Что, если однажды Россия действительно нападет? Немецкой оборонной промышленности следовало бы лучше подготовиться, считает Михаэль Шёльхорн. Беседа с главой оборонного подразделения Airbus. ИноСМИ теперь в MAX! Подписывайтесь на главное международное >>> Есть офисы, в которых не обязательно заранее точно знать, кто там работает — достаточно одного взгляда. Офис Михаэля Шёльхорна — один из таких. Модели самолетов на столе, фотографии истребителей и вертолетов на стене — конечно, он служил десять лет и получил офицерское образование и квалификацию пилота вертолета. После того как летом 2021 года он возглавил военное подразделение Airbus, мир кардинально изменился. Конфликт на Украине, крупнейшая программа вооружений в Европе со времен Второй мировой войны — Шёльхорн теперь находится в самом центре событий. С оружием в руках: немецкие политики хотят видеть украинцев в окопах SZ: Господин Шёльхорн, сегодня на слуху такой сценарий: Россия может напасть на восточный фланг НАТО, а Китай — на Тайвань. В итоге в Европе возникнет ситуация, когда военная промышленность будет зависеть от тайваньских полупроводников и китайского сырья. Звучит не очень хорошо! Михаэль Шёльхорн: Да, звучит не очень хорошо, но, к сожалению, мы должны быть готовы к такому или подобному геополитическому сценарию, для того, чтобы предотвратить риски. Неважно, произойдет ли это именно так или случится нечто похожее. В современном мире Европа должна быть способна сдерживать угрозы. А сдерживание предполагает, что я готов к худшему и противник об этом знает. Кто же этот противник? Все признаки указывают на то, что альянс между Россией, Китаем и Северной Кореей очень стабилен. Кроме того, там, где это необходимо, участвует и Иран. Можно также представить, что одновременно с этим что-то начнется и в других уголках мира, например, на Ближнем Востоке. Другими словами, будет столько очагов конфликтов, сколько возможно, в результате чего американцы не смогут выступать в качестве силы, которая поддерживает порядок повсюду. Это звучит очень пессимистично. Это всего лишь предполагаемое развитие сценария, который вы описали. Вероятно, нечто подобное не начнется сразу с горячей войны, а с блокады, которая, однако, сразу же приведет к логистическим проблемам. Готовы ли мы в Европе к таким сценариям? Нет, именно поэтому и происходит переломный момент, который нужно рассматривать в целом. Речь идет не только о трате денег, но и о том, чтобы все необходимое как можно быстрее поступало в войска. Чтобы наша территориальная оборона функционировала, чтобы мы могли отражать гибридные угрозы и усиливать нашу комплексную оборону. Это подразумевает защиту населения, а также логистику, сырье и цепочки поставок. Как долго промышленность сможет продолжать производство, если завтра из Китая перестанет поступать сырье? Не говоря уже о том, что с точки зрения сдерживания не было бы особо разумно называть точные цифры, это во многом зависит от того, о каком сырье мы говорим. Мы уже давно контролируем этот риск. В этом смысле мы находимся в лучшем положении, чем три года назад, но еще далеко не там, где должны быть. Промышленность также должна внести в это вклад. Каким образом? Среди прочего, это включает в себя поддержание запасов сырья и комплектующих, как это было во времена холодной войны. У нас должен быть определенный базовый запас, даже если это потребует затрат. На какой период промышленность должна подготовиться? В случае конфликта времени у нас будет немного. Цель должна заключаться в том, чтобы как можно быстрее победить в войне, не в последнюю очередь для того, чтобы минимизировать страдания населения. Только посмотрите, через что ежедневно приходится проходить людям на Украине. Поэтому следует исходить из следующего: мы не должны поддаваться давлению со стороны противника. Нужно добиться того, чтобы такой конфликт закончился за несколько недель, и чтобы мы не проиграли. Но мы еще далеки от этого. Мы не готовы к пятилетней изнурительной войне. Так или иначе, нам нужно действовать, и действовать быстро. Слабость в данный момент служит для противников самым большим поводом для проверки наших границ на прочность. Вам выгодно такое развитие событий: бундесвер получает 20 новых истребителей Eurofighter, Турция тоже сделала крупный заказ. Ожидается ли что-то еще? Я, конечно, был бы рад, если бы за новым заказом федеральных вооруженных сил последовали и другие. Однако я бы не рассматривал это как нечто само собой разумеющееся. В бундесвере также размышляют о том, какая роль в будущем уготована беспилотным системам. Речь идет не о небольших дронах, а о том, можно ли заменить один Eurofighter или Tornado тремя или четырьмя беспилотными системами. За кулисами вновь возникли разногласия по поводу совместного проекта Airbus и Dassault по созданию системы воздушного боя Future Combat Air System (FCAS). Угрожает ли FCAS провал? У нас есть обязательства по программе в соответствии с принятыми и действующими в настоящее время соглашениями, без всяких "если" и "но". Если мы правильно понимаем нашего партнера Dassault, то, вероятно, они хотят построить собственный самолет. В этом случае действующие соглашения утратят силу. И тогда так и будет. Какие последствия это будет иметь для совместной деятельности, необходимо обсудить с другими странами, которые все еще участвуют в проекте. Однако программа FCAS как таковая не потерпит неудачу, поскольку сетевая система воздушного боя необходима для военных целей. Какие же есть альтернативы? Мы готовы помочь странам, которые хотят с нами сотрудничать — на данный момент это, как минимум, Испания и Германия — разработать то, что им нужно. Кроме того, есть различные возможные варианты, которые я сейчас не могу изложить в деталях. Сначала нам нужно решить открытые вопросы в рамках текущей структуры FCAS. Это имеет приоритетное значение, и мы хотим принять решение до конца года, как и заявил канцлер Мерц. Смысл FCAS заключался в том, чтобы избежать повторного появления конкурирующих европейских боевых самолетов. На данный момент существует два консорциума. Один из них — Global Combat Air Programme (GCAP) — объединяет Великобританию, Италию и Японию. Другой — FCAS — объединяет Германию, Францию и Испанию, и мы по-прежнему чувствуем себя обязанными ему. Если Франция планирует реализовать другие планы в отношении боевых самолетов, страны должны будут подумать о том, как будет развиваться FCAS как система воздушного боя. Построить боевой самолет — это одно дело. Существуют различные производственные варианты. Но FCAS — это гораздо больше, чем просто боевой самолет. Зачем, например, отказываться от Combat Cloud, то есть от сетевого взаимодействия? Все участвующие компании прекрасно взаимодействуют, и эти технологии абсолютно необходимы, если мы говорим о FCAS. Все это требует времени и денег. Многие задаются вопросом, можем ли мы себе позволить такие изыски. Я разделяю эту точку зрения. У нас нет времени на постоянные дискуссии по поводу принципов. К сожалению, в настоящий момент я не могу этого избежать. Когда у вас есть две компании, придерживающиеся совершенно разных взглядов на то, как должно развиваться производство боевых самолетов в Европе — одна из них в интервью назвала себя Астериксом, а у другой сотрудничество заложено в ДНК, — то трудно решить этот вопрос чисто политическими средствами. Это не может продолжаться бесконечно. Мы должны либо вместе перейти к следующему этапу, либо быть последовательными и сказать, что так не пойдет. У нас нет времени, ни с промышленной точки зрения, ни с учетом текущей угрозы. Здесь нет места эгоизму. Могли бы Испания и Германия просто создать собственную FCAS? В Европе есть еще другие страны, кроме этих двух. Например, Швеция и Польша также задаются вопросом: продолжать ли им покупать американскую технику, как это делают поляки, или же, по примеру шведов продолжать строить систему самостоятельно? Ситуация в области безопасности такова, что у нас нет времени до 2040 года, как планировалось. Некоторые элементы FCAS необходимо подготовить раньше, намного раньше. На сколько вы уверены, что к концу года действительно будет принято решение, как объявил канцлер? Вполне уверен, потому что упускать момент нельзя. Либо все возьмутся за дело сейчас и вспомнят о согласованном управлении программой, либо нет. Но на данный момент все признаки указывают на то, что один из партнеров отказывается выполнять эти договоренности. Как вам кажется, чем конфликт на Украине отличается от конфликтов прошлого? Разумеется, все уже поняли, что дроны приобретают все большее значение. Все, что может стать автономным, становится автономным. Это подводные, надводные, наземные и воздушные аппараты. Но появятся не только квадрокоптеры или отдельные беспилотники, которые выслеживают танки. Сегодняшний истребитель будет существовать и в виде беспилотного боевого самолета. Появятся также беспилотные транспортные самолеты, да и разработка беспилотных вертолетов уже началась. Какие выводы следует сделать из всего этого? То, что дроны, безусловно, важны, но они не являются решающим фактором. Мы не должны готовиться к конфликту, подобному тому, что идет на Украине, и накапливать миллионы дронов. Я убежден: если мы хотим выиграть войну за несколько недель, то сможем сделать это только благодаря превосходству в воздухе в зоне боевых действий и свободе действий в космосе. Это два основных условия, которых сегодня нет ни у одной из сторон в украинском конфликте. Превосходство в воздухе включает в себя, например, возможности нанесения дальних ударов, сильные военно-воздушные силы, а также дальнобойные наземные средства поражения. Только так в конечном итоге можно предотвратить варварскую изнурительную войну на земле. За последние несколько лет в вашей отрасли появились совершенно новые компании. Производители дронов, такие как Helsing и Quantum, которых раньше не было. Останутся ли они надолго? Некоторые из них останутся и станут крупными, другие потерпят неудачу. Это совершенно нормально для развития стартапов. Возможно, мы увидим, что у компаний, получивших мощный импульс, в конечном итоге не будет тех возможностей, о которых они сейчас так громко заявляют. Но прежде всего, хорошо, что эти компании существуют и что инвесторы дают им шанс. Именно поэтому мы сотрудничаем с Quantum Systems в области воздушной разведки. У них есть опыт в создании небольших дронов, которого нет у нас. Зато у нас есть другие навыки, поэтому сотрудничество выгодно для обеих сторон. Среди инвесторов в новую отрасль беспилотных летательных аппаратов мы видим много представителей США. Например, в Quantum Systems инвестировал Питер Тиль. Этот мультимиллиардер считается идеологом правого либертарианства и важным сторонником движения MAGA, поддерживающего президента США Дональда Трампа. Может ли это стать проблемой для безопасности Европы? Мне не принадлежит контрольный пакет акций Quantum Systems, поэтому я бы предпочел дать оценку в общих чертах. В интересах Европы было бы, если бы больше европейских инвесторов вложили средства в такие стартапы на раннем этапе. Но посмотрите, как финансируются европейские стартапы в сфере обороны: в них вложено очень много американского капитала. Желательно ли это? Возможно, нет, но они были рядом, когда понадобились деньги и открылись возможности. Но это не в интересах Европы. Знаете, европейцы не должны вечно жаловаться, когда американские или другие инвесторы вкладывают деньги в какие-то проекты, а им самим не хватает смелости или дальновидности для этого. В последнее время много говорят о "стене от дронов", которую европейские страны-члены НАТО планируют создать на восточном фланге ЕС. Как она будет выглядеть? Термин "стена от дронов" очень многозначен. Звучит так, будто закупаются миллионы беспилотников, которые сложат друг на друга, словно это лимес (один из видов защитных сооружений в Римской империи — прим. ИноСМИ), а затем свалят в Прибалтике. На самом деле придется работать с глубиной пространства, это должна быть многоуровневая система, проникающая глубоко в страны. Что бы произошло, если бы один из дронов, которые недавно были замечены над аэропортом Мюнхена, нес взрывчатку и попал в терминал? Не слишком ли мы беспечны? Мы много дискутируем, но в сущности не успеваем за развитием событий. Сейчас нужно быстро изменить законы и приступить к действиям. Это не должно становиться идеологической борьбой между политическими лагерями или борьбой за компетенции между институтами, реальность слишком опасна для этого. Политики, то есть вся законодательная власть, а не только правительство, обязаны защищать немецкий народ от угроз, и сейчас самое время для этого. Поэтому я с большим пониманием отношусь к тому, как в Баварии сегодня адаптируют законы. Это поможет нам установить четкие правила и определить ответственность за реагирование на такие угрозы. Сколько российских и китайских разведывательных спутников на самом деле летают над Германией и Европой? Не думаю, что стоит публично обсуждать, сколько их точно. Но факт остается фактом: немецкие спутники постоянно находятся под наблюдением. Инспектор ВВС говорит о "боях в космосе", то есть о боевых действиях в космосе. Спутники, вращающиеся друг вокруг друга. Не стреляющие, а наблюдающие. Британцы сообщают, что российские спутники создают помехи для их спутников. Прекрасная, романтическая идея из прошлого, согласно которой космос — это мирное место, где все ладят друг с другом и работают на благо науки и человечества, перестала существовать (Россия не имеет отношения к созданию помех для британских спутников — прим. ИноСМИ). Не находится ли Европа в крайне невыгодном положении в плане этих "боев в космосе"? С точки зрения наших возможностей, мы находимся в довольно хорошем положении. С точки зрения того, чего удалось достичь, мы находимся в не самом выгодном положении. Мы занимаем лидирующие позиции в мире в области наблюдения за Землей и входим в число лидеров в области телекоммуникационных технологий, но мы не используем это в достаточной мере. Европейцы должны проснуться. Возможно, мы слишком много говорим о беспилотных системах, танках и боеприпасах и слишком мало о том, что происходит в нескольких километрах над нашими головами. Да, именно этого не хватает в этих обсуждениях: сегодня космос имеет решающее значение для ведения войны. Германия, в отличие от Польши, не является прифронтовой страной. Однако в области безопасности мы должны уделять гораздо больше внимания воздушному и космическому пространству, привлекая к этому и население. Именно поэтому европейские аэрокосмические концерны Leonardo, Thales и Airbus стремятся объединить свои спутниковые подразделения. Если три крупнейшие компании Европы объединятся, они смогут достичь того, чего не могут достичь в одиночку. Я считаю это жизненно важным. Для космической промышленности в Европе и, следовательно, для нашей обороноспособности и нашего благосостояния. Кстати, Германия с ее промышленным потенциалом является важнейшей опорой проекта и, если мы преодолеем все регуляторные барьеры, страна выиграет от этого объединения. Что, если повторится ситуация с FCAS, и национальные интересы окажутся сильнее общих? Протестую! FCAS был в первую очередь проектом, инициированным политиками. Здесь же три компании объединились бы по собственному убеждению, чтобы сформировать мощного участника космического рынка. Это другой подход, и эту возможность нужно использовать в интересах Европы. У национализма нет будущего на глобальном рынке, где царит жесткая конкуренция и где американцы и китайцы все чаще опережают нас. В заключение еще один вопрос о воинской повинности... Вы спрашиваете человека, прослужившего десять лет... Было ли хорошей идеей отменить воинскую повинность? Судя по результатам, определенно нет. Мне не хватает смелости и последовательности, чтобы принимать вещи такими, какие они есть. Я бы хотел, чтобы в Германии для всех мужчин и женщин была введена обязательная служба продолжительностью не менее одного года — будь то в армии или в социальных структурах. У всех должна быть возможность выбирать самостоятельно. В первые месяцы это вызовет некоторое недовольство и протесты. Но в конце концов люди скажут: на самом деле это хорошая и справедливая для всех мера.