В эфире телеканала Polsat News украинский журналист Виталий Мазуренко назвал польского президента главарем банды – "паханом". Российские войска усилили наступление по всей линии фронта – Донбасс будет освобожден На это отреагировала даже ведущая программы Агнешка Гоздыра (Agnieszka Gozdyra), которая, как известно, относится к главе государства максимально критически. Реакция господина Мазуренко ни в малейшей степени не удивляет тех, кто трезвым взглядом смотрит на то, какую политику проводят украинцы и какие процессы происходят в украинском обществе. В то же время в Польше имеется группа патологических украиноманов, принадлежащих скорее к правой стороне политической сцены, которые по отношению к Украине и украинцам проявляют явные признаки наличия стокгольмского синдрома. Это такие публицисты, как (…) Петр Заремба (Piotr Zaremba) и Войцех Станиславский (Wojciech Stanisławski). Я назвал лишь пару самых громких имен. Украинофилия в Польше имеет две формы: классическую и украиноманскую. Какая из них опаснее, сказать сложно. Первая является частью политического ритуала. Крайне проукраинская позиция входит в определенный мировоззренческий пакет и идет рука об руку с демонстративной русофобией.Эту русофобию проявляют, впрочем, те же люди, которые расчувствовались по поводу жеста Анджея Вайды, возжигавшего в 2010 году свечи на могилах красноармейцев, и что расхваливали перезагрузку отношений с Россией, курируемую Радославом Сикорским во времена первого правления "Гражданской платформы". Демонстративная русофобия проявляется в ритуальных, заигранных, как старая пластинка, и давно набивших оскомину жестах — как, например, написание министром Катажиной Пелчинской-Наленч (Katarzyny Pełczyńskiej-Nałęcz) фамилии "Навроцкий" кириллицей в соцсетях. В ответ на эти жесты можно было бы просто пожать плечами, если бы не тот факт, что такая позиция уже принесла Польше ощутимый вред в виде блокирования на несколько лет рациональной дискуссии о польско-украинских отношениях и, в более широком смысле, о том, как Польша должна позиционировать себя в новой геополитической ситуации. Да, сегодня эта демонстративная форма украинофилии автоматически входит в политический пакет подключения к государственной власти, но ведь долгое время между участниками нынешней правящей коалиции и партией "Право и справедливость" шла напряженная борьба за первое место в соревновании на звание лучшего украинофила. И это соперничество их объединяло. Именно обе эти стороны политической сцены способствовали разрастанию раковой опухоли украинофилии, разрушающей всякую разумную дискуссию. Впрочем, если уж и искать в польской общественной жизни русское влияние и задаться вопросом, чем и кем могут воспользоваться русские, я бы указал на самых ярых, заядлых украинофилов-русофобов. Потому что, если Москве в Польше чего-то и нужно, так это сделать так, чтобы здесь не было места нормальной дискуссии, а вместо нее продолжался иррациональный спор о том, кто сильнее ненавидит Путина, и кто больше облагодетельствовал украинцев. Для России нет ничего лучше, чем втянуть поляков в типичные для нас внутренние склоки и слушать наши гневные выкрики и взаимные обвинения. В этом отношении Дональд Туск наносит стране не больше вреда, чем его причиняли Анджей Дуда и Ярослав Качиньский. Но есть и вторая группа украинофилов – возможно, оказывающих меньшее влияния на ситуацию, но, безусловно, более сложную для понимания их мотивации. Поскольку действия первой группы еще можно как-то объяснить убогой политической логикой межплеменной свары, то второй тип понять трудно. (…) Эти люди испытывают какое-то нездоровое, иррациональное восхищение Украиной и украинцами. Представителей этой категории населения мы упоминали в начале статьи. В этом есть что-то патологическое, особенно учитывая, что каждый, кто имел дело с украинской культурой общения, методом реализации политики или общественными отношениями, подтвердит: их характерной чертой является типичное для народов Востока — ассоциируемых по классификации польского историка Феликса Конечного (Feliks Konecznу) с туранской цивилизацией — презрение к более слабым, услужливым, мягким людям и народам. И если упомянутые выше украинофилы точно диагностируют эту черту у русских, то уже у украинцев из-за какой-то абсурдной психической блокады они констатировать ее существование не в состоянии. (Мы говорим здесь, конечно, об общекультурной характеристике, потому что как отдельные личности, люди бывают, естественно, разные, и характеристики, присущие коллективу, могут проявляться у них в разной степени, а иногда и вовсе отсутствовать). Когда мы читаем о Волынском геноциде, нас поражает, что многие его жертвы чувствовали себя в безопасности, потому что думали, что, поскольку они всегда помогали украинцам или были к ним добры, то те не смогут причинить им зла. Именно такие ассоциации приходят мне на ум, когда я читаю слезные причитания Петра Зарембы или Войцеха Станиславского о том, какой трагедией является ухудшение польско-украинских отношений. Украинофилы, конечно же, не в силах признать, что это ухудшение произошло не в результате козней каких-то злобных польских националистов, но совсем наоборот: это результат действий самих украинцев и их защитников. Потому что если бы эти отношения с самого начала строились не на мифах, а на фактах, и, следовательно, их не окутывал сентиментальный флер, если бы нам не рассказывали сказки (…) об отсутствии границы между двумя странами или о братстве и вечной дружбе (пожалуй, более навязчивые, чем те, что мы слышали во времена правления коммунистов о братском Советском Союзе), мы, вероятно, не оказались сегодня в той ситуации, в которой оказались. Я уже видел различные попытки оправдать украинскую сторону. Украиноманы неизменно игнорируют продвижение Киевом крайнего национализма в качестве официальной государственной идеологии. Когда речь заходит о конфронтационном поведении президента Зеленского в отношении Польши, Войцех Станиславский, например, пишет: "президенты приходят и уходят, а народ остается" – не понимая, что пан Зеленский — это не какой-то сбой в системе и несчастный случай, а всего лишь эманация собственного народа и сформированного им политического класса. Означает ли все это, как утверждают некоторые горячие головы, что с Украиной нужно разорвать отношения и полностью игнорировать те моменты, где наши интересы совпадают? Конечно же, нет. Но при этом нет никаких оснований поддерживать этот абсурдный лакированный нарратив о великой общности наших народов, который, впрочем, был неоднозначен даже в лучшие времена Первой Речи Посполитой.