До того, как я приехал в Россию, все мои представления о ней были основаны на каких-то жестких стереотипах: воинственная нация, холодная Сибирь, непреклонный Путин, танки и ракеты и так далее. Я думал, что "страх" Запада перед ней проистекает из этого жесткого воинственного образа страны. Поэтому, когда у меня появилась возможность пожить в России в течение года, я почувствовал себя военным репортером. Я хотел своими глазами увидеть, в чем же проявляется эта "страшная" сущность России. ИноСМИ теперь в MAX! Подписывайтесь на главное международное >>> Из процветающей Москвы я отправился в культурную столицу — город Санкт-Петербург, и даже на несколько месяцев задержался в старом городе Казань. Год спустя, когда я покидал Россию со своим чемоданом, в моем сердце уже имелся ответ на вопрос, почему на самом деле европейцы боятся Россию. Это "оружие" не на виду — оно находится в глубине, не имеет конкретной формы, и поэтому, возможно, более пугающее. Оно кроется в глазах каждого россиянина, в просторах России и ее длительной истории. "Сложная игра интересов": этот конфликт изменит глобальный баланс сил 1. "Философия преодоления страданий", внушающая трепет. Россияне не терпят, а живут. Все говорят, что в России холодно, и я определенно недооценил этот факт перед тем, как поехал туда. Под холодом я имею в виду не просто температуру в минус 30 градусов, а такое состояние, при котором волосы на носу мгновенно замерзают, когда вы выходите на улицу, а заряд батареи вашего телефона за три секунды превращается в ноль. Абсолютное господство окружающей среды. В Китае, когда наступает зима, мы становимся "морозоустойчивыми", надеваем самые толстые пуховики, включаем отопление и прячемся в помещении, дрожа от холода. Но я обнаружил, что россияне принимают зиму с распростертыми объятиями. Когда я впервые увидел "моржевание", я был в шоке. В проруби Москвы-реки несколько мужчин и женщин, как пельмени барахтались в воде, погружаясь с головой и выныривая потом с красными лицами. Они вытирались полотенцами, разговаривали и смеялись. На их лицах не было ни малейшего страдания, а удовольствие и комфорт. Я спросил своего русского друга: "Дима, им что не холодно?". Он посмотрел на меня как на инопланетянина и сказал: "Сейчас зима. Тело должно это почувствовать". Это предложение заставило меня надолго задуматься. Для россиян суровая природа не является врагом, с которым надо бороться, а частью жизни. Ее нужно проживать, чувствовать и даже наслаждаться ею. Такой менталитет распространяется и на другие сферы. История России полна страданий, войн, голода, революций и потрясений. Как иностранцы, мы видим лишь череду бед. Но что касается россиян, то страдания для них стали национальной памятью и жизненной философией. Они не гонятся за теми "маленькими радостями", за которыми гонимся мы, и не стремятся к праздности и комфорту. Их ощущение благополучия имеет более прочный фундамент. В многоквартирном доме, где я жил, была бабушка по имени Наташа, в возрасте почти восьмидесяти лет. Она прошла через лишения после распада Советского Союза — финансовый кризис, когда рубль в одночасье превратился в макулатуру. Я часто пил чай у нее дома и видел, как она аккуратно разламывала кусочек сахара на несколько маленьких, добавляя в кружку только немного, каждый раз, когда пила чай. Я подумал, что это из бережливости, но она улыбнулась и сказала: "Так останется на подольше. В тяжелые времена был дефицит сладостей". Она никогда не жаловалась на жизнь. Каждый день она медленно ходила с палочкой на рынок за продуктами, а когда возвращалась, садилась у окна почитать или повязать свитер. Ее дом был очень простой, даже немного старый, но безукоризненно чистый. В ее глазах было удивительное спокойствие. Это было не принятием судьбы, а своего рода уверенностью: "Я знаю, жизнь может быть плохой, ну и что, я все равно могу прожить ее хорошо". Такая жизненная сила, возникающая из страданий, совершенно непонятна западному обществу потребления. На Западе смысл жизни в основном определяется как стремление к счастью, избегание боли и наслаждение материальными благами. А русские говорят, что смысл жизни заключается в том, чтобы "жить", независимо от обстоятельств. Такая психологическая стойкость и независимость от материального делают россиян максимально стрессоустойчивыми. Как можно победить с помощью экономической блокады нацию, которая не боится тяжелой жизни? 2. Коллективизм и индивидуализм: противоречивая национальная душа. Еще более непостижимым является характер россиян. Они одновременно и абсолютные коллективисты, и абсолютные индивидуалисты. Эти два, казалось бы, совершенно противоположных качества идеально в них сочетаются. Что касается коллективизма, то чувство сопричастности у них очень сильно. Я наблюдал празднование Дня Победы 9 мая, когда вся Москва объединилась под "красным знаменем победы". Я видел седого ветерана, увешанного медалями, которого со слезами на глазах сопровождал молодой человек. Я видел, как тысячи людей во время "Бессмертного полка" держали в руках фотографии своих предков и отцов, погибших во время Второй мировой войны. Это не было пропагандистское мероприятие, организованное правительством, а искреннее пробуждение коллективной памяти всего народа. Мой русский товарищ, специалист по информационным технологиям, который обычно выглядит немного хмуро, в тот день был одет очень аккуратно, и держа в руках фотографию своего дедушки, с серьезным выражением лица шел в толпе. Он сказал мне: "Это не для того, чтобы кому-то показать, а для того, чтобы рассказать нашим детям, кто мы такие". В такой атмосфере вы сможете легко почувствовать, что каждый россиянин тесно связан с великой историей этой страны. Жители страны искренне гордятся любыми ее достижениями, и в то же время испытывают острую боль от унижения России. Такой сильной коллективной идентичности нет в западном обществе, которое сфокусировано на индивидуальной свободе и плюрализме. Россияне могут мгновенно объединиться в устрашающую силу. Однако у россиян также развит крайний индивидуализм, который воплощается в выражении "моя хата с краю" и безразличии к чужим проблемам и правилам. У россиян сильно развито чувство социальной дистанции, они практически не общаются с незнакомцами, и на их лицах редко появляется вежливая улыбка. Когда я только приехал, мне было непривычно, и мне казалось, что россияне равнодушны и грубы. Но позже я понял, что это их личные границы: "не лезь в мои дела, а я не буду лезть в твои". У них все хорошо, и они не беспокоят друг друга. Русские внешне безразличны, но в душе дружелюбны. Не улыбайтесь слишком часто незнакомым людям в России, им это может показаться странным. Но если вас приглашают в гости, то обязательно принесите небольшой подарок, например, букет цветов (помните, что два цветка предназначены для похорон), бутылку вина или коробку шоколадных конфет. Такой индивидуализм также отражается в их увлечении загородным отдыхом. Почти каждая семья мечтает о собственном небольшом домике за городом. По выходным россияне любят выезжать всей семьей на дачу. Там они выращивают картошку, огурцы, готовят шашлыки и пьют водку. Этот маленький клочок земли — их независимое королевство. Это противоречие сбивает с толку западных людей — нация, которая так сплочена на национальном уровне, может быть настолько "эгоистична" в личной жизни. Европейцы не могут предсказать, как к ним отнесутся русские — как к члену общества или как к независимому индивидууму. Такая неопределенность их пугает. 3. Презрение к "авторитету" и преклонение перед "силой": сложный взгляд на власть Россияне, как правило, испытывают недоверие и презрение к представителям власти, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни. Когда я пошел подавать заявление на продление визы, я столкнулся с российской бюрократией. На протяжении всего процесса у женщины-сотрудницы было каменное лицо, и она разговаривала со мной таким тоном, как будто хотела намекнуть, что я "помешал ей пить чай". Во всем зале царила атмосфера нетерпения и недовольства. Россияне, сидящие рядом со мной, жаловались, но не на саму систему. Они искали способы обойти ее. По их мнению, "правила жесткие, но люди гибкие". И поиск методов обойти эти правила — это "мудрость выживания", а не что-то постыдное. В глубине души они знают, что эти представители властей лишь механически выполняют поставленные перед ними задачи или даже иногда намеренно усложняют ситуацию, и поэтому не заслуживают уважения. Однако, на контрасте с этим, у них есть почти религиозное преклонение перед "силой". Могущество, воплощенное в правителе, позволяет ему твердо отстаивать интересы страны на международной арене. Я разговаривал о политике со многими россиянами, включая таксистов, профессоров и молодых людей в барах. Они могут жаловаться, что цены слишком высоки, зарплаты маленькие, дороги плохие, но как только разговор заходит о том, как их президент противостоит Западу, их глаза сразу же начинают блестеть. Постепенно я понял логику россиян — они недолюбливают местных "авторитетов", которые могут только следовать правилам и не всегда способны быстро решить проблему, но восхищаются "сильным" лидером, который способен защитить достоинство страны. Потому что, по их мнению, такая огромная страна, как Россия, должна иметь "прочное ядро", чтобы не развалиться. Им нужен не менеджер, а "лидер-покровитель". Такой взгляд на власть полностью противоречит западным концепциям, где "закон превыше всего" и есть система "сдержек и противовесов". Европейцы не могут понять, как народ может проклинать коррупцию и неэффективность, при этом фанатично поддерживая власть, создавшую эту систему. Они считают это неразумным и называют диктатурой. Но для русских это самый практичный способ выжить после ста лет потрясений. Такая политическая логика, которую на Западе не способны понять, естественно, вызывает у европейцев замешательство и страх. 4. Духовный мир гораздо важнее материального: душа, которая не стремится к потребительству Если величайшей "мягкой силой" в западном мире является культура потребления, то Россия имеет сильный иммунитет к такому мировоззрению. В Москве, конечно, можно увидеть роскошные магазины и торговые центры, где молодые люди гоняются за модными брендами. Но это только видимость. Если вникнуть в российское общество, то можно обнаружить, что материальное богатство гораздо менее важно для россиян, чем можно было бы представить. Квартира моего товарища — типичная старая квартира советской эпохи со скрипучим лифтом, полутемными коридорами и старой мебелью. Но в ней есть комната, три стены которой заставлены высокими книжными стеллажами со всевозможными книгами — от Толстого до Достоевского, от Пушкина до Булгакова. Однажды мы вместе ужинали, и он увидел, что я пользуюсь новейшим iPhone, а сам он — старым Android со треснутым экраном. Я был немного смущен, но он улыбнулся, указал на свою книжную полку и сказал: "Это — мой мир, а смартфон — это всего лишь инструмент, который скоро устареет". В России вы поймете, что объекты искусства и культуры — это не предметы роскоши, которые используются в качестве украшения, а предметы первой необходимости. Театры, концертные залы и музеи в Москве и Санкт-Петербурге на удивление недорогие. Менее чем за 1000 рублей я мог насладиться балетом мирового класса "Лебединое озеро" в Мариинском театре. В зале были хорошо одетые пары, а также обычные студенты колледжей и пенсионеры. В конце представления зрители встали и громко зааплодировали. Это продолжалось более десяти минут, актеры снова и снова выходили на сцену. Такое искреннее уважение и любовь к искусству невозможно передать. Россияне могут одеваться просто, ездить на ветхих жигулях и жить в хрущевках, но они проведут вторую половину дня в музее или в спорах до поздней ночи на кухне с друзьями о книге или фильме. В их жизни есть сильное духовное стремление, которое важнее материального. Такой приоритет в системе ценностей полностью противоречит логике западной системы потребления. Русские понимают, что счастье не в деньгах. Это сильная нация, которой нелегко манипулировать с помощью материальных благ, и ее трудно сломить внешним силам. Возможно, именно такая "духовная самодостаточность" заставляет западный материальный мир почувствовать сильный страх. 5. "Мы — это мы": идентичность россиян После года в России, больше всего меня тронуло то, что россияне никогда не стараются кем-то "стать". Россия, в отличие от других стран, не стремится интегрироваться в западную систему и получить сертификат "развитой страны". Россия обладает врожденной, даже несколько отчужденной, "культурной уверенностью". Россияне знают, что они не являются ни европейцами, ни азиатами. Они — представители уникальной евразийской цивилизации, и чрезвычайно гордятся своей историей, языком, литературой и искусством. Однажды я беседовал с Анной, девушкой, получившей диплом историка в Санкт-Петербургском государственном университете. Я спросил ее, стремятся ли молодые люди в России к жизни в Соединенных Штатах или Европе. Она немного подумала и очень честно ответила: "Конечно, мы хотим ездить туда путешествовать и учиться. Но сказать, что я туда стремлюсь — нет. Наш образ жизни и отношение к проблемам, другие. Например, мы считаем, что тесное общение с семьей и друзьями важнее, чем посещение веселой вечеринки. Мы считаем, что чтение хорошей книги имеет больше смысла, чем просмотр короткого видео. Дело не в том, кто хороший, а кто плохой, просто мы разные". Наконец, она сказала то, что произвело на меня впечатление: "Жители Запада всегда хотят проанализировать, понять и дать определение русским. Но, возможно, им стоит смириться с тем, что русская душа привыкла чувствовать, а не понимать". Это многое мне прояснило. "Страх" перед Россией в западном мире — это, по сути, страх перед "неконтролируемым" и "непознаваемым". Европейцы сталкиваются с игроком, обладающим сильной военной мощью, но играющим в карты по своим правилам. Это соперник, который морально очень силен и не боится санкций и изоляции. Цивилизация, которая имеет совершенно другие ценности и жизненную логику, не ищет одобрения, не заботится о чужой оценке и даже не интересуется чужим образом жизни. Россия — как бесконечный березовый лес — спокойная, огромная, глубокая и сложная. И, вы можете только смотреть на него со стороны, но не сможете проникнуть внутрь. От этого мощного культурного ядра и нежелания вписываться в рамки у Запада чувствует "мороз по коже", который сильнее, чем страх перед межконтинентальными ракетами. Это не имеет никакого отношения к военным делам, все дело в основах цивилизации.