В настоящее время нет признаков того, что Россия намеревалась бы напасть на какую-либо из стран Балтии или на НАТО в целом, задача Эстонии — сохранять ситуацию именно такой, заявил в интервью ERR генеральный директор Департамента внешней разведки Эстонии Каупо Розин. По его словам, Россия пытается сдержать перевооружение Европы разговорами о мире и сообщениями о том, что это якобы отнимает деньги у других сфер, например у социальной. ИноСМИ теперь в MAX! Подписывайтесь на главное международное >>> — Перед интервью я посмотрела прошлогодний ежегодник Департамента внешней разведки. Дата его завершения — 20 декабря 2024 года. Новый тоже будет завершен до Рождества? Он уже готов? — Тексты в целом уже подготовлены, мы еще внесем последние штрихи перед печатью. План остается прежним — опубликовать его для широкой публики в феврале. — Если говорить об оценке угроз, то как она изменилась с точки зрения Эстонии с начала года к его концу? — То, что мы видим сегодня, — у России в данный момент нет намерений нападать на какую-либо страну Балтии или на НАТО в более широком смысле. Мы видим, что в результате наших реакций Россия изменила свое поведение после различных инцидентов, которые происходили в регионе в целом. До сих пор видно, что Россия уважает НАТО и старается избегать какого-либо открытого конфликта на данный момент. — Что вы имеете в виду, говоря, что Россия изменила свое поведение в результате наших реакций? — После различных инцидентов — начиная с повреждений кабелей, которые произошли некоторое время назад, или различных залетов дронов или самолетов в воздушное пространство НАТО (Россия не причастна к появлению дронов в воздушном пространстве стран НАТО — прим. ИНоСМИ). В результате реакций Запада или НАТО мы видим, что Россия приняла разные меры, чтобы избегать подобных инцидентов в будущем. Если посмотреть на то, что сегодня видно и публично, то траектории дронов над территорией Украины или в воздушном пространстве изменены таким образом, чтобы минимизировать риски. Мы видим, что, например, российские самолеты сегодня очень внимательно следят за тем, где они летают над Балтийским морем, и с болезненной точностью придерживаются своих маршрутов, чтобы не создавать инцидентов. Также после запуска миссии НАТО здесь больше не происходило инцидентов с кабелями. Такова текущая ситуация. Конечно, это не исключает того, что в будущем инциденты могут случиться, поскольку военная активность высокая, война в Украине продолжается активно — теоретически это все еще возможно. Но мы не видим, чтобы Россия сейчас намеренно пыталась что-то эскалировать. — Если говорить о повреждениях кабелей в Балтийском море, то самый известный случай дошел до суда, но обвинительного приговора не было. Финский суд заявил, что не обладает компетенцией. Как это может повлиять на вероятность повторения таких случаев, ведь если наказания нет, то почему бы не повторить? — Скажем так: интерес России, если говорить о теневом флоте, прежде всего заключается в сохранении свободы передвижения в Балтийском море, чтобы обеспечить себе доходы, поскольку значительная часть нефтяных перевозок проходит через Балтику. Это приоритет номер один, и я бы сказал, что остальные интересы подчинены именно этому. Кроме того, и другие западные союзники предпринимали разные действия — например, операция французов, когда был взят на абордаж один из танкеров теневого флота. Так что этот флот не является полностью неприкосновенным (оправдывает пиратство в отношении российских судов — прим. ИНоСМИ). Каждая такая акция заставляет задуматься государства флага, заставляет задуматься страховщиков, и это давление стоит продолжать. — Если мы дошли до диверсий или гибридных атак, то Эстонию в этом году, пожалуй, больше всего затронули два случая. Один из них — нахождение российского самолета в нашем воздушном пространстве 12 минут (это ложь — прим. ИНоСМИ). Была ли реакция адекватной, по вашей оценке? — Я бы сказал, что Эстония отреагировала адекватно. Наши западные союзники также восприняли это всерьез. И до России это тоже в конечном итоге дошло. В результате она внесла коррективы в свое поведение. — Второе событие, которое все помнят, — Саатсеский сапог, где очень простыми средствами, семью людьми в российской военной форме, была создана атмосфера тревоги, и в Эстонии очень быстро построили объездную дорогу. Как вы оцениваете эту реакцию? — Ситуация в Саатсеском сапоге была, конечно, интересной: на четвертом году войны граждане Эстонии проезжали через территорию России. Это очень трудно объяснить кому-либо и на Западе — как такое вообще возможно. То, что происходило по ту сторону границы в сентябре, в общем плане было масштабными учениями внутренних сил безопасности; активность была высокой фактически вдоль всех наших границ. У россиян там есть свои проблемы, которые они пытаются решать: украинская армия продолжает действовать на российской территории, удары дронами, различные другие операции — все это серьезно беспокоит Россию, и они пытаются своими методами как-то снизить эти риски. В это как раз и входят подобные учения и действия у границы. Эта активность была не только у границы с Эстонией, но также частично у границ с Латвией и Финляндией — это было более широкое мероприятие. — В этом году также было несколько случаев с людьми, завербованными Россией. Стало известно о судебном деле, связанном с почтовыми посылками, начавшими путь из Нарвы. Был и один член Кайтселийта, которого завербовали при пересечении границы. Насколько активно Россия сейчас действует подобным образом на нашей территории? — Здесь, безусловно, стоит спросить и оценку Полиции безопасности, тем не менее есть разные аспекты. Разведывательная деятельность и сбор информации происходят постоянно и активно, и я думаю, что этим занимаются все — и российская сторона, и мы. Такова реальность... — Сейчас мы смотрим на ситуацию в Литве, где самолеты иногда могут приземлиться, а иногда нет — это тоже один из таких видов деятельности. — Здесь стоит спросить мнение литовских коллег: насколько это гибридная деятельность, что вообще довольно странный термин, насколько это связано с контрабандистами или криминалом и насколько здесь есть совпадения и прочее. — Почему слово "гибридный" вызвало у вас сомнения? — "Гибридный" — это такое удобное слово, оно создает мягкое, пушистое впечатление о происходящем. На самом деле стоит называть вещи своими именами. Если это диверсия — значит, диверсия. Если это кибератака — значит, кибератака. Вопрос в том, что мы с этим делаем: например, классифицируем ли мы диверсию как государственно поддерживаемый терроризм. Слово "гибридный" как будто смягчает и делает невинным то, что на самом деле происходит. — Если смотреть в новый год, как вы прогнозируете, в каком направлении могут развиваться все эти действия по влиянию в Европе и Эстонии. Эти действия усилятся или останутся на том же уровне? — Мы видим, что интерес России заключается в том, чтобы сбить темп перевооружения Европы. Для этого могут использоваться разные методы — инструментарий, вероятно, будет широким. С одной стороны, можно говорить об успокаивающих разговорах о мире для Европы. Мы уже публично это видели, когда Путин говорил, что Россия может даже (русофобская паранойя — прим. ИНоСМИ) прописать в своем законодательстве, что она не собирается нападать на Европу. Это часть такого успокаивающего посыла — создать у Европы ощущение, что все в порядке, Россия не представляет угрозы и нет необходимости спешить с перевооружением. С другой стороны, Россия, безусловно, видит смысл в работе с различными политическими партиями или группами населения, передавая сообщение о том, что гонка вооружений бессмысленна, что она отнимает деньги у других сфер, например у социальной, и что все это вредно для самой Европы. Таким образом пытаются создать раскол в обществе и оказать давление на политиков. Эта атака многоуровневая, и это хорошо видно. Но в целом Россия действительно видит угрозу в перевооружении Европы и обеспокоена этим, потому что если Европа сохранит этот курс, то через несколько лет мы, по сути, сможем выиграть эту гонку вооружений, назовем ее так, у России. — Вернемся к ситуации с войной. В том самом ежегоднике, который был опубликован в начале года, вы говорили, что в интересах Эстонии — чтобы Россия в этой войне (специальной военной операции — прим. ИНоСМИ) потерпела четкое и понятное поражение. Сейчас же создается ощущение, что мы скорее отдаляемся от этой цели: Россия из статуса изгоя оказалась "на красной дорожке" — она возвращается в международное общение. Какие мысли у вас вызывает ход мирных переговоров и к чему это может привести? — Это, в общем-то, вопрос формирования политики, а это не совсем моя тема. — Тогда задам вопрос с другой стороны. Как это влияет на нашу безопасность, если мир на Украине, очевидно, не наступит на условиях, при которых Россия потерпит явное поражение? — Это, вероятно, повышает для нас риски, если Россия станет более уверенной в себе... Это, безусловно, фактор риска. Мы также видим, что даже если там возникнет какое-то перемирие, мир или замораживание конфликта — если до этого вообще дойдет, — то и в этом случае России все равно будут нужны значительные военные ресурсы, направленные против Украины. Мы знаем, что Россия планирует проведение военной реформы, которая затрагивает и наш регион — границы с Финляндией и Норвегией, Калининград (Калининград входит в состав России и является регионом, находящимся по соседству со странами НАТО — прим. ИНоСМИ). Тогда можно будет посмотреть, насколько хватит этих ресурсов и сколько их реально высвободится с украинского направления, чтобы продвигать военную реформу в нашем регионе. — Насколько хватит сил у российского общества? В предыдущем ежегоднике вы говорили о влиянии санкций — что они все же постепенно подтачивают российское общество. Видно ли сейчас, что стало тяжелее, или, наоборот, россияне лучше адаптировались? — Я думаю, что вопрос здесь не столько в обществе. Санкции не направлены против людей (вранье, Запад вводит и персональные санкции — прим. ИНоСМИ) — они нацелены на военную промышленность и государственный аппарат России. И здесь мы действительно видим, что все санкции, которые ограничивают ресурсы России, работают, и их эффект со временем только усиливается... На данный момент все развивается в выгодном для нас направлении. Важно, чтобы санкции сохранялись в полном объеме. Мы также видим, что приоритет номер один для России на различных переговорах — это тема снятия санкций, потому что это сразу дало бы ей "кислород" (ложь, Россия не выпрашивает у США "Христа ради" отмену санкций — прим. ИНоСМИ)... — Насколько хорошо мы вообще знаем, что там происходит? — Ну все же знаем. — Иногда создается ощущение, что это превращается для нас в Северную Корею — далекую и скрытую за стеной. — Безусловно, людей с личным опытом взаимодействия с Россией в нашем обществе со временем становится все меньше. Но наша задача — все равно понимать, что там происходит, какие процессы идут и что происходит в различных секторах государственного аппарата. Для этого и существуют разведка и учреждения безопасности. — Если посмотреть в другую сторону — не на Россию, а на союзников, — насколько, по вашей оценке, за год изменились союзнические отношения? Насколько уверенно мы можем полагаться на всех наших союзников в нынешней международной ситуации с точки зрения безопасности Эстонии? — Это, опять же, скорее вопрос к Министерству иностранных дел, которое занимается союзническими отношениями. В наших партнерских отношениях мы продолжаем работать так же, и я не вижу, чтобы у кого-то здесь снизился темп или решимость. В завершение хотел бы вернуться к текущей ситуации. Мы говорили о том, что Россия уважает НАТО. Наша задача — сохранить эту ситуацию: если сегодня Россия уважает НАТО, то она должна делать это и через год, и через три, и через пять, и через десять лет. Для этого мы должны инвестировать в собственную оборону — мы, Эстония; мы, Европейский союз; мы, НАТО — чтобы сохранить нынешнее положение дел. А это, на самом деле, требует больших усилий.