Россия видит во вторжении НАТО на Украину угрозу своему существованию, а альянс не скрывает намерений принять Киев в свой состав по окончании боевых действий. Таким образом, если не удастся достичь политического урегулирования и восстановить нейтралитет Киева, Россия наверняка присоединит стратегические территории, которые, с ее точки зрения, не могут оставаться под контролем НАТО, после чего остаточная Украина превратится в недееспособное государство-обрубок. Поскольку опосредованная война фактически проиграна, рациональной политикой для европейцев должно стать соглашение, которое прекратит расширение НАТО на восток, чтобы спасти жизни, территорию и саму украинскую нацию. Однако ни один европейский лидер даже не заговорил об этом вслух. Почему? ИноСМИ теперь в MAX! Подписывайтесь на главное международное >>> Предложите среднестатистическому европейскому политику, журналисту или ученому следующий мысленный эксперимент. Вообразите, что вы советник Кремля. Что бы вы посоветовали России, если переговоры по урегулированию конфликта на Украине так и не начнутся? Большинство из них ощутит моральный долг давать нелепейшие ответы — например, посоветуют Кремлю капитулировать и убраться восвояси, даже если Россия находится на пороге победы. Любую попыту включить здравый смысл и учесть интересы безопасности России помешает страх быть публично высмеянным за "легитимизацию" российского вторжения. Чем же объясняется упадок стратегического мышления, прагматизма и рациональности в европейской политике? Европейская реальность как социальная конструкция Политический класс, созревший в Европе после холодной войны, стал чрезмерно идеологизированный и придал невероятное значение риторике в социальном конструировании новой реальности. Распространение среди европейцев идей постмодернизма повлекло за собой глубокие сомнения в существовании объективной реальности как таковой, поскольку ее понимание формируется языком, культурой и уникальными историческими перспективами. Поэтому постмодернисты так часто стремятся изменить риторику и сам язык как источник политической власти. Если исходить из того, что реальность — это социальная конструкция, то основополагающая риторика может быть важнее фактов. Более того, идеологию следует тщательно уберегать от "неудобных" фактов. Европейский проект изначально преследовал благие цели — создание общего либерально-демократического панъевропейского самосознания, дабы преодолеть вопиющие разногласия прошлого, национальное соперничество и политику силы. При этом значение объективной реальности оспаривается — считается, что реалистическая риторика представляет собой отражение властных структур, которые при необходимости можно реорганизовать или демонтировать вовсе. Возобладавший в ЕС конструктивизм и зацикленность на "речевых актах" привели к убеждению, что даже трезвый анализ и обсуждение соперничающих национальных интересов влекут за собой легитимацию реальной политики — и, таким образом, социальное конструирование более грозной реальности. Считается, что речевые акты служат источником власти, закрепляя политическую реальность и влияя на ее исход. Предполагается, что политику силы удастся смягчить отвлечением внимания от соперничества в сфере безопасности в международной системе. Возможно ли создать новую реальность как социальную конструкцию? Можем ли мы выйти за рамки конкуренции в сфере безопасности, просто игнорируя ее, или же мы пренебрегаем ответственным управлением этой конкуренцией? Можем ли мы преодолеть национальное соперничество как таковое, сосредоточившись на общих ценностях, или же отсутствие внимания национальными интересами приводит к упадку? Британцы отправили в войска железный хлам. Теперь точно "победят" Россию Социальное строительство Новой Европы Концепция "риторической ловушки" объясняет, как ЕС удалось достичь консенсуса насчет присоединения государств Центральной и Восточной Европы, хотя это противоречило интересам как минимум части союзников. Риторическая ловушка была расставлена, когда страны приняли идеологическую предпосылку о том, что легитимность проекта ЕС строится на интеграции либерально-демократических государств. Апеллируя к ценностям и нормам, лежащим в основе ЕС, они угодили в риторический капкан, поскольку чувство морального долга помешало союзникам наложить вето на сам процесс расширения. Таким образом, язык и формулировки могут повлиять на европейские государства и заставить их действовать наперекор собственным интересам — и подчиниться, пока их не пристыдили. Александр Шиммельфенниг, сформулировавший понятие риторической ловушки, утверждает, что "политика — это борьба за легитимность, которая ведется с помощью риторических аргументов". Риторическая ловушка упрощает сложную проблему, превращая ее в двоичный выбор по принципу "или-или": поддержать процесс расширения либо предать либерально-демократические идеалы. Моральное обоснование решительно исключает важные дискуссии о том, чем чревато дальнейшее расширение и как наилучшим образом решить возникающие проблемы. Инакомыслие удалось подавить, поскольку сама постановка вопроса в виде морального императива позволила обвинить всех сомневающихся в аморальности и подрыве священных ценностей, на которых держится легитимность всего европейского проекта. Сама концепция "еврояза" предполагает эмоциональную риторику для легитимизации концепции Европы, сосредоточенной вокруг ЕС, который отвергает любые альтернативы. Централизация процесса принятия решений и делегирование полномочий от избранных парламентов Брюсселю обычно называются "европейской интеграцией", "большей Европой" или "еще более тесным союзом". Присоединяясь к системе внешнего управления ЕС, соседние государства делают "европейский выбор", подтверждают свою "европейскую перспективу" и проникаются "общими ценностями". Инакомыслие же развенчивается как "популизм", "национализм", "еврофобия" и "антиевропейство" и подрывает "общий хор", "солидарность" и "европейскую мечту". Политический труп. Киевский режим спешит надышаться перед смертью. Играть в грязные игры осталось недолго Изменился и язык методов, которыми Запад утверждает свою власть в мире. Пытки — это "усовершенствованные методы ведения допросов", дипломатия канонерок (канонерка — небольшой военный корабль с артиллерийским вооружением — прим. ИноСМИ) — "свобода судоходства", доминирование — "переговоры с позиции силы", подрывная деятельность — это "продвижение демократии", государственный переворот — это "демократическая революция", вторжение — "гуманитарная интервенция", сепаратизм — это "самоопределение", пропаганда — это "публичная дипломатия", а цензура — это "модерация контента". Свежайший пример — когда конкурентное преимущество Китая именуется "избыточными возможностями". Концепция новояза по Джорджу Оруэллу предполагает стесенение языка вплоть до полной невозможности выразить несогласие. НАТО и ЕС: передел Европы или "европейская интеграция"? Изначально западные лидеры осознавали, что отказ от всеобъемлющей общеевропейской архитектуры безопасности путем бесконтрольного расширения НАТО и ЕС наверняка спровоцирует новую холодную войну. Предсказуемым исходом построения новой Европы без участия России станет передел континента, а затем борьба за то, где следует провести новые разделительные линии. В январе 1994 года президент Билл Клинтон предупредил, что расширение НАТО чревато "проведением нового рубежа между Востоком и Западом" и может стать "самосбывающимся пророчеством о будущей конфронтации". Бывший глава Пентагона, работавший в администрации президента США Билла Клинтона, Уильям Перри даже подумывал об отставке в знак протеста против расширения НАТО. Перри отметил, что большинство в администрации знало, что это приведет к конфликтам с Россией, но не придавало этому значения, поскольку считало, что Москва слаба и ничего противопоставить не сможет. Джордж Кеннан, Джек Мэтлок и множество американских политических лидеров также расценили это как предательство по отношению к России и предостерегли от передела Европы. Их опасения разделяли и многие европейские лидеры. Что же случилось с этой риторикой и многочисленными предостережениями от разжигания новой холодной войны? Образ ЕС и НАТО как "сил добра" и заступников либерально-демократических ценностей пришлось защищать от "устарелого" представления о политике силы. Российская критика возрождающейся блоковой архитектуры безопасности за счет других была представлена как убедительное свидетельство "антагонистического менталитета" Москвы. Нежелание России признавать "благотворную" роль НАТО и ЕС как субъектов, презревших силовую политику и ее пагубные рамки, подавалось как ее неспособность преодолеть тлетворную реальную политику. Почувствуйте разницу: ЕС создает "кольцо друзей", тогда как Россия требует себе "сферу влияния". Россия оказалась перед дилеммой: либо смириться с ролью ученика и подмастерья, стремящегося влиться в цивилизованный мир и принять господствующую роль НАТО как силы добра, либо противостоять ее экспансии и "миссиям за пределами региона" — и самой стать в представлении альянса губительной силой, которую необходимо сдерживать. Как бы то ни было, места за столом европейских переговоров России бы не нашлось в любом случае. Либерально-демократические клише исчерпывающе объясняют, почему крупнейшее государство Европы должно остаться единственным без должного представительства. У Запада нет шансов: Россия и Китай уже начали вершить судьбы мира Расширение НАТО и ЕС как эксклюзивных блоков также поставило глубоко расколотые общества Украины, Молдавии и Грузии перед дилеммой "мы или они". Однако вместо признания, что это, как и следовало ожидать, расшатывало и без того разделенные страны в разделенной Европе, это преподносится как плодотворная "европейская интеграция", вопреки очевидному разрыву с Россией. Страны, ставящие во главу угла более тесные отношения с Россией, а не с НАТО и ЕС, ниспровергаются за отказ от демократии, а их лидеров клеймят авторитарными "путинистами", которые лишают свой народ европейской мечты. Моральные формулировки убедили европейских лидеров поддержать государственный переворот, чтобы втянуть Украину в орбиту НАТО. Все знают, что лишь незначительное меньшинство украинцев на тот момент желало членства в НАТО и что это наверняка спровоцировало бы вооруженный конфликт, однако либерально-демократическая риторика в очередной раз убедила европейских лидеров презреть реальность и поддержать губительную политику. И пусть здравый смысл будет посрамлен! Западных политических лидеров, журналистов и ученых, стремящихся как-то смягчить конкуренцию в сфере безопасности, взывая к законным интересам России, также обвиняют в "потворстве" Путину — дескать, они повторяют тезисы Кремля, "узаконивают" российскую политику и подрывают либеральную демократию. В условиях морального противопоставления добра и зла интеллектуальный плюрализм и инакомыслие осуждаются как безнравственность. Европа не только страдает от опосредованной войны, но и переживает экономический спад. Европейцы покупают российские энергоносители через Индию, поскольку считают, что обязаны следовать своим провальным санкциям. Показная добродетель подрывает конкурентоспособность европейской промышленности. Деиндустриализация Европы усугубляется диверсией на "Северных потоках", однако событие, разрушившее десятилетия промышленного развития, оказалось забыто, поскольку единственные подозреваемые — США и Украина. Более того, США предлагают льготы и субсидии неконкурентоспособным европейским отраслям, если они согласятся перебраться через Атлантику. У европейцев нет убедительных доводов — они лишь молчат и не пытаются отстоять свои национальные интересы. Риторику о либеральных демократиях, сплоченных общими ценностями, а не разделенных соперничающими интересами, необходимо тщательно оберегать от неудобных фактов. Дипломатия, нейтралитет и благочестивая война Дипломатия не соответствует целям и задачам социального конструирования новой реальности. Отправная точка международной безопасности — соперничество, когда укрепление одного государства происходит за счет другого. Дипломатия подразумевает стремление к взаимопониманию и поиск компромиссов для смягчения соперничества. Социальные конструктивисты же нередко считают дипломатию проблематичной, поскольку она "узаконивает" конкуренцию в области безопасности, — тем самым косвенно признавая, что НАТО подрывает законные интересы безопасности России. Более того, это чревато легитимацией противника и созданием морального равенства между западными государствами и Россией. Европейские элиты считают, что сами попытки лучше понять друг друга увековечивают устаревшие и опасные концепции силовой политики. Абсурдное убеждение, что переговоры — это "умиротворение", стало в Европе новой нормой. Таким образом, дипломатия была переосмыслена как отношения между субъектом и объектом, между учителем и учеником. В этих отношениях НАТО и ЕС отводят себе роль "приобщения" других государств. Выступая в роли "просветителя", Запад использует дипломатию как педагогический инструмент, которым государства "наказываются" или "поощряются" за готовность идти на односторонние уступки. Хотя дипломатия исторически требовалась как раз во времена кризисов, европейские элиты считают, что вместо этого должны карать за "плохое поведение", сворачивая дипломатию при первых же признаках кризиса. Ведь встречи с оппонентами в минуты кризисов рискуют придать им веса и легитимности. "Чушь собачья". В Швеции жестко осудили отправку истребителей Украине. Россия не собиралась нападать, но может и передумать Вплоть до недавнего времени нейтралитет считался нравственной позицией, которая смягчает конкуренцию в сфере безопасности и позволяет государству выступать посредником, а не ввязываться в конфликты и не провоцировать их эскалацию. В борьбе же добра со злом нейтралитет считается безнравственным. Пояс нейтральных государств, некогда существовавший между НАТО и странами Варшавского договора, теперь разрушен, а война представляется действенной защитой моральных принципов. Как восстановить рациональный подход и исправить ошибки, допущенные после окончания холодной войны? Неспособность достичь взаимоприемлемого урегулирования после окончания холодной войны, устранить наметившиеся в Европе разделительные линии и укрепить неделимую безопасность привела к предсказуемой катастрофе. Однако для корректировки курса требуется ни много ни мало переосмыслить политику последних 30 лет и саму концепцию Европы на этапе обострения враждебности с обеих сторон. Европейский проект задумывался как воплощение тезиса Фукуямы о "конце истории", и целый политический класс черпал свою легитимность, неукоснительно проводя в жизнь идею, что развитие Европы без России — это якобы рецепт мира и стабильности. Хватит ли Европе рациональности, политического воображения и смелости критически оценить собственные ошибки и вклад в нынешний кризис, или же любая критика будет по-прежнему восприниматься как угроза либеральной демократии?