочии бяху поклонники, предварившии нас, от купцев богатих и благородних, такожде и от священних особь немало, идеже вси ожидаху времени, донележе приидут от Иерусалима возници с верблюди и повезут их тамо. Метох оний есть прежде 3 лети, новосозданний многим коштом патриархи Иерусалимскаго Хрисанфа, угождения ради Христиан, путешествующих тамо, иже приложи много тщание о нем и пенязей. Сице же лепо и премудро устроен и расположен, яко от всякаго ходящаго тамо похваляем бывает и благодарение творится потщавшемуся о нем. Келий и домов много имать к сложению вещей и препочиванию странних, чинно, якоже в некоем монастире, устроенних. Тамо препочивахом кийждо на своем определенном месте, по три и по четири в келиах. Бисть же тогда день суботний, и преклоняющуся слонцу на запад, идохом ко единой церкве на вечерню, идеже на единой стране пояху по Греческу, на второй же по Арапску. Се же путников ради, прибивших от Греции (якоже слишах, сотворися); сами же тамошнии всегда по Арапску чтут, понеже именуются Арапи белие, белой ради породи своей, и не знают иннаго язика, кроме Арапскаго. Имуть же своя вся книги, к церкви и вери требованию, яже суть не печатании, но рукописании; писмена же их якоже и Турецкие. Чин в отправе церковной весь держат Греческой, токмо кафизму первую тогда чтоша три детища, един по другому, по «Славе», наконец. Веру Христианскую православную содержат крепко и поют на тони Греческие. Ходят в долгих одеждах и глави не завивают на подобие Турков, якоже и в инних странах Турецких. Жени такожде долгу носят одежду, лица своя закривающе, глави же покривают хустами зело долгими, яко воскрилия их даже до земля висят. Церковь, о ней же пред помянух, несть церковь совершенная, в еже би могла в ней петися литургия божественная, но аки часовня, идеже несть ни царских врат, ни олтара; поет же ся тамо токмо вечерня, утреня и часи. Повествуют же вероятне, яко то самий дом есть, идеже Апостол Петр девицу умершую, именем Тавифу, воскреси от мертвых. Есть же дом он каменездан, сице же зело обетша, яко иже прежде от бела каменя составлен бяше, нине мнится бити от черна, бо очерне и укурися дозела, ветхости ради, и стоит близ брега морскаго. Близ его стоит вторий престарелий дом, в нем же жителствоваше Симон Усмар, в него же гостивши Петр, препочивающи на горници, виде плащеницу, от небес спущенную, в ней жe бяху животная чиста и нечиста и прочая, о чесом пишет в Деяниях Апостольских, и инние места, идеже с. Петр хождаше, седяше, поучаше и прочая. Та вся аз видевши и, уведавши, дадох славу Богу, яко сподоби мя недостойного оние святие посещати места, и возвратихся паки в вишеписанную гостинницу с прочиими поклонники. Нощи же нашедшей, созва началник, или игумен метоха того в особную келию всех путников, богатших и началнейших, и представив им трапезу честну и учреждаше их доволно. Аз же, убожества ради своего, не зван бех, но остахся с слугами и стоя вне дверей, созирах бившое. По окончании же трапези, по обичаю тамошнему биваемому, взят игумен странноприемницы един блюд празден, и даяху вси, по силе своей, по неколико златиц, прочии же сребники, и вписоваша вси имена своя, поминания ради в сорокоустах. Таже, благодарение Богу сотворше, разидошася на своя места. Аз же последи зван бех с слугами и послушники Иерусалимскими вечеряти и наситихся от збитков и укрухов доволно. Заутра же, в неделю, бихом на утрни в тойжде вишшеписанной часовници. Наставшу же дню, пойдохом вси с протосингелами Иерусалимскими к другой церкви, вне града на распутии стоящей, и слушахом тамо святой литургии, яже в пол, и Арапским, и Греческим язиком, пояшеся, чтяхужеся двое Евангелия и два Апостоли, да разумеют Арапи и Греки. Но внемли, благий читателю, истину ти реку, яко негдеже худшой, убогшой и беднейшой неслучися видети церкви, яко та. Не глаголю бо о том, яко не имать никаковаго украшения внутрь: ни образов, ни светилников, ничтоже, но сие болезненно, яко ни покрова, ни врат, ни окон. Что же имать? Точию три стени каменних, и то не цели, четвертая же стена, яже от входу, развалися даже до земле, верх же завалися такожде, токмо над олтарем мало присененно тростию; внутрь же, идеже стояше иногда иконостас, стоит прегражденна каменная стена ветха такожде, якоже и церковь. Словом рещи, аки един пуст вертеп, идеже егда приходят литургию святую творити, вся сосуди и одежди священнические, такожде книги и свещи, приносят с собою, последи же паки относят. Вопросих же аз, почто тамо Христиане оной не обновлят или инной не сотворят? Ответствуют, яко бесурмане, иже тамо обладают, отнюдь не соизволяют на тое, аще тысящними моленми, златом же, сребром и многими дарами пестунствуеми биша. Та и прочая аз тамо слишащи и видящи, соболезновах сердцем неволе их и похвалях в уме моем твердость вери их, яко аще и в таковой нужде обретаются, обаче непременно, яко и прочии Християне, даже доселе, на всяк день молятся Господеви. Ходихом же на всяк день на правило к церкви, но всегда Арапское слишахом чтение, и пребивахом в вишшеписанной гостинници, ожидающе время путешествию нашему к Гробу Господню.О ИопеиИопея (или якоже тамо именуется Яфа) есть град мал и тесен строением, но отчасти имать лепие доми, от каменей четвероуголних, гладце сеченних, зданние, такожде и прочии от самороднаго камене бела составленние старомирским, простим; улици и стезе уские и не весма чистие. Здания домов не имут покровов, горе возвишенних, якоже в инних страннах, и зрятся бити без покровов, но покрови их внутрь, между стенами суть, от каменцов малих, праха и ванни, вкупе с водою смешенних, сочиненное сице лепо и гладко, яко ни ток гуменний, лучший не может бити. Суть же в стенах и дири на улици, ими же от покровов оних дождевная истекает вода. Полать високих суть мало, токмо неколико бесурманских, прочии же домове не суть много високи, но иние до двох точию степеней, един верху других, иние же до триех. От моря зрится град бити строением висок, того ради, понеже стоит на брезе крутом, предняя убо здания стоят низу, а яже созади – на высочайшем месте; от земли же, грядущи от Иерусалима, нижних домов не зрится ничтоже. Место оное, ветхости ради своей и пристанища корабленнаго, есть бо повсюду тамо пресловутое, занеже корабле Французкие, Ангелские, Турецкие, Венецкие и от прочиих стран тамо приходят, иние с товари, инние же с поклонниками Иерусалимскими. Обитает же тамо и консул Француский, си есть советник, управления ради своих людий, тамо приходящих. Есть же и монастирец мал Римский, идеже един инок брадатий, мню капуцин, живет, духовной ради потреби к своему люду; церкви же Римской несть, не соизволяют бо устроити неверние. Имать к тому град той две крепосте, зело тесние, с арматами, к сопротивлению врагов устроенние, и место к сочинению пристанища лепое могло бы бити, (якоже иногда и бисть), аще би в руки мудрих строителей отдано било. Иопея стоит на брезе близу, яко и домов основания касается вода морская. Поля равнаго имать много, окрест протяженнаго, но землю песковатую имущаго, идеже хлеба оскудно раждается и лозия зело мало, понеже Арапи природне вина не обикоша пити и ни иннаго хмелнаго пития, тако богатии, якоже и убогии, токмо воду едину, того ради и лицем неблагообразни суть, но черни, сухи, зверовидни; аще неции и пиют, то зело мало, и малочисленни такови обретаются, разве тии, иже проходят в страну Греческую. Воду имуть во студенцах копанних, от спудов земних исходящую и к питию невестна здраву, найпачеже иностранним людем. Древеса садовная, смокви, маслини и рожди токмо плодоносят, иние же не обретаются. О дрова нуждно приходят и скупо продаются, понеже леса несть близу, но далече продолжиша поля равние, песчастие, к тому же сухие и трави не родящие и води мало имущие, ибо в той стране много жжет солнечная луча и горячесть велия есть, яко толща земли просядеся на земли на частих местех, идеже ни трава, ни билие зеленети не может, якоже в странах Российских, но вся усихают, и аще уже тамо в оное время месяц Септеврий кончашеся, обаче таковая бяше теплота, яковая бивает в земли Руской посреде лета. Тамо недалече от Яфи отстоят многие градове и веси, о них же воспоминание творится в Писании Божественном. От восточния убо странни суть сии: Лида, иже есть отчество святаго великомученика Георгия, Назарет, Иерусалим суть далече от моря; на примории же суть сии: место нарицаемое Ибсялем, идеже Христос Господь вопроси учеников: «кого Мя глаголют человеци бити, сына человеческаго? Иннии глаголаху, яко Илию, другии, яко единаго от Пророк. Петр же рече: «Ти еси Христос, Ти еси Сын Бога Живаго». Ныне же на месте том стоит джамея Турецкая, пуста. Таможде недалече стоит град пусть и раззорен, рекомий Кесария Филипова; таже далее Тир, и Сидон и Кармил гора, идеже постяшеся пророк Илия. От полуденния же странни Рама, Газа, таже далече Александрия, Египет, Гора Синайская, Аравия, идеже черние Арапи жителствуют. От западния же странни море, к всем странам путь имущое. Пребивающим убо нам в граде Иопеи, в вишшеписанном гостинном монастире патриаршем неколико дний, дойдоша от Цариграда многое множество народа Арменскаго, не мало же и Жидовскаго, с женами и детищми, грядущие на поклонение к Иерусалиму; обретохом же и от предварившаго нас народа изобилно, но ни от коея иния странни не бисть толь много, яко от Константинополя, понеже убегаху оттуду много, бывшаго ради тамо великаго гнева Божия, мором лютом люди казнящаго. Сображеся тогда нас народа всех поклонников Иерусалимских, от Греков, Арменов и Евреов, близ тисящи душ, и пребиваху вси в особних гостинницах, ожидающе время, донележе будет поведено пойти к Иерусалиму от градоначалника, по обичаю тамошнему. Обичай убо есть таков: егда соберутся поклонников много, их же именуют тамо хадзии, тогда начальник града Иопеи, именуемий паша, пишет послание к Иерусалиму, да пришлют ему людий с верблюди толико, елико могут вся вещи путников взяти и отнести в Иерусалим, и паки, да пришлют верблюдов, месков, ослов и коней толикое число, елико может всех ходзеев, си есть путников, на себе превезти. Посла же тогда паша весть к Иерусалиму, и присланни биша Арапи мнози с верблюдами, ослами и проч. и вземше вся вещи путников, повезоша тамо преди за мзду, Септеврия 27 числа, в вторник. Таже, нощи надшедшей, приспеша от Иерусалима другие Арапи с вящшим и множеством различних животних, отнесения ради всех путников в Иерусалим. Взять же паша Иопийский от всякой души дань от пенязей и даде всем знамения, на хартиях написанная, в еже би волно изийти от града. Дадоша же миряне вси по седмь толярей и пол, иноки же по три и пол; равную же и аз с иноками дадох дань, наставлением протосингелей Иерусалимских, пройдох бо вместо инока удобно, понеже толь в долгом моем путшествии обрасль бил долгими власи главними и малою брадою, к тому же черние всегда носях одежди и покров главний, подобний иноческому, его же невернии не разсмотряют. Богу же промишляющу о моем убогом странствовании под видом сицеваго образа полезно ми бисть. А иже по мирску одеян, аще би и худейшие и последние рубища на себе носил, должен есть дати равную с прочиими дань, не зрит бо неверний на нищету, ниже имать милосердие, но токмо исчисляет глави. Милосердие бо есть добродетель, а иже не имать вери, той ниже добродетели. Но ведомо буди всякому, хотящему знати, яко мзда она, юже именуют тамо кефари, того ради вземлется неотменно от паши градоначалствующаго, понеже он посилает людий своих вкупе с поклонниками провождения ради даже до Иерусалима. Аще бо би не било сице, то би отнюдь невозможно било тамо проходити никому же, разбойников ради множества, тамо обретающихся, иже, егда человека некоего похитят в свои руце на поли, аще не убиют, то биюще камением, ели жива оставят при пути, обнаживши его даже до последнего рубища. Сего ради, разсудивше, да не погибает много, взимают мало и безбедне проводими бивают страннопришелци. И тако, егда собра паша тогда от всех хадзиев, си есть поклонников, мзду свою, даде всякому на малой хартии печать свою, с подписом, даде же и Арапов конних и пеших с оружием и дреколми, да шествуют с нами в Иерусалим и агу началствующаго представи над ними. Тогда предуготовившеся вси на путь, инни вседоша на верблюди, и инни же на кони, друзии же на мески и прочии на осли, и кийждо по мзде и воли своей. Аз же, частию убожества деля, щадя пенязь на нужднейшое, частию же Бога ради, на посещении святих мест потрудитися хотящи, пешеходити изволих. Двигнухомся убо от Иопеи Септеврия 28 числа, в среду, пред обедом, за два часа или ранше, идеже исходяще из града, дахом вси печати своя, яже имехом от паши, и по две пари стражником, в вратах стоящим. Таже изийдохом вон, идеже инние Арапи скитающиеся по полях в худих и раздранних одеждах, взимающе коней за брозди и не пущающе далей шествовати, искаху от всякаго нечто от пинязей, глаголище Арапским язиком: «албакшиш», то есть даждь дар, и роздаяху сребренники на многих местех; аще же кто не хотяше дати, то бияху жезлием, во след гоняще осла или коня; искаху же и от Мене, но не даях им ничтоже, и попихаху мя, посмевающеся. Егда же отъидохом от града недалече на поле, ожидахом на едином месте путников прочиих, донележе собрашася вси в един полк, и приидоша провождающии нас Арапи с началним своим, от них же пешеходци идоша преди, коннии сзади, посреде же чинно грядяху все хаджии. И тогда, призвавши Всемогущаго Бога и Творца своего вси на помощь, начахом шествовати, сии на конех и сии на верблюдах, аки на колесницех, ми же, в имя Господа Бога нашего совокупившеся, неции убозии грядохом пеши. Бисть же нас тогда всех полк велик, яко до полтори тисящи душ и зряшеся народ, аки некое войско, грядущое на брань. Имехом путь шерок, равним и долгим полем, идеже несть ни древа, ни трав лепих, но всюду песок бел и земля проседшаяся от горячести солнечной и весей мало. Тогда прейдохом чрез едину весь, зело ветху и малу, яко едва живущь кто обретается; таже мимоидохом ошуюю вторую весь, именуемую Лида, идеже бяше отчество святаго великомученника Георгия. Последи полудни доспехом ко граду Ремли.О граде Ремлы, или РамеВходящим нам в град Ремль, устретаху нас множество народа от Армен, Римлян и Ефиопов, тако от вери Греческой, яко и от Турецкой, и разделихомся вси, по обичаю тамошнему, на различние гостинници: Армени особь, Евреи особь, ми же, Християне Греческой вери стахом особно в странноприимнице патриаршей, при храме святаго Георгия стоящей, и нощевахом тамо, ожидающе до утра, донележе нам будет повеленно изийти от града. Бихом же в церкви святаго Георгия на вечерни, утрени и службе Божой, идеже чтение Ефиопское есть, якоже и в Иопеи. Пришедше же иноки Иерусалимские с поклонники Греческими в пол с Арапи по Греческу пояху и чтяху. Здание храма того есть зело ветхое, от каменей бо сеченних великих лепо сложен есть, к тому же и пространен внутрь и лепаго расположения есть. Имеяше же иногда извне верху глави, нине же разорени суть и поверху их покров равен стоит и дира среднея глави закровенна бревнами древяними. Отвне же никаковой лепоти несть, понеже стоит между домами инними, и сама есть, якоже некий дом. Стоит же низу, яко на 10 степеней в земле. Се же того ради, яко ветха есть летми, и по многих временех возрасте град вишше, она же нерушима единаче даже доселе пребивает. Внутрь имать токмо престол един к совершению божественния литургии. Форм внутрь несть к поддержанию телес, якоже в странах Греческих обичай есть многим бити в церквах, идеже распявши руце обоюду, повешают унилие телеса своя, не глаголю старие, сим бо прилично, немощи ради их, но юноши и младенци или, паче рещи, дети таможде вкупе в чину старих стоят. Что же глаголю стоят, мнятся токмо стояти, вещию же самою ведят с всяким угождением, еже где любо буди обретается в православной християнской вери, и не лепо и с грехом есть. Тамо же не тако, но вместо форм суть сотворенние милици древяни, на них же обикоша хромие ходити, ими же подпираются старие и немощние на правиле церковном, прочии же стоят посреде церкви, ниже до стени прикасающеся, еже достойное есть похвали. Подножие храма того великими каменними деками гладце посланное и украшение образов отчасти лепотное. Суть же внутрь столпов високих мраморних шесть от целаго каменя изсеченних гладце, ими же обдержится верх церкви тоя; их толстота, яко единому человеку едва обяти мощно руками. От оних столпов един есть образом и делом различен, в угле от страни ошуия стоящь и имущь на себе ветхая Греческая написания. Принесен тамо чудом святаго Георгия сице25: Град тот (якоже рех) именуется Ремль. Се же Ефиопским, Греческим и Агаранским язиком, Российским же или Славенским Рама, о ней же воспоминает Евангелист Матфей в главе 2, егда пишет о избиении младенец сице: «Тогда Ирод, видев, яко поругашася ему волсви, разгневася зело, и послав изби вся младенци сущыя в Вифлееме. Тогда скончася реченное Пророком, глаголющим: «глас, рече, в Раме слышася, рыдание и плач мног; Рахиль плачющися чад своих и не хотяше утешитися, понеже не суть». Рама место високо сказается, якоже чтох в Толковании: есть же место сие високое в Палестине. Случижеся в жребии племене Вениаминова, Вениамин же бяше сын Рахилин, Рахиль же в Вифлееме погребенна бысть. Сего ради Пророк Рахиль Вифлеем нарицает, понеже в Вифлееме Рахиль погребеся. Глас же, слышанний в Раме, сиречь в месте високом, место оное несть град, понеже не огражденно стеною окрест, отнюду же би могл защититися противу врага своего, но есть аки некая знаменитая весь; аще бо и врата внутрь имать, но та всегда оттворенна стоят, якоже и в Иопеи. Сим токмо разнствуют, яко Иопея пристанищем славна, Рама же пристанища не имать, но стоит на земли равной, песковатой, на месте веселом, понеже окрест себе имать много садовь, зеленящихся всегда от древа маслиннаго, маслина бо и в лете и в зиме зеленое и здравое листвие имать, и равность поля от восточния и западния странни распространися, от полуденния же странни гори Иерусалимские високие отстоят недалече, яко полдня хождением; кроме же того и внутрь имать древеса: финики, смокви, ройди, лимони и помаранчи, лозие же не обретается, ни вино, понеже Ефиопи зело ленив и развращен народ и сам не пиет вина и пити хотящим не плодородит; не токмо же то, но и на хлеб мало земле орут, сего ради и скупою продается ценою, единаче якоже и в Иопеи, еже бо в Солуни третую часть сребника дати треба, тамо целий за толикожде, и вся третицею дражайше. Есть же тамо торжище, идеже купеческих камор токмо две или три, и то убогие, прочее же ничтоже обретается, разве снедних вещей, и то разве хлеба и смоков или инних плодов, сира мало, млека никогдаже продают, понеже зело нуждно жити овцам, ибо поля и гори без трави суть, ово каменя и песка ради, овоже теплаго ради края, ибо дождеве тамо чрез все лето не омочают земли, разве в зимное время: к тому же народ зол и ленив на всякое дело. Мясо обретается, но драго; риба же отнюдь не обретается, понеже окрест негде ни реки, ни езера несть; аще и явится когда, то разве принесенна будет от Иопеи, и тогда мало кто ея требует. Арапи бо обикоша хлеб ясти с елеем, понеже елея доволно есть, ини же фаву и сочиво. Французи же, иже тамо неколико обретаются, тии не ищут много, понеже всегда мясо и сир ядят. Нуждно же тамо ясти варение и хлеб пещи, скудости ради дров, понеже нигде окрест на полях несть леса, токмо от между гор Иерусалимских издалече приносят. Тамо обретаются четирох вер людие: Християне Ефиопи вери Греческой, Римляне, Армене и Махометане. О Греческой церкви с. великомученика Георгия прежде рекох. Ходих же аз тамо посещати и Армейскую гостинницу, видения деля, идеже церковь простаго каменнаго здания, но имать свою лепоту внутрь и украшение. Гостинница же их здания многа, пространна и лепа строением имать, с насажденними древеси лимонними, и студенци, от камено гладце устроенними, странним ради почерпания води, в них же вода от дожда в зимное время собранна стоит и пиют ю далго до года, сице и в Греческой гостинници и в всем граде, понеже в земле источника трудно обрести. Тогда бисть тамо множество народа от Армен, грядущих на поклонение к Иерусалиму, яко наполнитися всем домом тамо в гостинници, аще есть и велика, аки некий монастирь. Мало же от них бяше убогих, но все богатие господие и великие купци, с женами и детми, бяху, наиболше же от Константинополя, мора ради бившаго в нем. Утру же бившю, Септеврия 29 числу, в день четвертка, рано обийде вся гостинници сам началник места того с прочиими Махометани и подобним обичаем тамо, яко же и в Иопеи, взят мзду за страж, яже провождаше нас. Творят бо, яже хощут, в руках своих держаще места Святая. Но тамо польмзди Иопския дается; от мирских убо от всякия души, малия же и великия, взяша четири златих Турецких, се же есть три таляри, от иноков же по два златих, си есть по полтора таляра и еще двема сребники вящше. Дадох же и аз тогда равное с иноки поплащение, Богу о мне сице промишляющу наставлением добрих людий, черноризец бо и худоризец бех, сего ради не много презиран бех, но под видом нища и убога инока пройдох. Егда же дадоша вси свое должное и взяша печати, подобне якоже и в Иопеи, тогда испущенни бихом вси из града, давше им печати их с мздою двох сребник, еже есть двох пар, и изшедше того дне пред захождением слонца вне Рамы, стояхом на поли равном, по хотению провождающих ны, даже до четирех час нощи и вящше. Таже двигнувшеся оттуду, яко близ полунощи, и месяцю полну тогда светящу нам, пойдохом в свой путь. Тогда аз пройдох преди, предваряя конних, занеже между конними нужда пешу шествовати, ово подавления ради, ово же праха ради, копитами скотскими горе возбиеннаго и в очеса и нос летящаго: вси бо, иже бяху пеши, преди грядяху. Видящи убо аз тогда Ефиопов от полка нашего, пошедших впред, яко пятьнадесять человек, последовах по них издалече, понеже конници не исправиша народ в чин ко шествию. Егда же шествовах, яко четвертую часть часа, бех далече от полка своего, яко не токмо невидяшеся, но ниже глас народа слышатеся можаше. Тогда начах усумневатися, да некако что зло достражду от Арапов, слышах бо зол народ сущь и разбойническ. Не ведях же что тогда творити, не смеях бо ниже впред шествовати, ниже вспять, ниже ожидати на пути, понеже и предидущих и последующих мне видех Ефиопов издалече. Обаче размисливши, положих помощь на Силнаго и грядях, якоже и прежде. Бог же (мню, любяй мя) попусти мя в малое наказание, лучшаго дел исправления: его же Бог любит, того и наказует, глаголет Писание. И се мя начата постизати Ефиопи, скоро бо шествуют, яко скоти, изучении от обикновения всегдажшнаго, и всяк достигий ощущаше пиру мою, юже на хребте ношах с хлебом, и иннии убо мимоидоша, видевше мя с хлебом токмо и жезлом шествующа, прочии же прошаху хлеба. Аз же еще прежде уведав о нравах их, ношах всегда с собою хлеб готов на раздаяние, и иже убо прошаше, даях един посмаг, сухарь, и тым отчасты ползу мира получах. Псов бо яростних миогожде обикохом хлебом отгоняти, и паки ничтоже благоприятнейшое может бити алчущему, паче хлеба. Аще же и сам мало имех, но и той разделих, хотя без пакости прейти. Тогда мимоидоша мя едини и другие и достигше попреди грядущих Ефиопов и возвестиша им о мне. Тии же завистнейше имущи сердце и аки лви на лов, готови суще на грабление и разбойничество, и видящи мя уединенна, далече от народа, омедлиша мало донележе приближихся к ним, и тогда возложше на мя руце, яша мя и начаша торгати семо и овамо, овии за ризу, ови же за пиру, хотяще мя обнажити и последних рубищ и глаголюще: «ал бакшиш», еже есть «даждь дар», аки би рещи: искупися. Аз же, аще и не знаях Арапскаго язика, но разумех умом, яко пенязей от Мене требуют и недоумевах, каковим би язиком им ответствовати, наречием убо Турецким, его же зело мало знаях, рекох, кланяяся им, глаголющи: «что от Мене ищете? аз есмь человек нищь и убог и ничтоже имам, токмо о едином хлебе и воде путшествуяй, оставите мя с миром Бога ради». Они же не внимающе, свое деяху. Бяху же собрании числом, яко двадесять, вси пеши, не имуще ничтоже, токмо жезлие в руках и ножи великие обоюдуострие о чреслех своих. Един же между ними бисть Агарянин, на осле грядий; той убо аще и с ними бяше, но не от них, си есть, аще едину и туюжде веру махометанскую с ними вкупе имеяше, но не от Ефиопскаго народа бяше, знаяше же и язик их. Той, яко стар сединою сущь между ними, начат ими претити, наказовати оних, да мя оставят в мире. Они же, не слушающе сего, не престаяху творити начатое и хотяху мя совлекти от всего. Тогда начахь аз вопити к предреченному Агарянину и преступлши к нему, лобизах руце его, молящи прилежно, да мя заступит. Он же (виждь добродетель) слезе с осла долу и взят мя за руку, другою же рукою отреваше от Мене Арапов, поревающих и толкущих мя в боки, и непопусти же им ничтоже от Мене взяти, кленуще я Богом и верою их. Они же паче разгневашася и на его и на мя, и пакости ми деяху, и хотяху исхитити от рук его. Агарянин же не хотяше ктому шествовати, но сед при пути и посадивши мя с собою, ожидаше, даже приспе полк весь народа. Не отидоша же ниже они окаяннии, обседше и оступивше окрест, много мне ругахуся и пакости деяху, ови в образ, друзие в перси, неции же в вию и плещи, прочии же в боки руками приражаху, прекорчающе персты, и пястницами подбиваху, или, просто рекше, кулаками, иннии же, вместо собченних перстов, камень в руках держаще, бодяху, един же, имеяше иглу велику, ею же купци мехи великие наполненние товари, зашивают, и бодящи мя ею в вию, требоваше от Мене пенязей, другий же взем песку от земле и метну ми на образ и засипа ми уста и очеса. Аще бо и возбраняше им оний Турчин и отреваше руки их и отгоняше, аки псов, но не можаше ничтоже противу множества чинити. Аз же ничтоже инно не отвещах, точию: «оставите мя, Бога ради, яко убог есмь человек и ничтожа имам». Многажди же осязаху недра моя и пиру ощущающе и ищущи динарий, но, Богу призирающу на мя, не обретоша; аще бо биша были обрели, было бы нечто горее. Един же хотяше изути сандалия от ногу моею, зане той имеяше хуждшие моих, сего ради зависть имеяше, но не може, возбраняющаго ради Агарянина. Тогда воистинну приличествоваше мне глаголати царствующаго Пророка словеса: «обийдоша пси мнози, сонм лукавих одержаша мя», хотяще себе разделити, не глаголю ризи, но рубища моя; и каковое тогда бяше помишление, аще не к смерти, егда уже и ножем намерахуся и палицами! Молих же аз в час той Всемогущаго Владыку и Бога, да мя сохранит невредна и без пакостна, и бисть Господь утверждение мое, помощник мой и защититель в день печали моея, нань упова сердце мое, и поможе, и избави мя от враг моих силних и от ненавидящих мя. Ожидахом же тамо седяще, яко четвертую часть часа, и еще не у приспе ко нам народ, косняше бо на пути, некоего ради препятия. Хотяше же Турчин всести на осла своего и оставити мене, омерзе бо ему долго седити; и егда воста от земли, паки двигнушася Арапи на мя. И молях его, да еще мало пождет, и сотвори со мною по милости своей, якоже хотех, отганяя Ефиопов от Мене и наказанием и молением. Видеша же разбойници, яко никакоже ползовашася от Мене, начаша просити, да поне хлеба дам им, хотящи мя лукавством своим ухитрити, да егда бих снял пиру от плещей и начал разрешати ю, могли би отъяти вся. Аз же, предпознавая помишление их, не покусихся отрешити ю, отвествуя, яко мало имам и сам есмь скуден к препитанию. И се доспеша к нам от полка неколико Арапов пеших и возвестиша, яко близ грядяше народ. Они же воставше вси, идоша и гониша мя, да иду преди, мне не хотящу насилием поганяху мя, попихающе созади. Шествовах же аз медлящи и озирающися воспять к народу часте. Егда же узрех очима близу, уклонихся нечаянне от между их и пойдох скоро воспять. Видеша же, яко ничтоже мне прежде не могоша отъяти, Агаранина ради, погнася един от них за мною и взят камень в обе руце велик и постигнув мя, удари от всея сили своея в хребет, яко ми пасти на землю и возопити. И абие слышав глас мой предний яздец, прибеже воскоре, но не обрете его, внезаапу бо отбеже злодей он к другом своим. Аз же с нуждею совлекохся от земля, едва могий шествовати, и к тому не лишихся людий, но вкупе шествовах с ними. Бисть же путь равний, и углажденний, и шерокий, подобний, якоже и от Иопеи, прейдохом все полем нагим и пещистим и безводним, нигде бо на пути ни криници, ни студенца несть. Почерпоша же тогда хадзее еще от Рами воду, елико довлети даже до Иерусалима, и везоша всяк на своем скоте. Аз же, понеже пеш грядох, не мог доволно на себе понести, но сосудец мал, его же при поясе носих, наполнил бех и тем хотех удовлетворитися, мало омочающи в время жажди уста. Обаче драпежний оний и безчеловечный народ Ефиопск не остави ю имети, но отъяша тояже нощи и испита, мене жаждею изнурятися сотвориша, празден сосуд носяща. Шествовахом же чрез всю нощь, нигде не препочивающе, ниже каковия любо веси обретающе. Таже, восходящой денници солнечной, егда уже окончися равность поля и начахом входити в гори узким и каменистим путем, тамо по повелению наши, провождающаго нас, почихом мало, яко полчаса, донележе просветихомся днем, бояхом бо ся нощию входити в гори, да нечто зло постраждем, бяху бо жени и дети малие с нами. Утру же бившу рано, завратися путь наш на восток и пойдохом внутрь гор и вертепов, узкий и тесен путь имущих, идеже по два яздци токмо вкупе прохождаху. Шествовахом же тогда все горами великими и високими, ниже трави, ни билия имущими, но токмо едино камение твердое и белое, аки вар. Обретаютжеся и древеса, но мало и малаго возраста, води же нигде не видихом, ниже ни единия веси прейдохом. И елико приближахомся к Иерусалиму, толико на вящшие восхождахом гори, и инние убо прехождахом, инние же обхождахом. Бисть же тогда путь наш семо и овамо покривлен, в подобие ползящаго змия, идеже не токмо пешим, но и конним зело нуждное бяше прехождение. Шествовахом же сице даже до полудни, необретающе нигде людий живущих. Близ времени же полуденнаго прейдохом село малое, именуемое Еммаус, о нем же Евангелист Лука в главе 24 воспоминает, егда сам с Клеопою грядяша тамо, в день воскресения, и бисть беседующема има, сам Иисус приближися и идяше с нима, и не познаста Его первее, таже в вечер познася има в преломлении хлеба и последи не видим бисть. Весь Еммаус отстоит от Иерусалима шестиюдесять стадий. Стоит же низу в долине, между горами високими, окрест обстоящими; имать же отчасти и древеса садовнаго при себе от смоковниц и маслин, прочее же ничтоже, опусте бо и мало домов имать, и християне тамо не обитают, токмо неколико Арапов. Поминувши же Еммаус, шествовахом еще болшими горами и долинами, идеже аз, ово от жестокаго пути и твердаго камения, ово же от теплоти солнечной, ово же от жажди, изнемогл бех сице, яко едва насилием влачах ноги свои. Прешедше же от Еммауса едину велику гору и низпустившеся в удоль, зело низкий, обретохом источник хладен води, текущй от спудов землених, и пиша вси от нея жаждущии с благодарением. Оттуду же на вишшую, паче всих, восходихом гору. Егда же взийдохом верху ея, к тому низу низпущахомся, но идохом, яко полчаса, по верху гор, даже до самаго града Иерусалима. Каковую же беду и нужду претерпе народ от безстудних и проклятих Ефиопов, донележе прейде гори тия, воистинну изрещи невозможно. Егда бо исперва начахом входити в великие гори и прийдохом к узкому прохождению в едину долину, тамо предваряюще нас многое множество собрася оних, инии с копиями, инние же с дрекольми, и ставше на пути, взбраняху нам шествовати, ищуще от нас бакшиша, еже есть дара. Сопротивляхужеся много им провождающии нас, но ничтоже им внимаша, ни бо боятся кого, ниже срам имуть. Аще же и дадоша нечто от динарий попреди грядущии поклонници, но не быша тим доволни, но грядяху вкупе с нами при полце и нападаху всякаго, воспящающе мески и осли и ищуще от коеяжде души по сребнику, и иже даяху, свободнее шествоваху, а иже, или скупости ради, или убожества, не даяху, тих попихаху и каменми толцаху созади. Прешедше же мало паки другие и совокупившеся с первими горшу беду народу творяху, неции просяще хлеба, друзии же пенязей, и елика хотяху творяху. Паки, егда прейдохом далей, иннии нападоша, и тако на многих и частих местех стояще уготовани и присовокупляющеся народу поклонник, вси вослед грядяху. Сображеся их многое число, едва не равно с нами, и твориша пакости людем многие, и биша последня горша паче первих. Что бо не делаша беззаконии! Множицею бо, бестуднии и безсовестнии, ко единому человеку прихождаху и искаху от него бакшиш, аще уже не единожди, но и десятерицею взяша. Дотоле же удержавают коня, или верблюда, или осла донележе ему не даст сребренника, и аще отбежит един, то по мале другий прискочит, и не оставит тя, донеле не даси и тому. Потом иний стужает, таже по мале паки приходит тойжде, аки не познаваем, и ищет сребреника от тогожде, от него же взятъ, и аще и речет ему, яко уже еси взял не единожди, но множицею, то запирается отнюдь, глаголющи, яко еще первея от него ищет, и дотоле не отступает допележе или приймет что от него, или украдет. Аще же не может испросити сребреника, то поне хлеба просит, да не тощь оставит человека; аще же ниже то получит, тогда ударяет или палицею, или каменем, и сохраняется между полк народа и не дознавается, вси бо единаки ризи носят. Горе же женам бисть, иже ни ополчитися, ни сопротивитися им ни мало можаху и раздаяху множае сребник, нежели человеци, и многие пакости приймаху от оних проклятих Ефиопов, иже ових подбиваху пястницами, иних же каменьми, а иже есть жестока сердца и хотяше сопротивлятися им, тоя и палицами коснушася. О роде неверний и развращенний! Неверний воистинну, яко мохометанский содержит закон, развращенний же яко не токмо никаковия добродетели, но ниже человеческаго нрава или обичая имать. Что же более о них реку? Кому уподоблю народ оний лукав, ехиднино порождение, синов Веелзевула, князя бесовскаго? Воистинну, недоумею. Род бо их пребеззаконний кто исповесть? Ярость же зверскую и нрави скотские кто изрещи возможет? Аще бо би кто по достоянию безчеловечное их житие и обичая и явити восхоте, омерзело би не токмо пишущему, но и чтущему и слышащему. В всем воистину путшествии моем такових мерзостних и злонравних людей не случися мне видети, и сего ради не вем, кому уподобити их. Аще бо уподобих был Фараонитам или, просте рекшя, Циганам, от них же в странах наших последнейшего народа несть, но кое зде равенство может бити? Сии бо аще и лгут и крадут, инная неправедная творят, но егда что от кого просят и восприимуют, тогда благодарствуют, якоже человеци, и доволни суть по едином прошении. Они же безсрамне сторицею просят и сторицею восприявши, не токмо не единожди не благодарствуют, но еще помиловавшаго их окрадают и граблят; напоследок, еже есть крайнего безчеловечия, и биют; биют же не на едине, но в очесех всего народа биение, зде разумей единожди ударение, или рукою, или каменем, или палицею. О крайнего безсрамия и своея совести не стидящагося! В сем точию подобии суть Фараонитам, яко ни в градех, ни в весех не имуть своих домов, но на поли, при пути и окрест мест, в шатрах обитают, инии же в пещерах, помежду горами, аки зверие, но недалече от градов. Ходят же токмо в едних кошулях жени и дети их, и сандалия на ногах носят, понеже тамо жестоко есть по каменех ходити, и мужие такожде едини токмо хитони носят, даже за колена; ножной же одежди не носят, и всяк имать нож при поясе велик. Вси же поверху кошуль носят ризи одинакие, пестрие, от килима простаго сошвенние, от них обикоша купци мехи шити на товари. Ни сеют же, ни орут, ни инний кий труд творят, но от монастирей християнских пищу испрошают и многу им обиду творят. Пища их повседневная – хлеб и елей, вина же, ни иннаго пития не вкушают, а елей сице любят, яко хлеб омочающе в него ядят; аще же им где случится доволно обрести, то ложицами ядят и пиют, аки воду. О непомеркованнаго стомаха! О скотскаго питания! Кому уподобити достоит род сей? Животним ли? Но многая животная в поте лица своего пищу ядят. Сверепем ли зверем? Но и тии благодетелем своим покаряются и почитают их. Они же ни от труда пищу ядят, ниже благодетелей своих почитают. Всегда бо к монастирем приходящи просят хлеба, и что глаголю просят, но аки по должное приходят, прошение бо их не с смирением, но с грозбою, и взятие милостини без благодарствия бывает. Сице же неблагодарни суть, яко от тех самих монастирей инока, и знаема им, егда обрящут где на пути, обнажают даже до последнего хитона. И кий убо народ может бити горший сего, иже не имать ничтоже в себе похвали достойно? Беседа бо их мерзостна к слышанию, зрение же и хождение зверское, а не человеческое, целования же и привествия несть, и ядение и пиение свинское имуть. Словом рещи, всего мира последнейший народ нравом и житием. Ниже Бога боятся, ниже человек срамляяйся, ниже властелинам покаряяйся. В градех бо токмо егда что зло сотворят, судими суть от Турков, понеже яко царство, тако и власть их тамо; вне же градов, что хощут и могут, то творят, ниже судящеся, ниже кого устрашающеся. Обаче не вси суть такови, суть бо иннии от техжде самих Ефиопов християнскую православную веру содержащии и тии убо крещением святим просвещенни и истиннаго в Троици славимаго Бога боящеся, живут по человеческу, но нравов своих природних оставити не могуть, безсрамни бо суть и чести инним человеком воздавати не знают и на трапезе неблагоговено и нелепо ядят, якоже мне самому многажди случися видети. Тии убо орут землю и плодородят хлеб и всяку потребу и различная рукоделия работают. Но християн тамо мало суть и едва третая часть обретается народа. Сия убо толь многореченная от Мене слышай, благоразсудний читателю, не усумневайся и не угашай любовию горящое сердце твое к местом святым, еже би тебе и инному не смети ити тамо, таковаго злаго ради прехождения, но приложи болшое усердие к усердию и воружися сими треми добродетелми: верою, надеждею и любовею, еже к Богу, и тако от всея души твоея, и от всея крепостя твоея, и от всего помишления твоего всеми силами тщися путшествовати на места оние, идеже стоясте и ходисте пресвятие нозе Христа Спасителя нашего. Не буди страшлив, якоже серна, яже не токмо от лица, но и от гласа человеча бежит, она бо несмисленна сущи и никаковий совет себе могуща подати сие творит, ти же умен сий и разумную имий душу, не убойся глаголов и словес, мною зде написанних, еже бо писах, писах от избитка сердца моего, яко необыкший между сицевим народом бити; ктому же вся начертаваю в путшественной моей книзе того ради, яко аще кто тем самовидец возленится быти, то поне чтущи, известится. И не мни, благий читателю, яко яже слышиши от Мене извествуема, то уже всякому, шествующему в Иерусалим, пострадати требе несомненно никакоже, ибо мнози обретаются, ихже не токмо ударение от Арапов, но ниже слово злое касается, зане никто же обидим бывает, разве от себе самаго. Аще убо кто, несребролюбив сий, дает всякому нудящому и на пути сребник мал, той преходит кроме всякоя пакости, а иже не дает, без ударения не бивает. Обаче оба мзду имуть от Бога, яко той не щадит имения своего любве ради Божия, сей же телесе. О, воистннну блаженнии, и паки реку блаженнии суть християне, (кроме мене грешнаго) шествующии тамо! По евангелской бо ходят заповеди, егда оставляют, аще и на время, отца и матерь, и братию, и сестри, и жену, и чада, и сродники, и други, и села, и доми, имени ради Божия, и толь далекий творят путь, всякую претерпевающе нужду, и напасть, и приражение от злих человек. Напоследок, еже есть великия любве и теплоти к Господу, неции и живот свой полагают за Него, многии же, аще и не полагают, но готови суть на смерть в морском плавании, море бо смерть есть под ногами шествующаго по нем. Сего ради таковии, по обещанию, неложния истинние Христа Спасителя миру сторицею восприймут и живот вечний наследят, и не токмо похваляеми будут в веки на небеси, но и временно от человек на земли, яко собыватися пророческим глаголом, и будет честно имя его пред ними, ибо многажди в мире сем видим в чести сущих поклонников Иерусалимских, понеже Бог в вся дни живота их благословит и долгоденствие дарует и вся благополучна устрояет, яко благую часть избравшим и доброе дело соделавшим о нем. Сам бо рекл усти царствующаго Пророка в псалме 90: «Избавлю и покрию его, яко позна имя Мое, и воззовет к Мне, услышу его, с ним есмь во скорби, и изму его, и прославлю его, долготою дний исполню его и явлю ему спасение Мое». Виждь, слышателю, колика благодеяния обещавает всещедрий датель Бог, имени ради Его благотворящим и трудящимся, не токмо бо в жизни сей руку помощи, но и спасение вечное явити хощет. Обаче зде мое простреся слово но о тех поклонниках, иже, тщеславия ради, да похвалу и честь от человек имети, труждаются в далечайшие странни не тако на поклонение, яко паче на прославление имени своему, в еже би именоватися от народа хадзеем, или путником Иерусалимским. Таковий бо всуе ходит и тощь возвращается, и на болшое осуждение сие себе творит. Но аз о тех глаголю, иже возжегшися пламенем любве к Богу всем сердцем и всеми силами желают поклонитися и прикоснутися устнами местам оним, яже сприсносущное слово Отчее Единородний Син Его, явлшися на земли ва плоти хождением и страданмы освяты и прослави; желают же сице, яко вся неблагополучия, и беди, и нужди, и зной солнечний претерпевати и на смерть готови быти обещаваются. И сицевии желаемое получают и многую ползу душе своей ходотайствуют. Темже убо всякому, богатому же и убогому, советую о Христе не ужасатися путшествовати к святому граду Иерусалиму, ниже лишатися поклонения живоноснаго Гроба Господня. Аще бо богат оси и имаши имения доволна, благодари Бога, яко ти дал есть, и не сотвори, яко же оний человек, от Евангелиста Луки, в главе 12, воспоминаемий, ему же угобзися нива и недоумеяше что творити, умисли же раззорити житници своя и болшие создати, собрания ради плодов. Ти же возми словеса, от усть его реченная, и обрати инуду. Той бо глагола: «что сотворю, яко не имамъя где собрати плодов моих»; ти же рци: «что сотворю, яко неимам и невем, где сокривати имение мое, его же ми часто овогда тля тлит, овогда моль поядает, овогда же татие окрадают». Он рече: се сотворю: раззорю житницы моя и болшия созижду и соберу ту вся жита моя и благая моя, и реку души моей: душе, имаши многа благая лежаща, на многа лета, почивай, яждь, пий и веселися», Ти же убо рци: «се сотворю: оставлю здания дому моего и вземши имение, и принесу е в Иерусалим и положу я в новосеченнем Гроба Господня киоте в нем же никтоже кроме Иисуса, никогда же положен бе, идеже уже не к тому прочее тля имать тлити, ниже червь снедати, ниже татие украсти». И сие рек словом, абие потщися сотворити и делом. И сице не на лета токмо многа, но вечную душе твоей пищу уготовиши. Аще же кто убог есть, да попустит себе в смирение и труд и да претерпит всякую нужду, утеснение и досаждение, аще же случится, и биение. Обаче известно буди, яко не может тамо шествовати ничтоже сребра имий, понеже аще би милостини и не подал на места Святие, то за превоз морский и Туркам поплащение неотменно дати требе, понеже ими обладаема вся суть. Богатии убо людие многочисленная имения взимают с собою в путь, но едва половину раздадут на Места Святие, прочее же истощают на Турецкие дани. Среднии же по двесте, иние же по сто златиц иждивают; нижние же людие, убогие суще, с двема ста талярей едва нуждно могут удовлетворити путшествие свое. А иже кто хощет токмо пойти и возвратитися, а милостини нигдеже ничтоже дати, аще есть мирянин, отложити ему требе полтораста талярей на путь, на харчь и на всяку потребу; аще же есть инок, довлеет ему шестьдесят талярей или пятьдесят. Аще же ниже толико кто имать у себе готово, то и той да не оставляет путшествия Иерусалимскаго, но да идет, просяй на пути милостини, и Бог его не оставит, якоже и мене, очи бо Его на нищаго призирасте. Се же ти, читателю, известих, разсуждающи начатий путь от моря; а иже кто есть от далеких стран и не может по земли даже до моря пешеходити, сам да размыслит, колико требе. Аще бо и сухий путь от Цариграда к Иерусалиму обретается, но тамо путници не обикоша ходите, великаго ради драпежства и боязни от разбойник, к тому же далече: шествию десять дний хождением пешеходца.Се в извещение подах всем хотящим чести и слышати сия, найпаче же Российским людем, советуя и желая ити на поклонение животворящему Гробу Господню, понеже ни от коея же странни сице мало поклонников приходит, якоже от стран Руских. По пяти бо и шести летех едва един является, чесому Греки зело удивляются, яко ни Московити, ни Малороссийчики усердия к Святим Местом не имуть, аще у них паче всех християн православнейшие почитаются быти. Року бо того, его же аз ходих тамо, един аз точию бех от Руской земли. Прежде же моего пришествия, мимошедшим двом летом, ни един не прийде, якоже слишах. И есть воистинну чесому чудитися, понеже идеже царство християнское есть и вера едина благочестива в всех содержится, и людие кроме всякие работи, и нужди, и утеснения пребивают, оттуду зело малочисленни приходят на поклонение; а иже царя врага имут и под игом работи суть и данми отягчении многими, оттуду, аки пчели, прилетают, и от труда своего, аки сладкий мед, милостиню подавают на откупление Гроба Христова от рук неверних и еретических. Аще бо не би всеми силами имели християне Греческие попечение, уже би давно отъят был Гроб Господень, от Махометанов или Арменов искуплен, яко и бисть в некое время; но Бог не попусти им долго обладати. Тем же Богом избранний Российский роде и вси повсюду далече отстоящие християне потщитеся от всего сердца вашего простерти нозе ваши на шествее к Святим Местом и руки в подаяние милостини на откупление техжде, студ бо нам есть и поношение от еретыков и неверних. Аще бо и от Греции християн много идут на поклонение, но сравнивши их с Армени или Евреи, зело мало мнятся, ибо тогда преходящим хадзеем от Иопеи в Иерусалим ниже познавахуся християне между множеством числа Армен и Жидов. И аще убо тии, ересьми повреждении суще, толикое усердие имуть к Местом Святим, яко небрегше домов и отчеств, с женами и детми шествуют, тольми паче ми, в блазей вере воспитании и чада Божия суще, долженствуем паче и спешитися на сие дело и других наставляти. И аще Иудее, Авраамова ради гроба, толик труд и терпение от ругающихся Ефиопов восприймуют, и приходят не токмо от стран Турецких, но и от Волоских, и Полских, и Украинских, колми паче нам, Гроба ради Христова, им же клятва потребися и смерть умертвися и животу вечному вси сподобихомся, безчисленния труди, поругания и ударения терпети подобает, и не токмо не щадети имения, но ниже, аще би случитися могло, и души своея. Темже убо никтоже да не убегает пути сего святаго и да ничто усумневается, ни унивает сердцем, злаго ради и нужднаго прешествия от Арапов сверепих и распустних, Божие бо то смотрение есть, яко попусти им на Земли Святей жити, яко да вси вернии тамо шествующе и многия от них пакости и нужди претерпевающе, болшую любовь являт к Богу и болшую мзду душе своей восприймут. Аще же кто хощет мирен и безмятежен путь имети, да ослепит сребром всякое завистное око, что бо есть раздати таляр или два Ефиопом, любве ради Божия и Мест Святих. Аще же ни, то да терпит вся случающаяся ему злая, аще пакости, аще поругания, аще ударения, и да помишляет, яко никтоже болшия пакости, и поругания, и ударения не претерпе, якоже Спаситель мира Христос Господь. Обаче сице денари раздающии, яко же ударение терпящии, мзду имуть от Всемогущего Творца восприяти, аще токмо сие творят любве ради, яже имуть к Богу и местам от него освященним. А еже аще кто усумневается от убиения, ниже да помишляет о сем, Ефиопи бо сего никакоже творят, не токмо же не убивают человека, но ниже поражают до крове. В сем токмо злонравии суть, яко аще кого на пути единаго обрящют и или мало число, яко противу силе своей, тогда вся отъемлют и совлачат даже до хитона, еще же и биют, и поругаются, и последи оставляют, а еже живот отъяти никакоже покушаются. Самы бо токмо между собою убиваются, сварящеся и тяжущеся, християн же оставляют жити, ведают бо окаяннии, яко от них пищу себе приобретают и без них жити не могут. Но ни се когда любо кому от чуждих приключитися может, понеже хадзее, или, яснее рекше, поклонники Иерусалимские нигдеже тамо далече сами не ходят, но всегда провождаеми с стражею честно и небоязневно, и никтоже ниже поражен когда бывает. Аще убо таковое бы тамо обреталося зло, кто же би смел ятися пути онаго? Но се безчисленыи народи от разних вер ходят и повращаются на всякое лето здрави и живи в отчество свое и прославляют имя Христово. Убо и ти, благоразсудний читателю с внимателным слишателем, отложивше всякое сумнение и мнение, вооружившеся о Бозе верою, надеждею и любовию, подвигните на ю и инних, аще возможно есть, к сему, душеполезному путшествию. Несите же имения ваша с собою, аки пчелы сот, и положите я в неветшающем влагалищи, в Гробе, реку, Христа Спасителя, и тако, милостинею вашею искупуеми, сохранятся от неверних невредна Места Святая, себе же благословение от Бoгa и патрияршего престола и отпущение грехов получити можете. Но довлеет о сем мне глаголати, понеже многу распрострох беседу и далече удалихся от повести путшествия моего. Сего ради возвращаюся паки на первое, еже вишше писах, си есть:О пришествии моем к святому препрославленному и Богом соблюдаемому граду ИерусалимуПо многотрудном и жестоком морском же и горном прешествии, сподобил мя есть преблагий Бог, купно с прочиими християнскими поклонниками, доспети святаго града Иерусалима месяця Септеврия последнего числа, в день пятка, в самий час полудня. Бисть же (якоже прежде рех), егда взийдохом на последнюю велику гору, тогда шествовахом равним путем, мало низпущаючимся, помежду красними маслинними садами, яко три поприща, и устретаху нас издалече, исходяще за град, многие христиане, от духовнаго и мирскаго стана, и даяху всямому целование любезное, с многим приветствеем и осязанием рук, глаголюще: «добре пришли есте братия» и елика таковая; и елико приближахомся, толико вящше нас устретаху и провождаху. Егда же аз узрех стени града, возрадовахся зело и забых телесной немощи, дадох же абие славу Богу, яко сподоби мя по желанию моему достигнути тамо. Видех же крепкое и лепое каменное здание огради, искусним художеством строенное и немноголетное, и от всякаго похвали достойное, и почудихся отчасти. Та же вси внийдохом врати Давидовими, никим же воспящаеми, ниже бо стражие бяху, ни воини, но токмо многие граждане, изшедшии в стретение. Тогда иноки тамошние, по обичаю своему, всех нас, не токмо мужей но и жен, отведеша в первоначалний монастирь Патриярший, идеже в то время патриярха не бисть, но отшел бе в страну Греческую, прошения ради милостини на откупление Гроба Христова. Архиепископ же, именуемий питроп, вместо его тогда обладающий, повеле всем дати гостинние келии к упокоению, и бисть тако. Препочившим, же нам яко час один, званни бехом в трапезу иноческую, идеже представиша нам два варения постна и маслинние плоди, бе бо тогда пяток, напояху же и вином, от рук своих подавающе всякому, хотящему пити, и наситихомся доволно и благодарихом Бога. По трапезе поведоша нас иноки високо по степенех верху келий, созирати многая здания и полати, и видехом строение монастира того зело лепое и расположение премудрое. Многие бо келии и входи, и исходи имать, и покрови верху зданий низкие и утаенние, иже от земли не зрятся; суть же сотворенние от пепела, с водою растворения, сице же искусним художеством, яко злившися в составеление едино держатся крепко и твердие суть, аки камень, и гладкие аки ток, от них же вода стекающи дождевная в время зими и собирается в студенци, пития ради. Здание монастира оного есть високое и сице тесное, яко нигде же праздна места имать, но все келия. Устроен же есть чудесно на две части: первая убо часть стоит от единия страна улици и присовокуплена есть к великой церкви, идеже Гроб Господень, вторая же на другой странне улици; обе же части мостом каменним крепким совокуплении суть високо, прехождения ради, а под мостом низу по вся дни ходят людие семо и овам и торжище собирается, или, яснее рекше, монастирь стоит сюду и сюду, посреде же путь к торжищу, или улица. Оттуду ведоми бехом еще вишше по каменних степенех на покров церкви великой Воскресения Христова, идеже созирахом внутрь окнами и видехом строение и украшение ея зело прекрасное, и желаше же душа моя крепко, да мя сподобит Бог дойти внутрь. Тогда показоваху нам иноки глави церковние, кая над каковим пределом стоит, от них вси суть от самаго камени зданние гладким и лепим делом, едина же паче всех болша, от древа составленна и вне цению покровенна, а сверхи диру имуща велику, и сия есть над Гробом Христовим. Но о сем последи чти в описанию великия церкви. Еще же и инная здания многа далече и близу стояща, показоваху нам перстами, яко то церковь Соломонову, дом Давидов, гору Елеонскую и проча, о чесом последи изявити потщуся. Последи идохом в церковь монастира того, именуемую святаго Константина и Еленни, и слушахом тамо вечерни, идеже иноки поют чинно и лепо, с всяким благоговением и страхом Божиим. Храм того ради во имя святаго Константина есть созданний, понеже он бяше ктитор и великой церкви и монастиру Патрияршему и вся он созда. Стоит же присовокупленний к стене великия церкви Воскресения Господня, от онюдуже на стране левой есть окно, и зрится Гроб Христов и прочие места внутрь. Церковь она, аще и мала есть, но строением гладким и лепотним зиждема и внутрь побеленна варом чисто, без всякаго иконописания. По стенах же суть многоразлични повешенни икони, украшения ради, а намесние образи, обоюду царских врат стоящие, вси суть сребром позлащенним покровенни, кроме лиц. Столпи токмо един имать внутрь, им же поддержится, не может бо вместити болше, малости ради своей. Подножие зело гладким, искусним делом сочиненно от таблиц мраморних троякаго вида: бела, черни, и червленна. Что же реку о седалищи, или троне патрияршем и о прочиих столцах и налойцах? Воистинну многия похвали достойна суть, понеже вся дробним и избранним художеством, бисерным чреповнокожием, или, просте рекше, перловою матицею и инними драгими костми от рыб морских насажденна и украшенна суть. Егда же, по вислушании вечерни, изийдохом от церкви, абие биша в било и званни бехом в трапезу вечеряти и представиша нам подобние снеди якоже и в час обеда, служаще и частующе вином. Тогда наситившеся, благодарихом Бога и разийдохомся вси по келиях своих. Заутра же в суботу, месяця Октоврия 1 дня, в тойжде вишшереченной церкве бихом на утрени и слушахом правила даже до «Бог Господь». Наченшужеся чтению Псалтири, по повелению намесника патрияршего, дадоша нам всякому свещи, поведоша нас неколико иноков вниз многими степенми каменними, даже до земля, и изведоша нас вне монастира пред врата великия церкви, именуемая по Греческу Ἁγία πόρτα, еже есть святая врата, и сотворше вси по три поклонения до земля, лобизахомся. Святая же порта имать обоюду по три столпи мраморние, белие, от них же одесную посреде стояй между двема просядеся до полу тако, яко персту человечу влазити, и сотворше поклония, лобизахом его по повелению предвожающаго нас инока, иже именуется мерхадзи, еже есть имий свое послушание, повеленное от питропа, водити по всех местах поклонников. Оттуду прешедше неколико степеней, ошуюю стоит столп светло-червленний, на подобие порфира, не в стене церковной, но на уединении при едином притворе, иже вне церкви стоит. Тамо такожде поклоняющеся, лобизахом его, и абие предводяй нас рече вину почитания столпов тех сице: Бисть не пред многими лети, егда Армене закупиша бяху от Турчина Гроб Господень в самообладание и обладаша лет неколико, последи же оклеветанни бяху, яко не снисхождаше к ним огнь от небес в великую субботу, якоже обиче Греком молящимся снизходити. И приспевшу празднику Воскресения Христова, снийдошася властелини Турецкие с прочиими многими Махомедани созирати и увести истинну. Бяху убо Армене внутрь при Гробе Господнем молящи, а патриярх со Християни своими вне церкве изийде и ста при оном вишшереченном уединенном столпе, плача и моляся Господеви, да прославит веру их православную, а Армен проклятих да обличит лжу и ненависть. Бисть же егда Армене моляхуся, кричаще над Гробом Христовим и ничтоже ползоваху, се, Божиею волею, от столпа онаго изийде огнь, иже есть при святих вратах, и прескочивши к другому столпу, при нем же стояше патриярх, и зажде его пламенем зелним, и абие патриярх зазже свеща своя, и огнь невидим бисть. Такожде и вси людие зажегоша свещи и прославиша Бога, показавшаго им таковое чудо. Армени же посрамишася. Видев же сие един от знаменитих Турчин, велия (рече) вера есть християнская, и верова в Христа. Абие же от иних Махометан похищен бисть испален, в очесех всего народа, пред церковию. Арменам же оттоле болшь не попустиша владети, но паки в руце Греком дадоша. Виждь, любимий читателю, вери православния силу! виждь чудеса Божия, прославляющаяся в ней, враждующим на обличение! Оттуду, мало поступивше, внийдохом в едину тесну келию, идеже Мария Египетская плакашеся зело, того ради, яко сила Божия возбрани ей внийти в врата церковние и поклонитися Гробу Господню. Оттуду пойдохом в монастирь святаго Авраама, идеже вшедши в врата, идохом помежду зданиями на гору многими степенми, и прийдохом в едину церковь невелику, но лепу, яже при стене великия церкви стоит. Тамо стоит место пред царскими врати, сребром окрест, в подобие блюда, окованно, идеже бяше иногда Савеков сад и Авраам хотяше сина своего заклати Богу на жертву, но Бог, видя усердие его, не попусти ему сего сотворити, но яви ему овна, и лобизахом место оное с благоговением и честию. Оттуду возвращающи в великий монастирь Патриарший, поведоша нас на место оное, идеже явися Христос Марии Магдалине, яко вертоградарь с копаницею, идеже такожде поклоняхомся и лобизахом место святое. Таможде абие пойдохом в церковь святаго Иякова, Брата Господня, иже первий епископ в Иерусалиме бисть, и тамо в оной церкве первий и ветхий трон его бяше. Оттуду повратихомся в монастирь темжде путем, имже и первее изийдохом, и идохом паки в церковь и слушахом до конца утрени и по окончании разийдохомся в своя келии. Просветившужеся дню солнечным сиянием, паки в томжде храме святаго Константина слушахом святой литургии, последи же творяху коливо за усопших, и по отпетии церковном, таможде неотходно седшим всем раздаяху и вина по чаши всякому. Таже абие всех путников и новопришелцов, духовних же и мирских, еще же и жен, отведоша в умивалницу и молыша всех сести чинно, и бысть тако. Начат же пети певец некую стихиру лепим и умиленным гласом, стоящи посреде умивалницы, изийдоша же шесть иноци, два носяще медницу шероку и сосуд с теплою водою и лентие, третий же препоясан завесою, такожди от другия странни, и наченше от перваго даже последнего всем умиша нозе. Чин же сицев бисть: един держаше готово лентие бело к отиранию ног, вторий нося сосуд с теплою водою, с некиим благоуханним зелием уваренную, и поливаше подставивши медницу под ноги путника, третий же преклонь колене на землю, вземши первее десную ногу, потирашо милом и омиваше согреянною водою и отерши лентием лобизаше, аще бяше инок, он омивающаго главу, мирянина же сице без лобзания оставляше, такожде и шуюю ногу омиваше подобне, токмо не лобзаше, довлеет бо и единожди. Седящу же и мне тогда в чину прочиих путшественников, аще и на последнем месте, приступивше, умиша и мои грешнии нозе с облобизанием. Тогда аз, не терпящи толь великаго смирения их и добродетели, испустих от очес моих слези, бяху бо и инии прослезившиися, и сего ради не можах удержати тока зениц моих. Егда уже умиша всем нозе, тогда носиша пред всякаго хадзея воду чисту и умиша вси, един по единому, руце сами себе, абие един последоваше некую воду, благоуханиями растворенну, носяй и кропляше коемуждо на руце, и потиряху ею лица своя. Последи же дадоша по чаши кафе, и бисть пиющим приветствоваше краткою беседою намесник патриярший всех поклонников, похваляющи благое произволение путшествия их на места свята и желающи, даби Бог сподобил вся та с страхом, благоговением и верою посетити и лобизати и елика такова. По мале же времени званни бехом в трапезу, и представиша нам ядь лучшую, нежели вчера, бе бо день суботний, и честоваху доволно вином. Наситихомжеся в славу Божию и благодарихом. Последи, изшедше оттуду, поведе нас паки верху церкви великия, якоже и вчера, тойжде инок, мерхадзий, или предитеча поклоническ, многая нам перстом показоваше здания внутрь и вне града места святие и доволно с нами беседова, что изявитися имать послежде. Последи приспевшу времени, обичне идохом и слушахом вечерни в предреченном святаго Константина храме; таже последовательне званни бехом в трапезу и разийдохомся. За утра же в день неделний, Октоврия второго числа, по вислушании нощнаго правила, егда просветися день солнечним сиянием, повелением намесника патриаршего созванни бяху вси хадзеи в газофилакию, еже есть в скарбницу монастирскую, и дадоша милостину в корван Гроба Христова всяк противу силе своей, елико кого Дух Святий наставил бе. Тогда же и Махометане прийдоша в монастирь, по обичаю своему, взятия ради мзди за отверзение врат великия церкве, они бо в руце своей держат и никогоже от пришелец попустят внийти тамо, дóндеже установленну дань от него не возмут; взимают же токмо от мирских, от иноков же ничтоже, не токмо от Иерусалимских, но и от чуждих, понеже многу дань дает в год монастырь Патриярший на царя Турецькаго за монастири, иноки и всякие потреби, и сего ради волен вход им есть на вси святие места, без всякаго поплащения. Тогда убо мирстии поклонники вси дадоша по седмь талярей и взяша Турецкие печати, по обикновению тамошнему, да в время вхождения в церковь покажет в врате оную и без воспящения впущен будет, уготовляхуся бо того вечера хадзее внийти внутрь, бисть бо уже день третий гощения в монастири и к тому болше держати не обикоша их тамо иноци. Приближившуся убо вечеру, прийдоша бесурмане с ключами и отверзоша святие врата, идеже егда впустиша нас, оставиша вратам отверзстим бити яко полчаса, поклонения ради народа Иерусалимскаго, последоваша бо тогда по нас людие многы от жителей тамошнихь, ибо Иерусалимнян ради никогда же не отверзают церкви, но егда наймут хадзее, тогда и им волно внийти. Обаче стоят Агаране во вратах и стрегут, и никого же от чуждих попускают внийти, аще кто прежде им не дал мзди и не имать от них знамения печати, и не может никто же тамо внийти хитростно, без поплащения. Тогда, егда внийдохом во святые врата, абие мерхадзий, предводяй, показа место, идеже Пресвятое Тело Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, снемши Иосиф с Никодимом с Креста, обвиша плащеницею. Последи поведе нас к Гробу Господню, и покланяхуся вси хадзее с верою и страхом, коего поклонения и аз недостойний сподобихся. Оттуду не хотяше повести к прочиим святим местом, но поведе нас в храм Воскресения Господня пред началний престол, посреде церкви стоящь, и тамо показа нам на подножии церковном пуп, или посредствие земли, о нем же воспоминается в Писании Божественном, яко спасение содея посреде земля Христос Бог роду человеческому, еже место с любовию и поклонением лобизахом вси. Тогда абие начаша Греческие иноки пети вечерню и к тому, не исходяще оттуду, слушахом. По вечерни ведоми бехом степенми каменними на гору Голгофу и покланяхомся месту, идеже Крест водружен стояше с распятим на нем Господем нашим Иисусом Христом. Таможде видехом гору проседшуюся каменную в время Страстей Христових, о чесом пишется в Евангелии, яко земля потрясеся и камения распадошася. Таможде лобизахом место оное, идеже положивши Крест на земли и распростерши на сем Христа Спасителя нашего, прибиша железними гвоздиями. Оттуду изведше ни на низ, показаху нам пещеру под горою, идеже Адам погребен бисть и кровию Христовою освятишася кости его. Оттуду водими бехом к прочиим местом святим и лобизахом я вси с многим поклонением и любовию, а именно сии суть: Камень, на нем же посадивши Христа, тернов венец возложиша нань; яма, идеже святая Елена Животворящий Крест Господень обрете; место, на нем же о одежди Христовей метаху воини жребия; темница, идеже Христос затворен бяше; камень с двема дирама, идеже Христови нозе провлеченни беху и заключении; столп, к нему же Евреи привязавше Христа, бияху розгами, и прочие места, о них же последи подробну известитися имаши. По обхождении же мест святих, звании бехом от начальствующаго в церкве инока на трапезу, идеже введши нас в едину гостинницу, представи вечеру честну, якоже и в монастире Патрияршем бисть, и учреди ни ястием и питием доволно. Последиже, по обичаю их всегдашнему, изнесен блюд велик, среброкован, позлащен и на нем книгу лежащую и хартию, и чернило, и моляше милостини на потреби церкови, и даяху вси по силе своей, елико кого Бог наставил, и вписоваху имена своя в книги церковние, поминания ради. Таже, по окончении всего, в той же гостинници дадоша постеля к спанию, и яже хотяху спаша, прочии же хождаху по церкви и расмотреваху строение ея и места святие, с ними же и аз, и чудихомся лепотному, премудрому и пространному зданию ея, и последи спахом вси. О полунощи же, по всегдашному обичаю своему, иноки, тамо пребивающие, биша в било древяное и возбудиша всех на пение церковное, и наченше от полунощници вся по ряду, даже конца утрени с всяким благолепием и благочинием, таможде при великом олтаре совершаху набоженство. Тогда бившу славословию великому, якоже подобает в день неделний, священник служащий изнесе от олтаря на сребном, позлащенном блюде крест, яко полтори пяди величеством, такожде среброкован, в нем же бяше посреде часть честнаго древа от Креста Христова, величеством яко два палци человечии в широту, и лобизахом вси с достодолжною честию и поклонением. Последи же слушахом служби Божой на горе Голгофе, отправованной при оной дири, идеже Крест с Христом стояше. Таже наставшу дню и возсиявшу солнцу, прийдоша Турки и отверзоша врата святие, и поклонившеся паки Гробу Господню и прочиим святим местом, изийдохом, давши славу Богу. Тогда аз славях и благодарях Бога Вседержителя о всех, яже видех и слишах, и всегда благодарю Его, яко сподоби мя толь пресвятие и преславние посетити и лобизати места. Оттуду паки в монастирь Патриярший возвратихомся и приспевшу времени трапезою угощеннии бехом; по трапезе же, по повелению наместника патрияршего, разведоша иноци хадзеев по монастирах на временное пребивание. Обичай бе там странним, не токмо духовним, но и мирским по монастирах жити, донележе обходят вси места святие и совершат поклонение. И изийдоша того дне от Патрияршего монастира вси на иние места, идеже кому возлюбися, обичай бо и постановление от давних лет есть тамо, яко неугощевают странних, токмо три дни, последи же сами кормлятся в монастирех седяще, гостинниц бо кромешних их ради несть, а в монастирех келий суть много праздних, а иноковь мало обитающих. Разшедшим же ся тогда всем, мне повеленно бисть удержати еще тамо чрез неколико дний, имех бо себе теплая заступника и ходатая она вишшеписанна два протосингела Иерусалимска, с ними же вкупе еще от моря творях шествие к Иерусалиму, от них же с одиним еще путшествуяй в землы Венецкой, познахся в граде Киркере, идеже суть мощи Святытеля Христова и Чудотворца Спиридона, с другим же в Македонии в Солуню. Тии убо ведоющи мя убога и немогуща от своего мешца кормитися, имеяху о мне попечение, Господь их спаси. И тако за их ходотайством и милостию питропа, или намесника Патрияршего, преселиша мя в монастирь святаго Архистратига Христова Михаила, идеже совокупивши мя в дружество с другим, такожде оскудне имущимся хадзеем, или поклонником, иже бяше от странни Сербския, от града Сегедина, именем Стоян Савин, дадоша обем едину келию, временнаго ради пребытия, и повелеша на всяк день пищу взимати от великаго монастиря. Прейдохом убо в монастирь Архангелский Октоврия 5 числа, в среду, и хождах аз на всяк день дважди, в полудни и вечер, к монастиру Патриаршему по пищу, отонюдуже хлеб, варения и вино и вся яже братия ядяху, то и нам даяшеся. За что, глаголю? Да умножает щедр и милостив Господь всяких благ изобилием обитель ону и живущих в ней до скончания века. Ми же пребивающе с прочиими тамо многими хадзеями, творяхом, на неже прийдохом в Иерусалим, хваляще и благодаряще Бога и благодетелей своих.О монастире Святаго Архангела МихаилаМонастирь святаго Архистратига Михаила стоит недалече от Патрияршего, весь от камене здан и каменного огражден стеною; строениемь невелик и тесен, имать в себе доволное число келий и зданий, но иноков мало, идеже поклонници, на всяк год приходяще, обитают и исполняют вся праздна келия. Тамо церковь, аще и невелика, но лепа и от самаго сеченнаго камене гладце устроенна, имуща главу токмо едину каменну отвне и внутрь, подножие же от мрамора и инних каменних доск искусним художеством, якоже и в монастире Патриаршем, посланное. Монастирь той есть метох обители с. Савви, яже есть вне Иерусалима, в пустини, или, яснее рекше, причастен монастиру святаго Савви, идеже есть млин конний, им же мелюще чуждая брашна, користь некую приобретают. Таможде вино делается и инние потреби уготовляются и посилаются в обитель Сави Освященнаго. Стоит же вкупе с монастирем Римской вери иноков Францишканов. Живущи убо аз там, ходих едва не всяк день с прочиими хадзеи покланятися святим вратам великия церкве, по обикновению тамошнему. Октоврия же 9 числа наяй некто Агарян и отверзаху врата святие на един токмо час, тогда аз вторицею покланяхся Гробу Господню и прочиим святиням, в церкви обретающимся. Октовриа 11 числа, в вовторник, видех церемонею свершаемую в граде Иерусалиме о християнине, приявшем веру Турецку, сице: Всадивше его на коня, и наченше от торжища провождаху по всех улицах града, в труби гласяще и в тимпани биюще. Предидяху же ему пеших человек воруженних 30, конних же с ним грядяху вящше десяти. Един же Агарянин преди всех грядяше и его же или устреташе, или обреташо на улици стояща или християнина, или жида, требоваше бакшиша, си есть дара, и собираше пенязи новоприемшему веру махометанскую. Тоже, обшедше началние улици града, ведут на уреченное место и обрезуют его. Доспевшу же числу шестомунадесять Октоврия, в день неделний, по соизволению мерхаджея провождающаго, ходихом вси поклонници Греческие посещати инние места святие, внутрь и вне града обретающиеся. Воставши убо рано пред восхождением слонца, идохом первее к Святим Вратом Великия Церкве и сотворихом поклонение, оттуду пойдохом страною восточною града, стоящею прямо горе Елеонстей, на низ улицами, и дошедше лобизахом: 1) место, идеже Господь наш Иисус Христос, Спаситель всего мира, в время волнаго своего за нас страдания, егда носяше крест на распятие Себе Самаго и изнемог от труда, препочи уседши. Оттуду улицею пройдохом мало на гору и видехом останки здания Претора, идеже, якоже Евангелие сведителствует, судим бяше Христос от Ани и Каяфи, иже стоят високо, пресязающе чрез улицу в попрек, а под ними, аки вратами, проходят люде. Тамо восходити неволно, понеже Турками обладаемо есть, и смотрети несть что, понеже все раззоренно, токмо две стене зрятся и окон неколико. Тогда ми, мимоидуще, лобизахом низу стену здания того. Оттуду пойдохом вишше улицею тоеюжде и видехом двор Пилатов, юже есть велик и пространен и стоит на месте високом, каменною огражден стеною, исходящи из града одесную есть. Тамо путници не входят внутрь, понеже бесурман знаменит нине тамо обитает и стражник у врат стоит, к тому же несть что от ветхаго ведети, понеже, по многом раззорении Иерусалима, нова вся здания биша. Оттуду прешедше мало на низ тоеюжде улицею, поминухом одесную вход к святилищу Соломонову и стражу в нем стоящую и возбраняющую входити всем инной вери, кроме махометанской, о чесом последи широчае. Таже мало прешедше, мимоидохом, ошуюю стоящь, дом Иоакима и Анни, в нем же Пресвятая Богородица родися, и купель, в ней же мися, якоже повествуется от народа. Оттуду мало прошедши, видехом ров, в он же с. пророк Иеремея ввержен. Той есть зело шерок и глубок, и внутрь на четире страни каменними огражден стенами, идеже ветхих времен вся нечистота, от града истекающая, собирашеся, нине же, по многократном раззорении Иерусалима, небрегом пребивает, в нем же внутрь оградная зелия всевают человеци. Оттуду абие приближихомся к вратам, рекомим Гефсиманским, понеже, прямо веси Гефсиманския на восток стоят. Тамо внутрь града, в камени, при вратех, изображенна есть стопа Ангелская. Врата оние бяху прежде в Великой Церкви, идеже Гроб Господень, таже, в время, запустения Иерусалима, взяша оттуду и принесше, сотвориша порту градскую, иже и доселе стоят, почитаема и, лобизаема от Христиан. Тогда ми, лобизавше стопу Ангелскую и врата, изийдохом вон из града и идохом с гори долу, к потоку Кедрскому. Не преходяще же потока, поклоняхомся месту, на нем же камением побиен бисть с. первомученик и архидиакон Стефан, о чесом пишет в Деяниях Святих Апостол. Таже, оставивше весь Гефсиманию ошую, прейдохом поток Кедрский. Обаче вестно буди, яко поток именуется не того ради, в еже би имел в себе воду непрестанно текущую, но от течения дождевной води в время зими, и, яснее рекше, несть поток, по ров между горами. Тогда начахом абие восхождати на гору Елеонскую, помежду садами маслинними, и показа нам провождаяй нас место, идеже Христос Господь, грядий на страсть волную, оставив ученики своя, сам же отъиде моляшеся. Тако бо сведителствует Евангелист Матфей: «Тогда прийде с ними Иисус в весь, нарицаемую Гефсимания, и глагола учеником: седите ту, дóндеже шед помолюся тамо; и поем Петра, Иякова и Иоанна, начат скорбети и тужити. Тогда глагола им Иисус: прискорбна есть душа моя до смерти, пождите зде и бдите с мною». Оттуду мало прешедше, яко вержением камене, показа нам место, идеже Иисус моляшеся к Богу, Отцу Своему. Тако бо сведителствует Евангелист Лука: «И изшед Иисус, иде по обичаю в гору Елеонскую, по нем же идоша ученици Его. Бившу же Ему на месте, рече им: «молите, да не внийдете в напасть», и сам отступи от них, яко вержением каменне, и поклонь колени, молящеся, глаголя: «Отче, аще волиши мимо нести чашу сию от Мене, обаче не Моя воля, но Твоя да будет». Явижеся Ему Ангел с небесе, укрепляя Его, и прочая тамо чти. Тамо ми с верою и любовию поклоняхомся и лобизахом место оное святое, и взимахом мало от земля, на благословение. Оттуду прешедше неколико степеней на гору, покланяхомся месту второму, идеже вторицего моляшеся Христос, якоже с. Матвей глаголет: «И паки вторицею шед помолися, глаголя: Отче Мой, аще не может сия чаша ити от Мене, аще не пию ея, буди воля Твоя». Ведомо же буди, яко аще и трижди Господь наш Иисус Христос моляшеся, якоже тойжде воспоминает Евангелист: «Шед паки помолися третицею, тожде слово рек», обаче два места познаваются и исповедуются от Иерусалимлян, откуду яве есть, яко Христос Спаситель на единем на коем любо буди, или на первом, или на втором, дважди молытву творяше к Богу и Отцу, а на другом единожди. На первом убо месте нине стена каменная огради садовной, а на втором месте камень самороден, велик, недвижим лежит. Оттуду восходящи далей на гору, показаху нам камень велик, недвижим, при пути лежащь, его же лобизахом такожде с поклонением. Повествова же нам мерхаджей, провождаяй нас, сице: яко в время Успения Пресвятая Богородици, егда Апостолы Христови облаком по воздуху от различних стран принесении биша в Гефсиманию на погребение Божия Матере, тогда Апостол Фома не бяше с ними, последиже третаго дне, по Божию смотрению, облаком принесен бисть и поставлен на оном камени, пред Гефсиманию. Повествуют же, яко седящу ему тогда на камени, видяше возносимую ангелы Пресвятую Богородицу и возваше к ней, глаголя: «Камо грядеши, Пресвятая Дево?» Она же, не отвещающи ничесоже, метну ему пояс свой, его же егда показа прочиим Апостолом, не вероваши, даби он видел Матерь Божию, глаголюще, яко мы прежде триех дний погребохом ю в веси Гефсиманстей; и пришедше вси, вкупе с Фомою, отверзоша гроб и не обретоша тела, вьскресе бо по третием дни, якоже и Единородний Сын Ея Христос Господь, и на небо Ангели Божиими взята есть. Оттуду последи пойдохом на верх гори Елеонской, идеже возшедше, седехом вси, препочивания ради, и созирахом лепоту града Иерусалима. Оттуду бо зрится, аки на длани, все здание и вси доми его, найпаче же церковь Соломонова и полата его и окрест ограда зело лепотны к видению зрятся. Паки видехом многая каменная здания, лепо соделанная, яже верху гори Елеонской стоят. Таможде и мечеть Турецкий стоящь, в нем же Богу молятся; такожде древо маслиннаго окрест многа, и прочая. Последи же прийдохом к зданиям тем и посещахом дом Мелании Римлянини, в нем же житие свое провождаше, иже пристроен и присовокуплен прочиим домом есть, и не входихом, ниже созирахом внутрь, понеже заключен есть и руками неверних обладаем. Обаче сквозе разселину, яже бяше в вратех, видехом распространение келия тоя невеликое; внутрь же под спудом имать здания некая ветхая и темная, под спудом основания стоящая. Оттуду абие, без омедления, ведоми бехом от мерхардзея в некий двор широк и пространен, огражден окрест високою каменною стеною, стоящь совокупленне с мечетом Турецким. Тамо седяху при вратех два махометане и взимаху от коегождо входящаго хадзея по две паре монети Турецкой. Егда же внийдохом единими врати, видехом пляц, или подворие, равное и шерокое, и посреде его, аки некий храм мал или церковь, гладце и искусне созданную кругло, в подобие столпа. Обретаются же там внутрь и вне окрест обстоящих столпов мраморних числом 14, и не прикасающихся к стенам здания, кроме глав и подножий. Тамо вшедше, паки по единому сребреннику дадоша вси стражеве, и покланихомся месту, отонюду же Господь наш Иисус Христос вознесеся на небо, и лобизахом следи пречистих стоп Его, яже на камени, аки на воску, изображенние остави. Камень той стоит на подножии, посреде здания того, иже бяше иногда церковь, глибоко, окрест обложен мраморними дсками. Величество образа его сверху зрится, в долготу и широту, яко един степень человеч, вниз же, в земли, величество его многое, самородне бо в горе бисть и пребивает недвижим доселе; оттуду бо и познавается, яко гори тамо все каменние суть, и камень той единаго рождения и подобия с протчиими каменми, в горе Елеонстей обретающимися. Правия убо стопи не токмо место, но и палцов изображения виразне даже доднесь показуется, левия же не тако. Тамо внутрь никтоже литургисает, ни от коея же вери, токмо суть вне храма онаго, на поли, созданние каменние престоли от Греков, Римлянов, Арменов, Коптов и Сириянов, иже на всяко лето, в празник Вознесения Господня, службу Божую творят. Оная вся здания ветха, яже обретаются на горе Елеонстей, вся соделанна суть от рук християнских, и бяху церкви божественние, нине же вся руками неверних и наследников проклятаго Махомета обладаема суть, и превращенний храм Вознесения Господня в оних нечестивие мечети. Тогда, поклоншеся (якоже предрекох) месту святому, от него же вознесеся Христос Господь на небо, идохом верху гори, яко на три вержения каменна, и покланяхомся показанному нам месту, на нем же Пречистая Дева Богородица, по вознесении Христа Господа, восходаше часто на гору Елеонскую, посещения деля места, от него же вознесеся Син Ея, и паки прихождящи на место оное второе, взираше ко Иордану, идеже крестися Христос, и поклоняшеся молитствующи к Сину своему. Сице повествуют Иерусалимляне. Место же оно пусто, стоит на поли, ниже огражденно, ниже ким любо буди стрегомо. Гора Елеонская извнутрь града зрится сице: стоит же от страни восточной и есть височайшая, паче оная, на ней же Иерусалим стоит; имеет же много благой земле к всеванию семен и растению древес; такожде лепотна и весела в позор человеком есть. От верху ея зрится весь Иерусалим, аки на длани, такожде Иордан, иже стоит на восток, и езеро Содома и Гомора, иже за беззакония своя огнем и пожертием земли скончашася. Нине же на месте том остася вода, яже Греки именуют Νεκρὰ Θάλασσα, си есть Мертвое море, о чесом последи узриши.Гора Елеонская Греческим язиком именуется Ὄρος τῶν Ἐλαιῶν, Российским или Руским гора Оливная, или Маслинная. Се же того ради прозвася тамо, яко много имать на себе садов от древа маслиннаго, от него же елей, или, просте рекше, олива делается. Суть некие маслинни великие и сице ветхие, яко еще от воплощения Христова (якоже повествуют) даже доселе стоят и плодородят не усихающе, еже есть не токмо видети, но и слишати преславно. Оттуду возвращшеся, снийдохом с гори темжде путем к Гефсимании, яже стоит при потоце Кедрском, идеже иногда весь бяше, якоже чтется в Писании божественном, и людие жителствоваху в ней, нине же токмо садове обретаются и Гроб Матере же Божия, стоящь в земли глибоко в церкви, от нея же здания вне ничтоже зрится, токмо вход, имущь вниз степеней пятьдесят, идеже посреде степеней, от обою страну, суть гроби Иоакима и Анни. Посреде же олтаря есть каплица каменна, в нем же внутрь гроб Матере Божия; каплица же и гроб от мрамора бела составленна, идеже висят кандилов сткляних 18: православних 6, Римских 4, Арменских 4, два же кандила Коптов, а два Сирианов. Церковь оная, в подобие пещери, есть созданна в земли от благочестивия царици Елени, расположенна же есть крестообразно и есть в долготу и в широту. Престоли к литургисанию различние секти имуть; Греки же на первоначалном престоле служат Божественную литургию и то не всегда, токмо в некие праздники и неделе. Церковь та, или, паче рещи, пещера, стоит пуста, кроме всякой утвари; токмо егда литургисают, тогда от града иноки приносят вся с собою аппарати. Несть же тамо ни царских, ни северних врат, никаковаго преграждения, но откровенне служат. Вне же церкви Гефсиманской, абие недалече одесную, есть место, идеже (глаголют), яко Иуда лобзанием Христа Господа предаде Иудеом и тии, возложше нань руце, яша его. Таможде и пещера, идеже сокришася Апостоли, страхи ради Иудейска. Ошуюю же начало потока Кедрскаго и рова, в нем же хощет потекти река огненная, пред судищем Христовим в последний день. Тамо ми в то время слушахом службу Божую и по окончании абие изийдохом из церкви и пойдохом вниз потока Кедрскаго, мимо гроби Иудейские, идеже от ветхих времен даже доселе погребаются Жидове. На всяком же гробе камень и написание. Между тими убо един гроб знаменит, велик и висок, стоит от ветхих времен даже донине, от камене непоколебимо в горе изсечен, главу на себе имущь остру и високу, аки столп. Гроб же той есть Авесалома, сина Давидова, якоже единогласно от Иерусалимлян повествуется, и стоит прямо Соломонова Храма, вне града, в потоце Кедрском. Тамо Евреи странние, егда приходят посещения ради, по обичаю своему, всяк по единому каменцу малу вергает, коими камениами, чрез многолетнее время, едва не вполь завергаша гроб той. Оттуду мало прешедше, яко на пол вержения каменна, посреде потока Кедрскаго показаша нам место, идеже Господь наш Иисус Христос плюнул на землю и сотвори брение, и взят от брения и помаза очи слепорожденному, и посла его в купель Силоамскую умитися, и прозре слепорожденний. На месте оном несть никакова здания, токмо камень нерушим в земли пребывает, и поклоншеся вси, с верою и любовию лобизахом место оно святое. Таже пойдохом вниз потока Кедрскаго далечае; оставихом ошуюю весь Силоамскую, пойдохом купели Силоам. Избегоша же неколикы Арапы обнаженние, едини токмо хитони, и то раздранние, носящие, и предвариша нас в купели и возбраниша вход, и не попустиша внийти, донележе вси поклонници не дадоша по сребнику, по паре. Тамо вшедше внутрь, аки в пещеру, на низ степеней, умихом лица своя, благословения ради, неции же, благоговенни суще, почерпши, пиша. Обаче к питию несть приятна, понеже стоит в земли нерушима, и аще начало свое имать, откуду исходит, обаче исхода не имать; к томуже Ефиопи возмущают, напаяюще овци и козлища и сами умивающеся. Оттуду, возвративше на странну полуденную, об он пол потока Кедрскаго, пойдохом окрест града, восходяще на гору Сионскую. Показаху нам место, на нем же непокоривии и жестокосердии Иудеи пререзаша пилою дровяною велегласнаго Пророка Исаию. Нине же на месте том велика ягодичина стоит, насажденна от давних времен и каменною приспою окруженна, незабвенной ради памяти. Ми же, поклоншеся тамо, с верою и поклонением лобизахом место оно, освященное мучением святаго Пророка. Последи же ведении бихом мало далее, и показаша нам место, идеже бяше столп Силоамский, иже егда падеся, осмьнадесять мужей забы, якоже пишется в Палеи, нине же токмо корень, или основание его обретается, в нем же и вода есть, о чесом повествуют достоверне, яки оттуду купель Силоамская свое начало имать, от Силоама бо и столп Силоамский проименовася, и оттуду протяжеся сквозе гору, даже до потока Кедрскаго, о чесом мало преди писах, идеже о купеле и веси Силоамской. И сия два места: святаго Пророка Исаии и столпа Силоамля, низу гори Сиона, вне града близу, противу Святая Святыхь. Оттуду взийдохом на верх гори Сиона, тамо посещахом гроби мертвих и надписания различна на мраморех созирахом, Греческим, Латинским, Арменским, Сериянским и Коптийским язиком начертанна. Таможде показоваху нам оставшоеся камение от дому Зеведеова. Гора Сион стоит от странни полуденния града, есть же многими действи Христовими освященна (якоже достоверне повествуют Иерусалимляне): 1, дом Зеведеов тамо бяше, в нем же Христос Тайную Вечеру с святими Апостоли ядяше. Таможде и хлеб в тело Свое святое, а вино в кровь Свою святую претворил; тамо и Апостолом ноги умил; тамо, в томжде Заведеовом дому, снийде Дух Святий в огненних язицех на Богом избранния Апостолы; тамо, уразумевают премудрие учитилие от писаний божественных, яко имать Христос судити живих и мертвих в последний день; тамо и донине обретаются гроби Давида и Соломона, идеже погребении быша. Обаче нине Християне не посещают их, понеже на месте том Агаряне имуть мечеть свой и возбраняют входа. Тамо недалече отстоит село Скуделниче, си есть село крове, еже за тридесять сребник, возвращенних от Иуди, купленно есть, в погребание странним, идеже и донине никого от тамошних, токмо странних и пришельцов погребают. Таможде, близу, и студенец Иоавль. Обаче та места не посещахом в той день, но отложихом на инно время. Оттуду обшедше окрест града на странну западную, внийдохом паки в святый град врати Давидовими и разийдохомся всяк в свое обиталище. Вестно же буди, яко Иерусалим имать шесть врат: четыри главних, а двое малих. Главнии именуются сице: порта Давидова, и, сия есть первая и началнейшая, стоит же от приходу от страни западней, а именуется Давидова того ради, яко близу ея полати царя Давида стоят. 2 порта Сионская именуется, понеже на горе Сионе стоит. Третая именуется порта Гефсиманская, того ради, понеж стоит прямо Гефсимании, к горе Елеонстей, на восток. Четвертая же порта Варухова именуеться, понеже за градом, вне врат, стоит пещера, в ней же Варух семьдесят лет спаше. Стена же града окрест лепо от каменей великих сеченних зданна и врата градские суть лепо устроенние, с подписаниами Турецкими и дверми, железом облеченними. Многая же нам повестми откри тогда мерхадзий, си есть предводящий нас инок, о них же особне нижае подробну вся начертанна обретаются. Приспевшу дню 23 числу, на святаго Апостола Иякова, Брата Господня по плоти, бисть праздник велик в Иерусалиме, и служаше епископ Фаворский божественную литургию собором в храме святаго Иякова, иже обретается при великой церкви Воскресения Господня, в монастире патриаршем. Последи же весь народ от Арапов Иерусалимских. Греческую содержащих веру, собрася в монастирь патриарший, с женами и детми, и испускающе по единому иними врати, даяху всякому, малому же и велику, по пол-хлеба и по чаши вина. Сице бо есть обичай иноком, от преждних времен даже до нине, на всяко лето творити. Последи, Октовриа 26 числа, бившу празднику святаго великомученика Димитрия, ходих с прочиими хаджеи до монастира с. Димитрия на вечерню, утреню и божественную литургию, идеже архиерей с многими священники служаше лепо и церковь вся бяше сребряними украшенна лампадами. Церковь тамо аще и невелика, но лепа, вся от камене тесаннаго зданная, главу же сверху токмо едину имать и подножие, от проста каменя насажденное. Монастирь есть ветхаго строения, зданий же и келий в нем суть много, но иноков мало, токмо потреби ради церковной обитают. Тамо такожде хаджее стоят, пришедшии на поклонение в Иерусалим. Тогда на праздник, по службе Божой, званни бяху хаджее от игумена в странноприемницу, с ними же и аз, и учреди ны трапезою краткою, предложением хлеба, вина, маслин и сушеннаго винограду. По трапезе же обичне о милостину просяше игумен на обитель, и даяху, елико кого Бог наставил бяше. Таже благодарение сотворше Богу, с. Димитрию, отъидохом, отпущении с миром, и взвратихомся в обиталища своя. Утру же бившу, Октоврия 27 числа, доспеша в Иерусалим инние хаджее, иже бяху от различних стран: иние от Цариграда, другие же от земли Волоской, прочии же от острова Хио, не токмо же бяху Греки, но и Армене и прочии; християн же мужеска и женска полу прийдоша тогда числом 30 и 6 душ. Их же такожде християне и иноци устретаху, якоже и нас, и угощеваху три дни в монастире патриаршем. Таже, Октоврия 29, дадоша поплощение Туркам и отверзоша их ради врата Великия Церкве, и внийдоша тамо на нощь, поклонения ради. Тогда и аз с ними бех. И угощеванни бяху и тии вечерою честно, якоже и протчии путници, и водими по святих местах, и бисть поклонение мое святиням, внутрь церкви обретающимся третицею. Тогда случися мне поклонятися гробом Иосифа и Никодима, иже на той час Копти отверзаху вход к ним, инного же времени всегда заключено есть и обладаемо от Коптов. Последи же, на другий день, егда изийдоша из церкви, разийдошася по иних монастырех, тогда неции и в монастирь святаго Архангела приидоша неколико, и бисть нас множае, и вси вкупе хождахом посещати святие места.Месяц НоеврийНоеврия 2 числа, бившу празднику святаго великомученика Георгия в монастире женском, ходихом посещати обитель ту, яже близ святаго Архистратига стоит, и бихом на отправованию церковном, на вечерни, утрени и службе Божой, идеже паки архиерей литургисоваше собором, и тамо такожде, якоже и в святаго Димитрия монастире, угостиша нас трапезою краткою, токмо хлебом и вином и сухими ягодами от лозия. Тамо церковь малаго и простаго строения, не имуще верху ни единия глави, но лепа внутрь, и лампадами сребряннимн многими в то время бяше украшенна. Монастирь же тий ветхолетен и тесен, и инокинь малое число в нем обитают. Приспевшу дню шестому месяця Ноеврия, ходихом посещати монастирь Честнаго Креста. Тогда изшедше из града на страну запада солнечнаго, врати Давидовими, идохом садами маслинними и полем, равний путь и землю добру имущим, идеже аще и камениа много суть, но болше мягкоти и к растению древес и жить место. Тогда созирахом и гробовища Турецкая, вне града стоящая, и пророка Илии монастирь, далече в горах отстоящь, и иние прочие места, яже поведа нам мерхадзей. Шествовахом же тогда час един равниною, поверху гор, таже спустихомся в дол и прийдохом в монастирь Честнаго Креста. Монастирь оний есть первее создан от царя Иверскаго Татияна, таже прочии Иверияне и патриархи Иерусалимские ктиторствоваху о нем. Есть же строением ветхий и величеством широти и долготи доволен; много же в себе келий и зданий содержит и стеною високою окрест огражден, и вне окрест себе много древа маслиннаго имать. Стоит же в едином равном роздолу, между горами, на месте оном, идеже израсте честное древо, на нем же распятся Христос Господь, грех ради наших. Тогда ми пришедше в обитель ону, яко 220 врат в всех зданиях обретаются, обаче здания едини верху других високо строенние; вхождение же в монастирь чрез три врата: чрез двое железние и едини древяние. Идохом первее в церковь и воздахом должное поклонение честним иконам, таже ведоми бехом внутрь олтаря и покланяхомся древу Честнаго Креста, идеже место оное нине стоит под престолом мраморним, каменем покровенно, в нем же просеченна дира, в глубину на лакоть, и окованна, якоже и на Голгофе, в знамение и память бившаго тамо древа. Тамо три кандила висят сребние, непрестанно светящие. Последи же слушахом божественной литургии, и по окончании ея, изнесе священник служащий от олторя крест святий, от животворящаго древа соделанний, величеством болший от полпяди, широтою же и толстотою яко палец человеческ, сребром позлащенним окрест окован, на нем же колор перцовий зряшеся бити, якоже и в Иерусалиме, в великой церкви Воскресения Господня. Тогда ему с благоговением и страхом поклоняющеся вси хаджее, лобизаху, с ними же и аз грешний сподобихся недостойними моими прикоснутися устами. Последи созирахом здание и красоту церкви, яже аще отвне мало лепоти имать, но внутрь зело благозрачна, иконостас бо велик, не худоделен имать, вся же списанна есть иконами различними благо сверху даже до земли; сама же от сеченнаго великаго камене зданна, шесть столпов в себе имущая, такожде от камене сложенних, иже поддержат всю тяготу церкви; подножие же ея некогда бяше мраморное, нине же каменцами простими белими, подобящимися мармору, резанними на четири угли, в меру едину, дробно, яко мушкатний орех, насажденно есть лепо и удивлению достойно. Тамо престол токмо един, идеже божественная совершается литургия, и врата такожде едини входа церковнаго, пред ними же и паперть, такожде от камене созданна. В всем изрядная церковь, расположением, красотою, висотою, долготою и широтою, в ней же, егда поется правило, глас расходится мног и к слишанию внимателен. В долготу имать сажней 14, а в широту седмь и пол, и строением в всем подобится церквам, яже суть в горе Афонской, идеже кандилов всех в церкви повешенних суть 40, а неусипаемих 7. Тамо видехом царей Иверских и патриарх Иерусалимских изображенних, иже приложиша попечение и тщание о обители той, и многая такожде пописания и писмена, на стенах под иконами изображенная, иже подобятся мало Славенским, но много от тех различна суть, их же никтоже от нас не можаше прочести. Видехом же паки на двох местех черная знамения на подножии церковном, яже (якоже от летописецов повествуется) сотворишася от крове иноческия, идеже Ефиопи, единою нападше на монастирь, заклаша инок числом внутрь церкви, аки агнцов незлобивих, и разграбиша вся, их же и икони изображении суть на стене, над местом тем, и свеща тамо вжигается всегда в время правила церковнаго. Живяху же тамо иногда иноков множество, нине же мало, якоже и в прочиих монастирех Иерусалимских, потреби ради церковной суть, да не попустится запустети место святое. Последи иние малие храми посещахом, яже в монастире обретаются их же суть числом четири. Таже званни бехом игуменом обители тоя в гостинницу, иже учреди нас трапезою зело доволною и честною, лучшею нежели в патрияршем монастире внутрь града. Тогда при окончении трапези, во время прошения милостини на монастирь (якоже есть обичай), лучшаго ради умягчения сердец поклонников, мерхаджей, си есть той, (якоже многажди рех), иже показует места святие, повествова нам о честном древе историю вкратце Греческим простим язиком, его же аз разумеях в то время. Повесть же, яже в Греческих обретается книгах, есть сицева: В время западения Содома и Гомора, егда Бог огнем сожже гради тия за преумножившаяся их беззакония, и егда праведнаго человека Лота с женою и со чади изводящи оттуду, (якоже чтется в Библии), заповеданно бисть им, да никакоже дерзнут возрети воспять, жена же Лотова не стерпе и возре и обратися в камень сланий, иже и доселе стоит за Иерусалимом, близ Мертваго моря. Оставшу убо тогда отцу с дщерми двема и нощующи упоиша дщери отца своего Лота и грех сотвориша с ним. В утрее же, егда отрезве и возвистиша ему дщери о содеяннем гресе, тогда печален бив много, скорбяше дозела, не ведий, что творити и каковое би покаяние положити греху своему. Пойде же к Аврааму патриярсе и исповедася ему и моляше, да и раздрешит от греха. И рече ему Авраам, яко греху твоему несть равная эпитемия, токмо сотвори, якоже повелю ти. Рече же ему, да идет в сад Савеков и возмет тамо три главни от онаго огнища, идеже хотяше сина своего Исаака заклати на жертву Богу, а главне оние да возмет от древа разнаго, едину от певга, вторую от кедра, третую от кипариса, и да посадит я в долине оной, идеже нине Честнаго Креста монастирь стоит, вне Иерусалима, един час хождения, да носит же на хребте своем воду от Иордана на лето едино трижди и поливает оние главня, еже есть седмь час растояния, и сице да творит чрез три лета. И рече ему, аще убо тако сотвориши и узриши, яко оние главни оживут и возрастут в древо, тогда разумей, яко отпущен ти есть грех от Бога. Се же все бисть волею божественною и предувидением всемогущаго Творца, нашего ради спасения. Сотвори же праведний Лот повеленое ему, аще и не совершенно: заповеда бо ему Авраам, да аще кто от него воспросит пити на пути, никакоже да возбранит ему, но абие да даст; аще кто напиется от води тоя, да не несет ю к тому на поливание главен оних, но да излиет вон и паки идет к Иордану и возмет другую, да ни от кого же начатою водою поливает древа оние. И тако праведний Лот, творя повеленное ему, многий труд понесе чрез три лета, всегда бо или человек, или жена, или отрочище просяще от него на пути води. Се же бисть частию от случая, найпаче же от врага диявола, пакостящаго нам в спасении нашем, иже наводящи множицею мужа или жену и творяше препятие покаянию Лотовому. Трудящися же сице чрез три лета, дважди точию неначатаю водою полия главни оние, обаче Богу, видящи его истинное покаяние, сотвори приятися и ожити главнем тем, и тако сцепившися в купу три, возрасте древо едино от певга, кедра и кипариса, от него же Жидове соделавше крест, роспяше на нем Господа нашего Иисуса Христа. Таковая аз тогда слышавши, много чудихся прекрасной повести оной и благодарствовах Богу в сердци своем, яко сподоби мя самовидцем бити толь преславних и достослышанних вещей. Тогда, кто хотяша и можаше от хадзеев, ущедри милостинею обитель святую. Таже, воставше от трапези и воздавше благодарение Богу, отъидохом оттуду и возвратихомся в Иерусалим на своя места.Ноеврия 7-маго ходихом вторицею посещати гору Елеонскую, гроб Матере Божия и прочие святие места, низу по-над потоком Кедрьским стоящие, даже до гори Сиона, о них же писах прежде. Ноеврия 8-маго числа, на Собор святаго Архангела Михаила, бисть праздник в монастире Архангелском, идеже аз пребивах, и снийдеся народ мног от Иерусалимлян и хадзеев, и бисть в навечерии архиерей и благословяше пять хлеб и утро пояше литургию с священники сбором, бяху же певци избранние и торжество велие, и церковь исполненна лампадами сребрянними и свещами, их же аще не много число бяше, но малости ради храма изобилие зрашеся. Тогда вси хадзее званни бяху от игумена на честь и угощеваеми от него, и иже бяху новопришедшии в Иерусалим, иже еще не посещаху обители тоя, тии даяху милостину. Чтяхужеся тогда на службе Божой два Апостола и два Евангелия, Греческим и Арапским язиком, в еже би разумели Греки и Арапи, иже тогда бяху на набоженстве. Доспевшу Ноеврия 9-му дню, изволися намеснику патрияршему отслати нас на поклонение к неусипаемоей обители преподобнаго Савви Освященнаго, иже отстоит от Иерусалима далекостию четирех часов хождением. Тогда мерхадзий, предводяй нас, собра всех и изийдохом с ним утру бившу рано вон из града врати Давидовими, от запада стоящими, идеже обретохом много Арапов, варяющи ни с уготованними кони и осли. Обичай бо тамо таков есть, яко Арапи не оставляют поклонников (аще би и произволение их било) ходити пешо, но насилием дают кони и мески и сами при них пешеходяще, отвозят, где требе, се же прибитка ради своего творят. Тогда хаджее вседоша на скоти, аз же никакоже сотворих се, аще много мя насилствоваху Арапи, желание бо мое бисть и предъумишление, еже всегда по святих местех собственними трудитися ногами. Тогда пойдохом окрест града на страну полуденную и видехом два рови великие и глыбокие, в долине низу стоящие, и внутрь окрест каменними стенами, от камене тесаннаго, гладце огражденне, от них же в едином бяшо купель или, просте рекше, сажалка, идеже мияхуся жени Давидови; вторий же, еще глубочайший, полн бяше иногда води текущей, его же Давид вместо езера име, идеже держаше риби и яздяше ладиями, утешения ради и увеселения, тако бо достоверне Иерусалимляне повествуют. Паки мимоидохом село Скуделниче, за Сионом на другой горе стоящее, идеже странние и пришелци от чуждих стран суще, егда умирают, тамо погребаеми бивают. Село же оное купленно бяше еще от Жидов, в время Страсти, за тие 30 сребренники, ими же продан бисть от Иуди Господь наш Иисус Христос, тако бо сведителствует Евангелист Матвей, в главе 26, в зачале 111. «Тогда видев Иуда, предавий Иисуса, яко осудиша его, раскаявся, возврати тридесять сребренники книжником и старцем, глаголя: согреших, предах кровь неповинну. Они же реша: что есть нам? ти узриши. И поверг сребренники в церкви, отъиде и шед удавися. Архиерее же, приемши сребренники, реша: не достойно есть их вложити в корвану, понеже цена крове есть. Совет же сотворше, купиша ими село Скуделниче, в погребание странним. Темже наречеся село то село крове до сего дне». Село же убо не оттуду нарицается в еже би жителствоваху в нем людие, никакоже, никтоже бо тамо обитает, но, просте рекше, есть пляц, или майдан, на горе обретающся, иже отстоит яко полпоприща от Иерусалима. Случижеся и самовидцем мне бити чуждему погребанию, понеже инокиня едина Греческая тогда прииде вкупе с нами на поклонение в Иерусалим, яже по едином месяце преставися и погребенна бисть на селе Скуделничом. ІІоминувшем же нам село Скуделниче, шествовахом все долиною низкою, ея же начало есть от потока Кедрскаго, с-под Иерусалима, конец же входит в Мертвое море, идеже гради Содома и Гомора земля пожре. Долину ту, или ров, Греки тамо именуют Пирнос Потамос (якоже пред речеся), си есть огненная река, яже имать на страшном суде потекти. Суть же тамо гори и доли многие, лепотние, в них же мало камения обретается, но все земля мягка и добра, инде черна, инде червлена, инде же бела, аки вар, древа же ни мало нигде не видехом, ни билия, токмо малу траву, в долинах и раздолех растущую. Видехом же верблюдов пасомих изобилно и гонимих сквозе горн семо и овамо от Ефиопов. Води же нигдеже не видехом, токмо на едином месте, и то не чисту, от нея же токмо скоти напаваеми бивают, а не человеци пиют. Тогда аще и много нас устретаху от Арапов, но никакоже нас смеяху пакостити, бе бо нас тогда провождаяй кафар, началствуяй над ними, его же хадзее наяху, удобнаго деля прохода. Приближающимжеся нам яко за поприще едино до обители преподобнаго Савви, взийдохом на гори твердие, ни мало земли, токмо великия камения имущое, идохом же по-над темжде ровом, о нем же пред рекох, иже тамо зело глубок есть и ужасен к видению, аки некая бездна; от обою же странну имать пещер многое множество и келий, помежду каменми зданних, идеже ветхих времен скитахуся Святии Отци пустинножителе и аки птице гнездящеся един при единому, богоугодное препровождаху житие, нине же вся пуста суть, и лисици и иние зверие в них обитают, и Арапи нощуют. Тогда идуще все по-над ровом тим, доспехом к монастиру преподобнаго Савви, иже в томжде рове стоит. Тогда провождаяй нас Ефиоп, кафар глаголемий, ста в вратех монастирских и взят от коегождо хадзея четири паре мзди за труд свой. Тогда вшедше внутрь монастира, устретаеми бихом от иноков честно, нисходихом же вниз многими каменними степеньми, аки в яму, помежду многими здании, и внийдохом первее в великую церковь, посреде монастира стоящую, и поклонихомся иконам честно, таже званни бихом в трапезу, но понеже прийдохом нечаянне, к тому же бисть день среда, того ради прияти бихом сухоядением и вином. По трапезе водими бехом по всех монастирских церквах и зданиях, горе и низу, идеже видех зело чудесние входи и исходи, и пищери, похвали и удивления достойны. Вечеру же приспевшу, слушахом вечерни в началном храме, в имя святаго Сави Освященнаго созданном, таже званни бихом в трапезу от игумена и братий, и представиша вечеру доволну и честну, подобне, якоже и в монастире Честнаго Креста. Бяху же варения три с елеем и вина изобилно, яко всем благодарствовати хаджием. При окончении же трапези, вси вписоваху имена своя в поминники церковние, иннии же родителей и братий своих, и ущедриша милостинею обитель святую, елико кто можаше и хотяше и елико кого Дух Святий наставил бяше. Последи, воставше от трапези и благодарение Богу сотворше, поведоша в гостинницу, идеже уготованна бяше горница велия и послана многими килимами и колдрами лепо, яже путников ради токмо и прочиих честних гостей держат иноки, и спахом по труде и по чести сладко и здраво. Заутра же бихом на правиле церковном и слушахом утрени и служби Божой, яже нас ради рано бисть, и тогда иноци показоху две глави преподобних Аркадия и Иоанна, брата его, и прочиих Святых нетленние кости, яже лобизахом вси. Таже, давше всякому хлеб и по неколико маслин и по чаши вина, отпустиша в мире с всякою честию и провождением. Мне же зело возлюбися обитель оная, и молых игумена да ми благословит неколики дни пребити тамо, иже никакоже отрече. Пребивах убо тамо не мало время, ходя на всяк день на правило церковное и упражнялся чтением книг от вивлиофики монастирской. Разсмотрех же всю лепоту, и строение, и чин, и вся, суща тамо, и во истину многа похвали достойна имать монастирь оний. 1) Вся здания имать от камени чиста и бела, гладко и лепо на четири угли тесаннаго и от всех стран огражден есть високою каменною стеною, аки некий град. 2) Аще зрится и не весма бити велик, обаче много домов и келий в себе содержит, ибо суть до триех и четирех степеней, едини верху других зданние, инние же внутрь основания монастирскаго в земли под спудом, многие же внутрь гори, аки пещери ископанние, понеже часть гори внутрь монастира стоит, ея же камень есть бел и удобен к крушению и сечению, сице же лепо покопанны суть пещери и в них построенние келии, яко всякаго страннопришелца удивляет ум и слаждают зрение очес. От них же в единой и аз тогда пребивах. Суть же вси, кроме странноприемниц, малие и тесние, единому человеку в обитание сотворенние, и по единому оконцу имущие, и теплие доволно, в них же и одри, или кровати, спания ради, инде от камене сложенние, инде же от самородной скали неотделно в горе изсеченние. 3) Церковь велика, в имя преподобнаго Савви созданная, есть красна и честна мерою и строением своим вне и внутрь, ничтоже древяно, кроме иконостаса, имать, иже закрывает престол, вся бо от основания, даже до верха, от плинф великих не скуделничих, но от самородна в горе камене, гладце и искусним художеством резанних, лепо составленна; камень же ея сице бел, яко ни вар в стене познавается, сего ради ниже побеленна есть отвне, не требует бо белости лучшей, паче, юже имать в камени. На верху же покрова ничтоже имать от древа, но от пепела и вара растворенним некако брением сице красно и гладко покровенна, и она, и вся здания монастиря, яко ни ток гуменний, равнейший или гладчайший может бити, от них же вода дождевная в время зими истекает в студенци, пития ради. Сице же покрови их суть крепки, аки камень, и держатся до пятнадесяти и двадесяти лет, таже поновляеми бивают. Церковь убо та, белости своей мнится бити не многолетна и аки нова, обаче по истинне зело есть ветха, повествуют бо яко от царя. Константина, и та в едино время создася, егда же и церковь Воскресения Христова, яже в Иерусалиме, идеже Гроб Господень есть. 4) Суть тамо еще малих церковь, особне стоящих пять, в них же литургисают. Первая стоит при стене началнаго храма, в честь 40 мученик созданна. Вторая вишше всех келий, на единой вежи стоит, идеже иногда ветхих времен бяше трапеза Святих Отец, нине же храм Вознесения Христова есть приличне на горе Елеонстей бившу Вознесению Господню и храму оному на горе стояти. Третая с. Иоанна Златоустаго, и сия стоит в угле монастира чудесно устроенная, внутрь гори, стоящая над глубоким ровом и на месте ужасном, зело бо тамо нависла есть гора и мнится падати, обаче волею Божественною чрез коль многое множество лет держится. Четвертая церковь с. Николая, лепа и пространна строением, такожде внутрь гори в пещери единой великой, яже токмо едину стену имать от входа, от камене, сеченнаго зданную, прочее вся изрита и ископанна есть и стенами прегражденна, верх же ея многому удивлению достоин есть, камень бо един неотделен от гори и велик велми над целим храмом тем, аки висити мнится и покривает его. Тамо внутрь две пещери великии изрити суть и загражденние от преди стенами и наполненние даже до верха костей ветхих Святих Отец пустинних, иже тамо иногда окрест неусипаемой обители преподобнаго Сави жителствоваху, и от некоего нечестива царя вси изсеченни бяху, и пусто все бяше, последи же, егда паки населишася иноци в монастире и видеша костей много валяющихся и не гниющих, собраша вся и изнесоша на едино место в пещеру ту, идеже нине храм с. Николая, якоже више рекох. Лежащим же им первее открито и созирающим всем приходящим тамо, хадзее неции (якоже повествуют) тайно взимаху по малой части от костей; обаче Богу неблаговолящу о том: егда возвращахуся в Иопею, не можаху плисти на море, многими волнами и страшливими бурами носими, и не могуща отъити в отчество свое, повращахуся паки и отдаяху. Сего ради, повелением некоего патриярха, загражденны бяху стенами и ниже вход нине к ним есть, токмо едино оконце високо стоит и на нем костей неколико положенно, знамения ради; кости же, яко видятся издалече не суть, якоже прочиих Святих, бели и чисти, но черновидни. Пятая церковь в пещере святаго Сави Освященнаго, идеже он житие свое провождаше, созданна в другом угле монастира, подобне над ровом темжде глубоким стоящая, якоже и святаго Хризостома, и согласуют весма себе местом; она бо в едином угле монастира стоит, сия же в другом, и в имя и память тогожде преподобнаго Савви учиненна; есть же мала и тесна велми, и идеже иконостас имел бити, на том месте стена каменная прегражденна, исписанна иконами Святих. Тамо врат северних несть, тесноти ради, токмо царские врата едини, и ими же исходит, тими и входит священник и панамарь. Таможде вкупе, созади церкве, в горе пещера, в ней же внутрь вторая пещера зело малая обретается, идеже угодник Божий преподобний Савва Освященний скиташеся; тамо непрестанно, день и нощь, не усипная лампада елея горит. Суть же еще две церкви, лепо от каменей составленние, но пусти стоят, и не чтется в них правило никогда же. Есть же и гроб св. Савви в монастире том, в нем же в день успения своего положен бяше, нине же мощи его не суть тамо, но в Италии, в пресловутом граде Венеции обретаются в костеле Римском, близ церкви Греческой стоящем, якоже прежде писах. Обаче гроб его и днесь в великой чести есть, верху бо онаго создася, столп кругл, от камене лепо, с главою и входом, идеже не престающи, денно и нощно, горят два кандила елея полние. При томжде гробе, под спудом в земли, и прочие многие поделанни суть гробове, в них же нине живущие тамо иноки погребаются. Тамо аз ходих и посещах, и видех костей без числа. Гробница же Савви стоит верху земли, а гроб его внутрь земли глубоко, яко на лакоть пять, и прочие токожде пред великою церковию, посреде монастира устроенние. 5) Правило церковное есть совершенное и чтется лепо, с страхом Божиим и с всяким благоговением, без шептов и бесед непотребных. Литургия же рано не бивает никогда, (разве аще случится гостей ради) но всегда часом или двема пред полуднем, егда время трапези приближается. Литургия на всяк день не бивает, токмо в неделю, во вторник, в четверток, и суботу, прочия же дни часи токмо чтутся, кроме аще случится праздник, тогда неотменно всегда поется. 6) Трапеза есть лепо созданна, в ней же стол и, на них же представляется снедь, зело майстерством красним и гладким сложении суть, яко от всякаго приходящаго тамо странна похваляеми бивают, найпаче же стол первий, идеже братия по вся дни трапезу ядят, от белаго и чистаго простаго камене, резаннаго сице крепко, лепо и гладко сложенний, яко издалече от целаго и единаго камене изсечен мнится бити. 7)Чин в монастире добр есть. На утреню иноки встают рано, службу Божию отправуют позно, за час или два пред полуднем, егда приближается время трапезования; и часи такожде; на всяк пяток, по вечерни, исходят над гроби оние (о них же в мале пред писах) и поют канон за усопших отец над коливом и вином, с каждением фимиама и прочиим благолепием. По литургии абие идут в трапезу, и по вечерни такожде не расходящеся по келиях. В трапезе чтения не чтут, разве при гостех, понеже суть вси прости и не разумеют не токмо книжнаго писания, но многи суть, иже Греческаго простаго язика не умеют, кроме Турецкаго; сии суть от Анатолии26, все по Турецку беседуют и другаго не знают язика, аще же и Греческие книги в церкви чтут, но не разумеют, тако бо токмо изучаются чтения ради церковнаго, да христианская вера не исчезает; прочии же, аще и знают по Греческу в монастире том, то суть или глухи, или слепи, или зело стари, такових бо тамо патриарх оставляет жити, да не много глаголюще, пребивают в молчании. К тому же вси суть монахи, кроме седмичнаго, его же единаго обикоша держати такожде монах поставляется тамо, да памятствующе вси, яко равни суть чином, и смиряющеся спасаются. В трапезе, кроме священника, аще стару, аще младу, или вишше или низше сести волно есть, понеже едина ядь и равна часть всем предлагается, и коемуждо особно; послушания иннаго несть им, кроме церковнаго и трапезнаго, понеже ни оградов, ни садов имут, но всякая пища им посилается от Иерусалима, от монастира патриаршего, и аще что любо буди делают, никогда же един или два, но вся совокупно, 8) Кладязов тамо суть 12, вси дождевную воду имущие, и есть води доволно к питию и ко всякой потребе монастирской их же тамо мало помежду каменьми всевают отци. Есть же тамо и вода жива, текущая от земли, яже молитвою преподобнаго Савви явися; именуют же ю тамо агиазма, си есть вода освященная от преподобнаго Савви. Пиют же ю Ефиопи, проходящии сквозе пустиню, со многим благодарствием, понеже не обретается тамо нигде вода инна даже до самаго Иордана. Обаче вне монастира обретается, зело низу в единой пещери, яже на неколико саженей под монастирь протяжеся. Обаче иноци на всяк день но пиют от источника того, понеже тяжестен путь к нему, найпаче Ефиопов ради часто из монастира исходити не могут. 9) И строение и место зело дивно есть, стоит бо при горе каменной, между прочиими пустими горами, над зело глубоким ужасним рвом, в нем же (якоже повествуют) на страшном суде потечет река огненная. Во ограждении же своем пол-стени имать самородной художеством, и внутрь монастира холми, инде долини и ями и многа чудесна, и яже отнюд подробну исписати несть мощно. Сквозе же монастирь преходит поток дождевий, иже издалече от-между гор начинается и впадает в ров реки огненния, она же входит в Мертвое море. И еще же есть тама столп висок, в стене монастирской при вратех на горе стоящь, идеже от-среди монастиря даже на верх его 230 степеней человеческих хождения есть, якоже аз сам числих, а от-среди монастира, вниз рова, ко источнику святаго Савви еще вящше. На столпе том всегда един поставленний живет законник, стражи ради, аще убо кто приходит, или от Ефиопских разбойников, или ин кто без потреби, тому возбраняет входа, и не повелевает иконом впущати в монастирь. Аще же видит кого от своих или христианских путников толкуща во врата, тогда оглашает братии, да отверзут; оглашает же и гортанию, понеже нужно есть услышати, разстояния ради, но есть тамо верх сплетен от дрота зело долгий и прицеплен от висоти столпа даже вниз, до великой церкви, при конце же висят 3 колоколци малие, и тими весть подает. 10) Обител она во всем прекрасно и угодна к житию иноческому и по истинне пустинническая есть, понеже уединенна от мира и людий, и ничтоже имать окрест себя, токмо едини пустие и безводние гори, идеже не токмо древа несть, но и билия и трави мало, и то разве в некиих нихких долинах обретается в зиме, в лете же все согаряет от зноя солнечнаго. Прибитка никаковаго имать, токмо от милостини живет, юже христиане приходящии на поклонение подавают. Пещер много покопанних суть и скитов, построенних окрест монастира еще от древних Отец, нине же вся опустеша, егда нечестивий оний и злонравний народ Арапский населися, и инние зверие в них живут, иже часте исходяще от язвин своих, бегают вниз рова под монастирем и собирают крупицы и окрушци хлебние, от трапези изметаемия, еже мне самому случися видети многажди. Суть же еще в горах тех едини зверие, именуемие Греческим язиком сканцохери, их же ми Руси называем яжами, и в странах наших суть, яко глава человеча, костие имут, яко иглы верху себе, тамо же раждаются великие, аки свини, и остие на них толстое и долгое, яко перие дрохвинное, в крилах сущие; их иноком, смотрящим из монастира, случается видети рано ходящих по горах. Поветствуют же, яко окрест Иордана еще большие раждаются, их же убивающе Ефиопи огненним оружием, собирают ости их и приносяще в Иерусалим, продают на торжищи; потребние же суть на многие вещи, найпаче же к писанию. Наконец, монастирь той в всем благолепен и бсзмолвен к житию иноческому, токмо не малу нужду и озлобление имать от Арапов драпежних, иже тамо помежду горами, окрест Иерусалима и Иордана, в пустини живут. И что глаголю живут? всегда бо и лето и зиму под сениями, или просто рекше в шатрах, аки скоти, пребивают; иже аще би били християне и сицевую нужду Бога ради терпели, якоже терпят, во истину все би спаслыся; обаче, иже держат веру христианскую, тии не обитают в пустини, но в градех, идеже священници и церкви Божественние суть, а иже седят в горах, тии вси суть махометанской вери. Тии убо приходяще на всяк день, ово пять, ово десять, овогда же пятьнадесять, двадесять, тридесять и всяко, якоже случается, вопиют под монастирем, толкуще в стени камением и зовуще велегласно, да изнесут что снедно. Печет же ся тамо особний чернший и крупнейший хлеб, Арапов ради, и суть две окна от обою страну монастира, ими же в кошнице, прицепленной вервом, низпущающе, пищу им подавают. Пища же их сия есть: хлеб, паки оцет, елей, лук, все в един сосуд смешанное; некиим же знаменитшим даются и маслини, иногда же и варение братерское. Еще инние, не доволни суще тим, и прочиих многих вещей ищут, и аще не получают, много кричат, гневающеся и биюще в стени камением и вергающе внутрь монастира и иннние пакости творяще, и аще би не платили началствующему над нимы постановленное в год, давно би оставили опустети обитель, якоже иногда и бисть. Сице бо в руках их суть, яко кроме нужди за врата исходити не могут, и то наймуют провождающаго стража. Обаче трудолюбивии отци претерпевают вся и якоже могут живут, и тако, помощию Божиею и молитвами с. Савви, обитель его соблюдается. Пребивающу же ми тамо многи дни, имех многое тщание и попечение, како бих могл видети место Содома и Гомора, иже отстоит толико еще далече за монастирем, колико монастирь от Иерусалима, си есть четирма часи пешехождения. Бяху же пришли в той час от града, з монастира патрияршего, иние четири иноки, от них же бяше един знаменит протосингел и благодетель мне, о нем же више пред писах. Той убо сам наят двох Эфиопов, провождения ради, и согласившеся нас пятерица, отъидохом Ноеврия двадесять осмаго числа. Облекошажеся оние 4 иноки в последняя и зело худая рубища, яко ни разбойнику хотети взяти, бояхубося да не како будут напаствуеми от Арапов; аз же в техжде ризах, в них же присно хождах, бех, не жалея лишитися их. Идохом тогда все горами и долинами, идеже древа и води ничтоже, трави и билия мало, прочее же все камение обретается; обаче идохом многими равними разделами, лепу и мягку без камене землю имущимы, идеже аще би инние люди жительствоваху, многие би семена всевати и виноград плодити могли, нине же вся пуста суть. И елико далее шествовахом, толико на нисхождахом; егда же приближихомся к последним горам, тогда узрехом воду, велию в долготу и широту, идеже прежде бяше Содом и Гомор. Тогда зело тяжестним и неудобь ходимим путем спустившеся вниз глубокой зело долини, помежду ужасними каменними провалинами и вертепами проходяще, дойдохом тамо.Место Содома и Гомора, каково ныне. Вода оная есть пространна, найпаче же в долготу, и зрится аки некое превеликое езеро, еже именуется тамо от Греков Νεκρά Θάλασσα, си есть Мертвое море, того ради, яко от умертвия людскаго бысть, егда бо Содом и Гомор с окрестними своими гради пожренны биша огнем, и земля пожре я, от того времени оста вода. Море же именуется того ради, понеже яко в море вода сланая естественне ест, тако и тамо, и еще паче сланшая и зело горка, яко токмо палец омочивши и на язик возложивши, яки лютейшой некой яди человек стерпети жe может: смердит пожарищем и отчасти серкою не токмо она, но и брег издалече окрест его. Брег же далече неразделно в един бел камень излияшася и далече внутрь мелкие суть, яко на пятнадесять или двадесять сажней, но токмо тамо, идеже ми посещахом, на прочиих же местех ниже брега мало имать, но от края абие бездна неизмеримая и гори високие каменние окрест обстоят. Вода, аще и бела видом зрится бити, но не светла и нечиста и акиби блатомь возмущенна; имать же верху себе некую сласть или ситость, аки елей, в дробних каплях показующуюся и плавающую, и не стоит тихо, аще и в найтишайшое время, но всегда шумит и малими волнуется пенами и превращается в подобие кипящаго котла, обаче горячести не имать, токмо малу теплоту. Тамо ни риба, ни инно что живет и ниже раждается, токмо соли много, от води изливаемой на брег и оставающей между каменми в ямицах (от нея же собирающа Арави продают и вси Иерусалимняне оную ядят), яже от слонца верху води собирается в едино, якоже тенкий лед от мраза. Бела есть, аки снег, а слана сице, яко равна ей в свете необретается. Кораблями, ни ладиями тамо когда плавают, ниже мощно есть, понеже разваряет и псуест в малом времени, ниже что от одежди мити кто может, понеже поядает и гноит вся, токмо к митию тела есть здрава и помощна, понеже всяку свербь и красту снедает, идеже Ефиопи, мимоходяще, всегда миются. Тамо ми замедлихом яко 2 часи и вящше, ходяще по брезе и созирающе. Тогда на сухом брезе обретахом от земли исходящую малим течением воду, смердящую зле, юже едва мимо ити возмогохом. Стоит же тамо на едином месте близ брега лес мал, древо листвием подобное кипарису родящь, густ же, понеже при нем множество велие трости раждается, триех человек мерою високой и нижшой, того ради, понеже место есть зело низкое и воднистое. Много же суть источников малих, сладкую воду имущих, иже толь бистрим и крепким течением исходят, яко не просто по земли, но аки кипящи, в гору струю возносят. Обретох же тамо, между лесом и тростием, едину реку узку и мелку, такожде сладку воду имущую, между каменми текущею толь бистро, яко с нуждею бродити в ней, идеже суть некаковии рибици и инообразнии раки, яковии в море раждаются. Исходит же река она спод гор, от Иерусалимской страни стоящих, неции же повествуют, яко спод самаго Иерусалима начинается, наконец (якоже самовидци быхом) впадает в оное Мертвое море, рекше в езеро Содома и Гомора. Случижеся тогда видети вепра дикаго, изшедшаго от леса на брег, его же хотяху Ефиопи убити, но не постигнута, сокрися бо воскоре и к тому не явися. Тамо мало между древеси препочивахом, яко полчаса, и снедохом по окруху хлеба, таже михомся вси в море Мертвом, хотяще искусити и уведети естество и силу води оной, идеже многа познахом чудесна.Какова сила Мертваго моря? 1) Яко вода крепко слана есть и горка, и сице люте яст все тело, яко нуждно стерпети, обаче свербь, краста и инние прищавки и вся нечистота на теле погибает от нея. 2) Видех тамо древеса, в воде стоящие, и касахомся их, иже суть дебели и високи, и наченши от корене до половини стоят в воде, прочее же верху зрятся издалече, суть же сухи и ни листвия ничтоже на себе имущие, толь же крепкие, яко два вкупе возлазихом на ня и ничтоже сокрушися. Не весть же никто же, садовние ли и лесовие бяху древа, обаче, что и како любо буди, мало о том испитание. Се великаго удивления достойно, яко чрез толь тисящние веки, волею Божиею, стоят непоколебими и не согнивают в такой лютой вод, и донележе их касается вода, дотоле каменного чудесне обрастоша кожею. Нетокмо же тии, но и прочии древеса, при брезе стоящие, их же касается вода, усушишася и камением обрастоша, и нине на всяк день обрастают, чесому аз много удивляющися, взях с собою от каменей тех и соли, яже тамо раждается, 3) Еже есть многому недоумению приличное и чудеси, яко вода оная потопитися или понрути или погрузитися человека не оставляет, сами бо искусихом достоверне, егда михомся в ней, идеже ни гребущихся нас, ни движущихся, но легших распростертима рукама и ногама, аки сосуди праздние ношаше, и лежахом, аки на постели мягкой; не могут бо понрути ни ноги, ни руце человека на низ, якоже в инних сладких водах естественне то действуется, и не научен плавати часто на глубине утопает. Таможе не тако, но человек, наченши от брега, токмо может ити по земли донеле же висота его, аще же начнет далее в глубину поступати, яко касатися устнам его воде, тогда абие от земля горе насилием воздвигает нозе и носит верху себе человека, аки дску плавающаго. Егда же изийдохом от води, бяху телеса наша побеленни и аки мукою потрушенни солию, и созирающеся друг другу смеяхомся, таже омившис в сладкой воде, облекохомся в ризи своя. Обаче последи, даже чрез три дни и вящше, бяше слана кожа на теле моем, чесому аз зело чудихся и благодарствовах Господеви, яко сподоби мя видети толь неизреченная Его действия. Море Мертвое в долготу протяжеся много, его же конца на брезе стояще не видехом, широта же от всех стран зрится, окружаема високими горами, наипаче же гори зело високие стоят обонпол води. Осязает же места всего окрест семь сот миль морских, си есть Италеянских (якоже согласно повествуется в людех). Бяхом же ми тогда недалече, яко осязание ока, от конца втораго, стоящаго от Иордана, и видехом на Мертвом море аки рису, или некую черту, идеже вода с водою сопротивляется. Повесть же такова о том проходит, яко Иордан река, яже впадает в море Мертвое, великую часть преходящи его, к тому прочее престает от течения своего и погубляет конец, и не весть никтоже совершенно; иннии бо глаголют, яко морем Мертвим пожираем, кончается на оной предпомяненной черте, другии же глаголют, яко под землею идет и за Мертвым езером, во пустини, паки виходит и идет своею струею. Та и множае тамо уведавши, мислихом еще пойти к Иордану, иже такожде три или 4 часи отстоит от моря Мертва, но Ефиопи не хотеша повести ни (мню) боящеся, да некако уведани будут от началнаго своего и казними, понеже на Иордан един раз в год весь народ, вкупе с хадзеямы, и то за поплащением ходят, и тако прочее отложихом на ино время. Тогда наловивше раков в воде сладкой и препочивше мало, возвратихомся тогожде дне преклоншуся слонцу на запад, темжде путем паки во монастирь, Богу нас сохраняющу невредних и безпакостних.Месяц ДекемврийМесяця Декемврия 5 числа (еще ми гостящу в неусипаемой преподобнаго Савви обители) бисть праздник его и снийдеся народ мног от Християн, от хадзеев и Аравов Иерусалимских. Совершашежеся церковное пение лепо, обаче бдения всенощнаго не творяху, токмо на вечерни 5 хлеб благословиша, и утреня в свое время бисть и служба Божая зело рано, народа ради. Архиерей же не прийде тогда от града, некоего ради препятия, и бисть торжество велие и безчиние же не малое от Ефиоп, чрез два дни медлящих тамо, иже (якоже прежде рех) аще и Християне суть, но нравов своих природних свинских лишитися не могут, ядяху бо представленную им трапезу, аки свине, нечисто, просипающе и проливающе, вопияху и кричаху до избитка и плясаху, сваряхуся и бияхуся и прочая безчиния творяху. Минувшу же празднику, абие на другаго дне, Декемврия 6 числа, и возвращающуся народу в Иерусалим, отъидох и аз к 1-му своему месту, в монастирь Архангелский. Доспевшу Декемврия дню 10-му, ходих вкупе с хадзиями посещати монастирь другий святаго Георгия, в граде стоящь, идеже иноки обитают, идеже бихом в церкви и слушахом Божественной литургии. Тамо видех ланцух железен, висящь при иконе, его же остави свобожден некто от работи Агарянской чудотворением с. Великомученика Георгия, той есть ветхолетен и блюдется в храме даже доселе. Тамо прияти бехом хлебом и вином и сухими гроздиями, и сложивше нечто милостини взвратихомся в доми своя. Обитель она убога есть и мало украшенна, стоит же на лепотном и веселом месте, на горе; церковь подобна в всем, якоже в первом монастире девическом Святаго Георгия, о нем же прежде писах. Тогда идохом единою улицею, идеже в земли и во стенах стоят основания столпов древних, о них жe различно повествуется, се же известнейше яко глаголют бити иногда тамо стену града и врата, понеже множицею раззоряшеся Иерусалим, и сего ради нине вся инако суть престроенна. Месяця тогожде 11 числа, в суботу, с вечера некто наят Турков отверзти Святие Врата токмо на един чась, тогда паки сподобихся поклонитися Гробу Христа Спасителя. Тогожде месяця, в пост Филипов, пред Рождеством Христовим последней седмици, по обичаю Християнскому, причащихомся Тела и Крове Господней, идеже таков чин совершашеся, по обикновению Иерусалимскому: первее исповедохом грехи своя и предъуготовляхомся ходящи на церковное правило всегда; последи, по неколицех днех, пришедши в монастирь наш архиерей с священники и сотвориша Елеосвящение и мазаху ни маслом святим, таже, паки по неколицех днех, причащахомся; прежде же причащения и словес изречения на литургии Божественной: «Со страхом Божиим», чтяше священник некую молытву от Требника о разрешении грехов, и последи даяше Тело и Кровь Божественную. Приближившужеся убо празднику Рождества Христова, иже случися тогда 25 Декемврия, в день неделний, идохом прежде днем единим, в суботу, к Вифлеему, поклонения ради, вкупе с архиереем, грядущим тамо служения ради. Вифлеем отстоит от Иерусалима двох часов хождением, идохом же добрим и равним путем и полем красним, мало каменя имущим, но все мягкую и к всеянию семен изрядную землю, и поминухом монастирь, при пути стоящь, пророка Илии. Оттуду идохом малими горами, обаче веселими, понеже в то время тамо, якоже в нас на весне, трави прозябóша и цвети явишася на земли и зеленяхуся всюду древа маслинние, маслина бо и зиму и лето всегда листвие на себе зеленое имать. Входящи же в огради Вифлеемские, оминухом при пути стоящь гроб Рахиилин, иже есть от камене здан на четири угли или в четири стени сице, яко некая каплица, с главою, гладце устроен, расположением не велик; имеяше же первее от всех четирех стран входи внутрь, ныне же отвсюду замурован стоит; при немже и инних погребшихся тамо людий гробове малие, зданние такожде от камене, стоят. От них же суть иние возвишенние горе, иние же токмо при земли камение верху себе имуть лежащие с начертанием писмен. Последи идохом зело равним путем, на гору малу сходящи, и видехом садов много, стоящих окрест Вифлеема, от древа смоковничнаго и маслиннаго. Смокви убо без листвия бяху наги, якоже прилично древу в зиме, маслини же зеленяхуся якоже посреде лета, таковое бо ея свойство. Таже доспевши Вифлеема, не идохом внутрь веси, но воскрай ея, и пойдохом в монастири. Греческий, иже на два вержения каменем отстоит, устроен при вертепе, в нем же Христос родися. Вифлеем иногда бяше град, якоже сведителствует Божественное Писание, нине же, по многом раззорении Иерусалима, сотворися аки весь, обаче здания и доми вси имать каменние и строенние отчасти лепо. Стоит на месте веселом, на единой горе, окружаемой отвсюду долинами низкими, красними, в них же полно древа садовна от маслын, и смокв и прочиих, от страни же полуденной зрятся гори недалече от Вифлеема, вишшие нежели Иерусалимские, на них полно древес лесовних, великих же и малих. Тамо в тих горах, шесть часов хождением, отстоит от Вифлеема дом Авраама патриарху ветхозаконнаго, иже сице страннолюбив бяше, яко вместо гостей сподобися Божественную Троицу прияти в дому своем, под видом триех ангел (якоже пишется в Палеи). В Вифлееме иногда бяше весь народ Греческой вери, нине же, егда населишася тамо Римстии иноци, всих к своему правилу и обичаю привлекоша, не поученьми (якоже слышах), но златом милостиню дающе и дарствующе, им же оний убогий народ зело прелщается. Суть же тамо неции и Греческой церкви придержащиися Арапи, обаче зело мало, иже яко не суть народ тамо искусен в художестве и деле ручном, найпаче же в деланию крестов и чоток и инних лепотних вещей, от древа составленних. Вертеп, в нем же Христос родися, стоит вне Вифлеема на два вержения каменем, в тойжде горе, внутрь земли ископан, идеже прежде Рождества Христова людие скоти привязоваху и пищу даяху. Нине же на месте том великий, якоже град Вифлеем, монастирь и лепий зело создан стоит, в нем же церковь зело прекрасная, от Иустинияна царя благочестива сооруженна верху вертепа, в честь Христу рожденному. Обаче нине тамо Францишкане, иноки Римскаго закона, обитают, чрез вражду бо некую и свар прежде тридесяти лет от Греков отъяша, проплативши мзду велию паши Турецкому, Иерусалимом обладающему. Иноки же Греческие таможде, при томжде монастире, на едином столпе каменном, широком и високом, иже бяше звоница, монастирец себе возгнездше, обитают, не хотяще вовся лишитися места святаго, идеже и храм Рождества Христова сооружиша мал, себе ради и Ефиопов, веру Греческую имущих, идеже попи Арапские вкупе с иноки тамошними литургисают и все правило церковное чтут впол, своим и Греческим диалектом. Тогда ми идохом гостисти вси купно поклонници, с архиереем в предреченний монастирец Греческий, на звонарне стоящий, и тамо прияти бихом игуменом и братиею в странноприемницу честно и представиша нам тогда вкратце сухоядну трапезу. Таже преклоняющуся слонцу на запад, идохом на вечерню, яже тогда собором пояшеся, с архиереем и многими священники и диякони, и многими свещами и кандилами украшенна церковь бяше, такожде певци снийдоша от Иерусалима и пояху лепо, и бисть праздник веселий. По вечерни же пять хлеб благословенних разделиша и раздаде народу сам ярхиерей своею рукою. Таже взийдохом паки горе, церковь бо та внизу стоит на земле, при вишшепомяненной началной великой церкви, совокупно стеною, отъонуду же есть окно в великую церковь и зрится вход вертепа Христова; монастирь же, якоже пред рекох, високо стоит верху звонници, идеже от низу горе вяще пятьдесяти степеней восходити требе. Тогда ми, по окончении вечерни, взийдохом во монастир и прияти быхом от игумена трапезою доволною честно, и уснухом мало. Таже бихом на утрени, всенощна же бдения не бяше, необикоша бо сие в Иерусалиме творити, не вем чесо ради, идеже на вся праздники в навечерии хлеб благословляется, и прочее по вечерни пению не бивает даже до утрени. Бисть же тогда абие по окончении утрени служба Божая, и отпояхуся вся пред восхождением денници. Последи идохом вси собором Християне, ми же пришелци и Ефиопи тамошние, вкупе с архиереем и иноци в великую началную церковь, яже иногда бяше Греческа, нине же Римска есть. Идохом же внутрь пещери, идеже Христос родися, яже стоит под великим алтарем, изрита в земли еще прежде лет воплощения Христова, и покланяхомся тамо двом местом: 1-му, идеже Пречиста Дева Богородица роди Христа, 2-му, идеже повивши, положи в яслех. Аще нине вся пещера мрамори драгими постланна и столпами хитростне сеченними украшенна, но на месте ясеель и нине, якоже ясли, от доск мраморних белих сочинено есть, и лампад неусипаемих, си есть день и нощь горящих, много суть. Пещера оная внутрь покровами драгими шелковими обитая, лучшой ради лепоти, понеже земля ея, от многаго вожжения светилник и от частаго каждения фимияма, очерне, и аще би не било покровенно, не лепо зрачно би било. Тогда поклоншеся вси, абие возвратихомся в монастирь, и препочивше мало, ходихом с мерхадзеем посещати вторую пещеру, идеже Пречистая Богородица с Христом первее сокрися, егда утекаше к Египту. Тая пещера нине стоит пуста, вне монастира, яко на вержение камене, в едином саду, в ней же ничто же есть и всем невозбранно есть входити от Иерусалимлян, от чуждих же входящих, яко то от хадзеев, вземлет по сребнику от человека Ефиопин, обладаяй ею. Внутрь пещери той пространно место, семо и овамо покопано, на месте же том, идеже Пречиста Богородица с Христом и обручником Иосифом крияшеся, есть нине каменний престол создан, идеже кто хощет от Християн вжигает елей, в память Христову, иногда же попи Арапские и литургию творят. Суть же тамо неколико мраморних столпов, от них же един зело орошается, и взимают людие росу ону на исцеление болних очес. Неции же повествуют, яко тамо не крияшеся Богородица, но спаргана закопа. Спаргана же суть некие останки от отрочате раждающагося остающиеся, их же баби обикоша закоповати в землю. Обаче что любо буди, нам много испитовати не требе, но верити, понеже людие от толь многаго времени, забвения ради, различно беседуют. Тогда ми поклоншеся с верою и любовию, возвратихомся в монастирь, и учреди нас всех купно поклонников игумен трапезою честною доволно, с изобилием яствия и вина, и отпусти с миром в Иерусалим, с провождением и целованием. Аз же остахся тогда с архиереем и диакони его, двоих ради вин: 1, да лучше видим и уразумею не токмо Вифлеем, но и прочие окрестние места; 2, понеже архиерей имеяше литургисовати в некоей инной веси, и сего ради, понеже дни празднични бяху, не хотях лишитися его. Тогда препочивши мало, собрашася неколико Ефиопов Християн, взяша архиерея честно и отнесоша в едину весь, яже именуется οίκος τοῦ Ἐφράφ, си есть дом Ефрафов, о нем и Писания Божественна на многих местех воспоминают, яже весь отстоит от Вифлеема един час и менше хождения. Тамо егда внутрь вхождаше архиерей, изийде весь народ от веси с женами и детми в стретение ему и со многим торжеством, и кличем, и званием, провождажу его, поюще и припевающе некая словеса Арапскою беседою, и вся по обичаю своему творяху от простоти и смирения, иже убо прибегающе к коню, лобизаху руку его, другии же, возлезше верху домов стояху и привествоваху, велиим кричуще гласом, и другии предъидяху, прочии же последоваху, «благословен грядий» зовуще. Бяху же людие вси прости и малоцение одежди носяще, иние же ветхие и без сандалий босо-ходящие, неции же апостолские сандалия, токмо кожу под ногами имеяху; сице не токмо тамо, но вси повсюду Ефиопи, якоже прежде рех, сице обикоша ходити. Егда же внийдохом в весь, отведоша нас в един дом на престояние. Тамо мало препочивши, егда приближашеся слонце к западу, отведохом архиерея, в мантию оболченна, с подобающею честию в храм Святителя Христова Николая, иже в том селе един токмо обретается. Последоваше тогда и народ мног, с женами и детми, с радостию многию и кличем, и отслужихом чин вечерни, якоже требе бяше; бяше же служащих священник 13, кроме архиерея. Последи возвратихомся, вкупе с архиепископом, в предреченную гостинницу. Тогда убогий оний Ефиопский народ, всяк противу силе от дому своего, иний хлеба, иний нечто варено, иний же нечто печено, и всяк, что можаше, принесе в гостинний дом и представиша нам трапезу доволну, яко всем годе бисть. И служаху нам много народа от усердия и простоти сердца своего, иние же предстояху; бисть же сице много, яко невомещати храминам, но от своих, от чуждих же, или рекше гостей, бяше яко пятьдесят душ, и ядоша вси и наситишася доволно, яко избитком остатися, и воставше от трапези, воздаша вси благодарствие Господу, дающему пищу алчущим. Тогда разийдошася людие, ми же вси гости спахом на определеннех местех. Заутра же в нощи востахом и идохом вси, купно с архиереем, в предреченную церковь и слушахом утрени и служби Божой, собором с многими священники бившой, и бисть торжество велие и родость людем, и изийдохом из церкви рано пред восхождением слонца и возвратихомся паки в вишшеписанную гостинницу, идеже паки людие оние убогие нанесше различнаго вареннаго и печеннаго ядения и угостиша нас трапезою лучше, нежели вчера, и вином отчасти. Чудях же ся аз много, яко в всем селе двох точию началнейших видех, мало лучше одежду носящих, прочие вси суть наги, инии бо токмо в единих хитонах, друзии же коим либо вретищем покравенни, прочии же вси по единой одежде ношаху, аще тогда бисть и зимное время. Одежда же их обща есть (якоже прежде рех), толста есть, от вретища сошвенна нелепо, еже есть стканно от влас верблюжих, белих и черних, сандалия же инии носят кожание, иние же древяние, иние же токмо кожу под ногами имуще подвязану в еже би не уязвити ногу о камень остр или о терние, прочии же многие босо ходят, найпаче от женска полу. Дом Ефрафов иногда бяше град, якоже свидетелствует Божественное Писание, нине же, по многократном раззорении Святаго Града Иерусалима, превратися в село, еже отвне зрится, аки некий красний град, внутрь же никаковой не имать лепоти, ибо, якоже обично в весех, нечистоти между домами и улицами полно; обаче доми вси суть каменнозданние, аще и не весма изрядно. Стоит же на месте веселом и високом, под горами, много от древа маслиннаго и смоковнаго имущими; тамо почерпают людие воду живу, си есть текущую от спудов земленних в студенцах; вси же суть Християне вери Греческой и ни единаго между собою имут либо Римлянина, либо Турчина, либо коего инного. Богу тако их хранящу, аще и прихождаху неции от Агарян тамо и вселяхуся на пакость насилием, обаче Божиим изволением, мало нечто поживше, погибаху от жизни сея. Уведавше же множицею казнь Господню сбивающуюся на себе, никогда же не вселяются тамо, но самих точию Христиан пребивати оставляют. Тамо храм точию един Святителя Христова Николая к востоку спреди села стоит, обаче дванадесять попов тамо живут, иже о церковном правиле и о пастве попечение имут, иже по седмици, един по другому, держат церковную службу; есть же и диакон един, иже в нарочитие праздники великие литургисает. Дом Ефрафов толкуется дом утешения, того ради, понеже, егда родися в Вифлееме Христос, ни едина тамо от окрестних весей не возрадовася паче оноя, якоже сами сведителствуют тамошнии людие. Отнележе даже и доселе веселое свойство имуть, ибо (якоже прежде рех), егда прийдохом с архиепископом тамо, зело с великою радостию устретаху и провождаху, найпаче же сея ради вини, яко уже четвертое прейде лето, яко не прихождаше тамо никаков архиерей. Тогда, в день собора пресвятия Богородици, по святой литургии и по трапезе, отъиде архиерей с диакони своими к Святому Граду с многим провождением народа даже на поле, вне села, аз же с игуменом Вифлеемским взвратихся паки в Вифлеем и пребих днй 2. Ходих жe тамо в великую церковь часте, ею же обладают Римстии иноци, и в пещеру, идеже родися Христос, и расмотрех всю красоту и великолепие ея. Церковь та есть устроенна от Иустинияна царя Греческаго благочестива (якоже слышах) в лета держави его; есть же и расположением и величеством в всем подобна церкви с. верховнаго Апостола Павла, яже обретается в Риме, вне града, точию вне покровом различествует, оная бо инаго, сея же покров на крест сочинений от таблиц оловяних, зело лепо и гладко, яко похвалити всякому взирающему нань; не токмо же покров, но и самий храм крестообразно устроен, каковое строение мало где обретается. Естъ убо он весь от камене здан, токмо покров от древа соделан, а верху древяна оловян, в висоту доволен и совершен, в долготу же есть 76 степеней, в широту же тридесять и 3, якоже аз сам тщателно размерях. Разумно же буди о степенех, яко не глаголю о стопах, но о ступании или о хождении ножном. Окон тамо суть више 40, столпов же внутрь, ими же поддержится тяжесть церкви, суть всех равно 50, иже суть висотою, толстотою и лепотою равни и от единаго каменя несложно изсеченние; камень же той аще есть и прост, обачо лицем является, аки краснейший порфир, ибо есть бел, в пол с знамении червленними, и сице искусним и гладким художеством столпи сеченни суть, яко аки христал светятся. От оних убо 40 в четири ряди, по десять, чинно зело стоят; внутрь же олтаря 10 обретаются, и верхние стени даже до столпов вси суть насаждение разлачновидними каменми мусикийскими, дробними, аки горох, сице искусним художеством, яко ум удивляет человеческий. И во истинну зело прекрасная и драгоценная церковь. Пещера, или вертеп, идеже Христос Сын Божий родися, есть внутрь олтаря великаго, под подножием церковним, два входи имущая, от десния и шуия странни, 13 степеней низу от мрамора созданних, и двери такожде обоюду мраморосеченним искусним художеством составлении суть; внутрь же всея пещери подножие и стени и тамо, где Христос родися и где во яслех положенн, всюду низу и окрест, кроме верха, деками мраморними и порфирними осажденно есть сице прекрасно, яко ни в царских полатах лучше может бити, верх же есть обиен драгими покрови шелковими, токмо над яслами Христовими откровен есть, в знамение и в лучшое уверение людем, яко да всяк, видяй гору самородну, а не от рук человеческих сотворенную, познает, яко та есть, а не ина пещера, в ней же Христос родися. Тамо путници двом местом покланяются, единому, идеже Христос Господь родися от пречистия Деви, второму, идеже в во яслех положен бисть, идеже и нине ясли малие в память от доск мраморних белих сочиненние суть. Есть же в тойже пещери иние пещери, к западу и полунощи, от них же едина низу провлечеся и входа не имать, токмо оконцем созирают в ню. Тамо вверженни биша 14 тисящь младенец, избиенних от Ирода за Христа. Вертеп, в нем же Христос родися, многое имать украшение от злата и сребра, найпаче же кандилов сребрних и христалних полн есть, от них же много есть неусипаемих, си есть день и нощь присно горящих. Та увидевши и уведавши, ходих втораго дне внутрь монастира великаго, при церкви стоящаго, иже (якоже прежде рех) иногда бяше Греки обладаеми, нине же Римляни и Францешкани, иноки Римские, обитают тамо. Тогда вся, по повелению началника, созирах обходящи, и видех множество прекрасних зданий и келий, идеже би мощно вместитися близ двох сот иноком; обаче и нине не мало от Римлян обитают, но кая нам полза, с ними же несми едино? Ходих паки особне с иноком Греческим в едину долину, вне Вифлеема стоящую, идеже пастирие иногда пасяху овци и возвещенни биша от ангел о Рождестве Христовом, идеже нине несть ничтоже, токмо разоренная церковь, яже древле бяше красна строением, якоже познавается от останков своих. Отстоит же от церкви недалече малая весь, идеже до четиредесяти душ Арапов обитают. Тамо показа ми инок Вифлеемский един студенец ветх и празден же и без води стоящ, от него иногда пресвятая Дева Богородица отнекуду грядущи и жаждна бивши, восхоте пити, и егда приниче над кладязь, узре далече бити воду и не имеяше чим почерпсти и ниже случися кому прийти тогда почерпания ради, тогда словом воздвиже горе воду, и напившися паки повеле на свое возвратитися место. О чудесе пречудния Божия Матере! Аще бо би текущая вода в студенци обреталася, то и то велие било би чудо, еже словом наполнитися горе; но сие чудеснейшое есть, яко кладяз дождевную в себе воду собираше и отнюдь не имеяше в себе никаковаго источника. Зри и втораго купно собившагося чудесе: егда бо приниче в корито каменное коленми и ятся пречистими своими руками верха кладязня, вся напечаташася на камени, аки на воску. Персти убо не зрятся нине, понеже (якоже повествуют) вервами затрошася, якоже обично вервам не токмо в камень, но и в железо въядатися, от тяготи и от частаго тягнения воднаго, к тому же людие ветхии не имеяху то в почитанию, понеже Дева Богородица еще за Еврейство то сотвори, и не бе прославленна; колен же знамения в корите каменном даже и доселе обретаются, их же аз сподобихся лобизати. О чесом, аще есть истинна, аще ли ни, читателя к вероятию не принуждаю, ниже сведителствовати под клятвою могу, понежже не от писания божественнаго, но от повестей людских сие гласится. Обаче самовидца место то к уверению приводит, понеже знамения колен истинна являются бити; к тому же никтоже помислити может, яко каменносечец я изобрази, понеже отнюдь тамо не потребна суть. Та и множайша аз в Вифлееме и окрест видевши и слышавши, и поклоняющися многим местом святим, промедлих 5 день. Таже в четверток рано, Декаврия 29, отъидох оттуду к монастиру с. пророка Илии, идеже на пути три посещах места: 1) Гроб Рахилин, о нем же пред речеся; 2) место, идеже повествуется, яко некто от человек горох меляше, по случаю же мимоидий Иисус вопроси его, что твориши человече? не яко неведий, но якоже обично человеком вопрошати друг другу приходящема, аще би и видел, что творит. Человек же той, кощунствуя, отвеща: камение мелю. Видев же Иисус неправо сердце его в ответе, буди, рече, по глаголу твоему, и отъиде, и абие горох обратися в камение; человек же последи мелюще и ничтоже успевающе, остави вся и возвратися в дом свой тощь, познавая согрешение свое. На том убо месте, даже доселе, множество камения дробнаго, гороху подобнаго. 3) Камень, идеже с Христом и обручником Иосифом пресвятая Дева Богородица сокрися, страха ради Иродова. Но ведомо буди, яко двое места сокровения Богородичина обретаются в Иерусалиме: едино близ вертепа Христова в Вифлееме, другое же вне Вифлеема далече, при монастири святаго пророка Илии. Пришедши убо аз к обители св. пророка Илии, и прежде, даже не входити внутрь, покляняхся месту, на нем же почиваше св. Илия, возвращающися от гори Кармилской, идеже знамение спяща человека и доселе на камени, аки на воску, изображенно есть; есть же пред монастирем, вне огради, при пути, понеже тамо путь, к Вифлеему ведущ, воскрай монастира лежит. Последи внийдох внутрь монастира св. пророка Илии и прият игуменом и братиею, и премедлих тамо два дни, любве ради и распознания места святаго; а найпаче того ради, яко в то время бисть велми непостояно, с ветри хладними и мглою великою, яко пешешествовати зело нуждно бисть. Монастирь святаго славнаго пророка Илии отстоит двою часу хождения от Иерусалима, на пути Вифлеемском, иже аще и мал отвне зрится бити, обаче внутрь многа здания содержит, собрании бо суть в нем келии, единостением здании и тесен есть внутрь. Имать же храм преизбраний, велик и висок, с главою одиною, яже зрится вне обители издалече, шестию же столпами поддержится, иже от единаго с церковию камене составлении суть. Храм оний иногда бисть иконописан зело лепо, но понеже обетша, сего ради поновлен есть варом. В долготу, висоту и широту далече болший от храма Св. Креста; сице же тесно с келиами совокуплен окрест, яко низу ни откуду к вратам пути имать, но иноки, правила ради, снисходят сверху зданий степеней каменних низу к дверем. Храм той к пению и чтению есть изряден, понеже глас и шум велик издает противу устом человеческим. Трапези здание мало есть и келий такожде мало суть, понеже церковь величеством своим наполни весь монастирь. Иноци малочисленни обитают, токмо елики довлеют церковнаго ради пения и нужнаго послушания монастирскаго. Обитель она в всем изрядна и к тому же на веселом и високом месте стояща, аще и не на високой горе, но на широкой, окрест себе много древа маслиннаго имать, и огражденна каменною стеною. Вне монастира, пред врати, путь к Вифлеему, при пути же стоит древо маслинное и под ним место, идеже спаше пророк Илия, утружден сий от путшествия, егда возвращашеся от гори Хориви, о чесом в Библии чести лучше требе. Тамо пиют воду дождевну; в Иерусалиме бо нуждно текущую в земли воду обрести, понеже место есть високо и ко копанию неудобно, каменя ради. Монастирь оний есть в всем изряден и уединен и к иноческому житию весма безмолвен, токмо от Арапов имать нужду не малу, понеже по вся дни и нощи подавают им пищу оконцем малим, в кошнице низпущающе вон из монастира. Тамо аз пребих два дни, гостяще, третого же дне возвратихся в Иерусалим. Приспе бо новое лето и изволися наместнику патрияршему в великой церкви Воскресения Господня парусию творити, си есть собором, с великим пением и многим украшением церковним и многочисленними священники, диякони же и свещеносци служити. Се же бысть отчасти на похвалу и болшую честь Божию, отчасти же на лучшее утверждение христолюбивих и правоверних поклонников, понеже колики тамо суть секти вери християнской: Греки, Римляне, Армени, Серияне, Копти, сии вси кийждо о себе лучше в пении и чтении церковном тщатся показатися.Год 1727. Путь к Иордану, Иордан, Монастырь Св. Герасима, Монастырь Св. Крестителя Иоанна, Иерусалим, Горняя, Иопия, Лефкосия, Аликес, Монастырь Кикос, Монастырь Св, Маманта, Монастырь Св. Креста, Апокерия, Рахит, ЕгипетНовое лето, месяц Януарий.Приспевшу новому лету, изволи сам намесник патриярший с многими священники в великом и первоначалном храме Воскресения Христова служити, прийдоша бо тогда еще болше поклонников последи нас, и сего ради желаху видети вси соборное Иерусалимское служение. Тогда в навечерии в суботу отверзоша Агаряне за мзду врата Святие, и снийдохомся вси поклоници и от Иерусалимлян, елико суть християне, в церковь. Прийде же и митрополит, держай престол патриярший, с всем клиром и бисть вечерня с чтением и пением долгим и с певци доброгласно поющими; на воход же и литию исхождаху священников числом до тридесяти и диаконов пять; олтарь же первоначалний, в нем же служаху, многими сребряними и христалними кандилами украшен бяше. Тогда на вечерни и пяти хлебов благословение бисть, кроме пшеници, вина и елея, таковое бо тамо обикновение, и раздробиша, и разделиша народу. И нощевахом в церкви, заключиша бо Турки врата даже до утра, и спахом овии в гостинницах, овии же в углех церкве, понеже церковь есть зело велика, имать внутрь многая здания, идеже неисходно заключенны жителствуют, особно Греки, особно Римляне, Армени, Сербияне, Копти; имуть же гостинници, поварню и трапезу вси, гостей ради, особно мужем, а особно женам, к упокоению, кроме всякоя нужди. Тогда воставше в полунощи, пояхом утреню даже до утра, таже литургию божественную сам наместник патриярший со всеми началними протосингели, иеромонахи и презвитери служаше, таже процессию творяше окрест Гроба Христова и великаго олтаря. Бисть же тогда в служении священников болше тридесяти, диаконов 5, а иподиаконов бяше множество, от них же овии крест архиерейский и патерицу, иние рипиди, прочии свещи ношаху. Изнесоша же тогда рипид 7 среброкованних, ими же покриваху приносимие дари святие и архиерея; намесник же патриярший и вси архиепископи Иерусалимские литургисают без митри. Тогда, по окончению пения, изшедше из церкви, званны бяху вси поклонници на трапезу в монастирь патриярший и угощении бяху доволно пищею и питием; таже разийдошася по монастирех, понеже поклонници в Иерусалиме, донележе совершат поклонение, в монастирех пребивают. Се же того ради монастири имуть здания многа, а иноков мало.Приспевшу празднику святаго Богоявления или крещения Господа нашего Иисуса Христа, бисть паки парусия, подобная первой, в великом храме Воскресения Господня, при пресвятом Его Гробе, идеже бяше толико зажденних кандилов и облеченних священников же и диаконов и подиаконов, с многими рипидами и свещами, якоже и первее. Такожде божественную литургию сам намесник патриярший с собором служаше и великое освящение води сотвори. Освящаху же воду во великих двох сосудах сребряных, ихже дарова император Московский Петр Алексеевич, и тогожде дне паки угощении бяху вси поклонници Иерусалимские на трапезе в монастире патрияршем. Последи, Иянуария 27, по благословению самаго епитропа, отъидох вторицею к обители преподобнаго Савви Освященнаго. Тамо согласившися с иними двема иноки, и наявше единаго Ефиопа, провождения ради, отъидохом нощию к Иордану на поклонение, Януария 29, в неделю, в вечер, противу праздника с. Триех Святителей. Вестно же буди всякому, чтущу и слышащу, яко обичай есть всем поклонникам в Иерусалиме отходити на поклонение к Иордану реце, в ней же Господь наш Иисус Христос крестися от с. Предитечи Иоанна, в великий понеделник, и всяк платит Туркам по четири таляри дани; иноки же, тако тамошние, яко странше, не обикоша ожидати онаго времене, но прежде, утаенно нощию, от обители святаго Савви ходят, и аще некий случится поклонник убогий зело, не могий платити Турецких даний, таковаго отай нощию вкупе с иноки посилают. Таковое убо и о мне благодеяние от епитропа сотворенно. Тогда убо ми (якоже прежде рех) собравшеся три и взявше с собою едина Ефиопа в провождение, пойдохом, положивше надежду на Господа. Одеяхомжеся в рубище толь ветха, яко всякому гнушатися има, и идохом чрез всю нощь, не препочивающе нигде же и утрудихомся сице, яко едва могохом влачити ноги наша, шествовахом бо пустим путем, преходяще гори и долина и претикающе ноги о камень, ово бодяще о терние, бе бо тогда нощь несветолунна; к тому же находихом на многие разбойники, в них же руце, Богу нас сохраняющу, едва не впадохом. Проходихом нощи тоя великие гори и вертепи, таже изийдохом от между гор на поле равное и пространное и зело благоприятное, идеже бяше Иерихон. Тамо земля мягка и блага, камене не имуща, и к всеванию семен и саждению древес, обаче людие не обитают, ниже весь кая либо буди обретается, но всюду пустиня; токмо пустинние Ефиопи разбойници днем проходят семо и овамо, нощию же несть никогоже. Идущи же оним полем, поминухом обитель преподобнаго авви, Герасима; не хотяше бо нас повести внутрь проводник, понеже ведяше обичай разбойников, яко множицею тамо собираются на нощевание, ибо обитель авви Герасима есть пуста и раззоренна, токмо останки основания и стен даже доселе стоят, в нихже овогда от дожда, овогда же от слонца к препочиванию сокриваются. Поминувши же монастирь авви Герасима, паки равним полем идохом един час, таже доспехом к преблагословенной реце Иордану. Пролияся же тогда, Богу хотящу, дождь велий пред восхождением денници и бисть лияйся даже до полудне, наполнишася же рубища наша води, аки губа, и промерзохом хладом дозела, яко неведяхом, что себе творити, токмо под ветвами древес криющеся семо и овамо, притерпехом час он. Таже преставшу дожду, совлекохом рубища своя и омихомся в Иордане и урезахом себе жезли от древа, над рекою растущаго, благословения ради, такожде и от води взяхом в сосуди.Иордан река, в ней же Господь наш Иисус Христос плотию от Иоанна Предитеча крестися, имать свое имя от двоих имен сложенное: от Иор и Дан, иже суть две реце, различне текущие, и впадают в Тивириадское море; оттуду не исходят две, но едина токмо река, и того ради именуется Иордан, яко от Иори и Дана начало свое имать. Течет же Иордан зело бистрою струею, яко никогда же мне не случися видети толь скоротечной реки, яко едва человек стояти в ней до пояса погружен, с нуждею может погрузитися, не придержайся древа и что либо буди не может; несть же много шерока, ни глубока; в широту же имать, яко десять сажней, егда разлиется в зиме от дождев, в глубину же яко сажень и пол; а вода сице к питию сладка и здрава, яко человек насититися ея не может. Повествуют же Иерусалимляне, яко посреде лета умаляется, яко преходят людие ногами об он пол. Обоюду Иордана земля мокра, и зело много древес и трости раждает. Древеса суть различна, их же несть в странах наших, не подобии бо суть нашим древесем, токмо едина верба подобится, на коем древе повествуют, яко Иуда повесився; тростие же растет в висоту вящше четирех сажней, в толстоту же, колико рукою человек обяти может. Иордан река впадает в Мертвое море, си есть в езеро Содома и Гоморра, и тамо кончается, понеже есть велико, и Бог весть, аще имать дно. Неции же глаголют, яко за Мертвим морем, в пустини, паки з земле виходит и течет далече. Обаче вероятнейше, яко от Содома далее не исходит, понеже и знамение зрится, где сладкая вода с сланою сопротивляется. Разумно ти буди, благий читателю, яко ни Тивериадское море, ни Мертвое не совокупляется с морями, иже всю землю окружают и корабле по них плавают, но особне суть, аки езера. Тивириядское убо море сладку воду имать и риби разние внутрь, и есть благословенное от самаго Христа, Сина Божия, и от Святих Апостол, им же Христос показася по воскресении ловящим риби. Сего ради две оние вишшеписанние реци Иор и Дан аще и впадают в море Тивириядское, обаче не погибают, понеже сладкая вода, сладкой несть противна, к тому же и благословенна, и тако паки оттуду исходят, и бивают от двох малих река болшая Иордан. Мертвое же море имать воду нечисту, густу, слану, смердящу, к тому же есть место казни грешних людий. Сего ради Иордан река дозде токмо течет, сквозе же его не проходит. Дозде о Иордане. Обичай же ходящим на Иордан ити нощию, а день тамо седети между древеси и тростми, понеже днем ходят семо и овамо Арапи, и того ради отнюдь невозможно шествовати: не яко убивают, или обнажают – никакоже, но уловивше, безчестне приводят в Иерусалим к судии и той налагает (аще за Гречина) вину на монастирь патриарший талярей 50 за главу; аще ли же Арменин, аще Римлянин, или ин некто, туюжде платить вину. Ми же тогда, по изволению провождающаго Арапа, не ожидахом даже до нощи, но егда по облацех и дожде возсия солнечний свет, уразуме, яко вси разбойници разбегошася по весех, требования ради пищи, ми же, не у еще бившу полудни, вооружившеся крестним знамением и положивше надежду на невидимо нас предводящаго Бога, пойдохом, и прешедшу яко часу единому, доспехом к обители преподобнаго авви Герасима и внийдохом внутрь, посещения ради, но не видехом ничтоже цело, токмо останки монастира и церкви, часть олтаря стоит списанна иконами Святих, трапеза святая, на ней же совершашеся божественная литургия, обаленна лежит на земли, юже лобизахом с поклонением, такожде и икони Святих вселенских церковных учителей. Познаваетжеся, яко монастирь бяше високою огражден стеною и пирги на четири странни високи имеяше; обаче от камене мягкаго, песковатаго и некрепкаго создан бяше, сего ради по многолетном запустении обалися. Отстоит же от Иордана единаго часа хождением. Тамо преподобный Герасим сотвори чудо оно, еже в житии его пишется: Егда по пустини ходяше, преподобний узре лва, имущаго в нозе ость терновен, его же иземщи, обяза платом струп его, за что благодарствуюши, лев до смерти преподобному служаше, таже и сам при гробе его издше. Есть же и другий монастирь, еще болший, на брезе Иордана стоящь, в имя святаго Крестителя Господня Иоанна создан, такожде раззорен и пуст. Иние же многи монастири бяху в пустинех и горах, ово от преподобнаго Савви Освященнаго, ово же от инних преподобних созданние, обаче нине вси пусти и раззоренни суть, токмо основания пребивают, едина токмо неусипаемая обитель преподобнаго Савви, неусипними его к Богу молитвами, даже доселе процветает. Оттуду пойдохом спешно, и преклоняющуся слонцу на запад, прейдохом равное и внийдохом между великие гори; ввийдохом же в един узк ров и, по совету провождающаго ны Арапа, седехом даже зайде слонце, бояхомся бо шествовати днем, да не како нападем на некиих разбойников и постраждем зло; вечеру же темну бившу поведе нас иным далечайшим путем, но несуменним. Идохом же тогда зело спешно, нигдеже нимало не препочивающе, даже до полунощи, и утрудихомся сице, яко едва нуждею уже ноги наша влачахом. Таже доспехом, аки к райскому пристанищу, к монастиру преподобнаго Савви и толкнувше в врата, возбудихом братию и игумена, и отверзше, прияша ни внутрь с любовию, и воскоре уготовше нечто варенное, укрепища нас снедию, и спахом, аки полумертви, до утра и утро даже до полудне. Одушася же ноги наша и разболешася сице, яко не могохом ходити, и препочивахом тамо четири дни, ничтоже работающе, таже возвратихомся паки в Иерусалим и пребивах на месте предреченном, в монастире святаго Архангела Михаила. Приспевшу великому посту, святия четиредесятници первой неделы, по обичаю християнскому, предъуготовившися, причащахся пречистих и животворящих Тайн тела и крове Господа нашего Иисуса Христа. Приспевшей же неделе Православной, паки давше мзду Агарянам, правовернии християне отверзоша Святие Врата началствующей церкви Воскресения Господня, и бисть парусия (си есть соборное служение) болшая, паче первих и лепотнейшая, служаху бо в то время божественную литургию и прочии два архиепископи с епитропом, си есть с наместником патрияршим, и освятиша единаго от протосингелов в архиепископа града, именуемаго Лиди, иже обретается в Палестине, недалече от Иерусалима, и идеже бисть отчество святаго великомученика Георгия, якоже сведителствуется от жития и страдания его. Тогда служаху архиереи 4, иереев же вящше 30, а на литии, еже есть на процессии, вящше 40, бяше диаконов 5, иподиаконов же зело много, от них же овии свещи, овии крести и патерици архиерейскии и прочая церковная украшения ношаху; в то время рипид среброкованних бяше 9, патериц архиерейских 4 и крест. По изшествии же из церкви, званни тогда бяху вси поклонници в монастирь патриарший и угощении трапезою честно. Минувшим же неколицем днем, Февруария 23, паки ходих третицею к обители святаго и преподобнаго Савви, послушания ради монастирскаго, по прошению игумена, понеже братий мало тамо обретается, к тому же немощни и стари, сего ради игумен неколико убогих поклонников созва, помощи ради, идеже и аз бех, и пребивши тамо седмицу едину, паки возвратихся в Святий Град.Наставшей же неделе крестопоклонной, паки отверзоша Святие Врата церкви Воскресения Господня, идеже и Гроб Христов обретается, и бисть соборное служение пресловутое и парусия избранная, еще болшая паче первих, тогда бо бяше вящше кандилов и лампад возженних и всякой утвари церковной. 4 бо тогда вышеписанние архиепископи служаху божественную литургию, а пятаго иннаго от протосингел освятиша архиепископом Газским; сам же епитроп патриарший крест святий от честнаго древа изнесе на блюде среброкованном, позлащенном от божественнаго олтаря среде церкве, и покланяхуся вси християне, лобизающе с верою, страхом и всяким благоговением, и бяше в то время рипид среброкованних и позлащенних 12 и патериц 5 и крест, иже носится пред намесником патриярхи, диаконов бяше седмь, священников же близ 40, а на процесии бяше пятдесят. И угощении бяху того дне трапезою вси ходзее в монастире патриархии. Последи, седящу ми в монастире святаго Архангела с прочиим множеством народа поклонников, не можах потреб моих молви ради творити, сего ради нужда ми бисть некако уединитися, и отъидох, по соизволению честнаго игумена, в монастирь Святаго Креста третицею, и сидящи тамо на уединении 14 дний соверших потребу мою, и возвратихся паки в Святий Град, на место первое. В един же от дний, согласившися аз с сожителем своим, иже бяше от Сербии, наяхом Агарянина, да поведет нас во Горняя, поклонения ради, понеже хадзее тамо на поклонение собором не ходят, якоже на прочие места, но кто хощет когда. Вина же сего двояка есть: 1) яко отчасти есть далече, триех бо и четирех час хождением отстоит от Иерусалима; 2) яко Греки ничтоже тамо имуть, но вся в руках Римлян. Ми же от далечайших стран суще поклонници и болшое паче инних желание к посещению имуще, согласихомся (якоже рех) и пойдохом пеши, с предводящим нас Агарянином, и за два часа доспехом в Горняя, идеже бяше иногда град, якоже сведителствует божественное писание, нине же мала весь обретается и внутрь веси монастирь невелик, обаче зело лепотен, идеже обитают Францешкане, Римскаго устава иноки. Создан же есть на месте, идеже честний Пророк и Предитеча и Креститель Господень Иоан родися от неплодних ложесн матерних и идеже бяше дом Захариин, и устретеся Преблагословенная Дева Богородица с Елисаветою и целовастеся обе. Тамо ми не входяше внутрь, отъидохом первее к скиту святаго Предитечи, идеже от пелен матерних изшедше, пустинное и безмолвное препровождаше житие, еже место отстоит от Горних единим часом пешехождения. Тамо пришедше к единой горе великой, стоящей над ровом глибоким, обретохом в камени изсеченну малу пещеру, идеже постническую и ангелску святий Предитеча провождаше жизнь, одесную же пещери течет прекрасний живия води источник, иже молитвою Святаго к препитанию от Бога даровася. Прежде бо даже не обитати тамо святому Иоанну, ниже вода бяше, ниже бо удобно место бити воде, понеже високо стоит в конец гори, обаче благодатию Божиею угоднику его даровася, яже и доселе течет непрестанно и неоскудно. Верху же пещери стоит церковь, последи от человек в память Святаго созданна, нине же опустела и разоренна есть, и древа, именуемие акриди (еже есть рожки Турецкие) при пещере растут, от его же вершия ядяше святий Предитеча. Тамо ми поклоншеся месту святому в церкве и пещере, и пивше от источника Предитечева благословенна, возвратихомся воскоре в Горняя и идохом в предреченний монастирь к иноком Римским, и отверстей сущей церкви, идохом внутрь и поклонихомся с верою и говением месту оному, идеже родися с. Предитеча. Место же оное сице прекрасно мрамором белим и черним с искусним сечением и премудрим майстерством осажденно, яко всякому дивитися дозела. Последи же званни бехом, по повелению началствующаго, иже именуется гвардиян, и угостиша нас, яко странних, хлебом и вином, и возблагодаривше Богу и страннолюбцем и возвратихомся в Иерусалим. Егда же наста день недели цветной, бисть парусиа краснейша и болшая паче всех первих, о них же прежде писах. Тогда бо бисть кандилов елейних возженних безчисленное множество, сребряних же, христалних и всяко различних, не токмо бо Греки, но и Римляне, и Армени, и Копти, и Сирияни, словом рещи, все еретиков секти, внутрь великой Воскресения Господня церкви обретающиися, на своем определенном месте вжегоша кандила и лампади и покровами драгими. И красяшеся тогда церковь огненним светом, аки небо звездами, сребром жe и златом и инними утварми церковними, аки молниями, и тогда воистинну в церкви стояще, на небеси стояти мнехомся. Бисть же вечерное и утренное пение лепое и неспешное и певцев множество, и бисть сладкое бдение и недремливое стояние тогда, найпаче же, егда начата раздавати ваия, раздаваху бо сами архиереи от рук своих людем. Даяху же всякой душе ваию едину финикову и ветву маслину и крест, от листвия финикова сплетенний. И служаше тогда сам епитроп патриарший и с ним два архиепископи, священников же еще болше, нежели прежде бисть. Егда же, по окончении божественной литургии, изийдоша на литию архиерей с иеромонахи, иереи, диакони; же, иподдиакони и с всем народом християнским, тогда обхождаху великий олтаръ церкви и гробъ Господень. Тогда явися много от сокровища церковнаго и предношаху хоругов иконописанних 10, лампад же великих, аки дреколие, от чиста и бела снеговидна воска сотвореених, многое множество, рипид сребрних и позлащенних 15, иереев яко пятьдесят и вящше, диаконов бяше близ десяти, еще же ношаху на сребряних блюдех три митри патрияршие, среброкованние и позлащенние, и различними драгоценними каменми насаждение, и бисть празденство праздником и торжество торжеством, шум же и вопль от пения неизмеримий, даже до небес досязающий. Греки бо в великом соборном олтаре и окрест, Римляне же одесную церкве и Армени ошуюю, Копти же и Сирияни созади, все елико могут поют по преданию своем, найпаче же Римляне бездушним своим органом всех гласи покривают и заглушают; Арапи же вери Греческой всегда на пренесении даров и на литии часте повторающе от всея крепости впреки Римляном вопиют: едина вера православних християн. Сице же по вся годи творят, от ветхих времен обикше. Тогда, по изшествии из церкви, званни бяху вси поклонници в монастирь патриярший и угощении трапезою честно, якоже и прежде. Утру же бившу, в великий понеделник, отъядоша вси поклонници к преблагословенной реце Иордану, овии на конех, инии же на верблюдах, прочии же на месках и ослах и всяко, якоже кто изволи. Отъидоша же с многими вооруженними, с копиями и хоругвами безчисленними. Се же того ради, да от пустинних разбойников без пакости сохранении будут, иже окрест Иордана скитаются. Не токмо же Греки сами отъидоша, но и Римляне и Армене, и всякой вери люде, кроме Жидов, и бисть тогда народа до триех тисящь и вящше собраннаго. Таже третияго дне возвратишася в Иерусалим, си есть в среду. Заутра же в великий четверток, един от архиереев с иеромонахи сотвори елеосвящение в патриярхии и помазаху всех путников и прочте разрешителну молитву. Таже един от архиереев имеяше служение соборное в храме святаго Апостола Иякова, Брата Господня, иже стоит вне великия церкве; по литургии же божественной изийде архиерей с двеманадесяте священники пред Святие Врата Великия Церкве, на предъуготованное место, и по сведителству Евангелия, в память Христову, якоже на Тайной Вечери учеником своим сотвори, свлек ризи своя и препоясався и уми всем двеманадесятем священником нозе. Многому множеству народа предстоящу и смотрящу таковое архиерея благое дело. Заутра же, в великий пяток, отверзоша Святие Врата Агаряне, по мзде, и оставиша внийти внутрь всех странних же и своих, Греков же, Римлянов, Арменов, Сирианов, Коптов и Ефиопов, многое множество народа от окрестних стран сошедшихся, и заключиша врата и не отверзоша даже до времени, в он же является огнь от Гроба Господня в великую суботу, и пояху вси на определенном своем месте правило, по обичаю своему и язику. Греки убо по преданию Святих Отец ношаху плащеницу и надгробное Христу пояху пение, тогда же един от учителей малое поучение к народу повествоваше; Римляне же и Армени и прочии по своему творяху обикновению. Римляне убо в великий пяток в полунощи, воставше от места своего и облекшеся в одежди своя священническия и клирическия, идоша первее на гору Голгофу, с многими лампадами вожженими и псалмопением, носяще крест с распятим Христом, от древа срезанним, и вознесше на Голгофу поставиша, поюще свое правило яко час един. Таже един от иноков их Францешканов, учитель сий, изийде на среду и повествоваше поучение к народу Италианским язиком, си есть Римским общенародним. По окончении же сняша с креста икону Христову древяну и положивше на плащеници, несоша с Галгофи низу и положиша на месте оном, идеже Иосиф с Никодимом, снемши тело Христово с креста, обви плащаницею, и тамо такоже подобне пение сотворише, повествова ин учитель великое поучение к народу язиком Арапским, на ползу Арапом, от них же многих превратиша к своей церкве. Последи же несоша икону Христову с плащеницею и положиша ю верху Гроба Христова, и тамо третий учитель Гишпанским наречием поучение сотвори. Окончившим же всем нощное правило, угасиша вси кандила, яко ни единому нигде же остатися, обичай бо тамо есть от ветхих времен сице творити, понеже вси Християне ожидают новаго огня, иже является от Гроба Христова в великую суботу о девятом часе дне по вся годи, егоже исповедуют и веруют Греки, Армени, Копти и Сириане, и Ефиопи вери Греческой, едини токмо Римляне не веруют и глаголют, яко хитростию никако Греки творят, сего ради отчасти, неимуще откуду огня взяти, отчасти же впреки Греком творяще. Заутра в великую суботу рано, прежде даже не возийти слонцу, пред Гробом Христовим поставляют трапезу, украшенну сребром и златом и свещами многими в служение божественной литургии. Творят огнь новий сицевим образом: вземлет един от Римлян инок камень и железо и губу, или просте рекше, кресиво, и ударяет дважди или трижди и не могущи зажегти, отдает Турчину и той зажигает и бивает огнь, и зажигают тогда свещи и литургисают пред Гробом Христовим, еже многоразличнии народи видяще, посмевают. Особне же аз, хотящи уведати тайну, единаго от законник их вопрошах, почто сице творятъ? Отвествова ми, яко умершу Христу плотию, вся совершишася и ветхая мимоидоша, во воскресение же вся пременишася и нова биша, сего ради и ми новий (рече) огнь, не сущу ветху, соделоваем. Обаче паки приступаю к повести, яко по окончении оной литургии абие собирают вся и входят вси Римляне внутрь обители своя и заключаются и неисходно пребивают даже до явления огня от Гроба Господня, от него же запаляют свещи вси Християне и Армене и прочие секти обретающиися в великой церкви Воскресения Господня.О чудотворном огне, являемом на Гробе Христовом и о еже како его восприймуют християне и в кое времяО огне Иерусалимском многии многая и различная глаголют словеса, некая же и противная Богу. Неции убо глаголют, яко огнь оний с небесе сходит, инии же от великаго усердия и неразсуждения рекут, яко несть он огнь, но Дух Святий, другии же глаголют, яко не палит, прочии же глаголют, яко палит, неции же баснословят, яко до триех лиц, си есть, егда первий возжет от Гроба, другий же от перваго и третий от втopaгo, триех человек не опаляет, аще и браду нань возложиши; четвертий же, егда возжет, опаляет его. Паки инии повествуют, яко огнь оний, аки живое сребро, на части малие, круглие, раздельшеся, верху мрамора гробнаго движется, и несть червлен, но токмо синий, аки от сери возжений. Неции же глаголют, яко пламень велик есть, яко всей каплици Гроба Христова наполнятися. Обаче Бог весть, кому веру яти требе, никто бо может ведати совершенно о том, кроме того, иже входит внутрь первий и возжегши износит, ниже бо не может внутрь Гроба внийти в час той, под великою и крепкою стражею, кроме патриярхи, или без бития патриярхи, иннаго архиерея, на месте его сдужащаго. Обаче аз, под совестию моею, тщательний читателю, истинно ти вся и неотменно, якоже бивают тамо исповем и якоже аз своима очима видех и уведах, никто же бо (мню) не имеяше таковаго тщания и испитания от между толь тисящнаго народа путников, якоже аз.О церемонии огня ИерусалимскагоЗаутра убо в великую суботу, вси лампади и свещи, елико могут обрестися в церкви, сами Турки с иноки Греческими и Арменскими вся престоли и угли церковние горе и низу обходят и созирают, аще могут где каково либо буди обрести светило, и всюду угашают; такоже и вси християне, найпаче же Арапи, блюдут, да не како останет где некое кандило горящое. Таже обшедше вся, нецеи от началнейших иноков Греческих и Арменских и погасиша вси кандила, обретающиися внутрь Гроба, понеже Гроб Христов есть внутрь здания, двое врат имущаго, внешние и внутрьнние, еже аки церковь мала стоит, с главою (якоже пред писах). Тогда народ безчислен, от поклонников и Иерусалимлян, готовящеся с великим говением и усердием, взлезающе на здания и столпи церковние и прицепляющеся друг другу, едва на главу не возлезаше, и подавляхуся утесняющеся, всяк хотя первий бити и первее от рук архиерейских возжегти свещи. И аз бо хотех потщитися и бити первейшим паче всех, но егда приспе время, едва не последнейшем бых. И весь народ, руки подносяще, вопияху: «Кирие елейсон». Приближающемужеся осмому часу дня, уготова новий кандил начальник великия церкви, наполнен елеем, и понесе внутрь Гроба Христова не возжен и постави его верху камене гробнаго, на зажжение новаго онаго Святаго огня, егоже Греческим наречием именуют Άγιο Φως, си есть Святый Свет. Бившу же яко подчасу осмому, прийде некий от знаменитих Турчинов и вшедши внутрь Гроба Христова, созираше, да не како кто утаится и сокриется тамо и да не останет некое кандило непогашенно, таже изшедши, заключи врата и печатию утверди, и окрест врат пристави страж крепку, и не вхождаше к тому никтоже.О исхождении огняАбие же намесник патриярший, не сущу тогда в Иерусалиме самому патриарсе, с священники же и диякони и с всем причтом церковним, облекошася в одежди священническия и егда огласи осмь часов, тогда весь освященний собор стояше внутрь великаго олтара и ожидаше знамения. Знамение же сицево есть: егда узрит весь народ некое кандило, вне гроба в церкви запаляемое, и сам узрит патриарх или намесник его, тогда разумеют, яко и внутрь Гроба Господня огнь есть несуменно; всегда бо, на всяк год или пять, или четири, или два, или поне едино запалястся, обаче не горят, токмо просвещаются, аки пламенем огненним, от них же и аз три кандила видети сподобихся, два убо бяху мало блещащеся и по мале погасоша, третие же, егда запалися изначала, пламенем велиим горяше зело прекрасно дотоле, донележе не погаси панамарь. Узревши убо намесник патриярший просвещаемия кандила святим оним светом не рукокосне, такоже и вси людие, абие изийде с всем священним собором и творяху обхождение окрест каплици Гроба Христова, поюще: «Воскресение твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небесехь». Обшедше же трижди священници вси возвратишася в великий олтарь, митрополит же, намесник патрияршего престола, Турчину отрешившу печать и отверзшу двери внутрь Гроба, с свещами невозженними внийде. Стояху же неколико иноков, младих и силних крепостию, уготовльшеся взяти архиерея Господня с святим светом и принести к олтару, понеже аще не би било сице на всяко лето, народ удавили биша архиерея единаго. Вкупе же с архиереем Греческим и архиепископ Арменский внийде внутрь, обаче ничтоже не действует, токмо зрит чудотворимое и стоит за первими врати внешними, при камени, иже отвален есть от гроба, архиерей же Греческий в внутрнейшее входит врата, идеже есть Гроб Христов мраморен, и тамо, не вем како и каковим образом, запаляет свещи многи и дает един связен свещь от руку своею Армейскому архиепископу, таже износит вон к народу. Сице о сокровенних слишим. Обаче да приступлю к повести начатой. Тогда митрополит Греческий, вшедши внутрь Гроба, замедле яко чрез двое «Помилуй мя Боже», таже изийде ко народу, в десници и в шуйце многие запаленние свещи носяще, и абие похитивши иноки архиерея своего, несяху пред великий олтарь, Армене же, похитивши своего, несаху к своей церкви, и абие всею силою возринуся народ на архиерея Греческаго, найпаче же от странних и далеких пришелцов, и сотворися мятеж и вопль велик, всяк бо простираше руце к архиерею и угнеташе друг друга, и отреваше, и скакаху на плещи един другому, и всяк хотяше от самаго архиерея засветити своя свещи; и тогда, хто силнейший, той и первий бяше, ктоже немощнейший, той последний бисть. Запали весь народ своя свещи, неции от самаго архиерея, иннии же друг от друга, обаче едина сила и благословение от всех восприймуется. Архиерея же внесоша внутрь олтаря ели жива от угнещения всенароднаго, и тамо препочивши, мало укрепися. Бисть тогда церковь вся полна пламене огненнаго и зряшеся, яко река огненная текущая, или аки пламенноноснии херувими, летающии во храме Господнем, от него же страх и радость неизглаголанная пронзаше утробу человеческую, и бисть торжествование в народе и удивление многое. Мало же подержавши свещи, погасиша, понеже всяк путник оние свещи в свою странну несет на благословение. И возжегше кандила сребряная от огня онаго в великом олтаре и на Голгофе, начат епитроп, с всем освященним собором, пети божественную литургию, и тогда еще некая кандила невозженная просвещахуся светом, аки горети мняхуся, едино же зажжеся пламенем совершенним и горяше чрез всю божественную литургию, последи же изшед понамарь погашати кандила, тогда и тое погаси, невидевшу мне; а еже яко не вжегомо бе, но само сожжеся, сие аз своима видех очима и тогда утвердих маловерие мое, ибо аще отвне в время то сице нерукокосне чудотворится, то колми паче внутрь Гроба (аще и никто же видит, кроме архиерея), требе всякому веровати, идеже пречистое и пресвятое Тело Господа нашего Иисуса Христа положенно бисть, и благодать Божая присно пребивает. Аще бо Бог, иже Израилтяном во пустини от камене воду источи, и весь свет и яже в нем от ничесого же сотвори, то не может ли Тоижде в животворящем Своем Гробе (в нем же, яко человек, плотию усну и яко Бог воскресе) показовати и являти чудотворний огнь, на славу и похвалу правоверному христианскому роду? И аще рекут противнии, яко прежде являшеся, нине же, грехов ради людских, преста, на то да ответствуим, яко аще и греси людстии умножишася, обаче благодать и сила божественная, присутствующая в Христовом Гробе, не умалися, но единаче, якоже и сперва, и нине пребивает и до скончания века пребудет; а еже глаголют паки, яко архиепископ Греческий некако притворне и хитростне обретает огнь, на сие ответствую аз, яко аще би и сице било (еже да не оставит Всемогущий Бог сицевому злотворению обрестися в вере нашей), унше есть веровати, нежели не веровати, веруяй бо лгущему на похвалу Божию, греха не имать ни мало, лжай же, аще и на похвалу Божию, грех тяжестен имать. Тем же болезнь неверия и лжи врага нашего да обретается на главе его, и на верх его неправда его да снийдет, ми же благодарим дивно во Троицу прославляемаго Единаго Всемогущаго Бога, сподобившаго нас слишати и видети таковое чудо. А еже глаголют многии от Греков, яко не опаляет человека и несть, якоже естественн огнь, но свет, аще убо бил би токмо свет, а не совершенний огнь убо просвещал би точию, а не жегл; азъ же видех и искусих, яко нетокмо мене грешнаго, но и инних многих добродетелних мужей опаляет, аще кто прикасается ему телом своим; аще же би кто таковий обрестися возмогл, его же би не жегл оний огнь, оттуду не можем глаголати, яко огнь неопаляй и преестествен есть, понеже не от сили огня чудодействуется, но от Бога, добрих ради дел и вери мужа онаго. Сице убо и детем Еврейским в Вавилоне иногда пламень пещний естественний преестественне сила божественная на хлад преложи и триех отрок не опали. Паки, аще би не жегл оний огнь, то биль некий свишше божествен, в нем же иногда Боговидец Моисей в горе Синайстей виде купину горящую и несогаряемую, и кто убо би смел, (рци ми), не глаголю прикоснутися, но возрети нань от нас грешних, в смердящом сем телеси окаянная провождающих житие? Аще убо праведний Моисей, божествений и преестественний оний огнь телеснима и естественнима видети сподобивийся очима, глас страшен от Бога слишав сице: «иззуй ремень сапогу твоею, место бо, на нем же стоиши, свято есть», то како би ми грешние могли прикасатися ему, с таковим безстрашием и безчинием тиснущеся, яко едва архиерея Божия не угнещаем? Паки, аще би биль огнь неопалний, то како свещи от него запаляем и воск растопневает, фитили же горяще очерневают и в пепел обращаются, и кандила в церкви от тогожде огня запаляют, от них некая неусипно чрез весь год горят, якоже над гробом Христовим и на Голгофе. Паки, аще би биль не якоже естественний огнь, то едва би в тисящних народех един удостоился видети или коснутися его, в церкве же Иерусалимстей един другому подавает и друг от друга засвещает свещи, и елико добродетелен, толико и грешен и грешнейший прикасается и равно участником бивает; не токмо же правовернии християне, но и Армени, и Копти, и Сирияне равно и единаче восприймуют и вси вжигают свещи от огня онаго. А еже неции неразсуднии глаголют, яко сходит с небесе, ни се есть истинна, аще убо нисходил би с небесе, убо биль би небесний, преестественний, неопалний, но якоже не едино от сих не имать в себе, довлеет убо всякому веровати, аще и естесствен есть, обаче без прикосновения руки человеческой верху Гроба Христова на мраморе является, и прежде даже ему не явитися, кандила церковная вне Гроба всем видящим иная мнятся, яко светитися, иная же запаляются и погасают, инная же зажегшися, елико елея в кандиле довлеет, горят. Довлеет убо нам нинешних веков таковое чудо, и ниже сего достойни есми видети. Но приступем к повести. По окончении убо божественной литургии, християне зело радовахуся, благодаряще Бога, яко получиша желаемое, понеже поклонники не инной ради вини даже до Воскресения Господня медлят в Иерусалиме, токмо чудотворнаго ради онаго и освящающаго пламене, иже от мрамора гробна в великую суботу, в девятий час дне является. Пребиша же вси поклонници неисходно в церкви далее до дне Воскресения Господня, стояще на всенощном бдении и утро на божественной литургии. Служаше же сам намесник патриарший с всем освященним собором лепо, якоже и прежде. По окончании же служби Божой, в светлий день Воскресения Господня, изийде весь народ вон и заключиша Агаряне врата святая двема ключама и печатию, якоже и прежде. Званни же абие бяху от иноков, повелением епитропа, вси поклонники в монастирь патриархию и учрежденни биша последнею обаче изобилною и мирскою трапезою, заклаша бо их ради 40 овец, кроме инних варений и сотвориша пирование со тимпани и труби и с многими честними поздравлении и приветствии, благодарствоваше сам намесник патриарший за трудолюбие и милостиню, тоже сотвориша местом святым. Бяше же душ ядущих яко 400 и вящше, и ядоша вси и наситишася до изобилия и яко избитком остатися многим, на няже нападше Арапи христиане, вся та расхитиша в мгновении ока. Пребиша же в Иерусалиме поклонници даже до Фоминой неделе, предъуготовляющеся на путь и отслаша Светлой седмици вси свои вещи в Иопию, сами жe обхождаху и посещаху некие места святие, их же не посетиша прежде, инии недуга ради, иннии же некаковаго деля препятия. Тогда убо и аз посещах дом Давидов и Горняя. Дом Давидов стоит близ первоначалних врат града, путь имущих к Хеврону, их же инии именуют врата Давидови того ради, яко близ дому Давидова стоят, Арапи же именуют врата Хевронские. Полати Давидови суть на столпе толстом и високом, от каменей великих зданном. Суть же и инние подобние ему два столпа, стоящие един одесную и един ошуюю; стоят же в стене градстей и окрест их ров глибок соделан, отвне и внутрь града чрез ров же к полатам мост утвержден к прехождению, идеже нине Турки крепость и защищение граду соделаша и наполниша арматами и иними орудиями бранними. О Горних же прежде писах. Приспевшей убо Фоминой неделе, отверзоша Агаряне по мзде Святия великия церкви Воскресения Господня врата еще с вечера, и пребиша тамо на нощном пении и утро на божественней литургии и воздавши последнее поклонение и целование Пречистому и Животворящему Гробу Христову и прочиим святим местом, обретающимся внутрь храма; изшедше же из церкви, уготовашася на путь и всяк себе наят скота. Заутра же, в понеделник по Фоминой неделе, рано, вседше на кони, мески, верблюди же и осли и всяко, якоже кто можаше, убогии же пеше ходяще, отъидоша вси от различних вер поклонници от святаго града Иерусалима в Иопию к пристанищу морскому, идеже доспеша третияго дне. Бисть же тогда всего народа от Греков, Римлян, Армен, Коптов же и Сириянов яко три тисящи и вящше, и помощию Божиею благополучне прейдохом, кроме всякоя пакости, а не якоже прежде, понеже бисть с нами знаменитий паша, с множеством воев провождаяй нас, сего ради ничтоже пустинние Ефиопи не смеяху путником пакости творити, токмо подобне, якоже и прежде, в Раме и в Иопии дань вси дадоша. До зде о посещении святаго града Иерусалима. Славлю убо прочее и благодарю от всего сердца Творца моего и Бога, яко сподоби мя посетити, видети же и поклонитися местом оним, яже вчеловечившися Сам своим Пречистим Телом и Пресвятим Духом освяти. Еще же молю, да сподобит и прочиих правоверних християн, от всего сердца желающих дойти и поклонитися тамо, еже всесилною Его помощию буди, буди. Аминь.Пребившим убо нам в Иопии неколико дний и сущим на пристанищи кораблем многим Французским, в различние странни пловущим, тогда всяк от поклонников в свое отчество отпли: инние в Константин град, иние в Солунь, прочии в Кипр остров, неции же в Египет, друзии же в Анатолию, и всяко, идеже кто требоваше, седмици оноя разлучишася. Аз же еще прежде имий желание и попечение отъити, поклонения ради, в гору Синайскую, и обрет корабль, пловущь к единому граду знамениту, именуемому Дамятя, отстоящему близ Египта, на пристанищи морском, вседох в он с прочиими, Априля 17, минувшей седмици по изшествия из Иерусалима. Наченшу же кораблю шествовати, единаго дне пловохом ветром помощним, втораго же дне явися ветр противен и уже приближающимся к пристанищу Дамяти, несяше корабль воспять. Нехотящим же возвращатися, пловохом сопротивляющеся семо и овамо шесть дний. Видящи же началник корабля, яко ветр день и нощь един пребивает, к тому же оскуде некиим пища, такожде и вода возсмердеся, сего ради, по совету его и всех, пустихомся в остров Кипрский, купления ради хлеба и почерпления води, понеже тамо ветр гоняше. Пловохом же еще четири дня и едва нуждно достигохом пристанища Кипрскаго. Бог же весть, каковую нужду претерпехом, пиющи смердящую, еще и тую не доволно, но от своея води началник корабля подаваше всякому малою мерою, юже не токмо пити, но принести к устом или к носу нужда бисть. Таже Апреля 26 приспехом к Кипру, к граду Лемесу.О пришествии моем вторицею к Кипру островуВидящи аз, яко Бог тамо, идеже не хотех, принесе мя, оттуду уразумех, яко ищет от Мене, да должное святим местом, в Кипре обретающимся, воздам поклонение. Сего ради, давши мзду за мя, оставих корабл плисти в свояси, аз жe остахся, совокуплшися с единим иеромонахом Дионисием святогорцем, аз поклонения ради, он же милостини ради на монастирь и поклонения. Есть же место то, идеже ми пристахом, рекомое Лемесо, еже есть мал град, и аще здания мало лепотна суть, понеже от плинф блатяних, не палених жиждемая, но на равном, веселом же и мягком поле, при брезе морстем стоит, идеже древес акридних, си есть рожков турецких, внутрь же и окрест града древа много садовнаго, от фиников, лимоний, помаранчов, роидов и древа шелковаго изобилие, такожде и маслиннаго и фиговаго, хлеб же и вино и вся вещи на малой цене продаются. Тамо замедлевше 4 дни, отъидохом на мсках к первоначалному граду Кипрскому, рекомому Левкосия, Мая 1, и доспехом тамо третияго дне, идеже идохом первее к архиепископу всего Кипра, иже есть тамо в великой чести, и давши нам свое архиерейское благословение, отсла нас на малое пребивание в гостинницу, при храме святаго Антония стоящую, яже иногда бяше монастирь, нине же мирская церковь. Премедлихом же тамо неколики дни и посещахом вси церкви града и монастири. Левкосия град в острове Кипрском есть первовачалний и болший, понеже тамо властелин Турецкий, всем Кипром обладаяй, обитает, и первенствующий архиепископ християнский и вся суди тамо совершаются. Бяше же иногда град зело прекрасен, егда обладаху Венети, Венецкаго бо есть не простаго здания, якоже от стен градских и от ветхих оснований домов, мало оставшихся, познавается, найпаче же от повести народа. Егда же Агаряне, чрез брань, Божиим попущением, взята в своя руце, опустошиша вся и раззориша доми и прекрасние палати до основания, от них же некии останки зданий и церковь даже доселе обретаются, иже бяху лепаго строения, найпаче же обретается даже доселе церковь святия Софии, велика и зело прекрасная, от камене резаннаго зданна, яже издалече вне града зрится; нине Турки превратиша ю на свой мечеть, идеже собирающеся молитву деют, и несть християнину волно внийти внутрь. Сего ради, ниже аз могу явити красоти ея внутрныя, токмо слишах от християн майсторов, иже некоего времени потреби ради здания, повелением Агарян работаху внутрь, яко зело лепа есть. Нине же, верху оснований ветхих каменних, вси доми суть зданние от плинф блатяних, непаленних, внутрь же варом побеленних. Тамо вси началнейшие и богатие людие и купци обитают, болше же Турков, нежели християн, обретаютжеся Римляне и Армени. Церковь християнских внутрь града всех суть 9, прочее же все турецкие мечети, иже от святих церквей превратиша; монастира несть ни единаго Греческаго внутрь, Французский же един и едина Армейская церковь. Прочее град отвне стеною есть крепок и лепотен, внутрь же здания не весма лепотна, токмо от множества древа садовнаго зело прекрасен, издалече аки некий вертоград зрится, понеже всяк дом имать свой сад от лимоний, помаранчов, яблок и прочиих различних древес, найпаче же от финик изобилие многое. Град оний имать три врата, с стражею, и по стенам града армат неколико, окрест же града окопан ров, иже во время дожда наполняется води. Стоит же на поле равном, низу, окрест же обстоят гори високие издалече, и имать воду, текущую от гор, внутрь изобилну, от нея же вси вертогради напаяются.Тамо ми пребихом 10 дний, и оттуду, Мая 13, прийдохом до Ларнаки, иже есть место недалече моря стоящее. Ларнака несть град, ниже весь, но место близ брега морскаго стоящее, идеже обитают консули Француский и Ангелский, управления ради и суждения своего люда, по морю кораблями приходящаго. Есть же близ Ларнаки инное место, рекомое Аликес, на самом брезе при море стоящее, еже есть пристанище кораблем, идеже припливают корабле от различних стран, Французские, Ангелские, Турецкие и прочии и привозят товари, яже требует Кипр, от Кипра же взаим иние взимают товари и развозят в своя странни, яко то: вино, сир, масло, мед, рожки турецкие, фарби, родящиеся в Кипре, и прочая. На пристанищи оном обретается храм святаго Лазаря, велик и висок, крепким иждивением сооружен, якоже некая царская палата, о нем же не ложно повествуется, яко созда святий Лазарь, оний, его же Господь наш Иисус Христос по четвертом дни умертвия его в Вифании воскреси от мертвих. К тому же лучшее имами сведителство, яко в томжде храме, в великом олтаре, внутрь в земли, яко насажден глубоко есть гроб, аки мала пещера изрит, в нем же бяху положенни мощи с. Лазаря, егда успе вторицею, по епископствовании своем в Кипре (якоже от жития его сведителствуется). О мощех убо не слишах, где обретаются, гроб же и до нине в церкви есть, в чести и почитании християн. Ларнака от Аликес отстоит яко полпоприща, и сего ради, яко едино населие есть, людие бо непрестанно семо и овамо, потреби ради, проходят; обаче в Ларнаце все суть знаменитии людие и вящше домов и церковь три, в Аликес же токмо едина церковь святаго Лазаря; обаче обретаются и зде и тамо прекрасние палати, найпаче же консулов и купцев Французских. Есть же в Ларнаце едина церковь Французкая и монастирь францешканов, иноков Римских. Близ же Аликес суть двое езера, имущие воду слану, идеже раждается соль бела и чиста; обаче от християн никто же обладает ими, токмо Турки, но и тии закупующе, дань дают цареве. Место оное стоит на равном и веселом поле, но садов мало, леса же ничтоже; не весма же далече, яко двою или трию часу хождения, гори обстоят и оттуду древа лесовние к палению имуть. Води доброй мало обретается, вина же и хлеба, и елея, и всего доволно. Недалече же пристанища, рекомаго Аликес, от странни западния, отстоит гора висока, яко четирех час хождением, верху оной убо гори обретается монастирь Святаго Креста, его же святая Елена царица созда. Но о сем последи ясно изявити потщуся. Поклонившеся убо ми тамо гробу святаго Лазаря, и пребихом тамо даже до окончения месяця Мая, творяще своя потреби. Таже, Июня втораго числа отъидохом паки к Лемесу пристанищу, о нем же пред писах, идеже претивши мали дни, отъидохом, Июня 13 числа, в понеделок, к монастиру, иже именуется Панагиа ту Кику, поклонения ради, иже отстоит двою днию хождения от Лемесо, между великими горами, во пустини. Ми же шествующе медленно, доспехом тамо третияго дне; прияти же бихом (не сущу игумену) братиею честно и премедлихом тамо гостяще целую седмицу, лепоти ради обители и места святаго. Монастирь оний именуется от иних Кикос, а оттуду Панагиа ту Кику, си есть Богородица Киковская, есть зданием невелик, но строением и расположением изряден, весь от камене здан, покрови же на основании древяном керемидние, си есть от черепици; здание токмо двоих степеней, един верху других устроейние суть. Церковь тамо особне стоит, не весма велика, но лепотна, имущая едину главу, возвишенну горе, с окнами, толика же есть мерою в широту, елика в долготу, внутрь вся списанна иконами Святих. Тамо в храме обретается едина икона Пресвятия Деви Богородици, именуемая Одигитрия, держащая на правици Господа нашего Иисуса, яко младенца зело умиленна, сицевим образом. Ея же исписание не зрится, – вся покровенна есть, кроме лица, среброкованною шатою. Чудотворением от ветхих времен – даже до нине – прославляемая; пред нею же на всяк день иноци молебний канон поюти. Не токмо же Кипрьский народ, но и окрестние далекие странни в велицем почитании икону ту имуть. Церковь есть расположением троепрестолная, входов же вратних 5 имать; трапеза верху келий и зданий високо стоит, идеже иноци пищу ядят. Монастирь оний нужди и дани великой от Агарян не имать, и крести верху здания церковнаго водружении имать, еже есть велие в Турецкой земли; се же отчасти того ради, яко стоит в пустини, между великими горами, уединен от градов и народа, найпаче же, яко благодать и призрение Преблагословенной Деви Богородици присно пребивает тамо. Обитель она стоит зело в великой пустини, на месте високом и прохладном, и благоприятном, и весма к иноческому уединенному житию приличном. Воду, потреби ради монастирской, от дожда собираемую в кладязах имуть, к питию же есть источник пред врати монастирскими, вне в долине малою струею текущь, но вода паче оная в всем Кипрском острове лучша обрестися не может, понеже чиста, яко христаль, хладна же, аки лед, яко едва зуби понести могут пиющаго ю, здрава же и легка на стомах сице, яко не токмо неболезненну, но и немощну помощна. Именует же ся оний источник Αγίασμα Παναγίας си есть освящение Богородици, понеже искуством доходят, яко изсподу храма церковна начало течения своего имать. Словом рещи, во всем обитель изрядна, не токмо местом, и строением, и святинею, но и добрими иноки, иже суть добродетелни, смиренни и страннолюбиви зело и благоговенни; их чин церковний и пение и монастирское обикновение изрядна суть; кинвалов не имуть, токмо двое била, древяно и железно, ими же оглашают потреби монастиря. Несть же тамо ни вертограда, ни сада, ниже внутрь, ни вне обители, но всюду окрест пустиня и гори високие, на них же древеса токмо лесовна суть: певги, кедри, платани, дубие и прочие. Вестно же буди, яко певг Греки именуют сосну, яже обретается повсюду, кипарис же, аще не повсюду, но в многих странах обретается, кедр же мало где; елико бо шествие творях землею, между великими горами, не токмо видети, но ни слишати не случися. В Кипрьском же острове, недалече монастира сего, на едином токмо месте кедри растут многи, от него же древа много во здании монастиря обретается, чесо ради искуства ради и видения, ходих аз единаго дне в пустиню и видех образ растения его. Но о сем на инном месте явит слово. Еще же обретаются кедри краснейшие в горе Ливане, в пределех Галилейских и Иерусалимских, инамо же не слишатся. Прилично убо зде явити повесть и о сей иконе Апостола Евангелиста Луки, понеже неции глаголют, яко несть его, но инна. Историографи Греческие повествуют, яко три икони различние Пресвятия Богородици в животе своем написа, от них же едина обретается в Малой России, в граде, именуемом Вилно, и тая зовется Елеуса, которая на левой руце держит Господа нашего Иисуса Христа; вторая в Мореи, в великой пещери, и тая стоит на ногах, и, простерши руце мало, молится; о третой-же пишут, яко несть известно, где обретается. В монастире же оном Кипрском имуть иноки летописец, идеже известно показует, яко есть едина от икон (Евангелиста Луки и именуется Одигитрия). Бисть убо иногда в Константинополе православний дукс христианский, именуемий Исакий, его же дщери случися впасти в недуг велик и не можаше от него исцелити, многу врачем имения раздавшу отцу ея. Бисть же в то время в Кипрском острове некий добродетелний и подвижний старец, именем Исаия, в пустини, между горами, в единой пещери вселся живий, Богу работая (и нине пещера она есть в горе високо, недалече монастира); тому убо явися Пресвятая Дева Богородица во сне, глаголющи: иди в Константинополь и повели именем моим, яко аще хощет, да дщерь его целбу получит, да пошлет икону мою ону, яже Евангелист Лука написа, в Кипр, да создаст церковь на месте оном (еже место показа старцу, идеже нине есть монастирь). Пустиножитель убо абие немедленно отъиде в Цариград, извести дуксу Исаку, иже егда обещася сотворити, в той час воста от одра болезни дщерь его, и отсла с многим провождением и честию икону ту святую от Цариграда в Кипр на повеленное место, и церковь малу созда, яже последи многими ктитори разширися монастирец мал, таже совершенний и первий в Кипре Кинов, идеже иноков обретается вящше ста, аще внутрь по вся дни мало сидят, понеже на послушание в метохи, си есть в причастия монастирская, разсилаются, от коих метохов всякую пищу и питие приносит и всякие прибитки оттуду имуть и тако и донине икона оня пребивает, прославляема чудеси, и обитель она прекрасна благодатию ея, невредна процветает и иноци всякое доволство имуть, Премедливше убо ми (якоже прежде рех) в оной обители едину седмицу, отъидохом к монастиру святаго Маманта, Июня 19 числа, иже отстоит от Кика единаго дне хождением и вящше. Монастирь оний стоит на поле зело равном и веселом, от странни восточния близ гор, от странни же западния близ морскаго брега за едину милю; есть же строением в подобие града, на четири стени расположен, строением низкий, в широту же и долготу доволно пространен, двое врат великих, аки градских, имать, яко найвишая колесница вползти внутрь может; есть же весь от сеченнаго в едину меру камене великаго, белообразнаго здан гладким и лепим художеством, подобне якоже храм святия Софии, иже есть в граде Левкосии, о нем же пред писах. Церковь тамо святаго мученика Маманта зело изряднаго строения, яко ни едина церковь, ею же нине християне обладают, краснейша обретается в всем Кипре; есть же висотою и широтою и долготою доволна, внутрь десятию столпами великими поддержима; трое престолная же, якоже и в предреченном монастире, но токмо в среднем началном алтаре литургисуют; низу же на подножии каменними деками лепо посланна; окон имать яко двадесять и вящше, дверей седмь, от них же суть началнейших великих пять; верху же имать горе возвишенну главу едину, с осмерицею окон. Церковь воистинну в всем лепа, в ней же одесную стени стоит икона святаго мученика Маманта и гроб мраморен, идеже, неции глаголют, яко суть мощи, друзии же глаголют, яко не суть, еже есть вероятнее, понеже в Турецкой земли целие мощи нинешних веков мало где слишатися могут. О сем же вестно буди, яко от гроба его миро является, им же мажущеся правовернии, целбу недугом получают. Стоит же церковь посреде монастира особно, неприкосновенна к инним зданиям, окрест же суть келии, едини верху других, в подобие венца. Обитель та иногда, в время християнства, бяше богата и множество имеяше иноков, нине же есть убога и иноков мало суть, понеже стоит в едином селе, между молвою народа, недалече от града, идеже Турки в пол с християни обитают и тяжкие дани налагают, завидяще лепотному строению. Единою бо Агаряне хотяху отъяти от иноков монастирь оний и превратити церковь в мечеть к богомолению своему, понеже в то время не живяху Турки в веси той, но приходяще от града или грядуще откуду, потреби ради, препочиваху случаем или нощеваху тамо, и сего ради, ниже капища своего имеяху, но хотяху отъяти церковь в руце свои, еже аще би Бог хотел, удобно би било, и нине есть, обаче Бог, молитвами святаго великомученика Маманта, не попусти сицевому ущерблению бити. Игумен бо обители тоя моли Агарян, да не отъимут церкве, и обеща им сотворити иное капище новое, еже и сотвори (Господи его спаси), и тако свободи обитель от рук неверних. Тамо убо ми, поклоншеся гробу святаго, премедлихом полдня, препочивания ради, и угости нас игумен трапезою; и оттуду тогожде дня паки прийдохом в предреченний град Левкосию, потреби ради сопутника моего и взятия ради хартии Турецкой, рекомой мухуртягату, си есть отъизднаго листа, без котораго никто же тако от своих, яко и от чуждих, не может вон из Кипра изийти. Пробивши убо ми тамо мало дний, до окончения месяца Июня, и взявши oт паши отпустную хартию, отъидохом, Июлия числа 3, паки в Ларнаку и Аликес к пристанищу морскому, идеже недалече отстоит, хождением 4-рех час, монастирь Святаго Креста, на горе високой. Мислихом убо потрудитися тамо, поклонения ради, таже раскаяся спутник мой. В един же от дний сам аз тамо отъидох и сотворих должное поклонение и премедлих три дни: посетих же и иние монастирские места вкупе с игуменом обители тоя. О монастире оном сице известно есть: яко в время оно, егда Святая Елена царица обрете Животворящий Крест Господен в Иерусалиме и возвращашеся в Константинополь, когда приста в Кипр, и видящи ону гору високу еще издалече на море, и взийде на ню, посещения ради, и угодно ей бисть место, и созда храм Воздвижения Честнаго Креста и монастирец мал, понеже место узко верху, и соделавши крест от древа велик, яко сажень в висоту, вложи часть Христова Креста не малу и остави на благословение обители, яже и донине силою Всечестнаго и Животворящаго Креста и молитвами ея соблюдается. Монастирь оний зданий много не имать, понеже токмо церковь пространна в широту же и долготу, низка же строением, но изрядна; две малие имать сверху глави, внутрь же шестию столпами есть поддержима; триипостасна иногда бяше, нине же токмо на среднем престоле литургисуют; келий в монастире мало суть, токмо четири или пять, и тии тесно к церкви призданни суть. Обаче зело место лепое и веселое, безмолвное же и уединенное и прохладное, понеже тамо, висоти ради, всегда ветр обретается, аще низу и несть. Иноци токмо два тамо неисходно сидят, церковнаго ради пения, прочии же по метохах монастирских, низу гори, понеже горе ничто же несть, токмо камень сух и земля неудобна к всеянию, найпаче же, яко несть води, но от дожда собираемую пиют. Есть же внизу гори, яко поприще едино, далече источник текущь, Агиазма с. Креста, но неудобен путь к ношению горе, яже вода есть зело здрава, найпаче же недужним. В низу гори, от странни западния, есть метох первий монастиря того, рекомий Святая Варваря, понеже храм имать святия великомученици Варвари; есть же зданием, якоже и монастирь, велик. Тамо живут неколико иноков и тамо вся пища и питие монастира хранится, и аще что требе, горе в монастирь оттуду приносится. Поклонщися убо аз в оной обители честному и животворящему древу и замедливши тамо и на инних местех монастира 3 дни, возвратихся к своему паки сопутнику, и абие отъидохом к первому нашему пристанищу Лемесу, идеже три дни замедлихом, готовящеся в предъумишленний путь, и обретше корабль Французский, хотящий плисти в Александрию, наяхом и вкораблившеся отплихом от славнаго острова морскаго Кипра, Июлия 18 числа, хотяще дойти в Александрию, яже 500 миль отстоит. Не сущу же времени благополучну, пловохом по мору шесть дний и уже близ сущим Александрии нам явися буря велия и противная путшествию нашему, яко отнюдь не можахом плисти. Сего ради господин корабля приста к единому пристанищу, нижей Александрии сущему, именуемому Апокерия, иже есть место убого и оскудно в вся, понеже на песку стоит идеже ничтоже не раждается, токмо фиников многое множество, от них же Арави кошници плетут зело лепотним художеством и продают в вселенную. Тамо християне не обитают, токмо самие Агаряне. Уведавше же от пришелец, яко в Александрии патриарха несть, но в Египте, понеже патриарха ради тамо хотехом дойти, а не инной вини, сего ради пренесше своя вещи в ин мал корабль Ефиопский и замедливше тамо два дни, третияго дне отплихом к граду, рекомому Рахит, идеже первее плихом морем, таже дванадесять миль рекою Нилом. Рахит несть град стеною оточен, но касапас, си есть множество народа и зданий, якоже град, имущь. Стоит же при Ниле реце, за дванадесять миль от брега морскаго, на равном и прекрасном зело месте; много имать древа садовнаго от смоков, бросквин и лимоний, наипаче жe фиников безчисленное множество, иже, аки леси, лето и зиму зеленеют, понеже от оних древес никогда же листвие отпадает, от них же делают Ефиопи кошници, верви, клети и прочая, на потребу купеческих товаров; 12 бо миль от мора, даже до Рахита, вси бреги и острови Нила полни суть древес финикових; сице же лепоту являют человеку, яко не могут насладитися очеса его. Есть же пристанище великое и богатое, понеже от Египта Нилом рекою тамо вси товари купеческие приходят и оттуду в иние странни разносятся. Приходят же тамо по суху и по водам торговца великие от всея вселенния: от всея Анатолии, Чермнаго же и Белаго моря, от Венеции и всей Италии, и взимают оттуду кафе, риж, лен, плоди финикови, ткания различна и инние вещи драгие, от Индии приходящие. Не приходят же тамо корабле великие, но малие все, понеже река мелка есть; сего ради оттуду товари купеческие преносятся малими кораблецами в Александрию, яже стоит на пристанищи морском, и оттуду развозятся кораблями великими в инние странни. В Рахите строение домов високое и зело лепотное, понеже окон множество малих же и великих имуть, яко полати, аки сеть сквозе зрятся и ветр дихает внутрь от всех стран; вся же здания суть от плинф дробних, печенних, а не от камене, понеже тамо каменя трудно есть обрести, ибо несть нигде же гор, но всюду равное поле и земля мягка, якоже в Росийских странах. Тамо различнаго язика и вери людие обретаются: Греки, Римляне, Армени, Копти, Жидове, Турки же и Арави. Християнских церковь две токмо: греческая, ею же обладает патриярх Александрийский, и Римлянов монастирь с церковию, прочее же Турецких мечетов полно. Тамо брашно и всяко ядение несть скупо, токмо вино, понеже тамо не раздается, но привозится от иних стран, християн ради и Жидов; Турки и Ефиопи, по правиле вери своея, не пиют вина, разве некий тайно, не храняй твердо вери своея. Тамо кладязов и источников к питию несть, но весь народ от реки Нила почерпают и пиют; аще и ископовают студенци, то слану воду обретают, яже точию к помиванию сосудов угодна есть. Тамо аз разлучися с вишшеписанним спутником, иеромонахом от гори Афона, и замедливши 3 дни, отплих рекою Нилом в великий град Египет, Июлия последнего дня, и приспех тамо четвертаго дня.О пришествии моем к великому и везде прослутому граду ЕгиптуПришедши аз в великий град Египет и не ведущи (яко странен и нищь), где главу поклонити и обитель обрести на некое время, молях всещедраго Бога, да попечется о мне грешном. Идох же в метох к иноком горы Синайския, си есть в двор их, в нем изшедши от монастиря иноци потребы ради в Египет или в ину странну градуще чрез Египет, тамо препочивают неколики дни, иние же всегда седят, ради послушания монастирскаго, яко то пшеницы ради, елея, сира и прочиих вещей, яко вся на пищу, на потреби монастирские от Египта купующе, посилают тамо. Пришедшу же ми в метох и сущу тамо на то время архиепископу горы Синайския, именем Иоаникию, абие идох к нему и приветствовавши его по достоянию, сказах ему намерение и вину, коея рады прийдох в Египет. Отвеща ми, яко аще би кто тисящи истощал, не может нине пойти в гору Синайскую: не токмо бо страннии, но ниже ми своих иноков прекормити, ниже отсюду послати тамо, се же того ради, яко ми не могуще прекормити Ефиопов, избегохом вси иноци нине в Египет, токмо оставихом малих числом, ради церковнаго правила, да обитель святая не опустеет. Еже бисть истинно, в то бо время слишашеся от всего народа, яко Арави путь заключиша к монастиру и невозможно есть никому пойти. По изволению убо архиепископа, дадоша мне едину келию к обитанию на время вне метоха, с купцами Греческими, идеже замедлевши дный неколико, ходих всякаго дне к иноком на трапезу и питахся от них. Вопрошах же последи вторицею и третицею архиепископа аще мощно есть мне не лишитися онаго святаго поклонения, отвеща ми паки, яко невозможно есть отнюдь нине, донележе не примиримся паки с Ефиопи и отверзется монастирь, а еже когда то будет, ми не можем ведати, или по неколицех месяцех, или по неколицех летех; тожде реша и прочии иноцы. Тогда аз прискорбен бих зело, недоумея, что творити, понеже возвращатися в отчество кроме сего поклонения, толь многие благодатию Божиею посетивши святие места, зело печално ми бисть, ожидати же паки, не ведущи конца времени и како и откуду би питатися, и истощание на путь имети, зело неудобно мняшеся бити. Прочее возвергох на Господа печаль мою, да Той мя, якоже Сам весть, препитает, положивши в уме своем, яко аще есть воля Божия желание мое исполнити, Он вся добре промислит о мне. Случившужеся тогда бити в Египте святейшему патриарсе Александрийскому Козме, и хотящу оттуду изийти в Рахит, желах прияти от него благословение. В един убо от дний идох в двор патриярший и, угоден час получивши, удостоихся его святую лобизати десницу и прияти благословение, купно же и сбеседовати, иже мя вопроси: кто есмь и откуду, и чесо ради прийдох в Египет, яже вся аз вкратце известих. Сжалижеся о мне, яко в толь далечайший странны прийдох, найпаче же в нищете сий и не мый, где глави приклонити, советова мне, да сотворюся от него инок и пребуду с ним вкупе, мне же на то не преклоншуся, остави мя и рече, яко в гору Синайскую неудобен есть проход, но аще имаши намерение премедлити некое время в Египте, ожидая угоднаго времене поклонения твоего, седи зде в дворе моем и кормися вкупе от трапези инок моих, донележе ти есть угодно; даде же ми и писание общее к всем християном, еже мя миловати, и сам от своея десници даде ми милостини. Аз же сподобивийся таковую восприяти от него благодать, припад к ногам его и святейшую его облобизавши десницу, благодарствовах до зела. Препоручи же мя своими усти иноком, их же остави малих числом в дворе своем, ради управления церкви и христиан. Сказа же в день неделний поучение к народу Греческим диялектом, ради Греков, иже тамо обретаются много; купно же при боку его стояше и толмачь, иже, яже слишаше от уст святейшаго патриархи глаголемая словеса, абие таяжде к Арапом християном Арапским язиком толковаше. По поучении же всем людем, в церкви сущим, общее разрешение прочте. Таже в утрее изийде от Египта, с многою честию провождающу его духовному собору и всему клиру церковному. Тогда архиепископ Синайския горы примирися с святейшим патриархом, понеже прежде между собою распрю некую имеяху. По отшествии убо святейшего патриархи остахся аз в Египте, в дворе его, с прочиими иноки, пищею и питием питаем доволно, якоже в дворе родившаго мя отца, и обитах тамо, ожидающи день от дне угоднаго времени путшествию моему, в Греческом поучаяся язику, славях же и благодарях Бога и великаго благодетеля моего, святейшего патриарху Александрийскаго Козму; труда же и дела чуждаго никаковаго же не имех, разве токмо на свою потребу; токмо иноки сотвориша мя на время трапезаром, им достилах и изметах трапезу и сам купно с ними ядях, яковаго послушания аз сам паче хотех, нежели они. Любяху же мя иноци вси, патриарха ради, понеже мя оним любезно вручи, и препровождах дни благополучно и сотворих многих себе знаемих и другов, с ними же, аможе хотех, свободно ходих в Египте и расмотрех всю красоту, величество и строение града, еще же вся чини и обичая народа Египетска, еже последует в описании Египта.О великом и пресловутом граде ЕгиптеЕгипет есть град зело ветхий, не зданием, но лети, еще бо прежде Рождества Христова и прежде ветхаго закона, Моисеом даннаго, бисть; из него же изведе пророк Божий Моисей люд Израильский, си есть Жидовский, свобождши от работи Фараонови и преведе их чрез Чермное море, о чесом ясно и пространно пишется в старой Библии, в книгах Исхода; самое же видение паче слуха уверяет: вне бо града суть многие гори, яже не суть естественни, но чрез толь многие времена народ, в Египте обретающийся, зметающе своя доми и стогни и вергающе вне града, сотвориша гори от сметия. Ведати же подобает, яко Египет разделяется на два именования: Египет именуется вся страна Египетская и Египет именуется град; град паки Египет именуется двогубо: Египет ветхий и Египет новий, еже есть град ветхий и новий град, убо ветхий, иже прежде бяше, в время жидовское, нине зело обетша, стени же и доми падоша многи, обаче несть ввся разорен и пуст, но и нине народ обитает, наипаче же от християн много; новий же град мало от ветхаго есть отдален, в нем же князи и велможи великие и богатие купци и многразличен народ обретается, и о сем Египте слово мое предлежит. Египет есть слово Еллинско, еже происходит в Славенском и Латинском язице, простим же язиком Римским именуется Gran Cairo, Турецким – Мисир и Арапским – Мауар. Египет стоит на равном, веселом и добром месте, над рекою славною Нилом, яже великие користи творит в стране той, токмо крепость, то есть замок, на височайшем от града месте, при горе рекомой, яже прежде не бисть тамо, но в время святейшаго патриархи Александрийскаго Герасима бившу некоему уничижению на веру християнскую, молбами его и всех христиан, наипаче же за молением единаго богоугоднаго и добродетелнаго мужа, сапожника суща от Александрии, повелением божественным подвижеся от места своего издалече и прийде тамо, о чесом несуменно и достоверно в историах пишет и нине неотменно в Египте народ повествует, и от камения гори оной храми, полати и вся здания строятся. Тамо доми иние от родимаго камене, иние же от плинф суть зданние строением високим и лепотним, много чардаков и окон имущие, ради прохлаждения, понеже зело тепел и неудоб стерцим край есть. Найпаче же, капища Турецкая и полати благородних мужей и отвне доходно лепотни, найпаче же внутрь зело красни, верху позлащенны или цветами исписанни, низу же искусним художеством различними мрамори упещренны и драгими одеждами послании, яко места плюновению несть. Тамо обичай есть ходити босима ногама внутрь домов, понеже чисто восходи и нисходи измовенни суть. Улици тамо мало обретаются широки, но все узкие, и домов строение тесное зело, яко к многим домом вход точию един, идеже обитают пять или шесть господаров вкупе, с женами и детми, едини низу, а другие горе; се же множества ради народа, населшагося тамо, таковая есть теснота. Обретаются бо самих токмо капищь Турецких, якоже повествует народ, до шести сот, домов же числа никто же весть; народа же толь много, яко на всяк день не токмо на базаре, но але в всех и малих стогнах градских разминутися нуждное есть; не токмо же в дни, но и в нощи много людий обретается, понеже тамо вси в един час никогда же не усидают, но инии в дни труждаются, иннии в нощи, найпаче вещи к ядению и питию в нощи делают. По стогнах же кандилы зажжении чрез всю нощь горят, да не преткновенну имуть стезю, ходящии в нощи; тому же и злый человек абие познан и уловлен бивает. Обичай бо есть тамо нощия проходити дозорцем стогни градскии, злочинцов ради, иже егда некоего уловит, аще и малейшое знамение имущаго к злу, абие на стогне, кроме всякаго суда, в главу усекается; сего ради тамо весь народ с великим страхом и опаством нощию ходят. Обретаютжеся в Египте многая капища Турецкая, пространна и велика и лепо зданна, имущая вне, на версе глави возвишенние, им же би зело прилично бити церквами християнскими, аще би токмо било изволение Божие. Улици градские не суть послании каменми, якоже в инних странах, но имуть землю естественную, и началнейшии суть чисти и пометаеми на всяк день, неции же обретаются полни сметия и нечистот. Се же отчасти, яко народ Ефиопский варварск и небреглив, отчасти же, яко тесно людие обитают, несть бо града болшаго в всей Турецкой земли, паче Египта, чесо ради Италеяне, искусивши и разсмотревши многие гради и странни, повествуют общее слово сице: tre paeze bono tropo grande gran Cairo di Siria, Milano di Lombardia e Parizo di Franza, то есть: три на всей вселенной градове болшии народом и протяжением суть; Египет в Сирии, Медиолан в Ломбардии, в Италиянской земли, и Париж в Французкой. В Египте обретаются людие различнаго рода, различной вери и различнаго языка, яко то: Турки и Арави, аще и единоя вери суть, такожде Греки и Арави православнии християне, иже имуть церквий 3: первая Святителя Христова Николая и сия есть в новом граде и есть двопрестолная, вторая святаго велико мученника Георгия в Египте ветхом, и сия есть в монастири, в нем же убогие инокины, немощние старицы и беднии сироти обитают и пищу имуть от милостини християн. Тамо обретается икона Пресвятия Деви Богородици, яже пренесенна есть от Венеции единица купцем, повелением и откровением ему бившим в сне, 1727 году. Третая церковь есть Пресвятия Богородицы, и та есть весма пуста, ниже врат, ни затвора, ниже каковаго либо внутрь украшения имущая, обаче и тамо на всяку суботу литургия бивает ради усопших, понеже тамо телеса их погребаема бивают. Храм убо той доволно есть пространен в висоту, в долготу же и широту, и познавается, яко иногда зело лепотен бяше, и зело же ветх есть, обаче число лет уразумети нуждно есть, понеже писмена и подписания вся отрошася, точию имя святейшего патриархи Александрийскаго Григория, о чесом несть известно, аще ли в время его созданна, или обновленна бысть. Обретаетжеся в церкве той образ Пресвятия Деви, от глави до ногу на древе списан, держащь на руку Христа Господа, зело обетшалий, о нем же повествуют, яко в время гонения на христиани закопаша в землю в церкве, купно с кандилом запаленним; последи же, опустевшей церкви и многим летом прешедшим, впаде в недуг велик властелин Египетский, иноверен сий, и егда не можаше от врачев исцелитися, бисть ему явление в сне, да повелит откопати образ он и от кандила да помажется и здрав будет. Еже сотвори без закоснения, и обретоша икону с кандилом незгасшим, и помазався болний, и абие (о, великия благодати Твоея, Мати Божия!) изцеле и здрав бисть, и от того часа даде паки в область християном церковь оную. Обретаются еще в Египте Римляне, иноци же и мирстии, и церковь имуть две: едину в новом, а другую в ветхом Египте. Литургисают же и в предреченной опустелой церкви, таможде и погребаются не токмо Французи, Венециани и Гишпани, и консул Французкий, иже обладает ими. Обретаютжеся в Египте Енглези и консул их. Суть паки Армен множество, и церковь свою имуть и патриарху. Обретаются еще некии християне еретики, именуеми Копти, си есть обрезанци, иже и крестятся, и обрезуются, и многих прочиих ересей держатся, и тих суть множество в Египте и церковь их обретается число не мало; имуть же своего особнаго патриарха и себе с ним за православних быти и патриарху своего достойно Александрийский престол держати мнят и проповедуют. Греческаго же патриарху и всех купно с ним за неправославних быти почитают. Обретаютжеся тамо и Жидов много и свою такожде синагогу и жилище особно имуть. Многое же множество Турков странних от Константинополя, Анатолии и от инних великих градов и островов морских обретаются тамо; но Аравов без числа суть, тамо бо их род и отчество есть. Египтяне не имуть инной воды к питию, токмо вси пиют от реки Нила. Египет есть славен множеством купцев, различними и драгими товары, понеже есть пристанищем торговцев, от Индии возвращающихся. Египет великие користи имать от Нила реки и от Чермнаго моря, начало убо его совокупляется с окияном, конец же отстоит от Египта три дни хождения землею, идеже есть пристанище, рекомое Сувез. Взращающеся убо купцы кораблями от Индии чрез окиян, проходят чрез Чермное море и приносят в Сувез ливан, смирну, перец, кинамон и прочая аромата и корении благоуханная, такожде сосуди драгии фарфорнии и иннии многоценнии вещи; приносят же кафе, иже раждается в Емени, над Чермним морем, яже страна не в власти Турецкой есть, но особно. Та убо вся вещи приносятся чрез море Чермное, даже в Сувез, а оттуду по земли в Египет; от Египта же на Чермное море посилается риж, пшеница, фава, сочиво и вся ядомие вещи, яже тамо оскудни суть. Се Чермное море коль велию користь приносит Египту. Не малое добро и Нил река творит, яже разливается на всяк год и наполняет, и тогда копают людие рови и напаяют вся поля Египетские от сладости реки, толь бо сладку и здраву воду имать, яко на островах реки тростие раждается, сок сладок имущое, от него же делают цукор. Егда же напаятся поля и река испадет, тогда сеют пшеницу, риж, боб, сочиво и прочая, яже вся благословением Божиим толь угобзаются, яко всей Аравии от Египта изобиловати, тако бо много раждается рижа, яко в наших странах жита или пшеници. Товари же вишереченнии идут от Египта Нилом рекою в Белое море, а оттуду в всю Турецкую странну и прочие. Кораблецов и ладий, яже на реце Ниле путшествуют, суть многое множество, непрестанно бо иние от Александрии, иннии от Рахита, инни от Дамяти приходят в Египет, иние же от Египта возвращаются тамо. Египет, аще и под державою есть султана Турецкого, обаче не весма ему покаряется, токмо дань дает ему, и паша, иже обладает Египтом, наставляется от Цариграда. Обаче паша тамо не долго господствует, един бо другаго низлагает; той лучший, иже крепчайший, един бо другому от господий не покаряется и един с другим дом на дом брань творит. В Египте пляц, или пазар, или торжище великое зело есть, на нем же безчисленное множества народа на всяк день обретается, и комори купеческии зело тесно устроении суть. Истинне же рекше, весь град торжищь исполнен, идеже в всех стогнах низу комори, верху едини на других полати високо строенние суть, в них же окон и чардаков множество, ради прохлаждения, суть. Верху же всех домов Египетских, аки комини или столпи устроенние, в ня же дишет ветр и проходит в вся келии зданий, даже до низу, и прохлаждает обитающих, и се есть зело нуждно и потребно тамо, понеже, ради тесних улиц и високих зданий, не может ветр дихати внутрь домов, инако же би не мощно било жити народу, ради горячести солнечной. В Египте вода продается, аще и река при боце есть, понеже от домов, воскрай реки стоящих, сами людие почерпают воду, а иже внутрь града далече обитают, не могут на всяк день ходити к реце, но суть на то особние человецы – водопродавницы, иже почерпают мехами кожанними от реки воду и, возлагающе на верблюди, приносят в град и продают; инной же води к питию несть, понеже страна та есть слана, и аще обретаются тамо клядязи в всяком дворе, но в всех слана вода обрктается, ею же токмо сосуди омивают. Имуть же в Египте ископан ров, им же река, в время умножения води, входит внутрь града, и тогда на малой цене воду продают. Суть же в многих дворях господских стерни, то-есть ями, в подобие кладязом созданны, яже тогда купующе наполняют и пиют до года. В Ниле реце рибы доволно различной. Начало же ея есть от единаго езера, или ями рекомой Заира, яже обретается в Хабесии, и егда убо яма та воскипит и умножает воду, тогда и Нил много разливается в широту и многи користи творит обытающим людем при нем. Проходит же чрез всю Ефиопию, и нижае Египта разделяется на три части: часть течет во Александрию, часть в Рахит, часть в Тамят, наконец впадает в Белое море. В Египте обретается древес садовних много: помаранчов, лимоний, родий, найпаче же от фиников; оградних плодов тамо велие изобилие в зиме и лете. Хлеб, елей, сир, масло, кафе и вся вещи, яже к пище, на малой цене продаются, вино же и горелка скупо, понеже от Белаго моря приходит, а не тамо делается. Сребра тамо изобилно обретается, а удобно тамо может человек обогатети, найпаче же умеющь художество, на всякаго бо художника зело тамо добре есть. Египет на четири имени разделяется: первое именуется Египет, идеже обще весь народ обитает и торжища началнейшая суть. Тамо убо и церковь Греческая, и Синайский метох, и двор святейшаго патриархи Александрийскаго обретается, в нем же намесник его с иноки, иногдаже и сам купно обитает; тамо и аз пребих вся дни замедления моего в Египте. 2) Крепость, или замок, и стоит особно на месте високом и именуется Кале, идеже аз множицею ходих; тамо имуть армати и прахи. Тамо обитает паша и прочии начальници; тамо суди действуются и глави осужденних посецаются; тамо монета, или пенязи, медние, сребряние и златие делаются, еже сам своима очима видех. Обретаютжеся тамо и донине еще полати Фараона и Иосифа Прекраснаго, иже суть нине пусти и раззоренни. Фараонових убо полат зело гордое и високое строение, от великих каменей, и внутрь познавается, яко позлащенни бяху. Тамо же недалече обретаются останки единаго здания великаго, идеже нине торжище есть; тамо суть столпов много единокаменних, толь великих, яко чудитися всякому зрящему на ня, како и каковою силою толь велия тягота камене подвизашеся и здашеся, толстота бо их, яко трием человеком обяти, в висоту же шесть или седмь сажний суть, еже не весть никто же, что бяше, но мнитмися, яко дом судилища бысть иногда, в нем же действовахуся суди в время царствования Фараонова. Обретаютсяже тамо внутрь крепости и полати Прекраснаго Иосифа, иже иногда царствоваше в Египте и в них обиташе, иже такожде пусти суть и падоша, токмо две стене стоят, на них же смотрети зело лепо и удивително есть, понеже насаждении суть позлащенною и различно – цветною муссеею и маргаритним чрепием, то есть перловою матицею; не простим же художеством, но сице хитрим и искусним, яко землю, цвети разние, древеса, плоди, птици и прочие вещи изображении суть. Таможде внутрь Кале есть кладязь Иосифов, егоже аз посещах и соглядах; изобразити же или описати совершенно, якоже есть в себе, велие мне есть не удобство, понеже таковой вещи нигде инде не случашеся ми видети. Кладязь оний разсудним умом и мудрим советом есть сотворен; обаче хитрость копания его нуждно есть изявити, понеже вся в земли есть и ничтоже от вне зрится. Обаче аз разсудному уму описую и начертаваю сице: кладязь оний не имать никаковаго притворнаго внутрь здания или стен, но в самой естественной земли, в мягком камени есть ископан на четири углы, равно в широту и долготу, яко на четири сажни и вящше, глубок же без мери. Окрест убо того кладязя есть путь копан, аки улица или пещера, иже иногда бяше даже до конца глубини, нине же точию до половини, идеже в стенах кладязя окна суть просеченни, ради просвещения, обаче мало подают света, во глубине суще, но нужда есть сходити с огнем, якоже и аз снийдох. Тамо работници приставленнии низводят вниз воли, запрегают их в колесо, хитростне учиненное, им же горе воду тягнет от дна кладязя даже до половини, и сливается в едину яму, а оттуду верху кладязя иними волами, подобне запряженними, витягается вон сосудами, на вервах повешенними, инако бо сверху даже до низу единим влечением верв неудобно досягнути води, ради великой глубини. От верхних убо волов даже до вторих, суть нисхождения степеней 200, якоже аз сам измерих, а оттуду ниже мало вода зрится. Повествуют же тамо труждающиися работницы, яко еще вящшая половина есть вниз, нежели оттуду горе. Вода же несть сладка, но мала слана, обаче в нужду безбедно питися может. И се о двох частех. 3) именуется ветхий Египет, о нем же пред рекох, яко тамо обретается монастирь Греческий святаго великомученика Георгия и церковь Пресвятия Богородици, такожде монастирец законников Римских и три церкви Коптских, от них же в единой обретается един дом мал внутрь земли, в нем же (повествуется от християн) обиташе Пресвятая Дева Богородица с Христом, избегши из Иерусалима, даже до умертвия Иродова; таможде есть и место купели, идеже омиваше Пречистая Владичица Христа Спасителя. Между новим и ветхим Египтом есть високий каменний канал устроен, им же от реки и даже до Кале течет вода; стоит же на столпах на подобие моста. Четвертое место именуется полако, которое отделне мало от града стоит, воскрай брега речнаго. Тамо суть полати краснии и великие и садов лепотних много суть. Тамо индукта и торговое поплащается. Тамо коморь и имбаров под полатами множество суть, в них же торговци слагают своя товари. Обаче вся та места предреченна, аще и особнии имени имуть, но вся един Египет бити именуется. Недалече от Египта, обон доль реки Нила, суть рукотворение гори, а от Греков нарицаемие пирамиди, иже суть четверограничныи; всякая граница на стопь 75, висота же их есть на стопь пятьсот. Между ими же три височайшие суть и именуются гори Фараонови, понеже Фараон, сущи древле царем Египетским, своим иждивением созда, мислящи суетная, якоже повествуется, да имать прибежище тамо, внегда би случилося Божиим попущением разлитися реце до зела и потопити вся поля Египетская. Еще же вестно буди наконец и се, яко в Ниле реце, горе далече, от Египта, на едином месте обретаются змееве, именуемие крокодили, на подобие ящурки сущие, с четирма ногами, обаче великие, якоже белуги или есетри, и могут жити в воде и на земли: на время бо в воде суть, на время же излазят на брег, между сладкое тростие, и ядут е, или препочивают в них; аще же случается, то и человека снедают. Вестно же буди в конец и се, яко в Египте в церкви Греческой двома язики чтется правило церковное: Греческим и Арапским; Греческим убо иноки, Арапским же попи мирскии. Имуть же чин церковний в чтении и пении, и в служении лепотен, тако присудствующу патриарху, якоже и без присутствия его. На литургии же божественной всегда два апостола и два евангелия чтутся, гречески и аравийски, разве инако случается в повседневие, егда едва кто приходит к церкви; в праздники же Господския, Богородични и инних нарочитих святих соборное служение бивает и по две литургии: ранная и позная, подобне и по вся недели. Иноци Синайстии приходят в церковь патриаршую служити служби Божой по вся недели и праздники, понеже в своем метоху церкви не имуть, токмо часовню прежде имеяху, но бившим сваром между ими и патриархом Александрийским Козмою, отъяша Турки и сотвориша свой мечеть. Та убо и тем подобная аз уведевши, видевши же и слишавши, и твоей любве, тщателний читателю, вкратце написавши, соверших, Богу благодарение, рок 1727, сидящи в предреченном дворе патриаршем в великом и славном граде Египте.К превеликой славе Божией и Пресвятой Девы Марии.Конец первой части.* * *1Город Бар, в древности Ров, так назван только в ХVI веке, Боною Сфорца, супругой Польского короля Сигизмунда I в воспоминание города Бари, в котором почивают мощи Святителя Христова Николая.2Варлаам хиротонисан 31 мая 1719 г.3Хрисанф, патриарх Иерусалимский с 1707 по 1731 г. Уроженец Константинополя, родственник Иерусалимского патриарха Досифея, которому он наследовал. Учился в Константинополе, Италии и посетил европейские университеты. Известен как знаток патристики, классических языков н метафизики; а также как хороший проповедник. В его патриаршество исправлен храм Гроба Господня в Иерусалиме. Свое описание Св. Града он посвятил Императору Петру Великому.4Косьма, патриарх Александрийский в 1724–1737 г.5В это время патриархом Антиохийским был Сильвестр, родом с острова Кипра. Он был архидиаконом при Антиохийском патриархе Афанасии, который перед смертью своею назначил его своим преемником. В это время Сильвестр находился на Афоне. Константинопольский синод, узнав о желании покойного патриарха, 27 сентября 1724 года признал Сильвестра патриархом. По отзыву современников это был муж, «не злобивый, не коварный, не сребролюбивый, паче же добродетельный и многомилостивый, хранитель отеческих преданий, знаток правил церковных, исполнитель церковных чиноположений и уставов, но не обладал политическим тактом, а мнения его были переменчивы». Он скончался 13 марта 1766 года, будучи во время своего 38-летнего патриаршества принуждаем неоднократно оставлять свой престол, побуждаемый к тому противною ему партией, поставившею антипатриархом Кирилла.6До своего назначения в Константинополь, Константин был иеромонахом Киевского Софийского монастыря. Сведения о нём находятся в «Сказании о страданиях священномученика Христова Константия Россиянина», написанное афонским иеромонахом Ионою на греческом языке в русском переводе напечатанное архимандритом Леонидом в Чтениях И. О. И. Д. Р. 1869. Кн. 1-я. По свидетельству афонского иеромонаха Ионы, о. Константин, состоя при нашем посольстве в Константинополе, «тихо и мирно проводил жизнь свою». Во время войны нашей с турками, бывшей в царствование Анны Иоановны (1736–1739) посольство наше выбыло из Константинополя, а иеромонах Константин удалился на Афонскую гору и поселился в Лавре св. Афанасия. Оттуда в виде простого странника он посетил Иерусалим, Патмос и прочие Святые места. Когда война кончилась, тогда о. Константин возвратился в Константинополь. Резидент наш А. А. Вешняков принял его «с любовью и обращался с ним с чувством уважения и почтения». Чрез несколько времени, неизвестно по какой причине, возникли между ними неудовольствия. В бумагах архиепископа Псковского Симона Тодорского нашлось письмо к нему иеромонаха Константина (от 18 апреля 1741 г.), в котором изображается мрачное состояние души его. «Некоторые возстали на меня и запрещается мне учить животворному слову Божию. И это делают не агаряне, не евреи, не еретики, но наши и притом иереи». Будучи в таком настроении о. Константин решился на неожиданный поступок. Он скрылся из посольства и явившись в верховный диван объявил, что он желает лично представиться султану Махмуду I (1730–1754) для того, чтобы пред ним отречься от Христа и «исповедать Магомета истинным пророком великаго Аллаха». Желание его было исполнено, султан осыпал его милостями своими. Но всеблагой Господь коснулся своею благодатью сердца Константина, мысль его вдруг озарилась Божественным светом, и он подобно Петру «плакася горько». Тогда, повязав голову свою ветхим платком и в разодранной ризе явился пред султаном исповедником Христовой веры. Он был схвачен и на дворцовой площади 26 декабря 1742 года отсекли ему голову. Константинопольская церковь причислила его как священномученика к лику святых и празднует память его 26 декабря.7Симон Тодорский по окончании курса в академии был отправлен на счёт киевского митрополита Рафаила за границу, где в Галльском и Иенском университетах изучал Догматику, Экзегетику, Физику, а также языки: Греческий, Еврейски, Сирийский, Арабский и Халдейский. В этих предметах Тодорский сделал такие успехи, что современники удивлялись его познаниям. Кроме того, он до совершенства изучил Немецкий язык. В 1738 году Тодорский вернулся в Киев. Блестящий диплом, в котором сам знаменитый Михаэлис свидетельствовал об отличных познаниях Тодорского, дал возможность Митрополиту Рафаилу открыть в академии классы: Еврейского, Греческого и Немецкого языков и преподавание этих языков поручить Тодорскому. 17 мая 1740 года Симон Тодорский принял монашеский сан и по воскресеньям всему народу толковал пространный Катехизис. Молва об отличных способностях и познаниях о. Симона вскоре распространилась и достигла Петербурга. Высочайшим указом, от 31 мая 1742 года он был вызван в С.-Петербург, где ждал его высокий пост законоучителя Наследника Русского Престола, а также избранной невесты его Принцессы Цербской будущей Великой Екатерины. Симон пережил Барского только семью годами и скончался 22 Февраля 1754 года, в Пскове в сане архиепископа.8Этими сведениями мы обязаны просвещенному вниманию барона Бюлера, который одновременно сообщил, что в реляциях наших Константинопольских резидентов, за это время, к сожалению, не встречается никаких упоминовений о Барском.9Перевод греческой переписки Барского с патриархом Сильвестром крайне обязательно был сделан для нас профессором В. К. Эрнштедтом.10Так в издании. Возм., имелось в виду τζορβάς. – Редакция Азбуки веры.11Статьи эти с 466 по 492 стр. почти дословно напечатаны в книге «История о разорении последнем Святаго града Иерусалима и о взятии Константинополя, столичного града Греческой монархии, из разных авторов собранная; против первого издания девятым тиснением напечатана, в Санкт Петербурге, при Императорской Академии Наук 1793 года», стр. 142–156. Первое издание этой книги относится к 1713 г.12Список знаменитейших церквей и монастырей, а также и молитвенных домов, находившихся в Константинополе до взятия (его). И, во-первых, о посвященных Христу.13Часть этих заметок напечатана Ф. Г. Лебединцевым, в «Киевской Старине» апрель, 1884, стр. 688–690.14Николаевский Климецкий монастырь находится на острове Онежского озера.15Описан мною во время бытности моей в Киеве, осенью 1880 года.16Ныне Архиепископ Воронежский и Задонский.17Показание это, тем более необходимо, что мы, по требованию издания, принуждены были уменьшить размер некоторых рисунков.18В конце подлинной рукописи, кроме портрета Хрисанфа, помещены еще следующие портреты, не относящиеся, впрочем, до странствования Барского, но которые, по всей вероятности, срисованы им с оригиналов, когда он учился рисованию:1. Портрет Эрцгерцога Рудольфа III († 1307), сына Императора Альберта I, дл. 6, шир. 5,1.2. Портрет Андрея (Кардинала † 1600 г.), сына Эрцгерцога Фердинанда II, дл. 6,1, шир. 5,1.3. Портрет Альберта II († 1397 г.), основателя Венского университета, сына Альберта I, дл. 5,9, шир. 5.4. Портрет Леопольда IV Гордого († 1411 г.), сына Леопольда III, дл. 6, шир. 4,9.Все эти портреты членов Габсбурского дома нарисованы тушью. Кроме того, на 52 листах той же рукописи помещены разные рисунки.19Как следует предполагать, приготовленную митрополитом Амвросием, по требованию графа А. Г. Разумовского.20Отсюда в Уваровском списке начинается собственноручная рукопись Барскаго.2118 Сентября 1724 г. приходилось в пятницу.22Следует 23 Сентября, которое в 1724 г. действительно приходилось в понедельник.23Следует – тридцатого.24Следует: Окт. 3.25В подлиннике оставлено место для выписки из жития св. великомученика Георгия и только с боку замечено: «Чти в житии с. великомученика Георгия»; а в других списках: «Якоже о том пространна есть история в житии святаго великомученика Георгия, изволяй да чтет тамо».26идеже мало христиан Христиане бо иже в Анатолии М.Источник: Странствования Василья Григорьевича Барского по святым местам Востока с 1723 по 1747 г. / Изданы Православным Палестинск. о-вом по подлинной рукописи, под ред. Николая Барсукова. Ч. 1-4. - Санкт-Петербург: Тип. В. Киршбаума, 1885-1887. / Ч. 1:1723-1727 гг. - 1885. - [4], LXVI, 428 с., 23 л. ил.