Добавлен труд Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1–17

Read post on feeds.feedburner.com

Источник epub pdf Оригинал: 22МбСодержание№ 1. Января 5-гоР-в П. Поучение на новый год // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1. С. 1–6.С. Новый год в жизни пастыря // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1. С. 7–15.Древность и происхождение христианского обычая освящать воду // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1. С. 15–27.Об издании епархиальных ведомостей в 1875 году // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1. С. 27–32.№ 2. Января 12-гоР-в П. Поучение на Богоявление Господне // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 34–38.Р-в П. Древность и происхождение христианского обычая освящать воду// Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 38–46.Обозрение журналистики минувшего года // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 47–58.И-ч. Обычаи в праздник Рождества Христова на западе // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 59–62.Объявления // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 62–64.№ 3. Января 19-гоТворения св. Тихона еп. воронежского и задонского, как пособие для проповедников // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 3. С. 65–73.Наши народные школы и учители народных школ // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 3. С. 73–85.М. П. Библиография // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 3. С. 85–96.№ 4. Января 26-гоЗабелин И. Творения св. Тихона еп. воронежского и задонского, как пособие для проповедников // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 4. С. 98–106.И. Л. Наши народные школы и учители народных школ // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 4. С. 106–117.Обозрение журналистики минувшего года // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 4. С. 118–134.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 4. С. 134–136.№ 5. Февраля 2-гоР-в П. Поучение в день Сретения Господня // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 137–143.Р-в П. Праздник сретения Господня // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 144–153.Дроздов М., свящ. Поучение в неделю мытаря и фарисея // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 154–156.Архипастырское наставление священнослужителям единоверческого прихода об отношении единоверцев к православным // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 156–162.Библиографическая заметка // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 163–167.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 167–168.№ 6. Февраля 9-гоАрхиепископа Херсонского и Одесского Леонтия послание пастырям херсоно-одесской епархии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 6. С. 169–179.Обозрение духовной журналистики минувшего года // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 6. С. 179–193.Бродячая Русь. Прошаки и запрощики. С. Максимова // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 6. С. 193–204.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 6. С. 205.№ 7. Февраля 16-гоТворения св. Тихона еп. воронежского и задонского, как пособие для проповедников // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 7. С. 206–216.Характеристика южно-русской схоластической проповеди в связи с проповедью западно-европейской и польской // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 7. С. 217–226.Калинников Н. Бродячая Русь. Прошаки и запрощики. С. Максимова // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 7. С. 227–242.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 7. С. 242–244.№ 8. Февраля 23-гоЗабелин П. Творения св. Тихона еп. воронежского и задонского, как пособие для проповедников // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 8. С. 245–251.Характеристика южнорусской схоластической проповеди в связи с западноевропейской и польской // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 8. С. 251–264.С. Возвращение греко-униатов в лоно православной церкви // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 8. С. 264–270.Новые книги в пособие при преподавании закона Божия // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 8. С. 271–280.№ 9. Марта 2-гоСеменов Иаков, свящ. Беседа священника с прихожанами о почитании св. икон // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 281–291.Речь, сказанная 12 января новоприсоединившимся униатским протоиереем и бельским благочинным о. Николаем Ливчаком // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 291–293.В. Нынешнее состояние православной церкви в Сербии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 293–305.Э-ский И., свящ. Новые книги в пособие при преподавании закона Божия // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 305–313.N. Церковно-археологическое общество и музей при киевской духовной академии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 313–316.№ 10. Марта 9-гоЗверев Пётр, свящ. Поучение пред открытием приходского попечительства // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 10. С. 317–322.Т-ский А. Характеристика южно-русской схоластической проповеди в связи с проповедью западно-европейскою и польскою // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 10. С. 322–334.Обозрение духовной журналистики минувшего года // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 10. С. 334–355.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 10. С. 356.№ 11. Марта 16-гоПавловский Харитон, свящ. Поучение на освящение храма // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 11. С. 357–363.Домашний быт сельского священника, по воззрению современной беллетристики. «Дожил». Очерк. Отеч. зап., ноябрь // Руководство для сельских пастырей. 1874 г. 1875. Т. 1. № 11. С. 363–374.М. П. Библиографическая заметка // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 11. С. 374–381.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 11. С. 382–384.№ 12. Марта 23-гоКрасовский П., свящ. Поучение в 4-ю неделю великого поста // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 12. С. 385–391.Об открытии и закрытии епархий в русской церкви, от начала существования её до настоящего времени // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 12. С. 391–401.Калинников Н. Домашний быт сельского священника, по воззрению современной беллетристики. «Дожил». Очерк. Отеч. зап., ноябрь // Руководство для сельских пастырей. 1874 г. 1875. Т. 1. № 12. С. 401–415.От редакции // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 12. С. 416.№ 13. Марта 30-гоР-в П. Поучение в день Благовещения Пресвятой Богородицы // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 13. С. 417–423.Поучение в 5-ю неделю великого поста // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 13. С. 423–426.В. Религиозные верования китайцев и христианство в Китае // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 13. С. 427–437.Обозрение духовной журналистики минувшего года // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 13. С. 437–448.№ 14. Апреля 6-гоКрасовский П., свящ. Поучение в неделю цветоносную // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 449–453.Бандаков Василий, свящ. Поучение в великий четверг пред исповедью // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 453–455.Э-ский И., свящ. Ответ на возражение о. Свирелина по поводу рецензии на его книгу – «Начатки учения христианской веры» // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 455–466.События в церкви иерусалимской // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 466–468.Как проводят великий пост в Вене // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 468–471.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 471.От редакции // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 472.№ 15. Апреля 13-гоПособие к основательному изучению апостольских правил // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 15. С. 473–484.Одно из средств к усилению нравственного влияния приходских пастырей на народ // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 15. С. 484–491.Новый взрыв борьбы между государством и римскою церковью в Германии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 15. С. 492–496.№ 16. Апреля 20-гоПособие к основательному изучению апостольских правил // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 497–504.Одно из средств к усилению нравственного влияния приходских пастырей на народ // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 504–514.Новый взрыв борьбы между государством и римскою церковью в Германии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 514–519.Э-ский И., свящ. Книги для народного чтения // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 520–528.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 528.№ 17. Апреля 27-гоСлово в неделю св. жён мироносиц // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 17. С. 529–534.Собеседования священника с беcпоповцем // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 17. С. 534–539.Обрядовые особенности в богослужении древней новгородской церкви // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 17. С. 540–550.В. Новый взрыв борьбы между государством и римскою церковью в Германии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 17. С. 550–556.№ 1. Января 5-гоР-в П. Поучение на новый год // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1. С. 1–6.Вчера мы, бр..., окончили один из годов нашей жизни, сегодня вступаем в новый год. В нынешний день мы стоим как бы на рубеже между старым и новым годом. Всякому понятно, как важен этот день; поэтому-то, кажется, и нет ни одного человека, который оставлял бы его без внимания и ничем не отличал от прочих дней. Ио чем обыкновенно заняты бывают люди в столь важный день жизни? Большею частию, забыв все, что было с ними в прошедшем году, думают только о том, что-то принесёт им наступающий год, силятся разрешить сокровенную тайну будущего, предаются разным суеверным гаданиям, с тревожным духом замечают всякие приметы, надеясь в них найти разгадку своей судьбы, или предаются веселию и разгулу, думая, что если весело проведут первый день нового года, то и весь этот год пройдёт у них весело. Вы, бр. воз., хорошо сделали, что, не увлекаясь суетными мирскими обычаями, с раннего утра поспешили сегодня собраться в храм Божий. Если когда, то в этот день нам первее всего необходимо явиться пред лице Отца небесного, чтобы излить пред Ним свои сыновние чувствования и принесть Ему искреннее благодарение как за прожитый нами год, так и за то, что Он милосердый вводит нас грешных в новый год жизни.В самом деле, бр., если припомнить прожитый нами год, нельзя не возблагодарить Отца небесного, милующего и ущедряющего нас. Весь прошедший год, не в пример прежним годам, прошёл для нас спокойно и благополучно: ни у нас, ни в окрестностях нигде не было губительных болезней и никого не смущала опасность близкой лютой смерти, как это бывало в прежние годы. Мы, не боясь никакой заразы, утоляли свой голод и жажду, чем Бог послал, и свободные от всякого страха, беспрепятственно могли благоустроять дела свои. Видно, что Господь взирал на нас без гнева. А каким изобилием плодов земных наделил Он нас в прошедший год! Наши поля давно уже не покрывались такою тучною и богатою жатвою и земля давно не давала нам столько всякого плода. Многие из вас не только успели собрать в мимошедшее лето продовольствие на целый год, но и сделать большой запас на будущие годы. За что же Господь так милостив был к нам в прошедший год и так обильно ущедрил нас? Если разберём свою прошедшую жизнь и вспомним свои мысли, слова и дела, то совесть скажет каждому из нас, что и в прошедший год мы были грешны пред Богом так же, как и в прежние годы. Не можем мы похвалиться ни особенным усердием к храму Божию, ни искреннею любовью друг ко другу и взаимным согласием, ни делами благотворительности и помощию бедным братиям нашим; и в прошлом году, как и прежде, мы и о Боге мало думали, и между собой не всегда жили согласно, и нищею братию мало призревали; свои давние, закоренелые дурные привычки совсем не заботились исправить, но предавались прежнему всякому невоздержанию. По истине Господь в прошедший год не по беззакониям нашим сотворил есть нам, ниже по грехом нашим воздал есть нам. Можно ли же не благодарить от всей души и от всего сердца столь милосердого к нам Отца небесного? Собравшись ныне здесь пред лицом Его, вознесём Ему единым сердцем и едиными устами жертву хвалы и благодарения за великие благодеяния, явленные нам в прошедший год: слава Тебе Богу, Благодателю нашему во веки веков!Но мы должны благодарить и славословить милосердого Господа Бога и за то, что Он благоволил ввести нас в новый год нашей жизни. Конечно мы не знаем, что принесёт нам наступивший год: будет ли он для нас счастлив и благополучен, даже проживём ли мы его весь до конца. Нам не дано знать будущее, которое известно одному Богу; не будем и усиливаться разгадать его: что Бог даст, то и будет. Но уже то одно вели кое для нас благодеяние Отца небесного, что Он вводит нас в новый год жизни, даёт нам время ещё жить. Бремя есть столь неоценённый дар Божий, что с ним не может сравниться никакое земное богатство. Пользуясь им, мы все можем сделать и для нашего земного благополучия, и для нашего вечного блаженства. В жизни для каждого дела своё время, и кто потерял благоприятное время для какого-либо дела, тому трудно и даже не всегда возможно бывает вознаградить эту потерю. Возьмём для примера хоть один день: не встань рано по утру, не потрудись, не позаботься в своё время приготовить все нужное для обеда, – и со всею семьёю останешься без обеда. Возьмите также целый год: кто весной и летом потратил время понапрасну, не трудился, не пахал, не сеял и не жал, – или кто пропустил лучшие дни для посева, жатвы и уборки хлеба, у того и нет такого довольства, как у других; зимою уже ничего не посеешь и не пожнёшь: зима нужна для других трудов и занятий. То же самое и в целой жизни каждого человека, – для каждого возраста своё дело. Время детства и юности даётся человеку для того, чтобы он укреплял свои телесные силы, набирался около старших уму-разуму и приготовлялся к тому, чтобы в зрелом возрасте быть честным работником, полезным для семьи и для общества. И у того, кто. с детства обучился какому-либо занятию, навык честно трудиться, быть исправным, трезвым и бережливым, у того в хозяйстве порядок, в доме всякое довольство и во всех делах удача. Но у кого молодые годы прошли даром, в праздности и беспутстве, тот бывает плохой работник и плохой хозяин: у него и сил таких нет, он не умеет как и за дело взяться. Такие люди большею частию влачат свою жизнь в бедности, или промышляют бесчестными делами. Так дорого время для устроения нашего земного благополучия! Но ещё более дорого оно для устроения нашего вечного блаженства. Что такое вся земная жизнь человека от колыбели до гроба? Дли чего она даётся человеку? Все время нашей земной жизни есть не что иное, как воспитание для жизни загробной, которая будет продолжаться без конца. Наша земная жизнь то же, что утро для каждого дня, что весна и лето для каждого года, что молодость у каждого человека. Как мы себя направим здесь, так будем жить и за гробом. Если мы приучим себя здесь любить Бога, любить друг друга, удерживаться от злобы, зависти и всякого порока, то и в будущей жизни мы будем людьми добрыми, любимыми Богом, достойными жить вместе с св. ангелами. Но если в здешней жизни проведём время в худых делам, разовьём в себе преступные желания и страсти, то с ними мы останемся и на целую вечность, и будем противными Богу, недостойными жить вместе с ангелами. С худыми мыслями и желаниями, которыми будет наполнена душа наша, мы не найдём себе нигде места, кроме ада, в сообществе с людьми нечестивыми и злыми духами, отверженными Богом, идеже будет плач и скрежет зубом. Так дорого малое время настоящей жизни для бесконечной вечности, которая предстоит нам! Мы, возл. мои, вот уже несколько лет прожили на земле, но кто скажет о себе, что он достаточно приготовился к вечности? Воспитали ли мы в своей душе добрые свойства и расположения, чтобы жить с Богом и Его святыми ангелами? Если сообразить свою прошедшую жизнь с заповедями Божиими, с учением Христа Спасителя, то окажется, что мы слишком мало сделали для вечности, а может быть и ничего. Стало быть мы потеряли время прошедшей жизни и, как бесплодные деревья, недостойны того, чтобы и место занимать на земле. Какая же бесконечная милость к нам Отца небесного, что Он ещё благоволит продлить нашу жизнь, вводя нас в новый год, чтобы мы имели возможность принесть искреннее раскаяние в прежних худых наших делах и положить хоть какое-нибудь доброе начало для будущей жизни вечной. Отец небесный, давая нам новый год жизни, делает с нами то же самое, что сделал вертоградарь с бесплодною смоковницею, о которой говорится в евангельской притче. Как бесплодная смоковница, обречённая на то, чтобы срубить её и бросить в огонь, оставлена ещё на год, в надежде, что может быть принесёт какой-нибудь плод; так и мы теперь, по милости Божией, вводимся в новый год жизни, в надежде, что он пройдёт у нас не без пользы для нашей вечной жизни. Видите, бр., какая неизреченная милость Божия к нам открывается в том, что мы вступаем теперь в новый год жизни! По истине Господь не по беззакониям нашим творит нам, ниже по грехом нашим воздает нам. Возможно ли не проникнуться чувством живейшей благодарности к Нему и не воскликнуть хвалебным гласом: Слава Тебе Богу, Благодателю нашему во веки веков!Пророк Божий говорит; милость Господня от века и до века на боящихся Его и правда Его на сынех сынов, хранящих завет Его и помнящих заповеди Его творити я. Это значит, что милость Божия простирается вечно и неизменно только на тех, кто боится Господа, помнить заповеди Его и старается исполнять их. Вступая теперь в новый год жизни и желая, чтобы Господь пробавил к нам милость свою, позаботимся, бр. мои, утвердить в душе своей страх Божий, чтобы он оберегал нас от всяких преступных дел и намерений! Будем хранить в памяти заповеди Господни, и на каждом шагу в жизни соображать с ними свои мысли, слова и поступки! И тогда Отец небесный утвердит милость свою на нас и на сынах наших, и якоже щедрит отец сыны, ущедрит Господь нас всеми дарами своей бесконечной благости в сей и в будущей жизни. Аминь.П. Р-вС. Новый год в жизни пастыря // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1. С. 7–15.Заканчивают минувший и начинают новый год обыкновенно сводом итогов сделанного в минувшем и предначертанием правил или проекта для наступающего года. Так принято делать в образованных государствах, в правильно организованных промышленных и предприимчивых компаниях и обществах, и даже у частных коммерческих и торговых людей и хороших хозяев, если последние любят внимательно и осмотрительно вести свои дела, если из каждого минувшего года своей промышленной деятельности они стараются извлекать правила для наступающего. Внимательный обзор прошедшего и мудрое начертание правил для будущего в настоящее время сделалось необходимою принадлежностью всех совершенствующихся и преуспевающих на пути развития промышленных предприятий: без подобного рода осмотра ни одно предприимчивое общество не решается делать твёрдого и надёжного шага вперёд, ни один коммерческий человек не может быть уверен в успехе своего предприятия. Всесторонняя оценка и разбор прошедшего есть самая твёрдая и надёжная основа для будущего. Не неуместно ли было бы и пастырям церкви, в виду успешности пастырского служения, ежегодно подводить подобные итоги своей пастырской деятельности, делать предметом выкладок математических разные случаи из пастырской практики? Далеко не излишне было бы: с одной стороны, жизнь пастырская так разнообразна и такой требует предусмотрительности, что ежегодные итоги минувшей деятельности могли бы умудрить и усовершить на поприще служения; с другой стороны, жизнь пасомых так богата событиями разного рода, что ежегодное описание и изучение их далеко не безынтересно было бы для пастыря, внимательно следящего за. религиозно-нравственным развитием своей паствы в течении нескольких лет. Из описания и разбора их легко могла бы составиться целая система правил для практической пастырской деятельности. Нам скажут, что подобного рода отчётность не новость, что она уже издавна существует и пастыри ежегодно представляют ведомости своему высшему начальству о числе душ, исповедующих православную веру, о бракосочетавшихся, бывших у исповеди и т. под. Знаем, что подобного рода церковно-приходские ведомости существуют; но, во-первых, эти ведомости самого общего характера и касаются в собственном смысл одного числа исповедующих православную веру, бывающих у св. исповеди и т. под., во-вторых, эти ведомости, хотя и самого общего характера, в глазах наших священнослужителей имеют один только официальный характер без всякого приложения к практической пастырской деятельности. Наши священнослужители привыкли смотреть на них, как на одни официальные документы, и, составив их, тем и оканчивают все заботы о них. Когда мы говорим о ведении годовых отчётов в виде математических, статистических показаний, то прежде всего разумеем числовые отчёты более специального характера, простирающиеся на разнообразные проявления жизни прихожан, далее разумеем такого рода отчёты, которые пастыри церкви, ревнуя о благе своего служения, вели бы исключительно для себя, в видах извлечения данных для расширения и возвышения своей практической деятельности среди прихожан. Известно, какое громадное значение в настоящее время приписывают статистике в решении нравственных вопросов; почему же не воспользоваться ею нашим священнослужителям для своей практической области? Что же собственно могут делать предметом числовых годовых отчётов наши священнослужители в жизни своих прихожан? Какого рода итоги будут составлять из их прошедшей жизни?Предметом пастырского наблюдения и изучения, в виде математических показаний, могут быть разнообразные проявления и обнаружения вообще религиозной жизни пасомых, их чисто религиозное развитие и направление, их нравственное состояние, грамотность, успехи в умственном и нравственном развитии. Числовые выводы, составленные на основании сведений обо всех этих проявлениях религиозно-духовной жизни пасомых, и составят ежегодные пастырские итоги, которые, по своей внешней форме, будут приближаться к обыкновенным коммерческим и другим итогам, но, по внутренней стороне, будут выражать собственно религиозно-нравственное состояние паствы.Прежде всего священнослужители могут отмечать религиозное состояние своих пасомых в таком виде: в конце отчётного года увеличилось ли число исповедующих православную веру, или же уменьшились; если последовала та или другая перемена, то вследствие каких причин: была ли она следствием одних внешних условий, приращения или убавления населения, или же случилась вследствие совращения в раскол, отпадения в другое вероисповедание, усвоения какого-нибудь ложного, превратного учения. Внимательное изучение видоизменения этих, по-видимому, ничего незначащих числовых отношений и кроющихся под ними причин может приводить к важным результатам. Если число исповедующих православную веру уменьшилось вследствие совращения в раскол, отпадения в другое вероисповедание, или усвоения ложного учения, то какие усилия потребуются со стороны пастыря, дабы пресечь зло в самом начале! Мало одного усиления церковной проповеди, нужно чтобы эта проповедь была проникнута глубоким изучением зла, поражающего паству, чтобы она живо и наглядно рисовала и изображала весь вред и опасность, проистекающие от усвоения ложного вероучения или же просто учения. Словом, видоизменение числовых данных и дознание причин этого видоизменения могут видоизменять самое направление церковной проповеди, могут указывать, чему преимущественно она должна быть посвящена с начала наступающего года. Даже неизменяющаяся и постоянно одна и та же цифра исповедующих православную веру, при населении прихода совращёнными в раскол или от павшими в другое вероисповедание, может обращать внимание пастыря на то, почему его паства не увеличивается при удобной возможности увеличиться, нет ли причин, мешающих переходу в православие в самой его пастве или в нем самом. На раздумье о многом другом может наводить одна циферная отчётность, одно аккуратное приведение в известность и внимательное сличение ежегодных итогов исповедующих православную веру.К таким и если ещё не к большим практическим выводам может привесть затем наблюдение и изучение нравственности прихожан в виде математических показаний; только здесь область наблюдения и изучения становится ещё шире: здесь уже нельзя ограничиваться одним общим числовым показанием живущих сообразно закону Божию и постановлениям церкви и уклоняющихся от них; здесь, для изображения нравственного состояния, необходимо ввести особые рубрики нравственных доблестей и пороков, и по ним следить увеличение или уменьшение тех и других. Внимательное сличение числовых данных за несколько лет может ознакомить пастыря не только с нравственным состоянием паствы вообще, но и указать, какими пороками или добродетелями его паства отличается. А это будет большим приобретением для его нравоучительной деятельности! Изучив добрые и слабые стороны своих пасомых, пастырь может подкреплять и возвышать одни и ослаблять, обессиливать другие. Его слово не будет только общеназидательным, но специально приспособленным к положению слушателей. Конечно скажут, что все это он может делать и без математических наблюдений и изучений, что довольно одного обыденного знакомства с жизнью прихожан, чтобы видеть все их недостатки и хорошие стороны. Не спорим, что и из обыденного обращения с прихожанами наши священнослужители приобретают достаточное знакомство с их жизнью; но фактическое и точное знакомство с их добрыми и злыми навыками и наклонностями имеет свои непререкаемые выгоды. Убедившись точно и фактически в преобладании таких, а не иных пороков и добродетелей, священнослужитель будет говорить и действовать уже не колеблясь и сомневаясь, но с уверенностью и открыто, как точно изучивший и узнавший нравственное состояние своей паствы; его показания и свидетельства будут отличаться твёрдостью и ясностью; все слово примет характер вполне соответствующий положению и состоянию паствы. Оно будет не монотонным повторением одного и того же, но идущим вслед за развивающимся или упадающим нравственным состоянием паствы: в одном году оно будет направлено преимущественно против одного известного порока, получившего вследствие стечения каких-либо обстоятельств особенное развитие; в другом году оно будет направлено против другого усилившегося порока. В особенности на этот раз богатый видоизменяющийся материал представят местности, сделавшиеся в настоящее время центром фабричной и промышленной деятельности, пересекаемые железными дорогами; тип крестьян в этих местностях, по замечанию наших туристов, значительно видоизменяется сравнительно с прежним: теряются прежние патриархальные привычки и обычаи, сглаживаются прежние предания, место их занимают новые идеалы, уже не отличающиеся такою нравственною высотою, какою отличалась прежние, места тихих семейных радостей и развлечений заступает разгульная жизнь1. Словом, и в области нравственности внимательное наблюдение и изучение быта крестьян, в виде математических показаний и исчислений, может значительно видоизменить программу будущей церковной проповеди. Самое же желание вести в таком виде отчётность о нравственном развитии и преуспеянии прихожан сделает из священника внимательного наблюдателя и изучателя крестьянских нравов и обычаев.К не менее благотворным результатам может привести наблюдение в виде ежегодных числовых итогов за развитием грамотности у прихожан. Помимо общего интереса – знакомства с состоянием элементарного образования в пастве – пастырь в связи с распространением этого образования может ставить вопросы чисто религиозного характера: с поднятием умственного образования сохраняется ли православие в прежней неприкосновенной чистоте среди прихожан, совершенствуется ли их нравственность, не падают ли прежние религиозные обычаи? Положительные или отрицательные ответы на эти вопросы могут сопровождаться неодинаковым направлением пастырской деятельности: если все выше показанные стороны не только сохраняются в чистоте и неприкосновенности при новых условиях жизни, но ещё совершенствуются и возвышается, то пастырь с радостью может взирать на будущее своей паствы; но если, с распространением образования среди прихожан, не только не видится прежняя ревность к вере, но ещё замечается холодность, равнодушие, а вместе с ними проникает и нравственное растление в паству, то сколько потребуется со стороны пастыря новых усилий и заботь, чтобы этому образованию дать правильное течение и естественное развитие, чтобы сделать его средством, не унижающим религию, по ещё возвышающим и просветляющим её! Внимательный обзор всего, совершающегося среди и вокруг прихода, может давать совершенно новую пищу проповеднической пастырской деятельности.Мы наметили только главные стороны религиозного быта крестьян, могущие быть предметом ежегодных пастырских отчётов и итогов; но под такие же наблюдения могут быть подводимы самые разнообразные проявления и обнаружения религиозной жизни прихожан, и все они могут давать и указывать самое оживлённое направление церковно-проповеднической деятельности, могут ставить пастыря в самые живые и непосредственные соприкосновения с разнородными явлениями жизни прихожан. Церковно-проповедническая деятельность бесспорно много выиграла бы от такого ведения дела; будущее в этой деятельности зависело бы уже не от случайности, а управлялось бы разумною и последовательною необходимостью. А от такой только деятельности и можно ожидать полезных и благотворных результатов. Случайное caмoе одушевлённое и оживлённое проповедничество но может обещать больших успехов; необходимо, чтобы каждый шаг наперёд был точно взвешен и определён, чтобы каждой его поступи было отведено надлежащее место; в таком только разе может быть достигнута наперёд ясно поставленная цель. Такая же рассчитанная последовательность может быть приобретаема только выше показанным способом подведения ежегодных итогов. Математические и статистические показания здесь могут быть самыми надёжными руководителями.Подводя итоги истекшему году с вышепоказанных главных сторон, пастыри многих местностей, может быть, придут к не очень утешительным выводам и результатам: в некоторых местах часть их пасомых была отторгнута расколом, в других ложное учение штундизма слишком близко подошло к границам их приходов и произвело среди их прихожан какое-то неопределённое движение, в третьих прихожане увлеклись суеверным мистическим учением. Все эти ненормальные проявления религиозного духа тяжело ложатся на душу внимательного пастыря; но, вникнув в причины таких печальных явлений, взвесив наперёд, как велика опасность, грозящая пастве, наблюдательный пастырь не потеряется, но вовремя явится с готовым оружием в руках против грозящего зла. В течение целого года наблюдаемое и изучаемое зло даст ему в руки средства обдуманно и рассчитано вступить в борьбу с постигающею опасностью. Подводя итоги нравственным проступкам минувшего года, пастыри многих и значительных местностей придут к весьма неутешительному взгляду; они увидят, что нравственная порча и разнузданность проникла до костей многих из их пасомых; но эти же самые выводы и научат их, против каких нравственных болезней им предстоит бороться в наступающем году, какой порок особенно усилился среди их прихожан, какие из свято-уважаемых отеческих преданий потеряли в жизни паствы все своё значение и какую широкую дверь нравственной порче открыла эта потеря. Изучение минувшего сделает их опытными врачами болезней их паствы; прошедшее даст им в руки оружие, пригодное для будущего.С.Древность и происхождение христианского обычая освящать воду // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1. С. 15–27.Во все времена существования у нас христианства православный русский народ глубоко веровал в спасительную силу св. воды, освящаемой по требованию разных обстоятельств, особенно же той, которая освящается в праздник Богоявления Господня. К этой святыне он всегда питал особенное благоговение и считал необходимым употребление её во всех важных случаях жизни. Крепкою опорою такой веры и благоговения служили для него ненарушимо хранимые предания о благотворных действиях святой воды, многократно засвидетельствованных при её употреблении истинно-верующими сынами церкви. Такие предания частию перешли к нам с востока, откуда русские восприяли христианство, частию сложились в самой русской церкви. У нас в России многие иноческие обители, существовавшие чрез целый ряд веков, наиболее видали опыты чрезвычайной силы освящённой воды и во всей чистоте могли сохранять память о них. В этом отношении особенно заявила себя Киево-Печерская Лавра, всегда служившая рассадником истинного благочестия по всей земле русской и всегда привлекавшая к себе богомольцев со всех концов нашего отечества. Здесь нередко во дни тяжких испытаний и опасностей для церкви2. Промысл торжественно открывал свою всемогущую силу посредством св. воды. Высокообразованный киевский пастырь XVII века, Пётр Могила, бывший прежде настоятелем этой обители, собрав свидетельства о таких чудесах, нарочито поместил их в своём требнике, как непререкаемое доказательство превосходства православия пред всеми другими исповеданиями. Но и кроме таких преданий православные христиане русские, внимательные к обстоятельствам своей жизни, в своих собственных наблюдениях находили крепкую опору для веры в спасительную силу св. воды и для благоговения пред нею, как одним из важнейших даров христианской религии. Эта вера, это благоговение, как дорогое завещание предков, неизменно сохраняются в православном русском народе и доселе.Но такое отношение к освящаемой церковью воде есть достояние не одного православного русского народа, а можно сказать – почти всего христианского мира. Св. вода не только во всех православных церквах восточных считается необходимою потребностью в жизни верующих, но и в церквах инославных. Кроме церкви римско-католической, отделявшейся от церкви вселенской в IX веке, водоосвящение, как великое, так и малое, составляет важнейший обряд у несториан, армян, яковитов, коптов и абиссинцев, отделившихся гораздо раньше рим. церкви от церкви вселенской. Одни только протестантские общества, отвергающие церковное предание, но только потеряли эту святыню, завещанную древнею церковью, но и враждебно относятся к ней, стараясь подорвать её значение в глазах христиан других вероисповеданий. По-видимому ревнуя о чистоте евангельского учения и о простоте обычаев апостольского времени, но на самом деле проникнутые духом рационализма, эти общества употребляют всевозможные усилия исторгнуть у христиан эту святыню. Некоторые из них дерзают утверждать, будтообычай водоосвящения мало-помалу в течения времён вкрался в церковь из язычества и употребление христианами св. воды прямо называют суеверием. И такой отзыв слышится из уст людей, отличающихся, по-видимому, беспристрастием в исследовании христианских древностей, каков, например, Бингам. Другие, более сдержанные, видят в обычае водоосвящения со стороны пастырей дровней церкви благоразумную и только временную уступку язычникам, у которых во всей силе существовали подобные обычаи, или думают, что церковь вынуждена была ввести его для противодействия упорно коренившимся в народе остаткам язычества. Что же касается до исторических свидетельств об употреблении св. воды в древнейшей церкви, которая, по собственному признанию протестантов, отличалась евангельскою чистотою и апостольскою простотою, то, не смотря на очевидность таких свидетельств, они видят в них указания на простую воду, обыкновенно употреблявшуюся в богослужебных собраниях для омовения, как символ духовного очищения.В виду таких мудрствований протестантов, распространяемых и у нас и небезопасных для слабых в православии, небесполезно уяснить себе взгляд на древность происхождения церковного обычая освящать воду и критически, хотя кратко, разобрать разнообразные толки о нём протестантов.То несомненно, что язычники всегда были проникнуты суеверными понятиями и убеждениями относительно водной стихии. Такие понятия и убеждения у них естественно сложились из простых наблюдений над свойствами этой стихия. Для всякого очевидно важное значение её в природе. Где в изобилии бывает орошение водами и источниками, или повременными дождями, там всегда земля покрывается богатою растительностью, там кипит жизнь во всех её проявлениях, там бывает благорастворение воздуха и очищаются всякие нечистоты. А во многих источниках вода обладает целебною силою, врачующею самые застарелые недуги. Ясно также для всех, что в иных случаях вода проявляет и силу разрушительную, причиняющую множество бедствий. Людей чувственных, людей неспособных возвышаться к мысли о премирном всеуправляющем Божестве, такие наблюдения прямою дорогою вели к тому, чтобы видеть божество в самой водной стихии, ожидать от него спасительных действий, оживляющих и избавляющих от всякого зла, или умилостивлять его при проявлениях его сокрушающей силы. Отсюда у всех языческих пародов мы встречаем обоготворение воды. Последователи Зороастра покланялись воде, признавали её священнейшею материею после света, живым соком природы, и воссылали к ней моления. У индийцев поклонение воде и особенно священному Гангу доходило до изуверства. Египтяне признавали воду за жизненное начало и чествовали, её под символом Изиды. По понятию греков из воды родилась Афродита – всеобщая любовь, гармония; их Диана тоже была не что иное, как символизирование водного начала. Но особенно развито было водопочитание у древних тевтонов и славян, о чем передано множество свидетельств миссионеров христианских, трудившихся у этих народов. Наши предки двум большим рекам усвоили даже название богов – (Буг западный и Буг южный), и вообще свои религиозные обряды старались отправлять на берегах рек и источников. Соответственно таким понятиям о воде, как о божестве, все язычники употребляли воду, как средство религиозного очищения и освящения; в ней искали откровения тайн будущего и спасения от всяких зол. Персы, например, совершали священные омовения и окроплялись водою при жертвоприношениях. У римлян существовало очищение водою морской и речною к употреблялось ими как в случаях общественных бедствий, так и при частных осквернениях лиц; у них даже считалось обязательным для каждого ежегодно совершать религиозное очищение водою в последнем месяце года, от чего этот месяц и получил название Februarius. У греков вода играла важную роль в мистериях; в ней видели чудодейственную силу, избавляющую от всякого зла; по ней гадали о будущем. И вообще у язычников было бесчисленное множество обычаев в таком роде.Но все языческие верования и обычаи, относящиеся к водной стихии, нисколько не объясняют христианского обычая освящать воду и употреблять её, как святыню, спасительную во многих случаях жизни. При самом поверхностном взгляде на языческие обычаи и верования видно, как далеки они от обычая и верования христианского. Язычники самую водную стихию признавали божеством и от неё, как от живого существа, ожидали себе помощи в своих нуждах. У христиан освящённая вода служит только подкреплением их веры в спасающую силу Искупителя, освящающего своею благодатью воду при известном обряде священнодействия. Вода у христиан не более, как знак несомненного присутствия спасающей благодати, как вещество, чрез которое действует её спасительная сила. Все языческие верования относительно водной стихии, все их обычаи, проистекавшие из этого верования, служат разве только доказательством того, что человечество, обременённое грехами и всеми бедственными последствиями его, в безысходном мраке заблуждений, выражало тёмное предчувствие или сердечное желание, чтобы божество приблизилось к нему и проявило ему свою помощь чрез водную стихию. Здесь слышался тот же вопль к Искупителю, какой выражался во всех жертвах и мистериях языческих, хотя до крайности извращённых греховною испорченностью человеческой природы. Богооткровенная христианская религия, озарив своим светом седящих во стране и сени смертней; так сказать, ответила на это тёмное предчувствие, на это сердечное желание своим священным обрядом; принесла удовлетворение бедствующему человечеству, обещанное ему ещё в лице прародителей. Все, что сохранила нам история о верованиях и обычаях языческих относительно водной стихии, служит не к унижению христианского водоосвящения, а к наибольшей его славе, как имеющего глубокое основание в природе человека.Столь же несправедливо производить обычай водоосвящения в церкви христианской из желания пастырей её снизойти к утвердившимся верованиям и убеждениям языческим и из желания дать сим последним христианское направление, с целью большего привлечения язычников к христианству. Правда, в истории церкви встречаем не мало фактов, свидетельствующих о том, что пастыри церкви старались противопоставлять иногда обычай водоосвящения существовавшим у язычников суевериям. Блажен. Максим Грек на вопрос, откуда вошло в обыкновение в самый день Богоявления ходить на воду для её освящения, пишет: «до времени патриарха Фотия продолжался в пароде языческий обычай. В начале каждого месяца зажигали перед двором костёр и скакали чрез огонь, думая, что тем очищаются на следующий месяц. Фотий составил собор и положил освящать воду в начале каждого месяца. С того времени и стали в день Богоявления выходить на воду. Толкователь церковных правил Вальсамон учреждение ежемесячного освящения воды относит ко времени гораздо раньше патриарха Фотия, именно ко времени VI вселенского собора, и тоже представляет его как противодействие языческому обычаю. Отцы VI вселенского собора своим 65-м правилом постановили: «в новомесячия возжигание некоторыми пред своими лавками или домами костров, чрез кои, по некоему старинному обычаю, безумно скачут, повелеваем отныне упразднити. Посему, аще кто учинить что-либо таковое: то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен». Изъясняя это правило, Вальсамон свидетельствует, что в противодействие указанным в нем суевериям и постановлено ежемесячно в церквах совершать водоосвящение. Автор Новой Скрижали, приводя это свидетельство, прибавляет: «для сего новомесячного освящения воды в греческих монастырях и церквах имеются особые кладязи, именуемые водосвятилищами; а где нет кладязей, там употреблялась полукружная чаша или фиал»3. Но оба приведённые свидетельства, как Максима Грека, так и Вальсамона, очевидно указывают не на происхождение водоосвящения, а на распространение или усиление итого обычая, применительно к требованию, вызванному борьбою церкви с остатками язычества. Водоосвящение как в день Богоявления – на реках и источниках, так и ежемесячное – при церквах, по обоим приведённым свидетельствам, главным образом направлено против языческого обычая скакать чрез разожжённые костры, в надежде истребить огнём все несчастия, приключившиеся пред тем временем, и получить блага на следующий месяц. Каким же образом можно видеть в обряде водоосвящения какое-либо подражание язычеству? Вышеупомянутые суеверия языческие касались огня, а не воды. Мы впрочем не отвергаем, что отцы церкви священные обряды великого и малого водоосвящения направляли и против языческих суеверий относительно водной стихии, – против повременных очищений в источниках, против окроплений с разными чарами домов и против гадании над водою о будущей судьбе. На это мы также имеем свидетельства; но эти свидетельства опять подтверждают распространение или усиление существовавшего уже в церкви обычая освящать коду, а вовсе не указывают на его происхождение.Существующие у нас чинопоследования великого и малого водоосвящения не принадлежат первым временам христианства, но составлены уже в позднейшее время. Чин малого водоосвящения в настоящем своём виде приписывается патриарху Фотию, жившему в IX веке4; а чин великого водоосвящения составлен иерусалимским патриархом Софронием в половине VII века. Но появление известных чинопоследований в указанное нами время не есть доказательство, что в это именно время, а не прежде учреждён самый обычай водоосвящения. Почти все теперь существующие чинопоследования, как-то: богослужения повседневного, недельного и годового, даже употребляемые теперь чины литургии явились в церкви не с самых первых времён христианства, а от IV до IX века и далее. Но из всего этого кто же станет заключать, что службы церковные и самая литургия до IV века не совершались и не были известны в церкви. Богослужебные чины вообще постепенно развивались в период времени от IV до IX века, то есть, видоизменялись, дополнялись и уже к концу этого периода, достигши полноты, приняты вселенскою церковью для единообразного повсеместного употребления. Тоже следует сказать и о существующих у нас чинопоследованиях великого и малого водоосвящения, из которых первое явилось в IX веке, а второе в VII. Тот и другой обряд были раньше указанных веков и совершались но особым чинам; но только эти чины не отличались полнотою и законченностью во всех подробностях и не имели однообразного вида во всех церквах, разумеется, относительно своих несущественных сторон. В указанные же времена трудами знаменитых пастырей, блаж. Фотия и св. Софрония, эти чины приведены к единообразию и получили полное развитие, какое церковь находила нужным применительно к обстоятельствам того времени. Что чины того и другого водоосвящения существовали и прежде указанных веков, хотя не в таком виде, на это мы имеем положительные исторические свидетельства. Что касается до последования малого водоосвящения, то уже из вышеприведённого свидетельства Бальсамона о постановлении отцов VI вселенского собора видно, что был определённый чин этого водоосвящения и задолго до Фотия, именно в конце VII века (время VI всел. собора). Автор Новой Скрижали из рассказа Бальсамона о языческом празднике 23 июня, в отправлении которого важную роль играла избранная перворожденная девица и против которого церковь в VII веке также направляла обряды малого водоосвящения, выводит заключение, что в этом веке и собственно для противодействия языческому суеверию составлены те хвалебные песни в честь Богородицы – единой спасающей Девы, которыми начинается у нас чин малого водоосвящения: «еже радуйся ангелов приимшая»... Но кроме того известно, что блаж. Прокл, патриарх константинопольский, ученик св. Златоуста, писал молитвы на освящение воды (в первой половине V века). Чинопоследование великого водоосвящения, преданное нам Софронием, также не вновь составлено этим отцом VII века. В V веке, одновременно или несколько позже Прокла, Кир, епископ смирнский, писал чин освящения воды для праздника Богоявления, т. е. чин великого водоосвящения. Несомненно, что подобные чинопоследования составляемы были и в других церквах, кроме константинопольской и смирнской, хотя они остались неизвестны нам, точно также, как не дошли до нас чины, писанные Проклом и Киром. И они-то, без сомнения, послужили основанием или материалом в то время, когда нужно было дать окончательное развитие чинопоследованиям того и другого обряда. Но и существование в первой половине V века чинопоследований малого и великого водоосвящения не может служить указанием на то, что к этому именно времени относится самое учреждение водоосвящения.Не по одним чинопоследованиям можно судить о существовании богослужебных обрядов в то или другое время, а и по многим другим письменным и неписьменным памятникам минувшей жизни церкви. В творениях древних отцов и учителей церкви мы встречаем многие непререкаемые свидетельства об освящении воды великом и малом, об обширном употреблении освящённой воды у христиан и о спасительной, даже чудодейственной силе этой святыни. Так св. Иоанн Златоуст торжественно заявлял о чудных свойствах воды, освящаемой в праздник Богоявления. Также ясное свидетельство о св. воде и её необычайной силе передают св. Епифаний и блаж. Иероним. А высоко просвещённый церковный историк блаж. Феодорит в своей церковной истории подробно отписывает один поразительный случай, когда освящённая епископом вода помогла разрушить твердыни языческого храма, недоступные самым напряжённым усилиям человеческим. Во всех этих свидетельствах отцов, живших в IV и V веках, освящение воды представляется обычаем в то уже время повсеместным и общеизвестным в церкви. Отцы церкви, касаясь его, не считают нужным вдаваться в объяснения происхождения его, но говорят о нем, как о всегдашнем, неотъемлемом достоянии церкви. Ясно, что происхождение его скрывается во временах далеко раньше IV века.В первые три века христианства мы не видим у отцов столь открытого свидетельства о водоосвящении и об употреблении св. воды в церкви. Но от первых трёх веков христианства, когда церковь находилась в постоянной опасности со стороны иудеев и язычников, нельзя и ожидать подробных и ясных свидетельств о сем предмете. В эти времена верующие обыкновенно старались сохранять в глубокой тайне свою святыню, чтобы не подвергнуть её глумлению со стороны окружающей враждебной среды и нарочито не предавали письмени устно передаваемые священ. обычаи. Публичное заявление о них сделалось возможным только с IV века, когда церковь восторжествовала над своими врагами. Но, не смотря на старания христиан в продолжение первых трех веков вообще скрывать свои священные обряды или содержать их только в устном предании, следы водоосвящения и обширного употребления св. воды в продолжении этого времени видны в некоторых памятниках церковной жизни. В катакомбах, куда христиане удалялись для богослужения во времена жестоких гонений, бывших во II и III веках, находили особые сосуды, очевидно назначенные для ношения св. воды и особые орудия для окропления ею. В те времена существовала в церкви и особая должность кропильщика, ὑδρομύστης, которая поручаема была высшим клирикам-священникам или диаконам и с которою соединялась обязанность стоять при дверях храма и окроплять входящих и исходящих. Все это нельзя относить к простой воде, которою христиане обыкновенно омывали руки и лицо при вхождении в храм в знак духовной чистоты, необходимой для присутствия в священном месте; для сей последней цели в преддверии древних храмов помещались особые водные резервуары, и такие омовения совершаемы были христианами без всякого участия священных лиц. В III веке, когда особенно много было кающихся, на продолжительные сроки отлучённых от св. причащения, некоторые из них, заявившие искренность раскаяния, утешаемы были богоявленской св. водою, которую подавали им диаконы. Она же употребляема была и теми христианами, которые «по благословной вине» не могли участвовать в причащении. Ей усвоено было особое название «агиасма» и она хранилась в почётном месте храма. В восьмой книге постановлений апостольских, заимствованной, как известно, из сочинения св. Ипполита, отца III века. «о дарованиях», мы находим не только свидетельство о св. воде и её спасительных свойствах, но и самую молитву, употреблявшуюся в церкви при освящении воды, а также указания на порядок при оном священнодействии. В 29 главе означенной книги постановлений апостольских читаем: «воду пусть благословляет епископ, а если он в отсутствии, пусть благословляет пресвитер в предстоянии диакона. Когда же епископ налицо, то пусть присутствуют пресвитер и диакон». В молитве, назначенной для сего, именем Христа испрашивается у Господа Саваофа благодатное освящение воде, чтобы она имела «силу здравия содетельну, болезней отгнательну, бесов прогонительну, от всякого навета избавляющу Христом, упованием нашим, с ним же Тебе, Боже, слава, честь и почитание и Св. Духу во веки веков. Аминь». Весь склад речи в упомянутой главе показывает, что здесь говорится о существовавшем в церкви обычае и общеизвестном, а не вновь учреждаемом. Сохранилось предание, что обычай пользоваться святою водою не только в храме, но и в домах, старался распространить между христианами римский епископ Александр, проповедуя об этой воде, как расторгающей сети чародейства и прогоняющей демонов. Составление некоторых молитв на водоосвящение, находящихся в древних римских служебниках, приписывается этому епископу. Александр управлял римскою церковью в начале II века. Он был пятый римский епископ.Таким образом, пересматривая древние свидетельства об употреблении св. воды, мы приблизились к самым первым временам существования церкви и потому должны сделать заключение, что водоосвящение современно самым первым временам церкви христианской и вышло из её собственных начал, а не есть случайное заимствование из какой-либо другой среды. И действительно, твёрдое основание для освящения воды и употребления её, как спасительной святыни в разнообразных случаях жизни, заключается в самом слове Божием, в писаниях ветхого и нового завета.Об издании епархиальных ведомостей в 1875 году // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 1. С. 27–32.Владимирские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, выпусками от 3-х до 4-х листов; цена с пересылкою 4 р. – Адрес: в губ. г. Владимир, в редакцию Епархиальных Ведомостей.Вологодские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, выпусками от 2-х до 3-х и более печатных листов; цена 5 р. – Адрес: в редакцию Вологодских Епархиальных Ведомостей, при духовной семинарии, в Вологде.Воронежские Епархиальные Ведомостивыходят дважды в месяц, выпусками от 4-х до 4 1/2, листов и более; цена 5 р. с перес. – Адрес: в Воронеж, в контору редакции Воронежских Епарх. Ведомостей, при духовной семинарии.Волынские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; цена с перес. 4 р. 50 к.. без перес. 3 р. 50-к. – Адрес: в г. Кременец, в редакцию Волынских Епархиальных Ведомостей, при духов. семинарии.Вятские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; цена 4 р. с перес. 5 р. – Адрес: в Вятку, в редакцию Епархиальных Ведомостей, при духовной семинарии.Донские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, по два листа; ц. 4 р. с пересылкою. – Адрес: в Новочеркасск, в редакцию Епарх. Ведомостей, при духовной семинарии.Екатеринославские Епархиальные Ведомостибудут издаваться в 1875 г. на тех же основаниях, как и в 1874 году. Подписка принимается при Екатеринославской духовной семинарии. Цена годовому изданию с пересылкою и доставкою 5 р. сер.Иркутские Епархиальные Ведомостивыходят еженедельно; цена в Иркутске 4 р., с перес. 5 р. – Адрес: в Иркутск, в редакцию Епархиальных Ведомостей.Кавказские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, номерами в объёме до двух листов; цена с пересылкою 5 р. – Адрес: в г. Ставрополь, в редакцию Кавказских Епархиальных Ведомостей.Калужские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; цена без перес. 3 р., а с перес. 5 р. 70 к. – Адрес: в редакцию Калужских Епарх. Ведомостей, к священнику Димитрию Рождественскому, в дом при Градо-калужской Никитской церкви, в Калугу.Кишинёвские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; ц. 6 р. с перес. – Адрес: в Кишинёв, в редакцию Епархиальных Ведомостей, при духовной семинарии.Киевские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, выпусками от 1 1/2 до 3-х листов; цена 3 р., с пересылкою 3 р. 60 к. – Иногородние адресуются: в редакцию Киевских Епархиальных Ведомостей, в Киеве.Курские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; цена с пересылкою 5 р. Адрес: В Белгород, в редакцию Епархиальных Ведомостей, при семинарии.Литовские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; цена 5 р. Адрес: в Вильну, в редакцию Епархиальных Ведомостей.Минские Епархиальные Ведомостивыходят еженедельно; цена 5 р. с перес. – Адрес: в Минск, в редакцию Епархиальных Ведомостей.Московские Епархиальные Ведомостивыходят еженедельно, в объёме одного листа большего формата. Цена годовому изданию 3 р. 50 к., с доставкою и пересылкою 4 руб. 50 к. Адрес: в контору Московских Епархиальных Ведомостей, при Епархиальной библиотеке в Высокопетровском монастыре, в Москве.Нижегородские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; цена с пересылкою 4 р. 50 к. – Адрес: В Нижний Новгород, в редакцию Нижегородских Епархиальных Ведомостей, в квартире протоиерея Благовещенского Собора, Иоанна Виноградова.Оренбургские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, брошюрами в объёме от двух листов обыкновенной газетной бумаги; цена с пересылкой 6 р. – Адрес: в г. Оренбург, в редакцию Епархиальных Ведомостей, при духовной консистории.Орловские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, номерами от 3-х до 4-х печат. листов; цена годовому изданию 4 р. 50 к. Адрес: в Орёл, в редакцию Орловских Епархиальных Ведомостей, при духовной семинарии.Пензенские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, выпусками в 3 и более листа; цена в редакции 4 р. 50 к., с пересылкою 5 р. Адрес: в Пензу, в редакцию Епархиальных Ведомостей при пензенской консистории.Пермские Епархиальные Ведомостивыходят еженедельно по средам; ц. 4 р. без пересылки, а с перес. 5 р. – Адрес: в Пермь, в редакцию Епарх. Ведомостей, при духов. семинарии.Подольские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, цена с перес. 4 р. 60 к., а без перес. 4 р. – Адрес: В Каменец-Подольск, в редакцию Подольских Епарх. Ведомостей, при духовной семинарии.Полоцкие Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, в размере не менее 2-х лист. Подписная цена с пересылкою за год 5 р. – Адрес: В Витебск, в редакцию Полоцких Епарх. Ведомостей, при духовной консистории.Полтавские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; ц. 5 р. с перес. – Адрес: в Полтаву, в редакцию Епархиальных Ведомостей.Рязанские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; цена 4 р. 50 к., а с перес. 5 р. – Адрес: в Рязань, в редакцию Епарх. Ведомостей, при духовной консистории.Самарские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, номерами от 2-х до 3-х листов; цена 4 р. – Адрес: в Самару, редактору прот. Димитрию Орлову, в квартиру семинарии.Саратовские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; ц. 5 р. – Адрес: в Саратов, в редакцию Епархиальных Ведомостей, при Братстве святого Креста.Смоленские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; цена 3 р. 50 к. – Адрес: в Смоленск, в редакцию Епархиальных Ведомостей.Таврические Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; ц. 5 р. с пересылкою; без пер. 3 р. Адрес: в Симферополь, в редакцию Епархиальных Ведомостей.Тамбовские Епархиальные Ведомостивыходят ежемесячно; цена 4 р. 50 к. с пересылкою. – Адрес: в Тамбов, в редакцию Епархиальных Ведомостей, при духовной семинарии.Тульские Епархиальные Ведомостивыходят дважды в месяц, выпусками до 4-х листов; цена без пересылки 4 р. 20 к., а с пересылкою 5 р. Адрес: в Тулу, в редакцию Тульских Епархиальных Ведомостей, близ Троицкой церкви, в доме прот. А. Иванова.Харьковские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц, выпусками от 4-х до 4 1/2 листов; ц. с пересылкою 5 р. – Адрес: в Харьков, в редакцию Епар. Ведом., в доме Воскресенской церкви протоиерея Иоанна Чижевского, № 15.Херсонские Епархиальные Ведомостивыходят два раза в месяц; ц. 5 р. с пересылкою. Адрес: в Одессу, в редакцию Херсонских Епарх. Ведомостей.Черниговские Епархиальные Известиявыходят два раза в месяц; цена с пересылкою 4 р. 50 к. – Адрес: в Чернигов, в редакцию Епархиальных Известий, при семинарии.Ярославские Епархиальние Ведомостивыходят еженедельно; ц. 4 р. с перес. – Адрес: в Ярославль, в редакцию Епарх. Ведомостей, при духовной консистории.№ 2. Января 12-гоР-в П. Поучение на Богоявление Господне // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 34–38.Елицы во Христа крестистеся, воХриста облекостеся.Эта священная песнь поётся при совершении таинства крещения, в то время, когда крестные отец и мать, в предшествии священника, обносят новокрещенного вокруг св. купели. Эту же священ. песнь св. церковь поёт на божественной литургии, вместо обычного пения – «Святый Боже», в четыре великие годовые праздники: на Пасху, Троицын день, Рождество Христово и сегодня – в день Крещения Господня. Такой обычай ведёт своё начало от самой глубокой древности. В древние времена, когда вера Христова только что распространялась в мире между иудеями и язычниками, приходилось крестить не одних младенцев, как теперь, а большею частию людей возрастных, которые обращались ко Христу из иудейства или язычества. Таких людей прежде крещения несколько времени оглашали, то есть, учили истинам св. веры и правилам христианской жизни, чтобы приготовить их к принятию сего таинства, почему они и назывались оглашёнными. В великие праздники церковные – на Пасху, в Троицын день, Рождество Христово и в день Крещения Господня тех из них, которые уже достаточно приготовились к крещению, удостаивали принятия этого таинства пред божест. литургиею. Особенно много крещаемых было в праздник Крещения Господня или Богоявления. Даже нарочито отлагали крещение оглашённых до этого дня, чтобы увеличить торжество нынешнего праздника и воздать славу, нас ради крестившемуся в этот день Господу Иис. Христу на реке Иордане. Трогательное зрелище представляло в нынешний праздник крещение оглашенных. Когда все верные в ожидании литургии стояли уже во храме, в притворе церковном священнослужители погружали в одной общей купели всех приготовленных к крещению. По окончании – же над ними обрядов св. таинства, отверзались двери в храм и новокрещенные, одетые в белые одежды, с светильниками в руках, в сопровождении священнослужителей, вступали в общество верующих. Тогда все верные, стоявшие во храме, встречали их громогласным [приветствием, неоднократно повторяя:] елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся. Обычай крестить оглашенных в этот праздник и в другие великие три праздника теперь не повторяется, потому что теперь все мы крещаемся в младенчестве; но церковь и доселе продолжает на литургии в день Крещения Господня, равно как на Пасху, Троицын день и Рождество Христово, воспевать песнь: елицы во Христа крестистеся... Для чего же она это теперь делает?Она это делает для того теперь, чтобы показать, как свято и ненарушимо сохраняются у ней все древние обычаи в такой великой службе Божией, какова литургия. Она даёт понять всякому верующему, что эта святая служба Божия соблюлась у ней в той же чистоте и неизменности, как совершали её первые христиане, наученные самими апостолами. Но вместе с тем она удержала на все времена эту песнь и для напоминания всем нам верующим о нашем собственном крещении. И так эта торжественная песнь, относившаяся в древности к новокрещенным, как приветствие по выходе их из купели, теперь уже относится ко всем нам, возрождённым некогда в купели крещения. Св. церковь хочет, чтобы, слушая её, каждый из нас переносился мыслию к тому времени, когда совершалось над ним таинство крещения и внимательно вдумывался, какой благодати удостоился он чрез это таинство. Воспеваемая ныне церковная песнь в своих кратких словах изображает все величие совершившегося над нами таинства крещения.Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся. Что говорит святая церковь этими словами? Их можно переложить на наш язык таким образом: вы, которые крестились во имя Христа, вы облеклись во Христа; вы сбросили с себя бедное, ветхое рубище греховное, с которым родились на свет, как потомки грешного Адама, и облеклись в чистоту и непорочность, какую явил в себе Христос, Единородный Сын Божий, – вступили в такую близость ко Христу, какая бывает у нас к одежде. Теперь Всевышний, видя в нас образ не Адама падшего, а Христа, своего возлюбленного Единородного Сына, взирает на нас не со гневом, как грозный судия на преступников, а с любовью, как милосердый отец на своих родных детей. Вот какой чести сподобились мы чрез крещение! Вот на какую высокую степень славы и величия вознесло оно нас! Что может быть не только на земле, но и на небе выше той чести и славы, чтобы носить Христа, в себе, и чрез Христа называться сыном Божиим? А какой обильный источник утешения открывает нам воспоминание о крещении – среди нужд, лишений и скорбей житейских! Пусть горькая доля принижает тебя и заставляет облекаться в нищенскую одежду; пусть недоброжелатели злословят и бесчестят тебя: – никакая невзгода, никакая напасть не может помрачить то светлое одеянье, какое возложено на тебя в крещении. Оно дороже и славнее всяких одежд царских, ибо это одеяние есть сам Христос Сын Божий. А если Христос столь близок к нам; то никакие напасти, никакие соблазны не могут погубить нас. Так много светлых мыслей и надежд вызывает эта торжественная церковная песнь! Недаром сердце каждого радостно отзывается на неё, когда слышим её в храме Божием в великие праздники Господни.Но св. церковь, напоминая этою песнью о высоком достоинстве каждого из нас, в тоже время внушает и великую осторожность, какую должен иметь всякий, принявший крещение или облекшийся во Христа. Когда вы надеваете на себя праздничную одежду, сколько заботливости бывает у вас о том, чтобы соблюсти её в чистоте! Вы стараетесь удалить от себя все нечистое и омыть свои руки, чтобы не положить какого-либо пятна на праздничной одежде; а надевши её на себя, оберегаетесь, как бы не замарать её прикосновением к чему-либо нечистому. Не с большим ли тщанием должно беречь ту светлую одежду, которою мы облечены в таинстве крещения и которая драгоценнее всяких праздничных одежд? Что же может омрачить эту светлую одежду? Ее омрачает скверна греховная, которую человек допускает в свою душу. Если ты, облечённый во Христа, вовсе не думаешь о Христе и не стараешься жить так, как Он повелел, ты омрачаешь невинность, чистоту и святость, в которые облёкся в крещении. Если в твоей душе гнездятся злые намерения обидеть чем-нибудь ближнего, счастию которого ты завидуешь, если ты гневаешься на обидевшего тебя и придумываешь, как бы отомстить ему, ты совлекаешся Христа, в Которого облёкся; ибо Христос, в которого ты облёкся, так не делал: Он всегда желал всем добра и молился за самых злых своих врагов. Если ты на самом деле причиняешь зло ближнему, осуждаешь его, клевещешь на него или насмехаешься над ним; если не только не помогаешь избытком своим бедствующим собратьям, но и сам похищаешь их собственность: то ты омрачаешь чистоту, данную тебе в крещении; ибо Христос, в которого ты облёкся, так не делал, а напротив всегда и всем благотворил. Если ты, облечённый во Христа, спешишь в дома нечестия, чтобы провести там время в шумном веселии и разгуле, идёшь на совет нечестивых, становишься на пути грешников и сидишь на седалище губителей; то ты оскверняешь то благолепие, которым украсился в крещении, точно так, как прикосновение к чему-либо нечистому марает твоё праздничное одеяние.Не для того ты, христианин, в крещении облёкся во Христа, чтобы прикрывать греховную скверну твоей души и дать ей свободу возрастать и усиливаться, а для того, чтобы в самой душе твой вообразился Христос, чтобы ты по своим желаниям и делам соделался подобным Ему, и таким образом стал достоин вслед за Христом вступить в обители Отца небесного. В противном случае Святейший из святых, не видя в тебе никакого доброго плода от своего приближения к тебе, снимет с тебя благолепную одежду невинности, чисто ты и святости, и ты опять останешься в том жалком рубище, с которым явился на свет, будучи в беззакониях зачат и рождён во гресех. Тогда не узнает в тебе Отец небесный своего сына и не примет тебя в чертоги небесные, но ты, как раб неключимый, не имеющий одеяния брачного, ввержен будешь во тьму кромешную, где плач и скрежет зубов. Аминь.И. Р-вР-в П. Древность и происхождение христианского обычая освящать воду5// Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 38–46.Какие основания представляет св. писание для освящения воды?Как в ветхом, так и в новом завете вода весьма часто представляется символом божественной силы, очищающей и оживотворяющей человека. В ветхом завете, кроме книг моисеевых, такое значение ея весьма ясно представляется в книгах пророческих. Окропиши мя ѵссопомъ, взывает пророк Давид, и очищуся; омыеши мя, и паче снѣга убѣлюся (Пс.50:9). Пророк Исаия, изображая оживотворение благодатью Христовою бесплодной языческой церкви, восклицает: проторжеся вода въ пустыни и дебрь въ земли жаждущей: и безводная будетъ во езера, и на жаждущей земли источникъ водный будетъ (Ис.35:6,7). А в новом завете сам Спаситель часто указывает в воде символ и своего учения, и своей божественной благодати: иже піетъ отъ воды, говорит Он, юже азъ дамъ ему, не вжаждется во вѣки: но вода, юже азъ дамъ ему, будетъ въ немъ источникъ воды текущія въ животъ вѣчный (Ин.4:14). Тайновидец и в. торжествующей церкви видел Иисуса Христа под образом агнца, изводящего верных на источники живой воды. Уже одно это символическое значение, часто и в ветхом, и в новом завете приписываемое воде, естественно могло наводить церковь Христову на мысль употреблять её как священный символ, изображающий учение и благодать Христовы при богослужебных собраниях, точно так, как в этих собраниях приняты и другие символические действия, например-каждение и осенение светильниками, а следовательно и давать ей освящение для такого употребления.Но кроме символического значения, как в ветхом, так и в новом завете самим Богом вода указана как вещество, при известных условиях получающее божественную силу, освящающую и оживотворяющую духовную и телесную жизнь человека. В ветхом завете сам Бог чрез Моисея указал израильскому народу особую воду очищения для употребления во всех случаях, считавшихся оскверняющими душевную и телесную чистоту человека. Она, по повелению Божию, приготовлялась из чистой воды чрез соединение с пеплом рыжей юницы, непорочной, не имеющей никакого недостатка в теле и не носившей ярма, притом закланной и сожжённой торжественно вне города пред лицом первосвященника с особыми узаконенными обрядами (Чис.19). Всякому осквернившемуся вменено было в непременную обязанность пользоваться этою водою очищения, под угрозой в противном случае отвержения от сонма людей Божиих. Богопросвещённый взор первенствующей церкви во всех обрядах, которыми сопровождалось чрезвычайное приношение этой юницы, легко мог усмотреть прообраз, до мелких подробностей изображавший искупительную жертву Богочеловека, и потому церковь могла прийти к убеждению, что древняя вода очищения, смешиваемая с пеплом этой юницы, не почему-нибудь другому получала очистительную силу, как только вследствие благодати Искупителя, прообразованного такою жертвою. Если же одна тень грядущего Искупителя могла сообщать необычайную силу воде, даже во времена, когда человечество ещё не было примирено с Богом; то тем более такую силу может сообщить ей сам Искупитель, всегда присущий в своей церкви. Божеством. В новом завете, именно в евангелии от Иоанна, есть подробное описание находившейся в Иерусалиме овчей купели, которая, по общему верованию ветхозаветной церкви, в известные времена, вследствие нисхождения в неё ангела Божия, получала сверхъестественную силу, врачевавшую самые неизлечимые недуги и притом мгновенно. Верование это поддерживалось ежегодными исцелениями и побудило евреев к тому, чтобы вокруг купели устроить пять притворов или палаток, где проживали бы разного рода немощные, ожидавшие момента возмущения воды ангелом; ибо только один, успевший первым в этот момент броситься в неё, получал исцеление. Св. евангелист Иоанн, говорит о купели силоамской что кто из больных первый, но возмущении, влазил в неё, тот здрав бывал, каким бы ни был одержим недугом, и что такое чудо милосердия Божия совершалось чрез ангела Господни, на всяко лето сходившего в купель. Первенствующая церковь Христова не могла при этом не заметить благоволения Божия, имевшего ещё теснее в царстве благодати соединить всемогущую силу свою с водною стихиею для оживотворения и восстановления изнемогающего и падающего человечества. Иерусалимская купель, пред самым явлением в мир Искупителя по временам получавшая чрез ангела чудодейственную силу для еврейской подзаконной церкви, служила предвестием, что для благодатной церкви Аристовой такая сила имеет раскрыться в водной стихии во всей обширности. Что церковь в евангельском повествовании об этой купели с древних времён усматривала основание для своего обычая освящать воду, памятник сего остался в чине малого водоосвящения, которым положено при сем священнодействии читать евангельское сказание о сверхъестественной силе, открывавшейся в этой купели.Приведённые места из ветхого и нового завета заключают в себе достаточную опору для веры, что сам Господь искупленному человечеству благоволил открыть в водной стихии средство к получению божественной помощи во всех нуждах душевных и телесных. Но кроме сего первенствующая церковь Христова в божественном откровении находила и другие опоры для своей веры. Сам Искупитель-Богочеловек принял крещение в водах иорданских не потому, чтобы для Него нужно было какое-либо очищение, но для того, чтобы своим прикосновением освятить водное естество и соделать его средством для очищения и освящения человека. Так понимала крещение Христа на Иордане вся первенствующая церковь, как видно из объяснений древних её пастырей и учителей. Один из древнейших отцов церкви – св. Ипполит, проникаясь мыслями о чудных событиях на Иордане, в своём слове на Богоявление со всею подробностью развил этот взгляд на водную стихию после торжественного погружения в ней Богочеловека6. Божественный Искупитель, своим прикосновением освятивший вод естество и привлёкший на него всеоживляющего Духа Божия, сам же и указал на водную стихию, как на единственное средство возрождения и вступления в царство Божие для всех потомков Адама: аще кто не родится водою и Духом, не имат внити в царствие Божие. Вот самое твёрдое основание, на котором первенствующая церковь утвердила обычай освящать воду и пользоваться ею, как святынею во всех важных случаях жизни! Если ради Искупителя Дух Святой нисходит на воду и соделывает её способною очищать прирождённую душе скверну греховную, возрождать мертвого прегрешеньми в жизнь новую, святую; то ради того же Искупителя сей Божественный Дух всегда при молитвах церкви может низойти на воду, чтобы сообщить ей силу, отгоняющую все нечистое и тлетворное от возрождённых сынов церкви, врачующую все немощи их. К таким мыслям первенствующая церковь тем скорее могла приходить, что в те времена, когда только что созидалось царство Божие среди утвердившегося на земле царства тьмы, – на каждом шагу ощущалась крайняя нужда для противодействия враждебным силам. Вся среда, вся обстановка, в которой жили и действовали сыны Божии, осквернена была тлетворным дыханием духа тьмы. Прозирая далее чувственного, первенствующие христиане ясно видели усилие этого духа посредством самых стихий природы противодействовать распространению царства Божия, и потому сознавали крайнюю необходимость противопоставлять этим усилиям врага естество, освящённое несомненным присутствием Духа Божия. Нужно перенестись в те времена, нужно поставить себя в тогдашние обстоятельства жизни, чтобы понять, как ощутительна была тогда нужда в постоянной святыне для противодействия духу тьмы. Живя теперь среди установившегося на земле царства Божия, мы не можем вполне представить себе, сколь тягостна была в только что возникавшей церкви её первоначальная брань к началам, властям, миродержителям тьмы века сего, духовом злобы поднебесные.Впрочем, и при указанных основаниях, для церкви не было надобности самой измышлять обряд водоосвящения. Образец освящения воды для многоразличных нужд верующих церковь видела в освящении воды, употребляемой для крещения. Так как Спаситель указал средство для обновления и возрождения человека в воде и Духе, говоря: аще кто не родится водою и Духом, не имать внити в царствие Божие; то в церкви с самого начала её существования не всякая вода употреблялась для крещения, а только та, над которою совершено было призывание Св. Духа именем Христа. Такое освящение воды для крещаемых, по словам св. Василия Великого, было учреждением божественным, «принятым церковью от апостольского предания по преемству в тайне». То же самое засвидетельствовали и другие отцы и учители церкви, как-то: Амвросий7, Григорий Нисский8, Феофил Александрийский9, Феодорит10, и не только отцы и учители IV и V веков, но и древнейшие, как например: Киприан11, Тертуллиан12 и Дионисий Ареопагит13. А в VII книге постановлений апостольских, несомненно заключающей в себе предание апостольское, от лица апостолов прямо заповедуется священнослужителям, пред погружением крещаемого в воду, особою молитвою призывать на воду благодать и силу освящающую14; при чем излагается подробно чинопоследование сего водоосвящения или, как оно называется там, «благодарения о таинственной воде». На эту освящённую воду для крещения в древнейшие времена церковь смотрела с благоговением, как на святыню. Такой взгляд ясно выразился во многих писаниях учителей церковных. Тертуллиан говорит: «чрез призывание Бога тотчас снисходит с неба Дух Святый и почивает над водами, освящая оные собою, и оне таким образом приемлют в себе силу освящающую»15. По словам бл. Августина, «вода спасения не бывает водою спасения, если она не освятится во имя Христа, пролиявшего за нас кровь свою, и не запечатлеется знамением креста»16. И он же в другом сочинении прибавляет: «вода, над которою призывается имя Божие, не есть простая»17. А Кирилл александрийский приписывает этой воде изменение в некую божественную и неизреченную силу18.Имея пред глазами такой образец освящения воды для омытия в крещении прирождённой греховной скверны естества человеческого и в тоже время чувствуя крайнюю нужду в постоянной святыни для ослабления остатков повреждения в возрождённом естестве, а также для противодействия виновнику зла, возбуждающему самые стихии против сынов света и добра, церковь сознавала неоспоримое право учредить обычай водоосвящения для постоянного употребления и в дальнейшей жизни возрождённых сынов своих. Поэтому-то чин великого водоосвящения и носит на себе печать ближайшего сходства с чином освящения воды для крещаемых. Одна и таже молитва употребляется в том и другом случае с тою только разницею, что в первом случае испрашивается в ней сотворить воду источником нетления для возрождения крещаемых, а во втором исчисляются разнообразные нужды возрождённых, для удовлетворения которым необходима освящённая вода. Ясно, что великое водоосвящение, так сказать, выделилось из освящения воды для крещаемых. И как последнее церковь имела обычай совершать в праздник Богоявления, ко времени которого по большей части отлагалось крещение оглашенных; так в этот же день приличным сочла она приготовлять и святую воду, необходимую для освящения верных в разнообразных случаях их жизни, требующих освящения. Здесь конечно в виду была мысль о многознаменательном событии воспоминаемого в этот день крещения Господня на Иордане, когда сам Господь, благоволив погрузиться в водах иорданских, соделал их «спасительным потоком для утоления священной жажды и для врачевания недуга мира»19, и «когда облекся водою, чтобы попалить сокровенного злейшего врага, влекущего нас на путь погибели»20.Но как бы твёрдо ни было в глазах первенствующей церкви основание для освящения воды и употребления её, как святыни, в различных случаях жизни, сколь бы глубоко ни ощущалась крайняя нужда в такой святыне, сама церковь конечно никогда бы не решилась произвольно ввести у себя обычай водоосвящения и ожидать от освящённой таким образом воды спасающей силы во всех нуждах, если бы не имела на то прямого соизволения Божия и повеления Духа Святого, ею управляющего. В чем же выразилось это соизволение Божие и повеление Духа Святого?Разбирая древние свидетельства об употреблении святой воды в церкви, мы остановились на Александре епископе, управлявшем римскою церковью в начале II века, именно во второе его десятилетие и отчасти первое21; притом видели, что Александр не учредитель этого обычая, но только распространитель его и составитель определённых на этот случай молитв, конечно, только для употребления управляемой им римской церкви. При нем освящённая вода из мест богослужебных собраний или храмов проникла в частные домы для освящения христиан в их домашней жизни. Следовательно, учреждение обычая восходит далее, к первому веку христианства. Но этот век был век апостольский; церковь управлялась в продолжение его св. апостолами, и все церковные учреждения, которым в этот век полагалось начало, вводимы были самими апостолами – постоянными органами Духа Святого, обильно излившегося на них и говорившего их устами. След. установление освящения воды не от человек и введено в употребление не человеками, но от Духа Святого, который пребывал с св. апостолами непрестанно и наставлял их на всяку истину. Ясное подтверждение на это заключается в постановлениях апостольских – древнейшем письменном памятнике христианском. В VIII книге постановлений апостольских учреждение водоосвящения приписывается апостолу Матфию и предписания о сем предмете передаются от его имени22.П. Р-вОбозрение журналистики минувшего года // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 47–58.Истекший год подарил нас только одним небольшим периодическим изданием «Миссионер» и одним газетным листком «Церковно-общественный вестник». Все остальные периодические духовные издания продолжали выходить своим обыкновенным порядком; от одного только духовного журнала «Творения св. отцов» мы не получили ни одной книжки в течении целого года, хотя в предшествующие годы этот журнал заявлял о своём существовании выпуском хоть одной книжки. Тем с большим вниманием мы можем остановиться на не прекращавшихся изданиях, что довольно долгое время продолжая существовать, они, должно быть, уже успели сосредоточиться на надлежащем выполнении поставленных задач, и, постепенно совершенствуясь, должны представлять в течении минувшего года известную степень совершенства. С точки зрения возможно-большего совершенствования мы посмотрим на продолжавшие выходить духовно-религиозные издания минувшего года; взвесим, на основании самого их содержания, насколько каждое из них стало ближе к осуществлению поставленной задачи. Остановимся прежде всего на духовных изданиях, продолжавших выходить при высших духовно-учебных заведениях, служащих основою и цветом нашего духовно-религиозного образования; из числа последних обратимся к старейшему между ними, издающемуся при петербургской духовной академии, «Христианскому чтению».Издание поименованного журнала, существующего с 1821 г. и уже своею маститостью внушающего в себе уважение, на поприще науки действительно оказало немалую услугу, как по разработке многих вопросов, касавшихся христианской апологетики, библиологии, библейской экзегетики, археологии, церковной истории, так по напечатанию отдельных книг и монографий, относящихся к кругу богословских наук. С недавнего впрочем времени этот журнал несколько видоизменил программу своего прежнего исключительного служения одной науке, и открыл, отделы, посвящённые обсуждению вопросов времени, касающихся церковно-религиозной жизни как отечественной и восточной церкви, так и западных вероисповеданий. Богатством, разнообразием и особенною обстоятельностью вновь открытые отделы отличались в минувшем году: здесь, в иностранном обозрении, была отведена особая рубрика известиям о юго-западных славянских церквах; с половины года был открыт при журнале новый отдел под названием летописи, в который заносились интересные сведения, касавшиеся как религии вообще, так христианства в особенности, а также замечательные явления в отечественной церкви, заимствуемые из епархиальных ведомостей; здесь же помещались библиографические заметки и коротенькие рецензии на вновь выходящие книги, а также выдержки из статей других газет и журналов. Словом, редакция постаралась дать академическому изданию всестороннюю полноту, и нужно сказать, что нововведенные отделы читаются с интересом; они большею частию составлены по первоначальным источникам и служат уже материалом для подобных известий в других изданиях. В особенности новизной отличается отдел, сообщающий сведения о положении дел в восточных церквах; этот отдел, как сообщает редакция, ведётся уроженцем востока, имеющим полную возможность передавать своевременно верные сведения о ходе тамошних церковных событий, как на основании известий греческих, славянских и арабских газет, так и по частным письмам на его имя.Это сообщение редакции вполне подтверждается сведениями, помещаемыми в журнале, перепечатываемыми даже светскими органами, интересующимися положением дел на востоке. Не менее интересны известия о религиозной жизни западных народов; хотя последние получаются не из первых рук, но они часто сопровождаются обсуждениями, уясняющими положение религиозного дела на западе. Сравнительно с другими отделами, внутреннее обозрение, посвящённое обзору событий церковной отечественной жизни, в минувшем году менее других отличалось обстоятельными обсуждениями; здесь преобладала одна фактическая постановка дела, часто без всяких пояснений; впрочем в наступающем году редакция обещает значительно улучшить и усовершить и этот отдел. – Мы не считаем нужным делать выдержки из этих отделов, потому что о важнейших предметах, в них упоминаемых, говорилось в нашем журнале в течении минувшего года. Вообще из отделов, посвящённых «Христианским чтением» обозрению религиозной жизни, можно достаточно познакомиться с положением христианской религии у восточных и западных пародов в течение минувшего года, с важнейшими проявлениями и обнаружениями их религиозной жизни; но нельзя сказать, чтобы для обстоятельности этих отделов редакция журнала не приносила в жертву интересов собственно научного отдела. Минувший год, сравнительно с предшествующими, не может похвалиться обилием исследований научного содержания: в каждой книжке минувшего года значительное место давалось собственно обозрениям текущих событий, статьям же научного достоинства отводилось сравнительно меньшее место. В видах и интересах читателей, мы остановим внимание их только на тех статьях, которые имеют близкое отношение к ним, или по роду занятий, или по практическому приложению, и вообще отличаются жизненным отношением к современной действительности. Из таких статей мы можем поименовать следующие: «собрание древних литургий, восточных и западных, в переводе на русский язык», «речь по поводу рассуждений о нуждах единоверцев, произнесённая профессором И. Ф. Нильским в заседании С.-Петербургского отдела общества любителей духовного просвещения», «малоизвестные русские проповедники XVIII столетия» Н. И. Барсова, «чтения протоиерея И. В. Васильева о нуждах единоверия в заседаниях С.-Петербургского отдела общества любителей духовного просвещения», «преосвященный Питирим, епископ нижегородский, как деятель против раскола, А. А. Опоцкого, «сказания о нерукотворенном образе Спасителя: восточные и западные» А. Л. Катанского.Издание собрания древних литургий составляет как бы продолжение тех исследований, помещённых в разное время в «Христианском чтении», которые были посвящены изъяснению богослужения вообще и в частности раскрытию исторической судьбы, литургий востока и запада. Издатели «Христианского чтения», признав полезным возобновить при своём журнале, по примеру прежних лет, издание на русском языке памятников древней христианской письменности, остановились в своём выборе на издании древних восточных и западных литургий. Нельзя не признать как самого выбора рациональным, так и труда заслуживающим полного уважения. Издатели, конечно, не имеют в виду обнять весь круг восточных и западных литургий; это, как справедливо они сами замечают, потребовало бы громадных материальных средств и больших, напряженных усилий; они думают остановиться на более известных, более употреблявшихся в восточной и западной церквах литургиях. Но и это ограниченное желание, если оно увенчается надлежащим успехом, принесёт немалую услугу науке и обществу. Не для одних только изучающих историческую судьбу литургии будет полезен и необходим такой сборник литургий на русском языке; им могут заинтересоваться как совершающие церковные службы, так и те, которые часто посещают их и желают сознательно усвоить их дух и характер: последним не безынтересно будет узнать, в каком виде совершалась литургия у древних христиан, какие видоизменения она получила в последующее время, каков вообще был состав её в это древнее время. При теперешнем же возбуждённом стремлении к взаимному сближению и объединению христианских церквей этот сборник может иметь современный интерес для людей, занимающихся решением этого вопроса, указывая, какие видоизменения может допускать литургия верующих, не теряя своего существенного характера. В истекшем году издатели успели перевесть только две литургии, – литургию, помещённую в апостольских постановлениях, и греческую литургию св. ап. Иакова, с общим введением и предварительными сведениями. Это одни из самых древних литургий, по мнению издателей. Отлагая обстоятельную беседу с читателями об этом предмете до выхода полного сборника литургий, мы тем не менее, по поводу напечатанных литургий, не можем не заметить, что в существенных принадлежностях эти древние литургии нисколько не разнятся от наших; разница замечается в молитвословиях, славословиях и некоторых внешних принадлежностях. Более уклонений заметно в литургии, помещённой в постановлениях апостольских; в состав молитвословий её вошли даже некоторые еретические вставки и прибавления, но при всем этом сущность удержана. Можно бы только пожелать, чтобы буквальность перевода издателями не была приносима в жертву красот родного слова.На речах, сказанных профессором И. Ф. Нильским в заседаниях С.-Петербургского отдела общества любителей духовного просвещения «по поводу рассуждений о нуждах единоверия», и «чтениях» протоиерея И. В. Васильева по тому же предмету, мы остановились потому, что смотрим на них, как на знаменательное явление нашего времени. До сих пор мы знали публичные препирательства об истинах веры раскольников с ревнителями православия; теперь сами православные спорят между собою о нуждах единоверия, желая выяснить потребности единоверцев, и тем самым упростить возвращение отпадших сынов к истинной своей матери. Прения по этому предмету начались ещё в 1873 и в течение минувшего года только продолжались. Как известно читателям, С.-Петербургский отдел общества любителей духовного просвещения, состоящий под августейшим покровительством и председательством В. К. Константина Николаевича, между другими своими занятиями, целью своей деятельности поставил содействовать распространению у нас здравых понятий об истинном учении, исторических судьбах и современных нуждах православной церкви посредством изданий и чтений, как научных, так и популярных. Проникаясь мыслию об этом, член общества Т. И. Филиппов возбудил вопрос о нуждах единоверия, формулируя его главным образом так: «полная свобода обряда, всегда допускавшаяся в православной церкви беспрепятственно, должна быть применена и к православным членам русской церкви, известным под именем единоверцев, как имеющих право на совершенное уравнение их с прочими членами православной церкви». Выходя из этого положения, г. Филиппов а) доказывал, что московский собор 1667 года, осудивший раскольников будто бы только за употребление отстаиваемого или мнимо-древнего обряда, в роде двухперстного сложения, хождения посолонь и т. под., а не за явное противление православной церкви, поступил неправильно, и св. синод не в праве был снять клятву, произнесённую этим собором на дониконовские обряды, не превышая своей власти; б) утверждал, что правила московского митрополита Платона, утверждённые св. синодом и допустившие единоверцев в общение с православною церковью, но не уравнявшие их церковных прав с православными, поставили нашу церковь в противоречие с самой собою и вследствие этого в) полагал необходимым, для устранения всех недоразумений по вопросу о единоверии, созвать вселенский собор, который бы отменил тяготеющую на держащихся старого обряда соборную клятву и восстановил бы права единоверцев. Против этих положений г. Филиппова г. Нильский и протоиерей И. В. Васильев с некоторыми другими членами доказывали, что и древняя церковь иногда, по разным обстоятельствам, запрещала употребление вполне правильных обрядов и что следовательно собор 1666–7 года запретивший употребление двуперстия, сугубой аллилуия и других обрядов, содержимых ныне единоверцами и старообрядцами; нимало не погрешил против «исконного воззрения православной церкви на свободу обряда», что клятва московского собора 1667 года была наложена не на самые обряды, а на людей, из-за старых обрядов отделяющихся от церкви и хулящих её, что единоверие есть дело наше – домашнее и прибегать, для канонического соглашения начал единоверия с определением московского собора, к авторитету восточных патриархов, нет никакой необходимости; для пересмотра постановлений московского собора достаточно авторитета одного св. синода... Эти доказательства, высказанные первоначально в виде изустных возражений, были после фактически и научно оправданы г. Нильским и протоиереем И. В. Васильевым в речах, произнесённых в собраниях того же общества и напечатанных в «Христианском чтении» в течение минувшего года. Протоиерей И. В. Васильев, основываясь на практике древней вселенской церкви, пришёл к такому заключению: «в церкви всегда было стремление к объединению обрядов и обычаев, но допускались и разности в обрядах и обычаях, когда это было необходимо и неизбежно». Но это общее правило древней вселенской церкви никоим образом не может быть применяемо к единоверческому обряду в русской церкви, так как в нём несомненно есть искажение принятого церковью образца внешних выражений веры, и самое происхождение его тесно связано с невежеством и необразованностью в известный период жизни русского народа. Г. Нильский вышеприведенные положения доказывал подробным и обстоятельным разбором определений и постановлений соборов 1666–7 годов, сношений тогдашних и последующих раскольников с иерархами русскими и восточными, изъяснением и изложением значения пунктов, поданных раскольниками митрополиту Платону, принятых им и одобренных св. синодом. Анализ всех этих данных сделан г. Нильским вполне добросовестно и беспристрастно. Некоторым из наших духовных публицистов не понравилась эта публичная, оживлённая полемика, тянувшаяся чуть не целых полтора года; но выяснение важных и трудных вопросов не может быть иначе ведено; в историческом же развитии стремлений к единению с православною церковью со стороны раскольников она не останется, на наш взгляд, бесследною.Монография о Питириме, епископе нижегородском, магистра богословия А. А. Опоцкого, заслуживает внимание в том отношении, что она посвящена описанию деятельности одного из известных ревностных обличителей раскола времён Петра Великого и его ближайших преемников. В монографии довольно подробно рассматривается административная и литературная деятельность Питирима, а также описываются его вообще мероприятия против раскольников. Из числа последних в особенности замечательны: его старание иметь миссионеров для обращения раскольников, устройство библиотеки старопечатных и рукописных книг, необходимых при состязании с раскольниками, построение монастырей и церквей в местностях, заражённых расколом. Этими последними своими мерами он сближался с некоторыми из современных нам иерархов, ревностно подвизающимися для обращения раскольников. Но, как человек своего времени, он не мог не поддаться влиянию последнего: будучи сам в начале раскольником и обратившись в православие уже в зрелом возрасте, хорошо знакомый с приёмами раскольничьей пропаганды, он сначала старался действовать на раскольников посредством одних увещаний и словесных обличений, но, раздражаемый уклончивыми действиями раскольников, он постепенно сам переходил и склонял Петра Великого к репрессивным мерам против них. Это-то последнее средство сильно ослабляло его влияние в среде раскольников. Несмотря на это, ревность его к своему делу ставила его выше многих других современных ему деятелей на этом поприще.В статье «малоизвестные русские проповедники XVIII столетия» Н. И. Барсова, вслед за кратким очерком развития проповедничества в С.-Петербурге и Москве, сообщаются сведения о двух проповедниках, архимандрите Владимире (Каллиграфе), вызванном из Киева на должность префекта и профессора богословия в московской академии, и игумене Патрикие, подвизавшемся в Казани. Из краткого очерка проповедничества мы узнаем, что ещё в течение целой первой половины XVIII столетия правительству нелегко было находить проповедников на важнейшие проповеднические кафедры в Москве и С.-Петербурге; из тех же, которые выступали на поприще проповедничества, не все умели удачно выполнять свою обязанность; к некоторым из них слишком строго относились современники за непреднамеренные ошибки. Таков между другими был архимандрит Владимир. По прибытии в Москву, ему как новому префекту академии поручено было произнести слово 21 мая, в день Сретения чудотворной иконы Божией Матери Владимирские. В блестящем, по тому времени, смелом и энергическом слове, имевшем в своём заглавии текст: сіе да мудрствуется въ васъ, еже во Христѣ Іисусѣ (Фил.2:5), проповедник, коснувшись самого больного места тогдашней русской жизни, религиозных суеверий, нарисовав едкую картину пороков русского общества, он между другими допустил такие неосторожные выражения: «пускай, кому угодно, различные суеверия вымышляет, пускай на одних святых, на иконы их или и на Богоматерь всю надежду свою полагает; однако твёрдо такому скажу, что ежели в нем не будет мудрствоваться то же, что во Христе Иисусе, его вечная мука ожидает.... Укрась, как хочешь, икону Богомотерню, кричи, сколько у тебя мочи: радуйся, благодатная Мария, Господь с Тобою, а сам о той Божией благодати не старайся; промели на всяк день по десять или по двадцать крат акафист Богородице, а сам Сына Ея возлюбленного грехами второе распинай, – никакой не получишь пользы». Такое смелое, оригинальное слово оказалось явлением необычайным в Москве и привело всех в «крайнее сумнительство». Проповедник хотел быть вполне современным и задел самую живую сторону – излишнюю привязанность русского народа к внешней обрядности, но высказал её в таких выражениях, которые точно могли привесть в недоумение людей православно-мыслящих. Эта-то проповедь, несмотря на то, что проповедник старался сгладить её впечатление произнесением, по распоряжению св. синода, поучения в ближайший богородичный день совершенно противоположного содержания, был причиною всегдашнего его преследования до самого гроба. Такие печальные примеры были нередки в период только-что ещё начинающегося развиваться у нас проповедничества. Игумену Патрикию, занимавшемуся обращением инородцев в Казани, грозила опасность изгнания и заточения за откровенное и прямодушное церковное слово.На «сказаниях о нерукотворенном образе Спасителя» А. Катанский остановился потому, что они не только дороги для христианского чувства, но представляют вместе с тем большой интерес для людей, желающих ознакомиться с историческими судьбами священной иконографии. Цель его состоит единственно в том, чтобы выяснить причины довольно позднего распространения сказаний. В виду неясности и неопределённости исторических данных об этом событии, хранимом церковью, цель, избранная автором, весьма уважительна; он не отрицает его из-за того только, что о нем не сохранилось известий в христианских первоисточниках; но, сводя сохранившиеся исторические данные в одно целое, он предлагает путь к правильному научному взгляду на событие.Непоименованные нами статьи: «история новозаветного канона» В. Г. Рождественского, «история ветхозаветного текста и очерк древнейших его переводов по их отношению к подлиннику и между собою» Д. А. Хвольсона, «антихрист Э. Ренана» Н. П. Рождественского, «замечания на публичные лекции Фейербаха о религии» А. П. Шугаевского, «Иисус Христос и история человечества», не лишены также интереса и значения в научном отношении, но мы не останавливаем внимания своих читателей на их содержании потому, что они не имеют к ним непосредственного отношения. История новозаветного канона представляет свод и обработку мнений лучших западных писателей лучшего направления по этому предмету, статьи г. Хвольсона составляют оригинальный, самостоятельный труд, уясняющий развитие священной ветхозаветной письменности, сравнительно с письменными памятниками других восточных народов; статья об антихристе составляет прекрасную апологетическую критику воззрений Ренана на состояние христианства в шестидесятых и семидесятых годах первого столетия, составленную при помощи лучших критических статей западных писателей по этому предмету; замечания на публичные лекции Фейербаха о религии разоблачают несостоятельность отрицательных взглядов на христианство этого западного мыслителя; Иисус Христос и история человечества представляют прекрасный, живой очерк значения учения и деятельности И. Христа в историческом развитии человечества. – Таково было главное и существенное содержание старейшего из наших духовных литературных органов, издаваемых при высших духовно-учебных заведениях в течение минувшего года! Отделы, посвящённые обозрению текущих событий церковной жизни, были весьма жизненны и интересны, учёный же отдел не отличался особым богатством и разнообразием научных исследований.И-ч. Обычаи в праздник Рождества Христова на западе // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 59–62.Почти все западные христианские общества имеют свои особенные обычаи, соединённые с одним из величайших христианских праздников – Рождеством Христовым. Замечательно, что чем далее пойдём мы на запад Европы, тем более увидим, что обычаи эти теряют свой религиозный характер и переходят в простое праздничное развлечение, составляющее остатки средневековых обычаев романских народов. Более распространённые из этих обычаев: 1) праздник детей и 2) воспоминание поклонения волхвов, получившее особенное название праздника трех царей.Праздник детей по большей части состоит в следующем: в один из вечеров от Рождества Христова до Крещения в семействах, где есть дети, приготовляют ветвистую сосну или ёлку, украшают её множеством зажжённых свечей и увешивают разного рода игрушками и другими предметами привлекательными для детей. Не только дети, принадлежащие к семейству, где учреждается подобное празднество, но и более близкие и знакомые бывают приглашаемы к участию в нем. Собравшись вокруг ярко освещённой ёлки и получив позволение, дети с свойственною им живостью и весёлым настроением разбирают, при участии старших, привешенные к ней подарки и затем проводят остальную часть вечера в различных весёлых играх и забавах. Обычай этот наиболее распространён в Германии, где не только в городах, но и в небольших деревнях, не только люди зажиточные, но и менее достаточные считают своею непременною обязанностью устраивать для детей ёлку в праздник Рождества Христова23. Обычай этот, как объясняют, введён с тою целью, чтобы этим, так сказать, символическим представлением возбуждать в душе присутствующих, не только детей, но и взрослых, благочестивые размышления о величайшем событии – рождении предвечного Младенца. Так, постоянно зелёная ёлка служит символом вечной жизни, начало которой положено рождением в Вифлееме Искупителя нашего, множество зажжённых на ней свечей указывает на тот невещественный свет, который возсиял миру из Вифлеема, и тот пламень вечной любви, ради которой снизшел на землю Сын Божий.Обычай устроять для детей ёлку в праздник Рождества Христова, как он выполняется в Германии, в строгих немецких семействах, сам по себе не заключает ничего оскорбительного для праздника. Но нельзя того же сказать о подобном обычае в Англии, где в семействах богатых людей ёлка из детского праздника превращается в весёлый и шумный пир взрослых, и дети делаются участниками развлечений, несвойственных их возрасту.Во Франции собственно нет обычая устроить для детей ёлку в Рождество Христово, но взамен того там существует странное обыкновение, по которому дети в ночь под Рождество Христово ставят на камин свою обувь и берут её обратно на другой день утром, наполненную игрушками и разного рода лакомствами, веря, что эти подарки сделал им святитель Николай.В Италии и Испании в праздник Рождества Христова учреждается для детей особенное религиозно-драматическое представление, известное под именем «ясли». В навечерие этого праздника в церквах и монастырях устрояют искусно сделанный вертеп, представляющий те ясли, в коих, по сказанию евангелия, родился Спаситель наш, причём в песнях под звуки органа воспеваются все обстоятельства рождения Его.Праздник трёх царей. Евангельская история повествует, что вскоре после рождения нашего Искупителя три волхва от восточной страны, возбуждённые пророчествами о Мессии и предводимые звездою, пришли в Вифлеем, воздали поклонение новорожденному Избавителю людей и принесли ему дары – золото, Ливан и смирну. В воспоминание этого поклонения трех волхвов западная церковь установила праздник (Epiphanias), который воспоминается 6-го января вместе с Крещением Господним, почему день этот вообще называется праздником трех царей. До XIV столетия в праздник этот был соблюдаем строгий пост, после которого начиналась сырная неделя. Но с XIV века вместо поста введены были различные церемонии, которыми сопровождалось торжествование праздника трёх царей как в храмах, так и в домах. Так в Безансоне каноники избирали из среды своей царя, который, принявши привет от трех старцев, изображавших собою волхвов, должен был затем угощать всех своих сослужителей по клиру. Во многих местах. Германии и до настоящего времени сохранился следующий обычай: в деревнях крестьяне и преимущественно молодые избирают трёх юношей, которые в промежуток времени от первого дня Рождества Христова до Крещения, в белых одеждах, с посохами в руках и коронами на головах ходят по всей деревне и, останавливаясь у каждого дома, поют благочестивые песни и произносят пожелания счастия в наступающем новом году, за что получают разные подарки. Каждый домохозяин считает своим долгом принять их привет, так как он верит, что это приносит счастие ему и его семейству.И-чОбъявления // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 2. С. 62–64.1.Об издании СОВРЕМЕННЫХЪ ИЗВЕСТИЙ.С 1 декабря 1874 года Современные Известия вступают в осьмой год своего существования. Издание их будет продолжаться в том же виде: ежедневно, не исключая праздничных и послепраздничных дней (360 № в год), в лист большего формата (13/18 вершков).Содержание состоит из1) Справочных сведений (месяцеслов, поезды железных дорог, зрелища, судебный указатель, адресы известнейших московских заведений). Цены процентным бумагам на обеих столичных биржах, биржевые цены заграничные (по телеграфу), цены товарам на внутренних рынках;2) Московского Отдела (где; сверх ежедневных политических телеграмм от международного агентства и иногда от внутренних корреспондентов, помещаются руководящие статьи по общим вопросам; заметки и известия о московской общественной жизни и обзор газетных мнений по текущим вопросам – политическим и общественным);3) Внутренних Известий (общих по законодательству, администрации и общественной жизни, и местных, по сообщениям газет и собственных корреспондентов);4) Иностранных (в систематическом обозрении); и5) Разных (где помещаются замечательные судебные дела, а также разные новости, не имеющие политического характера, каковы: учёные и художественные, промышленные изобретения, практические и хозяйственные заметки и тому под.Подписная цена:Для иногородных с пересылкою: за год 8 р. 25 к., за полгода 4 р. 50 к.., за три месяца 2 р. 25. к., за 1 месяц. 75 копеек.В Москве, с доставкою: за год 7 р. 35 к., за полгода 3 р. 90 коп., за три месяца 1 р. 95 коп., за 1 месяц 70 коп.Приём подписки:В Москве: в конторе Современных Известий, на Знаменке, в Ваганьковском переулке, против Румянцевского Музея, дом № 9, Игнатьевой (бывш. кн. Голицына) и у известнейших книгопродавцев.В С.-Петербурге: в книжных магазинах на Невском проспекте: Исакова и Базунова.Типография Современных известийпринимает заказы на печатание книг, бланок, прейскурантов, визитных карточек и проч. Имея, в числе других, скоропечатную машину собственно для печатания свадебных билетов и карточек, типография Современных Известий может исполнять последние заказы с особенною дешевизною.При конторе редакции продаётся книга:Дело игуменьи МитрофанииПодробный стенографический отчёт (в 8 д. 545 стр.), составленный Е. П. Забелиной. Издание Современных Известий. Цена 1 р. 50 к., для подписчиков же на Современные Известия 1 руб.2.Поучения для простого народа сельск. священника Петра Красовского. Издание второе, исправленное. Цена 1 рубль, с пересылкою 1 руб. 25 коп. Продаётся у автора, адрес коего: в г. Василь нижегор. губ., в село Монастырский Ватрас.У того же автора можно получать «Систематическое собрание церковных поучений о вере и жизни христианской». Цена 1 руб., с пересылкою 1 руб. 25 коп.При одновременном требовании тех или других поучений в количестве 10 и более экземпляров делается уступка в 10%.№ 3. Января 19-гоТворения св. Тихона еп. воронежского и задонского, как пособие для проповедников // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 3. С. 65–73.Ещё блаж. Августин, первый составитель христианской гомилетики, как формальной науки, трактующей о правилах церковного красноречия, говорил, что кто хочет быть хорошим оратором, тому необходимо читать и слушать ораторские произведения24. Эту мысль знаменитого учителя церкви, конечно, никто не станет оспаривать: одни теоретические, самые умные, замечания мало помогают делу церковного красноречия; нужно практическое, ближайшее ознакомление с правилами гомилетическими, знакомство с образцами церковного учительного слова, которое для молодой, неокрепшей мысли проповеднической, составляет одно из Самых лучших пособий. Вот почему в настоящее время, когда сознается необходимость развития и усиления церковной проповеди и вместе с тем изыскиваются средства к удовлетворению этой необходимости25, рекомендуются проповедникам образцовые поучения, разбираются и оцениваются проповеднические произведения, с целью познакомить с добрыми сторонами церковного красноречия и предохранить от недостатков в нем, указываются пособия, необходимые для робкой, непривычной ещё мысли проповеднической. В числе необходимых пособий для служителей слова не могут не быть рекомендованы творения св. Тихона еп. воронежского и задонского. Для проповедника они могут служить настольною книгою. Издатель творений св. Тихона и составитель его жизнеописания говорит, что творения пастыря воронежского и задонского сделали его по преимуществу народным христианским учителем. Пастыри церкви и руководители простого народа всегда в его писаниях будут находить прекрасное руководство. Так смотрит на творения св. Тихона и св. синод. Он многое из его творений избрал для церковных поучений, которые, подобно отеческим писаниям, должны быть читаемы для назидания народа, и тем самым засвидетельствовал об их высокой важности и пригодности для служителя слова.Обширнее других по объёму и полнее по содержанию два творения св. Тихона, именно: «Об истинном христианстве» и «Сокровище духовное, от мира собираемое». Поэтому мы желаем на них обратить внимание тех, которые нуждаются в народных церковно-учительных книгах, и хотя несколько познакомить с ними читателей «Руков. для сельск. паст.», чтобы возбудить в них желание иметь эти творения в своих руках для всегдашнего руководства в деле личного назидания и назидания других. Останавливаемся на первом из них.Первое творение св. Тихона, написанное им в последние годы пребывания в задонском монастыре, состоит из двух книг. В первой говорится о грехах и добродетелях вообще; во второй – о должностях христианина к Богу, к себе самому и ближним. Первой книге предшествует статья о слове Божием, о духовной мудрости, о сердце и языке человеческом, а второй – о еванг. вере, церкви и крещении. В предварительных статьях «О нужных к ведению» показывается, где источник св. истин, необходимых для просвещения нашего, как стяжать духовную мудрость в жизни христианской и что всего больше должно человеку хранить, очищать и усовершать; потом изображается растление падшей природы нашей и затем необходимость, спасительность и плоды покаяния. Так как духовное очищение наше не может быть вне церкви, не может совершаться без благодатного возрождения в таинстве крещения, то святитель вторую книгу предваряет статьями о евангельск. вере, о св. церкви, о крещении, и потом уже переходит к изложению обязанностей христианина. В расположении частных предметов и в расположении статей не соблюдается строгая логическая последовательность; но высокое достоинство этого творения зависит совершенно от других качеств.Самое оглавление статей, помещённых в сочинении «Об истинном христианстве», показывает, что в этом произведении заключается достаточное сокровище для всех, желающих познать здравое христианское учение, и для тех, которые, по долгу своего служения, обязаны преподавать оное другим. Здесь изложена вся совокупность христианских истин – и теоретических и в особенности практических. Не заботясь о научной полноте, сочинитель сокращает или дополняет свои трактаты, смотря по тому, что находил более или менее нужным для читателя. Так в предварительных статьях помещает особую главу о языке человеческом, потому что обуздание языка есть важнейший подвиг и высокая добродетель христианина. И глава эта читается с особенным удовольствием и назиданием, хотя, по правилам научного порядка, занимает недолжное место. К общим рассуждениям о грехе он присоединяет главу «О суетном и прелестном украшении», потому что порок этот, как одно из следствий греховного ослепления, особенно сказался в народе и – что всего хуже и за порок не считался, между тем – как плоды его весьма гибельны для христианина. В статьях о частных пороках св. отец не говорит о грехах всем известных, какими гнушаются и самые грубые люди, по говорит о пороках менее грубых по виду, которые в нынешний век и за пороки не считаются. «В начале статьи о грехах некиих особенных, говорит он, нужно мне объяснить некая ради читателя. 1) Что я рассуждения своего не положил здесь о грехах всем известных, которыми все – и самые грубые люди и народы гнушаются, как-то: разбой, явное насилие и грабление, убийство, блуд, прелюбодеяние и пр. Ибо всякий естественным законом и совестию убеждается таковых грехов берещися и по соделании какого-нибудь от таковых грехов не перестанет совесть мучити согрешившего, хотя и всяким грехом она уязвляется... 2) Рассуждение зде полагается наипаче о таких пороках, которые и других пороков причиною бывают, и каких нынешний век наипаче за пороки не почитает, как увидишь»26. Почему статьи его имеют ближайшее приложение к жизни русского народа, служат к удовлетворению его нужд, к уврачеванию его язв. С этой стороны сочинение «Об истинном христианстве» свят. Тихона представляет ничем незаменимое приобретение для пастыря-учителя церкви русской.Много усиленного и продолжительного труда требуется ют пастыря, чтобы узнать природу падшего и возрождённого человека вообще, свойства, склонности и привычки поучаемых в частности, если он хочет действовать на церковной кафедре с успехом. Но как ни трудно это дело, тем не менее оно необходимо для церковного учителя. Никакое врачевство не действительно, как скоро оно даётся не против врачуемой болезни; никто не ответит на зов, пока не услышит собственного своего имени: так точно не убедишь никого, когда не знаешь, кто какого требует совета, побуждения и т. д. Сам апостол Павел говорит о себе: всѣмъ вся быхъ, да всяко нѣкія спасу (1Кор.9:22). Святые отцы потому имели неотразимое влияние на паству, что хорошо знали современные нравы и обычаи народные. Отсюда и каждому проповеднику нужно знать своих слушателей, чтобы действовать на них с желаемым успехом. Значительное облегчение в этом отношении может дать для русского пастыря творение «Об истинном христианстве», в котором св. Тихон изобразил дурные привычки и нравы русского народа. Оно даст церковному учителю относительную возможность быть воспитателем русского народа в собственном смысле, врачевать действительные язвы нашего народа, а не мнимые. Из статей «Об истинном христианстве» служитель слова как бы на картине увидит все болезненные наросты и раны нашего общественного организма, иногда довольно скрытые, узнает, о чем главным образом нужно беседовать с церковной кафедры, какие преимущественно болезни врачевать. Пусть для этой цели он прочитает хоть статью «О суетном и прелестном украшении»27 или в особенности первую заключительную статью «В конце добрых дел»28 где задонский чудотворец проводит полную и подробную аналогию с первым христианским обществом и современным ему обществом. В этих двух статьях он резкими чертами характеризует современное ему русское общество, нравы, обычаи и думы нашего народа.Не менее ценно рассматриваемое творение св. Тихона и по другим, внутренним качествам. В сочинении «Об истинном христианстве» видна духовная опытность сочинителя. Он сам был так проникнут духом евангельским, что благодатный и животворный этот дух ощущается во всяком его наставлении. Жизнь христианская была для него не предметом умозрения, – он её осуществлял в собст. жизни, и природу человека знал не по отвлечённым рассуждениям – не по школьным трактатам, а чрез внимательное наблюдение над самим собою и другими. Отсюда мысль и слово его всегда светлы, как мысль и слово практического христианского мудреца, который и умом, и сердцем усвоил себе евангельские истины и вдохновенным взором обнимал все предметы. Всякий благонамеренный читатель собственным чувством поймёт это качество рассматриваемой нами книги. Для подтверждения нашей мысли достаточно выписать два-три места из статьи «О слепоте греховной». «Грех-тьма духовная, око душевное помрачает и ослепляет так, что грешник ходит как слепой, не знает, куда путь ведёт его, не видит пред собою рва вечные погибели, в который имеет пасти, порока от добродетели, зла от добра, истины от лжи, истинного благополучия от истинного злополучия не различает: итак видя не видит и осязает как слепой. В благополучии ли живёт? свирепствует как конь необузданный и необученный, и не видит, что тем благополучием Бог его, как отец малое отроча яблоком, к себе привлекает. В противность ли попался? ропщет, негодует и хулит, аки бы неправда с ним делается, возносит жалобные и паче хульные гласи: какая моя неправда? что я согрешил? неужели я паче прочих грешнейший? того ли я достоин? Того ли труды мои заслужили? Оправдывает себя, всякою неправдою наполнен; очищает себя, весь замаран; недостойным себя временного наказания судит, вечного достоин; свои заслуги восхваляет, которые ничего не стоят. Здравие ли паки и богатство имеет? сие трудам и тщанию, оное мудрости и разуму своему приписует, а не Богу... Насыщается ли пищи, одевается одеждою, согревается огнём, просвещается светом и прочими благами Божиими снабдевается грешник? но Бога-Даятеля в благодеяниях не чувствует и Благодетеля не благодарит, яко не любит Его, без любви бо не может быть благодарность. Вся тварь, небо, солнце, луна, звезды, земля и исполнение её, аки устами исповедуют славу Божию (Пс.18:2), но грешник ослеплённый величества славы Его не чувствует и не трепещет. Сын отца, от которого рождён и воспитан, раб господина своего, от которого стяжан, знает, но грешник Бога, Господа и Отца своего, от которого создан, от которого сохраняется, питается, одевается, не познает. Пёс господина своего, вол стяжавшего его знает; но грешник, разумом одарённый, Создателя, Стяжателя и Хранителя своего не познает. Аще бы кто сказал: как Бога не знать, который всегда словом Его святым проповедуется? Сие-то и дивно или жаления достойно, что Бог как чрез создание, так и чрез слово своё в познание всем себя подаёт: но грешник, яко глухой не слышит слова Его и Господа своего не познает: имя Божие слышит, но Бога не познает, глас о Господе слышит ушами плотскими, но душевными не слышит: итак слыша не слышит и видя не видит. Когда Бог проповедуется словом Его святым, то проповедуется и Его святая воля, но грешник не знает и не творит её; проповедуется всемогущество и величество Его, пред которыми грешник не смиряется; проповедуется правда Его, которой грешник не боится и не почитает... Не только в должности к Богу, но и в должности к ближнему, т. е. ко всякому человеку, слеп есть плотской и непросвещённый человек. Видим, что человек делает ближнему зло, которого себе не хочет, и не делает добра, которого себе хощет. Как негодует, гневается на того, кто его обижает... но сам того же зла делать или зла за зло воздавать не стыдится и не чувствует. Напротив того хощет, чтобы его ближний помиловал, в нужде не оставил... но сам того ближнему не хочет делать... Понеже Бог, яко дух никаким чувствам не подлежащий, не телесными, но душевными очами видится, того ради и грешник не познает Его и, зная, не почитает: яко тьма греховная ослепила его душевные очи. Откуду бывает, что-то делает, о том тщится, того только ищет, что чувствам внешним подлежит. Понеже видит отца своего, видит господина своего, видит властелина своего, то и почитает их, слушает их, услужити и угодити им тщится, оскорбить и прогневать их бережется; видит суд и казнь временную и боится тех, видит честь, славу и богатство мира сего, того ради и желает их, и ищет. Бога же, вечные славы, и чести, и богатства не видит: потому как Богу угождать, так и вечного оного сокровища искать не старается. Кто бо чего не видит и не знает, тот того и не желает, и не ищет»29. Слова эти, извлечённые из статьи «О душевной слепоте», ясно показывают в сочинителе полное опытное знание нашей духовной жизни.Наши народные школы и учители народных школ // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 3. С. 73–85.По поводу статьи: «Новые идеи в нашей народнойшколе» К. Н. Цветкова. Русский Вестник1874 г., сентябрь.Нам пришлось прочитать весьма интересную статью в «Русском Вестнике», под заглавием: «Новые идеи в нашей народной школе», в которой брошен взгляд на характер нынешнего обучения в народных школах. Главная мысль в этой статье развивается та, что новое направление обучения, о котором так много говорили и от которого так много ожидали блестящих результатов, оказывается несостоятельным и необходимо вызывает возврат к понятиям и убеждениям, имеющим прочное основание в традиции и вполне оправдываемым здравым суждением. Мы давно ожидали такого возврата и ещё года за два видели проблески мыслей о нем в светской литературе. Теперь в светской литературе эти мысли достигли полной зрелости, чему служит доказательством указанная нами статья. Имея в виду преимущественно эту статью, а также и некоторые другие газетные заметки, в которых высказывается оправдание идей, проводимых в упомянутой статье, мы решаемся подробно высказать свой взгляд на новое направление в народном обучении. Высказывая этот взгляд, мы будем подкреплять свои мысли ссылками на то, что теперь встречается в светской литературе относительно результатов народного образования.Вопрос о народном образовании уже несколько лет, как известно, занимает у нас весьма почётное место в ряду вопросов, решаемых литературою и жизнью. Теперь, кроме учительских семинарий, приготовляющих учителей в народные школы, кроме устраиваемых в разных губерниях, так называемых съездов сельских учителей и летних педагогических курсов, на которых так или иначе решаются вопросы относительно народного образования, у нас много издаётся педагогических журналов, разрабатывающих вопросы воспитания и обучения, много выходит руководств по этому предмету, охотно обращаются к педагогическим вопросам и разные газеты, сообщающие известия и высказывающие суждения по делу народного образования. Вопросы педагогические решительно в моде у нас в последнее время. Всякий считает себя призванным решать эти вопросы, судить и рядить о них вкривь и вкось; так что педагогия нежданно-негаданно сделалась таким общедоступным поприщем, на котором всякий может подвизаться с полной развязностью. Кто не считает себя вправе произносить приговоров по делу народного образования? И газетный фельетонист, и непризванный педагог, и земский деятель – все они говорят о народном образовании.А сколько в разных педагогических журналах и учебных книжках предлагается самоновейших методов обучения тому или другому предмету в народных школах!.. Не успеет учитель ознакомиться с предлагаемым самоновейшим методом преподавания какого-либо предмета, как чрез несколько времени является другой самоновейший метод для преподавания того же предмета, затем третий более новейший и так далее, – различных методов, мало проверенных или даже совсем непроверенных, а пущенных гулять по лицу русской земли, многое множество. Кажется, безошибочно можно сказать, что большинство учителей в русском царстве держится своего метода при преподавании того или другого предмета. Редкий учитель и средних, и низших учебных заведений не считает непременною обязанностью похитрить и помудрить, изобретая самоновейший метод.Это бы ещё ничего. Но этим дело не кончается. Наши педагоги, изобретающие новейшие методы обучения и рассуждающие о народном образовании, во имя просвещения, подвергают осмеянию и поруганию как отдельных лиц, так и целые сословия, которые смотрят иными глазами на дело народного образования, чем самоновейшие педагоги. Так, напр., если крестьяне не в состоянии постичь мудрости народной школы и новейших методов обучения, жалуются на бесполезность учения в школе и выражают желание, чтобы дети их учились молитвам и читали «божественное»: то со всех сторон поднимаются крики, что глубокое невежество и закоренелые предрассудки крестьян препятствуют распространению просвещения. Если в народные учители просятся воспитанники духовных семинарий, то им отказывают или на том основании, что они «тверды только в катехизисе», или что они незнакомы с новейшими методами преподавания. Если священник, говорить автор статьи «Русского Вестника», остерегая своих сельских прихожан, произнёс «неопровержимую истину, что в числе, так называемых учёных есть люди малосведущие: значит духовенство агитирует против народных учителей, духовенство враждебно относится к просвещению, – лица, взявшие на себя ответственную обязанность пастырей духовных, решились выступить в незавидной роли ожесточённых преследователей и учения, и самих учащих».Впрочем, горькие и несправедливые отзывы о духовенстве, о его мнимой неспособности к народному учительству, о его даже ожесточении к учению и учащим – не новость, высказываемая только теперь. Много духовенству приходилось выслушивать таких отзывов с того времени, когда в нашей литературе поднят был вопрос о народных учителях. Ещё с начала шестидесятых годов, когда волею нашего Монарха были освобождены крестьяне от крепостной зависимости и когда общество наше заговорило о народном образовании и о том, кому поручить это дело, т. е. из какой среды должны выходить народные учители, – ещё с того времени на духовенство сыплются горькие и несправедливые упрёки. Тогда, как известно, общество при решении вопроса о народных учителях разделилось в своих мнениях. Одни заявляли, что дело народного образования должно принадлежать духовенству, так как оно, по самому призванию своему, есть сословие учительное, что оно ближе других сословий знакомо с жизнью и потребностями простого народа, и что оно уже исторически упрочило за собою это право, будучи во все века главным деятелем народного образования. Такие взгляды высказывала духовная литература и отчасти светская. Большинство же светских лиц, напротив, настаивало на том, чтобы устранить духовенство от участия в народном образовании, как сословие «отсталое», получающее образование «сухое и безжизненное». Они из всех сил доказывали, что учителями в народных школах должны быть лица светские. Привыкшие с предубеждением смотреть на духовное сословие и громко заявлять о его якобы неспособности к народному учительству, наши «ревнители народного образования» возымели действие на общественное мнение. Общество почти забыло духовно-учебные заведения, выпускающие ежегодно множество воспитанников, получивших достаточное образование и способных быть учителями в народных школах. Оно сосредоточило своё внимание на разных мерах, предпринимавшихся к приготовлению учителей для народных школ, ожидая, что вскоре появятся великие деятели, способные быстро подвинуть вперёд просвещение русского народа.Несмотря на громкие заявления светских лиц против участия духовенства в парадном образовании и на предпринимавшиеся меры к приготовлению народных учителей из лиц, принадлежащих к разным сословиям, духовенство продолжало однако трудиться по мере сил и возможности на пользу народного образования. После совершившейся крестьянской реформы, лишь-только народ почувствовал свободу, лишь только у него стало раскрываться самосознание, оно своими проповедями располагало крестьян к грамоте и обучению; оно старалось расширять прежние и вновь заводить церковно-приходские школы; оно же, наконец, выставляло из своей среды лиц, способных быть учителями в народных школах. Но не можем не заметить при этом, что труды духовенства в деле народного образования сделались в последнее время не так видными. С одной стороны заявления светской литературы о неспособности духовенства к народному учительству, а с другой – разные меры, предпринятые к приготовлению народных учителей, ослабили у некоторых лиц духовного сословия энергию к образованию народа, и они стали принимать не столько деятельное, сколько наблюдательное положение, ожидая, какое направление примут народные школы, что из них выйдет... Что же вышло?По сознанию самой же светской литературы, или, лучше сказать, светских лиц, следящих за ходом народного образования, дело вышло не ладно. «Клочки западноевропейских теорий, говорит автор статьи «Русского Вестника», подхваченные без исторической связи и критики, отрывочные факты школьной жизни, взятые наудачу или намеренно подобранные, случайные увлечения партий, выдаваемые за конечные выводы науки и жизни, волокутся в журналы и учебно-вспомогательные книжки, перемалываются газетами, приводятся в механическую связь с фактами, действительными или воображаемыми, из нашей жизни, циркулируют в обществе, становятся как бы чем-то бесспорным и всем известным, усваиваются людьми, близко стоящими к делу, и под именем духа времени, новых идей несутся в нашу убогую народную школу». Затем он говорит: «на западе существуют партии позитивистов и утилитаристов, и учения их прорываются проникнуть в щели народной школы: мы распахнём для них двери нашей школы; на западе в разных местах происходит борьба католической церкви, стремящейся стать государством, с государством, желающим удержать свои права: мы заведём у себя пародию на эту борьбу, устраним духовенство от народного воспитания».Вследствие всего этого все чаще и чаще начинают бросаться в глаза разные курьёзы и ненормальные явления, встречающиеся в деле начального народного образования. Взамен грамотности, по замечанию «Московских Ведомостей», составляющей прямую цель начальной школы, наши малограмотные учителя и их непризванные руководители, прикрывая своё неуменье или невежество, пытаются преподавать в начальных сельских школах какую-то неведомую образованному миру науку, под именем мироведения, долженствующую обнять в популярном изложении все науки, входящие, в состав университетского курса. Поэтому школьное учение вместо серьёзного дела превращается в праздную и вредную болтовню, носящую у наших модных педагогов громкое название развивающих бесед30.Развитие – это модное слово, без которого не обходятся в настоящее время никакие толки о школах и учебных заведениях и никакие руководства для учителей относительно преподавания того или другого предмета. Понятие, заключающееся в слове «развитие», высказывается то в благоприличной Форме, как например: «народная школа должна не только научить грамоте, но и развивать умственные способности учащихся», то в виде следующих суждений и требований: «нам нужны не школы грамотности, а школы развивающие, нам не нужно школ грамотности, нам нужны развивающие учителя и развивающиеся ученики». Такие суждения и требования, высказываемые устно и печатно, восхваляются у нас газетами, поддерживаются общественными учреждениями и находят приложение в практике. «Московский комитет грамотности, говорит автор статьи «Русского Вестника», без сомнения помнит мудрствования одного педагога, призванного руководить народными учителями, что учение в школе должно начаться с того, чтобы учитель на первом уроке зарезал и выпотрошил пред учениками кошку... Несколько лет тому назад в новоузенском уезде самарской губернии было приобретено для школ множество книг, которые выдавались для чтения и в награду крестьянским мальчикам; в числе книг были Песни Беранже, Повести Слепцова, сочинения Писарева, журнал Русское Слово и т. д. Из одной школы учительница выслала все книги религиозного содержания». Все это делалось и делается во имя «развития». Стоя за это «развитие», наши руководители народным образованием и наши земские собрания обегают духовных воспитанников, как людей «незнакомых с новейшими методами преподавания», когда они просятся на учительские места в народные школы, – отвергают предложение усилить преподавание в народных школах закона Божия, потому что «ученики земских школ готовятся вовсе не к духовному званию», и всю свою надежду полагают на учителей «развивающих, но чуждых идеям общим всему человечеству».Откуда же берутся эти «развивающие» учителя, которым поручается дело народного образования? Известно, что у нас существуют учительские семинарии, устраиваются съезды сельских учителей и педагогические курсы, с специальною целью приготовлять народных учителей. Быть может оттуда выходят «развивающие» учителя? Посмотрим. Остановимся прежде всего на учительских семинариях.Учительские семинарии, бесспорно, благодетельные учреждения. Важнейшую задачу их составляет приготовление народных учителей, которые должны быть ознакомлены с новейшими, более лёгкими и удобоприменимыми методами и приёмами обучения. Какие же результаты приносят эти учреждения? Во-первых, если бы даже в каждой губернии была устроена учительская семинария, то она лет в пятьдесят и более того не могла бы снабдить всех училищ своей губернии учителями, так как она ежегодно может выпускать не более двадцати человек, а училищ в губернии может быть до тысячи. А во-вторых – кто учится в учительских семинариях? Обыкновенно в эти заведения стремится масса всякого народа, в том числе и исключённые воспитанники духовных училищ и семинарий. Сами эти молодые люди, поступивши в учительские семинарии, скоро сознают, что попали не на свою дорогу, вследствие чего в этих семинариях в начале года бывает обыкновенно прилив учащихся, а далее начинается отлив. Может ли такая масса всякого народа, набираемая в учительские семинарии, после трёхлетнего обучения в ней сознательно пользоваться выработанными наукою, лучшими методами и приёмами обучения и пособиями науки, применяясь к опыту?.. Для такого дела нужны лица с достаточным образованием; нужно, чтобы они имели предварительную хорошую подготовку, дабы трёхлетний курс учения в учительских семинариях проходил для них с пользою. Иначе они, по выходе из учительских семинарий, уча детей, будут рабски следовать таким руководствам, в которых пересыпается из пустого в порожнее, и, разложив перед собою эти руководства, будут впопад и невпопад спрашивать по ним учеников.Теперь скажем о съездах сельских учителей. Присматриваясь к ним, мы видим, какие у нас в народных школах есть учителя и каковы их руководители. «На съезде нынешнего года, устроенном петербургским земством, говорится в «Московских Ведомостях»31 большая часть учителей могли написать лишь несколько строк без грубых грамматических ошибок, т. е. оказались полуграмотными, остальные же отличались незнанием самых элементарных требований грамматики. Это не помешало им однако же толковать о познании мира и давать пробные уроки неведомой науки, в которых птицы назывались воздушными явлениями, утверждалось, что человек видит головой, чувствует только пальцами и кончиком языка, что рожь вырастает из земли, а происхождение цветов объяснялось тем, что пыль пыльников садится на завязь, проходит внутрь и образует цветок». Там же – на этом съезде «один из этих мудрецов» заявил, что подобное ведение мира должно быть главным предметом начальной школы и подчинить себе все другие предметы обучения. «Справедливость требует прибавить, говорят «Московские Ведомости», что съезд не одобрил такого крайнего выражения новых идей, и завравшемуся педагогу сделан был реприманд в том смысле, что говорить таких вещей не годиться, но что «знакомство с миром даётся в школе предметными уроками (?)и тем, что, выучившись читать, дети будут читать в классе с учителем толковые книжки».На съезде учителей симбирского и селенгинского уездов, вместо пробных уроков по мироведению, шли оживлённые прения об органах произношения. При этом показано было, между прочим, как следует, при помощи наглядных пособий, приступать к обучению азбуке, которому должно предшествовать искусство распознавать звуки. «Рассмотрены были сперва составные части осы, и затем объяснено, что как осу можно разделить на составные части (?), так и слово на звуки. По части познания мира на курсах, где провозвестником этого познания пред азбукой явилась оса, после азбуки предположено, давая понятие о числе рук и ног человека, об устройстве человеческого скелета, сделать от них естественный переход к четвероруким, четвероногим, позвоночным и беспозвоночным животным и преподан был типичный урок наглядного обучения по чучеле беркута»32. На съезде учителей казанского и царевококтайского уездов учитель, давая урок по звуковому методу, несколько раз перепутывал слово оса с словом сова, говорил невпопад и то, чего сам не понимал, так что ученики решительно не поняли, кого он объяснял – осу или сову33.Подобное явление встречаем и на так называемых педагогических курсах, имеющих целью изготовлять учителей для народных школ. На одном из них «было разъяснено происхождение букв или звуков таким образом, что если поболтать палкою в воде, то получится звук л». Другие курсы дают нам более ясное понятие о нынешних «учителях, развивающих учеников». Мы имеем пред собою два образчика таких учителей. Вот что, по словам автора статьи «Русского Вестника», писали на рязанских летних курсах в августе текущего года народные учителя, удостоившиеся на прежних курсах отличных аттестаций: «Перейдя лужок и нашед множество, насекомых, показываемая дети, всмотревшись и объяснив, происхождение, пользу или вред и части, как-то учит знаменитый Песталоций и Урст…» Другой педагог писал: «Некоторый господин, нашедши дорогу, проходил в город по несколько часов версту. Стало быть, спрашивается: сколько он пройдёт до города, если в час он проходил 10 вёрст, а до города было три дня расстояния от того места, от которого идёт некоторый господин».Вот наши народные учителя, «развивающие учеников». Да и не мудрено им быть такими, когда они изготовляются для этой цели на скорую руку. Земства «обегающие духовных воспитанников, как людей незнающих новейших методов преподавания», предпочитают иметь наскоро изготовленных учителей, и для этой цели прибегают к педагогам руководителям. Так земство одного уезда «прислало к педагогу руководителю летних курсов совершенно неграмотных парней, прося изготовить из них в две недели учителей для народных школ, в которых-де ощущается недостаток в уезде». А земство другого уезда нашло полезным «экстренно выписать из-за границы одного нашего педагога, чтобы он в четырнадцать дней направил школьное дело уезда, и не поскупилось истратить, кроме расходов на своз и содержание учителей, ещё 1000 рублей общественных денег на его проезд»34.Неудивительно после этого, что наши наскоро изготовленные народные учителя, как говорит автор статьи «Русского Вестника», совершают со школьниками научные Экскурсии», перейдя лужок и проч., как учит знаменитый Песталоций и Урст»... «шляясь по степи, собирая разные глупости, негодные травы, мотыльков, жуков, черепа дохлых животных, налавливая в реке всяких гадостей, сажают весь этот срам в банки и потом показывают детям на уроках». Неудивительно после этого, что такие мудрецы «проникаются сознанием, что народ наш невежествен и суеверен»35, что они не имеют добрых отношений к сельским священникам, за действиями которых зорко следят и подчас даже порицают в какой-нибудь газете. Неудивительно также и то, что такие учителя, как заявляют об этом лица, близко стоящие к народу, надмевают учащихся, поселяют в них недовольство своею средою и вносят таким образом раздор и разлад в семью36. Неудивительно, наконец, что они же своим «развивающим обучением» вызывают в среде сельского населения ропот и неудовольствия на школу, в которой дети занимаются не делом, а пустяками и побасёнками, не стоящими внимания.Чем же новые народные школы лучше старых? И чем нынешние светские народные учителя лучше духовных воспитанников, «твёрдых только в катехизисе»? Ответ на эти вопросы мы представим в следующей статье.М. П. Библиография // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 3. С. 85–96.Поучения сельскою пастыря. Свящ. П. Боброва.Москва. 1873 г.37Нельзя не замечать, что духовная журналистика наша не остаётся без влияния на главных читателей своих – пастырей церкви Христовой. Вопрос о важности и значении проповеди, занимавший одно из первых мест в духовной журналистике, из области теории переходит в область практическую, в жизнь. Количество проповедей с каждым годом заметно возрастает и, что важнее всего, немалая доля их принадлежит сельским пастырям. Почему-то у нас привыкли думать, что сельские пастыри и не проповедуют никогда, и даже неспособны к этому; но время от времени появляющиеся в печати поучения их лучше всего доказывают неосновательность сложившегося о сельских пастырях мнения. Рассматриваемый нами труд о. Боброва не есть единственный в своём роде; напротив он один из многих, хотя явившихся и не под именем поучений сельского пастыря.Обращаясь к труду свящ. Боброва, нельзя не остановить внимания на его заглавии: Поучения сельского пастыря. Что хотел выразить этим названием автор? В прежние времена никто из проповедников сельских не надписал бы так своих поучений, опасаясь унизить свой труд, боясь, что одним названием – сельского он оттолкнёт читателей и покупателей проповеднических произведений. В настоящее же время такие названия, которые прямо указывают на духовные интересы простого, сельского народа встречаются сплошь да рядом на разного рода сочинениях, и ими не только не думают унизить этих сочинений, напротив – хотят заинтересовать читающую публику в виду того, что общественное мнение устремлено теперь больше, чем когда-либо, на низший класс парода, на его духовные и материальные интересы. Поэтому мы думаем, что о. Бобров в названии своих поучений хотел выразить собственно дух и характер их, а не указать только на личность сочинителя. Надписывая свои поучения – «Поучения сельского пастыря», он ясно говорит этим, что они составлены для простого, сельского народа, для удовлетворения его духовных или религиозных потребностей, и что, следовательно, читатели пусть не ищут в них ни занимательности содержания, ни красоты выражений, словом ничего того, что называют лёгким и приятным чтением: в них есть только то, что существенно необходимо для религиозного просвещения того народа, который сам себя называет темным. С такими мыслями принимались мы за чтение поучений о. Боброва, изданных им под названием – «Поучения сельского пастыря»...По содержанию своему поучения сельского пастыря распадаются на три части: в первой части говорится о православной христианской вере (33 поучения), во второй – о христианской надежде и о блаженстве евангельском (14 поучений), в третьей – о христианской любви, о заповедях Божиих (17 поучений). Так. обр. в шестидесяти четырёх поучениях автор излагает все христианское веро- и нравоучение. По форме и содержанию поучения сельского пастыря не представляют ничего особенного: по форме – это поучения краткие, а по содержанию – катехизические, потому что излагают все то и так, в таком порядке, что и как излагается в православных катехизисах. Правда, есть между ними направленные против молокан; но это не более, как частные черты в некоторых поучениях. Что же касается изложения их, языка, то в этом отношении они имеют такое достоинство, каким отличаются только лучшие поучения, именно народностью: язык их по местам носит на себе характер языка народного. Отсюда проистекает другое свойство поучений – ясность, которое делает понятным для простого народа самую отвлечённую мысль, сообщая ей характер видимости. Для образца возьмём, напр., рассуждение проповедника о необходимости для христианина знать, каков должен быть истинный христианин». Плохой христианин, говорит он, который не знает, как подобает ему жить в дому Божием, в обществе православных чад св. церкви. Примеры на виду. От чего многие из вас не умеют путём. Богу помолиться? От чего многие ходят в Божий храм без усердия, нехотя, а другие и вовсе не ходят? Есть даже такие, которых трудно отличить от нехристей, неправославных, и дома у них не по-христиански: св. икон в тёмном и грязном углу не видать, Божиих ликов на них почти не знать, а свечу или лампадку засветить пред св. образом для праздника и всем семейством помолиться Богу даже в обыкновении нет. Отчего это? Все от того, что не понимают, кто они, что такое православная вера; не знают, как жить по-христиански. А вам это знать тем более необходимо, что вы живете в одном обществе с еретиками-молоканами, встречаете повсюду их грамотных кривотолков, которые, аки львы рыкая, ходят, ищут кого поглотить из православия в молоканство. Вы, как люди малосведущие, легко можете соблазниться пустым их учением, поскольку не знаете, что говорить, чем отвечать на их толки, хотя и глупые. Поэтому вам особенно нужно знать, какую мы православные содержим и исповедуем веру и что по сей вере требуется от нас, чтобы угодить Богу и наследовать царство небесное»38. Говоря о таинстве покаяния, о необходимости очищать душу от грехов по крайней мере однажды в год, проповедник для наглядного представления своей мысли слушателям выражается след. образом: «Грехи на душе нарастают, как грязь на теле: не умойся неделю, месяц, ты не узнаешь себя самого; а в год целая кора грязи нарастёт, так и душа в один год зарастает, оскверняется так, что её не узнают ангелы; от неё отвращается Бог. Значит, как тело требует омовения от грязи, так и душе нужно очищение от грехов. Пришло время великого поста, всякий должен благодарить Бога, что он не допустил умереть без покаяния где-либо в степи или на воде, всякий торопись, в здоровье пока, уделить в году хоть одну неделю, походить в церковь и помолиться»39. Подобные образы, взятые из жизни нашего простого народа, действительно приближают к неразвитым его понятиям те мысли отвлечённые, которые выражаются посредством этих образов. Таких мест в поучениях сельского пастыря мы встречаем немало (см. напр. стр. 37, 129, 153, 155, 205, 209 и др.). Видно, что он понимал своё дело, как следует, и потому старался быть понятным для своих слушателей – простого, необразованного народа. Вообще говоря, внешнее изложение поучений сельского пастыря отличается простотою, ясностью и удобопонятностью, за исключением тех мест, где приводятся буквально определения каких-нибудь предметов, заимствованные из пространного катехизиса московского митрополита Филарета. Впрочем, и эти сухие и отвлечённые определения он старается уяснить или перифразом или же какими-нибудь образами, заимствованными из быта своих слушателей. Отсюда можно заключать, что проповедник сознавал трудность понимания таких мест для своих слушателей; но употреблял их, по всей вероятности, ради их точности. Так, напр., приступая к объяснению символа веры, первого его слова – верую, проповедник приводит прежде всего определение этого слова, взятое у ап. Павла и помещённое в простр. катехизисе: «вера есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых»; потом старается приблизить к понятию своих простых, сельских слушателей этот трудный предмет след. образами: «Если принять, говорит он, за истинную правду то, чего мы не видим и понять не можем толком, принять так, как будто видим своими глазами, – это будет вера. Примерно сказать: многие из вас последние зерна бросают в землю в этой уверенности, что Господь даст больше. Эта уверенность и называется верою»40. Так. об. мы видим здесь три объяснения, или лучше одно определение и два объяснения: одно, как говорится в катехизисе, по изъяснению св. ап. Павла, а два по своему собственному разумению. Конечно, последние два посредством примеров несколько уясняют предмет; но первое само потребовало для себя изъяснения, и след. приведено в поучении совершенно напрасно, так как оно не только не разъяснило понятия – вера, но ещё более затруднило понимание слушателей – сколько своею отвлечённостью, столько же и славянским текстом. По нашему мнению, употребление в поучениях формальных определений предмета, какого бы достоинства они ни были, непрактично, особенно в начале поучений. Слушатели Незнакомы ещё с предметом, не знают его ни в целом, ни в частях, а проповедник представляет им вывод из тех рассуждений о предмете и его частях, главных и неглавных, существенных и несущественных, которых они ещё не слыхали. Вместо того, чтобы выслушать и получить формальное, точное определение предмета в конце рассуждений о нем, как извлечение, вывод из сказанного, слушатели должны наперёд выслушать вывод, неведомо каким образом полученный, а потом те соображения, из которых он вытекает. Понятно, что таким приёмом проповедник не облегчает труда своих слушателей, а ещё увеличивает его, представляя дело не в естественном порядке, как оно должно быть, а наоборот: прежде конец, а потом начало. Совсем иное дело было бы, если бы определение предмета, как вывод, поставлено было в конце рассуждений о нем: тогда, по крайней мере, слушатели облегчены были бы самым естественным порядком течения мыслей. Но и в этом случае особенной пользы слушатели не получили бы, потому что определение предмета, как дело отвлечённое и притом сделанное краткими словами, все-таки останется непонятным для них, тем более, что они услышат его единственный раз. Проповедь не научное исследование, где требуется особенная точность терминологии, и но учебная книжка, которую изучают: она есть популярное изъяснение религиозных истин и притом практическое, т. е. такое, которое должно иметь ближайшее отношение к жизни слушателей; след. совершенно может обходится без научных тонкостей, без схоластических определений и разделений отвлечённых рассуждений о предмете. Народу нужно знать предмет своей религиозной веры, а не логическое определение понятия – вера. Впрочем этот недостаток не составляет особенности поучений сельского пастыря; нет, он составляет достояние всех катехизических поучений, в которых кратко сообщаются все начальные истины христианской веры в последовательном порядке. Может быть этот недостаток, свидетельствующий о схоластическом направлении нашей проповеди, происходить от того, что от неё требуют очень многого, – и сообщения первоначальных христианских истин слушателям (что должно составлять принадлежность домашнего воспитания), и приложения их к жизни, что собственно составляет цель её; во всяком случае употребление отвлечённых определений, которые имеют место в школе, в учебнике, в проповеди бесцельно и бесполезно. Если цель проповеди практическая – переведение христианского учения в жизнь, то все, не ведущее в этой цели прямо и непосредственно, должно быть отброшено, как несоответствующее своему назначению.Поставив себе целью научить своих слушателей, како подобает в дому Божии жити, яже есть церковь Бога жива, наш автор повёл дело систематически, излагая сущность христианского учения по порядку катехизиса в целом ряде поучений. Отсюда все поучения находятся в тесной связи, одно восполняется другим, а все, взятые вместе, дают достаточные сведения о всем христианском веро- и нраво-учении. Поэтому мы уверены, что прихожане о. Боброва, слушавшие все его поучения, прошедшие весь курс преподанного им учения, будут знать то, что желал сообщить им их пастырь, именно: како подобает в дому Божии жити, яже есть церковь Бога жива. Или иначе: «какую мы православные содержим и исповедуем веру и что по сей вере требуется от нас, чтобы угодить Богу и наследовать царство небесное». Но возможно ли, чтобы сельский житель, живущий исключительно одним хозяйством, в состоянии был неопустительно посещать всякий раз церковное богослужение и выслушать одно за другим все шестьдесят четыре поучения, в которых изложено все христианское учение? Рассуждая теоретически, мы должны ответить на этот вопрос положительно; но если мы из области теоретической, отвлечённой спустимся в область практическую, действительную жизнь, то ответ наш должен измениться: мы должны сказать, что это почти невозможно. Чтобы убедиться в этом, обратим внимание на быт сельского человека, удалённого на большее или меньшее расстояние от городов и местечек, где ему необходимо бывать по воскресным и праздничным дням, чтобы можно было сделать какой-нибудь оборот, что-нибудь из хозяйства продать, чтобы купить потребное для своего содержания из пищи и одежды. Очевидно, что самому усердному слушателю о. Боброва по необходимости придётся выслушать только некоторые из его поучений и притом далеко не в порядке. В таком случае и польза от этого слушания будет весьма небольшая. Систематически предлагаемые поучения, между прочим, отличаются от других тем, что никогда не имеют законченности: каждое из них, взятое отдельно, представляется неполным, в котором много недосказанного, и от этого малопонятным. Иначе и быть не может: излагая учение христианское в последовательном порядке, проповедник естественно заботится только о том, чтобы в общем итоге у него все было сказано, а в частности это почти невозможно, так как один какой-нибудь член символа веры изъясняется в нескольких поучениях. Понятно, что выслушавший одно из таких поучений, не составит себе ясного представления о том предмете, о котором говорилось в нескольких поучениях. Это важное неудобство систематически предлагаемых поучений по отношению к слушателям сознавали многие, лучшие проповедники и потому предлагали своим слушателям поучения в другом роде, на особые случаи (напр. Путятин). Каждая такая проповедь представляет собою закопчённое целое, в котором заключается все то, что существенно необходимо знать об известном предмете, так что человек, совершенно случайно попавший на такую проповедь, составит ясное представление о предмете её. Так. обр., при невозможности иметь постоянно одних и тех же слушателей, проповеднику гораздо выгоднее предлагать отдельные поучения, чем систематические; первые во всяком случае, т. е. будут ли постоянные слушатели или переменные, принесут более пользы слушателям, чем последние. Впрочем, говоря это, мы нисколько не отрицаем пригодности и систематических поучений; нет, и они могут быть полезны, – только при соблюдении некоторых условий, а не безотносительно.Последовательное изложение христианского учения в порядке катехизическом или систематическом признается весьма полезным на том основании, что всякие истины удобнее, основательнее и твёрже познаются во взаимной их связи. Но при этом поставляется непременным условием, чтобы оно велось непрерывно, или, по крайней мере, с возможно-меньшими промежутками времени, чтобы слушатели не забывали содержания предшествующих бесед, с которыми в теснейшей связи находятся последующие. Шестидневный промежуток времени, от одного воскресения до другого, признается уже довольно длинным, способным изгладить из памяти слушателей то, что они удержали-было в прошлый раз. Поэтому, для восстановления связи между последующими и предыдущими поучениями, советуют повторять содержание и сущность предыдущих поучений в начале последующих, тесно соединяя так. обр. одни с другими. Словом – систематические поучения признаются полезными единственно под условием непрерывного, чрез возможно меньшие промежутки времени, сказывания их. Но наш сельский пастырь поступил совершенно вопреки этому требованию; он не только не старался сократить обыкновенных шестидневных промежутков времени между произнесением одного и другого поучения, напротив разширял их иногда до шести недель. Об этом можно судить на основании слов самого проповедника; так, напр., поучение на третий член символа веры сказано было в день Благовещения Пресв. Богородицы; поучение на четвёртый член, вероятно, на страстной седмице (это заключение основывается на некоторых фразах в самом поучении); на пятый член – в день св. Пасхи; на шестой – в день Вознесения; на восьмой – в день Пятидесятницы. Разумеется, наш проповедник таким распределением своих поучений, применительно к известным временам церковным, думал удобнее и твёрже напечатлеть в умах своих слушателей содержание объясняемых членов символа веры; но, погнавшись за одним, он упустил из виду другое и, надобно сказать, главное. Эта цель была бы достигнута и связным изложением христианского учения при изъяснении символа веры, особенно если бы оно предлагалось чрез возможно меньшие промежутки времени. Мало того: тогда не один какой-нибудь член был бы понят, как следует, а весь символ веры. Понятно, что разъединением членов символа веры проповедник сделал меньше пользы своим слушателям, чем сколько желал: думал передать своим слушателям объяснение всего символа, а ограничился одним-другим членом. Говорим так потому, что хотя проповедник объяснял и весь символ, все его члены; но эти объяснения приняли характер отрывочный, каждое поучение было выслушиваемо как самостоятельное, стоящее без всякой связи с предшествующими, потому что невозможно было удержать в памяти содержание того поучения, которое говорилось за шесть недель пред этим. Если же мы припомним, что систематически предлагаемые поучения не отличаются законченностью, а представляют собою как бы часть целого, которое по плану проповедника заключается в нескольких поучениях, то мы должны придти к мысли, что и приспособленные к известным временам церковным поучения не дадут слушателям надлежащего понятия о предмете поучения. Впрочем этот недостаток относится не к поучениям сельского пастыря, а к его пастырской педагогике или точнее – к пастырской дидактике. Слушатели его не получили всей пользы от поучений потому, что им предлагались они чрез длинные промежутки; но если кто из пастырей эти же самые поучения захочет предложить своим слушателям в непрерывном порядке, то он принесёт им больше пользы чужими поучениями, чем автор их своими собственными. Пример вселенских учителей церкви лучше всего доказывает справедливость этой мысли: когда они изъясняли с церковной кафедры какой-нибудь предмет в последовательном порядке, напр. изъясняли какую-нибудь книгу св. писания, то свои изъяснения предлагали каждый день, а иногда даже и по два раза на день – на разных богослужениях. Тогда действительно выходило, будто слушатели слушают одну непрерывную беседу об известном предмете, и потому могли усвоить предлагаемые им объяснения удобнее и основательнее. Этот пример богопросвещенных учителей церкви должны иметь в виду и все пастыри, если хотят, чтобы систематические их проповеди были так же благотворны для их слушателей, как благотворны были беседы отцов церкви для слушателей того времени.В заключение, обращаясь снова к поучениям сельского пастыря, мы должны сказать, что они по своей краткости, ясности и удобопонятности с пользою могут быть произносимы и другими пастырями, которые пожелают изложить для своих слушателей в последовательном порядке христианское учение. Те немногие недостатки, на какие мы указали в своей заметке, принадлежат не столько поучениям о. Боброва, сколько поучениям того рода, к которому они принадлежат, за исключением последнего, относящегося к пастырской дидактике о. Боброва лично, а не к его поучениям. И потому мы можем рекомендовать всем пастырям сельским поучения их собрата, как книгу полезную в их проповеднической деятельности; за исключением немногих поучений и в них некоторых мест, направленных против молокан, все они могут быть произносимы с церковной кафедры дословно, еслибы обстоятельства какие-нибудь помешали пастырю составить своё поучение. Не все они, разумеется, одинакового достоинства, но между ними есть немало весьма хороших; мы не указываем на них, предоставляя каждому пастырю взять из них по своему взгляду то, что признают для себя наиболее подходящим.М. П.№ 4. Января 26-гоЗабелин И. Творения св. Тихона еп. воронежского и задонского, как пособие для проповедников41 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 4. С. 98–106.Духовная опытность святителя сообщила его слову убедительность. Истина несомненна, что убеждает других только тот, кто сам убеждён в возвещаемых истинах. Не может проповедник подвигнуть своего слушателя к исполнению той истины, которая для него самого чужда, или если возвещается им с чужого голоса. Истина, возвещаемая проповедником и чуждая для него самого, останется такою и для поучаемых. Без этого условия его учительное слово будет звуком звенящей меди, и погибнет весь его труд, все усилия и знание. Усиленная работа требуется от проповедника, чтобы знание, приобретённое им, не было только предметом умозрения, а было знанием опытным. Но если он недовольно опытен духовно, то пусть пользуется опытами других, прилагая их к себе самому вместе с поучаемыми, и уча учится христианской жизни. Сочинение св. Тихона, как практического христианского мудреца, в этом отношении представляет для него дорогое сокровище.От духовной опытности св. Тихона задонского зависят особенности самого метода его в раскрытии духовных предметов. Б своих статьях «Об истинном христианстве» он желал раскрыть добродетели и пороки с целью возбудить любовь к первым и отвращение от последних42. Но прежде, чем указать привлекательные стороны добродетели и дурные стороны порока, возбуждающие отвращение, св. отец даёт точное определение добродетели или порока. Нельзя не видеть в этом мудрой опытности св. отца: невозможно любить или ненавидеть какой-либо предмет, не знавши или не видавши его. Что действительно пастырь воронежский и елецкий начинает свои статьи о грехах и добродетелях тем, что предварительно сообщает отчётливое понятие об этих добродетелях и пороках, для этого довольно указать на две-три главы из сочинения «Об истинном христианстве». Возьмём, напр., главу «О сребролюбии и лихоимании». Первое слово, какое святитель высказывает в ней, – слово, дающее точное определение страсти корыстолюбия. «Сребролюбие, говорит он, разумеется не токмо единого серебра любление, по и всякого земного имения, стяжания и богатства ненасытимое желание»43. Главу «О гневе и злобе» он начинает так: «гнев есть чувствование сердечные болезни, от обиды другого родившейся, которая или делом или словом бывает»44. Установивши точное определение добродетели или порока, о которых хочет говорить, св. Тихон указывает характеристические черты или признаки их. Чтобы дать ясное и полное представление о добродетелях и пороках, он рисует их живыми чертами, представляет в чертах им свойственных. И действительно достигает своей цели. Прочитавши его статьи «Об истинном христианстве», получаешь полное представление об известных добродетелях и пороках со всеми их оттенками, так что одну добродетель или один порок не можешь смешивать с другою добродетелью или с другим пороком. Для примера можно указать на главу «О гордости». В этой главе святитель представляет следующие характеристические признаки гордости: «Знаки гордости суть, говорит он, 1) вышним не покоряться; 2) равным и низшим не уступать; 3) гордость велеречива, высокоречива и многоречива; 4) славы и чести похвалы всяким образом ищет; 5) высоко себя и дела свои превозносит; 6) других уничижает и презирает; 7) ищет себя показывать; 8) бесстыдно себя хвалит; 9) какое добро имеет, себе приписует, а не Богу; 10) хвалится и тем добром, которого не имеет; 11) недостатки и пороки свои весьма тщится скрывать; 12) в презрении и уничижении быть не терпит; 13) увещания, обличения и советы не приемлет; 14) в дела чужие самовольно мешается; 15) сана или чести лишившись и в прочем несчастий ропщет, негодует, а часто и хулит; 16) следственно гордость гневлива; 17) гордость завистлива; 18) гордость не любительна, ненавистлива»45... Указанные свойства гордости нельзя приписать другой страсти, даже и сродной гордости. Haсколько перечисленные признаки гордости характерны и не могут быть приложимы к другой страсти, даже сродной гордости, это легко можно видеть из того, как св. Тихон характеризует другую страсть – славолюбие. «Славолюбие, говорить он, учит ласкательствовать, сообразоваться вышним, нравам их последовать, хотя бы развращены были, пороки добродетелями и добродетели пороками бесстыдно называть, льстить, лгать, лукавствовать, чтобы тако в любовь и милость им вкрасться, и таким образом честь желаемую получить; 2) она учит клеветать на ближнего, добрых злыми и злых добрыми называть, чтобы тако угодить тому, у кого милость мнимая гнусная... 3) она учит лихоимании, ибо, чтобы чести получить, надобно щедро наполнить руки ходатаев, многих дарить, угощать»46... Представивши каждую добродетель и каждый порок в чертах свойственных им, св. отец далее решает вопрос: откуда происходит в нас рассматриваемая добродетель или порок, чем они питаются и поддерживаются, и чрез то даёт возможность развить в себе зарождающееся доброе чувство и подавить порочное желание в самом начале. В главе, напр., «О гневе и злобе», указавши признаки гнева, объяснивши, каким образом гнев переходит в злобу, он предлагает при этом замечание, что нужно делать, чтобы гнев не перешёл в злобу. «Гнев, говорит он, превращается в злобу и памятозлобие, когда долго удерживается и питается в сердце. Чего ради повелено нам скоро его пресекать, чтобы в ненависть и злобу не возрас, и так ко злу большее зло не приложилося. Якоже бо пожар, когда вскоре не потушится, многие поядает домы: тако гнев, когда вскоре не пресечется, много зла учинит и многих бед виною бывает. Чего ради, по увещанию апостола, должно вскоре гнев из сердца изгонять, когда начнется, чтобы усилившись и нас самих гневающихся и тех, на которых гневаемся, более не повредил и не погубил»47... Проследивши возникновение добродетели и порока, святитель указывает затем добрые последствия первой и дурные следствия второго, и тем невольно возбуждает желание добродетели и отвращение от. порока. В главе, напр., «О сребролюбии», он говорит: – «Сребролюбие не только само по себе грех тяжкий есть, но и есть корень всех зол, по словеси апостола: корень всем злым сребролюбие есть. От сего происходит всякая неправда, многоразличное хищение и воровство. И в каком ни будет звании и чине язва сия, многоразличная злая наносит. 1) Когда подлый человек будет сребролюбец и лихоимец, научает его окрадывать лавки, клети, житницы, церкви, уводить коней, засады делать по дорогам, разбой чинить, насиловать, убивать и пр. 2) В купечестве научает лгать, обманывать, всякую чинить неправду, худую вещь за добрую, дешёвую за дорогую продавать, мзду наёмнику удерживать, беззаконную лихву или чрезмерный процент брать, воду в вино мешать... 3) Ежели помещик, имеющий крестьян, будет сребролюбец, крестьян излишними оброками обременяет. От сего последует, что люди крайнюю скудость в пище претерпевают; иные полунагие без одеяния скитаются; от сего слезы и печальные жалобы на него возносятся; а иные, не имея чем оброки оные заплатить, принуждены идти на разбой, хищения, воровства, как самая вещь показывает; иные – оставлять церковное собрание во дни праздничные, отлучаться от общие молитвы и слушания слова Божия и доставать в запрещённые те дни работою себе и домашним потребная. 4) Когда язва сия заражает тех, которые в судебных заседают местах, последует ужасное и плача достойное попрание правды, нарушение присяги... А от сего вся злая последует и обществу нестерпимые раны. Понеже злые люди и насильники, видя попрание правды, в большее бесстрашие приходят и на большие злодеяния устремляются, обнадёживая себя тем, что хотя и обличится в злодействе, могут от законные казни мздою освободиться, что и бывает... Как черви внутри древо грызут, так они общество снедают и в погибель приводят... Сребролюбие и лихоимание не токмо другим злая делают, но и своих рачителей в бедственные случаи ввергают. Так Гиезий, пророка Божия Елисея отрок, который с Неемана сириянина, Божиею благодатью исцелившегося и в дом возвращающегося, сребро и ризы тайно взяв, тою проказою, которою он прокажён был, праведным судом Божиим поражается»48... Пагубные последствия порока или добрые следствия добродетели с одной стороны ещё более оттеняют каждую добродетель или порок, а с другой представляют довольно сильные побуждения к любви добрых дел и к удалению от худых, порочных. Не довольствуясь этим, Тихон присоединяет нарочитые побуждения к добродетели и к удалению от порока. Желая склонить читателя к добродетели и отвлечь его от порока, святитель нередко входит в критическое рассмотрение недоумений, отговорок, предлогов, какими мы извиняем себя за несоблюдение добродетели или за пристрастие к пороку. Св. отец хочет таким образом довести читателя до полнейшего сознания в том, что несоблюдение известной добродетели или любовь к известному пороку ничем не может быть оправдана. Лихоимец, напр., говорит он, глаголет: я-де не насильно беру, но по воле должника: он мне сам даёт, а я его не принуждаю. Не насильно берёшь, но подобное тому делаешь, который утопающего в воде дотоле не извлекает, доколе от него обещаемого награждения не слышит: а ты дотоле не даёшь взаим денег в нужде и беде утопающему, доколе лихвою себя не обяжет тебе, и тем самым насильно, принуждённо от него отъемлешь. Иной жалуется: чем-де мне жить, когда лихвы не брать? Неправда, – не жить тебе не чем, но не чем сребролюбию и роскоши угождать. Многие богатства не имеют и лихвы не приемлют, по живут и питаются, а иные и богатством изобилуют, но лихвы не оставляют... Иной на других указует: те-де и те берут, а мне ради чего не брать? Худое следствие: те-то лихву берут, убо и тебе можно. Они грешат, убо и тебе вольно? многие разбой чинят... убо и тебе вольно»49 ?.. В другой главе «О милости к ближнему», святитель целый отдел посвящает рассмотрению всевозможных извинений в нарушении этой добродетели. Изложивши побуждения к делам милосердия, он продолжает: «прилично и нужно воспомянуть о словах многих христиан, которые слова не токмо хладные и удалённые от любви, но и пустые и, как истину сказать, бесчеловечные»50 – и затем разбирает эти извинения. Располагая таким образом читателя к добродетели и отклоняя от порока, устраняя все извинения в неисполнении первой и в пристрастии к последнему, св. Тихон предлагает и средства, как можно соблюдать ту или другую добродетель, или как можно избегать той или другой порочной страсти. Напр., в главе «О клевете и осуждении», давши понятие об этих пороках, объяснивши их возникновение и развитие, предложивши побуждения к искоренению их, он указывает и средства, как их ослабить в себе: «Чтобы сих пороков избежать, говорит он, пользует следующее примечать: 1) всякому на себя, смотреть и свои грехи пред глаза положить и их очищать тщиться... 2) помнить, что за таковое осуждение сам будешь судим; 3) берещися от разговоров непотребных, которыми только люди пересуждаются и то того, то другого имя и честь терзается; 4) удаляться от тех, которые привычку себе злую сию имеют, как прокажённых... 5) брату падшему соболезновать и от сего падежа осторожно поступать, и за него молиться милосердому Богу, чтобы падшего восставил, а себя в тот же грех пасти не попустил» и т. д.51Метод, которому следовал св. Тихон при изложения христианского нравоучения, – метод самый лучший. Он и учит, и убеждает, и наставляет, как раскрытую истину приложить к своей жизни и деятельности. Следовательно рассматриваемые творения св. Тихона представляют для проповедника прекрасное руководство и относительно метода проповедей. Язык сочинения «Об истинном христианстве» отличается простотою, общедоступностью, в полном смысле народностью. Говоря о христианских истинах и давая им логические определения, святитель сейчас же уясняет эти определения образами, описаниями, картинами. Св. отец много обращался среди простого народа, хорошо изучил свойства языка народного, заметил, что в нем преобладает образность, пластичность, картинность, и что для простого народа вовсе непонятен язык школьный, как язык отвлечённый. Потому в своих статьях «Об истинном христианстве» он и пользуется элементами-свойствами языка народного: почти каждую отвлечённую мысль он воплощает в известный образ, привязывает к предмету знакомому для читателя или слушателя. Вследствие чего всякая истина выступает у него пред сознанием простого человека со всею ясностью. Вместо выписок из сочинения «Об истинном христианстве» примеров образной, пластической и вполне народной речи св. Тихона, мы приводим свидетельство самого отца о свойствах его языка. Большую по объёму, вторую главу «Об истинном христианстве», всю – от начала до конца состоящую из сравнений, подобий, образов, картин, св. Тихон так заключает: «сии подобия, взятые от различных вещей, чувствам подлежащих, и приложенные к невидимым, наипаче полагаются ради простого народа, который не может понять учения о духовных вещах. Ничем-бо так не изъясняется и понятным делается а в память углубляется учение, как подобиями тех вещей, которые чувствам нашим подлежат и пред глазами нашими обращаются. Откуда видим, что и в священных книгах премного таковых подобий имеется, как-то слово Божие семени, грешники болящим, непросвещённые благодатью Божиею слепым, неизвестный второго пришествия Христова день татию, в нощи приходящему, уподобляются»52...Многие из проповедников, воспитанные в школе, не оставляют сухого школьного языка и на церковной кафедре, не задаваясь мыслию, поймут ли их слушатели или нет, и своими тезисами, антитезисами, делениями, подразделениями и силлогизмами совершенно озадачивают простого человека, различными школьными формулами положительно ставят его в-тупик. Правда, многие хотят говорить с церковной кафедры языком общепонятным-народным; но это желание не идёт далее подделки под склад народной – разговорной речи, забывая, что народность языка заключается не в одних словах и оборотах речи простонародной. Если мы желаем говорить проповеди языком действительно народным, то для этого должны изучить его, между прочим, по историческим литературным памятникам. Сочинение «Об истинном христианстве» св. Тихона и в этом отношении может принесть проповеднику русскому великую пользу.И. ЗабелинИ. Л. Наши народные школы и учители народных школ // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 4. С. 106–117.В предыдущей статье53 мы говорили о новых народных школах и их учителях. Теперь же сопоставим их с старыми народными школами и их учителями.В старых народных школах дети учились грамоте, т. е. чтению, письму, а также счислению. Учителями их были причетники, диаконы, а иногда священники. Развитие детей совершалось под влиянием изучения молитв, чтения часослова и псалтири. Положим, это была односторонность старой школы. Но ведь тогда вопрос о том, чему и как учить, не мог иметь места. Учение неразрывно было связано с религиею. Учиться грамоте – значило учиться священному писанию. Не у нас только, но и везде так было в первые времена народного образования. У магометан и частию у евреев до сих пор существует ещё эта связь между грамотой и религией. Да и наш народ ещё и теперь на первом плане обучения детей ставит «божественное». Положим, тогда у нас учили по старинным методам: чтению, напр., учили по буквосочетательному методу (по складам), при обучении письму держались метода срисовывания букв, при обучении арифметике руководствовались методом механического счисления. Но несмотря на недостатки этих средств или методов, цель обучения все-таки достигалась, дети выучивались грамоте, и грамотность их имела приложение в жизни: они могли писать, считать и читать как в церкви при богослужении, так и дома книги религиозного и светского содержания. Полуденное образование не мешало им довольствоваться своим положением. Они оставались помощниками родителей в их суровых трудах, не высказывая неудовольствия на трудовую жизнь и не мечтая о разных выгодных, в каком-бы-то ни было отношении, местах.А нынешние методы обучения разве можно признать самыми лучшими? Прежде, т. е. в старых школах, по замечанию графа Толстого, читали, наприм., не совсем понятный, по слишком высокому и глубокому смыслу, для детей псалтирь; в противоположность этому теперь заставляют читать бессодержательные фразы, объяснять всякое понятное слово, или заучивать непонятное. Прежде учитель ничего не говорил с учениками, а заставлял их только учить заданное; теперь предписано учителю говорить с учениками что вздумается, или то, что они знают, или то, чего не нужно знать. Прежде, при обучении арифметике, начинали с цифр и переходили к нумерации, теперь же в продолжение долгого времени учат десятилетних детей считать до 10-ти. «Все внимание, говорит граф Толстой, обращается теперь на то, чтобы учить тому, что ученик знает. А так как ученик знает то, чему его учат, и легко по желанию учителя передаёт в том и другом порядке то, что от него требуется, то учителю кажется, что он чему-то учит, и успехи учеников большие, и учитель, не обращая никакого внимания на то, что составляет самую трудность учения, т. е. учить новому, преспокойно толчётся на одном месте. Все силы поглощены на руководства к обучению детей тому, чему не нужно и нельзя учить детей в школе, чему все дети учатся из жизни»54. Далее граф Толстой, проводя параллель между старою и новою народною школою, выражается, между прочим, таким образом: «педагог старинной церковной школы знает твёрдо и несомненно, что надо учить по часовнику и псалтирю, заучивая наизусть, и не допускает никаких изменений в своих приёмах; точно также учитель новой школы знает твёрдо и несомненно, что надо учить и начинать со слов ус и оса, спрашивать о том, что наверху, что внизу, и рассказывать о любимом суслике, и не допускает никаких изменений в своих приёмах»55.Впрочем, приводя слова графа Толстого из его статьи «О народном образовании», взволновавшей нынешних педагогов, мы не разделяем вполне его взгляда на «новое обучение». Мы не думаем отрицать нынешних, новейших упрощённых способов преподавания и обучения, которые необходимо должен знать учитель народной школы, как напр., звукового способа обучения грамоте, наглядного обучения вообще и в частности наглядного обучения счислению и проч. Мы имеем в виду собственно тех учителей «сносно безграмотных», от которых, по замечанию «Московских Ведомостей», требуется, чтобы они, «водя глазами по книге, умели вести с учениками научные беседы о строении мира, о воздушных явлениях называемых птицами, давать понятие о числе рук и ног человека, об умственных способностях щуки и душевных качества пиявки, о ценах хлеба на рынке..., о том, что человек видит головою и есть растение, а картофель ископаемое»56 и т. д.Защитники нынешних народных учителей говорят: «если они своим способом обучения принесут действительно больше вреда, чем пользы, и забьют практическое здравомыслие, то ведь все-таки никто из них не скажет ученику, что земля стоит на трёх китах, что в домах живут домовые, в водах – водяные...; следовательно они не будут проводить в народ суеверий и предрассудков»57. На это мы прежде всего заметим, что проведение в жизнь народа суеверий и предрассудков вовсе не относилось и не относится к деятельности учителей народных школ из духовного сословия, а потом посмотрим, как в нынешних книжках для народного чтения опровергаются народные предрассудки. Возьмём для примера статью под заглавием Кит. Вот как в одной книжке читается об этом предмете: «У нас в народе говорят, что земля на ките стоит. Мы-то уж знаем, что земля наша шар, и что везде на земле есть воздух; поэтому нам не трудно догадаться, что земной шар держится в воздухе. Солнце стоит, а земной шар вращается... Так земля-то на ките стоит! Забавно! А кит-то сам на чём стоит? Об этом не спрашивали себя те умники, которые уверяют, что кит на себе держит землю. Странно, однако, те же умники говорят, что кит – рыба; ведь рыбе-то надо плавать в воде, а вода-то должна быть на земле. Вот и вышло, что не кит землю держит, а земля кита». Автор статьи «Русского Вестника»58 спрашивает: чем это практически полезное сведение, будто земля держится на воздухе, лучше предрассудка, что она держится на ките? И проводит такую параллель: «В книжке говорится, что земля держится на воздухе. Мы-то уж знаем, что земля тяжелее воздуха; поэтому нам не трудно догадаться, что уверение книжки есть вздор. Солнце стоит, а земной шар вращается. Так земля-то на воздухе держится! Забавно! А воздух-то сам на чём держится? Об этом не спрашивали себя те умники, которые уверяют, что воздух на себе держит землю. Странно, однако, те же умники говорят, что воздух легче земли и потому поднимается вверх; ведь он так бы и улетел от земли, если б она его к себе не притягивала. Вот и вышло, что не воздух держит землю, а земля воздух».Нынешние народные школы с своим направлением и проводники этого направления, нынешние учители народных школ не могут быть признаны состоятельными. Это сознают и лучшие люди, следящие за ходом у нас народного образования, и сам народ. Даже в тех корреспонденциях, печатаемых в газетах, в которых крестьяне обзываются «невежами и суеверами» и в которых восхваляется «новое обучение», невольно просвечивает взгляд на неудовлетворительность этого обучения. Недавно мы прочитали в одной газете, что с открытием школы после каникул крестьяне до тех пор не посылали детей в школу, пока не уверились, что новый учитель будет учить их детей молитвам, а не басням и сказкам, как прежний59. В другом месте крестьяне жаловались инспектору народных училищ на учителя, что он не учит их детей читать псалтирь, а только рассказывает им про всяких петушков, козликов и барашков. При этом они заявляли желание, чтобы учитель учил их детей подобно тому, как учил покойный дьяк. Замечателен со стороны инспектора диктаторский ответ на жалобу крестьян. «Ваше дело пахать землю, сказал он, обращаясь к мужикам, и мы в ваши дела не мешаемся; не мешайтесь же и вы в наши дела»60. Как видно, наши руководители народным образованием не живали с народом, незнакомы с его потребностями и складом его мышления, и хотя очень хорошо толкуют о том, что пища для ума должна быть здоровая и вкусная, но такой пищи сами приготовить не в состоянии. Неужели в заявлении крестьян не было доли правды? На это следовало бы обращать внимание, дабы простой здравый смысл крестьян не побуждал их сторониться от новых народных школ и их учителей.Каковы же должны быть народные школы и учители народных школ? Народные школы, по нашему мнению, должны быть просты: предметами обучения в них должны быть чтение, письмо и начальная арифметика, и эти предметы должны быть изучаемы основательно, дабы дети приобрели полную грамотность, т. е. научились хорошо и сознательно читать, сносно писать и производить арифметические действия. Если же будет позволять время, можно ввести в народные школы историю и географию, усилить изучение грамматики и научить детей пению и черчению. Но при всем этом обучение в народной школе должно состоять не в том, чтобы сообщить детям возможно-большее количество сведений, надавать им практически полезных рецептов на разные случаи их жизни и быта, а в том, чтобы сообщёнными сведениями образовать и возбудить у них духовную природу, дать толчок их умственным силам, сделать их склонными и способными к умственному труду и чрез это к дальнейшему развитию и усовершенствованию. «В обучении юношества, говорит немецкий педагог Дистервег, нужно преследовать формальную цель. О большой сумме знаний воспитанников элементарных школ заботиться много нечего. Достаточно упражнявшаяся, возможно – развитая способность мышления и языка, возбуждённая внимательность, способность понять и исследовать новый предмет, и другие формальные свойства принесут ему в жизни величайшую пользу, предположив, что, как это впрочем понятно само собой, возбуждённые духовные силы и усвоенные им искусства послужат ко благу. Чем юнее и незрелее ученик, тем более нужно обращать внимание на развитие его сил». При ведении таким образом дела обучения, у детей будет приобретаться любовь к знанию, навык к самостоятельному мышлению и, по выходе из школы, стремление к пополнению своих сведений, к пониманию и обсуждению всяких явлений, встречающихся в жизни и природе. Народная школа, поставляя своею задачею возможно-большее возбуждение умственной самодеятельности учеников, гораздо ближе будет к цели своей просветительной миссии – быть лучом света в тёмном царстве нашего народа, чем та нынешняя школа, которая, по словам автора статьи «Русского Вестника», поставляет своею задачею «всякое многоученье, пичканье разным хламом под предлогом развития, сообщения полезных сведений, или под всяким другим предлогом».Вместе с этим народные школы должны давать детям религиозно-нравственное воспитание, не на словах только, а на самом деле. Они должны быть так поставлены, чтобы, как замечает автор статьи «Русского Вестника», «христианскою нравственностью было проникнуто каждое слово учителя, каждый предмет преподавания, каждая страница для чтения. Не сухими фразами и ханжеством достигается это; все учение должно преследовать те же высокие цели, которые имеет в виду религия, должно отвлекать ребёнка от ежедневного, временного, грубого и суетного, и возносить его в тот возвышенный мир, где царит вечная правда, красота и гармония, который есть источник всяких добродетелей. То же должна иметь в виду и школьная книга для чтения». Только при этом условии школа будет смягчать нравы, упорядочивать отношения к семье, отвлекать народ от пьянства и других грубых чувственных наслаждений.Что касается до религиозно-нравственного воспитания народа, то на это воспитание мало обращается внимания нынешнею народною школою. Из того, что сказано, нами в предыдущей статье, видно уже отношение её к этому делу. Здесь же мы приведём слова автора статьи «Русского Вестника», обращённые им к нынешним педагогам, заправляющим народным образованием. Имея в виду науку мироведения, вводимую в народные школы, он говорит: «Вы отняли у мира его дух... Вы оставили в стороне существеннейшую часть мира, которая сама составляет целый мир, мир идеальный, где царит вечная правда, красота и гармония, где все проникнуто любовью и всепрощением, где не о хлебе едином живёт человек, где идея личной пользы и выгоды перевешивается идеями самоотречения, великодушия, милосердия, служения ближним, где вырабатывается сознание долга, самоотвержение, где возвышение духа умеряет страсти, даёт господство над материей и вызывает стремление к истине. В этом мире, и только в нем одном побеждаются грубость и предрассудки, из него выходят великие произведения человеческого гения, научные знания и гражданские доблести. Сознание этого мира отсутствует во вседневной жизни темных масс». Учение новой школы, принимая направление материальное и утилитарное и изгоняя из школьной системы идеальное, облагораживающее и воспитывающее человека, не вводит народ в этот мир; а между тем в нем только одном, как замечает автор статьи «Русского Вестника», «должен человек готовиться к жизни, собирать запасы сокровищ неветшающих, которых ни червь, ни ржавчина не истребляют и которых должно хватить ему на всю жизнь. В эту существеннейшую часть мира, в мир идеальный, должен быть перенесён центр воспитания. Пребывание в этом мире даёт душе человека крылья, которые ищут света и простора и возносят её от земли к небу».Кто же может дат такое направление народным школам? Естественно, что это дело будет зависеть теперь от учреждённых по вновь вышедшему Высочайшему положению губернских и уездных училищных советов, а также и от учителей народных школ. Не указывая на круг деятельности училищных советов, мы выскажем только своё мнение о том, кто должен быть учителем народной школы. Хотя наши руководители народным образованием не требуют от учителя народной школы не только знания тех наук, которые он должен преподавать, но даже грамотности; хотя, по их словам, «учитель, который сам никогда грамматике не учился, может развивать учеников», для чего от него требуется только «уменье водить глазами по статье для чтения»; но с таким взглядом на дело нельзя согласиться. Учителем народной школы должно быть, с одной стороны, лицо достаточно образованное, знакомое с новейшими лучшими правилами и приёмами преподавания, а с другой – близко стоящее к крестьянской среде, понимающее потребности народа, сочувствующее ею нуждам и бедствиям и разделяющее с ним то и другое. А таких лиц не придётся искать далеко, такие лица есть у нас и их много – это наше духовенство, «которому, по справедливому замечанию автора статьи «Русского Вестника», должна быть предоставлена первая роль в народной школе, что бы ни толковали нынешние руководители народным образованием о том, будто бы большинство наших земских собраний высказалось уже против священников в качестве народных учителей, как бы ни уверяли они, что даже за вознаграждение не всегда можно привлечь священника быть законоучителем в школе (назначая это вознаграждение в размере 4 р. в год – за 8 уроков, по 50 к. – при учителе, получающем 400 р.)». Конечно, желалось бы, чтобы сами священники, как люди достаточно развитые и образованные, занялись в качестве учителей в народных школах воспитанием и обучением молодого поколения, дабы из него приготовить нравственных и честных прихожан и граждан. Но так как, по разным обстоятельствам их жизни, не всегда возможно бывает для них совместить две должности, то учителем в народной школе должно быть лицо, стоящее в добрых отношениях к священнику. Добрых же отношений в этом случае можно ожидать только тогда, когда учителями в народных школах будут окончившие курс воспитанники духовных семинарий, так как они не будут разногласить с пастырями церкви, а будут совместно действовать в великом деле народного образования.Говоря это, мы высказываем мысли не по сердцу тем светским лицам, принимающим участие в народном образовании, которые, желая устранить семинаристов от учительства в народных школах, утверждают, что они «тверды только в катехизисе», что образование их «сухое и безжизненное» и что они «не знакомы с новейшими методами преподавания». Не будем подробно указывать им на то, какие науки изучаются в семинариях духовными воспитанниками, а скажем только, что, кроме специально-богословских наук, они изучают общеобразовательные науки, между которыми не последнее место занимает и педагогика. Она преподаётся здесь уже около 10-ти лет в соединении с практическими занятиями в воскресных школах. В состав её программы входит и теория воспитания, и теория обучения, с историческим обозрением методов преподавания и оценкою их. Слушатели педагогики не мальчики лет шестнадцати или семнадцати, как в учительских семинариях, а люди уже взрослые недостаточно подготовленные к серьезному изучению этой науки. И такие-то воспитанники, учившиеся лет 10–12 в духовно-учебных заведениях, не могут быть учителями в сельских народных школах!... Как же они способны учиться в университетах и академиях?.. Как же бывают учителями в городских светских уездных училищах, находящихся под ведением министерства народного просвещения?.. Как же им поручается в каждой епархии дело воспитания и обучения всех детей духовного звания, находящихся в уездных училищах?... Неужели все это делается так себе, наудачу, без всякого соображения?...Мы, впрочем, не думаем, чтобы светские лица не знали всего этого. Мы объясняем себе их нарекания на духовных воспитанников просто предубеждением против них, ведущим своё начало исстари, а также – тем, что они не поставляют себе в труд ближе всмотреться в дело и с высоты величия произносят о них приговоры, ни на чем не основанные.По нашему мнению, было бы гораздо практичнее и полезнее, вместо учительских семинарий, учительских съездов и педагогических курсов, на которые затрачиваются большие суммы, увеличить жалованье окончившим курс духовных семинарий воспитанникам, как людям достаточно образованным, развитым и знакомым с педагогикою, когда они поступают в учители народных школ. К тому же должность учителя народного для них, при теперешнем положении дел, когда они обязаны несколько лет в качестве псаломщиков готовиться к пастырскому служению, есть самая пригодная, как дающая им возможность знакомиться с жизнью народа внешнею и внутреннею, с его добрыми и худыми качествами. Такое знакомство будет иметь для них то важное значение, что они постигнут трудную задачу влиять на нравственность народа, когда будут пастырями церкви. Мы думаем, что они, обеспеченные в материальном отношении, с большою охотою и усердием посвятили бы себя на дело народного образования. А многие из них, сериозно относясь к делу и чувствуя призвание к педагогической деятельности, наверное, остались бы на учительских местах навсегда. От этого обучение в народных школах, при постоянных учителях, шло бы гораздо успешнее, чем как оно идёт теперь при перемене учителей.В заключение наших заметок о народных школах и учителях народных школ, мы позволим себе выразить надежду, что учреждённые по вновь вышедшему Высочайшему положению губернские и уездные училищные советы, проникаясь идеею о прочном религиозно-нравственном образовании народа, без сомнения поставят первою своею задачею исправить все недостатки в деле народного образования, появившиеся в последнее время за отсутствием твёрдых начал, на которых должно быть поставлено это дело.И. Л.Обозрение журналистики минувшего года61 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 4. С. 118–134.Из изданий, печатавшихся при высших духовно-учебных заведениях, вслед за «Христианским Чтением», может остановить наше внимание на себе «Православный Собеседник», издающийся с 1855 года при казанской духовной академии. Этот журнал, предпринявший издание деяний вселенских соборов в переводе на русский язык, составляющих дорогой вклад в нашу богословскую науку, кроме этого, успел обогатить нашу духовную литературу многими отдельно изданными научными исследованиями по русской церковной истории и толкованиями Феофилакта болгарского на некоторые из новозаветных книг. В прежние годы страницы этого журнала преимущественно наполнялись научными монографиями и исследованиями по русской церковной истории, из которых впоследствии времени и составились отдельные издания; в последние годы это преобладающее направление журнала несколько видоизменилось. Исследования по русской церковной истории, материал для которой доставляла богатая рукописями библиотека соловецкого монастыря, переведённая в казанскую академическую библиотеку, стали заменяться, монографиями богословско-полемического и вообще церковно-исторического характера, а также публицистическими статьями по разным церковно-богословским вопросам и исследованиями, специально касавшимися миссий, отправляемых в окрестностях Казани. Этого видоизменённого направления в журнале нельзя осуждать: вместо специально церковно-исторического журнала, он сделался журналом более общего богословского характера, в котором в настоящее время также чувствуется не малая потребность. Впрочем, исследования в этом новом направлении не успели ещё достаточно обозначиться: они более церковно-богословского характера, не отличаются самостоятельностью и оригинальностью, но составляются при помощи лучших западных монографий и исследований. С течением времени можно ожидать более серьёзного метода в разработке вопросов подобного рода и более серьёзных самостоятельных исследований в новом направлении. Минувший же год пока не представляет особого богатства в исследованиях и этого рода.В видах и интересах читателей мы можем остановиться только на следующих статьях: «Религиозный кризис в западной Европе» А. Гренкова, «Русская церковь под пером французского публициста» А. Гренкова, «Характер мохаммеданства по Пальгрэву» Е. Воронца, «Сто лет тому назад» П. Знаменского, «О древней христианской архитектуре» Н. Красносельцева, «Русское духовенство под пером западного публициста», А. Г-вa.В статье «Религиозный кризис в западной Европе» автор, следуя Ренану, поместившему публицистическую статью по этому вопросу в одном из лучших французских журналов, в рельефных чертах изображает натянутое религиозное состояние запада, сосредоточивая главным образом внимание на современной борьбе католичества с протестантскою Германией. Две причины, по взгляду Ренана, вызвали это столкновение, или создали современный религиозный вопрос на западе: с одной стороны замечательное во многих отношениях первосвященннчество Пия IX, с другой – образование германской империи в центре Европы. Характеризуя правление Пия IX, Ренан признает оное необыкновенным явлением в истории церкви. «Если ультрамонтанский католицизм, говорит он, восторжествует, то Пий IX будет признан великим человеком в истории, пред которым бледнеют имена Григория, Иннокентия... После Пия IX ничто невозможно в церкви; его политика достигла до maximum. Но всякая сила, достигнув высшей степени напряжения, теряется, – всякая власть, не признающая себе никаких границ, падает, и гордость наказывается в момент своего полнейшего торжества»... Точно этот нравственный закон оправдался на Пие ИХ: едва он успел провозгласят догмат непогрешимости, как лишился своей светской власти (первое случилось 18-го июля 1870 г., второе 20-го сентября того же года). Но бедствия для папы, пошли crescendo: с 1866 года ультрамонтанская Австрия потеряла свой вес и значение на материке Европы; в 1870 году Франция, старшая дочь католической церкви, хранительница католических интересов в Италии, побеждённая, пала; оккупационный её корпус вышел из Рима, «любимый сын римской церкви лежит бесславно в чизльгёрсткой могиле». Католическая Испания разъедается внутренними междоусобицами, Италия, под влиянием национальных интересов, в разрыве с папством, Польша пропела свою лебединую песнь... мир католический рушится в глазах св. отца.... На развалинах католических держав в Европе образовывается могущественная протестантская империя... Прусское понятие о церкви, подчинённой государству во имя блага отечества, прямо противоречив католической идее, что государство существует только для могущества и славы церкви. Пруссия-страна философии самой отвлечённой, отечество Канта и Гегеля, след., страна, которая прямо служит отрицанием папской теократии. К этому-то внешнему стечению обстоятельств, вызвавших неизбежное столкновение двух могущественных сил, присоединилось ещё внутреннее потрясение католичества в самой его среде. Ватиканский собор, провозгласивший непогрешимость папы, нарушил мир совести многих из своих детей. Большинство приняло новый догмат, но осталось не мало епископов, которые были против этого декрета; явилась оппозиция новой догматике и именно в Германии. Во Франции и других католических странах народ легко переходит от веры к безверию; он индифферентен к религиозным тонкостям, предоставив их докторам богословия и епископам: совершенно не то в Германии. Немецкий католик воспитан в протестантских привычках; грамотное население знает свою религию, любит о ней спорить, одно допускает, другое отвергает; в среде германского духовенства очень много учёных богословов, которые до всего доходят философским путём и не признают навязываемых решений. Протест, следовательно, был естественный со стороны католических германских богословов. Не сочувствуя отторжению старокатоликов, осуждая новые церковные законы, изданные в Пруссии и направленные против римской курии, Ренан далее говорит, что религиозная буря, разразившаяся над папством, загремела не в одной протестантской Пруссии; её раскаты проникли в маленькую, но очень свободную страну – Швейцарию. Там точно также нашлось очень много светских католиков, которые не приняли догмата непогрешимости... Таким образом в разных пунктах современной европы происходят волнения религиозной мысли. Душа и тело, церковь и государство стоят теперь лицом друг к другу; католический мир запутался в трудностях современного положения своего главы и переживает жестокое противоречие своей догматики и каноники с действительною жизнью... Глядя на такое неутешительное религиозное положение запада, мы можем согласиться вместе с Ренаном, что действительно там переживается в настоящее время тяжёлый религиозный кризис, что положение дел становится час от часу натянутее и в воздухе религиозной жизни западного христианства становится душно; – грозовые тучи нависли там и на отдалённом горизонте начинает вспыхивать блестящая молния; но при этом можем поблагодарить Бога, что мы принадлежим лону восточной церкви, будущности которой, как увидим сейчас, по сознанию самих западных публицистов, не предстоит таких печальных потрясений и колебаний со стороны начал хранимого и развиваемого ею учения истинно Христова.В статье «Русская церковь под пером французского публициста» тот же автор со слов другого французского публициста изображает характеристические черты русской церкви. В виду напряженного религиозного состояния на западе, когда папство дошло до геркулесовых столпов в своих своевольных измышлениях, а протестантство, раздробившись на мелкие секты, грозит слиться с современным рационализмом, взоры западных мыслителей, для которых дорога ещё вера, обращаются к востоку и, в частности, к русской церкви, как главной представительнице восточного христианства. В этом отношении замечательную характеристику особенностей и основ нашей церкви, отличающих её от западных вероисповеданий, представляет публицист Больё, на котором остановился А. Гренков. Он анализирует и проводит эти особенности до подробностей, но мы, со слов А. Гренкова, остановимся на более выдающихся. Останавливаясь прежде всего на значении религии вообще в России, западный публицист говорит: «ни в одной стране религия не имеет такого влияния на народ, как в России. Когда вы въезжаете в бедную русскую деревушку, то среди маленьких деревянных хижин, крытых соломою, высится обыкновенно с своими византийскими куполами большой храм и господствует над местностью. Это эмблема господства религии в России над народными массами». Но над народом, продолжает он, высятся другие высшие классы общества, для которых после петровской реформы уже религия не имеет такой абсолютной силы; вместо народной набожности здесь царит скептицизм, который с каждым годом принимает большие размеры. Религиозность одних классов и скептицизм других составляют, по мнению Больё, один из странных контрастов, которыми полна русская жизнь. Несмотря на такое близкое отношение нашей религии к народной жизни Больё отводит ей низшее место сравнительно с латинством в историй цивилизации; только он не считает её причиною медленности в развитии восточных народов, не сравнивает её в этом отношении, подобно другим западным публицистам, с исламом, который обыкновенно сковывает народы, его исповедующие. Причин застоя православных народов нужно искать, по мнению Больё, во внешних условиях, в их политической судьбе, в тяжёлой истории, которая в свою очередь зависела от географического положения, занимаемого православными нациями, стоящими на аванпосте христианства, в странах около Азии. Тем не менее, в самых основах и характере православия Больё старается открыть причину, вследствие которой последнее не имело такого жизненного влияния на общество, каким гордится церковь латинская. После отделения Рим не считал святотатственном прибавлять и увеличивать новые догматы; по взгляду римских первосвященников здание церкви продолжает созидаться и теперь, вселенский собор возможен точно также, как и во времена Константина или Юстиниана, Дух Св. живёт и теперь в церкви и может наставлять верующих на всякую истину, вследствие чего можно прилагать дополнения к символу, как исповедание церкви нового времени. Для церкви восточной догматика и каноника как бы закончены в период вселенских соборов, предшествовавших разделению церквей, символ веры должен быть неприкосновенным, прибавление к нему или перемена в нем есть посягательство на древность. Хотя Больё, как справедливо замечает А. Гренков, утрирует дело: восточная церковь едва ли остановила свою жизнь и движение, в древней церкви она видит только норму, критерий истины, и переданное ею исповедание она хранит, как историческую святыню, как факт, где сказался голос церкви, но не исключает самого широкого субъективного усвоения этого голоса и предания, считает также возможным вселенский собор, только полагает его при нынешних условиях церковной жизни более трудным, чем церковь католическая: тем не менее на основании этих особенностей Больё старается определить характеристические особенности в историческом развитии той и другой церкви. Церкви латинской он усвояет прогрессивное развитие, либерализм в направлении и её силу ставит в новых определениях, чрез которые папа продолжает дело древней церкви; за церковью восточною он признает только консервативное направление и её идеал видит в заветной старине, когда церковь была едина, когда её учение слагалось и излагалось святыми отцами. Это основное различие церквей, по-видимому более благоприятствующее католической церкви, на деле оказывается для неё опасным и вредным. Православная вера, ограниченная в круге своих догматических авторитетов, не представляет собою такой жизненности, как римское католичество, но вместе с этим носит в себе гораздо более залогов к свободе своих членов, нежели римское католичество. Современные движения человеческой мысли в церкви восточной являются предметом свободного богословского исследования, научного анализа, в церкви латинской – догматического верования. Вследствие чего латинская церковь в последнее время окончательно разошлась с современным обществом, идеи которого нашли себе резкое осуждение в лице главы латинской церкви; на каждое явление эпохи, на отдельную мысль латинская церковь спешит сказать своё авторитетное да или нет; отсюда в ней точность, определённость, характерность церковных определений, но зато более места мелочности, профанации святыни, обскурантизму. В православии менее точности, характерности мировоззрения, но вместе с этим оно будет всегда на всех ступенях цивилизации с прежним величавым характером священности. Таким образом общий характер православия обещает ему блестящую историю в будущем, по мнению французского публициста, хотя в прошедшем он был причиною сравнительно низкого уровня, на котором стояло православие в истории. Также оригинально схватывает Больё и другие характеристические особенности нашей церкви, отличающие её от католической, но они более или менее известны нашим читателям, и потому мы не останавливаемся на них.Статья «Русское духовенство под пером западного публициста» составляет часть очерка того же Больё, который занимался характеристикою нашей церкви. Остановившись на ней, А. Г-в передаёт только её сущность с своими замечаниями; мы с своей стороны коснёмся только главного взгляда западного публициста на наше духовенство, его участь и положение среди православной паствы. По наблюдению г. Больё, наше духовенство распадается на два класса – черное и белое, близкие друг к другу по одним своим внешним принадлежностям, и совершенно разные по своим интересам. Описывая наше монашество, его занятия, жизнь, западный публицист говорит, что русский монастырь не имел того сильного могучего влияния на общество и цивилизацию, какое в своё время оказывали западные монастыри; причину этого он видит в верности наших монастырей тому созерцательному аскетическому направлению, каким отличались восточные монастыри. Уставов, подобных уставам Бернарда, Доминика и Франциска, не имел русский монастырь. Впрочем он не отрицает их значения в национальной истории и культуре, только это значение он приписывает древним эпохам. Печерский монастырь был олицетворением киевского периода русской истории, Троице-Сергиев-московского. В настоящем же виде внутренний строй монастырской жизни он описывает не симпатично, и только в будущем, вследствие предстоящих реформ, он обещает им лучшую участь. – Положение белого духовенства западный публицист также представляет в весьма непривлекательном виде. Он считает его загнанным, забитым, отрешённым от участия в движении общественной жизни, сложившимся в кастовый быть и замкнутое сословие. Несмотря на реформы, совершенные в последнее время в его быте, следы прежнего его печального положения так глубоки; духовенство так нравственно подавлено, что пройдёт не мало времени, пока наступит для него лучшее будущее. Наследственность вошла в плоть и кровь духовенства, бедственное положение осиротелого семейства заставляет самих епископов поддерживать старый обычай устройства сирот. Разделение духовенства на три категории, священника, диакона и причётника образовало разделение интересов, так что вместо взаимной связи возникла рознь, невыгодная для целого сословия. Причину такого ненормального положения духовенства, отсутствия должного его влияния на паству Больё видит в крайне стеснённом материальном положении, удерживающем его в зависимости от прихожан и отрешающем его от окружающей среды. Ему кажутся странными и дикими частые посещения прихожан в праздники, делаемые духовенством, хождения со крестом и иконами по домам и т. под. Улучшение экономического положения духовенства, назначение ему постоянного жалованья, сокращение членов низшего клира, открытие доступа к высшим церковным должностям с введением целибатства в быт приходского духовенства, могут постепенно видоизменить и улучшить положение нашего духовенства, по мнению Больё, и залечить раны теперешнего его печального состояния. Г. А. Г-в причину ненормального положения нашего духовенства среди общества, вопреки Больё, готов видеть не в крайне стеснённом материальном положении, но в видоизменённом направлении общества. Русский священник, говорит он, живёт старым идеалом, а этот идеал, это старое русское благочестие, простодушное, но искреннее и сердечное, признано ханжеством и суеверием. В древней Руси общественная жизнь развивалась под преобладающим влиянием церковности, в России петербургского периода это общество пошло под другим знаменем и среди общества и духовенства образовалась рознь». Но подобные явления имели место и в жизни западных народов, несмотря на это положение духовенства там иное. Суть дела, следовательно, не в видоизменении одного идеала. Правительство само спешит подать руку помощи духовенству улучшением материального сто положения и введением в его быт соответствующих с духом времени реформ. – Следующую мысль западного публициста мы находим крайне парадоксальною: по его воззрению, привилегии и образование на западе привязывают духовенство к интересам аристократическим и консервативным, среди же нашего духовенства преобладают инстинкты народные и демократические. Дети духовенства замечают поразительный контраст между высоким призванием и униженным положением священника; их оскорбляют препятствия, встречаемые ими с самого начала их карьеры, предрассудки общества, преследующие их всюду, как бы озлобляют. Отсюда дух демократизма и новаторства преобладает в детях духовенства; выходя из школ, они восстают на церковь, которая была для них мачехою.... «Семинарии, заключает Больё, сделались фокусом радикализма, а дети священников – апостолами революции»! Все эти мысли только в, более яркой форме повторяются западным писателем, как справедливо замечает г. А. Г-в, со слов наших домашних публицистов. Справедливость требует заметить, что современные либеральные идеи вовсе идут не от семинаристов, а только совне распространяются между ними при помощи предосудительных путей и средств; последние же далеко несочувственно к ним относятся. В том, кажется, ясно убеждают последние политические процессы, обнародованные правительством. Западный публицист, как справедливо замечает г. А. Г.-в, впал в ошибку, в которую его ввела петербургская пресса, свалившая либерализм 60-х годов с больной головы на здоровую, и, не проверивши факта, решился высказать голословно тяжкое обвинение на детей духовенства, менее всего способного к революциям.В статье «Характер мохаммеданства по Пальгрэву» Е. Воронец передаёт сведения о мохаммеданстве по наблюдениям и замечаниям известного английского туриста, довольно долго изучавшего восточные нравы и обычаи вблизи Аравии, и в заключение проведшего более года в центральных областях Аравии. В виду усилившегося в последнее время движения среди мохаммедан, живущих во внутренних наших губерниях, и необходимости принятия более разумных и энергических мер против распространения этого движения, сведения эти не только не излишни, но могут ещё заслуживать внимание в том отношении, что они составлены по наблюдениям опытного исследователя, вполне ознакомившегося с изучаемым предметом. Вместо восторженных похвал, приписываемых мохаммеданству и его основателю многими из учёных европейцев, называющих Мохаммеда чуть не посланником неба, а его Коран пятым евангелием, Пальгрэв решительно утверждает, что мохаммеданство есть чудовищное учение и странное измышление человеческого разума. Это-то воззрение, довольно отчётливо и ясно высказанное Пальгрэвом в предисловии к своему труду, автор старается подтвердить изложением, по тому же Пальгрэву, с присоединением выписок из Корана, характеристических черт коренных основ мохаммеданского учения, вполне раскрывающих всю чудовищность и вредность мохаммеданского мировоззрения. Цель, поставленная автором, весьма уважительна, только она достигается весьма легко. После беглого обзора мохаммеданского учения о Боге, мире и человеке, а также об отношении к христианству, автор приходит к такому, не совсем вытекающему из разбираемого учения, заключению, что только три предмета, по вероучению лжепророка должны поглотить всю деятельность, наполнить все существование, всю жизнь мохаммеданина. Это религия с своими странными понятиями и воззрениями, война за религию и довольно грубая и чувственная привязанность к женщине. Вследствие этого автор в заключении обращает внимание всего православно-русского общества на то, чтобы этому мертвенному учению не дать силы и хода в нашем христианском отечестве. Желание, конечно, прекрасное; только оно должно быть достигаемо помощию более серьёзных критических работ и подготовок.В статье под заглавием «Сто лет тому назад» автор желает показать участие духовенства в одном из печальных эпизодов нашей отечественной истории, именно, в пугачёвском бунте. Автор главным образом сосредоточивает своё внимание на участи тогдашнего казанского архиепископа Вениамина, чуть было не подвергшегося обвинительному приговору суда за своё мнимое содействие пугачёвщине; по из неё мы видим, что и все остальное духовенство далеко не оставалось безучастным зрителем народной смуты. Одни из священников проповедью, убеждениями и другими мерами старались противодействовать распространённо народного волнения, другие частию насильственно, частию по незнанию дела, увлекались народною смутою и, своим церковным авторитетом прикрывая разбой, содействовали усилению его. Жаль только, что автор поскупился на факты, по возможности освещающие это тёмное событие с рассматриваемой им стороны. У нас светскими историками ещё не принято или мало принято описывать участие духовенства в разных народных смутах и волнениях; между тем, по своей тесной связи с народом, оно никогда не стояло вдали от всего совершающегося среди его. Эту-то живую связь духовенства с народною жизнью, в каком бы виде она ни проявлялась, следовало поставить на первом плане. Впрочем и сделанное автором заслуживает полного внимания, так как изложенные факты составляют новость в описываемом событии.В статье «О древней христианской архитектуре» автор в виде исторического очерка желает представить постепенное развитие и образование форм древней христианской храмовой архитектуры. Пока этот очерк доведён до времени Константина Великого, или до времени торжества христианства над язычеством; по приёмам и методу исследования этот очерк отличается значительной новизной. Автор предварительно излагает в кратком очерке обзор мнений западных учёных об этом предмете, сначала производивших христианскую храмовую архитектуру от языческих храмов или базилик, а затем постепенно видоизменявших этот взгляд и в последнее время склоняющихся к тому, что христианская архитектура в своём развитии представляет значительную долю самостоятельности или даже исключительно обязана творчеству христианства. Автор видимо сочувствует мнению позднейших учёных. «Тщательное исследование фактов, говорит он, относящихся к эпохе происхождения и первого существования христианского зодчества, показало, что это зодчество не есть безразличная форма, могущая служить выразительницею каких-угодно идей, и христианских, и языческих, но есть форма христианская, имеющая ближайшее отношение к духу христианства, есть прямое произведение этого духа». Остановившись затем на первоначальной эпохе, автор, при помощи внимательного объяснения новозаветных мест, упоминающих о храмах, приходит к такому заключению: 1) «у первых христиан при жизни апостолов не было иных мест для богослужебных собраний для молитв, кроме частных обыкновенных домов; но 2) не все однако дома, принадлежавшие христианам, употреблялись ими для этой цели, а только некоторые удобные, особо для того назначенные и приноровленные, как бы пожертвованные хозяевами церкви для подобных собраний». Затем, при помощи текстуальных показаний и некоторых археологических данных, он определяет самую форму и внутреннее устройство тех комнат, в которых собирались для совершения богослужения. Обозревши потом устройство подземных церквей или катакомб, а также возведённых на открытых местах, в течение 2-го и 3-го века, автор приходит к такому заключению: «в довольно длинный промежуток времени от начала христианской церкви до торжества при Константине христиане успели сделать уже много опытов в деле выработки архитектурных форм для своего культа, так что по миновании этого времени уже не особенно нуждались в каких бы то ни было заимствованиях и переносах и вовсе не имели нужды в образцах для выработки внутреннего плана. Архитектура у них уже существовала, хотя ещё только в зачаточных формах, и ей предстояло самое широкое развитие». Такой вывод у автора является вполне натуральным и последовательным. После того-как христиане сначала приспособляли жилые домы для своих богослужебных собраний, а затем высекали подземные катакомбы для той же потребности, и только после этого приступили к постройке наружных храмов, форма и внутреннее устройство для последних и последующих, уже естественно были готовы. Если автор продолжит свой труд, то он может быть с удовольствием прочитан и не специалистами этого дела.Из непоименованых нами статей, помещённых в этом журнале в течение минувшего года, некоторые также могут быть прочитаны с большим интересом. Таковы например: «Стародубье. Записки протоиерея С.-Петербургской никольской единоверческой церкви» Т. А. Верховского, «Немецкий католицизм» Ф. Курганова, «О превосходстве христианства пред мусульманством» епископа Викторина, «История происхождения и развития мохаммеданского учения о пророках» Н. Остроумова, «Научная несостоятельность дарвинова учения о происхождении человека» В. Попова. – Записки Т. А. Верховского представляют собственно мемуары о миссионерской деятельности его среди раскольников в 45-х и 50-х годах настоящего столетия. Они изложены в форме живого рассказа, читаются без напряжений, и знакомят с весьма нелёгкою миссионерскою практикою опытного деятеля времён императора Николая среди раскольников. Немецкий католицизм Ф. Курганова представляет историческое развитие и образование современного протеста против распоряжений папы у немецких католиков. Сосредоточив своё внимание на одной секте, появившейся в Германии среди католиков в 40-х годах настоящего столетия, автор видит в ней только одно из проявлений общеисторического отношения немцев к римскому престолу. Это-то последнее обстоятельство побудило его бросить взгляд на судьбу этих отношений с самых древних времён, указать начало, корень и основание, на которых они покоятся, и наметить фазы их видоизменения и стремления немцев образовать из себя отдельную, более или менее самостоятельную, немецкую церковь. Обозрение этих отношений с половины XI века приводит автора к естественному объяснению проявления современного протеста немецких, католиков против распоряжений папы. Статьи епископа Викторина и Н. Остроумова посвящены разбору и обличению извращённого учения мохаммедан о некоторых из истин христианского вероучения и указанию высоты и величия Христова учения. Они собственно имеют в виду нужды и потребности своего края и этим потребностям вполне удовлетворяют. Научная несостоятельность дарвинова учения о происхождении человека В. Попова представляет основательный разбор неправости мнения и взгляда на происхождение человека английского учёного, основанный на данных истории, геологии и палеонтологии. Таково главное и существенное содержание второго из изданий, печатающихся при высшем духовно-учебном заведении! Как видно из сделанного обзора, богатством и обилием содержания и этот журнал не отличается; но в своём направлении он старается приспособиться к потребностям края и к выработке православного взгляда на некоторые из современных проявлений религиозного духа западных христиан.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 4. С. 134–136.Об издании Современных Известий.С 1 декабря 1874 года Современные Известия вступают в осьмой год своего существования. Издание их будет продолжаться в том же виде: ежедневно, не исключая праздничных и послепраздничных дней (360 № в год), в лист большего формата (13/18 вершков).Содержание состоит из1) Справочных сведений (месяцеслов, поезда железных дорог, зрелища, судебный указатель, адресы известнейших Московских заведений, цены процентным бумагам на обеих столичных биржах, биржевые цены заграничные (по телеграфу), цены товарам на внутренних рынках);2) Московского Отдела (где, сверх ежедневных политических телеграмм от международного агентства и иногда от внутренних корреспондентов, помещаются руководящие статьи по общим вопросам; заметки и известия о московской общественной жизни и обзор газетных мнений по текущим вопросам-политическим и общественным);3) Внутренних Известий (общих – по законодательству, администрации и общественной жизни, и местных, по сообщениям газет и собственных корреспондентов);4) Иностранных (в систематическом обозрении); и5) Разных (где помещаются замечательные судебные дела, а также разные новости, не имеющие политического характера, каковы: учёные и художественные, промышленные изобретения, практические и хозяйственные заметки и тому под.Подписная цена:Для иногородних с пересылкою: за год 8 р. 25 к., за полгода 4 р. 50 к., за три месяца 2 р. 25 к., за 1 месяц 75 копеек.В Москве, с доставкою: за год 7 р. 35 к., за полгода З р. 90 коп., за три месяца 1 р. 95 коп., за 1 месяц 70 коп.Прием подписки:В Москве: в конторе Современных Известий, на Знаменке, в Ваганьковском переулке, против Румянцевского Музея, дом 9, Игнатьевой (бывш. кн. Голицына) и у известнейших книгопродавцев.В С.-Петербурге: в книжных магазинах на Невском проспекте: Исакова и Базунова.Типография Современных Известийпринимает заказы на печатание книг, бланок, прейскурантов, визитных карточек и проч. Имея, в числе других, скоропечатную машину собственно для печатания свадебных билетов и карточек, типография Современных Известий может исполнять последние заказы с особенною дешевизною.При конторе редакции продаётся книга:Дело игуменьи Митрофании.Подробный стенографический отчёт (в 8 д. 545 стр.), составленный Е. П. Забелиной. Издание Современных Известий. Цена 1 р. 50 к., для подписчиков же на Современные Известия 1 руб.Библиографическое известие.Практическое руководство для священнослужителей.При совершении церковных треб, с указанием церковных правил, гражданских постановлений и принятых в церковно-богослужебной практике обычаев и наставлений, необходимых священнику для правильного совершения святых Таин и других священнодействий и молитвословий церковных.Часть 1-я, выпуск первый: о Таинствах Крещения, Миропомазания и причащения.Законоучителя Лицея Князя Безбородко и Нежинской гимназии, Магистра Богословия, А. Ф. Хойнацкого.Цена книги, 1 р. сер. с пересылкою. Желающие получать её благоволят обращаться к автору по следующему адресу: В г. Нежин (Черниговской губернии) законоучителю свящ. А. Ф. Хойнацкому.У того же автора можно получать ещё следующие книги:1) Историческое сказание о святой чудотворной Иконе Почаевской. Цена 75 коп. с пересылкою.2) Преподобный Иов, игумен Почаевский, Его жизнь и прославление (историко-биографический очерк). Цена 75 коп. с пересылкою.Примечание. Покупающие эти обе книги в почаевской Лавре платят по 50 коп. за каждый экземпляр.Того же автора книга под заглавием: «3ападно русская Уния в Ея Богослужении и обрядах», продаётся в Киево-Печерской Лавре, в Киеве, по 1 р. 50 коп. без пересылки.№ 5. Февраля 2-гоР-в П. Поучение в день Сретения Господня // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 137–143.В нынешний великий праздник Сретения Господня я хочу, бр. возл., остановить ваше внимание на двух святых человеках, которые удостоились встретить новорожденного Спасителя мира, в храме иерусалимском. Эти люди – Симеон богоприимец и Анна пророчица. Оба они были в то время в преклонных летах. Об Анне пророчице в евангелии говорится, что ей тогда было восемьдесят четыре года; а старцу Симеону, по сохранившемуся преданию церковному, насчитывалось много более ста лет. Кто не знает, что в таких преклонных летах часто положение человека бывает весьма неутешительно. Жизнь маститых старцев, когда переступает за восемьдесят лет, по слову пророка, есть уже труд и болезнь. В самом деле, старца все утомляет, даже и малейший переход с места на место. У него и зрение, и слух притуплены, и память ослабевает, и ясности в мыслях нет. А сколько недугов удручают его дряхлое тело! Все это невольно повергает душу его в скуку и тоску. Подлинно, такая жизнь – не жизнь, а тягостное предсмертное томление. Но не таковы эти два лица, ныне встретившие Господа во храме. В них видно столько бодрости сил, как будто бремя старости им было вовсе нечувствительно. Старец Симеон без всякой помощи и поддержки поспешно приходит в храм, чтобы увидеть Того, о котором сказал ему Дух Божий, и берет Божеств. Младенца к себе на руки. Старица Анна, несмотря на свои преклонные лета, совсем не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь, и, как только увидела новорожденного Спасителя, не затруднилась возвестить о Нем всем чающим избавления во Иерусалиме. А какое радостное расположение духа воодушевляет обоих! Они оба славят и благословляют Господа. А сколько света разума раскрылось в них при взгляде на Божественного Младенца! По своей прозорливости, по своим светлым понятиям об Избавителе они показали себя несравненно выше всех тогдашних книжников, почивавших на законе. Поистине, их старость была самая счастливая и блаженная.Каждый из нас, бр. возлюбл., без сомнения, желает как можно дольше прожить на свете и каждому, конечно, желательно, чтобы старость его сопровождалась такою крепостью и бодростью сил, таким же счастливым расположением духа, какие имели правед. Симеон и Анна пророчица. Да, это общее желание всех живущих и когда-либо живших на земле. Но, чтобы прожить долго на земле, это, братия мои, не от нас зависит: долголетие есть дар Божий. Если Богу неугодно будет продлить жизнь нашу, то сколько бы мы ни желали этого, сколько бы ни изыскивали средств к тому, сами ничего не можем сделать. Мы видим, как внезапно смерть похищает наших братий в самых цветущих летах, при всех надеждах прожить долго. И весьма немногая доля рождающихся на свет достигает глубокой старости. Однако же, если кого Господь благоволит наградить долголетием, и от самого человека в этом случае весьма многое потребно, чтобы старость его была спокойною и беспечальною, а нетягостною и грустною. Поэтому каждый из нас заранее сам должен заботиться о том, чтобы старость свою соделать счастливою, если Господь благословит его прожить долго. Какие же меры нужны с нашей стороны, чтобы нам иметь старость спокойную и беспечальную, хотя сколько-нибудь похожую на ту старость, какую имели святые старцы Симеон и Анна?Люди мудрые и опытные предлагают для этого не мало добрых советов, которые стоят внимания всякого и с которыми всякий благомыслящий не может не согласиться.Для того, чтобы проводить старость спокойно и без печали, советуют с юных лет сберегать своё телесное здоровье. В самом деле, ничто столько не отягощает душу старца, как потеря сил телесных, притупление чувств и многообразные старческие недуги. Дряхлый, недужный старец на все смотрит мрачно, всем остаётся недоволен; ему и самая жизнь в тягость. Но все эти недуги и страдания не столько зависят от самой старости, сколько суть плод неправильно проведённой жизни в прежних возрастах. Кто в молодых летах отягощал своё тело объедением и пьянством, проводил ночи без сна в шумном веселии, кто горячо к сердцу принимал всякую неприятность и часто бывал в раздражительности и гневе, тот растратил свои силы телесные и нажил себе много болезней для старости. Поэтому нельзя не признать мудрым того совета, который научает в течение жизни наблюдать умеренность в пище и питии, и в удовольствиях, который внушает спокойно относиться ко всем обстоятельствам и случайностям в жизни; ибо этим путём можно сберечь бодрость и крепость сил телесных до самой глубокой старости и тем сделать её для себя спокойною и беспечальною.Другой совет, научающий пользоваться спокойною и беспечальною старостью, состоит в том, чтобы заблаговременно обеспечить себя в средствах содержания и не нуждаться в них в старости. Как бы хорошо ни сохранилось здоровье, оно уже в старости всегда бывает не таково, чтобы самому можно было зарабатывать себе хлеб. Ослабление сил телесных, если не приобретено никакого обеспечения, неизбежно поставляет старца в зависимость от других. Но как тяжка бывает эта зависимость! Как горько бывает испытывать недостаток сочувствия к немощам старости, встречать отказ в помощи и особенно выслушивать упрёки, что старец живёт в тягость другим! А если старец беден до того, что не имеет крова и должен ходить с сумою, выпрашивая себе дневное пропитание, то, что можно представить печальнее такой доли! Поэтому нельзя не признать благоразумным того совета, который внушает каждому, пока есть силы и здоровье, правильным хозяйством и бережливостью составлять себе обеспечение на годы старости. Старец ни от кого независимый в средствах содержания; старец, имеющий свой достаток, никогда не отяготит собою других, никогда не услышит горького упрёка; напротив, ему постараются оказать внимание и услугу; его окружат попечениями, чтобы сделать старость его спокойною и беспечальною.Третий совет для достижения спокойной и беспечальной старости внушает в течение жизни приобретать опытность и мудрость. Каждый старец по естественному чувству желает, чтобы он был в почтении у других. Этого чувства и слово Божие не только не осуждает, но признает его вполне справедливым, возлагая на каждого из нас обязанность почитать лицо старчо, да убоишися, говорит оно, Господа Бога твоего. Но во всех ли человеках насаждён страх Божий? Люди по большей части почитают только тех, кто оказывается полезным для общества. В преклонных же летах, при ослаблении сил телесных, уже невозможно столько трудиться для общей пользы, как в возрастах юности и мужества. Чем же старец может послужить людям? Он может послужить мудрыми советами и наставлениями молодому поколению, и этим даже большую может принести пользу, чем иной собственными трудами. К такому старцу всегда придут с почтением, его советы и наставления примут с искреннею благодарностью. Таким старцем всякий будет дорожить, как сокровищем, и постарается сделать для него все приятное. Но, чтобы на старости быть мудрым советником и наставником других, необходимо с молодых лет самому учиться, быть внимательным ко всем случаям и обстоятельствам жизни, и таким образом приобретать опытность и мудрость.Вот три умных совета для того, чтобы иметь спокойную и беспечальную старость, кто доживёт до ней! Но при этих советах человеческого благоразумия всего необходимее помнить и на деле исполнять ещё одно самое важнейшее наставление, которое даёт нам слово Божие. Оно состоит в том, чтобы с юных лет направлять сердце своё к благочестию, т. е. к непрестанному памятованию о Боге и хранению Его святых заповедей. Только при исполнении этого наставления возможно надлежащее исполнение тех правил человеческого благоразумия, которые внушают беречь здоровье, заблаговременно обеспечивать себя в средствах содержания и приобретать опытность и мудрость. Даже можно сказать, при благочестивой жизни все рассмотренные нами три совета исполняются сами собою. В самом деле, кто от юности благочестив, кто всегда боится оскорбить Бога нарушением Его заповедей, тот никогда не будет предаваться никакой неумеренности, ни объедению, ни пьянству, ни шумному разгулу, ни раздражительности или гневу, вообще удалён будет от всего, что рано убивает наши силы телесные и готовит нам дряхлую и болезненную старость. Только при благочестивой жизни можно быть верно обеспеченным на время старости со стороны средств содержания. Пророк Божий говорит: «я никогда не видел праведника, просящего хлеба». Тот же пророк Божий восклицает: «Блажен муж бояйся Господа, слава и богатство в дому его». Над таким человеком видимо всегда почивает благословение Божие, которое никогда не допустит его до нищеты во дни старости. Да он и при малых средствах будет не беден, так как он навык и малым быть доволен. Только при благочестивой жизни можно приобресть истинную мудрость и сделаться полезным советником и наставником других. Ибо откуда исходит истинная мудрость? Не от наших познаний и размышлений, а от всепросвещающего Духа Божия, Духа премудрости и разума, Духа совета и ведения. А эта божественная премудрость никогда не входит в душу злохудожную. Только сердце боящееся Бога удостаивается посещения этой премудрости: начало премудрости есть страх Господень, говорит слово Божие. Но и сама по себе жизнь благочестивая, жизнь, исполненная непрестанного памятования о Боге, составляет для старца обильный источник утешения; ибо она вселяет в душу его невозмутимое спокойствие, дорогой мир совести, чуждый горького раскаяния или воспоминания о каких-либо преступлениях; она открывает пред взором его другую жизнь, исполненную вечной, неувядаемой юности, вечной радости и блаженства. Она делает для него нечувствительным и самый переход из здешней жизни в блаженную вечность.Таковы именно и были воспоминаемые ныне старцы – Симеон богоприимец и Анна пророчица. О Симеоне слово Божие говорит, что он был человек праведен и благочестив, так что Дух Божий был с ним. О св. Анне тоже слово Божие свидетельствует, что она не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь, и называет её пророчицею, т. е. исполненною Духа Святого. Такое высокое благочестие сохранило этим святым старцам крепость сил телесных до самых преклонных лет; соделало их во дни старости безбедными и довольными своим положением. Такая благочестивая жизнь привлекла в душу их столь яркий свет божественной премудрости, что они первые из всех мудрецов иерусалимских узнали Спасителя, хотя узрели Его без всякого блеска и величия, а в виде слабого руконосимого младенца, и первые соделались проповедниками о Нем всем чающим избавления во Иерусалиме. А какой был блаженный переход их из здешней жизни в вечность! Св. церковь в назидание всем верным сынам своим до сих пор ежедневно повторяет предсмертные слова Симеона, свидетельствующие о его мирной кончине.Вот, бр. возлюбл., высокие образцы, которым мы должны подражать, чтобы достигнуть спокойной и блаженной старости! Аминь.П. Р–вР-в П. Праздник сретения Господня // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 144–153.Сороковой день после праздника Рождества Христова светло празднуется как церковью восточною, так и западною; хотя в обеих церквах этому празднику усвоено неодинаковое название: восточная называет его «Сретением Господним», а западная – «Очищением Девы Марии».Как давно Христиане на востоке и западе стали праздновать сороковой день по рождении Спасителя?Древние историки – Евсевий, Сократ, Созомен, Феодорит и другие, описывавшие жизнь церкви в первые пять веков её существования, ни слова не говорят об учреждении праздника Сретения Господня или Очищения Девы Марии, и даже не делают никакого намёка, чтобы христиане в указанный период времени праздновали этот день. Свидетельства о праздновании его мы находим уже у позднейших историков, не раньше IX века, – у Георгия Амартолоса, Кедрина, Никифора Каллиста, и других. Все они единогласно передают постановление о праздновании этого дня, состоявшееся в половине VI века, в царствование императора Юстиниана I. В это время, как объясняют некоторые из них, моровая язва и землетрясение опустошали Константинополь. Одному благочестивому мужу было видение, в котором повелевалось совершить торжественное празднование сорокового дня по рождении Спасителя. Когда исполнено было это повеление, бедствия прекратились. Император Юстиниан предписал ежегодно торжественно совершать празднество Сретения Господня 2-го февраля во всей империи римской, которая в то время обнимала и западные страны, завоёванные Велизарием и Нарцесом – полководцами Юстиниана.Основываясь на молчании древних и на положительных свидетельствах позднейших историков, некоторые учёные, как например: Лев Аллатий, знаменитый ватиканский библиотекарь, и Иосиф Бингам, изыскатель христианских древностей, утверждают, что до половины VI века церковь совсем не знала праздника Сретения Господня или Очищения Девы Марии62. Верен ли такой вывод из указанных оснований? Если внимательно всмотреться в подлинные свидетельства приведённых выше историков, то не трудно заметить, что у них употреблены такие выражения, которые указывают только на особую торжественность, приданную празднику Сретения Господня со времени Юстиниана И-го. А Георгий Амартолос, первый сообщивший сведения о сем, даже прямо говорит, что прежде Юстиниана этот праздник не считался в числе Господних, т. е. великих, каковы: Рождество Христово, Богоявление, Пасха, Вознесение и день Сошествия Св. Духа63. Итак из свидетельств этих историков открывается только то, что в половине VI века день Сретения Господня или Очищения Девы Марии как на востоке, так и на западе, поставлен на ряду с важнейшими праздниками церковными и вследствие узаконений верховной государственной власти получил особенную торжественность, т. е. с этого времени, по воле императора, на этот праздник распространена была сила тех государственных постановлений, ещё изданных со времён Константина, которыми в великие праздники церковные запрещались служебные занятия и мирские увеселения. Но вовсе из свидетельств поименованных выше историков не следует, чтобы до половины VI века сороковой день по рождении Спасителя церковь ничем не отличала от обыкновенных дней. Молчание древних историков о празднике Сретения Господня вовсе не даёт права отвергать существование этого праздника до половины VI века. Древние историки, имея задачею изобразить жизнь церкви в её важнейших проявлениях, не думали перечислять всех тогдашних учреждений и обрядов церковных. Они не упоминают и о многих других праздниках, древность которых несомненно доказывается и помимо их свидетельств.Что сороковой день по рождении Спасителя отличаем был празднованием как на востоке, так и на западе ещё раньше времён Юстиниана, это можно видеть по многим следам, сохранившимся от древней жизни церкви.Западные христиане в конце V века имели уже обычай в этот день совершать торжественные процессии с зажжёнными свечами и возносить усердное моление к Богоматери по особому, нарочито составленному чинопоследованию. Предание западной церкви, записанное у Барония и других историков западных, относит начало этого обычая ко времени папы Геласия, жившего в конце V века, и объясняет самую причину его учреждения. В конце V века у римских язычников сохранялось во всей силе празднование в начале февраля в честь богов адских и в воспоминание того мифа, как Церера с факелом отыскивала дочь свою Прозерпину, похищенную Плутоном. Празднество сопровождалось шумными ночными процессиями с факелами и прельщало многих слабых христиан. В противодействие соблазну папа Геласий в это же самое время установил подобные процессии в христианской церкви, соединив их с воспоминанием евангельского события во храме иерусалимском, и особым торжественным молением старался сосредоточить мысли христиан на лице Богоматери, как на высоком идеале нравственного совершенства. Но и по этому преданию папа Геласий, живший в конце V века, является учредителем только новых обрядов в сороковой день по рождении Спасителя, а не учредителем самого праздника. Западная церковь праздновала его раньше времени папы Геласия.В восточной церкви в конце V века уже были в употреблении особые торжественные песни на праздник Сретения Господня. Их насчитывалось до девятнадцати. Они составляли несомненное произведение богопросвещенного творца кондаков, Романа Сладкопевца, трудившегося во второй половине V века; ибо они запечатлены таким акростихом: τοῦ ταπεινοῦ Ῥωμανοῦ τὸ ἔπος. В продолжение V века на востоке отделились от союза с церковью православною несториане и монофизиты, – первые после III вселенского собора, а последние после IV. Те и другие не хотели уже подражать православной церкви ни в чем, что появлялось у ней после упомянутых соборов; но старались удержать у себя все учреждения, какие существовали в церкви до времени этих соборов. И что же мы видим как у несториан, так и в разнообразных сектах монофизитских? У тех и других праздник Сретения Господня стоит в ряду великих годовых праздников церковных. Разница в сем случае от православных замечается только в одной монофизитской общине – в церкви армянской, которая Сретение Господне празднует не 2, а 14 февраля. Но это от того, что у армян Рождество Христово празднуется 12-ю днями позже нашего, именно: 6-го генваря вместе с Богоявлением.Если обратимся к проповеднической литературе, сохранившейся от древних отцов церкви, то найдём здесь следы празднования сорокового дня по рождении Спасителя в IV и даже в III веках. Между беседами св. Златоуста – XXII озаглавливается: «на Сретение Господа нашего Иисуса Христа». Подобные же беседы сохранялись от Григория нисского и Амфилохия иконийского – отцов IV века, живших несколько раньше Златоуста. Из III века дошло до нас слово «на Сретение Господне» Мефодия патарского. Такие памятники естественно приводят к заключению, что празднование сорокового дня по рождении Спасителя скрывается в самой глубокой древности христианской. Невольно при атом приходит на память замечание блажен. Августина, высказанное им вообще об учреждениях и обычаях церковных, начало которых теряется в первых временах христианства: «то, что содержит церковь вселенская и что не учреждено соборами, но всегда сохраняет свою силу, то не может иметь другого начала, как предание апостольское»64.Во II и I веках мы уже не видим следов празднования Сретения Господня; поэтому, конечно, не можем утверждать, чтобы с самого начала христианства во всех существовавших тогда церквах на востоке и западе было непременным правилом праздновать этот день. Такого непременного правила не могло тогда быть по крайне стеснительному положению церкви. Во времена жестоких гонений христиане во многих местах с величайшими затруднениями собирались на общественные богослужения и в день воскресный. Что же касается до празднования нарочитых дней, то оно в те времена вполне зависело от обстоятельств; где обстоятельства не позволяли, там, конечно, и не было такого празднования. Но, с другой стороны, имея в виду следы праздника Сретения Господня, сохранившиеся от IV и даже III веков, мы не имеем права утверждать, чтобы Сретение Господне не было празднуемо по крайней мере в некоторых местах первенствующими христианами; а тем более – утверждать, что при начале христианства он совсем был неизвестен церкви. Церковь с первых времён своего существования замечала дни кончины мучеников, чтобы праздновать их ежегодно; она ежегодно праздновала дни посвящения своих архипастырей; могла ли она оставить без внимания день, так точно определённый и так подробно описанный в евангелии, когда в этот день при крайнем уничижении Искупителя ярко просияла Его божественная слава, обозначился план предопределённой Ему деятельности и пред изобразилась судьба человечества по пришествии Его. Состоя из иудеев и язычников, на первых порах недоверчиво смотревших друг на друга, первенствующая церковь не могла не остановить особенного внимания чад своих на событии, при котором так ясно раскрылась всеобщность служения Мессии, имеющего быть светом во откровение языков и славою людей Божиих Израиля. Устами праведного Симеона, принявшего на руки Божественного Младенца, Дух Божий изрёк, что новорожденный Спаситель соделается знамением пререкаемым. Но когда более имя Христово было пререкаемым знамением между церковью и миром, как не в первые века христианства, в которые из-за Него кровь лилась рекою! Столь ясное исполнение пророчества невольно переносило мысль к событию, при котором Дух Божий изрёк его. А как много заключалось сходства в душевном настроении первенствующих христиан, постоянно готовых к смерти и с нетерпением ожидавших блаженной минуты увидеть Господа лицом к лицу, – с таким же настроением, выразившимся в молитве праведного Симеона! Так много было побуждений во внешнем и внутреннем состоянии первенствующих христиан переноситься мыслию к событию, совершившемуся в сороковой день по рождении Спасителя. И действительно, они так сильно заняты были этим событием, что ежедневно при вечернем богослужении обращали к нему благоговейный взор своей. Во всех греческих и латинских псалтырях слова праведного Симеона составляют существенную принадлежность ежедневного вечернего богослужения. В постановлениях апостольских – древнейшем памятнике богослужебного чина времён апостольских, слова прав. Симеона существенно входят в состав вечернего богослужения, соединяясь с великим славословием65. Если же первенствующие христиане в событии, совершившемся в сороковой день по рождении Спасителя, при своих молитвенных собраниях так часто старались почерпать укрепление благочестивых мыслей и чувствований; то могли ли они не отличить особым празднованием тот самый день, когда совершилось это событие? Они уже праздновали день рождения Спасителя, а с этим днём в теснейшей связи находится день Сретения Господня во храме иерусалимском. Может быть, не везде у них было единообразие во времени этого празднования, точно также, как не было тогда такого единообразия в праздновании других священных дней, даже важнейшего из них – праздника Пасхи.Что в истории первенствующей церкви не сохранилось следов празднования Сретения Господня, это объясняется просто: в те времена празднества вообще не сопровождались такою торжественностью, какая явилась в позднейшие времена. Церковное торжество тогда более состояло во внутреннем сосредоточении на воспоминаемых событиях, чем во внешних проявлениях духовной радости.При установлении всех вообще праздников церковь имела в виду сделать для чад своих понятными и назидательными нравственные уроки, предлагаемые прославляемыми лицами и событиями, или же глубже утвердить в сознании верующих высокие истины откровения, соединённые с тем или другим священным событием. И чем более известное событие содержало в себе нравственных уроков, чем яснее выражало высокие истины вероучения, тем более церковь старалась возвысить священное торжество. Евангельское событие, бывшее в сороковой день после праздника Рождества Христова, содержит в себе обилие и нравственных уроков, и догматических истин. Здесь, вокруг Божественного Младенца собрались одни избранные лица: пресвятая Дева Мария, Иосиф обручник, Симеон богоприимец, Анна пророчица. На ком бы из этих лиц мы ни остановили внимание, каждое проявляет черты высокого нравственного совершенства. Здесь, можно сказать, сгруппирована и осуществлена в лицах целая система нравственных уроков, применимых на разных путях жизни, при разнообразных обстоятельствах. Но особенно в этом событии ясно выражаются догматические истины христианского учения. В нем, так сказать, совершилась встреча ветхого завета с новым и выразилась тесная связь того и другого. В лице маститого старца Симеона сосредоточились чистейшие ожидания ветхозаветных праведников и светлые надежды их на Избавителя, чуждые всяких мирских расчётов, которыми омрачено было большинство иудейского народа. Все, о чем говорили Моисей и пророки, что просвечивало в прообразованиях, что давали чувствовать знамения времён, все это соединилось в сознании Симеона, и, при озарении свыше, излилось в его пророчественной речи. Приняв на руки Божественного Младенца, он своею краткою речью вполне изобразил существенный характер предстоящей ему деятельности и, благословляя Родив шую Его, приподнял пред очами Ея завесу, скрывавшую целый ряд дивных событий искупления. Се лежитъ сей на паденіе и на востаніе многимъ во Исраили, и въ знаменіе прерѣкаемо: И тебѣ же самой душу пройдетъ оружіе: яко да открыются отъ многихъ сердецъ помышленія (Лк.2:34,35). С другой стороны, Божественный Искупитель, пришедший поднять наши немощи, в храме славы Своей является не с блеском царского величия, но тихо, как роса, падающая на руно, в немощи естества человеческого, яко младенец руконосим, без всяких отличий от тех, которых не постыдился назвать братиею. Он уже младенцем приносится как жертва Богу, предначиная Своим смирением и послушанием ту великую жертву, какую имел Он принести на Голгофе. Такой высокий смысл события, совершившегося в сороковой день по рождении Спасителя, очевидно, ставит его на ряду с важнейшими событиями в жизни Богочеловека, каковы: рождение, крещение, преображение, крестная смерть, воскресение и вознесение на небо. Посему-то церковь и поставила этот праздник в числе великих годовых праздников, так называемых «дванадесятых».Высокое значение воспоминаемого события церковь изъясняет в священных песнях, положенных на этот день, в стихирах, тропаре и кондаке. Но особенно оно выражено в каноне, составленном в конце VIII века знаменитым церковным песнописцем Косьмою маюмским. В этом каноне все возвышенные мысли и чувствования, которыми церковь издревле проникалась при сем священном торжестве, изливаются в увлекательной поэтической форме. В самом начале своих песней вдохновенный песнописец призывает небо и землю, и все живые существа горние и дольние посмотреть на умилительное зрелище, как единородный Сын Бога Отца является Сыном земной Матери; как Создатель, носимый херувимами, приносится во храм на руках Девы в возрасте слабого младенца и виновник закона Сам подчиняется закону. Затем ярко изображается самое событие – сретение и принятие Младенца старцем Симеоном. Лицо этого праведника почти во всех песнях выступает с характеристическими чертами. Он прославляет Младенца-Христа, как свет язычников, как славу Израиля. Он предрекает пресвятой Деве события, свыше предопределённые её Сыну для спасения людей; он наконец, обращаясь к самому себе, с неизъяснимою радостью, как увидевший воплощённого Бога после томительных ожиданий, изъявляет готовность поспешить в жизнь загробную, чтобы и там возвестить всем наступившее спасение в лице Богочеловека.Дух проникающий канон Косьмы маюмского, отражается на его внешнем составе. По обычаю церковных песнописцев во главе этого канона положен акростих, выражающий сущность всех песней: Христа радостно старец объемлет, Χριστὸν γεγηϑὼς πρέσβυς ἀγκαλίζεται. С внутренним характером канона гармонирует и напев его по 3-му гласу, который спокойством и плавностью погружает в задумчивость. После песней на праздники Рождества Христова и Богоявления, напевы которых выражают то живую радость, то строгую торжественность, спокойные и плавные звуки канона на Сретение, отличающиеся умилительною трогательностью, невольно останавливают на себе внимание. В них как будто слышится тихая песня у колыбели младенца, исполненная глубокого задушевного чувства.И. Р–вДроздов М., свящ. Поучение в неделю мытаря и фарисея // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 154–156.Боже! милостивъ буди мнѣ грѣшнику (Лк.18:13)!Так молился Богу грешник мытарь. Кратка молитва мытаря, – всего пять слов; но, видно, вылилась она из глубины души, вышла из самого смиренного и сокрушённого сердца, как тяжёлый болезненный вздох. И молитва эта дошла до Бога, и мытарю прощены грехи.Бр. мои! Спасительная молитва мытаря да будет всегда во устах наших. Кто из нас не похож на мытаря, кто не грешен? Как подумаешь, сколько накопишь грехов, пока живёшь на белом свете, так ужасно становится. Истинную правду мы говорим про себя, когда говорим, что ни ступил, то согрешил, что шаг, то грех. В самом деле, есть ли хоть один день у нас в жизни, найдётся ли хоть минута в дне, когда бы мы ни в чем не согрешили пред Богом ни делом, ни словом, ни мыслию? А иной день... о Боже мой, только и делаешь, что грешишь, – с утра до ночи грешишь. Не грешишь делом, так грешишь словом, не скажешь, так подумаешь, а все грех, да грех. Сочти же, сколько грехов на душе, и подумай, как будешь отвечать за каждый из них пред Богом. Дни и годы даны нам от Господа на одни лишь добрые дела, а у нас проходят они в одних почти грехах. О Боже! милостив буди мне грешнику!Не говорите, бр. мои, что грехи наши большею частию не велики, не важны. Нет! Чёрное не назовёшь белым, грязь – всегда грязь. И грех, как бы ни казался он малым, все же грех и прогневляет Господа Бога. Не за одни дурные дела, а и за слова пустые, и за мысли недобрые ответим мы Богу. За что страдал и умер на кресте Господь наш? За грехи наши? А за какие? За всякие – за большие и малые. Стало быть, и малый грех не мал, и за малый грех соделавший его будет отвечать. Но пусть даже и не велики наши грехи, хотя это и неправда, да сколько грехов-то этих у нас? Ведь не сотни, не тысячи, а столько, что и не перечесть. А разве вы не знаете, что из песчинок можно насыпать целую гору. Возьмите вот напр., этот храм. Велик ли кирпич? Но смотрите, какое большое здание построено из малых кирпичей. Или посмотрите ещё, какими маленькими хлопочками летит из облаков снег на землю; но эти снеговые хлопочки, как холстом, покрывают всю землю, наносят, сугробы, засыпают овраги, лощины, леса, даже целые деревни. Когда же придёт весна, настанет тепло и эти снежники растают, тогда сколько бывает воды! И сколько размоет она земли, сколько снесёт плотин, сколько зальёт мест. Так делают с нами и грехи наши, которые кажутся нам малыми. Набираясь мало-помалу, они могут совсем сгубить нас. Да и как же иначе? Нынче сделаешь грех, завтра грех, день за день, дальше и больше, смотришь, у тебя набралась уже целая бездна грехов, глядишь, в душе у тебя уже много добра залито грехами, как водою; ты стал уже далеко не тем, чем был прежде, – ты и о Боге уже мало помнишь, по смерти не думаешь, и совесть потерял, и, так сказать, плаваешь в грехах, как в воде. Мудрено ли из этой бездны греховной очутиться наконец в бездне адской?Бр. мои! Вот недалеко уже и до великого поста. Когда пойдёте на исповедь к духовному отцу, не забывайте никаких грехов своих и кайтесь и в великих, и в малых – во всех грехах. Не оставляйте в душе злых кореньев. Помните, что и из маленького зёрнышка вырастает большое растение, из жёлудя подымается огромный дуб. Ведь убийца, к примеру сказать, не вдруг же сделался душегубом. Очень могло быть, что на первый раз он задушил только маленькую птичку. Или пьяница... Без сомнения не прямо, не с первого разу стал он пьяницей. Он сперва пил так-себе, ради одной шутки, или глядя на других. Так и все вообще дурное не вдруг, а мало-помалу заводится в нас. Нужно сделать только первые шаги ко греху, а там так и покатишься в адскую бездну, как с горы; и трудно бывает удержаться, остановиться в таком положении.Помните это, братия! Бойтесь и остерегайтесь всякого греха – большего и малого. А если согрешили, кайтесь в каждом грехе, содеянном делом, словом и мыслию. Аминь.Свящ. М. ДроздовАрхипастырское наставление священнослужителям единоверческого прихода об отношении единоверцев к православным // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 156–162.В «Донских Епархиальных Ведомостях»66 напечатано следующее предложение высокопреосвященнейшего Платона, архиепископа донского, священнослужителям единоверческого прихода об отношении единоверцев к православным67: «В рапорте вашем вы донесли мне, что многие из ваших прихожан не ходят в церковь потому, как объяснили вам другие прихожане, что вы принимаете «в совокупное моление православных»; а один из этих прихожан, сложив три перста правой руки и показывая её, говорил: «нам вот это противно, да земные их поклоны», которые они (православные) делают «распростёрши врозь руки, опираясь ими внешнею стороною». Это подтвердили, говорите вы, и прочие единоверцы, а старообрядцы сказали: «мы бы все присоединились, если бы вы (единоверцы) молились – отдельно от православных, и при этом указали на одного старика, своего уставщика, который тоже говорит». За тем выпросите меня помочь вашему недоумению и немощи, но не объясняете, о чем вы недоумеваете и в чем нужно помочь вам, а только говорите, что вы помните моё «приказание не отсылать православных, желающих молиться с вами (единоверцами), только внушать им, чтобы они приучались вашим обрядам».Вследствие сего считаю нужным сообщить вам следующее:1) Объясните вашим прихожанам, что им неприлично и грешно устранять православных от общения в молитвах ваших, а тем паче негодовать на то, что они молятся в вашем храме; ибо: а) прихожане ваши исповедуют одну веру с православными, почему и называются единоверцами их, а христиане, исповедующие одну веру, должны, по заповеди апостола, не чуждаться друг друга, но жить между собою в любви и согласии, стараясь блюсти единеніе духа въ союзѣ мира (Еф.4:1–6).б) Ваш храм и все принадлежности его устроены при пособии православных, ваши прихожане и вы сами приведены из тьмы заблуждения в свет истинной веры при содействии православных, о благоустройстве вашего прихода и содержании причта его заботятся православные; поэтому устранять православных от участия в ваших церковных молитвах значит оскорблять сих благодетелей ваших и показывать большую неблагодарность к ним. в) Бог, которому вы молитесь в своём храме, есть Отец небесный не ваш только, но всех людей (Рим.3:29), а в особенности православных христиан, которые могут назваться первородными и возлюбленными Его чадами (1Пет.2:9), по этому судите, может ли быть приятно Ему, когда вы не хотите, чтобы сии чада Его молились Ему вместе с вами и гоните их от себя, да ещё тогда, как они ничего худого вам не делают, а напротив благотворят вам? Это, я думаю, так же или ещё более неприятно для Господа, как неприятно было бы для вас, если бы какие-нибудь из ваших детей негодовали на то, что другие ваши дети находятся у вас и вместе с ними просят вас о чем-нибудь, и по этому старались бы удалить их из домов ваших. г) Не желать, чтобы другой молился с нами Богу – общему нашему Отцу небесному, значит питать неприязнь к нему и выражать злобу сердца своего, а неприязнь и злоба происходят не от Бога, который есть любовь и сущая благость (1Ин.4:8; Мф.19:17), но отъ духа злобы, дѣйствующаго нытѣ въ сынахъ противленія (Еф.2:2,6,12); поэтому те, кои негодуют, что вы допускаете православных «в совокупное с вами моление», явно действуют под влиянием сего духа и, следовательно, поступают весьма нехорошо.2) Обратите внимание ваших прихожан на то, что: а) Спаситель наш И. Христос, приходя в иерусалимский храм на праздники и принимая пищу на вечерах у фарисеев и мытарей, без сомнения, молился; а как в это время бывали с ним в храме и на вечерях не одни ученики Его, но также неверовавшие в него иудеи и даже язычники (Мк.2:14–16; Лк.7:36,49): то, очевидно, Он молился не с одними учениками своими., но и в присутствии неверовавших в Него. б) Апостолы Христовы дозволяли неверующим входить в молитвенные их собрания и молиться в них, как это видно из следующих слов апостола, которые я для большей ясности передам по-русски: если вся церковь, говорит ап. Павел, сойдется вмѣстѣ и всѣ станутъ говорить незнакомыми языками, а войдутъ къ вамъ незнающіе или невѣрующіе, то не скажутъ ли, что вы бѣснуетесь? Но когда всѣ пророчествуютъ (т. е. истолковывают св. писание и поучения, сказанные на незнакомом языке), и внидетъ кто невѣрующій или незнающій: то онъ всѣми обличается, всѣми судится. И такимъ образомъ тайны сердца его обнаруживаются, и онъ падетъ ницъ, поклонится Богу и скажетъ: истинно съ вами Богъ (1Кор.14:23–25)! в) Сам Бог говорит: грядущаго ко Мнѣ не изжену вонъ (Ин.6:37). Если же Бог принимает всех приходящих к Нему, то как изгонять из дома Его верных чад Его – православных христиан, которые приходят к Нему с верою и любовью, для излияния пред Ним молитвенных чувств своих? Это может делать только тот, в ком нет истинной веры и любви к Богу (1Ин.4:20), и кто не собираетъ с Ним достояние Его, а расточаетъ оное (Мф.12:30).3) Вразумите прихожан ваших, что им нет никакой причины устранять православных от общения в церковных ваших молитвах, и тем паче не следует им самим удаляться от церкви по тем причинам, по которым многие из них, как сказано в вашем рапорте, перестали ходить в церковь. а) Сии прихожане ваши не ходят в церковь, потому – что бы дозволяете молиться в ней православным, исповедующим одну веру с ними. Но что же тут худого, или оскорбительного для прихожан ваших? Решительно ничего! Напротив из того, что православные приходят в вашу церковь, чтобы помолиться в ней с вами, ясно оказывается, что они уважают вашу церковь, как храм Божий, и питают любовь к вам, как к единоверным своим братиям; а это, очевидно, должно радовать, а не оскорблять ваших прихожан, и располагать их к православным, а не удалять от общения с ними. б) Многие ваши прихожане не хотят молиться с православными потому, что последние для крестного знамения слагают три первые перста правой руки, а это «противно» вашим прихожанам. Но почему это не нравится им? Объясните им, что православные слагают для крестного знамения три первые перста во имя Св. Троицы, для выражения нашей веры в Неё и вместе для напоминания нам о Ней. Сложение этих перстов, непосредственно следующих один за другим, очевидно, не заключает в себе ничего худого и служит хорошим знаком выражения единосущной, нераздельной Троицы. Поэтому, кто гнушается триперстным крестным знамением, с верою слагаемым во имя Св. Троицы, и хулит оное, тот явно оскорбляет Св. Троицу и делает такой же большой грех, как если бы он попирал икону Ея. в) Ваши прихожане не хотят молиться с православными ещё под тем предлогом, что сии последние делают «земные поклоны, распростёрши врозь руки, опираясь ими внешнею стороною». Что же из этого? Разве в слове Божием или в церковных правилах предписано, как мы должны при земных поклонах держать свои руки и опираться ими? Нет. Относительно молитвенных поклонов Спаситель говорит только то, что истинніи поклонницы поклонятся Богу – Отцу духомъ и истиною: ибо Отецъ ищетъ такихъ поклонниковъ Себѣ. Духъ есть Богъ: и иже кланяется Ему, духомъ и истиною достоитъ кланятися (Ин.4:23,24). Но кто покланяется Богу духом и истиною, тот молится в душе своей и весь погружен бывает в умственную беседу с Богом, а на положение тела его в это время мало обращает внимания, ибо он знает из слов Спасителя, что духъ животворитъ, а плоть не пользуетъ ни мало (Ин.6:63). Только те, кои не имеют в себе духа Христова и поэтому молятся не внутренне, а наружно и часто на показ другим, как фарисеи, – только те могут много думать и говорить о том, как нужно при земных поклонах держать свои руки. Но о таких людях давно сказал Бог чрез пророка Исаию: приближаются Мнѣ люди сіи усты своими и устнами чтутъ Мя: сердце же ихъ далече отстоитъ отъ Мене. Всуе же чтутъ Мя, учаще ученіямъ и заповѣдямъ человѣческимъ (Мф.15:8,9).4) Скажите старообрядцам к тому уставщику их, на которого они указывали вам, – скажите им, что если, они действительно намерены присоединиться к единоверию, когда православные не будут молиться с вами: то пусть формально изъявят желание быть единоверцами; – тогда вы попросите православных не посещать вашей церкви для совокупного с вами моления и они не будут ходить в неё. Если на такое предложение старообрядцы ответят вам отказом, как я полагаю, то вы обличите их лживость пред вашими прихожанами и скажите последним: те, кои не хотят быть нашими братиями во Христе, очевидно, не любят нас и, следовательно, не могут желать нам добра, поэтому, когда они советуют нам не иметь общения с православными, то вы не должны слушать их, ибо в этом случае они, по словам апостола, ревнуютъ по васъ не добрѣ, но отлучити васъ хотятъ от доброжелательных вам людей, да имъ ревнуете на зло себе (Гал.4:17).5) Вы не справедливо говорите, в своём рапорте, будто я приказывал вам «внушать православным, чтобы они приучались вашим единоверческим обрядам». Нет, я только говорил вам, что вы можете дозволить живущим около вас православным бывать при богослужениях в вашей церкви, так как вблизи их нет православных церквей, а вместе советовал внушать им, чтобы они, находясь в вашей церкви, приноровлялись к вашим обычаям и не делали ничего такого, что может быть неприятно для ваших прихожан. В настоящее же время, усматривая из вашего рапорта, что вашим прихожанам не нравится совокупное моление с православными и поэтому многие из них перестали ходить в нашу церковь к богослужениям, поручаю вам сообщить об этом православным и вместе попросить их, чтобы они не ходили в вашу церковь, дабы приход ваш не расстроился окончательно. Но это вы сообщите им в том случае, когда ваши прихожане не вразумятся теми наставлениями, какие вы сделаете им вследствие настоящего моего предписания, и не изъявят желания, чтобы православные принимали участие в их молитвах. А весьма хорошо было бы, если бы они изъявили такое желание, как для большего сближения их с православными и выражения духовного единения с ними, так и для того, дабы старообрядцы видели, что они напрасно подстрекают ваших прихожан прервать общение с православными и чрез это лишить себя поддержки тех, кои принимают живое участие в их положении и могут оказывать им помощь в нужных случаях. Какое же действие произведут на прихожан ваших те внушения мои, которые я делаю им чрез вас в настоящем предписании, об этом откровенно донесите мне в своё время».Библиографическая заметка // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 163–167.Недавно появилась в Петербурге книга неизвестного автора под заглавием: «Свод указаний и заметок по вопросам пастырской практики». Цена 1 р. 25 коп. сер. Наша духовная литература бедна сочинениями в этом роде, а потребность в них очень велика; и потому мы не могли не обратить внимания на появление означенной книги. Автор «Свода» касается лишь тех вопросов церковной практики, которые разновременно были заявлены и решены в разных органах духовной литературы, преимущественно в «Руководстве для сельских пастырей» и епархиальных ведомостях. Все, сказанное по вопросам церковной практики, автор собрал, сопоставил и в некоторых местах снабдил своими замечаниями. Таким образом названная книга не есть строго самостоятельный и научный сборник, каким представляется книга протоиерея Парвова, но есть именно сборник заметок и решений по вопросам пастырской практики, сделанных в разное время и в разных периодических изданиях.«Своду» своему автор предпосылает введение, в котором высказывает причины и цель предпринятого им труда. «В пастырской практике, так начинает предисловие своё неизвестный автор, не редко представляются так называемые недоуменные, вопросы, когда священник, по незнакомству ли с существующими правилами и церковною практикою, по отсутствию ли прямых и положительных правил, предусматривающих данный случай, недоумевает, как ему следует поступить, как разрешить поставленный практикою вопрос». Таких вопросов, над которыми приходится недоумевать священнику, практика представляет очень много. Одни из них, по своему свойству, таковы, что дают возможность своевременно обратиться за разрешением их к епархиальному начальству, или же к людям опытным и компетентным, другие же требуют немедленного решения в форме такого или другого действия. Таковы преимущественно вопросы, касающиеся совершения таинств. В последнем случае священник с одной стороны страшится ответственности пред начальством и обществом, с другой – испытывает беспокойство совести, вследствие неуверенности в правильности своего действия. Он и действует в этом случае как-то неуверенно, нерешительно. Просят, напр., священника опустить родимую сорочку, знаменующую, по суеверным представлениям, счастливую судьбу новорожденного, в крещальную купель. Священник отказывает в этой просьбе, но вместе с тем сомневается в правильности своего поступка. Хотя ему и думается, что он своим отказом не отнимает счастия у новорожденного, а все же для решения своего недоумения он за лучшее счёл обратиться в редакцию Тульск. Епарх. Вед. (стр 58). Похоронил священник, по своему сердоболию, опившегося вином, а между тем не знает, правильно ли он поступил, следует ли подобных людей удостаивать христианского погребения, и в оправдание своего поступка силится доказать, что опоец не должен считаться самоубийцей (стр. 229). Представился случай – нужно было окрестить младенца-урода с двумя головами. Священник окрестил его с произношением слов: «крещаются рабы Божии Екатерины». Правильно ли совершено крещение? Так ли следовало поступить в этом случае? спрашивает редакцию Пензен. Епарх. Вед. другой (старший) священник того же прихода (стр. 56). «Такие и подобные недоумения, не редко по вопросам существенной важности, вызывали со стороны духовенства понятное желание составления такого сборника, в котором бы предусматривались и решались трудные вопросы пастырской практики. Вот этому-то желанию духовенства и старается удовлетворить автор упомянутого «Свода указаний и заметок по вопросам пастырской практики».Количество вопросов, затронутых и решённых в сборнике, довольно велико. В расположении материала видна некоторая система. Весь «Свод» разделяется на пять отделов. В первом отделе решаются преимущественно вопросы, касающиеся богослужения. Этот отдел самый слабый в сборнике и всего менее упорядоченный. На ряду с вопросами богослужебными, в роде следующих: «Возможно ли соборное служение священников без диакона (стр. 4)? Имеет ли право диакон возносить молитву об усопших на амвоне без позволения священника (стр.6)? и пр., встречаются заметки: «По поводу некоторых беспорядков и отступлений от церковной дисциплины (стр.1) (из циркуляра преосвящ. Антония духовенству смоленской епархии, от 19 ноября 1866 г.), о церковных старостах (стр. 28), о том, на ком лежать должна обязанность содержания храма в чистоте и опрятности (стр. 27). Последнего рода заметки, как касающиеся предметов, выясненных положительным правом церкви и подлежащих усмотрению местных архиереев, могут быть опущены без ущерба делу. Во втором отделе решаются вопросы относительно таинства крещения (стр. 34–76); в третьем – таинства причащения (стр. 77–114); в четвёртом – таинства покаяния (115–162 стр.); в пятом – таинства брака (стр. 163–194); в шестом – таинства елеосвящения и погребения (стр. 195–254).При решении того или другого вопроса автор приводит случай, вызвавший его решение, и основание такого или другого решения. Это придаёт живость изложению предмета, столь редкую в трудах подобного рода, так что книга, несмотря на 254 стр. мелкого шрифта, прочитывается легко. Решения некоторых вопросов отличаются замечательною обстоятельностью, ссылками на древнюю практику церкви, уложения соборов и мнения отцов церкви.Но при достоинствах книга имеет и недостатки. Так вопрос о том: «Можно ли удостаивать христианского погребения опившихся водкой?» (стр. 229–233) решён неопределённо потому, что автор, в виду разности взглядов на данный предмет в духовной литературе, не заявляет определённо своего собственного взгляда. Встречаются и повторения. Так на стр. 184 §12 автор говорит, что не следует совершать браков в неделю мясопустную, «так как в кормчей (50 глава) между прочим сказано, что от недели мясопустной до фоминой совершать браки воспрещается, и потому что в следующие за мясопустною неделею дни недели сырной св. церковь самым содержанием положенных служб уже приготовляет чад своих к великому посту, а воспрещением употребления мясной пищи располагает к строгому воздержанию». На странице же 185 решает вопрос: «можно ли венчать в последний из дозволенных дней мясоеда, напр. в пятницу пред сырной неделей, если жениху или невесте недостаёт в этот день одного или двух дней до совершеннолетия»? Представляя в своей книге образцы вопросов, которые может священник предлагать мирянам на исповеди, автор также допускает повторения (стр. 119–135), что объясняется строгим следованием тем источникам, из которых он заимствовал свои образцовые вопросы. К недостаткам издания нужно отнести и то, что автор в начале своих отделов не поместил оглавления общего содержания отдела, что неизбежно будет затруднять приискание решения по тому или другому вопросу. Хорошо составленное оглавление несомненно очень важно; потому что даёт возможность скоро и легко отыскивать нужное место и сохраняет время, нередко очень дорогое.В заключение нельзя не пожелать успеха книге неизвестного автора, который умел удачно подметить нужды духовенства и посильно удовлетворить их. Не имея претензии на полную самостоятельность и научность, «Свод» может служить однако очень хорошим пособием в решении недоуменных вопросов и таким образом объединять и однообразить пастырскую практику. Если же принять во внимание крайний недостаток пособий этого рода и недоступность для большинства духовенства источников, которыми пользовался неизвестный автор «Свода», то этот последний должно признать незаменимым пособием в пастырской практике. Нельзя не поставить в заслугу автору и того, что он назначил своей книге относительно невысокую цену, что, при бедности нашего сельского духовенства, очень важно. Надеемся, что автор не остановится на сделанном, но будет современен пополнять свой «Свод» материалом, который представит пастырская практика.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 5. С. 167–168.Об издании в 1875 г. педагогического журнала «Детский сад» одобренного Главным Управлением военно-учебных заведений. (год десятый).В будущем, 1875 г., «Детский Сад» будет издаваться под той же редакцией и по той же программе, как и в текущем, а именно:1) Статьи по воспитанию вообще, т. е. различные педагогические системы, по отношению теории воспитания и применение их на деле.2) Образцовые уроки по разным предметам преподавания.3) Педагогические рассказы и повести.4) Статьи для чтения детям, по преимуществу естественно-исторического содержания.5) Педагогическая хроника (русская и иностранная).6) Критика и библиография по детской, учебной и педагогической литературе.и 7) Смесь: мелкие известия из жизни детей, игры, забавы, разные педагогические новости и проч.«Детский Сад», по-прежнему, будет выходить раз в месяц, с отделом для детского чтения в особых приложениях.Цена без доставки 4 р. 50 к., с доставкой на дом в С.-Петербурге и с пересылкою по почте внутри России пять р.Подписка принимается:В самой Редакции: в С.-Петербурге, по Стремянной улице, д. № 5, кв. № 7, в конторе её при книжном магазине А. А. Черкесова, в Москве в Центральном Книжном Магазине, по Никольской ул., дом гостиницы «Славянский базар», и также у всех известных книгопродавцев.№ 6. Февраля 9-гоАрхиепископа Херсонского и Одесского Леонтия послание пастырям херсоно-одесской епархии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 6. С. 169–179.Благодать вамъ и миръ отъ БогаОтца нашего и Господа ІисусаХриста (Рим.1:7).Сими словами апостола приветствую вас, братии и сотрудники мои в вертограде церкви Христовой. В них заключается источник успеха в священном служении, на которое вы призваны, и которое обязались исполнять со всяким тщанием и усердием.Благодать Божия освятила вас на высокий труд пасения словесного стада Христова. И она, немощная врачующая и оскудевающая восполняющая, вспомоществует благоплодному исполнению пастырских обязанностей, даруя душам ревностных пастырей миръ духовный, сопровождаемый небесными утешениями, и радость о Дусѣ Святѣ (Рим.14:17), среди самых скорбных обстоятельств жизни. Да не тща же будетъ в вас благодать Божия, полученная в хиротонии священства!Промыслу Божию угодно было поставить моё недостоинство – архипастырем вашим. Сознаю великую ответственность пред Пастыреначальником нашим Господом Иисусом Христом, если от моего молчания и по моему нерадению в среде вашей укоренятся недостатки и пороки, унижающие высокое звание пастырское и оскорбляющие благодать Духа Святого.В сознании ответственности пред Богом за вручённые мне люди, с сердечным желанием споспешествовать делу служения пастырского, простираю письменное слово моё к вам, не имея ещё возможности беседовать со всеми вами усты ко устомь, Да услышится глас мой вами с такою же любовию, с какою исходит он из души моей! Да услышится он не вблизи только, но и вдали, и во градех, и в весях окраинных!Господь поставил вас, по слову апостола, пастырями и учителями къ совершенію святыхъ, на дѣло служенія, для созиданія тѣла Христова (Еф.4:11,12). Возвышеннее и спасительнее сей цели ничего и представить себе нельзя на земле. Но такая высокая цель требует от пастырей и особых качеств, без которых её достижение невозможно. Долг мой напомнить вам вкратце о сих качествах, по руководству св. апостола.Образъ буди вѣрнымъ словомъ, житіемъ, любовію, духомъ, вѣрою, чистотою (1Тим.4:12). Вот заповедь апостола, которую всегда нужно помнить и исполнять всякому, взявшему на себя его священства!Будьте образцами для верных в слове. И в обыкновенном житейском быту уменье говорить кстати, разумно и с пользою для слушающих – ценится высоко. Наоборот празднословие, речи пустые, а тем паче вольномысленные, соблазнительные по своему содержанию – предосудительны и унижают христианина пред судом здравомыслящих, оскорбляя вместе с тем Виновника дара слова. Но слово пастыря церкви всегда должно быть растворено солию благодати, по апостолу, всегда должно служить к назиданию слушающих. Особенной же заботливости требует от служителя алтаря Господня проповедание слова Божия в храме. Пастырь есть вместе и учитель народа. И горе ему, аще не благовествует. Проповѣдуй слово, настой благовременнѣ и безвременнѣ, обличи, запрети, умоли со всякимъ долготерпѣніемъ и ученіемъ (2Тим.4:2), заповедует апостол Павел, в лице ап. Тимофея, каждому пастырю. Итак, проповедуйте, братия мои, неустанно, ревностно, с любовью. Не оставляйте вводной, по возможности, литургии без поучения прихожанам. Народ нуждается в знании истин веры и правил нравственности. Как же он приобретёт их без проповеди священника? Народ заражается различными заблуждениями, суевериями, пороками. Как же он поймёт свою душевную болезнь и излечится от неё, если она не будет ему указана и объяснена словом учительным? Говорите с церковной кафедры прихожанам слово Божие ясно, просто, без школьной витиеватости, от сердца, кратко, не вдаваясь в излишние рассуждения, – и прихожане поймут вас, и слова сказанные примут к сердцу. Говорите слово назидания не в одной только церкви, но и везде, при каждом удобном случае. Семена, брошенные на почву душ верующих, раньше или позже созреют, и принесут плод к вашему утешению. Помните, что на вас ляжет страшная ответственность пред Богом, если по вашей небрежности о научении народа, о просвещении его светом истины и правды, он будет коснеть в невежестве и пороках. Да и собственная совесть не оправдает вас в нерадении о проповеди слова Божия.Будьте образцами для верных в житии.Будьте для прихожан примером в благочестивой жизни. Кто хорошо учит, а худо живёт, – тот одною рукою созидает здание, а другою разрушает. Добрый пример жизни сильно действует на прихожан. Благочестие пастыря непременно отражается и на пасомых и увлекает их к подражанию. О, если бы каждый из вас мог сказать о себе слова апостола Павла, по совести: подражатели мнѣ бывайте, якоже и азъ Христу (1Кор.11:1)! Пример порочной жизни священника крайне, соблазнителен для прихожан, и гибельно действует на их поведение. А горе тому, имъ же соблазнъ приходитъ (Мф.18:7). Аще кто соблазнитъ единаго отъ малыхъ сихъ (вѣрующихъ), уне ему есть, да обѣсится жерновъ осельскій на выи его, и потонетъ въ пучинѣ морстѣй (Мф.18:6). Чтож, если соблазн будет происходить от лица, которое должно других предостерегать от соблазна? Что, если соблазнительный образ жизни пастыря увлечёт к порокам пасомых, даже и тех, кои прежде отличались добродетелью? Какое наказание от Бога уготовляет себе подающий соблазн, вместо примера благочестия! Помните, возлюбленные, что и самые, по-видимому, незначительные недостатки нравственные в пастыре делаются заметными; ибо на него смотрят сотни глаз, за его жизнью наблюдает весь приход. Какая же должна быть в нем осторожность во всех поступках! Памятуйте, что к вам всем относятся слова Господа: тако да просвѣтится свѣтъ вашъ предъ человѣки, яко да видятъ ваша добрая дѣла, и прославятъ Отца вашего, иже на небесѣхъ (Мф.5:16). Памятуя о сем всегда, – светите сами добродетелями христианскими и в других возжигайте свет их.Будьте образцами для прихожан в любви христианской. Господь наш Иисус Христос есть образец безпредельной любви к людям. Но Он называл себя пастырем. Азъ есмь пастырь добрый: пастырь добрый душу свою полагаетъ за овцы (Ин.10:11). Вот признак истинно-пастырской любви – заботиться о словесном стаде с полным самоотвержением до готовности пожертвовать своею жизнью за спасение его, – за спасение душ христианских. И такое самоотвержение не тяжко, а сладостно будет для того, кто одушевлён любовью к ближним, – своим прихожанам. Сладостно потому, что нет выше удовольствия на земле, как делать добро для вечного блага других, как приготовлять верующих к соучастию в вечном блаженстве с праведными, к живому общению с Богом. Сладостно потому, что любовь облегчает всякий труд, препобеждает все препятствия на пути долга, все огорчения и неприятности, – и вместе с тем возбуждает сочувствие в тех, на кого она простирается, к кому относится. Любu, – u делай что хочешь, сказал один учитель церкви (блаж. Августин), все твои действия будут хороши. Любовь научит, как с кем обращаться, кому что когда сказать на пользу душевную. Прихожане отзовутся на голос любящего пастыря взаимною любовью, которая выразится покорностью и послушанием. Самые ожесточённые сердца, раньше или позже, смягчатся от влияния горячей любви пастырской, как от огня растопляются самые твёрдые металлы. Любите же, братия мои, своих прихожан, – и ваши действия, ваши труды пастырские увенчаются успехом.Бойтесь увлекаться самолюбием. Самолюбие есть корень всех страстей и пороков. Оно послужило началом падения первозданного человека, возбудив в нем, по наущению духа злобы, гордость и самоугождение; оно же есть причина нравственного падения людей и во все времена. Зарождаясь в человеке под видом желания себе добра, под видом красивым, так сказать, – оно растёт в нем незаметно, и превращается в чудовище самое опасное и губительное. Гордость житейская, похоть плоти, похоть очесъ (1Ин.2:16), – вот детища, вот плоды самолюбия! Из его корня вырастает самомнение, превозношение, зависть, ненависть, клеветливость. Из его корня происходят – плотоугодие, сластолюбие, невоздержание в разных видах. Оно же, – самолюбие порождает корыстолюбие, сребролюбие, лихоимство. Как все сии страсти предосудительны и вредоносны особенно в пастырях словесного стада Христова, как они унижают их высокое звание пред прихожанами и препятствуют доброму на них влиянию, – показывает опыт. Бойтесь же, братия мои, самолюбия, как опаснейшего врага вашего служения. В начале самолюбие представляется благовидным, страстью благородною, а оканчивается оно самыми грубыми пороками. Для искоренения самолюбия, всегда помните заповедь апостола: не своихъ си кійждо, но ближняго смотряйте (Флп.2:4).Будьте образцами для пасомых в духе. Дух человеческий, или разумно-свободная душа только тогда действует правильно, сообразно с своим высоким назначением, указанным Словом Божиим, – когда руководствуется в своих действиях чистыми, духовными побуждениями, когда господствует над плотью, держит её в подчинении себе. Но такое подчинение, такое господство духа над плотью возможно только для христиан, которым подаются в св. таинствах церкви благодатные дары Св. Духа. И от них требуется хождение по духу: духомъ ходите (Гал.5:16), заповедует апостол всем верующим во Христа. Но преимущественно хождение по духу, конечно, требуется от служителей алтаря Господня и строителей тайн Божиих (1Кор.4:1), которые и называются лицами духовными. Название это многозначительно и полно глубокого смысла. Духовный человек утрачивает своё значение, коль скоро имя его не соответствует делам. А это бывает тогда, когда он не возгревает в себе благодати Духа Святого свободным произволением, и действует не по духу Христову, не по духу евангельскому, а по духу мира.Из сказанного легко понять, как можно и должно пастырям словесных овец быть образцом для них в духе. Имейте, братия мои, характер евангельский, направление духовное, церковное, не подчиняйтесь изменчивому и лукавому духу мира сего, а напротив указывайте пасомым сущность и опасность ложного и вредного нехристианского направления мыслей, вооружайтесь мечем слова Божия против вольнодумства, неверия, материализма, – сами твёрдо стоя на камне истины, – и вы будете примером для других хождения по духу. Направление мыслей в духовном лице светское, шаткое, так называемое либеральное, унижает его пред мирянами и навлекает осуждение от них-же. Лучшие христиане, богобоязненные с великим неудовольствием смотрят на духовных, увлекающихся несвойственным им духом, настроением недуховным; тогда-как пастырей с строгим евангельским и церковным направлением уважают самые вольнодумцы. И те очень ошибаются, которые думают, что, подделываясь под современные слабости человеческие, под дух мирской, – можно заслужить так называемую популярность. Твёрдо помнить надобно, что истина и добро всеми в глубине сердца ценятся, хотя далеко не всеми исполняются; наоборот ложь и зло сознаются в совести и теми, кои допускают их в себе, и проповедуют ради моды другим.Будьте примером для пасомых в вере. Обязанный по своему званию и призванию быть учителем веры непременно должен являть в себе образъ здравыхъ словесъ (2Тим.1:13) божественного учения, строго и неуклонно держаться предания и уставов церкви, и других побуждать к тому, – кратко: должен быть образцом православия для прихожан. Православие есть чистая, божественная истина; православная вера настолько превосходит все прочие христианские вероисповедания, насколько чистая и прозрачная вода превосходит воду более или менее мутную. Посему и представителям православной веры настоит необходимость быть достойными хранителями и распространителями её. А чтоб быть таковыми, недостаточно только содержать истину неизменною в уме, в убеждении, – а потребно в практике, – на деле выражать православие. В чем же состоит это выражение для пастыря? Прежде всего в точном, как требует устав церкви, – совершении таинств, затем в благоговейном, неопустительном совершении, по уставу, служб церковных и обрядностей, узаконенных церковью. Невнимательное совершение таинств священником показывает в нем недостаток деятельной веры; ибо каждое таинство есть действие благодати Божией, требующей самого высокого благоговения в совершителе, а следовательно самого строгого соответствия выполнению слов и действий, указанных церковью. Малейшее уклонение от них, по небрежности, означает произвол, обличающий неуместное своемыслие там, где требуется безусловное доверие к авторитету церкви. Неопустительное и точное совершение служб церковных, столь необходимое для возгревания дара благодати священства, служит очевидным для прихожан доказательством, что пастырь искренно верует их благодатному влиянию на спасение душ, и наоборот, опущение их или своевольное сокращение служит выражением его холодности к святому делу, а потому и к вере. Обрядность же церковная вообще есть, так сказать, облачение веры православной, в котором выражается её сущность, её дух. Итак, кто из пастырей стал бы невнимательно и легкомысленно относиться к обрядам церковным, тот навлёк бы на себя явное подозрение в невнимательности и к самому существу православия.Будьте же, братия мои, ревностными блюстителями и охранителями православия и в догматическом, и в деятельном, и в обрядовом смысле. Будьте вѣрны до смерти, чтобы получить вѣнецъ живота (Откр.2:10).Будьте для пасомых своих образцами в чистоте. Чистота нравственная есть один из видов благочестия христианского, и относится главным образом к сердцу и совести. Она состоит в целомудрии душевном, в соблюдении сердца и совести не от дел только злых, но и от помыслов, желаний и чувствований порочных, противных евангельскому учению. Можно казаться благочестивым, и не быть таковым на деле. Господь Иисус Христос обличал фарисеев и книжников иудейских за то, что они только в глазах народа, пред другими, во внешних своих действиях показывали себя добродетельными. Господь называл их гробами повапленными (Мф.23:27), лицемерами за то, что внутреннее расположение их сердца не соответствовало их внешним поступкам. И добродетель фарисейская теряла свою цену пред Богом, потому что и побуждения к ней внутренние, и средства, и цели её были нечисты, своекорыстны. Но фарисейство бывает нередко и в христианах; и оно, конечно, особенно предосудительно в служителях алтаря, у которых должно быть полное согласие между мыслию и словом, между внутренним расположением внешними действиями. И если чисто сердце пастыря, если безукоризненна его совесть, то и образ действий его будет чист и свят. По учению апостола, и тайна вѣры хранится въ чистой совѣсти (1Тим.3:9). Если совесть нечиста, – не может быть и постоянной правоты убеждений, которые более или менее изменяются, смотря по тому, насколько совесть подчиняется той или другой страсти.Если в глубине сердца таятся какие-либо порочные пожелания и чувства, – внешние поступки, как бы ни были они благовидны, не имеют пред судом Божиим должной цены. Как же сохранить чистоту сердца и совести? Бдительностью над своими внутренними расположениями душевными, внимательным наблюдением над собою, самоиспытанием и чистою молитвою к Господу: сердце чисто созижди во мнѣ Боже (Пс.50:12). Но и этого недостаточно. Нужно ещё очищение благодатное в таинстве исповеди. И если пастырь очищает совесть других, своих пасомых, чрез это таинство по данной ему власти благодатью свыше, то не должен ли он в сем же таинстве и чаще искать очищения сердца и совести у своего духовника? Поверять себя самому и трудно, и не безопасно: можно впасть в самообольщение.Внутренняя чистота сердца и совести пастыря, выражаясь в делах христианского и пастырского благочестия, выражается и во всей обстановке его жизни, в быту домашнем и семейном. Наблюдающий чистоту сердца пастырь непременно заботится, чтобы в доме его было все на своём месте, чтобы домочадцы были богобоязненны, дети скромны, почтительны, набожны. Чистота совести не дозволит служителю Божию допускать в своём доме и семействе не только неприличных собраний и предосудительных поступков, но и нескромных, оскорбляющих чуткий к благочестию слух, разговоров. Дом примерного по внутренней душевной чистоте пастыря представляет образец порядка и благочинности. Таковой пастырь, являясь и в общество, вносить в него с собою, так сказать, некое благоухание духовное, невольно влияющее на сердца присутствующих и заставляющее их держать себя вполне благопристойно.Вот мысли, которые нашёл я полезными высказать вам по указанию наставления апостольского! Да не останутся они без плода для вас!Господь да благословит труды ваши успехом, – и на вас всех да почиет Его благодатное благословение!Возмогайте во Господѣ, и въ державѣ крѣпости Его (Eф.6:10). Богъ же всякія благодати, той да совершитъ вы, да утвердитъ, да укрѣпитъ, да оснуетъ (1Пет.5:10). Аминь.Ваш недостойный Архипастырь, смиренныйЛеонтий Архиепископ Херсонский и ОдесскийОдесса1874 года 25-го декабря.(Херсон. еп. ведом.)Обозрение духовной журналистики минувшего года68 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 6. С. 179–193.Третий журнал, издающийся при высших духовно-учебных заведениях, составляют «Труды Киевской Духовной Академии», выходящие с 1860 года. Этот журнал, раз начертав свою программу, почти неизменно ей следует: поставив себе задачею быть преимущественно органом научных исследований, имеющих место при высших духовно-учебных заведениях, этот журнал остаётся верным своей задаче и по настоящее время. Правда, были годы, в течение которых это исключительное направление журнала несколько видоизменялось, и на страницах его появлялись публицистические обозрения текущих событий церковно-религиозной жизни, но это уклонение было временным и, после выпуска нескольких книжек в новом виде, сглаживалось. К этому постоянному и неуклонному преследованию одной и той же цели нельзя не отнестись с сочувствием. В то время, когда другие периодические духовные издания, в видах привлечения большего числа читателей, оставляют исключительно специальное научное направление и вступают в область публицистических обозрений событий церковно-религиозного характера, «Труды Киевской Духовной Академии» остаются верными одной и той же задаче, не имея значительного числа подписчиков и не увлекаясь материальными расчетами. Служение науке они считают почти исключительным своим назначением. И нельзя не сказать, чтобы в этом направлении они не совершенствовались: последние годы, и в особенности минувший, отличали этот журнал пред другими богатством содержания; каждая книжка его заключала в себе от трех до четырёх статей научного содержания, тогда как книжки других подобных изданий имели их от двух до трех. Можно пожалеть только о том, что в последних годах этого журнала перестал помещаться библиографический отдел иностранной богословской литературы, придававший ему ещё больший интерес в научном отношении.По своей цели мы можем остановиться только на немногих статьях этого журнала, имеющих более или менее близкое отношение к нашим читателям. Из таковых мы можем поименовать следующие: «Явление из современной религиозной жизни одного прихода в западнорусском крае» свящ. К. Савича, «Вера в Бога, как всеблагого миропромыслителя и верховного мироправителя» Г. М., «Отчёт о деятельности церковно-археологического общества и состоянии церковно-археологического музея при киевской духовной академии за 187 2/3 г.», «Древний канонарь синайской библиотеки» А. Антонина, «Ответ православного на предложенную старокатоликами схему о Св. Духе» арх. Сильвестра, «Религиозный характер русских государей XVIII века» Ф. Терновского, «Апокалипсис, как литургический памятник апостольской эпохи» Ф. Смирнова, «Богослужение христианское со времени апостолов до четвёртого века» Ф. Смирнова, «Происхождение и литургический характер таинств» Ф. Смирнова, «Установление в русской церкви праздника 9-го мая в память перенесения мощей святителя Николая из Мир ливийских в г. Бар» А. Красовского.«Явление из современной религиозной жизни одного прихода в западно-русском крае» представляет один из тех странных случаев, подобных которому немало встречается в приходской практике наших священнослужителей на святой и великой Руси. Описываемое событие происходило в 1872–73 годах в минской губернии, в новогрудском уезде, вблизи села Лавришева, жители которого, по замечанию автора, отличаются особою набожностью среди окружающих поселян. Вблизи этого села был некогда известный своею глубокою древностью монастырь, построенный около 1220 года преподобным Елисеем, сыном литовского князя Тройната, мощи которого в последствии времени открыто почивали в этом монастыре. После XV века, во время какой-то войны, по народному преданию, мощи преподобного Елисея были скрыты в землю, и, по сожжении монастыря неприятелями, не были уже найдены, хотя неоднократно были отыскиваемы любопытными на месте древнего лавришевского монастыря. Между тем память о мощах преподобного Елисея не сглаживалась в воспоминаниях лавришевских прихожан, и среди их находились лица, с нетерпением и верою ожидавшие их открытия, были и такие, которые давали обеты, постились и молились об открытии мощей и проводили ночи на холме, где, по преданию, стоял монастырь, в ожидании откровения Божия и явления мощей преподобного. Многим, ослабленным продолжительным постом и бессонницей, женщинам, при напряженном состоянии и постоянном ожидании сверхъестественного, стали являться разные фантастические видения, в роде носящихся над холмом светлых венцов, звёзд, огоньков и т. п. Вследствие этих видений, женщины стали раскапывать руками землю на холме, уверенные сами и уверяя других, что в таком-то месте должны быть непременно найдены мощи угодника. Местный священник, вместо вразумления, простодушно доверяя рассказам своих прихожан, поддерживал их веру в явление мощей и благословлял верующих ещё с большим усердием трудиться над их отысканием. В этих видах он совершал крестные ходы на место холма, освящал там воду и в своих церковных и частных собеседованиях указывал на древность лавришевского монастыря и на подвиги в нем преподобного Елисея. Народный учитель с своей стороны читывал статьи о древнем лавришевском монастыре. Все это вместе до такой степени экзальтировало указанное настроение прихожан, что для раскапывания, ночных бдений и видений стали собираться с небывалым прежде усердием, и молва о необычайных видениях на холме, распространяясь все более и более в народе, произвела, наконец, сильное движение не только в соседних приходах, но и в отдалённых... Массы народа стремились на холм с самых отдалённых местностей для необычайных созерцаний, о которых с благоговением рассказывали возвращавшиеся, для чудесных видений в вырытой яме на холме. Одни видели в ней благолепного старца, окружённого детьми, держащими горящие свечи, другие замечали лики Спасителя, Божией Матери и некоего святого в архиерейских ризах. Такие видения в особенности усиливались в ночное время, при освещении ямы плошками и свечами, которые приносили с собою особенно усердствовавшие; при этом нашлись мальчики и девочки, которые принимали на себя роль медиумов и указывали и объясняли народу разные видения. Все эти видения и созерцания, как справедливо замечает автор, были плодом экзальтированного, ненормального состояния, расстроенного и возбуждённого воображения, так как при поверке не оказалось никаких признаков, чтобы на этом холме когда-нибудь существовало какое-либо здание. И этим видениям и созерцаниям подвергались преимущественно женщины и дети, которые по физиологическим условиям своей организации, при истощённости физических сил, особенно бывают предрасположены к иллюзиям и галлюцинациям. Между тем они послужили основою для распространения суеверия на громадном пространстве, даже между католическим населением; приходили богомольцы из-под Ковна, Вильны, Слонима. И только вследствие распоряжений высшей власти, удаления из прихода местного священника и заключения на время в монастырь, это необыкновенное влечение народа к созерцанию чудесного было приостановлено. Таким собственно путём распространяется в нашем народе множество суеверий и искажённых верований, ослабляющих истину учения Христова и закрывающих её внутреннюю сторону недостойною внешностью! И как священнослужителям нужно быть внимательными к состоянию своих прихожан, чтобы уметь вовремя приостановить распространение среди их подобного рода заблуждений!В трактате «О вере в Бога, как всеблагого миропромыслителя и верховного мироправителя», автор, указавши в кратком историческом очерке на то, что вера во всеблагое божественное миропромышление и верховное моральное мироправление встречается у всех народов древнейших и новейших, во всех религиях, когда-либо существовавших и ныне ещё существующих, религиях не только высших, совершеннейших – богооткровенных, но и в самых низших, натуральных – политеистических, – переходит к критическому обозрению тех философских систем, в которых исключается эта вера, которыми ниспровергается идея мироправления. Переходя к критическому рассмотрению теорий, враждебных общечеловеческой вере в промысл Божий, автор устанавливает такую точку зрения для своего исследования: «вопрос о живом промыслительном отношении Бога к миру имеет три стороны и вследствие этого возможны три способа решения его». Прежде всего это вопрос спекулятивный, поскольку Бог есть предмет не эмпирического, воззрительного, но только интуитивного, или спекулятивного мышления; вместе с этим это вопрос и научный, поскольку мир-предмет промышления – подлежит эмпирическому, строго-научному знанию; наконец, и едва ли не более всего, это вопрос практический, поскольку вера в промысл Божий есть не абстрактная какая-либо, но живая вера человеческого сердца. Под эти три рубрики он подводит все важнейшие философские воззрения, враждебные рассматриваемому им предмету, формулируя самым ясным образом основные их положения. В первой рубрике автор рассматривает преимущественно пантеистические воззрения, во второй – деистические, в третьей – философские направления эмпирические. Опровергнув антитеистические воззрения всех этих трех философских фракций, автор в заключении говорит: «итак и начали мы свою теодицею верою, и оканчиваем её верою, потому что, как справедливо заметил Кант, чисто-рациональная и чисто-научная теодицея невозможна по самой сущности дела, более же всего по ограниченности нашего познания. Но за то, мы думаем, что точно также невозможна чисто-рациональная антитеодицея, чисто научное отрицание той веры, за непреложную истину которой мы стояли». Автор, точно, ослабляет и опровергает [в своём исследовании те рационалистические воззрения, которыми колеблется вера в эту святую истину. Он метко характеризует несостоятельность воззрений пантеистов, деистов и эмпириков, не признающих и отрицающих веру в Бога, как промыслителя. Слова одного западного мыслителя, поставленные им в заключении, – «в Тебе, непостижимый, становится нам понятным наше собственное существование и существование мира, разрешаются все проблемы бытия и устанавливается наисовершеннейшая гармония; в благоговении пред Тобою мы закрываем наше лице и замыкаем наши уста», – могут служить вывескою всего его длинного рассуждения.На «Отчёте о деятельности церковно-археологического общества и состоянии церковно-археологического музея при киевской духовной академии» мы остановились для того, чтобы познакомить своих читателей с этим недавно открытым учреждением при киевской дух. академии. Цель этого учреждения состоит в том, чтобы сохранять от уничтожения церковные древности и таким образом содействовать учёной разработке церковной археологии. Цель вполне достойная внимания и заслуживающая уважение. В то время, когда на западе уже успели образоваться богатые музеи церковных принадлежностей, и церковная археология сделала значительные успехи, у нас ещё только приступают к собранию и описанию этих древностей, только полагают начало научной разработке церковной археологии, и киевская академия спешит пособить этому доброму стремлению. Желание заслуживающее содействия всех просвещённых людей! Надлежащая, научная разработка этого предмета весьма важна, не только как историческое воспроизведение всех видоизменений, нами пережитых в церковном устройстве, но и как уяснение известного рода идей, руководивших и управлявших в известное время устройством церковных принадлежностей. Вследствие сего, это учреждение на первых порах встретило сочувствие многих просвещённых ценителей пашей старины и в настоящее время между своими членами действительными и членами-корреспондентами имеет многих иерархов, наставников академий и семинарий и священнослужителей. В состав музея, согласно его уставу, поступают не только остатки и снимки церковной архитектуры, живописи, скульптуры и различной церковной утвари, но также рукописи, разного рода рукописные акты, старопечатные книги и гравюры, имеющие близкое отношение к церковной археологии. В настоящее время, благодаря усердию многих членов и членов-корреспондентов, музей обогатился значительным собранием всех этих принадлежностей, и можно надеяться, что с течением времени, при возрастающем сочувствии, киевская академия, устроив богатую коллекцию церковных археологических принадлежностей, найдёт возможным открыть её вниманию просвещённых посетителей древней киевской святыни.«Древним канонарем синайской библиотеки» назван перевод месяцеслова, сделанный известным сотрудником «Трудов Киевской Духовной Академии», архимандритом Антонином, начальником иерусалимской миссии. Канонарем он назван по греческому словоупотреблению, которое указывает на те правила (κανόνας), каким должно было Следовать при совершении известных праздников в течение целого года, и которые обыкновенно полагались под каждым числом месяца. Этот месяцеслов принадлежит IX веку и автор перевёл его собственно для занимающихся церковными древностями, но он не безынтересен и для всех, близко стоящих к церковным порядкам и церковному устройству. Между прочим он может служить наглядным доказательством того, как церковное устройство, постепенно слагаясь, не во всех местностях имело одинаковую форму, одни и те же внешние принадлежности и установления; тем не менее это внешнее отличие не мешало внутреннему единению но вере, духу и любви. Так, в этом месяцеслове все важнейшие праздники Господние и Богородичные упомянуты и поставлены под теми числами, под которыми мы празднуем их память, но в частностях есть значительные разницы: в некоторые дни упомянуты имена таких святых, происхождения которых в настоящее время нет возможности объяснить (напр. Ована, мученика патарского 12-го февраля), в другие дни указаны празднования, о которых в настоящее время сгладилось всякое воспоминание (напр. под 27-м февраля стоит поклонение узде, которую сделала св. Елена). Даже в отправлении больших праздников есть некоторые особенности, ещё в настоящее время соблюдаемые на востоке, но не удержанные нами. Так, например, во втором отделе канонаря, называемом пасхальным, во время пасхальной утрени после канона полагается петь: Слава в вышних Богу,... Святый Боже,.. и за прокимном: воскресни Господи Боже мой,.. следует чтение евангелия от Марка: минувшейi субботе... Это евангелие, по замечанию автора, теперь на всем востоке читается прежде начала пасхальной утрени. Такие частные особенности, отличавшие и отличающие обычаи местных церквей, не нарушают единства духа православной восточной церкви. Перевод этого канонаря сделан при сличении его с греческим синаксарем, послужившим основою Минеи, и латинским мартирологом, лёгшим в основу Бревиария, и может действительно обращать на себя внимание любителя церковных древностей.«Ответ православного на предложенную старокатоликами схему о Св. Духе» представляет обстоятельное исследование о важнейшем догмате христианского вероучения, послужившем, между другими нововведениями римской церкви, причиною обличения и обвинения её в отступлении от завещанного и установленного древнею церковью учения о третьем лице Св. Троицы. Этот ответ был вызван, как известно нашим читателям, переговорами, начатыми старокатоликами, отделившимися от Рима и ищущими сближения с восточною греко-российскою церковью. Вследствие такого стремления со стороны старокатоликов, была образована особая комиссия, назначенная для сношений с православною греко-российскою церковью, которая и составила подробный перечень догматических и обрядовых разностей, отличающих восточную церковь от западной. Этот-то перечень был препровождён в С.-Петербургский отдел общества любителей духовного просвещения. Августейший покровитель этого общества, Великий Князь Константин Николаевич соизволил пригласить к участию в обсуждении этих вопросов наставников академий, желающих содействовать этому доброму делу. Предложенная старокатоликами схема вопроса о Св. Духе послужила основою для вышепоименованного ответа. Автор с полным беспристрастием и истинным уважением к голосу и авторитету древней вселенской церкви обсуждает этот предмет на основании слова Божия, учения вселенских и поместных соборов, писаний отцов и учителей церкви.«Религиозный характер русских государей XVIII века» послужил темою для речи, произнесённой на акте киевской духовной академии. В кратком историческом очерке, автор обращал внимание не на догматические воззрения русских государей и не на личную их мораль, но на выражение их религиозного чувства, на определение ими своих обязанностей к Богу, на созерцание путей промысла Божия. Задавшись только такою целью, автор во всех императорах и императрицах XVIII века видел искреннюю веру в промысл Божий и сердечное отношение к христианскому вероучению. Более других он касался императора Петра I и Екатерины II, приводя их замечательные выражения, характеризующие религиозное настроение. Так, Пётр I говорил о себе: «я солдат и в богословие не мешаюсь»... «я верю всему, на семи соборах утверждённому, потому что св. отцы тех времён были ближе нас к апостолам и лучше нас все разобрать могли»... Так точно рассуждала и императрица Екатерина II, государыня во всех других случаях склонная к свободным и самостоятельным воззрениям. Не считая своим призванием вторгаться в область догматического учения, они по своим воззрениям, привычкам и поступкам были людьми религиозными. «Молись и трудись»... «аще кто не хощет делати, ниже да яст», часто говаривал император Пётр I. В случаях радостных и печальных Пётр I в особенности видел обнаружение путей промысла Божия. Такую же религиозность нередко высказывала и Екатерина II.Статьи Ф. Смирнова церковно-археологического характера; первая из них: «Апокалипсис, как литургический памятник апостольской эпохи» представляет состояние христианского богослужения в век апостольский исключительно по этой книге. В некоторых символических видениях этой книги автор с одной стороны видит отражение в общих чертах литургии конца апостольского века, с другой облечение простой апостольской евхаристии в форму небесного тайнодействия. Не отрицая действительности такого значения некоторых из этих видений, нельзя не пожалеть о том, что автор ясно не формулировал своих выводов о составных частях литургии в век апостольский по этой книге, и вообще не описал по ней её вида. Апокалипсис принадлежит не только к концу первого столетия, но может быть даже к семидесятым годам этого столетия и следовательно далеко не безынтересно было бы ясно и наглядно представить форму и вид богослужения по ней. – «Богослужение христианское со времён апостолов до четвёртого века» представляет постепенное развитие форм богослужения в означенный период. Здесь уже больше ясности и наглядности в указании самой формировки богослужения и постепенного пополнения его составных частей. По разбираемым документам, писаниям мужей апостольских и отцов III века мы можем проследить развитие и образование богослужения до самого четвёртого века, когда оно получило законченный вид. Автор постарался уяснить здесь и свидетельства языческих писателей Плиния и Цельса, упоминавших в своих произведениях о христианском богослужении. – «В происхождении и литургическом характере таинств» автор преследует ту же цель – показать живую и органическую связь их с общественным богослужением. Были ли таинства, спрашивает автор, явлениями чисто-самостоятельными, собственно-христианскими, или же они имели исторические первообразы в дохристианском культе? являются ли они в первоначальной практике и священ. писаниях как литургические акты? Основываясь на словах писания, автор даёт утвердительные вопросы касательно таинства крещения и миропомазания, на которых он пока остановился. В прозелитском крещении и некоторых религиозных омовениях языческих он видит только подготовительные элементы, но не признает за ними никакой внутренней связи с христианским крещением; в тесную связь с христианским крещением он ставит только крещение Иоанна Крестителя; но на основании слов писания полагает между ними существенное различие. Такую же самостоятельность и независимость он признает и за существенными принадлежностями таинства миропомазания. – Вообще, церковная археология у нас пока еще новая наука, и являющиеся исследования но ней, как первые попытки к такому или иному решению вопросов, могут обращать на себя внимание.«Установление в русской церкви праздника 9-го мая, в память перенесения мощей святителя Николая из Мир ликийских в г. Бар» заслуживает внимание в том отношении, что представляет попытку к уяснению происхождения этого празднества в нашей церкви. Как известно, праздника этого нет в церкви восточной, да и в самой западной церкви он считается праздником местным; между тем у нас он пользуется большою известностью. Каким же образом, когда и кем он установлен? На эти-то вопросы автор старается ответит на основании сведений, заимствуемых из западных анналов, исключительно одних и сохранивших для нас предание об этом празднике. По собранным сведениям из этих анналов автор полагает, что перенесение мощей святителя Николая из Мир ликийских, прежде принадлежавших константинопольскому патриархату, но в это время отторгнутых мусульманскими завоевателями, в г. Бар апулийский (лежащий на юге Италии) последовало в 1087 году, вследствие бедствий, опустошений и разорений, постигших Мирликийскую церковь. Молва об этом событии, вследствие существовавших в это время сношений с западом и в частности с Римом, могла распространиться и в нашем отечестве. Слава этого святителя, известного своими необычайными чудотворениями, побудившая учредить местное празднество в Апулии, могла расположить и наших соотечественников учредить у себя это празднество. Таково в сущности решение вопроса, поставленного автором. Конечно, решение его не может считаться окончательным, но оно заслуживает внимание как первая научная попытка к уяснению этого неизвестного события.Из других статей научного содержания этого издания мы можем поименовать следующие: «Происхождение книги Екклезиаст» Е. Филарета, «Восток христианский» преосвященного Порфирия, «О первом и втором послании Климента римского» К. И. Скворцова. «Происхождение кн. Екклезиаст» представляет ещё только начало обширного исследования об этой книге; но по широкому знакомству с иностранною литературою, по критической оценке мнений и взглядов на происхождение этой книги, по подготовке данных к решению вопроса, это исследование и в настоящем виде может привлекать уже к себе внимание специально изучающего книги св. писания. Из начала постановки дела видно, что автор в своём решении вопроса разойдётся с мнениями большинства западных писателей, специально изучавших эту книгу. «Восток христианский» это продолжение трудов, посвящённых уяснению истории восточных церквей, приобревшего у нас уже известность своими исследованиями в этой области, преосвященного Порфирия. Статьи «О первом и втором послании к Коринфянам Климента римского» представляют новое научное решение этого вопроса, основанное на внимательном изучении предмета. Другие статьи этого журнала принадлежат к области светских наук и потому мы не останавливаем на них внимания своих читателей. Вообще же богатством и обилием содержания «Труды Киевской Духовной Академии» превосходили другие периодические издания, выходившие при духовных академиях, в течение минувшего года.Бродячая Русь. Прошаки и запрощики. С. Максимова 69 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 6. С. 193–204.Имя г. Максимова очень хорошо известно русской читающей публике. Немногие из наших, так называемых народных писателей, так добросовестно и отчётливо изучили быт нашего простого народа, его бытовую и религиозно-нравственную стороны жизни, как г. Максимов. В этом отношении могут стать в уровень с ним разве только покойный Даль (Казак Луганский)70 и г. Мельников (А. Печерский), продолжающий свою литературную деятельность и до настоящего времени71. Оригинальность и самобытность таланта г. Максимова в изучении народного быта не подлежит никакому сомнению и давно признана критикою. Не говоря о позднейших его произведениях, напр. на Востоке, Поездка на Амур. Лесная глушь, Ссыльно-каторжные в Сибири и др., довольно указать на его первое, кажется, по времени сочинение: Год на севере (1855–1856 гг.), чтобы убедиться в оригинальных свойствах его таланта: чрезвычайной наблюдательности, отчётливости в описании бытовых сторон жизни народа, изумительной памяти и, главное, особенного сочувствия к интересам жизни смышлёного, выносливого и терпеливого при всяких условиях жизни, нашего труженика-народа. Распространяться обо всем этом мы считаем делом совершенно излишним. Кто из наших сельских пастырей, особенно близко стоящих к простому народу, пожелает ближе познакомиться с сочинениями г. Максимова, может сам выписать и прочитать их целиком, и мы уверены, что он найдёт в них много интересного и поучительного в своих отношениях к пасомым. В настоящем случае мы хотим обратить внимание наших пастырей на тот мотив, которым в большей или меньшей степени проникнуты все сочинения г. Максимова; это религиозно-нравственный мотив в жизни нашего простого народа.Приверженность нашего народа к религии известна всякому, но известно также и то, что, вследствие особых исторических условий жизни, особого склада и развития ума, вообще недалеко ушедшего от непосредственности религиозного созерцания, религиозность эта принимает формы своеобразные, иногда полные искренности и детской наивности, иногда грубые, доходящие до уродливости, иногда сурово-аскетически строгие, доходящие до высокого самоотвержения. На одно из подобных проявлений религиозной жизни нашего народа и обратил внимание г. Максимов в статье, заглавие которой мы выписали в начале и с которой желаем познакомить наших читателей, в уверенности, что сельс. священников неможет не интересовать рассматриваемая в статье сторона религиозной жизни нашего народа.Что это за «Бродячая Русь»? Что это за «Прошаки и запрощики»? Такие оригинальные названия некоторых людей, бродящих по Руси, могут привести многих читателей в недоумение; иной подумает, что под прошаками разумеются обыкновенные нищие, которые действительно бродят по святой Руси, из села в село, особенно по праздникам, просят под окнами милостыню, с разнообразными приговорами и припевами; а запрощиками, пожалуй, назовёт мелких торговцев, которые тоже разъезжают по сёлам и деревням с разным товаром, начиная с маковой избоины, иногда с разным хламом, продают его на медные гроши и в обмен разных домашних продуктов и разного хламу, начиная с костей и старых гвоздей и кончая яйцами и хорошим житом. Но не этих прошаков и запрощиков разумеет в своей статье г. Максимов. Под прошаками и запрощиками автор разумеет тех своеобразных, типичных личностей разного звания и состояния, образцом и прототипом которых служит известный «дядя Влас» г. Некрасова. «Это люд, по словам автора, коротко всем знакомый и великому большинству всероссийского человечества любезный. Везде он: на столичных дворах, на сельских ярмарках, на деревенских базарах, на церковных праздниках; и в народной толпе, и около лавок, и на церковных папертях на почётном месте, впереди нищей братии при выходах, в ожидании тех крупиц, которые остались от сборов внутри церкви.Неизбежен он в самых темных уголках православного царства и невидим только разве в инородческих улусах, где ещё и до сих пор плохо веруют, или совсем не веруют в Бога, да в тех несчастных местностях, где у самих нет ни гроша на соль, ни на дёготь, ни на подати. Зато в местах сытых, в городах купеческих и в церквах соборных этого люда длинные шеренги из целых десятков. А потому в разных местностях для них самые разнообразные прозвища. Называют их сборщиками, прошаками, запрощиками, кубраками, лабарями и т. под. Все эти сборщики по происхождению своему мещане, крестьяне и отставные солдаты72, (небольшой сравнительно процент составляют монахи и монахини), люди большею частью пожилые и всего чаще лысые, одетые в синий или черный армяк мещанского покроя, круто запахнутый и высоко подпоясанный но праздничному, с претензией на солидность и некоторого рода торжественность. У каждого прошака непременно книжка, обёрнутая в тафтяную черную тряпочку с нашитым крестообразным позументом. На книжки лежат медные гроши и пятаки. Книга прошнурована, шнур припечатан казённой сургучной краской печатью и на последней страничке прописано свидетельство какой-нибудь консистории».Что же это за особый скитальческий, «бродячий» по матушке России люд? Чем мотивируется его скитальческая жизнь? Сбирает он обыкновенно на церковь Божию, на каменное строение, просит «поусердствовать» православных для какого-либо святого, чаще всего для «Николы угодника, для Спаса и Пречистой Богородицы». Но откуда выродился, как образовался этот многочисленный бродячий люд? Какие внешние обстоятельства вынуждали и вынуждают его обрекать себя на такой трудный, скитальческий подвиг, оставлять часто домы, родных, семейство? Какие особенные, внутренние расположения вызывают его на такое исключительное религиозное дело? Какими особенными, типическими чертами отличаются подобные лица от других людей, живущих в обществе и не менее их религиозных, и какое отношение самого общества к этим людям? Вот любопытные вопросы, которые предложил себе решить и решает наш автор в своей статье. Постараемся по возможности обстоятельно познакомить наших читателей с этим своеобразным русским типом – прошаков, насколько он выяснен в статье г. Максимова.Мы заметили выше, что прототипом всех наших прошаков, сборщиков на церковное строение может служить известный «дядя Влас – старик седой» г. Некрасова. Что черты этого строгого подвижника, у которого «сила вся души великая в дело Божие ушла», схвачены поэтически верно, в этом нет никакого сомнения. Таких, как Влас, замаливателей прежних грехов и преступлений было особенно много в древней Руси, в различных видах. Тем не менее тип, выведенный г. Некрасовым, верен действительности только в некоторых своих чертах. Величавый образ дяди Власа, покаявшегося в своих преступлениях и трудящегося для спасения души, прекрасен, искренность религиозного чувства его и энергия воли в преследовании своей высокой цели принадлежат в большей или меньшей степени каждому подвижнику; но мотивы, выдвинувшие его на этот подвиг, относятся далеко не ко многим лицам подобного рода. Объяснений типа сборщиков, столь известного до сих пор на Руси, нужно искать, по мнению г. Максимова, в самой почтенной древности. Это, прежде всего, «выходцы из отдалённых времён нашей истории, воспитанники и подражатели первых наставников наших в вере и религиозных обычаях – греков. Появление этого оригинального типа несомненно относится к той эпохе, когда паломничанье было в общем обычае, когда выходил на промысел всякий пешком, когда, бродя на своих доморощенных ногах, справлял работы своего досужества, уменья и знанья всякий ремесленник, когда пешком ходила самая торговля, ходил из конца в конец православной Руси и странник за усердным подаянием, «апостольским способом в подвиге добром подвизался», и притом с таким сердечным убеждением, что способ этот глубоко укоренился и в последующих поколениях и в нетронутом виде дожил до наших времён. Проторили с тех пор пошире дороги, покрепче укатали их, облегчили путь конным, а прошаки кое с кем из ремесленников и торговцев все ещё на своих на двоих. Где присядет Христа ради на облучке попутной телеги, где воспользуется пароходом или паровозом, а то-все больше пешком по окольным дорогам, которые, как и он, все ещё, во множестве мест, в том же первобытном историческом виде. Столько же и теперь труден его подвиг по безлюдью и бездорожью, как и тогда, когда заветшали церкви на погостах, выстроенных удельными князьями в своих отчинах и дединах, по примеру первой христианки – Ольги (уставившей погосты по рекам Мете и Днепру), и когда собственно впервые и проявился на св. Руси этот почтенный класс деятелей. И теперь учёный историк, любознательный археолог сумеет распознать в лице прошака любезные признаки почтенной древности: в простоте и краткости просительного стиха, не обладающего разнообразием и избытком жалобных слов. И в самом напеве его в два тона, по образцу всех духовных стихов, старин и былин, распеваемых старцами и слепцами, – тот же археологический признак, указывающий на почтенное время бедности мотивов и отсутствие мелодий. Речитатив с пригнуской. Не дальше стоит он выкриков нищих и далеко ещё ему хотя бы и до того вычурного крика, на который, напр. здесь же в Петербурге, раздаются припевы приглашающих купить «цветы-цветочки». Одна только книжка в руках – продукт новейшего времени, слабо верующего чужой совести, среди соблазна медными, серебряными и бумажными деньгами».Таким образом несомненно, по мнению автора, что современные сборщики ведут своё происхождение из давней старины. Из каких же краёв нашего обширного отечества в настоящее время составляется контингент их? Откуда по преимуществу являются эти выходцы, собирающие на церковное строение? Россия, давно сказано, велика и обильна, обильна она и богатыми монастырями, красующимися своими высокими колокольнями, крепкими стенами с массивными башнями, богата и благолепными храмами с блестящими иконостасами, с серебряными, вызолоченными, унизанными драгоценными камнями ризами на иконах. Но далеко не везде представляется такое благоукрашение храмов и далеко не во всех местностях России расположено самое число храмов соответственно религиозным потребностям народа. От разных исторических обстоятельств и разных других условий в иных городах и местностях настроено церквей слишком много; в других слишком мало; в одних местах храмы Божии благоустроены и благоукрашены, – в других скудность и бедность иногда напоминают содержание и обстановку деревянной церкви Свят. Троицы во времена пр. Сергия Радонежского. Далее, те же исторические причины и обстоятельства обусловливают самое обилие храмов в честь тех или других святых в известных местностях. Все это имеет влияние как на самое количество сборщиков из известных местностей, так и определяет личные, типические черты их.Говорят, что покойный Даль умел определять выходцев разного рода не только по губернии, но даже чуть не по каждому уезду, к которому принадлежал выходец. Типические особенности языка и выговора служили учёному критерием для распознавания разного рода встречавшихся ему лиц, попадавшихся ему в его собственных странствованиях по России. Наш автор прибегает к тем же самым приёмам для ближайшего распознавания своих прошаков. «Сколько бы, говорит он, однообразен ни был покрой платья, употребляемого сборщиками, умеющими на этот раз сделать так, как говорит пословица, что все волки ночью серы, тем не менее опытное ухо, прислушавшееся к народному говору, не затруднится отгадать приблизительно, с какой стороны Руси пришёл этот незнакомец. Иногда нет нужды прибегать к продолжительному разговору, чтобы наловит побольше признаков, характеризующих его родину, – одно даже слово, неизбежное в его просительном припеве – «церковь» сумеет указать, откуда вылетела птица. Церковь, как мы это пишем и произносят его люди образованные, принадлежит говору центральной России, выросшей под влиянием Москвы. Новгородчина, так сказать, глухая лесная Русь, умудрилась выговаривать это слово «церква». Затем, если из ближайших к Москве жителей кто выговорит «черковь», то это несомненно тверяк, или вообще житель верхней Волги, всего вернее из города Торжка. Если же кто сумел отчеканить так, что стало «тшерковь», то смело говорите ему, что он вязниковец или из тех владимирцев, которые живут ближе к Оке. За Окой, в нижней части нижегородской губернии, говорят уже «черква». В отличие от всех и на удивление всех, Владимирский переяславец выговаривает даже «цчерква». – Тут и там, продолжает автор, древняя Русь настроила монастырей и церквей в таком обилии, что какой-нибудь маленький олонецкий Каргополь владеет 2-мя монастырями и 22-мя каменными церквами при 2-х тысячах жителей; Вологда с 51-ой церковью и 2-мя монастырями при 18-ти тысячах и т. под. Наследие прадедов, от различных невзгод ушедших за Урал, в качестве первых поселенцев Сибири, досталось в таком размере, что 100 человек должны содержать причт и поддерживать церковь. А так как весь север значительно опустел и год от году пустеет народом все более и более за то, что плохо и неуверенно кормит, держа в постоянной проголоди, и гонит вон, на чужую сторону, – то само собой и «матушка-черква» нуждается в таком ходатае, который походил бы от неё, помолил бы за неё доброхотливых подателей.На чьё же имя собирают, каких святых всего более чествуют и поминают прошаки? Всего более чествуется и поминается имя «Николы угодника». И это потому, говорит автор, что «Русь, расселяясь по рекам и озёрам, много плавала, подвергаясь многим опасностям от воды, а епископу Мирликийскому приписывается особенное покровительство пловцам и мореходам. Особенно чествуют его при самых реках, морях и озёрах. По безлюдью Белаго моря – «от Холмогор до Колы тридцать три Николы», по словам местной поговорки, да и тодолжно быть довольно старой, потому что на самом деле подлинным счётом их 40. По западной Двине, по Висле и по Неману, где православие всего более подвергалось гонениям, народ успел однако выстроить 109 церквей (в витеб., вилен. и ковенск. губ.) в честь св. Николая, а из наиболее чтимых святых: Петру и Павлу 20-ть, Георгию Победоносцу 38, Пятнице-Параскеве 22, Илье пророку 30 и т. дал.Выпрашивание подаяния сборщиков на ту или другую церковь приводить, по замечанию нашего автора, к важным историческим соображениям, именно указывает на первоначальное расселение наших предков-славян и особенности из религиозного быта. «Ушедшие язычниками по богатым системам рек, говорит г. Максимов, с юга на север, славяне в те времена, когда вышли к нам для проповеди св. евангелия греки, владели уже укреплёнными местами и имели возвышенные пункты и особые места, посвящённые народным божествам и религиозным обрядам. Византийские греки, с помощию князей и под защитою их дружин крестя народ и знакомя его со святыми представителями за человеческие нужды, сумели сделать так, что на всех возвышенных местах, командующих окрестностями и круто выступающих в воду (обыкновенно в реку), где славяне предпочитали избирать места для богослужения Перуну, – очутились храмы на имя св. Илии. Точно также при рудниках в низинах и оврагах, при источниках рек явились храмы Пятницы-Параскевы с непременным деревянным изваянием св. мученицы этой; на выгонах городов, где пасётся скот местных жителей, вверенный охранению Велеса, встали христианские церкви во имя священномученика Власия и т. д. Факты эти, замечает автор, чрезвычайно очевидны и последовательны во всех местах древней языческой Руси: на западе и севере её. В Киеве, в Чернигове, в Мстиславле, – словом, во всех местах, спопутных движению проповедников из Византии, по Днепру и его притокам: Десне, Соже, Припети и т. д. первые городские церкви посвящены имени св. Илии, и только когда выяснились между укреплёнными пунктами центральные и главные, к которым тяготит народ, как вся Греция к Византии, появились храмы Господней «Премудрости» (Софии), по примеру великолепной и знаменитой византийской. И в Киеве на Днепре, и на Двине в Полоцке, и в Новгороде на Волхове, и в Вологде, даже в Тобольске в Сибири – словом во всех тех городах, которые были первыми на Руси и начальными, и коренным центром народной защиты и управы».«При дальнейшем переселении народа, продолжает наш автор, уже окрещённого в христианскую веру и действовавшего в делах её самобытно, а в трудах переселения по голодным, необитаемым странам, не перестававшего испытывать громадные лишения и трудности в непролазных лесах, среди безнадёжных болот, являлась единственная надежда а за ней и горячая молитва всемилостивому Спасу. И его имени воздвигался первый храм, лишь-только нога людская ощущала под собою твёрдую и сухую почву и глаза видели обнадёживающее и обеспечивающее приволье. Так поступила полоцкая княжна Евфросиния в первые христианские времена на Руси (1160 г.) на реке западной Двине; точно также поступили и позднейшие, самые дальние и смелые выселенцы Савватий и Зосима, основавшие обитель на морском берегу (соловецком) в 60-ти верстах от берега и жилых мест в 1436 г. Спас в Холмогорах (первый на северной Двине), в Тотьме, Вологде, Ярославле, Суздале, Нижнем, т. е. почти во всех северных городах, известных своею древностью, и в той же стране, враждебной православию, но населённой коренным православным народом, сохранилось до сих пор 77 спасов (из них 47 спасов преображения), тогда как только 51 троица, 17 церквей Св. Духа. Надежда на предстательницу христиан, скорую помощницу и молитвенницу Матерь Спасову не замедлила в свою очередь выразиться в множестве храмов, посвящённых Пречистой, но уже в те времена, когда переселения, от векового опыта, стали легче и страны оказались более гостеприимными.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 6. С. 205.Поучения к сельским прихожанам о божественной литургии, свящ. Михаила Поспелова. Цена 75 к., с пер. 1 руб. Выписывающие не менее 4 экземпляров за пересылку не платят.Требования благоволят присылать: на имя автора, в Воскресенское почтовое отделение нижегородской губернии.№ 7. Февраля 16-гоТворения св. Тихона еп. воронежского и задонского, как пособие для проповедников73 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 7. С. 206–216.Другое произведение, обессмертившее память св. Тихона, как народного учителя, есть «Сокровище духовное, от мира собираемое». – «Сокровище духовное» написано святителем, как и об «Истинном христианстве», во время пребывания его в скромной задонской обители. Удалившись сюда с кафедры по причине телесных недугов, он не мог отстать от привычной своей деятельности. Привыкши к самоотверженным пастырским подвигам, он и в монашеской кельи не мог оставить прежнюю свою паству без попечения. Эта тревожная мысль особенно овладела св. Тихоном, когда его здоровье несколько поправилось. Из желания, по крайней мере чем-нибудь послужить на общую пользу, он в стенах уединённого монастыря написал «Сокровище духовное» для общеназидательного чтения.«Сокровище духовное, от мира собираемое» состоит из нескольких отдельных статей, не имеющих, по-видимому, внутренней связи между собою. Впрочем, внимательное чтение статей, вошедших в «Сокровище духовное», открывает внутреннее единство целого произведения. По прочтении двух-трёх статей уже угадываешь, какая мысль руководила пером святителя при написании этого произведения. У святого отца в высшей степени было развито сознание вечного призвания христианина; его духовный взор постоянно обращён был к небу, и потому в мире видимом он повсюду находил указание на невидимый мир; все здесь напоминало ему о царстве Христовом, к которому христианин предназначен и должен стремиться неуклонно. Имея такой взгляд на мир, святитель Тихон желал приучить к тому же и каждого христианина. «Как купец, говорит он в самом начале книги, от разных стран собирает разные товары и в дом свой привозит и скрывает, так христианину должно от мира сего собирать душеспасительные мысли и слагать их в клети сердца своего и тако душу свою созидать». Вот цель и основная мысль всего «Сокровища духовного», – мысль о призвании человека к жизни вечной проходить чрез все статьи и служит связующим их звеном.Назначение человека к жизни вечной, долг его сообразоваться с этим назначением, – предмет обширный, который обнять в нескольких словах невозможно. Посему св. отец, намереваясь изложить многосодержательный предмет, разделяет его на части и посвящает по нескольку статей для рассмотрения каждой из различных сторон предмета. Желая указать человеку на конечную цель его земной жизни, святитель ведёт мысль читателя к началу мира и раскрывает пред ним картину ветхозаветного домостроительства. Таковы статьи под заглавием: «мир», «свидетели», «человек, впадший в руки разбойников и от них уязвлённый» и под. Во всех этих и подобных статьях св. Тихон даёт понять читателю, что человек изначала создан для вечной и блаженной жизни, и что хотя он и лишился первоначального блаженного состояния, но благость Творца употребила все средства к тому, чтобы человеку возвратить первоначальное блаженство; она чрез закон и пророки призывала его к жизни вечной.Чтобы как можно более раскрыть свою мысль о назначении и призвании человека к жизни вечной, святитель вводит читателя в тайну воплощения, раскрывает пред ним цель и плоды искупления, совершенного Иис. Христом. В статьях: «пленник и освободитель», «преступники и радостная им весть», «бедствующие люди и царь их посетитель и им состраждущий», «осужденник и казнь ему смертная» и др., св. Тихон со всею очевидностью доказывает, что Бог по бесконечному человеколюбию своему открыл чрез единородного Сына Своего прямой путь к вечности. Для примера выписываем коротенькую статейку из перечисленных, под заглавием – «пленник и освободитель». «Аще бы кто в пленении был, говорит святитель воронежский, и тамо всякое мучение от пленившего мучителя терпел и ничего не ожидал бы от него, кроме горькие смерти; а пришёл бы к нему добрый и сильный человек и сказал бы ему: вот я освобождаю тебя от горькой сей работы и всего бедствия и приведу тя в отечество твоё, только иди за мною: о коль с великою радостью восхотел бы той бедный пленник идти и последовать тому милостивому освободителю! Христос, Сын Божий, всесильный и всеблагий к нам пленным, пришёл с небесе, от Отца Своего небесного посланный, и глаголет нам: Я к вам от Отца Моего небесного послан освободить вас и привести вас к Нему в небесное Его царство: Азъ есмъ путъ и истина и животъ: никто же пріидетъ къ Отцу токмо Мною (Ин.14:6). Аще убо хощете в вечное оное царство прийти и небесное царствие наследовати: идите за Мною и приведу вас туда... Пойдём, христиане, за Христом, избавителем нашим, который к нам пришёл и милостивно посетил нас, и зовёт нас в небесное своё царствие»...Установивши таким образом раскрытием ветхозаветного домостроительства и искупления людей Христом в нов. завете мысль, что человек предназначен и призван к жизни, будущей – вечной, св. Тихон выводит отсюда прямое заключение, что настоящая наша жизнь есть только странствование к вечности, и что мы потому не должны привязываться ни к чему земному, на все блага обязаны смотреть, как на кратковременные средства на пути к вечному отечеству. Чем Бог позволит нам пользоваться в этой жизни, – будем пользоваться, благодаря Его благости, но никогда не должны забывать, что мы странники и должны всегда готовиться к вечной жизни. Эти мысли раскрыты у него в следующих статьях: «странник», «гражданин», «пресельник», «путник», «и мы туда пойдём», «свеча горящая», «вода мимо текущая» и пр. Из поименованных здесь статей особенное внимание обращает на себя статья: «вода мимо текущая». В ней св. отец предлагает собственную исповедь и личным опытом свидетельствует о скоротечности, превратности и ничтожестве настоящих благ. Устремляя свой взор вперёд, он ясно видит приближающийся конец своей жизни, а озираясь назад, усматривает все широкое поле жизни, пройдённое им, и с глубокою грустью в сердце говорит, что был он отроком, мужем совершенным и крепким, встречал горести и удовольствия, испытал болезни и здоровье, изведал благополучие и неблагополучие, имел друзей и врагов, жил в бедной хижине и знатном доме, сидел за бедною и роскошною трапезою, пользовался почётом и пр.; но вот прошли дни, а с ними и все прошло. «Пройдёт и все, что ныне в сем времени случается: яко все с преходящим временем проходит. Что един человек на себе дознаёт, так заключает святитель свою исповедь, тое и всякому случается... Как под небом то ведро, то пасмурно, то непогода, то буря, то ясно, то тишина бывает, тако и всякому человеку случается, то в благополучии, то в неблагополучии, то в страхе, то в покое, то в печали, то в радости быть... Видишь, христианине, что как вода мимо текущая и все по ней пловущее, тако время жития нашего и все современен благополучие и неблагополучие наше проходит... Как прошедшие дни наши, аки во сне видим, и с ними все благополучие и неблагополучие: тако и прочее время при конце жития, как во сне, будем видеть, и только помнить; будем тогда и мечтать, что тое и тое с нами было. Такое-то житие наше в мире сем есть! Не тако житие будущего века»... По-видимому, начертана простая картина настоящей жизни, но она чрезвычайно жива, сильно действует на сердце и как бы невольно обращает нашу мысль, наше желание к другой, высшей, вечной жизни.По той мере, как для читателя все более и более уяснялась мысль о нашей настоящей жизни, как о переходном состоянии, как о приготовлении в вечности, святитель Тихон определяет и характер нашего земного странствования к небесному отечеству. Уже и в рассмотренных нами статьях он неоднократно замечал, что наша настоящая жизнь не просто странствование к вечности, но странствование, исполненное опасностей и треволнений. Но, не довольствуясь этим, он нарочито написал несколько статей, в которых преимущественно объясняет всю трудность пути к вечности. Статьи, объясняющие трудность пути к небу, встречаются у него под такими заглавиями: «брань», «сети на пути простертые», «корабль», «судно иди лодка на реке», «высокое древо», «посреде малого леса» и пр. Напр. в статье – «сети на пути простертые» св. Тихон в таком виде представляет путь к вечности: «Видим, говорит он, что люди в тех местах, на которых птицы и звери ходят, тайные простирают сети, дабы их теми уловить. Так сатана, христианине, простирает нам сети свои и тщится нас уловить в них. Мы по св. крещении благодатию Божиею взошли на путь спасительный и тем тщимся приити к небесному нашему отечеству, к которому от Создателя нашего созданы, падшие искуплены и словом Божиим позваны и банею пакибытия обновлены. На сем нашем пути многоразличные сети распростирает враг наш, дабы нас теми уловить в свою погибель... Простирает сети любви мира сего, гордости и суеты его. Представляет всякой душе христианской честь, славу, богатство и роскоши мира сего, и шепчет во уши, как хорошо и приятно быть в чести, от всех почитание и поклонение иметь, быть в богатстве, жить в богатом и красном доме... Так шепча, замышляет лукавый дух, дабы бедный человек в таких суетных мыслях запутался и не помышлял о должности и звании своём христианском и забыл бы, то он искуплен, позван и обновлён к вечному животу... Видим его и сии сети, что он, когда сам чрез себе не может уловить человека, посылает к нему злых людей, служителей своих, чрез которых, яко истое своё орудие, тщится уловить его. Отсюда видим много прелестников, хитрецов, обманщиков, которые притворяют себе добрыми и тщатся вкрасться в сердце благочестивое и в содружество с ним, но внутрь волки во овчих кожах... Простирает сети свои диавол, когда восставляет на нас гонение, злобу, ненависть, посмеяние и поругание людей. Отсюда-то бывает, что души благочестивые много страждут от любителей мира сего и слышат таковые клеветы, на языках, и устах человеческих носимые, каковых на себе не знают».Но если путь к вечности тернист, то покой вожделенен для прошедших оный; чем больше трудностей и подвигов, тем большая награда за перенесение их. Ободрения путнику и утешения его надеждами на будущие блага св. Тихон предлагает в статьях: «не бойся, я с тобою», «путник и вожд», «семя», «сеятва и жатва», «счастие», «покой», «всякая вещь на своём месте успокоевается», «идущие и пиющие на трапезе», «входящие в чертог царский», «ныне ты всех бед освобождаешься» и пр; «Видим в мире, сем, говорит он, напр., в статье «путник и вождь», что путник, которому путь к намеренному месту незнаем и неизвестен, требует и ищет вождя себе, а без вождя удобно заблуждает и не доходит до намеренного места. Возлюбленный христианине! Мы в мире сем странники есмы и хощем дойти до желаемого нами небесного отечества... но путь к нему неизвестен и страшен нам. Неизвестен: ибо не знаем, как туда дойти. Страшен: ибо бесчисленные демоны, как разбойники, окружают его и идущим препятствуют и тщатся не допустить до оного. Требуем убо непременно искусного и премудрого вождя в таком важном деле. Где же нам искать. В премудрых и разумных века сего? Нет!... Пророки, апостолы и учители вси указуют на Ис. Христа, Сына Божия. Он есть единый верный вождь к небесному отечеству... Ему последовали вси святии, и привёл их в землю кипящую мёдом и млеком... О христиане! прилепимся и мы к благословенной и святой дружине сей, и пойдём за Иисусом верою, любовью и смирением и приведёт нас в вечное царство Божие»...Так св. Тихон располагает читателей смотреть на настоящую жизнь и бороться с трудностями земного странствования? Но это только одна сторона книги «Сокровище духовное». Он ведёт читателей до предположенной цели не только положительными наставлениями, но и обличением заблуждений и пороков действительной жизни. Всегда внимательный к жизни и поведению своих ближних, св. Тихон, видел равнодушие современных христиан ко всему, что относится к миру благодатному, к жизни вечной, к судьбе за гробом. Особенно высшие слои общества в его время жили так, как будто для них не могло быть будущей жизни. Почти всеми овладело стремление к удобствам жизни и к роскоши и желание жить привольно – на широкую ногу и блистать внешним лоском. Для удовлетворения разнообразных и утончённых потребностей и прихотей, нужды деньги; неимевшие их не пренебрегали незаконными средствами для обогащения. И вот судьи стали злоупотреблять правдою, помещики начали притеснять крестьян, богатые не обращали никакого внимания на бедных и пр. Этот-то образ жизни своих современников, происходивший от неправильного воззрения их на настоящую жизнь, от забывчивости высшего назначения человека, св. отец очерчивает в нескольких статьях. В статье под заглавием – «Царь и даяния его похититель» он пишет: «Как сильный пожарь или как моровая язва охватила и поразила всех страсть к неге, удобствам жизни и к роскоши Не хотят уже жить, как только в богатых и знатных домах; не хотят сидеть, как только за богатою, разных снедей наполненною трапезою; не хотят вкушать, как только избранного и дорогого вина; не хотят ходить, как только в шелковых и красных одеждах, куньих и собольих шубах; не хотят проезжаться, как только в английской карете. И тамо толикая суета, гордость и пышность мира сего вошла в христианство, и день ото дня умножается, что если бы предки наши восстали от мёртвых, то и не узнали бы своего отечества!.. У предков менее было роскошей, так ближе благочестие и менее нищих и убогих людей, ибо они менее брали с людей, а более давали нищим и убогим. У вас умножились роскоши, так умножилось нищих и убогих. Вы начали в богатых домах жить, так много находится жалких, которые хижины не имеют, не имеют, где главы приклонить!»... От общей деморализации не обеспечено было и юношество. Когда св. Тихон жил в задонском монастыре, то все окрестные дети приходили к нему, как к своему отцу. Он любил разговаривать с ними и наблюдать их склонности. Святитель сознавал всю важность христианского воспитания детей. Но, присматриваясь к воспитанию детей, которые к нему приходили, имеющих все средства для наилучшего образования и развития, он не мог не замечать, что это воспитание не только не помогало облагорожению нашей природы, не приводило воспитанника к такому состоянию, которое гораздо хуже самого невежества. В чем состояло тогдашнее воспитание детей и каково оно было, св. Тихон указывает, между прочим, в статье «малое деревцо». В ней показано, что детям доставляли тогда бессодержательное модное воспитание: обучали их говорить по-немецки, французски и итальянски, им давали такое образование, благодаря которому можно было обеспечить своё положение в обществе – знакомили с политикою и художествами: но о воспитании детей в духе христианского благочестия и не думали. «Многие учат детей светской политике, читаем в статье «малое деревцо». иные стремятся изучить купчество и другие художества, иные научают иностранным языкам, по-французски, немецки, итальянски говорить, по по-христиански жить едва ли кто поучает. А без сего всякая мудрость буйство есть. Что пользует христианину по-французски, немецки, итальянски говорить, но безбожно жить? Что пользует в купчестве и художествах искусным быть, но страха Божия не иметь? Такие художники и мудрецы злейшие бывают, паче неискусных простяков. Юное сердце, яко ко злу склонное, на всякое зло стремится, когда страхом Божиим и уздою наказания не воздерживается, а иже таковые, которые науками и художествами ум свой обуревают, но волю не направляют, на все-злое искусны бывают, как и самые примеры показывают. Сего ради, христианине, первое тщание твоё да будет о том, чтобы детей своих научить жить по христиански. Все бо учение твоё и наставление без того ничто же есть. Бог не взыщет от тебе, учил ли ты детей своих светской политике и иностранным языкам, но взыщет, учил ли ты по-христиански жить. Горе юным детям, у которых отцы злые. Но сугубое горе отцам, которые не только не научают добру, но соблазнами своими подают вид ко всякому злу. Истинный отец не тот, кто родить, а тот, кто воспитывает и научает. Блажен родитель, который и ко временной, жизни родит, и к вечной жизни отродить детей своих. Окаянен родитель, который ко временной жизни родить, но к вечной жизни двери – им заключает, то небрежением доброго воспитания, то своими соблазнами».Полное и всеобщее равнодушие к вечности, образ жизни современников, противоречащей высшему назначению человека, глубоко возмущали сердце святителя, и потому он хотел разбудить усыплённую совесть своих ближних, укорял их в неблагодарности к Творцу и Искупителю и обличал в злоупотреблении дарами искупления в статьях: «благодетель и от него получающий благодеяния не благодарен», «господин и раб», «царь и подчинённый от него и подданный», «подлый человек, высокому лицу усыновлённый», «отец и дети» и под. Как сердобольный отец он просил и умолял их возвратиться на истинный путь, исправиться, прибегнуть к безотлагательному покаянию в статьях: «воротись, не туда пошёл!», «осмотрись!», «не касайся, зде яд!», «чего ты стал?», «куда ты, идёшь?», «чей ты?», «за чем ты здесь?» и пр. Неисправимым он грозил жестокими будущими наказаниями. Сюда относятся статьи: «человек на суд зовомый», и пр. Чтобы познакомить читателя с током и направлением только-что перечисленных статей, позволяем себе остановить его внимание хотя на одной из них, именно на статье под заглавием – «завтра прииду!», как на более, коротенькой сравнительно с другими. «Слышим слово сие от людей: завтра прииду. Слово сие говорит человек, когда его другой к себе зовёт; тогда он или делом каким занят или иную какую нужду имея и от дома своего отлучитися не могучи, зовущему его тако отвещает: завтра прииду. Христианине! Христос нас зовет к себе и зовет всегда и непрестанно: пріидите ко Мнѣ вси труждающіеся и обремененніи, и Азъ упокою вы (Мф.11:28).Здесь Христос Господь призывает к покаянию и чрез покаяние всех грешников к Себе. Но многие христиане отлагают тое покаяние, и как бы отказывают Христу, и хотя не устами, но сердцем говорят: завтра прииду. У всех таковая мысль есть и слово сие, завтра прииду, в сердце имеется, которые день ото дня обращение и покаяние истинное отлагают. Все таковые говорят в сердце своем: завтра прииду. Говорит блудник, прелюбодей и нечистоты любитель: завтра прииду. Говорит пьяница и сластолюбец: завтра прииду... А многие до болезни, многие до кончины своей покаяние оное отлагают. Суть такие, которые и не думают о том... О бедный грешник! почто утренний день обещаешь себе, который не в твоей, но в Божией власти есть? Что, когда завтрашнего дня не дождешися? Что, когда царский указ к тебе приидет тотчас и повезёт тебе тем Царь небесный Господь не к покаянию уже, но к ответу и суду? Какой страх, трепет, ужас и отчаяние будет колебать тогда душу твою! Смерть невидимою дорогою за всяким ходит и восхищает человека, когда не чает, и где не чает, и как не чает. Что, когда и она к тебе в таких мыслях приидет и без голоса возгласит тебе: иди, человече; Господь вседержитель зовёт тебя! Что? будешь ли говорить тогда: завтра прииду? Нет! хотя и не хощешь, но пойдёшь. Но с какою надеждою? Не знаю! «... Дальнейших выписок не делаем: из приведённых мест видно, что это слово святителя, по-видимому, простое и бесхитростное, способно тронуть загрубелое и чёрствое сердце»...Характеристика южно-русской схоластической проповеди в связи с проповедью западно-европейской и польской // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 7. С. 217–226.Южно-русская проповедь до XVI ст. находилась в таком же точно состоянии, как и в остальной России. Пастыри церкви редко говорили проповеди собственного произведения, а читали большею частию поучения древних греческих святителей. Поучения эти переводились на славянский язык и составляли особые сборники. До нас дошло несколько таких сборников с замысловатыми названиями: Маргарита, Пчелы, Златоструя и др. Но под конец означенного периода и это чтение прекратилось, и после Григория. Цимвлака, самостоятельные проповеди которого дошли до нас, мы в течении более чем полутораста лет не видим ни одного проповедника в южно-русской церкви. Даже ещё в XVII веке пастыри южно-русской церкви с пренебрежением относились к церковной проповеди. «Многие неучи пастыри» говорит Кирилл Транквилион, не хотят уже и по книгам читать поучений в церкви, а спешат (после служения) к объедению и пьянству, работая своему чреву»74. Из такого печального положения церковная проповедь начала выходить только с конца XVII в. С этого времени проповедничество быстро начинает развиваться по всей юго-западной России. Каждое братство спешит приобресть себе священника, способного возвещать слово Божие. Патроны и фундаторы церквей и монастырей, сознавшие «настоятельную нужду иметь добрых проповедников»75, в свою очередь стараются найти для них достойных проповедников. Некоторые более богатые братства имеют у себя особых, одного или нескольких, «угодных мужей», обязанных проповедовать слово Божие, соединяя по большей части это служение с должностью наставника школы76. В некоторых значительных монастырях установлена была особая почётная должность проповедника77. В других монастырях эту обязанность принимал на себя сам настоятель, а в сельских церквах вменено было священникам в обязанность проповедовать каждый воскресный и праздничный день78. Такому быстрому возрождению проповеди в южной России много помогли тогдашние исторические обстоятельства. Известно, что южная Русь с XIII ст. подчинилась сначала Литве, а когда последняя соединилась с Польшей, подпала под власть и сей последней. Подчинение это сначала не слишком тяжело было для православных южно-руссов. Им дозволяли свободно исповедывать свою веру и употреблять свой язык. «Не слышно было, говорит Георгий Конисский, споров ни о породе, ни о религиях. В трех соединённых народах был дух единства и братского согласия. Вера и римская, вера и русская были ограждаемы одинаково; нередко случалось, что когда отлучался из своей епархии епископ римский, русский епископ занимал его место до его возвращения; или, за отсутствием епископа русского, делами его епархии управлял римский, и паства не роптала»79. Своим либерализмом Польша в то время перещеголяла даже всю тогдашнюю Европу. Когда в остальной Европе преследовали и жгли разноверцев, в Польше они находили себе приют и даже поддержку правительства. Вследствие такой свободы вероисповеданий Польша переполнена была лютеранами, кальвинистами, анабаптистами, евреями и др. Само собою понятно, что такой порядок вещей слишком неприятен был для ревнивого к своей вере римско-католического духовенства, особенно, когда протестантизм все глубже и глубже начал пускать свои корни в Польше. Представители римс. церкви всеми силами своего духовного красноречия восстали на защиту своей веры. Но усилия их мало приносили пользы; протестантизм возрастал все с большею и большею силою, и даже при дворе считал своих последователей. Тогда для поддержки в борьбе с протестантизмом на помощь польскому духовенству вызваны были иезуиты 1564 года. Совершенно другим духом повеяло в Польше, когда появились в ней эти новые проповедники. Жестокая борьба между протестантами и иезуитами открылась на всем почти пространстве Польши и Литвы. Иезуиты не щадили никаких средств, чтобы только сломить противника. Борьба эта сначала ограничивалась одними только протестантами; православных пока они не трогали. Но, покончив с протестантизмом, или, лучше сказать, сделав протестантов безвредными для себя, они принялись и за православных. Нечего говорить о тех бесчеловечных кознях и средствах, которые иезуиты употребляли для достижения своей цели; история давно уже произнесла над ними свой справедливый приговор. Заметим только, что, по мере того, как возрастала иезуитская пропаганда, положение православных под польским владычеством становилось со дня на день все хуже и хуже. Православные доведены были до такого со стояния, что даже не имели собственных храмов, где бы могли возносить молитвы свои к Богу. Духовенство православное, на обязанности которого лежала защита религии, находилось в самом крайнем невежестве; случалось даже, что священный сан занимали едва грамотные солдаты дворовые люди и даже лица, не имеющие никакого свидетельства о себе80. Вот какими красками изображает умственную бедность православного южно-русского священника современник Кассиан Сакович: «если к русскому шляхтичу, женатому на польке, придёт иногда ксендз, и на этот час случится там поп, тогда ему простаку задают какой-нибудь вопрос, а поп или совсем не отвечает, или отвечает, но бессмыслицей; и поп и пан смущаются, а последний оглядевшись делается католиком, чему так много примеров»81. Высшее духовенство равнодушно относилось к такому невежеству низшего, да на высших и полагаться нельзя было, потому что большинство из них более симпатизировало Польше и Риму, чем бедному и угнетённому своему народу. Само собою понятно, что, при таком положении вещей, нечего говорить о проповеди, – её совсем тогда не было. «Нет у нас учителей, проповедников слова Божия, говорить Константин Острожский, нет наук. Епископы не смотрят за своими пастырями, пастыри не проповедуют слова Божия; оттого наступило в церкви истощение славы Божией, наступил глад слышания слова Божия, начались отступления от веры и закона, так что для простого народа все равно, что ни говорили бы ему»82.Когда православию таким образом угрожала очевидная опасность, когда на духовных, как на прямых блюстителей веры, нельзя было положиться, тогда на защиту угнетённому православию восстают целые общества православных, известные под именем братств. Братства вполне сознают, что вся беда происходить от недостатка школ. И вот каждое более значительное братство заводит у себя школу для воспитания и образования учёных людей. Учителями этих школ сначала были греки, присылаемые патриархами по просьбе братств. Так, например, в львовской школе «свободным наукам учил два года» митрополит еласонский и димонийский Арсений83; в виленской школе – грек Кирилл Лукарис84 и проч. Само собою понятно, что учители эти, как греки, и самой науке, читаемой ими в этих школах, давали характер и направление чисто греческое, а след. и искусные иереи и проповедники, выходившие из этих школ, были также греческого направления. И действительно, читая проповеди первых русских проповедников (каковы, напр., Кирилл Транквилион, Ст. Зизаний, Леонтий Карпович и др.), вышедших из этих школ, мы вполне убеждаемся в справедливости нами сказанного. В них нет той пестроты светского и духовного элементов, какими переполнены проповеди схоластические позднейших южно-русских проповедников; ничего нет сомнительного со стороны исторической достоверности, ничего подобного тем религиозно-назидательным вымыслам, которыми так изобилуют латино-польские проповеди, и для которых самым богатым материалом служили сборники различных сомнительных сказаний. Это проповеди, можно сказать, чисто-практического направления и, быв переведены на современный язык, с пользою могли бы быть произносимы и в настоящее время. Правда, и у этих проповедников проглядывает иногда схоластическое направление, невольно, так сказать, навеянное путём сближения с тогдашней Польшей, но направление это чисто-внешнего характера.Оно выразилось лишь в заглавиях сочинений, как напр. «Перло многоценное, зерцало Богословия», а также в обширности проповедей, в похвалах знатных лиц и проч. Но весьма мало касалось внутренней стороны, самого характера проповеди, который составился под влиянием греческого образования и чтения отеческих писаний.Проповедь подобного характера и направления благотворно действовала на умы своих слушателей и не было нужды заменять её какой-либо другой, лучшей проповедью. Слушатели глубоко принимали к сердцу те истины, которые содержались в этих проповедях и готовы были на все, что ни внушали бы им любимые их проповедники. Вспомним, напр., отзыв врагов православия о проповедях Стефана Зизания: «своими казаньями (проповедями), говорили они, он многих привёл в единодушие с собою, производил не малые бунты и возмущения между народами и христианскими законами, заставил народ свирепетися и яритися друг на друга и бунтовал народ против церкви и пастырей» и проч.85 То же самое говорили они и про других проповедников: Кирилла Транквилиона и Карповича86. Так благотворна была проповедь греческого направления.Но враги православия и русской народности, видя, что южно-руссы вступили с ними в борьбу с равным же оружием и, зная, что всему этому причиною Греция, от которой они получали наставников и нравственную поддержку, всеми силами старались воспрепятствовать этому их общению, и с этою целью начали между прочим распространять ложную молву, будто Греция потеряла истинную веру под властию магометанства... Братские школы но неволе начали приходить в упадок; не стало опять учителей и проповедников слова Божия, Народ южнорусский опять пришёл в такое же состояние религиозного невежества, в каком находился до открытия братских школ; оставалось одно из двух: или коснеть в невежестве, или же обратиться к западу, к своим непримиримым вратам. После долгого колебания южно-руссы избрали второе и начали отправлять в заграничные университеты и академии своих воспитанников, чтобы, по возвращении их из-за границы, пользоваться плодами их образования для защиты православия и народности. В решении вопроса о заграничном образовании помогли южно-руссам и исторические обстоятельства. Во главе церковного управления стоял в это время человек западного образования, который своею просвещённою ревностью о благе православной церкви слишком много услуг оказал и южно-русскому народу. Он сразу понял, что борьба со врагами только тогда принесёт желанный плод, когда будет вестись таким же точно оружием, какое у них, т. е. когда южно-руссы постигнут всю глубину той науки, которая была столь сильна и опасна в устах иезуитов. С этою целью он основал в Киеве школу но образцу западных иезуитских коллегиумов, которой впоследствии суждено было сделаться рассадником и проводником между южно-руссами того направления, которое господствовало в то время на западе и по преимуществу в Польше. С этого времени все почти борцы за православие и русскую народность носят на себе характер и направление совершенно отличное от того, которое господствовало между южно-руссами до этого времени. Это направление перенесено было и на церковную кафедру. Какого же рода было это направление?В то время, когда южно-руссы обратились за означенною помощью к западу, там господствовала во всей своей силе и в науке, и в проповеди средневековая схоластика. Влияние схоластики на церковную проповедь было слишком велико. Оно простиралось столько же на внутреннюю сторону, сколько и на внешнюю. Под её влиянием выродилось особое искусство говорить красноречиво о всем. Так, напр., проповедники часто слишком подробно говорили о различных свойствах животных, явлениях природы и т. п., но очень мало о Боге и Его промышлении, о мире и человеке; если же и говорили об этом, то наполняли свои проповеди самыми невероятными сказаниями, порождёнными болезненною фантазиею. Главными орудиями схоластики, посредством которых проповедники могли говорить так красноречиво о всем, были риторика и диалектика, т. е. элементы, составляющие главную основу всех вообще схоластических наук. Под влиянием риторики церковная проповедь украсилась самыми причудливыми аллегориями, метафорами, сравнениями и подобиями. Проповедники не ограничивались самыми простыми и обыкновенными метафорами и аллегориями, которых есть достаточно и в св. писании; это казалось для них слишком уже просто. Они, напротив того, старались о том, чтобы метафоры и аллегории эти были как можно замысловатее, чтобы не всякий мог сразу понять, что скрывается под этими риторическими покровами. Страсть к аллегориям и метафорам до того была сильна у схоластиков, что они старались в каждой мысли св. писания, по-видимому самой простой и обыкновенной, даже почти в каждом слове находить аллегорический, таинственный смысл. Отсюда толкования значений различных имён и предметов, которые так часто встречаются в схоластических латино-польских проповедях. Измыслив какую-нибудь аллегорию или метафору, проповедник старался выяснить её и доказать справедливость измышлённой им аллегории, а для этого приводил целую массу доказательств, имеющих хотя какое-нибудь отношение к предмету его проповеди. Причём проповедник не стеснялся в выборе источников. Если он не находил доказательства в св. писании и у отцов и учителей церкви, то в таком случае он обращался к писателям языческой древности, даже к мифологическим сказаниям я народным мнениям и суевериям, и всему этому придавал такую же силу и важность, как и самому св. писанию. Особенным почётом и уважением у схоластиков пользовался Аристотель, мнения которого комментировались на разные лады и очень часто даже подтверждались св. писанием. Меффрет, напр., известный западный проповедник XV в., очень часто поставлял в начале проповеди, сейчас же за текстом из св. писания, слова Аристотеля и выводил из них доказательства точно также, как из текста св. писания.Кроме метафор средневековые схоластики любили употреблять ещё сравнения и подобия, которые также были следствием изучения риторики. Конечно, пользоваться сравнениями и подобиями при раскрытии возвышенных истин веры нисколько непредосудительно; их можно найти очень много и в св. писании. Но схоластические проповедники и здесь также дошли до крайностей. Они упустили из виду, что сравниваемый предмет даёт не более, как одну черту сравниваемого с ним предмета, и никогда не представляет совершенной его копии. Схоластики, напротив, старались провести сравниваемую черту до самых мелких подробностей. Меффрет, напр., на основании того, что св. апостол Павел назвал церковь Христовою невестою, провёл эту параллель до самых мелких подробностей; при чем нашёл, что под главою невесты разумеется папа, под глазами-прелаты, под щеками – мученики, под ушами – исповедники, под носом – премудрые, под устами – адвокаты, под зубами – учителя церкви, под шеею – клирики, под грудями – знатные и сильные мира сего, под сосцами – советники, под мышцами – солдаты и все вообще военные, под голенями – купцы, под руками – художники и наконец под ногами – земледельцы и крестьяне87. При этом нередко случалось, что, наряду с действительными свойствами известного предмета, они помещали и такие, которых сравниваемый предмет никогда не имел. Вот какие свойства, напр., Меффрет приписывает льву: «если лев спит на корабле, когда его везут чрез море, корабль начинает приходить в опасность и потопает; когда же бодрствует, устанавливается хорошая погода на море. Нравственный смысл из этого выводится следующий: «под львом, которого греки называют царём латинян, потому что он есть царь всех животных, разумеются прелаты и начальники земные, а под кораблём разумеется св. церковь, которая есть не что иное, как собрание всех верующих. Когда прелаты или начальники спят, т. е. пренебрегают верными, тогда собрание начинает приходить в опасность» и проч.88 Или же в другом месте, тому же льву он приписывает такие свойства: «натуралисты с Исидором (lib. 12) говорят, что львы по отношению к человеку кротки, ибо поваленных щадят, по к иным животным бывают суровы; поскольку, говорит Солин (в книге de mirabilibus mundi), львы скрываются в высоких горах и питаются добычею зверей, которых завидев, громко рыкают, рыкания этого животные устрашаются, прибегают к нему и он пожирает их. Эту особенность львов нужно иметь в виду прелатам, которые к благочестивым и добрым должны быть кротки и милостивы, но суровы к злым»89.Калинников Н. Бродячая Русь. Прошаки и запрощики. С. Максимова90 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 7. С. 227–242.Показавши преобладание тех или других храмов в различных местностях России, вследствие исторических обстоятельств и условий, г. Максимов с вероятностью определяет и происхождение сборщиков, именно по их выкрикам. «Если сборщик упоминает храм Пречистой – успения или рождества её, то вернее он сбирает на какое-либо село из московской Руси (восточной и центральной), чем тот, который указывает на храмы Спаса, в наибольшем числе находящиеся в западной и самой северной России». Местно-чтимые иконы и святые также определяют собою известный район. Зосим, Тихвинская Бож. Матерь указывают на север и северо-запад Великороссии Феодосий тотемский и Кирилл на северо-восток её же, Макарий – на Поволжье от Колязина до Нижнего и от Костромы до Вологды и т. д. «Точно также, говорит г. Максимов, как Знамение указывает на Новгородчину, имена Бориса и Глеба укажут на те древние русские населения, которые находились в тесной религиозной связи с Киевом: на Чернигов, Полоцк, Ростов и проч., а местно-чтимые имена, без всяких догадок, очевидно, выразят тот город или ближайшее к нему село, откуда вышел прошак и где проявилась церковная нужда, выискивающая в толпах народных сердобольных, христолюбивых жертвователей. Вышел он прямо из северо-запада, если просит на Спаса и Николу, да при этом окает и придзекивает, да прибавляет Илью, либо Параскеву-пятницу. Идёт несомненно с коренного севера, если к Николе и Спасу присоединяет либо Знаменье, либо Зосиму с Савватием, либо Тихвинскую Богоматерь, и при этом окает. Если-жe упоминает он Кирилла, то и место родины его где-нибудь в белоозерском или кирилловском уезде, в коренной Новгородчине» и проч.Что же такое сами в себе эти выходцы из разных краёв нашего необъятного отечества? Какие типические особенности их характера? Как образуется в них такое беззаветное, доходящее до самоотвержения усердие к благоустроенно родных храмов?Светлыми и мягкими чертами рисует г. Максимов своих прошаков-сборщиков. По его воззрению наши сборщики выходят большею частию из того забитого, загнанного в семье и обществе класса людей, которые вследствие особенных, психических свойств своего характера находят для себя последнее и единственное утешение в жизни – в религии, прилепляются всею душою к своему родному храму и служат всегда более или менее добрыми помощниками приходскому причту в отправлении различных религиозных обязанностей. Таких людей действительно можно встретить почти в каждом приходе. Внешние особенности этих людей выражаются наглядно тем, что они раньше других, с первым ударом колокола, являются в церковь, занимают места поближе к алтарю, всего чаще становятся на клиросе, читают и поют, помогают иногда священнику в алтаре, раздувают и подают кадило, снимают нагар со свеч, подают помянники, являются указчиками и руководителями для бестолковых баб, приносящих детей к причастию и т. под. «Таких людей, говорит г. Максимов, церковный причт коротко знает, уважает и охотно придерживает около себя, позволяя с готовностью, по их желаниям, всякое невинное поползновение в роде переходов с книгой с клироса на клирос, чтения шестопсалмия и т. дал. Иные доводят свою ревность до того, что начинают ходить вместе с причтом с праздничною «славой», не в качестве паевщиков, а безмездных подголосников. Ходят за тем лишь, чтобы подпевать, и глазами ищут случая уловить приказание священника или диакона с тем, чтобы немедленно его исполнить. Смело и сильно расталкивают народ в церкви эти ревнители, бегающие либо за тем, чтобы позвонить, либо за просфорами, за угольями, за ладаном в кладовую. Доверие к этим людям полное и они считаются «истинными сынами церкви. Ея интересы для них встают впереди всех других и в конце концов они отдаются своему сельскому храму всею душою и всеми помышлениями». Выясняя внутренний склад характера подобных лиц и семейную обстановку их, наш автор продолжает, что «эти люди бывают по большей части дряхлые с младенчества, болезненные в отрочестве от мякинной пищи, бессильные в работах; никуда они не поспеют, ничего не доделают, за то много бывали биты, палками и толчками заколочены, крутой бранью домашних и неустанными насмешками чужих забиты до пугливости. Живёт такой человек в родной семье словно в пасынках, в родной деревне обзывается таким насмешливым прозвищем, какое может быть хуже и обиднее всех. Нелюбимый, преследуемый, он делается угрюмым, замкнутым в себя; всякие игры ему чужды: он при городских условиях мог бы сделаться самоубийцей. При недостатке характера, но при мягком, впечатлительном сердце, он делается религиозным; утоление печалей находит в церкви; в ней только живёт и дышит свободно... Вполне прилепившись к церкви, стал он необходимым членом её причта и, будучи постоянным посетителем церковных служб, стал незаметно для себя памятливым ко всему, что читают и поют, пытливым на расспросы....Кто хочет видеть дела его, тот может пойти к церкви и в церковь, там он предусматривает работу сам и исполняет её отчётливо и рачительно. Надрывающаяся от слез бедность всегда находила в нем бесплатного могильщика с заступом, топором и лопатой даже зимой. Ни одного поминанья усопших, если поручат ему, он ещё ни разу не забыл. Ни в одной просьбе по церкви он никому ещё не отказал и переданную жёлтенькую восковую свечку не поставил зря, а именно к тому самому образу, поставить которому ему приказано».«Если пристально всмотреться в окончательно сложившийся характер этого человека, продолжает г. Максимов, пред нами одна из честнейших натур, беззаветно добрых и преисполненных самоотвержения до последней крайности; смиренных и послушных до безответности. Этого сорта люди иногда, при первом поверхностном взгляде на них, возбуждают жалость и сострадание к видимой ненадобности их существований, как бы к людям лишним, но первые же шаги знакомства с ними не замедлят показать, что это самые симпатичные люди из среды нашего простонародья. Бесполезные, по-видимому, во всю свою жизнь, они являются подлинными избранниками по призванию, когда придёт час их служения, и творят чудеса искренности, когда откроется благоприятный случай. Очень часто они отыскивают сами этого случая, но, конечно, всего чаще отыскивают их те, кому они нужны. Обоюдным рвением и взаимною поддержкою ставится дело на ноги и пускается в ход».Такие-то оригинальные по своему характеру личности и являются, по большей части, деятелями в особенных, исключительных случаях своей родной церкви. Не мало на святой Руси, как мы заметили выше, рассеяно храмов богатых и благолепных, особенно в богатых купеческих городах, но не мало есть также и храмов скудных, настроенных прежними помещиками или какими-либо другими благотворителями, но после них потерявших возможность поддерживать себя собственными средствами. Вот, напр., на горе белеется каменная сельская церковь, лаская взор издали приветливым, красивым видом. По давно запущенная, долго стоящая без починки в нашем северном лесном краю, обильном снегом и дождями, обездоленном дороговизною железа и камня, приходская церковь обрешетилась крышей, лишилась значительной связи в куполах, сводах и полах. Деревянные рамы сгнили так, что и гвозди не держат, и дует немилосердно в холодные зимы, потому что число вывалившихся кирпичей и на окнах, и на углах, и всюду даже сосчитать невозможно. Засырел и почернел иконостас, облупились и святые иконы; в зимние стужи замерзают священнические руки до такой степени, что с трудом держат потир на великом выходе; ризница обветшала; а тут ещё осаждают с разных сторон поборами, иногда законными и неизбежными, а иногда и не совсем законными... Что тут делать бедному приходскому священнику? Пожалуй он и от себя нечто пожертвовал бы для своего родного храма; но скудость собственных доходов, часто при многочисленном семействе, парализует его добрые и благочестивые расположения. Думает, думает он – и решается прибегнуть к последнему средству, какое представляется ему возможным и неизбежным при подобных обстоятельствах. Призывает он к себе в один зимний холодный вечер в свой уютный домик, освещённый сальной свечкой, а иногда и берёзовой лучиной, своего усердного сотрудника по храму, заводит с ним речь, начиная с развалившейся церковной ограды и облупившейся штукатурки на церкви и после более или менее длинных рассуждений, поднимая свою поникшую голову, спрашивает своего собеседника:– Согласен ли ты принять послушание и ревновать о Божием храме, где тебя крестили, где за упокоение души родителей твоих возносятся молитвы и о прощении собственных грехов твоих приносится бескровная жертва?– Это вы на счёт того, ваше благословение, спрашивает собеседник, не понявший сначала хорошенько, к чему клонится речь, чтобы идти мне за сбором?– Поревнуй! прошу я тебя за себя и за весь приход. Никому не соблюсти даяния лучше тебя. Благоприятно было бы именно тебя избрать и тебе поручить это святое дело.– Непривычное дело просить, ваше благословение. Сумею ли?– Время покажет.– Куда пойду и где собирать буду?– Господь управит стопы твоя.– Без денег-то как сдвинешься с места, чем питаться буду в дороге-то?– Святые апостолы как ходили? Колосья пшеничные сбирали по пути и ели, а во всю землю изыде вещание их и в концы вселенные глаголы их. Господь тебя пропитает.Собеседник понял наконец речь батюшки, которому всегда привык доверять, умилился, вздохнул и изъявил полное согласие потрудиться для Божьего дела.– После завтра я, ваше благословение, хоть и в дорогу готов.– Одобряю.– Пойду по деревне, попрощаюсь со всеми: пусть простят, кому досадил, – большое дело-то.– Намерение твоё похваляю. Теперь надо испросить благословение владыки. – Приуготовься одеждою, облекись и иди в путь свой твёрдо. Мирское даяние найдёт тебя; Господь тебя взыщет. Я вот съезжу в консисторию, выправлю книжку; с пей никто не дерзнёт обижать.Священник вынул из киота принесённый из церкви маленький образ того, кому посвящён храм, благословил им своего гостя и надел образ на веревочке на шею; снабдил даже и готовым блюдечком. Осталось теперь действительно немногое; именно попрощаться, что и сделал новоставленый путник, обойдя все избы в селе, прося у всех отпущения грехов и милости – не помнить зла и лиха. Вместе на одной лошадке отправились они с священником в губернский город, в консисторию.Отправление в губернский город, в консисторию по церковным делам, каковы бы они ни были, встреча у архиерея, разговоры с ним, сцены в консистории, экскурсия к секретарю консистории, получение наконец книжки – все это рисуется у г. Максимова некоторыми типическими чертами; но полагаем, что вся эта процедура более или менее известна нашим читателем.Благословение владыки наконец получено, книжка, уполномочивающая нашего путника на сбор, подписанная секретарём и скреплённая печатью, выдана – и прошак наконец отправляется странствовать по белому свету, собирать лепты доброхотных дателей на церковное строение.Что испытывают в своих странствованиях по св. Руси эти добровольные труженики, эти радетели о церковном деле? Как их принимает православный русский народ? Где по преимуществу они являются для сбора с своей иконой и тарелочкой?Без опытности, без практического навыка, от природы скромные и забитые, много невзгод и горя испытывают в своих странствованиях эти простые и добрые люди. Различные перемены погоды, грязь и слякоть, вьюги и мятели, зимняя стужа и летний жар, при открытой голове – все это и тому подобное выпадает на долю этих добровольных скитальцев-собирателей на Божие дело. Бродят они по большим и малым городам и монастырям, по бедным сёлам и деревням, по сельским и городским ярмаркам, где чувствуют себя особенно хорошо, как бы некоторыми хозяевами, и гудят как шмели, наладив свой обычный напев в октаву, и никогда не встречают себе отказа, в особенности резкого. А консисторская книжка спасает их от привязчивости и придирок полиции и сельских властей. «Плечо о плечо, говорит г. Максимов, тесной стенкой, в строго-вытянутую прямую линию, не толпясь и не ссорясь, как нищая братия, но со смиренным видом, эти положительно смиреннейшие и смирнейшие люди на всем лице земли русской стоят на всех главнейших пунктах её народных сходок. Скрипучие голоса их резко выделяются монотонными звуками среди певучего речитатива о двух лазарях слепой пищей братии и время от времени осиливают крикливый говор тысяче-устого базара, который любит говорить с откровенностью, громко и вслух, и очень шумлив, поэтому – что всегда спорит о крепко нужной и дорогой копейке, которую стараются выторговать у него владеющие тысячами рублей. Протискиваясь между телегами, пыряя с своей непокрытой головой в волнистом, неустанно колеблющемся мире базарных голов, прошак разыскивает ту сданную копейку, которую на церковь Божию никому не жаль отдать, так как она пойдёт молить Бога за укрепление сил трудового рабочего люда, большею частию тогда, когда эти силы изнемогли и следом за ними напал неизбежный страх бессилия. Осенью, когда загудят сельские базары, после костоломных летних полевых работ, обязывающих русского человека в пять месяцев сделать то, что счастливые, обеспеченные природою народы делают в двенадцать месяцев, – осенью прошаки счастливее; это время считается ими наиболее счастливым, урожайным; в это время на храмы Божии поступает прямо из народа, непосредственно из его трудовых честных рук».Итак – осенью на базарах, зимой по домам, летом и весною в больших городах и на столичных дворах: вот не мудрёная программа задачи всякого прошака:... И дают ему прохожие.Так из лепты трудовойВыростают храмы БожииПо лицу земли родной.Консисторская книжка выдаётся сборщику на известное, определённое время, иногда на целый год и более. Разумеется, чем на большее время получено дозволение сбирать, тем большую сумму приносит с собою на родину сборщик. При этом, конечно, не маловажную роль играет усердие и, так сказать, практичность прошака при его странствованиях по разным городам и сёлам. Как бы то ни было, но всякий прошак, после своего путешествия, всегда приносит с собою значительную сумму денег, достаточную по крайней мере для производства самых необходимых работ по церкви. И теперь не так встречают и не так относятся к нему в селе соседи, как прежде. Прежний человек преображается, кажется в глазах соседей другим человеком. Не возобновляются насмешки; озорных останавливают те самые, которые прежде их натравливали; домашние, привыкшие поглядывать искоса и исподлобья, теперь поворачиваются к ним прямым и открытым лицом и делаются приметно ласковее.– Ты теперь всю землю произошёл, как нам с тобой и говорить-то?– Сподобил его Бог великое дело сделать, разъясняет недоумение священник.– Свят стал, блаженным мужем сделался, поддакивает причт.– Надо быть теперь он не нам чета. Надо видно ему шапку снимать и низко кланяться; и умудрил его Господь на такие слова и чудесные рассказы, что по соседству у нас таких и не сыщешь! толкуют вслед за другими деревенские соседи, отпустившие ему грех бесполезного житья в качестве земледельца и тяглового человека.Между тем на сборные лепты начинаются различные поправки и перестройки церкви, к искреннему удовольствию причта и прихожан, а особенно к искренней и неподдельной радости самого виновника этого дела. И он, конечно, имеет всякое право смотреть на это благоустройство родного храма, как на дело рук своих. Обстроилась и ярче забелела церковная ограда и самая церковь, подновлён иконостас, сшиты новые, блестящие ризы, подправлена живопись, зазеленела под стать окружающих берёз свежей краской крыша на церкви и проч. Как не придти в особое умиление непосредственному чувству, простой душе, с такою любовью и самоотвержением посвятившей свои наличные силы на благоукрашение дома Божия!И вот когда все на селе улеглось в свою обычную колею, постройки и переделки в храме покончились, и жизнь поволоклась медленными шагами от воскресенья до воскресенья, скучно стало сидеть дома нашему скитальцу. Приволье и разнообразие чужих мест со всякими диковинками и разными неожиданностями снуют в воображении неустанно и надоедливо. Снова бы сходил, снова бы пошатался; ни к чему теперь и в самом деле негоден стал, кроме этого хорошо и достаточно охоженного и понятого до подноготной дела. Но как и куда пойти?А над этим не заставят задумываться те, которые видели результаты его трудов и хлопот. Починки церквей всегда и везде найдутся; слухом земля полнится, до прославленного человека немудрено дойти; хвалёного все укажут.– Не возьмёшься-ли?...– С полным моим удовольствием, радостно и охотно.И опять путь-дорога и опять все сначала, как бесконечная сказка про белого бычка. Раз изведавший это дело очень часто всю жизнь изнашивает на подобных странствованиях, пока не подломятся ноги и хвороба или дряхлость не уложит на печь прислушиваться к звону церковного колокола, вылитого его усердием и бескорыстным и неустанным стяжанием.Кроме этого типа русских прошаков, собирающих лепты на православные храмы, существовал и существует на Руси ещё другой тип, подобного рода, но значительно отличный от первого, тип, возросший на почве раскола, так называемых запрощиков. Русский раскол старообрядства, как известно, начавшись разногласием с православною церковью в некоторых неважных обрядовых пунктах, окончательно образовался и сложился вследствие исправления патриархом Никоном церковно-богослужебных книг. Будучи сначала делом немногих лиц, главным образом из-за личных интересов, ставших во враждебное отношение к знаменитому патриарху, раскол с течением времени, от разных политических обстоятельств, разросся до огромных размеров, образовавши из себя, по выражению г. Щапова, обширную религиозно-политико-демократическую партию, враждебную столько же церкви, сколько и правительству, и раскинул свои ветви от Москвы до отдалённых краёв Сибири и от стран северного поморья до низовьев Дона и степей азовских91. Жестокие гонения и преследования, воздвигнутые правительством и церковью, не только не ослабили силы раскола, но, кажется, ещё более способствовали распространению зла и возбуждали упорство раскольников. Спасаясь от гонений и тяжёлых политических обстоятельств и с другой стороны желая сохранить в целости своей мнимо-старинный обряд, раскольники уходили в пустыни и непроходимые леса и там устраивали себе скиты, образовали целые общины, более или менее правильно организованные. Другие, более осторожные и более зажиточные из старообрядцев, оставались в городах, интригуя с гражданскими властями и часто откупаясь от их преследований деньгами. Но понятно, что полного разрыва, совершенного разобщения между теми и другими раскольниками не могло быть. Единство убеждений и материальные нужды заставляли отшельников поддерживать связи с городскими своими собратьями по вере, обращаться к ним по поводу разнообразных своих нужд. Известно вообще, что материальная сила составляла и составляет до сих пор одну из самых важных пружинь, действующих в расколе и поддерживающих его существование. Особенно денежные средства играют сильную роль в раскольнических сектах, более скрытых, а с тем вместе более враждебных церкви и правительству. В действиях лиц, начиная с известного богача Ильи Ковылина, сопелковской общины странников, и кончая Плотицыным в Моршанске и Солодовниковым, мы ясно и осязательно усматриваем эту двигательную силу для поддержания сектантских учений. Но так как и правительство с своей стороны не дремало в своих действиях к ослаблению и пресечению зла, следя зорко, хотя и не всегда удачно, за вредными сектантами, то они придумали особое средство сноситься между собою и вместе с тем избегать, сколько возможно, преследования властей. Орудием для этого они избирали особых людей, с особенным практическим тактом, так называемых запрощиков, обязанность которых именно и состояла в том, чтобы под видом благочестивых странников, или просто бродяг, без всяких внешних атрибутов, переходить из скита в скит, из города в город, собирать что нужно и передавать кому и что нужно. Сборами этих людей исключительно держались все эти большие сотни старообрядческих скитов и вмешательством их поддерживалось твёрдое стояние староверства в своём деле и упорство его против всех поползновений к нарушению его целости и численности. Волею и неволею запрощики одновременно совершали два дела и кроме роли сборщика обязательно исполняли они должность проповедников, и, конечно, с большим успехом, чем удавалось это делать прошакам из православных.«Из наиболее голодных и сильнее ревнующих скитов, говорить г. Максимов, выходил очень умный и искусный запрощик. Выбирался не только грамотный и строго-безупречной жизни, но и важный видом, сановитый. Большая, широкая борода по чресла и длинный ус, в таких случаях, на глазах простодушных милостивцев, много значили и для пущего успеха непременно требовались. Удовлетворяли без особенных затруднений. Успевали подбирать – и так, что складная речь, умелая находчивость, знание писания на медоточивых устах, обилие священных текстов являлись неизбежными принадлежностями такового идеального запрощика и усиливали соблазнительную красоту его личности. Истовому крестному знамению, полагаемому им по «начале», следовало подражать, указанием его на исправление служб надлежало бесспорно следовать; довести до ареста такого бесценного человека было бы большим несчастием для всех, твёрдо держащихся древне-отеческих преданий. Непосвящённым таких дорогих людей видеть было невозможно, а слышать только удавалось исправникам и судьям в коротких ответах на казённые вопросные пункты, и то в звании бродяг, отлучившихся от места жительства без узаконенного вида. Тип такого рода прошаков неуловим, а потому очень мало известен и в народе, и в литературе, но тем не менее следы его деятельности громадны по сравнению совершенно одинаких обрядов выгорецких скитов с уральскими, архангельских с керженскими и казачьих с сибирскими. Со времён знаменитого запрощика, инока Корнилия, ходившего по скитам и богатым городам за сбором ещё во времена патриарха Никона, таких людей в старообрядстве прошло тысячи, и на этих тысячах крепилось и зиждилось все это громадное и многознаменательное явление русской народной жизни – раскол».Что же сказать вообще об этих характеристических типах прошака и запрощика, выводимых г. Максимовым из исторической религиозно-нравственной жизни русского народа? Какое значение их в настоящее время? Сохранятся ли эти во всяком случае оригинальные и замечательные типы в своём первоначальном виде среди русского народа, или получат какое-либо другое направление, или наконец мало-помалу утратятся, как отживший элемент, излишний, ненужный нарост в русской жизни, вместе с постепенно возрастающим развитием цивилизации и изменяющеюся в последнее время организациею наших приходов и самого быта нашего духовенства? Трудно на это сказать что-либо определённое, по крайней мере относительно первого типа. Статистические данные, собранные в С.-Петербурге за последние годы, свидетельствуют, что число сборщиков не только не уменьшается, но увеличивается. Значит, до сих пор это ещё – народ нужный, не как тип бурлака на нашей матушке Волге, где его вытеснили пароходы, и которого самое название потеряло свой прежний смысл. Экономические и нравственные условия быта нашего народа, конечно, в последнее время значительно улучшены; новая организация приходов дала лучшие средства для благоустройства приходских церквей и принтов при них; для обеспечения бедных церквей и монастырей, между прочим, образовались в настоящее время особенные братства и приходские попечительства; лучшим и действительным средством, как говорит опыт, вспомоществования обедневшим храмам могут служить и служат редакции газет, куда высылаются пожертвования на заявленные нужды храмов Божиих. Тем не менее, по нашему убеждению, едва ли скоро изгладится из народного сознания симпатичный образ прошака, едва ли скоро замолкнут его протяжные заунывные звуки, выпрашивающие «на церковное строение», едва ли вообще скоро утратится запрос на этих смиренных, самоотверженных русских подвижников, – радетелей о благолепии родных храмов... Реформы относительно церковного благоустройства, говоря вообще, к нам прививаются довольно туго; газетная гласность часто не может достигать до темных, отдалённых от центров общественной жизни, захолустьев; голос из бедных углов, где много бедных храмов, редко может доходить до ушей богатых благотворителей. По всему этому в наших бедных, особенно заштатных приходах непосредственные радетели о родном храме останутся ещё надолго полезными и даже необходимыми...Что касается до запрощиков, выходящих из среды раскола, то этот тип, и без того едва уловимый и заметный среди народа, должен, кажется, скорее выродиться из общественной жизни. Снисходительность правительства к раскольникам, стремление их к единоверию, дарование им в последнее время важных гражданских прав, гласное обсуждение вопросов, относящихся к раскольническому вероучению, все это в совокупности должно мало-помалу ослабить ту таинственность, в которую облекались различные раскольнические толки, а следовательно и сделать излишнею в сред раскола ту особенную корпорацию людей, которые, прикрываясь именем странников или беспаспортных бродяг, играли некогда такую важную роль в расколе под именем запрощиков.Н. КалинниковОбъявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 7. С. 242–244.Об издании въ1875 году журнала Братское Слово, посвящённого изучению раскола, известного под именем старообрядчества.В Москве, при Братстве св. Петра митрополита, под редакцией нижеподписавшегося, с января 1875 года предпринимается издание журнала Братское Слово, имеющего назначение-способствовать всестороннему изучению раскола в духе полного беспристрастия, а чрез то и самому сближению старообрядцев с церковью.Журнал Братское Слово будет выходить четыре раза в год, именно в январе, апреле, июле и октябре месяцах, книжками 15–20 печатных листов каждая, и состоять из следующих трех отделов:I. Материалы, под именем которых разумеются все письменные памятники, как православного, так и раскольнического происхождения, служащие к разъяснению раскола в его истории, вероучении и жизни. Между ними можно различать именно памятники трех родов: 1) в собственном смысле исторические, т. е. раскрывающие последовательный ход и взаимную связь событий в истории раскола с самого возникновения его и до ближайшего к нам времени: таковы разного рода документы по раскольническим делам, сочинения православных писателей, сообщающие разного рода известия о происходившем у раскольников, и раскольнические сказания о лицах и событиях из истории раскола; 2) сочинения, имеющие значение для истории православной полемики против раскола; 3) памятники раскольнической письменности, способствующие изучению как общих, так и частных раскольнических мнений, религиозно-общественных правил и учреждений, – вообще занимающие более или менее значительное место в истории раскольнической литературы. Издание памятников будет ведено с соблюдением требуемых наукою условий, т. е. в полном их виде, со всею верностью подлинному тексту и с сохранением характеристических особенностей подлинного правописания, с предварительными библиографическими сведениями о каждом памятнике и с подстрочными примечаниями против всех тех мест, которые почему-либо требуют объяснения; некоторые из памятников, по уважению к особенной их важности, будут печататься славянским шрифтом и, по мере возможности, будут сопровождаемы литографическими снимками. При том редакция примет за правило – материалы значительные по объёму не разбивать на многие книжки журнала, но печатать, по возможности, не прерывая, хотя бы для итого весь первый отдел какой-либо книжки приходилось посвятить одному подобного рода памятнику, в той уверенности, что при таком способе издания материалов лучше можно удовлетворить и научным требованиям, и самому интересу читателей, нежели прерывая любопытные статьи, как иногда делается, даже на полуслове. И обилие имеющихся для издания памятников и особенное их значение для надлежащего решения вопросов о расколе послужили основанием к тому, чтобы отдел материалов поставить на первое место и в каждой книжке журнала давать ему, сравнительно с другими отделами, более значительный объем92.II. Исследования по разным вопросам о расколе, исторического и догматико-полемического содержания.III. Смесь. В этом отделе будут печататься библиографические известия и замечания о всех новых сочинениях и статьях о расколе, сведения о современных событиях в старообрядчестве и все вообще статьи, по своему содержанию не подходящие к двум другим отделам; здесь же будут печататься протоколы Братства св. Петра митрополита и все относящиеся до Братства сведения: статьи, исходящие от Братства св. Петра митрополита, за которые, так сказать, ответственно само Братство, будут всегда отмечаемы подстрочным указанием, что они печатаются по определению братского Совета.Редактор И. Субботин.Цена годовому изданию Братского Слова без пересылки четыре рубля пятьдесят коп. сер., с пересылкою пять рублей.Подписка принимается: в Москве, в книжных магазинах А. Н. Ферапонтова (на Никольской ул.), И. Г. Соловьёва и А. Л. Васильева (на Страстном бульваре), в С.-Петербурге, в книжном магазине Базунова (на Невск. просп.).Гг. иногородные благоволят обращаться исключительно к редактору: в Сергиев Посад (Москов. губ.), Профессору Духовной Академии Н. И. Субботину.№ 8. Февраля 23-гоЗабелин П. Творения св. Тихона еп. воронежского и задонского, как пособие для проповедников93 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 8. С. 245–251.Мы представили короткий анализ статей, вошедших в состав «Сокровище духовное»; и, конечно, не высказали всех мыслей, изложенных святителем в этом произведении. Но, думаем, что и из сделанного анализа, даже из простого перечня статей можно уже составить себе понятие о книге «Сокровище духовное», – можно видеть и все значение этой книги для церковной проповеднической практики. Надеемся, что не допустим преувеличения и ошибки, если скажем, что «Сокровище духовное» св. Тихона должно быть в числе полезнейших дли современного пастыря-учителя церкви книг, что оно может составить лучшее украшение его домашней пастырской библиотеки. Наш пресловутый XIX век, хвалящийся всеми гуманными идеями, заражён материализмом, столь благоприятствующим укоренению в человеческих умах таких понятий и воззрений, которые в состоянии обратить людей в злейших из хищных зверей. Этот материализм никогда, по-видимому, в такой степени не овладевал людьми, как в наше время: он возводится в принцип и выдаётся за результат той зрелости человеческой мысли, какой достигла эта последняя в течении целых тысячелетий своего развития. Неизбежным последствием такого общего настроения является то общее поклонение мамоне и та ужасная неразборчивости в выборе средств для обогащения, которая поражает всякого, следящего за явлениями нашей общественной жизни. Человек нам современный попирает святотатственно все лучшие чувства в себе, издевается над совестью, глумится над религиею, лишь бы раздобыться лишним рублём и употребить его в угоду чувственности. Всюду заявляет себя возмутительная эксплуатация всех и каждого, со всеми ужасами для общественного и личного благосостояния. Самые строгие меры и благие учреждения правительства не в состоянии подавить чудовищные проявления этого материализма, потому что изворотливый ум человеческий всегда найдёт лазейку избежать строгого и неприятного для себя контроля, даже сумеет неблагоприятные для себя меры обратить в свою корыстную пользу. Если человек девизом своей жизни ставит наживу, то и самое образование и знание обращает в средство для того94. Уродливая и губительная современная эксплуатация может пасть под тем только условием, если будет подорван её корень, т. е. если люди перевоспитают себя морально, установят должный взгляд на настоящую жизнь. Нам кажется, что стремление к наживе и увлечение удовольствиями и роскошью были бы в значительно меньшей степени, если бы в людях был более живо развит взгляд на конечную цель нашей жизни. Всегда присущее и правильное воззрение на эту цель могло бы быть постоянным регулятором и нашей деятельности. Обязанность перевоспитывать общество, вносить свет в его тёмную жизнь, конечно, лежит прежде всего на пастырях церкви. Если таким образом настроение и дух современного общества побуждает учителя церкви возвышать свой пастырский голос против материализма, усиленно и настойчиво отвлекать людей от раболепного служения земле и земным благам; то «Сокровище духовное» св. Тихона может послужить для него самым действительным и лучшим пособием в этом не лёгком деле. В «Сокровище духовном» современный учитель церкви встретит христианский, опытный, обстоятельный, проникнутый живейшим чувством взгляд на нашу земную жизнь. Не желая вдаваться в повторение, мы не будем разъяснять, как для современного, особенно молодого проповедника, должно быть дорого это опытное, обстоятельное, проникнутое живейшим чувством указание на высшее призвание человека. «Сокровище духовное» может служить прекрасным руководством для всякого церковного проповедника не только по своему содержанию, но и по изложению.Выше было замечено, что предмет творения «Сокровище духовное» – предмет широкий и что св. учитель потому разделяет его на части и каждую сторону предмета обозревает в целом ряду кратких статей. Краткое слово его метко и сильно напечатлевает в уме читателя или слушателя излагаемую истину христианского учения, а неоднократное повторение этой истины и развитие во многих беседах усиливает и усугубляет первоначальное впечатление; читатель или слушатель припоминает старое и без утомления ведётся к дальнейшему. Как капля за каплею пробивает твёрдый камень, как слово за словом подчиняет себе непокорное сердце. Такой гомилетический метод изложения особенно пригоден для людей необразованных, для каких преимущественно и писал свои произведения св. Тихон.При краткости, статьи «Сокровища духовного» отличаются особенною ясностью и убедительностью. Мысль св. Тихона во всем свете видна в каждом его слове, без труда и всецело обнимается вниманием читателя, действует на воображение и возбуждает чувство. Такая ясность и вследствие того убедительность учительного слова святителя происходить от того, что св. отец не ведёт читателя до известной истины путём доводов, а как бы вдруг – непосредственно изображает пред ним тот или другой предмет; он всему даёт конкретную форму; отвлечённые мысли представляет в живых образах и лицах; говорить образами и сравнениями. Сравнения, образы и картины заимствуются им из видимой природы и из самых простых случаев жизни. Солнце, наприм., со всеми своими изменениями и своим благодатным влиянием на всю природу и на каждую тварь порознь служит у него образом духовного солнца – Бога, I. Христа, Сына Божия; тьма, наоборот, изображает естественное и греховное состояние. Весна, весеннее обновление и оживление природы напоминает вечную весну, обновление мира, воскресение тел наших из гробов. Происхождение из почек листьев, цветов и плодов – раскрытие и объявление наших тайных помышлений сердечных и дел, наше плодоприношение или бесплодие. Птица, приглядывающаяся и спасающаяся от врагов своих, научает нас духовной осторожности. Корабль, плывущий на море и обуреваемый волнами, напоминает нашу земную жизнь, полную треволнений. Странник – наше странствование земное. Купец, привозящий закупленные товары в своё отечество, – нашу духовную куплю здесь на земле для обогащения в будущей жизни. Праздничный наряд – наше духовное украшение. Горящая свеча – нашу жизнь, постоянно сокращающуюся. Подсудимые, соображающие ответ, – наш будущий суд, к которому мы позваны будем, и наше истязание будущее. Горячка или огнь чувственный – будущий огнь наказаний. Царские чертоги – небесные чертоги, уготованные любящим Бога. Приятное пение и музыка – немолчное и хвалебное пение, какое воссылают ангельский собор и лик святых Триипостасному Божеству и пр. т. под. Все эти образы и картины разнообразят речь, оживляют её, заставляют читателя с большим вниманием войти своею мыслию в живописуемый предмет и помогают ему легче под внешним покровом найти внутренние, иногда, трудно уловимые черты его, – действуют на воображение и сильно возбуждают чувство. Таково должно быть и каждое учительное слово. Слово проповедническое должно действовать не на один рассудок; оно должно быть направлено на все силы души, и не одною рукою – не одною сухою диалектикою должно класть в неё семена назидания. Часто проповедник в своих целях ничего не может сделать рядом тяжеловесных посылок и неопровержимых доказательств, а одно слово, подействовавшее на воображение и сердце, может вдруг переменить убеждение непокоривого слушателя. В жизни религиозной далеко не все водятся одною логикою мысли; большая часть следует логике воображения или логике чувства. Посему истинно-плодотворным проповедником может быть тот, кто умеет победить мысль, увлечь сердце и поразить воображение поучаемых.Говорить подобиями и сравнениями – дело не так лёгкое на самом деле, как это может представляться с первого взгляда, потому что не всегда удобно воплотить каждую мысль отвлечённую в соответствующий ей образ. Мы знаем, что наши предки – древние схоластические проповедники любили прибегать к образам, сравнениям и подобиям; явления мира духовного старались объяснять предметами мира естественного. Иоанникий Голятовский, ректор киевомогилянской коллегии, Лазарь Баранович, архиепископ черниговский, Антоний Радивиловский, игумен киево-николаевского монастыря по целым часам убивали на аналогическое сравнение I. Христа с драгоценными камнями, уподобляли добродетели Богоматери различным ниткам в разнотканной одежде и пр.; но все подобные сравнения, сближения предметов из области духовного царства с явлениями мира физического у них отзываются крайнею искусственностью, натянутостью, бесполезною замысловатостью или мелким остроумием. Не такова образная речь у святителя воронежского и задонского. Он очень хорошо понимал, что «вещь едина другой подобна бывает не во всем, но в некоторых только свойствах», и потому, «что бы от видимых вещей к невидимым рассуждение обращать и тако духовне пользоваться, требуется размышление верою, которая за основание своё имеет слово Божие, управляемое и утверждаемое»95. Желая остаться верным себе и избежать неестественных олицетворений, он объяснял отвлечённые христианские истины предметами естественными по указанию слова Божия, в котором нередко возвышенное учение предлагается под образами и явлениями мира видимого. Так догмат падения и искупления человека он образно раскрыл, между прочим, на основании посл. к Рим.8:19–23; о воскресении мёртвых – на основании 1Кор.15:35–38; о единении верующих со Христом по смыслу ев. Ин.15:1–8. Для того, чтобы вполне живописать духовный предмет, он не ограничивался аналогиею его исключительно с каким-либо одним видимым предметом, – не усиливался до мельчайших подробностей провести параллель между тем и другим, а обыкновенно указывал действительно сходные черты духовного предмета с известными только свойствами видимого предмета и потом, с намерением объяснить другие черты того же духовного предмета, отыскивал новый предмет из мира физического, имеющий соответственные свойства этим чертам и т. д., пока чрез сравнение с несколькими видимыми предметами не представлял слушателю или читателю ясно и понятно отвлечённый предмет. Так у него явилось не мало статей, в которых развивается одна какая-либо мысль, но в каждой из них непременно под различными образами и с новых сторон. Благодаря указанным приёмам поучительную речь св. Тихона и по её внешнему изложению нельзя не признан за образцовую речь. Каждый церковный учитель найдёт в ней обилие, разнообразие и естественность образов, сравнений и подобий, а вместе с тем усвоит и способ, как в случае нужды пользоваться ими.П. ЗабелинХарактеристика южнорусской схоластической проповеди в связи с западноевропейской и польской96 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 8. С. 251–264.В выборе сравнений и подобий средневековые схоластики нисколько не стеснялись. Все известные в то время науки шли на помощь проповеди, и проповедник выбирал из них всё, что только нравилось ему, не заботясь о том, могло ли оно идти к делу или нет. Сравнения эти были иногда такого свойства, что произносить их странно было, не только с церковной кафедры, но и со всякого другого места. Вот как, напр., Меффрет сравнивает святого Григория Двоеслова, папу римского, с собакою: «собака, по учению Исидора (liber 12), есть животное много бодрствующее, прилежно охраняющее стада своего господина, кругом обходящее дом и прогоняющее волков и других не домашних животных. Собака есть ещё животное, имеющее крепкую память, как пишет Плиний, поскольку весьма хорошо помнит дорогу и, будучи оставлена где-нибудь господином, возвращается одна в своё жилище, хотя бы пришлось идти чрез далёкие страны. Посему она весьма верна господину своему, что подтверждается примером собаки Титики Сабины (Titici Sabini), которая не оставила господина своего, ни в темнице, ни даже после смерти, но опечаленная сидя, выла об умершем.... Так же точно и св. Григорий имел нрав сего животного, так как был много бодрствующий. Посему Григорий на нашем языке (т. е. латинском) называется бодрствующий, поскольку бодрствовал над собою, пред Богом и над духовным стадом. Бодрствовал над собою чрез сохранение внутренней чистоты, так что может сказать о себе с Иовом (Иов.33:9): чистъ есмъ азъ, не согрѣшая, непороченъ же семь, ибо не беззаконновахъ. Бодрствовал пред Богом внутренним созерцанием, ибо когда был избран папой и по своему положению не мог продолжать этого созерцания, то много оплакивал, как пишется о нем в прологе. Бодрствовал над паствой чрез непрестанное проповедание слова Божия, так что может сказать с псалмопевцем: утрудихся зовый, измолче гортань мой (Пс.68:4), т. е. от проповедания»97. Подобным же образом и в другом слове он сравнивает с собаками проповедников слова Божия98. В одном слове он сравнивал Господа с диаволом, и, конечно, доказывал превосходство первого99. И сравнений подобного характера было не мало; почти каждая проповедь заключает в себе какое-либо сравнение или аллегорию. Даже нарочно выбирались такие тексты св. писания, которые давали богатый материал для подобных схоластических приёмов. Между всеми священными книгами библии самым большим уважением пользовались у схоластиков книги: Песнь Песней, Соломона и Апокалипсис Иоанна Богослова. Книги эти своею иносказательностью и таинственностью давали весьма много пищи средневековым схоластикам и оттого тексты из них очень часто ставились в основание всей проповеди. Если же в основание проповеди полагался текст из других св. книг, то заботились, чтобы текст этот также отличался своею иносказательностью. В этом отношении чаще всего употреблялись притчи Спасителя и псалмы Давида, которые изобилуют фигуральностью речи.Таким образом риторика научила схоластических проповедников выражаться цветисто и фигурально, украшать речь метафорами, аллегориями, тронами, словом пользоваться всеми родами украшения речи. Приёмы эти, конечно, нисколько не предосудительны, но схоластики довели их до злоупотребления и ради формы стали жертвовать содержанием проповеди.Теперь посмотрим, чему научила схоластических проповедников диалектика – второе орудие схоластики. Диалектика научила проповедников гибкости и стройности мысли, ясности и отчётливости понятий. Под её влиянием выродилась особая форма проповеди, известная под именем слова, в котором развивается главным образом одна мысль чрез всю проповедь. Но, к сожалению, этим только и ограничилось хорошее влияние диалектики на проповедь; в остальном же в руках схоластиков она принесла столько же услуг проповеди, сколько и риторика. Как риторика научила схоластических проповедников пользоваться всевозможного рода сравнениями и аллегориями, так диалектика научила их говорить о всем и доказывать все, что только ни вздумается проповеднику. Владея диалектикою, схоластик из одного и того же текста мог выводить самые противоположные мысли. Меффрет, напр., из одного и того же текста: «человек некий сотвори вечерю велию», в одном слове доказывал, что под, человеком разумеется Бог, а под вечерею – пир, устроенный Богом своим последователям; в другом же слове он напротив доказывал, что под человеком некиим разумеется уже диавол, а под вечерею – пир, устроенный им своим последователям100. Конечно, подобные толкования не могли не быть без натяжек; но схоластику до этого не было дела, ему лишь бы доказана была выдуманная им мысль, и притом доказана по всем правилам диалектики. Если он не находил доказательств своим мыслям в св. писании и у отцов церкви, то он не стеснялся, а свободно пользовался всем, что-только попадалось под руку. Правда, проповедь от этого принимала характер чисто-светского рассуждения, но за то она казалась вполне учёною, так как много было цитат, а за этим более всего и гонялись схоластики.Кроме сего диалектика сообщила ещё церковной проповеди характер полемического сочинения. С церковной кафедры очень часто велись самые утончённые споры с ересями, и притом нередко с такими, которые давно уже сделались достоянием одной истории. Разные монашеские ордена очень часто защищали честь своего ордена с церковной кафедры. В этом отношении особенного внимания заслуживают доминиканцы и францисканцы, из коих первые имели своим представителем Фому Аквината, а последние – Дунс Скотта. Так как богословские мнения этих двух средневековых знаменитостей расходились, то последователи их, защищая своих представителей, вели с церковной кафедры постоянные диспуты, которые даже опротивели слушателям. Вот что говорит, напр., кардинал Бембо в Падуе в начале XVI в. о проповеди своего времени: когда его спросили, почему он не ходит на проповеди, он отвечал: «что же там можно услышать хорошего? Постоянные споры, которые ведут между собою Doctor subtilis и Doctor angelicus (т. e. Фома Аквинат и Дунс Скотт), и наконец мнения Аристотеля примиряют споры обоих»101. Вот заслуги диалектики для церковной проповеди! Следовательно и диалектика, подобно риторике, научила схоластических проповедников обращать внимание по преимуществу на одну внешнюю сторону проповеди, на её форму, заботясь о том, чтобы самая пустая и ничтожная мысль, недостойная даже церковной кафедры, была доказана по всем правилам искусства. Как же все это отразилось на внутренней стороне проповеди, на её содержании, или, говоря другими словами, каково было содержание схоластических проповедей вообще?По внутреннему своему содержанию схоластические проповеди поражают нас прежде всего симметричностью и соразмерностью внутреннего расположения частей. Каждая проповедь составлена по обдуманному наперёд плану, и нет ни одной почти мысли, которая стояла бы особняком недоказанная; все у них находится на своём месте. Но эта хорошая сторона их проповеди доведена была также до крайности и составляла поэтому их недостаток; потому что схоластики мало обращали внимания на свойства самого предмета, а старалась рассматривать его по наперёд составленному ими плану, раздробляя материю своего слова на бесчисленное множество частей и располагая их симметрически в бесчисленных делениях и подразделениях У Меффрета, напр., встречаются слова, в которых заключается до 15-ти главных отделов, в каждом из них по нескольку своих отделений, а в отделениях подразделений и т. д.102 Это происходило, конечно, оттого, что проповедник, взяв какую-либо мысль, или даже слово, старался высказать все, к ней относящееся, что только он знал из св. писания, из отцов церкви, языческих философов и др. учёных; а так как всего этого нельзя было достигнуть, не нарушив логического строя речи, то они и прибегали к делениям на части. Проповедник, напр., захотел написать проповедь на слово veniat – приходит (т. е. Христос); он разбирает его по буквам таким образом: первая буква v означает vivificator – оживитель мёртвых, т. е. греховных, и приводит по этому поводу доказательства из св. писания, из отцов церкви и различные сказки и басни про восставших мертвецов. Исчерпав так. образ. все, что знал по этому поводу, он переходит затем ко 2-й букве e-emendator – исправитель павших, и опять приводит свидетельства из различных источников; затем переходит к 3-й букве или третьему отделу проповеди n-necator – умертвитель телесных пожеланий и т. д. до конца слова, что и составляет содержание всей почти проповеди103. Бывало впрочем и так, что не содержание давало части проповеди, а наоборот, части проповеди рождали и изобретали содержание. Проповеднику, напр., хотелось, чтобы проповедь его непременно имела екзордиум (приступ), наррацию (изложение) и конклюзию (заключение), и чтобы каждая из этих частей имела по нескольку отделений, которые начинались бы именно такою, а не иною буквою, и вот он в рамки эти втискивал все, что только ни вздумается ему, потому только, что нужно же чем-либо наполнить пустое пространство. Отсюда-то проповеди схоластические по содержанию своему слишком сухи и безжизненны; нет почти ни одной проповеди, которая была бы живою речью к живому человеку. Если же и находим в них решение каких-либо современных вопросов или обличение каких-либо современных пороков, то это единственно открывалось в полемике с различными ересями и направлениями. Но эта полемика отличалась грубостью и неумеренною резкостью. Проповедник честил своих противников самыми неприличными названиями, иногда называя их даже по именам. Cxoластики поставили как бы своею целью выражаться по возможности темнее и отвлечённее, так что мёртвый и непонятный для большинства слушателей язык латинский, на котором они написаны, вполне соответствует их содержанию. Мораль их также суха и безжизненна и имеет самый общий характер, как будто бы схоластики имели в виду научить народы всего мира и всех времён. Встречаются впрочем проповеди, в которых целые страницы наполнены местами из св. писания и, кроме того, почти каждое слово подтверждено местом из св. писания; но и эти места отличаются также самым общим и отрывочным характером. Очень часто они пользовались даже одними только словами, вырванными из контекста речи. Эти единичные слова могли служить мотивом различных, иногда даже самых смешных вариантов, потому что одно слово, вырванное из средины и не заключающее в себе в полноте понятия, давало широкое поле высказывать различные мнения и говорить о всем. Отсюда извращённое толкование и странный подбор текстов св. писания, к которому пришивали иногда самые пустые басни и даже шутки. Вот пример того, как схоластические проповедники пользовались св. писанием. Проповедник говорит о соединении Бога с человеком и рассуждает таким образом: «когда земные цари желают взять невесту своему сыну, то прежде всего выбирают таковую, потом узнают хороша ли она, добра ли, и только после всего этого посылают сватов. Точно также поступил и Господь при соединении с человеческою природою... Бог Отец говорит Сыну Своему, чтобы Он избрал Себе в супруги не природу человеческую, но кого-нибудь другого из божеской фамилии, чтобы она (супруга) была совечна и сосубстанциональна; но Сын говорит Отцу, что Он имеет твёрдую и непреклонную решимость соединиться именно с человеческою природою, а не с кем-либо другим. Как только Отец дал Своё согласие, сейчас же, по словам Орозия, бесчисленное множество ангелов и другого воинства небесного предстало, чтобы устроить этот брак. Но Господь избирает одного только Гавриила, как одного из храбрейших, и посылает его к невесте – чел. природе. Когда он явился к невесте – природе человеческой, то она предлагает ему такого рода вопросы: кто такой господин ваш? Он: Господин наш Царь царей и Господь господій, Царь славы и Начальникъ міра (1Тим.6; Ис.9). Она: красив ли он? Он: красотѣ Его дивится солнце и луна, Самъ Онъ красенъ паче всѣхъ сыновъ человѣческихъ (Песнь Песней 5). Она: силен ли он? Он: могущество Его отъ моря и до моря. Она: богат ли он. Он: слава и богатство въ дому Его. Она: дают ли ему подарки? Он: цари Тарса и острововъ приносятъ дары Ему (Пс.71). Она: хвалят ли его? Он: всѣ народы прославляютъ Его (Пс.68) и Давид говорит: хвалятъ Его небеса и земля (Пс.68). Выслушав это, природа человеческая сказала: Сам Господь пусть приидет всем существом Своим и да лобжетъ мя лобзаніемъ устъ Своихъ (Песнь Песней 1)104. А вот пример ещё более оригинальный. Проповедник говорит о райском удовольствии, которое, по его мнению, будет заключаться в том, что каждое из трех Лиц Божества предложит праведникам свои блюда, каждое по три блюда. «Отец предложит 1-е блюдо – постоянное созерцание лица Божия: ангелы выну видятъ лице Отца Моего (Мф.18); 2-е блюдо – полное наследие всеми благами: пріидоша мнѣ благая вся вкупѣ съ нею, т. е. премудростью (Прем. Сирах. 7, 11); 3-е блюдо – воля Отца и исполнение всех желаний, поскольку псалмопевец говорит: исполнитъ во благихъ желаніе твое (Пс.102).Сын предложит 1-е блюдо – чистейшую плоть Свою о которой говорится: плоть Моя есть истинная пища: (Ин.6); 2-е блюдо – святейшую душу, которая полна красот, паче всех сынов человеческих; 3-е блюдо – божественную вечность, т. е. блаженство. Дух Св. предложит 1-е блюдо – сладость божественного созерцания, о котором Екклезиаст в 24-й главе говорит: духъ мой слаще меда; 2-е блюдо – вино вечной радости, о котором псалмопевец говорит: вино веселитъ сердце человѣка (Пс.103); 3-е блюдо – плоды приятного вкушения, о которых апостол (Гал.5) говорить: благодать, радость, мир и благость»105.Подобным образом схоластики пользовались и творениями св. отцов, и из этих творений извлечения отличались также общим и самым отрывочным характером.Но этот общий характер содержания схоластических проповедей, эта сухость их и безжизненность, это чересчур искусственное их построение составляют только один менее важный недостаток этой проповеди. Более важным и существенным недостатком их проповеди был их светский характер. В них очень часто на ряду с цитатами из священных и отеческих писаний ставились изречения языческих философов и поэтов, вслед за примерами из церковной истории передавались рассказы из истории гражданской, даже из мифологии языческой и бесчисленные анекдоты. Для подтверждения сказанного можно указать на проповеди массилийского священника XV в. Меффрета, под заглавием: Hortulus Reginae sive sermones, или «огородок царицы», который поручено было в России перевести на русский язык, киевскому старцу Арсению Сатановскому.На проповеди Меффрета, можно сказать, похожи и все вообще схоластические проповеди, в каком бы месте они ни были сказаны. Во всех их без исключения богословие смешивалось с философиею, св. писание с сказками о различных чудовищных зверях и рыбах, церковная история с языческою мифологией. Даже нередко шутки, анекдоты и всевозможные остроты находили место в церковной проповеди. По прочтении схоластической проповеди остаётся такое же точно впечатление, как и по прочтении какой-нибудь фантастической повести. Все почти в них вымышлено, все – не относящееся к церковной проповеди, описания, сравнения и при этом бесчисленное множество учёных цитат. Читая схоластические проповеди, мы поражаемся блестящими, многосторонними сведениями, заключающимися в них, и глубокою учёностью проповедников; но весь этот блеск, вся эта их учёность оказывается совершенно внешнею. Она не была плодом серьёзного труда, самостоятельного изучения различных светских наук, а приобреталась ими уже готовою, и притом отрывочно, без того смысла, который имеют те или другие изречения человеческой мудрости. Источниками такого рода знаний служили для них 1, школьные науки; 2, целые книги, из которых – в одних собраны были изречения различных философов и поэтов, так что для проповедника, имея под руками такую книгу, ничего не стоило наполнить ими свою проповедь, при самой простой фразе: «de quo dicit philosophus; de quo dicunt naturales» и т. п.106; других же различные исторические и анекдотические рассказы. Между последними особенным уважением пользовалась книга, названная Gesta Romanorum107, в которой можно встретить множество как действительных – исторических, так и измышлённых фактов и нелепых рассказов, приспособленных большею частию весьма неудачно к церковному проповедничеству108. Кроме этих книг были тогда и другие сочинения, специально назначенные для пастырей. Таковым между прочими сочинениями был «Сад пастырский» (Hortus pastorum)109, в котором собран материал для проповедей на все дни года. Материал этот разделён главным образом на 7 частей или книг, из коих в 1-й говорится о вере христианской, во 2-й о надежде, в 3-й о любви, в 4-й изъяснение таинств, в 5-й о жезле аароновом или о жизни пастыря (пастырское богословие), в 6-й о пастырской трубе (tubae sacerdotalis) или наставление о том, как нужно вооружаться против пороков (собственно гомилетика схоластическая), в 7-й наконец изъяснение 10-ти заповедей закона. Каждая из этих частей подразделяется в свою очередь на множество трактатов, а сии последние на множество глав. В этих трактатах и главах решаются иногда самые замысловатые вопросы, напр., почему в ангельском приветствии Богородице употреблено слово аѵe, а не salve, gaude, laetare110)? Или, в каком часу вознёсся Господь на небо и т. п.?111 При этом особенно замечательны решения этих вопросов. Напр., аѵе употреблено потому, говорит автор Hortus-a, что в нем 1-я буква а-означает Адама, последняя е-Еву, средняя же ѵ значит Virgo-Дева Мария; таким образом приветствие аѵе означает, что род человеческий в лице Адама и Евы, чрез посредницу Деву Марию, в обоих получил спасение. Или же, решая вопрос, в каком часу вознёсся Господь на небо, говорит, что около полудня, а это видно, по мнению автора, из Деяний ев. Луки, 1-й главы, где говорится: quod Christus, antequam ascenderet, cum discipulis comedit, и евангелист Марк в главе 14-й говорит: apparuisse undecim recumbentibus112), а кушать возлежа в обычае было в то время около полудня. В начале книги приложить указатель, из какой именно главы в известный день можно позаимствовать материал для проповеди.Такого-то рода были источники, из которых схоластические проповедники заимствовали материал для своих проповедей. Понятно после этого, что проповеди подобного характера были не что иное, как учёные трактаты, напитанные на заданную тему и имеющие очень надо применения к религиозно-нравственным потребностям того времени. Неудивительно после этого, что слушатели, присутствуя на таковой проповеди, скучали и, по словам Эразма роттердамского, начинали кашлять, зевать и даже совершенно засыпать113. Для возбуждения их внимания проповедники в таких случаях вынуждены были, по словам того же Роттердамского, приводить какую-нибудь сказочку или легенду, мало заботясь о том, идёт ли это или нет к предмету их проповеди. Средство это действительно достигало своей цели, – слушатели поднимали глаза и с любопытством наставляли уши. Настоящая комедиа, заключает Роттердамский, на которую сходятся в церковь! Без этих возбудительных средств средневековая проповедь была бы настолько же суха и незанимательна, как и сама схоластическая наука вообще.Вот какого характера и направления была проповедь на западе Европы, куда южно-руссы обратились за получением высшего образования!Посмотрим теперь, в каком состоянии была в тоже время церковная проповедь в Польше, которая своею проповедью непосредственно могла влиять, не только на учёных, но даже и на самых простых проповедников русских, не могших отправляться за границу?С. Возвращение греко-униатов в лоно православной церкви // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 8. С. 264–270.12-го января настоящего года, как уже известно, может быть, нашим читателям, совершилось великое церковное празднество в привислинском крае: около 50000 душ населения и 26 греко-униатских священников возвратились в лоно своей прежней матери – православной церкви, при большом стечении народа и совершении торжественного богослужения преосвященным Иоанникием, архиепископом варшавским114. Событие это не может не остановить на себе внимания искреннего чтителя истин исповедуемой нами веры. Двести восемьдесят лет прошло с тех пор, как часть наших единоверцев, отторгнутая от духовного единения с нами в вере, после долгого блуждания, возвращается в лоно свой прежней матери – православной церкви. Событие весьма знаменательное!Возвращение отделившихся на время от нашей церкви чад совершается не в первый раз; их было уже несколько, и последнее самое незначительное по числу возвратившихся: но дело не в числе возвратившихся, а в том, что в конце концов истина восторжествовала. Истина свободитъ вы (Ин.8:32), говорил наш учитель и просветитель Иисус Христос. Срединное униатское вероучение, созданное католическими иезуитами для постепенного совращения и привлечения в католичество западных славян, приходивших в соприкосновение с западными католическими народами, и сначала успевшее – было завлечь многих в недра католической церкви, в результате не увенчалось успехом. Привлечённые к унии, при помощи искусно составленного захвата, теперь целыми массами возвращаются в лоно церкви своих предков. Католичество терпит видимый урон, православие торжествует. Сделка, выдуманная и составленная католичеством, оказалась вполне несостоятельною. И замечательно, что все измышляемые и затеваемые католичеством унии большею частию приводят к таким неутешным и печальным для него результатам. Древняя флорентийская уния, готовившаяся – было привлечь к католичеству весь восток, окончилась ничем; позднейшая уния, созданная католичеством для совращения в него южных и юго-западных окраин нашего отечества, также не приводит ни к каким результатам. Широко раскинувшая – было свои сети уния в южных и юго-западных губерниях давно потеряла в них свою силу и значение, и совращённые ею сыны православной церкви уже перестали вспоминать о своём бывшем церковном подчинении Риму. Все они уже сделались истинными чадами восточной православной церкви, какими были до совращения. Оставалось ещё в силе униатство в привислинском крае, поддерживаемое и покровительствуемое польскими патронатами; по последнее движение, охватившее унию привислинского края, предвещает счастливый исход и там. Всех униатов в настоящее время там числится 200000, которые, по всей вероятности, не замедлят последовать примеру своих братий, так искренно обратившихся к православной церкви.Такая слабость и бессилие, высказавшиеся со стороны униатства в невозможности удержать совращённых в лоне католической церкви, кроются прежде всего в характере самой унии. Сама по себе уния представляла странное сочетание принадлежностей католической с принадлежностями восточной церкви. В догматическом учении она принимала главенство римского папы и усвояла все остальные догматы католического исповедания; в обрядовом учении она хранила или по крайней мере была обязана хранить, в силу же папских ограждений, все принадлежности восточной церкви; но к числу последних относились такие особенности, которые, при точном соблюдении, ставили её в явное противоречие с догматическим учением католической церкви, как например, в совершении таинства евхаристии, в несоблюдении священнического целибатства и т. под. Таким образом уния точно представляла странное сочетание элементов того и другого исповедания: по своему учению она как будто примыкала к единению с церковью католическою, в своей же практике она стояла в розни с членами католичкой церкви, и последняя при всяком удобном случае давала чувствовать её особенность. Ей оставалось или окончательно слиться с римскою церковью для получения крепости и силы, или же возвратиться в лоно оставленной православной церкви; другого исхода не могло быть. Отдельное же, хотя и сподчинённое, существование могло быть поддерживаемо только искусственно, при помощи разного рода покровительств и протекционизма. Так в действительности и было. Уния до времени держалась посредством сильного покровительства, оказываемого ей в Риме, и оттуда поощряемыми польскими магнатами. Но такие поощрения делались в видах постепенного сглаживания её особенностей и окончательного приобщения к единому стаду римско-католической церкви. Это ясно доказало последнее папское бреве, изданное 13-го мая минувшего года, которое не только освящало все вкравшиеся с течением времени искажения и извращения обряда униатского, но поощряло и побуждало привислинских греко-униатов к скорейшему сближению с римско-католиками. Когда же правительство стало постепенно ограничивать вмешательство римского двора в дела униатов сначала в южных и юго-западных губерниях, а с 1864 года и в привислинском крае, народонаселение униатское целыми массами стало возвращаться в лоно православной церкви. Сначала такие возвращения совершались в южных и юго-западных губерниях, а с наступлением настоящего года и в привислинском крае. Возвращению привислинских греко-униатов в особенности содействовали последние реформы правительственные, совершенные в последние годы в этом крае и направленные к ослаблению католического протекционизма. Когда Высочайшим указом 14 июля 1864 года было уничтожено церковное патронатство, и вследствие этого право выбора священников от помещиков или патронов отошло к управлению делами греко-униатского исповедания, когда вместе с тем заведывание церковными суммами и имуществами было вверено прихожанам, а духовенству назначено содержание от казны, когда вследствие этих мероприятий униатская церковь почувствовала себя довольно независимою от искусственных связей с Римом; тогда среди униатских администраторов явились люди, ревностно принявшиеся за очищение её от умышленно введённых в неё искажений. Вследствие последних стремлений к очищению искажённого униатского обряда, униатская церковь опять очутилась в крайне неопределённом положении: не то она была на пути к слитию с римскою церковью, не то стояла вдали от неё. Последнее папское бреве, подстрекавшее грекоуниатов к окончательному слитию с римскою церковью, раскрыло наконец глаза народу. Униатское народонаселение ясно убедилось, что принятое им смешенное вероисповедание было только временною ловушкою со стороны римского двора для окончательного его окатоличения, и оно с искренностью и чистосердечностью бросилось в объятия православной церкви.Далее, это постепенное возвращение в лоно православной церкви, совершаемое главным образом самим народом, доказывает силу и живучесть православия. Несмотря почти на трёхвековое отдельное существование, униатское народонаселение не потеряло сознания о своём единстве с православною церковью и своём праве возвратиться в её лоно; мало того, оно само делает почин в этом движении. В то время, как на западе все религиозные движения идут сверху вниз, – религиозными реформаторами и преобразователями являются люди передовые, учёные, – в униатской церкви движение началось среди народа, и переход в православие совершился со стороны самого народа. Эта замечательная особенность составляет характеристическую принадлежность восточной церкви. Как известно, в религиозных движениях, в догматических спорах восточной церкви всегда самое искреннее участие принимал народ; на западе же массы народные большею частию остаются совершенно чуждыми теоретических споров, религиозных движений. Наглядным доказательством этого может служить современное старо-католическое движение, которое, имея во главе несколько образованных богословов, почти по настоящее время остаётся без паствы. Такая особенность восточных вероисповеданий может быть, конечно, причиною печальных явлений, если народные массы следуют и повинуются слепым, неразумным инстинктам; но она же может быть основою и отрадных явлений, если массами руководят благие и добрые стремления. В настоящем случае среди греко-униатского народонаселения пробудились самые благие и добрые стремления, вследствие которых оно освободилось от католического давления и возвратилось к вере своих предков. Это-то повиновение добрым внушениям и стремлениям и возвращение в числе нескольких десятков тысяч в лоно православия самым наглядным образом доказывает, что грекоуниатское народонаселение, среди всех треволнений, им пережитых, умело сохранить живые начала православия.При этом ещё одна замечательная черта, высказавшаяся при возвращении греко-униатов, – это совершенно свободное возвращение их к истинам православия, без всякого подстрекательства и вымогательства со стороны высшей местной администрации. Когда среди нескольких униатских приходов первоначально стало высказываться желание возвратиться в православие, высшая власть, по словам одного из местных корреспондентов, опасаясь, чтобы это не было результатом излишнего и неуместного в данном случае усердия, предписала местным властям прекратить опросы и всякое вмешательство и предоставить все дело его естественному и вполне свободному течению115. Казалось, продолжает корреспондент, на этом все дело и должно было окончиться. Нельзя было и предполагать, чтобы предоставленный себе самому, простой и тёмный люд, разбросанный по деревням, окружённый враждебной православию стихией, лишённый даже обычного влияния со стороны своих духовных пастырей, которые не задолго пред тем были им преследуемы и изгоняемы, – чтобы этот народ сумел сплотиться в силу, достаточную для отпора враждебных влияний, и выйти из хаоса закравшихся в его душу противоположных чувств, верований и подавлявших его разум нелепых толков и клевет. При этом нужно взять во внимание те нелепые слухи, которые старались распространить между униатским народонаселением и которыми думали его запугать, как например, что переход в православие будет оплачен тяжкою, специально на этот предмет установленною контрибуциею, что акт воссоединения начнётся уничтожением в церквах иконы Божией Матери и т. под. Несмотря на все это, вопреки общим ожиданиям, народ не поник головою, своим здравым смыслом понял ложь слухов и ещё смелее и решительнее пошёл на встречу истине. Сплотившись твёрдо, он составил собственноручные приговоры о принятии православия, без всякого участия и даже без присутствия в этих приходах какой бы то ни было власти. Это последний утешительный факт, завершающий предшествующие. В возвращении к православию 50000 греко-униатского населения мы, таким образом, можем видеть не только торжество православия, но вместе полное обнаружение нашей веротерпимости, предоставившей полную свободу народному религиозному движению и не стеснявшей совести возвратившихся. Если бы такими же счастливыми результатами сопровождалась свобода, предоставленная раскольническому религиозному движению в дни ныне царствующего Императора!С.Новые книги в пособие при преподавании закона Божия // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 8. С. 271–280.Под таким заглавием на страницах «Руководства для сельских пастырей» рассматривались доселе книжки по закону Божию собственно при начальном и элементарном преподавании его, имеющие целью: или объяснение молитв, или краткое изложение священной истории ветхого и нового завета, или объяснение богослужения, или вообще изложение начатков христианского православного учения, или же в совокупности весь элементарный курс закона Божия по способу совместного изложения его. А о книжках по церковной истории, необходимо входящей и в элементарный курс закона Божия, не было речи, как потому, что книжки по церковной истории, составленные протоиереем А. Рудаковым, К. Добронравиным, свящ. А. Лавровым и принятые у нас в учебное руководство по закону Божию в средних учебных заведениях министерства народного просвещения, более или менее известны сельским пастырям, так и потому, что других, вновь выходящих, у нас не было. Церковно-историческая учебная литература наша бедна. Изданные в последнее время: 1) Церковная История в переводе с немецкого сочинения Фридр. Руд. Гассе, в 2-х томах; 2) Очерк Церковной Истории (церкви вселенской до IX в. и потом исключительно церкви западной до половины XIX в.) в переводе с немецкого сочинения И. Г. Куртца; 3) История Христианской Церкви учителя рязанской духовной семинарии Смирнова, в 3-х частях; 4) История Церкви от Рождества Господа нашего Иисуса Христа до наших дней, написанная по подлинным и достоверным памятникам доктором богословия, священником Владимиром Геттэ, вышедшая в 2-х томах в переводе с французского, – по объёму, содержанию и изложению своему пригодны или для преподавателей, или для воспитанников духовных семинарий. Следовательно об них я речи быть не может. Теперь у нас под руками два сочинения по церковной истории, имеющие целью общедоступное изложение, одна из них даже с картинками. На них обратим наше внимание.1) Уроки Церковной Истории. Выпуск I: История церкви вселенской. Выпуск II: Православная церковь в России. Православная церковь в Грузии. Церковь армянская. Выпуск III: Церковь западная. Лютеранское и реформатское вероисповедания. Церковь англиканская. Отдельные христианские общества на западе. Об иудействе или раввинизме и магометанстве. Состав. прот. И. Романов. С.-Петербург. 1873 г.116Трудную задачу взял на себя прот. И. Романов – в трёх небольших книжках изложить сведения о таком, как видно из выписанного нами оглавления, множестве предметов. Мы отчасти согласны с ним в том, что церковная история, как говорит он в своём предисловии на основании многолетнего опыта в деле законоучительства, из всех частей закона Божия труднейшая и для преподавателя, и для слушателей, и что трудность эта главным образом происходит от обширности и многосложности самого содержания истории. Совершенно согласны в том, что не малым затруднением для учащихся служат и разные разделения и подразделения (рубрики) содержания истории, и что для облегчения учащихся полезно группирование исторических фактов в возможно меньшее число рубрик, и нет нужды вдаваться в подробности, как-то: названия мест, лиц, указания времени и неважных случаев. Но сильно сомневаемся в том, чтобы принёс пользу труд о. Романова, представляющий по местам или сухой перечень лиц, событий, или же сжатую программу. Но рассмотрим лучше каждый выпуск отдельно.В первом выпуске автор довольно подробно и, сравнительно с известными и общеупотребительными у нас учебниками по церковной истории, обстоятельно рассматривает век апостольский, так, например, подробно и доступно пониманию рассказывает об апостоле Павле, путешествиях и посланиях его, об апостоле Петре и его посланиях и других апостолах. Далее сообщает сведения о внешнем состоянии христианской церкви и особенно восточной. Этот отдел довольно сжат, сух и малосодержателен; не отличается удачным и верным выбором предметов, существенно необходимых для уяснения детям понятий о жизни и судьбе церкви Христовой. Так, например, мало сведений о мученичестве, тогда как по этому предмету не лишне было бы указать и некоторые подробности, из которых видна несокрушимая твёрдость мучеников при истязаниях, и пред лицом смерти часто увлекавшая вслед их самих мучителей, так чтоб наглядно и ясно было, что гонения были не ослаблением церкви Христовой, а торжеством её. Нет сведений о таких деятелях церковных, как св. Григорий Богослов, Климент александрийский и Ориген. Рассказы о таких лицах, как св. Иоанн Златоуст, св. Амвросий Медиоланский, блаженные Августин и Иероним, о таких событиях, как магометанство, бедствия церкви Христовой от диких народов, слишком сжаты и не предлагают сущности дела, даже бессвязны, представляя набор фактов несущественно важных, например на стр. 82-й. Едва ли целесообразно также о таком предмете, как «распространение православной церкви после апостольского века», ограничиться двумя страничками или сухим перечнем имён миссионеров (и то в подстрочном тексте) и народов, к которым обращена была их проповедь, в роде следующего: «в четвёртом веке приняли христианство абиссинцы, армяне, грузины, готфы, маркоманны и богемцы. В пятом веке – дикие народы: бургунды, вандалы, свевы, аланы, также ирландцы, и франки. В шестом веке – у берегов Черного моря герулы, авазги, лазы, также пикты в Шотландии, англосаксы в Германии, – и так далее до XI века включительно. Скучно даже и выписывать. К чему этот сухой перечень народов, если нет ни слова о характере жизни и быта новопросвещаемых народов, о трудности миссионерского дела, о самих миссионерах, их происхождении, образовании и т. п. Или, например, какое понятие о гонениях на христиан получит ученик, если узнает, что гонений было 10, что первое было от Нерона, при котором пострадали апостолы Пётр и Павел, второе – от Домициана, при котором страдал св. апостол и евангелист Иоанн Богослов и т. д. в этом роде. Понятие о гонениях может быть уяснено в детском сознании и без этого сухого перечня, если только, хотя кратко, сообщить о причинах и побуждениях, по которым преследовали христиан, о личном характере гонителей, о способе пыток и мучений, о беспримерном мужестве и удивительном терпении мучеников и мучениц и т. п. Ничего подобного нет у автора рассматриваемого нами выпуска, – он отделывается такими фразами: «шестое гонение было от императора Максимина. Он преследовал одних пастырей и учителей церкви». «Девятое гонение было от Аврелиана. Он издал указ о гонении, но не видел исполнения его: был убит своими вельможами. Пострадали многие». По-нашему понятию, или совсем оставить такие сведения, или уж, если касаться их, то с толком и обстоятельным уяснением дела. А лучше бы всего по вопросу о гонениях ограничиться указанием и подробным разъяснением только более замечательных из них, не обременяя памяти детей, не утомляя их внимания перечнем непременно всех десяти гонений. Наконец несколько страничек посвящено труднейшему отделу церковной истории – о внутреннем состоянии христианской церкви. Сообщаемые здесь сведения сравнительно с предыдущими ещё более кратки, отрывочны и сухи, так что без предварительного, хотя бы даже и поверхностного знакомства с историею церкви, положительно трудно читать такой сухой перечень лиц и действий их, какой предлагает автор. О понимании же читаемого, об удовлетворении детской любознательности не может быть здесь и речи. Чтобы судить об объёме и содержании сообщаемых автором сведений, достаточно указать на то, например, что он о таком многосодержательном и интересном предмете, как «о богослужении, о местах богослужения в начале христианства и в последующих веках» повествует на трех страничках, из коих каждая имеет 30 строчек. Возможное ли дело уяснить этот предмет в таком сжатом очерке? Тут он говорит и о божественной литургии, и о св. таинствах, и о постах, и о местах богослужения, и о священных сосудах и одеждах, и о церковном уставе, и об октоихе; даже не преминул сказать и о звоне в колокол. Но это ещё ничего в сравнении с отделом «о ересях», которому автор отвёл четыре странички с половиною, и за то уж всех еретиков пересчитал; тут рябят в глазах: евионеи, назореи, керинфиане, гностики, манихеи,Праксей, Ноэт, Савелий, Павел самосатский, монтанисты, новатиане, Арий, Македоний, Несторий, Евтихий, акефалиты, агноэты, аффартодокеты, докеты или фантазиасты, монофелиты, пелагиане, Апполинарий, адопциниасты, донатисты, мессалиане или евхиты, феопасхиты или фуллонисты, трифеиты... Неужели о. Романов многолетним опытом своего законоучительства не убедился в том, что физической возможности нет удержать в памяти эту номенклатуру и что знание названия еретиков и их последователей, без обстоятельного уяснения их заблуждений, без указания вредного их влияния на истинных последователей Христова учения, по меньшей мере бесполезно. Почему бы не ограничиться автору указанием на более существенные заблуждения, которые были предметом обсуждения и обличения на вселенских соборах. О. Романов видимо противоречит тому, что высказал в своём предисловии относительно излишества и трудности богословско-исторических подробностей для воспитанников и воспитанниц тех учебных заведений, в которых изучение богословско-исторических наук не составляет специальности. Также очевидно противоречит автор сам себе, вдаваясь, на стр. 52-й, в рассмотрение мелочей и умалчивая о существенном и главном.Относительно метода и плана изложения исторического материала автор в предисловии своём высказал намерение группировать исторические факты в возможно меньшее число рубрик, – так он и сделал. Только совершенно напрасно. Его сухое, схоластическое изложение, его утомительная до зевоты номенклатура как раз гармонировала бы с дроблением на рубрики, отделы и главы.Принятый им приём изложения хорош только тогда, когда события и деяния замечательных лиц предлагаются в хронологическом порядке, в каком следуют они, в форме довольно подробных и оживлённых рассказов (каковы, например, «Рассказы из истории церкви христианской») и с удержанием, по возможности, непрерывной связи и преемственности в событиях. Ничего подобного нет в рассматриваемом нами выпуске уроков по церковной истории. Напротив того, допущены даже погрешности против хронологического порядка; например, в отделе под заглавием «век апостольский», на стр. 38-й, рассказывается об апологетах; едва ли удобна речь о них прежде, чем что-либо сказано о ересях и гонениях, по поводу которых писались апологии, и на каком основании апологеты отнесены к веку апостольскому? Равным образом, на каком основании рассказы о церковных писателях IV–XI века, каковы: Василий Великий, Григорий Богослов и другие IV и V века, Иоанн Дамаскин VIII в., патриарх Фотий IX в., Феофилакт архиепископ болгарский XI в., о замечательных матерях в святых семействах, живших в III и IV веке, отнесены тоже к веку апостольскому?Несвободен автор и от исторических ошибок. Например, на стр. 55-й читаем: «Мощи св. великомученицы Варвары покоятся в киевском архангельском соборе», тогда как на самом-то деле они покоятся в киевском Злато-верхо-михайловском монастыре.Доселе мы указывали в рассматриваемом нами выпуске только одни недостатки, – теперь по долгу беспристрастия должны указать и достоинства. Но их, к сожалению, очень мало. Достоинствами труда можно считать разве то, что в начале некоторых рассказов указаны цитаты источников, из которых заимствованы они; а в конце – приложены нравоучения, хотя и они собственно в устном уроке хороши, а в учебной книжке неуместны; некоторые рассказы довольно оживлены, благодаря тому, что рассказ о лице стоит в живой связи с событием, – и только.Во втором выпуске о. Романов относительно сжатости, сухости, схоластичности изложения преуспел ещё более, нежели в первом. Здесь он умудрился на 58 страницах (в 25 строк) крупного шрифта, в 1/8 листа, изложить сведения о православной церкви в России. Если там встречались страницы, испещрённые перечнем имён лиц и народов, то здесь имеем целые отделы самых поверхностных, отрывочных сведений, напр., «о расколе в России», «о замечательных святых российской церкви», «о монашестве в России». Да что и указывать отделы, – вся книжка – не более, как сухая программа русской церковной истории, к тому же исполненная ошибок. Напр., на странице 6-й читаем: «Возвратясь в Киев, Ольга привезла с. собою священника Григория для дальнейшего руководства в служении истинному Богу», тогда как достоверно известно, что священник Григорий был в числе спутников Ольги из Киева в Царьград. На стр. 13-й читаем: «Российская церковь возрастала и укреплялась среди бедствий. Первыми врагами её естественно явились жрецы идольские», тогда как положительно известно, что славяно-русское язычество было религиею домашнею с слабыми только начатками общественного богослужения в игрищах между сёлами и обрядах на священных урочищах, без храмов и жрецов; храмом её была изба, жрецом – глава семьи, да ещё знахарь, волхв, к которому прибегали в крайних случаях, где казались недостаточными домашние религиозные средства. На стр. 38-й читаем: «По клеветам завистников Никон подвергся царскому гневу и был низложен, а потом возвращён на патриаршество Феодором Алексеевичем, но уже мёртвым (1667 г.)», тогда как достоверно известно, что под конец своего царствования Феодор Алексеевич, когда влияние Милославских и Хитрово ослабело, действительно вспомнил Никона, и по ходатайству своей тётки царевны Татьяны, велел перевести его из сурового заточения в Кирилловом монастыре в любимый его Воскресенский монастырь, но отнюдь не на патриаршество, – и случилось это в 1681 году, а не 1667, как угодно показывать о. Романову. На стр. 55-й пишет он: «Иосиф основатель и игумен Волоколамского монастыря, – он написал книгу «Просветитель» против стригольников», тогда как писал он против жидовствующих. На стр. 56-й напечатано: «Платон, митрополит московский, в сане архиепископа, был законоучителем императрицы Марии Феодоровны», тогда как положительно известно, что он был законоучителем наследника всероссийского престола Павла Петровича. Последние три ошибки грубы, непростительны даже для гимназиста VI класса; и удивляться нужно, как мог допустить их обладающий многолетним опытом законоучитель. Есть ошибки и в хронологии, напр. на стран., 30-й и 31-й. Считаем уже излишним утомлять внимание читателей указанием на некоторые недостатки в грамматическом и стилистическом (напр., на стр. 12, 22, 47, 58), и логическом (напр., на стр. 16, 22) отношениях. Эти недостатки объясняем небрежностью при издании и корректуре.После тощих и схоластических сведений о церкви русской, автор в этом же выпуске предлагает краткие сведения о православной церкви в Грузии и о церкви армянской. И надобно заметить, что сведения, сообщаемые здесь хотя и кратки, но все-таки сравнительно с предыдущими обстоятельны и довольно интересны.В третьем и последнем выпуске автор предлагает, суда по предмету, достаточно полные сведения о церкви западной, лютеранском и реформатском вероисповеданиях, о церкви англиканской, об отдельных христианских обществах на западе, об иудействе или раввинизме и магометанстве. Конечно, в книжке в 78 страниц невозможно представить полную историю всех вышеуказанных религиозных обществ, но автор сумел изложить самое необходимое, так что, при всей сжатости своей, выпуск этот не безынтересен. Хорошо, что есть, где нужно, краткие, но в точных словах и сильные опровержения ложных пунктов в вероисповеданиях римском и протестантском. Впрочем без ошибок и здесь не обошёлся автор; на стр. 35-й читаем: «Главным деятелем (церковной перемены) был воспитанник эрфуртского университета Мартин Лютер. Он, по случаю смерти отца своего, вступил в один из августинских монастырей»... Не правда; побуждением к поступлению в монастырь для Лютера послужила неожиданная, поразительная кончина друга его Алексия117. Не можем не заметить, что в ряду других сведений, к сожалению, нет ничего об Иоанне Гуссе.В общем выводе и заключении о рассмотренном труде прот. И. Романова считаем нужным в коротких словах сказать: первый выпуск его уроков по трудности задачи, но неверному выбору и расположению исторического материала, по сухости, схоластичности изложения, по отрывочности сведений, неудачен; второй выпуск, если взять во внимание богатство, живой интерес исторического материала родной церкви, совсем плох, и небрежность автора в изложении, что ясно видно из множества допущенных им промахов, непростительна; третий же выпуск, судя по предмету его содержания и сравнительной полноте изложения, удовлетворителен. Вообще издание ничего не привносит в нашу небогатую церковно-историческую литературу и для школьного употребления не годится.№ 9. Марта 2-гоСеменов Иаков, свящ. Беседа священника с прихожанами о почитании св. икон // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 281–291.Раз на первой неделе великого поста после обедни собрались ко мне несколько моих прихожан. Одни из них зашли ко мне по надобности, а другие просто побеседовать с своим батюшкою и отогреться. Все уселись, по моему приглашению... Слово по слову, и беседа общая началась... Говорили о разных вещах или предметах: всякий говорил и сам, и меня спрашивал о том, что его более интересовало. Всего, что говорилось ни уловить, ни пересказать...Только когда все говорили, один из числа прихожан, человек, отличающийся религиозным настроением и набожностью, – все молчал. Видимо, его занимал какой-то важный вопрос. Когда общий говор несколько притих, он, боясь, вероятно, пропустить удобную минуту, поспешил обратиться ко мне с следующим вопросом:– Да что это, батюшка, ты сегодня говорил в церкви поучение о том, что будто было когда-то гонение на св. иконы. Неужто это правда? – Прости мне, отец духовный, прибавил собеседник, что я своим вопросом высказываю как бы недоверие к твоим словам. Мы люди тёмные, несведущие. Нам, что ни скажешь, – все ново, все необычайно. Где нам заразом – вдруг все выразуметь, все взять в толк. А хотелось бы знать многое из того, что с какой-нибудь стороны касается нашей св. веры православной. Вот потому-то я и обратился к тебе с сим вопросом.– Да, друзья мои, сказал я в ответ, – точно было такое злосчастное время для правосл. церкви греческой, когда, по безумному распоряжению еретиков-иконоборцев, пречистый образ нашего Спасителя Господа, столь для всех нас дорогой и многоценный, святотатственными руками выбрасывался из храмов Божиих, как нечто нечистое и бесчестное. Равную участь терпели тогда и прочие св. иконы, – иконы Заступницы рода христианского, пресвятой Богородицы и св. угодников Божиих. Их бесчестили, поносили всячески, их уподобляли даже изображениям идольским. И чего – чего не делали с ними изверги – еретики! Даже бросали их в места, исполненные самых гадких нечистот... Да, истинному христианину страшно и вообразить что-нибудь подобное, – не то сделать!...– Давно же это было? Надо думать, не в близкое к нам время, спросил меня тот же собеседник?– Точно, это было давно, давно... тысячу лет тому назад. Тогда ереси не были редкостью, как читаем в церковной истории. То было время постоянной, упорной борьбы язычества и ересей с христианством.– Да чего же смотрели цари-то тогдашние, возразил кто-то? Разве они были нехристи, что дозволяли такие бесчинства и неистовства в церкви Божией? Пусть-ка вздумает у нас – на св. Руси кто поругаться над чем-либо священным, тем паче над иконами св. Так разве пройдёт ему даром такое кощунство? Разве закон и прав. Царь – Батюшка наш не вступится за честь поруганной святыни?– В том-то и беда, друзья мои, что дело иконоборства, – дело столь нечестивое и безрассудное, и придумано-то одним царём греческим, и потом нашло самое искреннее, самое глубокое сочувствие в сердцах некоторых тогдашних царей же греческих. И пока богопротивная ересь сия находилась под защитою царей нечестивых, до тех пор изрыгались нестерпимые хулы на св., и досточтимые иконы, коими издревле украшались и украшаются храмы Божии, до тех пор всячески их оскорбляли. И не одни священные изображения терпели от иконоборцев, от них много гонений и страданий пришлось испытать тем святым людям, которые и сами не хотели изменить своим твёрдым убеждениям, и верованиям касательно иконопочитания, и верующих своих братий и словом, и примером отклоняли от принятия зловредной ереси иконоборческой. Эти незабвенные для церкви православной мужи, эти ревнители святой истины и св. православия, имена коих сохранила церк. история, одни были заточаемы в темницы, другие иным образом мучимы и преследуемы. Некоторые из них претерпевали такие мучения, что, как вспомним это, сердце содрогается и кровь, кажется, застывает в жилах!...– Боже, спаси и помилуй и нас, и церковь Свою святую от такой злой беды, говорили мои слушатели. Однако любопытно знать, чем все это кончилось?Я вам скажу и об этом. Несомненно сказанное, что «трудно противу рожна прати». Так случилось и с иконоборцами-еретиками. Как они ни были злы и дерзки, как ни силен их пособник – дух тьмы, диавол; однако могли ли они долго противостоять всемогущей силе Божией. Конечно, нет. Если Господь, по Своему благому промышлению и попустил опустошительной буре иконоборства пронестись по возделанному полю мира православного, то это ведь только на время. Для чего? Богу одному то известно. Судьбы Божии бездна, многа, говорит слово Божие. Один Господь наш, Творец и Владыка знает и ведает, для каких премудрых целей Он попускает то одно зло в мире, то другое. Для нас же, верующих в простоте сердца, отрадна должна быть уверенность в том, что всякое зло на земле, как бы оно, по-видимому, ни было велико, продолжается не вечно, рано или поздно оно или уменьшается, или совсем прекращается. Так-то было и с иконоборством. Злая ересь наконец ниспровержена, при помощи Божией и при свете св. истины; а православие воссияло, как весеннее, прекрасное солнце! Было же это вот как: после царей нечестивых – еретиков, взошла на престол царства греческого благочестивая и добродетельная царица Ирина с сыном своим Константином. По их-то воле и распоряжению, св. отцы, собравшись на седьмом вселенском соборе, торжественно низложили ересь иконоборческую и все единодушно исповедали догмат или учение о почитании св. икон. Еретики были преданы проклятию. Воспоминание о сем важном событии церковь совершает в первую неделю великого поста.– Слава Богу милосердому, сказали в один голос все мои прихожане, что мы живём в такое время, когда в церкви св., особенно русской, обитает невозмутимая тишина и спокойствие. Будь усерден к церкви, молись св. иконам, почитай изображённые на них лица. – мешать нам в этом и поперечить никто не станет, – разве собственная лень и неохота. Да впрочем в мире христианск. ныне, кажется, и нет таких отъявленных беззаконников, которые бы явно не почитали св. икон, прибавил кто-то...– Казалось бы так, а на самом деле выходит иначе. И теперь есть люди, которые св. икон не почитают и им не кланяются. Но что говорить о людях, которые живут далеко от нас?.. Обратимся к себе, и дома, среди тех, которые почитают иконы, найдём, что многие из таких почитателей неправильно к ним относятся и оскорбляют св. иконы, хотя сего и не желают.– Но тебе, батюшка, известно более, нежели кому другому, сказал один из моих собеседников, в каком большом почёте у нас св. иконы. Везде и во всякое время, когда прилично и нужно, мы, по древнему православному обычаю, молимся им. Везде и всегда изображения св. Божиих считаем для себя нужными. Приходим ли в церковь, – с возложением крестного знамения на челе и груди мы покланяемся св. иконам; выходим ли оттуда, по окончании божественной службы, – опять непременным долгом считаем помолиться пред иконами. Уж таков у нас обычай! Устрояем ли для своего жительства дом, – cв. иконы считаем первым его украшением, первою принадлежностью. Пока в доме нет святости, пока не отслужен молебен вхожий, никто из нас в доме жить не станет. В самой бедной хижине нашего прихода, где едва есть дневное пропитание для хозяина, – и там непременно найдёшь св. иконы Спасителя, Божией Матери, св. Иоанна Предтечи и св. Николая и другие в переднем углу. Как же ты, батюшка; говоришь, что и между нами есть люди, которые оскорбляют св. иконы?– Все это так, перебил я своего собеседника, – совсем этим я совершенно согласен. Я сам знаю много примеров вашего благоговения к св. иконам. Вы, когда отправляетесь в дальнюю дорогу, не прежде решаетесь начать своё путешествие, как помолившись пред иконою Спасителя или кого-либо из угодников Божиих. Вы, верные дедовскому обычаю, не провожаете детей на царскую службу, не отпускаете их в чужую сторону без того, чтобы не надеть им на шею или грудь какую-нибудь иконку, так называемое родительское благословение, как бы поручая каждый своего сына покровительству изображаемого на той иконке святого. Многие из вас, в память каких-либо более или менее важных случаев в своей жизни, имеют похвальный обычай жертвовать иконы в свою приходскую церковь; и дети ваши, приходя с царской службы, всегда почти приносят какую-либо более или менее ценную икону в свою церковь, как знак своего сыновнего усердия к ней и благодарения за её непрестанные молитвы. Все это я знаю. Все сказанные ваши обычаи очень хороши. Кто не одобрит вашего постоянного обращения к св. иконам, – обращения во всех обстоятельствах жизни вашей? Кто не похвалит вашей видимой любви, вашего усердия к ним? Но при всем том, я, ваш духовный отец и пастырь, не могу не болеть сердцем и не могу не сказать вам, что вы не так относитесь к св. иконам, как следует по учению св. церкви. Да, друзья мои! Можно молиться иконам, иметь их в доме своём, носить на груди, – и в то же время оскорблять их святость...– Как же это может быть, спросили все? Мы не возьмём этого в толк.– А вот как. Вы, напр., пришли в церковь в праздник или в будни помолиться Богу пред иконами св., иногда с намерением поблагодарить Его за какую-либо милость, ниспосланную вам свыше, иногда попросить у Господа милосердого, дабы Он избавил вас от горькой беды. Но всегда ли вы молитесь искренно, от всей души, всем существом своим? Нет, вы рассеянно стоите в храме Божием, перешёптываетесь с соседом, зеваете, оглядываетесь по сторонам, смеётесь, – все это показывает, что вы худо молитесь и не имеете глубокого почтения и уважения к св. иконам, пред коими молитесь. Вы дурно полагаете на себе крестное знамение, совсем не так, как следует истинно православному христианину; – вы устами молитесь, а сердце ваше далеко от Господа и от тех святых, которых поминаете на молитве. Поступая так, не честь воздаёте Богу и святым Его, пред изображениями их, а скорее бесчестие; ибо поступаете совершенно вопреки правил матери своей – церкви православной. Церковь учить вас стоять в храме св. благоговейно, как бы пред лицом Самого Бога-Царя неб., молиться усердно, без рассеяния, креститься правильно, по православному, а не мотать рукою, как это делается большею частию, делать поклонение иконам приличное, – иногда в пояс, иногда до земли, как бы пред самими лицами, кои изображены на сих иконах. Вы же, другой раз, наружно-то будто молитесь пред иконами, а загляни в сердце, там пустота, – оно совсем другим занято. Какое же тут почтение, где тут чествование пречистого образа нашего Бож. Спасителя и Его святых? – Поняли ли теперь, возлюбленные, как можно и молиться, по-видимому, пред иконами св., и самым молением только оскорблять Бога и Его угодников...– Так точно, отвечал за всех мой собеседник. Ведь и православный Царь наш – Батюшка непременно оскорбился бы, если бы мы, по своему неразумию, вздумали как-либо неуважительно – без надлежащего почёта отнестись к Его лицу, изображённому на картине. Кольми паче Царь небесный, Творец наш и Вседержитель не может не разгневаться на нас грешных за видимое наше неуважение как к Его иконе, так и к изображениям Его верных слуг – угодников Божиих.– Один из прекрасных обычаев ваших, продолжал я, как уже замечено прежде, есть тот, что в каждом вашем доме всегда икон найдётся достаточно; но для чего же они вами приобретаются, – не для одного же украшения вашего жилья?– Как для чего, обозвался кто-то? Да разве мы бусурманы какие, – татары, либо калмыки? Тем, конечно, не нужны наши иконы; для них они ровно ничего не значат. А мы ведь христиане православные, и имеем иконы в своих домах с доброю целью, – именно для того, чтобы молиться им: молиться утром, вставши с постели; молиться и вечером, отходя ко сну; молиться в радостных для нас случаях, молиться и просить помощи от них и в тягостных обстоятельствах...– Все это так, перебил я, – именно таково назначение св. икон с одной стороны; а с другой – иконы для неграмотных из вас служат как бы живою книгою, летописью в лицах, откуда всякий православный христианин может научаться важнейшим истинам своей св. веры. Но такое прекрасное назначение св. икон достигает ли своей высокой цели – в вашей обыденной жизни? Молитесь ли вы иконам св. в домах ваших, как велит церковь св. и как внушает вам собственная ваша совесть? Вы молитесь, сколько дозволяют вам домашние обстоятельства, силы, особенно же охота и усердие; но, при своём молении наружном, имеете ли вы к св. иконам внутреннее чувство благоговения, воздаёте ли им ту высокую честь, которую, по собственному вашему сознанию, следует им воздавать, как при молитве церковной, так и домашней? Едва ли, как видно из дела. Вы иногда до того делаетесь невнимательны к иконам, которые украшают ваши жилища, что, кажется, забываете, что они и есть у вас. Иначе бы вы не дозволили себе в своих домах противозаконных и предосудительных поступков, оскорбительных для Бога и для святых Его. В самом деле, друзья мои, сознайтесь сами, стесняетесь ли вы в своей домашней жизни, в своём домашнем поведении хоть чем-нибудь, особенно когда каждый из вас становится старшим в доме? Не считаете ли вы все, что вздумается вам, для себя дозволительным? «Я-де хозяин в доме, рассуждаете вы, что хочу, то и делаю!» И какое было бы счастие для вас, если бы вы хотели всегда только доброго, и делали бы, что следует делать православному христианину, по руководству закона Божия! А то как вы себя ведёте дома большею частию? Вы – это бывает сплошь и рядом – не считаете ни за что быть в шапке в присутствии св. икон, что, конечно, показывает недостаток уважения и почтения к ним со стороны вашей; вы очень часто тут же сквернословите; как зря, особенно в гневе, браните жену, детей и всех своих домашних; нередко, особенно в пьяном виде, не помолясь ложитесь слать, да и вставши, не подумаете перекреститься. Мало сего. В домах ваших нередко происходят неприличные для христианина зрелища, – и пьянствуют там, и пляшут, и скверные песни поют, и другое ещё хуже, может быть, что-либо делают. Вы тогда как бы забываете о своих дорогих гостях – св. иконах; как бы совсем выпускаете из виду, что все, что вы ни делаете, в присутствии св. икон, – дурное или хорошее, честное или бесчестное, – то все Господь видит с высоты небесной. За доброе ваше поведение домашнее Он благословляет вас, дарует вам во всем благое поспешение; за дурное же, наоборот, готовит вам отмщение в день всеобщего суда, хотя и долготерпит нам по Своему безпредельному милосердию. Вы как бы совсем забываете, что домы ваши суть в малом виде церкви. Стало быть и вести себя всякий должен в доме, как бы в церкви, должен жить честно и добродетельно, в страхе Божием, в мире и ладу с ближними своими; словом, жить так, как жили угодники Божии – слуги Христовы, изображения коих у каждого из вас пред глазами... Ну что, друзья мои? Что вы думаете о том, что я вам сейчас сказал?– Да что тут думать, батюшка, ответил за всех прежний собеседник? Точно, своими словами и делами мы часто оскорбляем тех, кому кланяемся пред иконами, и значит не умеем почитать св. иконы, как повелевает св. церковь. Спасибо тебе, батюшка, что ты раскрыл нам глаза. Постараемся, по возможности, выполнять твои наставления. Затем благослови нас и прости. Мы и так засиделись у тебя. Тебе ведь и отдых нужен...– Бог вас благословит, друзья мои, сказал я; прощайте, и идите с миром по домам вашим.Священник Иаков СеменовРечь, сказанная 12 января новоприсоединившимся униатским протоиереем и бельским благочинным о. Николаем Ливчаком // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 291–293.Велий еси Господи, и чудны дела Твоя!Много радостных чувств пробуждает и на многие думы наводит наше нынешнее торжество.Кто из нас, православные христиане, сколько-нибудь ознакомленный с тем, что происходило здесь, на этом месте несколько лет тому назад, мог ожидать ныне такого торжества? 200 лет тому назад, согласно документам сего св. храма и прихода, почти на этом самом месте, стоял древний православный храм Рождества Пресвятые Богородицы.Вследствие векового гнёта и насилия и долголетней интриги, православный русский князь Радзивил делается изменником православия и русского народа, разоряет церковь Божию, гонит православное духовенство, строит в малом русском городе три костела, вводит латинское монашество, привозит мнимые мощи гонителя православия и русского народа Иосафата, с ними десяток польских виленских базилиян, одним словом: Радзивил отступник наносит язву в самый центр и сердце здешнего чисто-русского народа и строит вечное будто бы здание западному фанатизму латинизации Польши!Сколько нравственных и физических сил, сколько тяжёлых трудов и человеческой хитрости употреблено здесь для погибели русской веры и русской народности? Какие махинации польских миссионеров не производились в этом крае, и здесь, в стенах этого св. храма: здесь потоптаны заповеди Христовы, искажена любовь к ближнему, попран ногами православный обряд, здесь, на св. месте пелись мятежные гимны. О, если б эти стены проговорили к нам ныне и рассказали хотя бы сотую долю того, что здесь происходило!И чем же все это становится нам ныне в глазах наших в виду нынешнего события и торжества? Для создания фальшивого благочестия и фанатизма нужны были целые столетия, для восстановления православия и русской народности довольно нескольких лет; латинскую на Руси унию созидали многие польские короли, вельможи и тысячи человеческих умов и рук, и вот целые столетия шумной неправды уступают пред несколькими годами скромной и тихой проповеди двух десятков духовенства.На самом деле чудесна сила православия, когда она имеет такие последствия, твёрд дух русского народа, когда он не погиб ещё здесь на веки; вот почему можем мы сказать, что православная вера, несмотря на все превратности судьбы, у нас не умерла, а только опочила; ныне же она, благодаря божественному провидению, восстаёт от давнего и глубокого сна, ныне она станет опять на твёрдой и нерушимой скале, имея основанием и единою главою Господа и Спаса Иисуса Христа. Потому-то и мать наша, святая православная церковь, вместе с нами радуется днесь, находя тысячи своих заблудших овец обращающимися к ней. Мы обращаемся опять к стране, откуда воссияли первые лучи избавления человеческого рода, отныне мы становимся родными братьями 89 миллионного русского народа не только по крови, но и по вере; отныне будем воссылать единодушные молитвы к Творцу неба и земли совместно с нашим Освободителем, великим и мудрым Монархом.Усугубим же теперь наши молитвы ко Вседержителю Богу за Его превеликое к нам милосердие, прославим Сына и Пресвятого Духа, просветившего нас и направившего на путь истины; возблагодарим высокопреосвященного архипастыря и высокодостойных гостей, не жалевших труда посетить нас и св. храм в сей день торжества; воздадим честь и славу нашим духовным отцам, заботящимся о спасении душ наших, соединимся с ними союзом христианской любви и кротости, да совместно с ними одними усты и единым сердцем исповемы и прославим Отца и Сына и Св. Духа, аминь.(Церковный Вестник, № 6-й)В. Нынешнее состояние православной церкви в Сербии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 293–305.(Православна србска церква у княжеству Србии;Израдио митрополит Михаил. У Београду, 1874.стр. 218. – Нынешнее состояние православнойцеркви в Сербии. Нила Попова. Издание славянскогоблаготворительного комитета в Москве; стр. 21)В нашей литературе по истории православных славянских церквей особенно важным пробелом представляется недостаток сведений о современном состоянии этих церквей, отсутствие или неполнота статистических сведений, а также сведений о их нынешнем церковном устройстве и быте, действующих законоположениях и обычаях церковной практики. Вопрос этот недостаточно полно обследован в почтенной книге профессора Голубинского (История православных церквей востока) и весьма неудовлетворительно решён немецкими учёными Зильбернаглем и Газеманом в их сочинениях о современном состоянии православных церквей востока. В наших журнальных статьях по этому предмету также почти исключительно рассматривается история православных славянских церквей и мало сообщается сведений о их современном состоянии и быте. Между тем, независимо от чисто-научного интереса, чем больше у нас возникает внутренних вопросов и запросов по делам церковным, тем важнее для нас изучение церковного быта и устройства единоверных и единоплеменных нам православных церквей южного и юго-западного славянства. В их современном состоянии, устройстве и быте представляется важный материал, имеющий близкое соотношение и связь с состоянием и потребностями нашей русской церкви и небесполезный при решении вопросов нашей собственной церковной жизни. Было бы поэтому в высшей степени желательно, если бы наша духовная литература обогатилась сочинением, в котором бы с подробностью изложено было современное церковное устройство по всем частям церковного быта и управления во всех православных церквах, как восточных, так и преимущественно славянских.Но, заявляя это желание, как важную и весьма полезную задачу для будущих учёных работ по изучению православных церквей востока, мы тем не менее с большим сочувствием приветствовали и будем приветствовать появляющиеся по временам частные исследования нынешнего состояния той или другой из церквей православного востока. Два года тому назад, мы с сочувствием рекомендовали нашим читателям исследование г. Курганова о современном состоянии церкви в королевстве Греческом; и в настоящее время по тем же побуждениям и с тем же вниманием мы останавливаемся на другом подобном сочинении, имеющем предметом своим нынешнее состояние православной церкви в Сербии. Нынешний архиепископ белградский и митрополит сербский Михаил (бывший воспитанник киевской духовной семинарии и потом киевской академии) издал указанную нами в заглавии книгу в качестве справочной книги для руководства сербскому духовенству. В этой книге изложены подробные статистические сведения о православной сербской церкви, исторические документы, установившие в 1832 и 1836 годах отношение сербской церкви к константинопольской патриархии, затем помещены в ней указы, правила и постановления собора сербской православной церкви с 1834 по 1874 г. и некоторые распоряжения о внешней стороне богослужения и образцы различных церковных актов. Книга преосвященного Михаила представляет поэтому полный свод сведений о нынешнем состоянии сербской церкви, как в статистическом, так и бытовом и церковно-каноническом отношении. В виду интереса этих сведений для православного русского общества, секретарь славянского благотворительного комитета, профессор московского университета Н. А. Попов извлёк из книги преосвящ. Михаила особенно важные сведения, и это извлечение славянским благотворительным комитетом издано особою брошюрою. Мы считаем небесполезным сообщить нашим читателям наиболее интересные факты из современного быта сербской церкви, преимущественно те, в которых характеризуется своеобразный строй этой церкви сравнительно с нашим церковным бытом.Княжество Сербия имеет 1211676 жителей. Все княжество делится в административном отношении на 17 округов, а в церковном на 4 епархии – белградскую, учреждённую при св. Савве (1169–1237 г.) и в 1275 г. получившую титул митрополии, – шабацкую, ужицкую и неготинскую. Во всех этих епархиях числится 373 церкви, 41 монастырь и 25 капелл или часовен. Во время турецкого владычества (с 1459 по 1801 г.) церкви были весьма редки в Сербия и почти одни монастыри были хранителями веры и народности. Стеснённые не только материально, но часто и в свободном отправлении богослужения и в построении церквей, сербы не могли иметь их в достаточном количестве. Бедственное состояние сербских церквей под турецким владычеством особенно ясно обнаруживается из сравнения числа древних церквей с числом построенных в текущем столетии, по освобождении Сербии из-под турецкого владычества. Из церквей древних, оставшихся от времени турецкого ига, сохранилось до настоящего времени только 88 (из них 2 церкви из XI века, 2 из XII, 4 из XIII, 4 из ХIV-го); между тем как в одном нынешнем столетии построено 313 приходских и монастырских церквей. Несмотря однако же на весьма деятельное сооружение новых церквей, и настоящее количество их не удовлетворяет потребностям тамошних христиан. Отсюда в Сербии при церкви существует иногда два и более приходов, а с другой стороны есть приходы и при монастырях (за исключением только двух) и иеромонахи отправляют все обязанности священников. Так 118 церквей имеют по два прихода, 35 по три, 21 по четыре, 3 по пяти, 3 по шести, 1 по семи и 1 по девяти. Величина приходов, также как и распределение их по церквам, неодинаковы. Большая часть приходов имеют от 200 до 300 домов, но есть приходы и менее 100 домов (таких впрочем только 3), и от 500 до 1000 домов (18 приходов), и один, в котором более 1000 домов. Такая разница в числе душ по приходам зависит от большей или меньшей густоты населения в известной местности: есть приходы, состоящие лишь из одного селения, а есть приходы, имеющие более 20 населённых местностей. А так как к иным церквам приписано по несколько приходов, то часто одна церковь служит местом богослужения для весьма значительного числа жителей. Есть несколько церквей, имеющих в своём районе от 1500 до 2000 домов, а к церкви в городе Пожаревце приписано 2505 домов. Деление на приходы жителей, принадлежащих к одной церкви, важно в этом случае потому, что каждый приход имеет своего особого священника, а иногда и помощника при нем, так что чреда служения в одной и той же церкви разделяется иногда между десятью и более священниками. Отсюда-то, на 691 приход во всей Сербии с 414 приходскими и монастырскими церквами приходится 869 священников и иеромонахов, т. е. на 178 человек более, чем число приходов, что, конечно, зависит от величины последних. Средним числом в Сербии приходится: одна церковь на 2926 душ, один приход на 1753 души и один священник на 1386 душ.С 1832 года сербская церковь пользуется почти совершенною независимостью от константинопольской патриархии. Памятником прежней зависимости остаётся только утверждение сербского митрополита в его достоинстве константинопольским патриархом (без воли которого он также не может быть и сменен), поминание патриарха сербским митрополитом при богослужении и ежегодный взнос константинопольскому патриарху 5040 грошей (грош равняется 5 коп. на наши деньги). Кроме того, при всяком новом избрании митрополита, посылается патриарху «в виде подарка» 300 дукатов (900 р.).Устройство церковной администрации в Сербии взято с образца австрийских сербов. Церковную законодательную власть представляет собою архиерейский собор, который, под председательством митрополита, составляется из всех епархиальных архиереев и который, собираясь однажды в году (в сентябре месяце) по сербскому уставу духовных консисторий, «есть высшая церковная власть, чрез которую производится управление церквами и духовенством по правилам православной веры и издаются потребные для того распоряжения, правила и узаконения»118.В книге преосвященного Михаила изложено несколько соборных постановлений относительно архиерейского имущества, архиерейских завещаний, взносов за рукоположение, антиминсы и освящение церквей и т. п. В узаконениях о завещаниях архиереев говорится: «1) архиерей только такое имущество может считать своим, которое сам нажил или добыл или то из оного, что не приходится на долю епископии, 2) он может завещать одну треть кому и как хочет, а другие две трети должен оставить на церкви, монастыри, училища, бедных и богоугодные заведения; но сколько и какому именно из этих заведений оставить, в том его воля не ограничивается. Если же архиерей умрёт без завещания, то поступать должно таким образом: все движимое имущество, приобретённое самим покойным, отобрать и описать; затем все, остающееся за пополнением вещей, взятых им из епископии, испортившихся или утратившихся, должно быть продано и обращено в деньги; архиерейские облачения и принадлежности священнодействия остаются епископии, книги поступают в её библиотеку; затем сколько получено будет денег от продажи движимого и недвижимого имущества умершего и что найдётся в наличных деньгах и долгах, то составляет его капитал. Из этого капитала, за покрытием расходов на погребение, за уплатою долгов и возмещением за утраченные и попорченные вещи епископии, – если это пополнение не может быть произведено вещами, оставшимися после умершего, – одна часть должна быть передана высшей духовной власти для раздачи по церквам и монастырям, другая должна быть передана в главный школьный фонд, а третья выдана родственникам покойного; а если таких родственников не окажется, то и эта третья часть, подобно первым двум, должна быть разделена на церкви и школьный фонд. Предписывая архиереям рукополагать безмездно и по заслугам, соборные узаконения сербской церкви определяют таксу взносов архиерею: за выдачу сингелии, т. е. грамоты на священство цезарский дукат (3 руб. с.), за антиминс 3 дуката, за освящение церкви 7 дукатов; а чтобы освящение церквей ни народу, ни архиерею не причиняло больших расходов и совершалось при большем стечении народа, то определено, чтобы оно производилось архиереем во время предписываемых ему законом посещений епархии. Относительно этих последних постановлено: «архиереи обязаны, согласно с законами; посещать свои епархии, и такие посещения должны быть общими по целому пространству епархии, или по церквам целого округа, а не одной или двух только церквей или мест, где славится храмовой праздник; ибо потому только и познаётся, что архиерей исполняет служебный канонический объезд, когда от времени до времени посещает целую свою епархию».Для управления епархиями при каждом епископе находится консистория, состоящая из председателя – из протоиереев, двух действительных и двух почётных членов, между которыми монахов может быть не, более одного. Аппеляции на решения епархиальных консисторий представляются в существующий при митрополите сербском аппеляториум, который состоит из председателя – одного из епископов, выбранного на год архиерейским собором, четырёх действительных и трех почётных членов, и который собирается однажды в году в мае или сентябре месяце. Для ближайшего наблюдения за духовенством епархий каждая из них разделена на несколько округов, из которых каждый состоит в ведении протоиерея или наместника, обязанности которого весьма сходны с обязанностями наших благочинных.В книге преосвящ. Михаила помещено не мало постановлений, касающихся всех этих органов церковного управления. Не приводя этих постановлений, мы обратимся к тем определениям, которые касаются собственно священников в их приходской деятельности. Так относительно браков – воспрещается венчать мужчин ранее 17, а девиц ранее 15 лет, равным образом нельзя венчать престарелых, больных и сумасшедших и никого без надлежащего испытания и оглашения. Если между лицами, желающими вступить в брак, существует очень большая разница в годах, то надлежит испрашивать архиерейское разрешение. Если желает вступить в брак мужчина свыше 60 лет, а женщина свыше 50, то хотя бы это был и первый брак, все-таки необходимо испросить архиерейское разрешение. Самое венчание предписывается производить до полудня, а не вечером или ночью, притом в церкви или капелле, а не в доме, разве только архиерей разрешит иначе. Если во время венчания которое-либо из венчаемых лиц выразит словом или плачем или каким-либо другим знаком своё нежелание вступить в брак, то священник должен прервать венчание. Священники должны производить испытание над желающими вступать в брак, стоя в епитрахили и поучая о значении и важности брака. Также священникам предписывается преследовать небрачное сожительство в их приходах, даже если бы это замечалось между лицами других вероисповеданий, и в таких случаях духовенство должно обращаться к содействию полицейских властей. При крещении младенцев запрещено священникам давать такие имена, как, напр., апостол, евангелист, яблонь и т. п., но разрешено давать не только имена, находящиеся в святцах православной церкви, но и сербские народные имена, каковы: милутин, драгутин, милица, любица и т. п. Священникам предписывается объяснять народу пользу оспопрививания и доказывать это делом на своих детях. Священникам запрещается, при посещении больных, класть крестики на страдающие части тела, чрез что с одной стороны поддерживалось в народе суеверие, а с другой поощрялись корыстолюбивые наклонности в духовенстве. Запрещается причащать народ в царских и северных дверях из двух потиров одновременно. Духовенству вменяется в обязанность отвращать народ от сильно укоренившейся в нем привычки к хуле и оскорблению всего того, что христианским законом признано достойным почитания, как-то: отца и матери, веры, закона, креста, поста и т. д., что, конечно, осталось ещё от времён турецкого ига. К числу особенночтимых в сербской церкви праздников отнесены: 1) день Вербного воскресения, когда князь Милош поднял знамя борьбы за освобождение Сербии, 2) день св. апостола Андрея Первозванного (30 ноября), в который в 1830 г. признаны и подтверждены политические права Сербии и 3) день рождения владетельного князя. Так как в такие праздники есть обычай у сербов стрелять во время богослужения, то разрешено выдавать деньги на покупку пороха для этой цели из церковной кассы.Средства содержания духовенство получает от прихожан, – но не в виде добровольных и неопределённых приношений, а в количестве определённом таксою за всякое требоисправление и кроме того в определённом сборе. Такса эта заключает в себе 25 статей: иные статьи оценены на цванцыгеры (20 коп. сер.), иные на гроши и пары. За венчание, за елеосвящение, за читание псалтыри, за прочтение одного евангелия положено по 6 цванцыгеров; за крещение, за предбрачное испытание, за водоосвящение, за парастас (панихиду) по 1 цванцыгеру; за печать при брачных допросах протоиерею 2 цванцыгера, за проводы на кладбище как священнику, так и диакону по 3 цванцыгера. За великое отпевание 18 грошей (90 коп.), за малое вдвое менее. С бедных за все это берётся вдвое менее, а с нищих ничего. Но главный приходский доход сербского духовенства составляет так называемый бир или сбор, состоящий из 12 ок (око 3 фунта) зернового хлеба с каждой души в сёлах или из 6 грошей с души в городах. Относительно этого сбора определены следующие правила: священнический бир должен быть собираем ежегодно в Дмитров день, а не в дни славы отдельных прихожан119. Старшины должны напоминать народу, что духовенству следует платить за священнодействия установленным попорядком; а бир должен быть собираем по городам деньгами, а по сёлам хлебом, местною властию. Полный бир в пользу священника уплачивается каждым прихожанином, платящим подати. Только крайне бедные люди, которые не платят и налогов, не дают священнику бира. Чиновники взносят следующий с них бир своему начальству, которое и передаёт его протоиерею для раздела между священниками.Для образования духовенства в Сербии с 1836 г. существует при белградской митрополии богословская школа, состоящая из четырёх годичных курсов. В эту школу, в которой преподаванием и воспитанием заведуют иеромонахи, поступают воспитанники из гимназий. Окончание курса в этой школе требовалось как необходимое условие для рукоположения во священники. В 1841 г. постановлено было: «да не рукополагаются впредь без нужды во священники люди неспособные и не окончившие курса в богословской школе». Но в 1846 г. это правило получило такое ограничение: «так как для бедных приходов трудно найти клириков из кончивших курс в богословской школе, то между прочим постановляется: чтобы лица, желающие занять свободный приход, хотя один бы год учились в богословской школе и готовились к будущему сану своему; но если и таких лиц не найдётся, то надо требовать, чтобы рукополагаемый на праздное место выдержал испытание в чтении, письме, церковном правиле, пении и катехизисе». Прибавим к этому, что в Сербии нет замкнутого духовного сословия, и в священники может поступать каждый желающий и достойный.В Сербии существует 41 монастырь. Большая часть их остаётся с давнего времени; вообще же сербы, как и все южные славяне, мало склонны к монашеству120. Это отчасти видно из весьма ограниченного количества монахов в сербских монастырях. Несмотря на то, что монастыри в Сербии имеют значение приходских церквей, во всех монастырях сербских насчитывается всего 138 монахов, следовательно приходится меньше чем по 4 монаха на монастырь, и одним из постановлений предписывается монастырскому братству заботиться, чтобы в его монастыре не было меньше двух иеромонахов. Сербские монастыри суть или общежительные, или метохи; к первым может быть приписано несколько приходов, ко вторым не более одного. Монастыри имеют недвижимые имущества и относительно этих имуществ рассматриваются как независимые юридические лица. Монастырские имущества не могут быть ни продаваемы, ни меняемы без согласия епархиальной консистории и правительства. Монашествующие лица не могут ни покупать, ни приобретать каким-нибудь другим образом недвижимое имущество; но могут пользоваться имением, приобретённым до пострижения. Имущество умерших монахов наследует монастырь. В 1863 году определено постоянное жалованье лицам монашествующим: монаху 400 грошей (20 р.) в год, иеродиакону 500 грошей, иеромонаху 1200 грошей, наместнику 1350 грошей, настоятелю 1500 грошей, игумену 2000 грошей, архимандриту 2400 грошей. Два монастыря: Горняк и Сретенский назначаются местом заключения для провинившихся в чем-либо священников.При содействии правительства, из епархиальных доходов и народных приношений составились в Сербии особые капиталы для монастырей и приходских церквей: ныне сербские монастыри имеют таких капиталов на сумму свыше 50000 р. и приходские церкви на сумму свыше 700000 руб. на наши деньги. Суммы эти назначаются на чрезвычайные нужды церквей и монастырей и также на содержание богословской школы. Кроме этого, сербская церковь имеет два общих фонда для всего княжества: один основан митрополитом Михаилом для выдачи пособий священническим вдовам и сиротам, другой ужицким епископом Иоанникием для издания книг духовного содержания.В.Э-ский И., свящ. Новые книги в пособие при преподавании закона Божия121 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 305–313.2) Очерк церковной истории, составленной А. Ладинским. Часть 1-я. От Рождества Спасителя до конца VIII века. (С картинками, рисованными на камне). С.-Петербург. 1872.122Имя автора этой книги известно нам по его бесплодному труду в составлении и издании Церковной археологии123. Не более успел г. Ладинский и в своём Очерке церковной истории. Здесь мы встречаем ту же претензию на учёность с множеством цитат и никакого интереса в научном отношении, тот же школьнический приём в распределении предметов, тот же тягучий, сухой и по местам непонятный склад речи, какие указали в его Церковной археологии, и ещё новый недостаток – достаточное количество исторических ошибок и сухой перечень событий и лиц там, где бы уместны были подробности. Но обращаемся к терпению читателей и просим их внимания для знакомства с новым трудом г. Ладинского.В своём Очерке церковной истории г. Ладинский прежде всего предлагает схоластическое введение, где он даёт понятие о церковной истории, определяет предмет и разделение её, указывает источники её, из которых, как заметно, сам не черпал ничего, перечисляет писателей церковной истории, умалчивая о многих из известных писателей, как-то: о преосвященном Филарете, священнике В. Геттэ, профессоре Знаменском и других. Школьнически и без всякой нужды доказывает пользу и определяет цель церковной истории. Затем уже рассматривает три периода церковной истории: 1-й о церкви новозаветной, созидаемой и управляемой видимою главою её – Богочеловеком; 2-й о церкви Христовой от вознесения Спасителя до конца III века; 3-й от начала IV века до конца VIII-го.В первом периоде, после смутных и сбивчивых понятий о религиозной жизни народа Божия во время земной жизни Богочеловека и о состоянии мира языческого с умственной и нравственной стороны, автор излагает, в виде программы, земную жизнь Богочеловека, без всякого хронологического и логического порядка, без всякой системы, перемешивая события из жизни Спасителя с Его божественным учением, отделяя почему-то евангельские проповеди и притчи и чудеса. Во всей этой программе трудно добиться толку, так что из простых, связных, цельных повествований евангелистов он умудрился сделать Бог знает что. И к чему его труд, когда у нас есть новозаветные истории, составленные в хронологическом порядке, удобопонятно и толково. Из всего первого периода только с изложением истории последних дней земной жизни и страданий Богочеловека и можно мириться, так как г. Ладинский не отступает здесь от общепринятого способа передачи её по евангельскому тексту в форме систематических и последовательных рассказов.Во втором периоде автор рассматривает и передаёт не столько в форме рассказа, сколько в виде сухого обзора, историю церкви Христовой от вознесения Иисуса Христа до конца III века. Здесь он избежал рубрик и подразделений, но за то излагает все без внутренней связи и логического порядка, так что невидно никакого основания, почему он, напр., прежде говорить «о ересях первых трех веков», а потом уже «о состоянии вообще учения в церкви апостольской»; прежде говорит «о священной иерархии и управлении церковью в первые три века христианства», а потом – «в чем состояли особенные преимущества звания апостольского и о соборе апостолов». Также не видим никакого основания, по которому он излагает свои отрывочные сведения, напр., «об избрании на степень иерархии», потом – «о начале уединённой жизни», далее – «о церковном благочинии», и наконец – «о единстве церкви апостольской», или, напр., после перечня достопамятных людей первых трех веков сообщает сведения о некоторых из 70 апостолов, или ещё в одном месте говорить о достопамятных людях первых трех веков, и в другом – о достопамятных лицах III века. Какое различие между этими людьми и лицами? Очень простое: под достопамятными людьми первых трех веков г. Ладинский разумеет Божию Матерь и святых апостолов, включая сюда и священномученика Симеона – сродника Господня и Варнаву, – а под достопамятными лицами III века разумеет Александра епископа иерусалимского, Памфила кесарийского и римских епископов – Феликса, Корнелия и Секста (?). Какое правильное в хронологическом отношении и разумное разграничение и распределение сведений и понятий! Читая весь этот бессвязный набор quasi – исторических сведений, никак нельзя получить ясного и цельного понятия о церкви апостольской, расширяющейся среди ужасных гонений, процветающей высокими дарованиями и добродетелями и торжествующей над её врагами; так как о расширении пределов церкви говорится два раза и в разных местах, об ужасных гонениях, какие терпела она, три раза в разных местах, о процветании её также говорится в трех местах и т. д. И удивляешься, почему бы автору не держаться общепринятого порядка в известных у нас учебниках во церковной истории.В третьем периоде, обнимающем события от начала IV века до конца VIII-го, та же путаница, что и во втором. Сначала говорит автор о распространении христианства, потом о состоянии учения, далее снова о распространении христианства и о содействиях промысла к распространению церкви. Или ещё – после сведений о бедствиях церкви повествует о внутреннем состоянии её, ограничиваясь только обзором церковных писателей и вселенских соборов и совершенно умалчивая о внутреннем устройстве церкви, христианской жизни и богослужении в этом периоде – довольно богатом по содержанию сведений и о внутреннем устройстве церкви, и о христианской жизни.Таковы общие недостатки у г. Ладинского в постановке предмета, в распределении исторического материала! Ещё более недостатков у него, если обратить внимание на склад речи – сухой, школьнический, – поверхностный перечень некоторых лиц и событий и грубые ошибки.Для того, чтобы видеть тяжёлый, неправильный, непонятный, по местам даже не имеющий грамматического смысла склад речи автора, достаточно указать на страницы 72, 80, 155, 158, 160, 161, 163, 165, 166, 167. А для образца выпишем несколько строк: «Гностицизм.Эта ересь получила начало с самого начала христианства, но определённый вид и полноту – только с начала II века» (72). «Святый Николай претерпел все, кроме смерти: лишение имущества, поношения, темницу, глад и истязания и страх смерти, но ничего не могли лишить Николая». (155). «Западная церковь имела следующих писателей: Иоанн Кассиан, Салвиан, за ревность к благочестию названный Иеремиею, Вигилий, Африканец и другие». Не можем удержаться, чтобы не указать на оригинальное, по бессвязности и набору слов без всякой мысли, определение вселенских соборов: «Четвёртый век славный торжеством христианства над язычеством, есть вместе самое цветущее время для развития Законодательства Церковного; отселе весь ход Церковного Законодательства получает больше, чем прежде, твёрдости, порядка и благоустройства. Правда, было в это время гонение на православную Церковь – от ересей; но они же были поводом самого величественного и самого многоплодного по своим последствиям явления – составления торжественных и многочисленных соборов. Здесь пастыри разных стран мира свидетельствовали об учении и предании Церкви, сносили между собою местные правила и важнейшие из них обращали в общие законы Церкви: здесь рассматривали и обсуживали постановления поместных церквей, утверждали или отменяли их; собственные же определения их получали вселенскую важность. Такие соборы назывались вселенскими» (стр. 161). Редкое уменье автора писать много, и не дать никакого понятия о предмете.В рассматриваемом «Очерке церковной истории» достаточное количество страниц, представляющих – или сухой, школьнический перечень лиц и событий (напр. на стр. 72, 138, 139, 148, 160), или через-чур краткие сведения о таких серьёзных предметах, которые необходимо изложить обстоятельно и подробно (напр., весь отдел о богослужении, об уничтожении идолопоклонства в римской империи, или исследования слабые – поверхностные например, – о гонениях на христиан от Юлиана, о гонении от магометан, где автор оставляет без объяснения необыкновенно быстрое распространение магометанства и не указывает ни одного из бесчисленных мучений, какие терпели христиане от своих притеснителей, а отделывается фразами без указания фактов и разумных причин того или другого явления.Но особенно много допущено автором ошибок против исторической правды. Укажем хотя некоторые из них. На стр. 83 читаем: «Он (Оригин) написал 8 книг против языческого философа Цельсия ему современного», тогда как известно, что Цельс жил в первой половине II века и книга его «Истинное слово», написанная против христианства, относится к 150 г., а труд Оригена против этой книги является в 247 г.124 Если сто лет не составляют большой разницы, то, конечно, Оригена можно назвать современником Цельса. На стр. 152 написано: «Из сочинений Василия Великого, изданных в трех томах, особенно достойны внимания – (между прочими): 7, его литургия, составленная по особенному вдохновению Божию, которую Григорий Богослов называет согласною со всеми церквами». Как видно, сведение это заимствовал автор из проповеди преосвященного Иннокентия в светлую седмицу, может быть и кстати там сказанное, но не историческое. Историку нельзя ограничиваться такими сведениями, – ему нужно знать факты исторические, и он мог бы найти их, напр. у архиепископа Филарета в его «Историческом обзоре песнопевцев и песнопений греческой церкви»; он узнал бы и о тех современных обстоятельствах, которые могли расположить св. Василия к написанию чина литургии, и о том, по особенному ли вдохновению св. Василий составил свою литургию, или же, пересмотрев различные литургические списки, сделав выбор из лучшего, бывшего в то время в употреблении, уничтожив местные особенности, благодаря церковной централизации, составил по своему усмотрению чин литургии обязательный, в видах единообразия, для всех по возможности церквей, принадлежащих к известной митрополии. На странице 164 читаем: «На соборе (IV вселенск.) присутствовало 600 епископов», в другом месте, именно в таблице вселенских соборов показано, что их было 630. И в том и другом месте автор ошибается, так как известно, что на этом соборе епископов было 650. Но довольно и этих указаний; если бы ещё указать все хронологические ошибки, корректурные погрешности, то пришлось бы до крайности утомить внимание читателей.Что сказать о картинах, приложенных к рассмотренной книге? Они совершенно лишни, как потому, что сделаны неудачно, так потому, что большинство из них не имеет никакого отношения к тому тексту, где приложены (напр., «Явление Иисуса Христа ученикам по воскресении» приложено к отделу о ересях; «Сошествие Святого Духа» – к отделу о церковных писателях первых трех веков и о богослужении, таинствах и обрядах первых трех веков; «Святый великомученик Стефан» – к статье – о церковной иерархии; «Успение Пресвятые Богородицы» – к статье о распространении христианства во II и III веке), и потому не поясняют дела.В заключение всего, и об этом труде г. Ладинского, также как о его Церковной археологии, приходится сказать: напрасный, бесполезный труд и никак не могущий идти в сравнение с известными у нас сочинениями по церковной истории, непригодный ни для чтения по своему схоластическому, скучному изложению, ни для учебного употребления по своей претензии на учёность, по неровности в рассмотрении предметов – то растянутости, то сжатости, и по безсвязности в распределении их. А если бы г. Ладинский, желающий, сколько можно заметить, создать что-либо пригодное для школы, спросил нас, что же требуется от сочинения по церковной истории, предназначаемого, положим, для учебного употребления в низших или средних школах? Отвечаем в коротких словах. Требуются: уменье выбрать из богатого церковно-исторического материала предметы, заслуживающие особенного внимания, могущие уяснить учащимся судьбы Божии в церкви для сохранения истины и спасительного действия её на род человеческий, и изложение рассказов в хронологическом порядке с удержанием непрерывной связи и преемственности в событиях. Систематическое изложение церковной истории, как науки, не может входить в курс наук низшей и средней школы, потому с одной стороны, что срок школьного обучения ограничен, и потому – с другой, что ещё не под силу оно детским головам. Детям, ученикам низшей и средней школы, достаточно сообщить исторические сведения в рассказах о лицах и событиях более характерных, более жизненных и почему-либо выдающихся более других; так, напр., сведения об апостолах и их служении, о быстром распространении христианства, о мучениках и исповедниках, святителях, подвижниках, о соборах, царях – просветителях (Константине и Владимире), об отделении западной церкви, об усилении восточной в пределах нашего отечества и т. д. И при изложении таких рассказов о событиях, лицах и их действиях нужно стараться о жизненности, задушевности и увлекательности их, а при изображении характеров – о меткости и ясности.Ни одному из указанных нами требований не удовлетворяет «Очерк церковной истории» г. Ладинского, а потому и признаем его бесполезным в нашей небогатой учебной церковно-исторической литературе.Свящ. И. Э-ийN. Церковно-археологическое общество и музей при киевской духовной академии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 9. С. 313–316.Имея в виду живое сочувствие и постоянное содействие со стороны нашего просвещённого духовенства церковно-археологическому обществу и музею, основанному при киевской духовной академии, с целью сбережения церковных древностей и для основательного изучения церковной археологии, мы почитаем долгом сообщать нашим читателям о развитии этого бесспорно полезного учреждения. В настоящее время общество обнародовало второй годичный отчёт о своей деятельности, и мы не считаем излишним ознакомить наших читателей с главнейшими данными этого отчёта.Из отчёта мы с удовольствием видим, что общество более и более приобретает себе сочувствия в среде духовенства, возрастает в числе своих членов и обогащается новыми, иногда весьма ценными в археологическом отношении приобретениями для музея. Под председательством ректора киевской духовной академии, епископа уманского Филарета, общество состоит из 84 членов, из которых 16 почётных, 39 действительных и 28 членов-корреспондентов (в прошлом году действительных членов было 31 и членов-корреспондентов 19). Сообразно с главною целью общества – сбережения церковных древностей, – деятельность общества выражается главным образом в разысканиях церковных древностей и приобретении их для музея в подлинном их виде или в фотографических снимках. В течение 1874 года поступило в музей рукописей и рукописных актов 63, фотографических снимков, гравюр и пр. 500, памятников архитектуры, живописи, ваяния и скульптуры церковной 214, разной утвари церковной 42, памятников нецерковных 435, книг и брошюр, частию старопечатных, 51. Без сомнения, далеко не все из означенных предметов имеют археологическое значение, но между ними встречается немало и весьма цепных для археологии. К числу последних относятся: поступившее в музей от помещика с. Федюковки, таращанского уезда, Меленевского, чрез товарища председателя, прот. П. Г. Лебединцева, рукописное пергаменное евангелие с двумя изображениями евангелистов Матфея и Луки не позже XIV в., рукописное евангелие XV века, поучения, избранные от евангелия и от многих божественных писаний, переведённые с греческого на славянский в 1343 г., книга св. Василия Великого острожской печати 1594 г., с подписью яко бы Гришки Отрепьева, складной медный крест XII в., медный крест XIII в., глиняная амфора (водонос), найденная в посаде Шабы близ Аккермана и относимая ко времени до Рождества Христова, бронзовый браслет редкого археологического достоинства, который доселе был известен только в единственном экземпляре, хранящемся в чешском музее, – несколько каменных орудий, богатая коллекция золотых, серебряных и медных монет еврейских, сиро-греческого царства, греко-египетского царства, византийских и монет малоазийских и сирийских – коллекция, пожертвованная настоятелем русской миссии в Иерусалиме, архим. Антонином, – коллекция старинных икон и крестов, переданных в музей из склада при св. синоде и пр.Кроме этих приобретений, в близком будущем ожидается новое и весьма важное обогащение церковно-археологического музея. По представлению преосвященнейшего Макария архиепископа литовского, вследствие отчёта о произведённой им ревизии киевской академии в апреле минувшего года, святейший синод, в видах сохранения старопечатных книг и рукописей от случайных повреждений и утрат, для восполнения библиотеки киевской академии и для больших удобств при пользовании этими книгами и рукописями для учёной разработки их, сделал распоряжение о передаче в библиотеку киевской академии ценных и старопечатных книг и рукописей из библиотек: киево-Софийского собора, киево-Печерской и Почаевской лавр, Михайловского монастыря, а также монастырей: Никольского, Выдубицкого, Дерманского Мелецкого, Загоровского, Любарского, Тригурского и из Межиричской церкви в предместье г. Острога. С поступлением в библиотеку академии книг и рукописей из означенных библиотек и монастырей, наиболее ценные из них в археологическом отношении будут выделены в состав церковно-археологического музея.В заседаниях общества по временам делаются сообщения об археологических разысканиях и особенно-замечательных памятниках церковной древности, поступающих в музей. С приобретением более богатого материала, без сомнения, учёные исследования по археологии займут более видное место в деятельности общества.Позволяем себе заключить нашу заметку выражением надежды, что общество и в особенности духовенство и на будущее время не оставят церковно-археологическое учреждение киевской академии своим сочувствием и посильным содействием.N.№ 10. Марта 9-гоЗверев Пётр, свящ. Поучение пред открытием приходского попечительства // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 10. С. 317–322.Помолившись во время божественной литургии Господу Богу и пресв. Богородице, мы, православные прихожане, приступаем в нынешний день к совершению доброго дела, именно – к открытию при своей церкви приходского попечительства.Это благотворительное учреждение прежде всего и главным образом должно будет заботиться о благоукрашении нашего храма и об открытии приходской школы; а потому я нахожу приличным и полезным побеседовать ныне с вами, во 1-х о важности храма и во 2-х о пользе школы.Приходское попечительство особенно должно будет заботиться о благоукрашении сего св. храма. Какое доб-... [отсутствуют страницы – Редакция Азбуки веры] ...благотворительный зов и пусть ваша щедрая рука, не дрожа и не колеблясь, уделить то, что может, в твёрдой надежде, что Господь Бог, обещающий награду и за чашу холодной воды, тем более удостоит вас своей небесной награды за вашу благотворительность.Но так как каждое доброе дело тогда только имеет особенный успех, когда оно начинается с молитвою, то нам необходимо возвести пламенные молитвы к Господу, Виновнику всякого блага и испросить у Него всемощного благословения на наше благое предприятие. Помолимся же, бр., об этом Господу Богу. Аминь.Священник Пётр ЗверевТ-ский А. Характеристика южно-русской схоластической проповеди в связи с проповедью западно-европейскою и польскою125 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 10. С. 322–334.Так – как исторические судьбы Польши слагались под особенными обстоятельствами, совершенно отличными от западноевропейских государств, то и проповедь её, кроме свойств общих проповеди схоластической, имела свои особые свойства. Свойства эти была следующие: шутливость и юмор, панегиризм и наконец так называемая народность польской проповеди, т. е. стремление везде и во всем видеть Польшу.1) Польская шляхта и магнаты XVII в. были разнузданы до высшей степени. Ни король, который носил один только титул, ни сеймы не могли ограничить их своеволия. Они безнаказанно попирали все права и привилегии других и сами не преклонялись ни пред каким законом. Любя своеволие и безнаказанность, она требовали, чтобы привилегии их гордости, неизмеримо разросшиеся на сеймах, были почитаемы и в церкви также одинаково, как и в другом каком-нибудь месте. Понятно отсюда, что весьма редкие проповедники осмеливались задевать с церковной кафедры их честолюбие и тем навлекать на себя гнев вельможных панов. Большая часть из них вынуждены были льстить их честолюбию и осторожно относиться к обличению их дурных привычек и всевозможных пороков. Отсюда этот юмор, это ироническое остроумие, выразившееся в различных прибаутках, которыми так переполнены польские проповеди того времени. Вспомним, напр., юмористическую проповедь о курочке, выделанной из св. писания и разных наук и принесённой на хозяйство (т. е. посвящённой) панам Даниловичам, как иероглиф правды благочестивой любви126. В этой проповеди, полной юмора и остроумия, задеты все сословия Польши, и под покровом шутки высказано много горькой правды, которая, если бы была высказана прямо, не прошла бы, может быть, даром проповеднику. Вспомним также и другую проповедь Бирневского в день нового года, в которой он предлагает своим слушателям, вместо коленды127, Иисуса Навина в разных событиях и обстоятельствах св. истории, соединённой с именем этого вождя израильского128.Разнузданность и своеволие польских магнатов, постоянно ведших шумную жизнь, породили желание и старание быть занимательным на церковной кафедре. Ведя постоянно шумную и весёлую жизнь, предаваясь постоянно роскоши и изнеженности, польская шляхта не могла удовлетвориться сухими схоластическими выкладками; такая проповедь навела бы на них дремоту и отбила бы всякую охоту к церкви. И вот польские проповедники, чтобы удовлетворить таковому вкусу, наперерыв друг пред другом старались сделать польскую проповедь как можно более занимательною и этим заслужить себе славу хорошего и любезного проповедника, умеющего завлечь праздных и избалованных слушателей. Отсюда существенную часть почти каждой проповеди составляли так называемые curiosa – сказки, выбранные из хроник или же народных преданий, анекдоты, остроумные шутки, стишки, своеобразные, большею частию смешные толкования св. писания и т. п. выходки, которыми по преимуществу отличались иезуиты и доминиканцы. При этом пускался в ход весь запас сведений, какими только владел проповедник, и истрачивалось все схоластическое ораторское искусство или лучше ремесло, как называет его Мехержинский129. Тут выступали на сцену и физика, и математика, и медицина, и даже грамматика, и все это в курьёзных применениях. Представим для примера отзыв наук о человеке из проповеди ксендза Яцека Гродского: «Однажды богиня Минерва созвала на сейм главные науки, чтобы они решили, что такое человек? Диалектика сказала: человек есть силлогизм, понятием которого есть рождение, а заключением – смерть. Астрология сказала: человек имеет фазы луны. Физика: человек есть животное, потому что смертен. После всех наконец заключила математика, она сказала: человек есть круг – и сказала основательно, потому что как круг там оканчивается, где подучил начало, так и человек должен возвратиться в землю, от которой взят»130. Или же вот каким образом ксендз Белецкий говорит об образовании: «часто детям недостаёт родительского попечения и заботливости. Так, когда царь вавилонский (Даниила 3 гл.) выставил любимую им статую, издержал, на неё слишком много золота и других драгоценностей и приказал этому божку кланяться, то для этого поставил её in campo Duren131. Так часто бывает. Родители много истрачивают золота на обучение сына и на путешествия по чужим краям, поставят его потом на публичном сейме или сеймике, и моя статуя iп campo duren (т. е. точно в поле дурак); вышлют его в военную компанию, и на поле марсовом duren»132. Шутки и остроты очень часто переходили в грубый и фамильярный тон, который свойствен был всем схоластическим проповедникам, в том числе и южнорусским. С лицами и предметами священными обходились также грубо и фамильярно, как и с обыкновенными лицами. Обычаи и нравы, свойственные людям земным, они переносили и на небожителей. Это грубое и фамильярное обращение не только со святыми вообще, но даже и со святейшим именем Бога, оскорбляет благочестивое чувство слушателей и до глубины души возмущает читателя. Чтобы иметь понятие об этом обращении со святыми, мы представимте несколько примеров. Млодзяновский, напр., в одной проповеди укоряет Спасителя за притчу о добром пастыре, что он оставил 99 овец ради одной, и удивляется, что волки не проделали ему какой-нибудь штуки. В другом месте он говорит, что И. Христос нигде не может найти для себя тёпленького уголка, ибо низшел на землю, потом пошёл в ад, возвратившись оттуда, восходить на небо и опять оттуда обещал придти на землю133. Далее, по поводу слов Спасителя: «Аз семь пастырь добрый», говорит: «Господи, тише об этом, а то как услышат фарисеи, что Ты Себя хвалишь, то по кресту пригвоздят; довольно Ты натерпелся, не подавай повода к новым неприятностям»134. Миаковский в казаньи-кокошь на коленду, говорит о Моисее, что он, вероятно, имел типун на языке, когда его Господь Бог отправлял послом к Фараону135. Очень часто встречаются выговоры евангелистам, что они чего-нибудь не дописали, – напр., Млодзяновский укоряет евангелиста Марка за то, что он очень мало написал о своём учителе Петре, тогда как Лука описал подробно о своём учителе Павле. Но верх неприличия представляет слово доминиканца Киприана Сапецкого, сказанное к монахиням ордена Визиток (Wisytek). Поставив в начале слова текст из св. Луки. 1 гл.: отыйде со тщанием, проповедник так говорить о Богородице Деве: «а куда так спешишь, дама, убранная в солнечную мантию? Если выходишь в горы на прогулку, то св. Иероним советует (? ) не простудиться. Не в моде даме благородного происхождения волочиться (wloczit sie) по улицам: неприлично девице постоянно вытирать чужие углы, да и кому приятны постоянные шатания (wagusy). Вот та благородная дева, которая, убегая от мира, покрывается монашеским покрывалом, чтобы не видеть мирской суеты и т. п.136Страсть к занимательности породила также употребление вопросов, большею частию самых пустых и нелепых, напр., какой муж первый послушался своей жены?Что труднее воскресить: муху, пса или человека? Или, если всех нас на небеси ожидает корона, то как мы будем все царствовать, когда между нами и два короля даже не могут помириться между собою? и т. п. Все эти вопросы, все эти благочестивыt выдумки, или, как их тогда называли, концепты действительно достигали своей цели. Слушатели сходились на них, как на церковные комедии, в полной уверенности, что на них они вполне забавятся и утешатся, особенно когда проповедник с талантом остроумного юмориста высказывал внутренние свои движения во внешних знаках. Такая форма проповеди, такое изложение и грубость языка, оскорбляли святость места, и так. образ. лишали её религиозной важности и назидательности.2) Второю чертою польской схоластической проповеди был панегиризм, достигший самых высших размеров в конце XVII и начале XVIII в. Составляя основной характер всей тогдашней польской литературы, он и на церковной кафедре нашёл для себя самое обширное применение в так называемых похвальных словах в честь святых и других разного рода лиц. Хвалили до приторности не только Бога и Его святых, но и королей, а также сильных панов, даже женщин и простой народ. Особенно черта эта нашла для себя применение в надгробных словах. Здесь проповедники считали как бы прямою своею обязанностью непременно хвалить покойника, причём истощали все своё красноречие, чтобы похвалить усопшего как можно оригинальнее. Иезуиты, напр., в своём панегирике назвали епископа Залусского фосфором учёных, – хвалили, что он прежде, чем солнце осветило землю, просветил своим учением Сарматию, – что даже размышлял в то время, когда дремал и спал, лучше размышлял во сне, нежели иной философ на яву. Вадовский, краковский академик, написал панегирик в два с половиною листа, в котором каждое слово начиналось с буквы Т, напр., Tomus tollendis tenebris traditus и проч. Манка, также академик, написал подобным образом панегирик в похвалу Кантию с буквы С (т. e. Cautius)137. Часто случалось даже, что проповедники хвалили поступки покойников не христианские, нечеловеческие, и дела достойные порицания. Напр., они хвалили знатность происхождения, любовь к славе, различного рода роскошь и вообще светский блеск, и этим внушали слушателям охоту к пышности, от которой по-настоящему они должны были отвращать своих слушателей. Таких хвалителей иезуит Александр очень удачно назвал в одной проповеди «балвохвальцами» т. е. идолохвалителями, потому что они хвалили не действительных людей, а идеалы, созданные их испорченною фантазиею.Рядом с панегиризмом такого рода шла и другая крайность – полемика, в которой употреблялись неприличные выражения или, лучше сказать, площадная брань, оскорбляющая религиозное чувство слушателей. Как в панегириках проповедники не щадили никаких слов, чтобы как можно лучше и оригинальнее похвалить кого хотели хвалить, так в полемике не щадили никаких слов, чтобы как можно лучше обругать еретиков. Миаковский, напр., в казаньи на праздник Фомы Аквината, выходя из текста: посла его на село свое пасти свиния, таким образом честит иноверцев, обучающихся богословию Фомы: «уже не только потерял блудный сын богатства, свободу, добродетели, но даже и репутацию, потому что сделался свинопасом. Но как это идёт моему Фоме? Ах, мой Боже, разве одна глупая свинья в школе св. Фомы, разве одна неблагодарная скотина находилась и до этого времени находится в лекториях его? А однакож мой Фома пас, пасёт и мудростию своею кормит их, – лучше бы скотам этим копаться рылом в болоте, нежели в перлах ангельской мудрости. Я говорю это о еретиках и отступниках, потому что и они ходят на учение моего Фомы и пользуются им, но пользуются так, как наук благовонными цветами. Не удивляйтесь, что я сравнял их с этими скотами, такого мнения держался о них и сам Господь наш, когда не приказывал бросать бисера пред свиниями» и т. п.138 Таким же точно характером отличались и все вообще полемические проповеди. Не умея обличать тоном тихим, спокойным и приличным, они должны были ругаться и называть лиц по именам. Впрочем черта эта свойственна была не одним только польским проповедникам, но и всем вообще схоластическим.1) Наконец третьей и последней выдающейся чертой польской схоластической проповеди – была так называемая народность, или, говоря иначе, страсть везде и во всем видеть Польшу с её обычаями и установлениями. Польским проповедникам казалось, что не только во всем мире, но даже и на небеси такие же точно порядки и обычаи, как в Польше. «Как в старом, так и в новом свете, говорит Бартошевич, в библии и христианской церкви, в Турции и Иерусалиме – везде республика, старосты, епископы, сеймы, всё одето по-польски. Иисус Христос является королём шляхетского народа, апостолы – сенаторами, израильтяне – шляхтой, короли Палестины воюют с татарами, как величают они мадианитов» и проч.139 Даже на небе, в царствии небесном, по их словам, все устроено по-польски. Бог Отец называется примасом небесным, избирающим на сейме в короли земли Иисуса Христа, Михаил архангел – гетманом войска небесного, ангелы – жолнерами. Есть на небе также и шляхта с своими гербами, так, напр., Бальтазар назван шляхтичем герба Остоия, т. е. Льва, Аарон – канцлером Моисея и т. п. Есть на небе музыка и песни и эти небесные канторы пели, напр., vivat rex Владиславу IV, при избрании его на царство140.Таковы были внутренние черты польской схоластической проповеди в то время, когда южно-руссы обратились к ним за помощию! Посмотрим теперь, каковы были внешние черты, которые также влияли на наших проповедников. В этом отношении нас прежде всего поражают чудовищные надписания, которые полагались в начале сборников или даже в начале каждой проповеди. Названия эти вполне соответствовали тому содержанию, которое проводилось в целой книге или проповеди. Они отличаются такою же темнотою, как и все содержание, и сразу иногда трудно бывает даже угадать мысль автора, которую он хотел выразить этим названием, напр., – passya без compassyi, Ланчинского, пункт чести св. Иосифа, диалог или комедия мучения Иисуса в 7 сценах (т. е. 7 казаньях), Адриана Сереевича, концепт над концептами непорочного зачатия преблагословенной Девы, иезуита Барщевского, контроверсия (спор) небесного трибунала между временною жизнью и смертию и проч. Такие же точно замысловатые названия употреблялись в то время в западной Европе. Вот несколько из них: «академия грешников, построенная на притче о блудном сыне, маленькая бритва на светские убранства, маленький карманный пистолет для стреляния в еретиков, вкусный мозг и лакомый соус из благовонных костей поста и проч.141 Далее, после названия почти всегда помещались предисловия, посвящения, королевские привилегии на издания и т. п. В этих предисловиях и посвящениях объяснялись замысловатые названия книги и ещё более замысловатые и фантастические картинки (большею частию гербы польской шляхты), которыми всегда украшались первые заглавные листы. Затем начинались самые проповеди или казанья, которые у польских проповедников разделялись на три, а иногда и на четыре части: приступ, часть повествовательная, часть нравоучительная и заключение. На полях книги против каждой почти новой мысли кратко обозначается содержание, которое очень часто бывает понятнее самой проповеди. Приступы всегда бывают небольшие и содержат или историю празднуемого святого, или разъяснение текста, поставленного в основании слова, или наконец развитие какой-нибудь новой мысли, имеющей самое отдалённое и большею частию случайное отношение к тексту слова, или же никакого, что также бывает нередко. Избрав одну какую-нибудь мысль приступа, или даже какое-нибудь одно слово, проповедник разбивает мысль или слово на несколько вопросов, решением которых и занимается в изложении, причём старается, чтобы каждая мысль развита была до nec plus ultra, а для этого приводит цитаты из различных источников, как духовных, так и светских и даже языческих произведений. Исчерпав все содержание одной мысли, он переходит к другой, потом к третьей и т. д. Если же текст, поставленный в основание слова, большой или довольно сложный, то каждая отдельная мысль текста или иногда каждое слово составляли отдельную часть проповеди. Эти части очень часто не имеют ни малейшей связи между собою и могут составить каждая отдельную проповедь. Наконец следует заключение, которое состоит большею частию из молитвы к Богу, пресвятой Деве Марии или другому какому-либо святому. В ней в просительной форме выражено то, что составляло содержание всего слова, и нередко молитвы эти такого же курьёзного свойства, как и сама проповедь. Таково внешнее построение польских схоластических проповедей!Каков их язык? Язык польской схоластической проповеди конца XVI и начала XVII вв. не имел той гибкости, чистоты и правильности, какая господствовала в начале XVI в., и каким написаны проповеди Скарги, Вуйки и др. Вместе с упадком литературы, пал и польский язык. Польскую речь стали наполнять латинскими словами, а иногда даже и целыми фразами и оборотами. Такое смешение языков считалось признаком великой учёности, и поэтому проповедники щеголяли ею друг пред другом. Все цитаты из св. писания, отцов церкви, языческих философов, а также различные басни, сказки и анекдоты, все это приводилось на латинском языке. В этом отношении особенно отличались иезуиты. Захватив в свои руки все просвещение в Польше, они ввели туда и средневековую схоластику, которая неразрывна с латинским языком. Народная польская литература была для них совершенно чужда, а поэтому они оставили её в совершенном пренебрежении и все своё внимание обратили на латинский язык, который, благодаря им, скоро сделался в Польше модным и в высших кругах общества вытеснил даже польский. Таким образом к концу XVII и началу XVIII в. язык польской проповеди до того был испещрён макаронизмами (т. е. употреблением иностранных слов и оборотов), что незнакомому с латинским языком нельзя было даже и понимать проповедей.Вот какого характера и направления были те влияния, которые положили начало новому направлению южнорусской проповеди со времени Петра Могилы! Можно теперь уже догадываться, по какому пути будет развиваться южнорусская проповедь под таким влиянием. И действительно, положенное в основание Петром Могилою, оно развилось и глубоко пустило свои корни между южнорусскими проповедниками. Со времён Петра Могилы мы не видим уже ни одного проповедника, который отступал бы от этого направления. Сам Могила позаботился о том, чтобы начинания его не умерли с его смертию, для чего, между прочим, он учредил при устроенной им коллегии так называемые большие и малые инструкции. Большая инструкция состояла в том, что один из старших учителей риторики должен был в продолжение года пред поздней литургией в риторическом классе систематически изъяснять какую-нибудь книгу ветхого или нового завета. Малая же инструкция состояла в том, что один из младших учителей коллегии в продолжение года изъяснял на ранней литургии в большой братской церкви катехизис142. Но более всего способствовала поддержанию и развитию этого направления между южноруссами киевская коллегия. Все первые наставники её были лица, получившие заграничное образование; все науки, читавшиеся в ней, преподавались в схоластическом духе, даже язык был латинский. Словом, киевская коллегия, основанная Петром Могилою, есть не более, как пересадка на южнорусскую почву тех иезуитских заграничных коллегиумов, которые везде в то время славились, как лучшие заведения. Понятно, что все воспитанники, получив, с одной стороны, воспитание такого рода, а с другой, слушая постоянно лучших польских проповедников, не могли и сами не увлечься таким примером и не перенести в жизнь тех начал, которые получены ими в школе и живой пример которых постоянно был у них пред глазами.А. Т-скийОбозрение духовной журналистики минувшего года143 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 10. С. 334–355.Ко второй группе духовных журналов, не издающихся при высших духовно-учебных заведениях, но тем не менее старающихся, при помощи специальных научных данных, дать такое иди иное решение современным религиозным вопросам, и вместе обсуждающих жизненные религиозные явления текущей церковной жизни, мы можем причислять собственно два издания: «Православное обозрение», издаваемое в Москве, и «Чтения в обществе любителей духовного просвещения», тоже выходящие в Москве. Первое место мы должны отвести «Православному обозрению». Начало издания этого журнала связано с эпохою возрождения нашего научно-богословского образования. С 60-х годов, времени начала перевода библейских книг, начала научных исследований многих религиозных вопросов, стал выходить этот журнал. И в ряду нескольких духовных изданий, начавших с этого времени, или несколько спустя, свою литературную деятельность, он сразу занял видное место по живости вопросов, обсуждавшихся на его страницах, по привнесению к ним научных данных. Сначала, при печатании в нем библейского перевода арх. Макария, редакция журнала давала преимущественное место в нем научным исследованиям библейского характера, составленным ли в виде отдельных монографий о книгах св. писания, или излагающим научные сведения о библейском тексте, его переводах и т. под. Но при этом редакция не игнорировала и других статей и исследований религиозных, в особенности апологетического характера. Таким образом из переводных статей апологетического характера, в нем помещённых, составились отдельные прекрасные издания в роде следующих: «Размышления о сущности христианской веры», «Вечная жизнь» и др. Кроме того, с именем этого журнала, помимо библейского перевода свящ. книг, связано отдельное издание в переводе с предварительными статьями и подстрочными примечаниями творений мужей апостольских, сочинений древних христианских апологетов, св. Иринея лионского и др. Словом, издание этого журнала, в течение его существования, далеко не оставалось бесплодным для нашей небогатой богословской литературы. Этому-то безупречному служению науке и жизненному обсуждению текущих религиозных вопросов «Православное обозрение» оставалось верным и в течение минувшего года. Статьи, помещённые на его страницах, сколько близки были к жизни, столько же не чужды и науки.Из довольно значительного числа их внимание читателей мы можем остановить на следующих: «О таинствах православной церкви» свящ. М. М. Воздвиженского, «Обзор новейшей апологетической литературы на западе» Л. Н, «Немецкая богословская литература» свящ. А. А. Смирнова, «О библейской истории творения в связи с естественною историею» прот. Н. А. Сергиевского, «Нравственность, как условие истинной цивилизации и специальный предмет науки» А. Ф. Гусева, «Органы епархиального управления в древней Руси» М. Е. Ксанфа, «Об учёных трудах покойного протоиерея А. И. Невоструева» свящ. М. С. Боголюбского, «Сваненетия и Мингрелия. Миссионерские записки» преосвящ. Гавриила, епископа имеретинского, «Вопрос о воспитании в учениях современных естествоведов» А. Г-ва.Статья «О таинствах православной церкви» представляет обстоятельное изложение положительного учения православной церкви о таинствах и их существенных принадлежностях. Автор не входит в разбор существующих рационалистических взглядов на этот предмет, но тем не менее, судя по приёмам, употребляемым при раскрытии и изложении учения православной церкви об этом важнейшем предмете христианского вероучения, нельзя сказать, чтобы он не имел их в виду. Так, в самом начале, говоря вообще о таинстве, его необходимости и потребности в жизни человека, автор представляет такие рациональные основания необходимости учреждений, посредствующих между человеком и Богом: «в теперешнем своём состоянии тело человека отличается грубою вещественностью, материальностью и чувственностью, словом, решительною противоположностью духу и потому положительно затрудняет для души воспринятие божественных действий без каких-либо особенных посредств, ограничивает стремления души к небу, приковывает её к земле». Положениями подобного рода автор прямо вооружается против тех рационалистических воззрений, по которым человек признается относительно совершенным и не нуждающимся в божественном воздействии. «Река, говорит он далее, разобщённая с своим источником, из которого получила начало, и с океаном, в который должна была впадать, оскудела бы чистою водою и по необходимости или иссякла бы или превратилась бы в ручей, лишённый чистоты»... После такого рационального обоснования таинств, сделав несколько замечаний об их установлении и происхождении, автор переходит к изъяснению существенных основ таинств, к указанию их существенных принадлежностей; здесь он также прежде всего ограждает себя положениями такого рода, которые исключают воззрения, несогласные с церковным учением. Так, говоря о том, что божественная благодать есть первоначальная основа каждого таинства, между другими своими положениями он высказывает и такое: «хотя благодать отнюдь не есть продукт собственного развития и жизни души человека, но есть, дар принимаемый ею от Бога, – тем не менее, входя в душу человека, она должна быть воспринята собственною жизнью души, усвоена ею, стать её собственным состоянием и достоянием». Первыми словами этого положения он уже отвергает то рационалистическое учение, по которому благодать Св. Духа есть субъективное воодушевление, субъективное высшее напряжение душевных сил. Он не входит в разбирательство верности основ такого учения, но категорическим изложением церковного учения, направленным против доктрин известного рода, отделяет эти учения от учения церковного. Не давая таким образом силы и значения ложным взглядам и учениям, учение церкви он старается прежде всего утвердить и укрепить на соображениях здравого смысла, а затем на учении слова Божия; учение слова Божия является у него вполне согласным с здравым учением разума; учение же церковное вытекающим из того и другого. Рассуждая, например, о, видимой стороне таинств и останавливаясь на том, почему хлеб и вино избраны образами божественной силы, таинственно действующей в св. причащении, автор говорит: «питание человека телом и кровью Самого Господа в таинстве причащения сопровождается в высшей степени таинственными и непостижимыми действиями на душу человека, состоящими между прочим в возрастании и укреплении высшей духовной жизни человека. Поэтому хлеб и вино более необходимые, более полезные, более чистые элементы естественного питания должны быть признаны более всех прочих достойными стать элементами самого необходимого, самого полезного, самого чистого таинственного питания души в таинстве причащения». Такое здравое обоснование и оправдание автор старается найти для существенных принадлежностей и всех остальных таинств. Такой манеры в изложении и раскрытии догматических истин в наше время, время преимущественно вся испытующее и искушающее, нельзя не одобрить. Она даёт в руки сознательно усвояющего христианское вероучение прямое оружие против воззрений, ослабляющих и искажающих это учение. Такими собственно достоинствами отличаются статьи о таинствах! Несмотря на несколько тяжеловатое изложение они могут быть прочитаны с интересом.Иным характером отличаются статьи «О библейской истории творения в связи, с естественною историею». Автор этих статей, занявшись сопоставлением библейского учения о творении с современными геологическими открытиями и исследованиями и указав на различия между ними, сосредоточивает своё внимание на четырёх опытах соглашения библейского сказания с учением современных естествоиспытателей для того, чтобы путём критического обзора этих опытов прийти к выработке и установке своего собственного взгляда, более или менее подтверждающего учение церкви и сказание библейское об этом предмете. Разности между естественною наукою и библейским учением о происхождении мира не слишком значительны; по замечанию автора, из века в век, из поколения в поколение, даже из года в год они уменьшаются; но все таки не сглаживаются. Поэтому неудивительно, если богословы с давних пор, по мере успехов естествознания, старались предложить разные способы соглашения. Таких способов соглашения автор насчитывает четыре: первый, называемый западным богословием потопным, сглаживает разности между естествознанием и библейским учением при помощи всемирного потопа, упоминаемого в писании, и по всей вероятности произведшего необыкновенный переворот в создании. Но этот опыт, в особенности научным образом формированный в недавнее время иезуитом Бозицио, встречает, по мнению автора, сильные возражения, как со стороны геологии, так и с точки зрения богословской. Им далеко не могут быть объясняемы все формации земных пластов, описанные современною геологиею, и все окаменелые останки органической жизни, открытые в могилах до человеческих. Поэтому богословская мысль не могла остановиться на нем и искала новых способов примирения. Вторая гипотеза, так называемая реститутивная, которая на основании слов писания: в начале сотвори Бог небо и землю, – полагала, что до начала дней творения земля была уже образована, и органические существа жили на ней, но что та первая форма земли и тот первый её мир растений и животных были уничтожены переворотом, который описывается в библейских словах: земля была, как бы стала необразована и пуста, – автору также представляется несостоятельною.По своей постановке эта гипотеза кажется сразу решающею все недоумения, так как она отделяет палеонтологическую историю растений и животных от библейского сказания; она полагает, что библейская история шестидневного творения собственно там начинается, где кончается история палеонтологическая, то есть, по крайней мере история до-третичного или позднейшего периода. Но она вводит произвол в библейский экзегезис: библейское сказание при первоначале творения не представляет состояния вещей этого времени хаотическим нестроением или каким-либо расстройством. Кроме того, эта гипотеза, по мнению автора, не подтверждается и наблюдениями геологов. Третий опыт изъяснения, называемый гармонистическим или гипотезою соглашения, утверждает, что геологические периоды не должны быть изводимы из пределов шести дней творения; дни творения, при таком толковании, понимаются уже не как обыкновенные дни, но как времена неопределённой продолжительности. Мысль о неопределённой продолжительности дней творения была высказана ещё древними учителями церкви, но научным образом она была обоснована известным естествоиспытателем Кювье. Хотя, как замечает автор, сопоставление продолжительности геологических периодов с продолжительностью дней творения далеко не встречает затруднения в библейском экзегезисе, тем не менее, как видно из его же слов, нельзя не видеть, с одной стороны, какой непорядок вносится им в объяснение священного сказания, когда дни всемировые смешиваются с днями преимущественного созидания земли; с другой, как стесняется теснотою геологической специальности всеобъемлющая широта библейского откровения. Несмотря на многоразличные видоизменения и приспособления этой гипотезы к новейшим геологическим исследованиям и открытиям, натянутая и часто произвольная искусственность её не убавляется в отношении к простоте и вместе величественности библейского сказания. – Последняя, так называемая идеальная гармония, претендующая совместить в себе все истинные моменты предшествовавших опытов, старается провести согласие только между идеями или истинами библейского сказания о творении и сообразными им существенными учениями естествоведения. Вследствие такой задачи эта гипотеза видоизменяет самый взгляд на библейский шестоднев: по её представлению шестоднев библии не есть изложение внешнего процесса творения, а есть изображение только главнейших внутренних его моментов; историческая истина здесь дана не в порядке внешних фактов, но в её внутреннем идеальном ходе; в основание изложения здесь положен вместо хронологического предметный принцип, дни тут моменты не времени, а творчества. Поэтому библейская история творения в своей идеальности, по этой гипотезе, с одной стороны представляется как откровение основных истин веры о Боге Творце всего, о закономерности хода Его творческой деятельности и т. под., с другой как откровение, подобное пророческому, данное бытописателю в образе пророческих видений. Несмотря на согласие этой гипотезы в существенном с новейшим учением естественных наук, несмотря на все уважение, высказываемое к ней автором, последнее слово науки все-таки остаётся не за этою гипотезою. Автор не может признать истинным то общее воззрение этой гипотезы, по которому история творения рассматривается как идеальная история. По его взгляду, библейская история не есть философема, а действительная история; вследствие этого, и идеализация её не возвышает её, а умаляет, отнимая у ней действительное изображение преемственных моментов творческого дела. Не соглашаясь таким образом ни с одною из приведённых гипотез автор, по всей вероятности, установит и выскажет свой взгляд, но пока он остановился на одном критическом обозрении гипотез. По приёмам изложения и критической оценке гипотез статьи заслуживают внимание и уважение, несмотря на незаконченность.В статье «Вопрос о воспитании в учениях современных естествоведов» затрагивается один из животрепещущих вопросов, вопрос о воспитании человека, и критически рассматривается с точки зрения современных естествоведов. Критическая оценка теории естествоведов об атом предмете придаёт ему ещё больший интерес. При теперешнем направлении – коллективно обсуждать все интересующие общественные вопросы представителями разного рода учений и теорий, кружок естествоведов, собравшийся в Висбадене в сентябре 1873 года, не хотел также отстать от моды и не высказать своих взглядов на интересующие всех в настоящее время предметы: сущность воспитания, его цель и средства. Популяризировать выводы этого съезда и вместе сделать приложение из них к нашей ещё юной и не окрепшей педагогике взялся один из наших отечественных естествоиспытателей, г. Ловцов. Вооружись доктринами западных естествоведов и подражая их примеру, он также поспешил приспособить свои выводы к учению известного современного натуралиста Дарвина, который производит человека от одной из пород обезьян, и вследствие этого включает его в ряд только высших звеньев развития царства животных. По взгляду г. Ловцова, Дарвин в своих сочинениях «О происхождении видов» и «О происхождении человека» сообщает драгоценные данные для теории и практики воспитания, в особенности, по его взгляду, плодотворна теория искусственного подбора, к которой он относит и воспитание. «Воспитание, говорит г. Ловцов, «подобно естественному подбору, должно приготовлять человека для предстоящей борьбы за существование, должно вырабатывать в нем качества телесные и психические, при помощи которых человек мог бы выдержать борьбу за существование, играть посильную роль в жизни человечества и таким образом идти по пути развития и совершенствования», иначе сказать, должно вооружить его качествами животного, чтобы он мог завоевать приличное место в ряду подобных себе существ. Такой взгляд на воспитание человека, конечно, мог образоваться под влиянием видоизменённого взгляда на природу человека, которая, по мнению последователей теории Дарвина, не представляет качественных особенностей сравнительно с природою высших животных. Так как научным представителем этой теории пока главным образом служит Дарвин, то автор статьи, после краткого изложения речей западных натуралистов, переходит к критике теории Дарвина; потом с особенною обстоятельностью разбирает взгляд Вирхова, германского профессора и предводителя прогрессистской партии, на христианское нравственное учение и совесть человека. Удачною группировкою подобранных фактов автор точно показывает несостоятельность теории Дарвина во многих её выводах, выдаваемых за непреложные, и все своё исследование о научном достоинстве этой теории заканчивает словами германского учёного естествоиспытателя Бэра, считающего гипотезу Дарвина о постепенном преобразовании видов фантастическим произведением, не основанным ни на каком реальном наблюдении. Взгляду же Вирхова на нравственное христианское учение, как на одно внешнее формальное учение, неспособное руководить человека в трудных случаях и столкновениях, автор противополагает изложение содержания этого учения, как оно представлено в евангелиях и апостольских посланиях, и изобличает его как будто в преднамеренном непонимании всей глубины и высоты этого учения, способного вновь воссоздать и возродить человека. – Что касается совести, на которой, как на способности, постепенно развивающейся, способности с известным чувством воспринимающей нравственные впечатления и дающей такое или иное направление деятельности человека, Вирхов думает построить свою теорию воспитания человека, помимо христианского вероучения, то автор замечает прежде всего, что этой способности никоим образом нельзя считать способностью, наживаемою человеком под управлением известных стимулов, что напротив совесть изначала является способностью врождённою, способностью с первых моментов делающею человека нравственным существом и ставящею его в близкое отношение к Творцу. Далее он доказывает, что естествознание при всей своей претензии не может развивать нравственной способности критического обсуждения, а вследствие этого не может давать целесообразного направления нашей совести. Опираясь на то, что все, относящееся к нашей совести, должно исходить из стремления к истине, естествознание своим односторонним пристрастием к известным положениям скорее подрывает доверие к истине, чем внушает здравое к ней отношение. Оно бездоказанно верит в неизменное существование законов природы и слепо отвергает общепризнаваемые религиозные истины, бессмертие души, загробную жизнь и т. п. Желая указать правила для нравственности, естествознание не только не указывает никакой цели для жизни, но утверждает, что и «никто не скажет, какая цель жизни человечества», без которой собственно не может быть правильной нравственной жизнедеятельности, правильного нравственного развития, но взгляду автора. Замечаниями о невозможности дать нам норму для жизни со стороны естествознания автор оканчивает своё исследование. – Вопрос, критически рассматриваемый автором, по своей важности и серьёзности, заслуживает всецелого внимания и уважения. Как справедливо замечает автор, у нас явилось немало педагогов, которые увлекаются идеями Дарвина и готовы перенести их в свою педагогическою практику; между тем эти идеи, далеко ещё не установившиеся и требующие строгой критической поверки, могут ли заслуживать такое уважение и предпочтение, чтобы им вверять судьбу нравственного народного воспитания, и на их началах построить теорию общечеловеческого воспитания? Скорее можно считать это воззрение, по лёгкости и шаткости его начал, модным увлечением, которое завтра перестанет существовать. А между тем ему хотят навязать такую важную роль в деле воспитания! С этой точки зрения опыт автора – разоблачить и показать шаткость начал этого новомодного воззрения заслуживает полного уважения. Духовной журналистике, стоящей на страже нравственно-религиозного народного воспитания, следовало серьёзно отнестись к этому новому направлению, увлекающему наших педагогов, и мы весьма рады такому почину, какой сделал А. Г–в. В то время, как на месте родины этой теории – в Англии никто не думает заниматься практическим её применением, у нас является целый ряд педагогов, которые без серьёзного размышления готовы броситься в её объятия. Странное увлечение!Статья «Нравственность как условие истинной цивилизации и специальный предмет науки» посвящена также критическому разбору одной из не столь давних, но тем не менее пользующихся у нас большою репутациею теории на счёт значения и условии нравственного развития в историческом ходе общечеловеческого образования. Автор занялся критическим разбором теории английского учёного историка – философа Бокля. который в своём историческом очерке цивилизации в Англии находил, что нравственное чувство никогда не имело сколько-нибудь заметного влияния в истории человеческой цивилизации и что единственным творцом и двигателем её был и будет ум и добываемые им реальные знания, а не такие отвлечённые, каковы будто бы все рассуждения, имеющие своим предметом нравственность. Конечно, при таком взгляде английского учёного на течение человеческой цивилизации христианству не отводилось никакого особого места в деле воспитания человечества; об нем трактовалось как об обыкновенной моральной системе, не оставившей по себе благотворного следа в жизни человечества. Такой односторонний и превратный взгляд как на общечеловеческое нравственное учение, так в особенности на христианское, вызвал сильную оппозицию в западной прессе и не был пройдён молчанием и у нас, хотя преимущественно в светской литературе. Тем не менее значение его в науке этим не было сильно подорвано и в настоящее время этот взгляд имеет многих поборников и пропагандистов, как в западной, так и в нашей прессе. Вследствие этого занимающемуся изучением и изложением нравственного христианского учения далеко не безынтересно знать научное, по возможности беспристрастное, решение вопроса, поднятого Боклем: точно ли одно умственное развитие, одно обогащение ума внешними познаниями составляет суть истории человечества, или же человеческая цивилизация обусловливается многими другими факторами и между ними нравственными. Приступая к критической, поверке положений Бокля, автор прежде всего ставит такой вопрос: «действительно ли одно умственное развитие делает человека человеком, полезным как себе, так и другим, и оправдывается ли это ежедневным и историческим опытом?» Затем он переходит к критике учения Бокля о неподвижности «нравственных истин» и о безвлиятельности моральных доктрин сравнительно с реальными знаниями, открытиями. Рассматривая эти положения, автор богатством подобранных исторических и психологических фактов на каждом шагу изобличает несостоятельность этой теории; опыт и история в излагаемом виде на стороне автора. Несмотря на это, за этим исследованием нельзя признать такой ясности и определённости в постановке опровергаемых положений, какую мы видели в предшествующем исследовании. Неясно и неотчётливо формулировав слабые стороны опровергаемой теории, автор часто вдаётся в многословие, закрывающее силу приводимых доказательств. По прочтении всей монографии не остаётся такого впечатления, какое хотелось бы вынести из довольно объёмистого исследования. Главное положение автора, несколько раз повторяемое, что истинная цивилизация, при которой человечество действительно может достигать истинной высоты, условливается исключительно высоким уровнем нравственного развития народов в духе христианском, – сглаживается и теряется среди других положений, защищаемых автором.Среди незначительного числа исследований апологетического характера в нашей богословской литературе далеко не излишне было бы пополнять этот пробел хотя обзором произведений западной апологетики по вопросам христианского вероучения, подвергающимся рационалистическим нападкам. В минувшем году эту роль выполняло одно «Православное обозрение». В одной из его книжек был помещён «Обзор новейшей апологетической литературы на западе» за 1873 год. Этот обзор ограничивается только кратким перечнем сочинений, с кратким указанием их содержания, направленного против рационалистических нападок на некоторые события из евангельской истории, на некоторые из новозаветных книг, и в частности против материализма. Из него мы узнаем, что новозаветные книги св. писания и первоначальная история христианства были главными предметами, к которым обращалась учёность и деятельность благонамеренных христианских богословов в течение 1873 г. Впрочем и по отношению к этим предметам явилось немного исследований, заслуживающих внимание: из них можем упомянуть только об «Истории рождения Господа и Его первых шагов в жизни» профессора Штейнмейера, составляющей уже 4-й том его апологетических статей, касавшихся важнейших предметов христианского вероучения. В этом новом своём труде автор подвергает тщательному разбору нападки критики, отрицающей все чудесное в истории рождения, детства и отрочества Иисуса; при помощи своего анализа, полагающего в основу ту мысль, что Спаситель мира мог вступить в земную жизнь не иначе, как сверхъестественным образом и при чудесных обстоятельствах, автор оправдывает и подтверждает многое из этой истории на основании очевидных данных, остальное же защищает в силу здравых соображений и соотношений. Вообще же в целом это исследование, как справедливо замечает автор, представляет немало назидательного в апологетическом отношении.Иным характером отличается обозрение немецкой богословской литературы свящ. А. А. Смирнова. Автор, остановив своё внимание на двух выдающихся в настоящее время рационалистических произведениях – «Истории Иисуса назарейского» Теодора Кейма и «Новозаветной истории» Гаусрата, – одном, излагающем с подробностью историю жизни I. Христа, и другом, описывающем эпоху новозаветного откровения, – главною целью своего обозрения поставил ознакомление читателей с содержанием этих произведений. Вследствие этого, после краткого предисловия, он занимается довольно подробным изложением содержания этих сочинений, переходя от рубрики к рубрике. По прочтении его разбора, точно можно познакомиться с содержанием и отчасти с духом, характером и направлением обоих произведений. Но его анализ содержания, его характеристика произведений, получили бы ещё больше ясности и отчётливости как для него самого, так и для читателей, если бы, приступая к изложению содержания, он постарался яснее и точнее определить то рационалистическое направление, к которому примыкают оба автора вышепоименованных произведений. Конечно, они стоят в тесной связи с рационализмом конца XVIII и начала XIX века (как полагает автор), но есть некоторые особенности в их воззрениях, значительно отличающие их от прежних направлений. В то время, как рационалисты конца XVIII века и начала XIX все чудесное в евангельской и апостольской истории относили или в область вульгарного натурализма, или в область мифа и саги, Кейм и Гаусрат и ещё их предшественник Шенкель и др. далеко не все чудесное согласны причислить к области грубого натурализма, или к области мифа и саги. Они собственно не признают чуда в смысле сверхъестественном или метафизическом, но в смысле психическом не отвергают его, и верят в то, что Спаситель, в силу своего сравнительно необычайного величия, точно исцелял больных, бесноватых и других, одержимых душевными и физическими болезнями. Вследствие этого они возвращают историческую достоверность многим евангельским сказаниям чудесного характера, хотя и объясняют их не так, как объясняли древние толковники. Верна ли их точка зрения, справедливо ли вводимое ими разделение между чудесами, это другой вопрос; но признание чудесности в смысле психическом делает их рационализм не столь разрушительным и опустошительным, каким он был у их предшественников; напротив, они стараются быть по возможности положительными в своих выводах и воззрениях. Желая по возможности удерживать апостольские сказания, будучи бессильны заподозрить их историческую очевидность, они готовы подчас сознаться в своей слабости и бессилии современной науки объяснить рациональным образом бесспорно чудесное событие. Так, Кейм в трактате о воскресении Иисуса Христа, не имея возможности, в силу своих критических приёмов, вычеркнуть это событие из евангельской истории, считая недостойными прежние вульгарно-натуралистические способы его понимания и предлагая своё чисто-мистическое объяснение, основанное на возможности загробного влияния душ отошедших от сего мира на людей к ним близких, чистосердечно сознается в бессилии современной науки рационально объяснить иначе это событие. Такое сознание составляет шаг в истории рационализма, заслуживающий внимания. Вообще же Кейм и Гаусрат в своих критических воззрениях на христианство и его Основателя являются деистами, верующими не только в бытие личного Бога, но и в Его промысл; вследствие этого в их исследованиях бывают страницы, точно исполненные истинного и непритворного оживления, высказывающего их благоговение к путям промысла, благоволившего открыть человечеству такое высокое учение. Всего этого не следовало опускать из виду автору обзора этих новейших критических исследований; своим желанием прийти к каким-нибудь положительным выводам и заключениям, своею верою в бытие личного Бога и Его промысл они резко отличаются от прежних критиков рационалистов, разрушавших и уничтожавших все великое и священное, преследовавших идеи одного пантеистического мировоззрения, представителем которых был Штраус.На монографии об учёных трудах покойного протоиерея Невоструева мы остановились потому, что он принадлежит к числу тех достойных памяти и уважения тружеников, которых у нас пока ещё немного является на поприще иерейского служения. Этот служитель церкви всю жизнь свою посвятил самым скрупулёзным и требующим большего терпения и напряжения трудам, поистине вызывающим немалое удивление. Главным предметом своих учёных занятий он избрал книги богослужебные и книги св. писания, но с той именно стороны, с которой они пока рассматриваются у нас ещё немногими деятелями. Он занимался сличением и сопоставлением их текста с текстом греческим разного рода изданий, с текстом греческих списков, уцелевших в нашем синодальном книгохранилище; при этом он старался открыть и составить самые правила, при которых занятия подобного рода не были бы бесплодными, но привели бы к искомым результатам. Сличая текст богослужебных книг при помощи таких пособий и при руководстве известными правилами, о. Невоструев открыл в них довольно погрешностей, «не только против грамматики, филологии, логики, но и против истории, экзегетики, догматики, принадлежащих частию самим переводчикам и исправителям, частию писцам или печатникам, при невежестве или неосмотрительности дозволявшим себе мудрования». Такие же неточности он открывал и в тексте библейских книг, при сличении которых, он, кроме греческого текста, пользовался ещё лучшими европейскими переводами, французским, английским, немецким. В пособие к исправлению тех и других книг и для установления точности и единообразия в переводе, о. Невоструев указывал на предварительное составление греко-славянского церковно-библейского словаря, для которого сам подготовил уже достаточно материала и даже переписку самого словаря довёл до слова даже. Для споспешествования всем в изучении библии, о. Невоструев предполагал сам издать, по его плану, составленную симфонию на всю библию. Таковы были громадные предположения этого учёного труженика! К сожалению, все его труды не доведены до конца, несмотря на целые сотни исписанных листов. Во всяком случае далеко не бесполезно было бы для науки печатное издание сделанного им, в особенности в отношении к богослужебным книгам. Указанные им погрешности в тексте наших богослужебных книг не маловажны; составленные же им правила и сделанные по ним исправления также заслуживают полного внимания и уважения.В статье «Органы епархиального управления в древней Руси» представлен цельный очерк епархиального архиерейского управления в древней Руси на основании церковных уставов, грамот, царских указов и постановлений. Выходя из того положения, что ведомство епархиальных архиереев в древней Руси, как и ныне, в главных чертах своих определялось канонами вселенской церкви и церковными узаконениями константинопольских императоров, известными под именем «Номоканона», автор тем не менее замечает, что узаконения русских князей и царей заключают в себе много разностей и особенностей против узаконений греческих императоров, узаконяют то, чего нет в этих узаконениях, и опускают многое такое, что в них находилось, но не соответствовало местным условиям и потребностям русской жизни. На основании исторических данных автор доказывает, что епархиальный архиерей древней Руси представлял в своём ведомстве и церковного иерарха и общественного правителя, и духовного начальника и областного кормленщика, на подобие удельного князя, который кормился со всем своим придворным штатом на счёт своих подданных (т. е. состоящих под архиерейскою данию), или тяглых людей, также от церковного суда, производимого им по епархии. Вследствие этого, автор входит в подробное описание епархиальной архиерейской администрации, её состава, круга её власти и т. д., а также и тех видоизменений, которым она подвергалась с течением времени. В виду возбуждённого в настоящее время вопроса о круге церковной власти и церковного суда, о правах епархиального архиерея, о подсудности лиц, ему подчинённых, очерк древней архиерейской администрации, как основанный на древних документах, может быть не лишённым интереса, тем более, что автор, без всяких предвзятых мыслей, старается объективно относиться к делу.«Миссионерские записки преосвящ. Гавриила, епископа имеретинского» представляют интерес не только в том отношении, что знакомят с миссионерскими подвигами, весьма не лёгкими в полудикой стране, людей, служащих благовестию Христову, но и наглядно показывают, как печально в нравственно-духовном отношении положение тех инородцев наших окраин, которые ещё не успели освоиться с духом вероучения Христова, среди которых христианство не сделало ещё никаких нравственно-духовных завоеваний. Среди таких инородцев грубые языческие пороки, как, например, умерщвление новорождённых детей женского пола, двоежёнство и т. п., остаются ещё в значительной силе. Цивилизующая сила христианства только и может высказываться во всей наглядности при сравнительном изучении быта обществ, усвоивших вероучение Христово, и оставшихся ему чуждыми. В этом отношении миссионерские записки преосвящ. Гавриила представляют большой интерес!Таково содержание тех статей, с которыми мы хотели познакомить своих читателей! Из них видно, как редакция журнала хотела живо и вместе научно относиться ко многим религиозным современным явлениям. Но, помимо этих статей, читатель с интересом может ещё остановиться на «Кризисе западной философии» В. С. Соловьева, в кратком очерке знакомящем с новейшею германскою философиею, основательно указывающем недостатки модной в Германии в настоящее время гартмановской философии и доказывающем, что осуществление универсального синтеза науки, философии и религии должно, быть высшею целью и последним результатом умственного развития, – на «Богословском синкретизме в лютеранстве XVII столетия» Ф. В. Четыркина, описывающем примирительное направление, возникшее в протестантстве в XVII веке, представители которого, желая объединить лютеранство, реформатство и католичество, думали этим самим поправить печальное религиозное состояние протестантского общества этого времени. Кроме того, при этом журнале в течение минувшего года было помещено введение в «Церковное право» покойного профессора московского университета Н. К. Соколова, принимавшего самое живое участие в споре о реформах в нашем церковном судопроизводстве и судоустройстве. В последнее время Н. К. Соколов, отрешившись от полемики, занялся выработкою тех общих религиозных научных основ, на которых могло бы быть утверждено правильное решение частных вопросов. В этих видах он начал-было составлять курс науки канонического права, но последовавшая смерть 25 октября минувшего года приостановила это прекрасное предприятие; отпечатан только выпуск введения в церковное право. Таково было содержание научного отдела журнала; но при нем ещё помещались «Известия и заметки», в которые входило обозрение церковно-религиозной жизни востока и запада, краткие библиографические известия о выходящих книгах духовного содержания, разные епархиальные известия. По своей свежести этот отдел иногда уступал такому же отделу «Христианского чтения», но фактичностью нередко его превосходил. Вообще же редакция журнала, насколько хотела удовлетворять научным интересам своих читателей, на столько же не желала оставлять их в неведении и касательно замечательнейших религиозных событий современных восточных и западных народов. Если известия некоторых газет подтвердятся о совершенном закрытии и прекращении этого издания, то нельзя не пожалеть о такой печальной участи столь полезного журнала, так серьёзно преследовавшего и внимательно выполнявшего свою задачу.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 10. С. 356.В Книжном магазине А. А. Красовского, в Вятке поступила в продажу новая книга:Жития св. жён в пустынях востока. Книга вторая. Отшельницы сирийские, Второй Сирии и Месопотамии; Малой Азии. Отшельницы в Константинополе; преподобн. жены и девы в Персии и в Индии.Посвящает всем благочестив. соотечественницам А. Б. 1875. Ц. 1 р., с перес. 1 р. 20 к.Там же продаётся сочинение того же автора:Жития св. жён в пустынях востока. Книга первая. Ц. 1 р., с перес. 1 р. 20 к. При выписке по 10 экз. обеих книг за пересылку не прилагается. Выдержки из жури. Учен. Комит. Мин. Нар. Пр. (1874, № 170) о первой книге: «Рассказы о житиях св. жён расположены в этой книге не в порядке месяцеслова, как в минеях-четьих, а по местностям, где они жили и подвизались... Нет сомнения, что такой распорядок сказаний о житиях святых имеет свои преимущества пред обычным хронологическим изложением житий святых... Самый рассказ далеко не состоит из одной передачи фактов. Он везде осмыслен... Изложение в книге живое и одушевлённое... Язык книги большею частию лёгкий... Не все в содержании и изложении книги может быть доступно пониманию простого народа, но это малодоступное составляет самую незначительную часть книги и касается большею частию рассуждений автора, направленных против современного рационализма. Самый же рассказ и все другие суждения переданы ясно и живо. На основании вышеизложенного определено: книгу «Жития св. жён в пустынях востока» включить в каталог книг, одобренных для начальных народных училищ».№ 11. Марта 16-гоПавловский Харитон, свящ. Поучение на освящение храма144 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 11. С. 357–363.Сын царя Давида Соломон создал великолепнейший в свете храм. Чистейшее золото, серебро, драгоценные камни, мрамор – блистали везде и на всем в величественном храме (2Пар.3:6–22). В этот величественный храм с великим торжеством внесён был кивот завета, в коем хранилась самая святочтимая иудеями святыня, именно: манна в золотом сосуде, взятая для сбережения на показ будущим родам, которая по утрам сходила с неба и которою питался в пустыне народ израильский; процветший жезл ааронов и скрижали закона, на коих Моисеем написаны были заповеди, данные ему Богом на горе Синае (Евр.9:4). При торжественном внесении священниками кивота завета во святилище храма, облак исполнил храм Господень и слава Господня осияла его так, что они не могли стоять. При каковом чудесном освящении дома Божия Соломон, между прочими молениями, таковую вознёс молитву Господу: Да призриши на молитву мою Господи Боже Израилевъ: Да будутъ очи твои отверсты на храмъ сей день и нощь и будет имя Твое на услышание молитвы людей Твоих в сем святом жилище Твоем. Приими молитву каждого раба Твоего, кто только здесь будет молиться Тебе, сотвори с ним по милости Твоей. Егда согрешат пред Тобою людие Твои и за грехи свои падут пред врагами своими, но покаются, обратятся к Тебе и возглаголют молитву Тебе в храме сем; Ты услыши их с небесе, милостив буди о гресех их и возврати их в землю свою. Егда грех ради людских заключится небо и не будет дождя, и они обратятся к Тебе с раскаянием во грехах своих и помолятся на месте сем, и Ты услыши их с высоты небесной, и даждь им дождь на землю их. Глад аще будет, смерть аще будет... и аще оскорбят людей Твоих враги их, и они прибегнут к Тебе с молитвою во храме сем, и тогда Ты услыши молитву их от святого жилища Своего и приими моление каждого из людей Твоих и помилуй их. Аще приидет издалеча чужеземный ради имени Твоего и помолится Тебе в храме сем, Ты и сего услышь с высоты небесной и сотвори ему милость, какую он будет просить у Тебя. Да будут очи Твои и уши Твои отверсты здесь на молитву всякого раба Твоего и к молению всех людей Твоих. Послушай их во всем том, в чем они будут призывать Тебя во храме сем. На каковую молитву рек Соломону Господь: услышахъ гласъ молитвы твоея, и моленія твоего, имже молился еси предо мною: сотворихъ ти по всей молитвѣ твоей: и освятихъ храмъ сей, егоже создалъ еси, еже положити имя мое тамо во вѣки: и будутъ очи мои ту, и сердце мое во вся дни (3Цар.8:27–52, 9:3).Бот как чудно совершилось освящение великолепнейшего храма соломонова, и вот сколь дивное благоволение соизволил явить Господь к храму сему по молитве соломоновой. Он обещал принимать в нем молитвы от всех людей и от всякого человека.Что надлежит сказать нам о сем новоосвящённом храме? Возблагодарим Господа, братие! Сей новоосвящённый храм святее и совершеннее храма соломонова в духовном отношении. Неоскудеваемая благодать и слава Господня исполняют храм сей более храма соломонова, по превосходству нового завета пред ветхим. В храме соломоновом поставлен был кивот завета со святынею; а в новоосвящённом сем храме на престоле положен священнодействованный антиминс со святыми мощами, на коем изображён гроб Господень с лежащим в нем Спасителем. В кивоте завета сохранялась манна, питавшая временно в пустыне народ израильский; на св. антиминсе новоосвящённого храма уже совершено и будет совершаться таинство св. евхаристии, преподающее в снедь верным животворящее тело и кровь Господню в жизнь вечную. В кивоте завета хранился процветший жезл ааронов, по которому избран Аарон в первосвященника для жертвоприношений; а здесь на святом престоле сего храма предлежит крест Господень, на котором Спаситель наш принёс Самого Себя в жертву за грехи всего мира, и самый крест сей даровал нам, как орудие, на прогнание всех врагов видимых и невидимых. Вместо скрижалей закона, хранившихся в кивоте завета, здесь на святом престоле положено св. евангелие, в коем яснее ветхого завета раскрыт закон и указаны пути ко спасению. Господь по молитве соломоновой обещал принимать во храме соломоновом молитвы от всех людей и от всякого человека; но и при освящении сего храма, или, что то же, при освящении антиминса для сего храма, возносилась богоизбранным архипастырем молитва о том, чтобы Господь, ниспославъ Духа Своего Пресвятаго, освятилъ храмъ сей и избралъ его въ жилище Себѣ, чтобы содѣлалъ его мѣстомъ селенія славы Своея, и чтобы был этот храм пристанище обуреваемымъ печальми, врачество страстей, прибѣжище немощныхъ, бѣсовъ прогоненіе, и чтобы очи Господни были отверсты ни храмъ сей день и нощь и уши Его внимали молитвѣ всѣхъ, входящихъ въ него со страхомъ и благоговѣніемъ, и, о чем они будут молиться здесь – елика воспросятъ, слышалъ – бы их Господь и оказывал бы им милость Свою145. Воодушевляемые верою во св. Троицу, ниспосылающую, по епископской молитве, благодать на освящаемые храмы, мы уверены и проповедуем, братия, что Господь будет благоволить ко храму сему не менее, как и к храму соломонову, и что очи Его и уши Его будут отверсты на храм сей день и нощь и всяк, усердно молящийся в нем, будет услышан в молитве своей.Так, братия, собравшиеся на сие священное торжество, да исполнятся уста ваши хваления Божия, а сердца радования ради благодати, в первый раз ныне ниспосланной на новоосвящённый храм сей. Да услышана будет молитва каждого и каждой из вас, зде возносимая. Да понесёт из храма сего всякая душа богатую милость к себе от Господа и особое от Него благоволение. Усердие ваше, привлекшее вас сюда, оценено будет Творцом и вознаграждено щедротами Его.Но в особенности должны радоваться и благодарить Господа вы, прихожане сего св. храма. Вы теперь достигли цели вашего желания: у вас воздвигнут новый храм на месте сгоревшего, благолепнейший прежнего, и уже освящён во имя святые живоначальные Троицы. У вас есть теперь тихое пристанище от бурь житейских; здесь всегда вы обрящете покров и защиту у всеобщей заступницы нашей, Богородицы Девы Марии; вам теперь следует быть только усердными к св. церкви. Церковь спасёт нас тогда только, если мы всею душою и всем сердцем будем прилепляться к ней. Усердие ваше ко св. церкви должно выражаться, во-первых, в неопустительном хождении в храм Божий к богослужениям по воскресным и праздничным дням. Господ в законе Своём такую заповедь дал человеку: шесть в неделю дѣлай, и сотворити въ нихъ вся дѣла твоя: день же седмый, праздничный употреби на служение и молитву Господу Богу твоему. Значить, кто по зависти к работе, по лености и по другим непозволительным причинам не ходит к богослужению в праздничные дни во храм Господень, тот делается явным ослушником Господу и уклоняет от себя благоволение Божие. Во-вторых, усердие ваше к св. церкви должно выражаться в посильных ваших приношениях в пользу церкви. В ветхом завете положена была определённая дань на церковь (Исх.30:13–16).Но у нас эта дань заменяется ныне доброхотными даяниями. Не отказывайте в этих даяниях: они необходимы для храма, необходимы для его поддержания и для приобретения нужных вещей и принадлежностей для богослужения. В-третьих, усердие ваше к св. церкви должно выражаться в доброхотных ваших даяниях в пользу служителей церковных. Для церкви нужны не одни стены, иконы, ризы, книги, колокола и проч., но нужен и священник с псаломщиком. Чья же обязанность содержать их, как не прихожан той церкви, к которой они принадлежат? Поэтому, если вы хотите, чтобы ваш храм существовал и совершалось в нем богослужение, должны быть внимательны к сказанной обязанности и исполнять её с усердием. Этого требует самая очевидная справедливость; за всякий труд должно быть воздаяние. Этого требует закон христианский, когда говорит, что служащие алтарю от алтаря должны и питаться. Говорю о сем торжественно потому, что скудость подаяний прихожан в пользу причтов произвела неприятную для православного народа перемену в обстоятельствах церковных: это вынудило правительственную власть оставить многие церкви без причтов и приписать их с приходами к другим церквам. Этой же участи подлежал и ваш приход, православные, как вам известно. Посему вы должны знать, что даяния ваши в пользу служителей церкви идут тоже для церкви, и столько же, или ещё более необходимы, как и жертвования в пользу самого храма; потому что священно-церковно-служители нужнее всего для церкви.Вот в чем, братие, должно выражаться ваше усердие к св. церкви! Оно должно выражаться, повторяю ещё, в неопустительном хождении вашем по праздникам в храм Божий, в посильных ваших приношениях в пользу церкви и в пользу служителей её; но все это должно делаться с расположением, любовью и простосердечием. При каковом усердии вашем к св. церкви и человеколюбец Бог всегда будет щедр и милостив к вам, всегда будет приклонять ухо Своё к гласу моления вашего и ниспошлёт благословение Своё на вас, на все дела и начинания ваши. Аминь.Священник Харитон ПавловскийДомашний быт сельского священника, по воззрению современной беллетристики. «Дожил». Очерк. Отеч. зап., ноябрь // Руководство для сельских пастырей. 1874 г. 1875. Т. 1. № 11. С. 363–374.Быт нашего духовенства, и в особенности сельского, в настоящее время, обращает, как известно, на себя внимание правительства и общества. Мрачная картина жизни сельского духовенства, нарисованная некогда Беллюстиным, а за ним и автором «Чёрного и белого духовенства», начинает значительно стушёвываться. Назначение определённого жалованья духовенству, новое распределение приходов, устройство церковных домов для помещения священно-церковнослужителей во многих епархиях, допущение священников до учительства, или по крайней мере до законоучительства в приходских училищах, известная доля самоуправления, предоставленная духовенству, – все это благотворным образом повлияло как на материальный, так и нравственный быт нашего сельского духовенства, вывело его из прежней замкнутости и апатии. Распространение духовной журналистики, кроме общего богословского содержания, разрабатывающей церковно-практические вопросы, даёт достаточную пищу для ума наших пастырей церкви. В настоящее время редко можно встретить приходскую церковь, при которой не выписывался бы какой-либо духовный журнал, редко можно встретить священника, не читающего какого-либо журнала или газеты. В некоторых епархиях преосвященные обязательно заставляют сельских священников выписывать какой-либо духовный журнал, а в богатых приходах даже не один, кроме других разных сочинении духовно-нравственного содержания, пригодных для сельского пастыря. Не только молодые священники, но и священники старые, и те под неотразимым влиянием современных реформ в духовенстве, более или менее интересуются вопросами церковно-общественной жизни. Если сами они мало читают, сами не присутствуют на епархиальных и других съездах духовенства, то слышат многое от других, непосредственно знакомых с текущими вопросами духовной науки и жизни.Касается церковно-общественных вопросов и самого быта нашего духовенства и светская литература. Но как касается? К сожалению, мы должны признаться, что в большинстве случаев светская журналистика относится к нашему сельскому духовенству не особенно сочувственно. Известно, напр., что по вопросу о замещении учительских вакансий при сельских народных школах многие из светских писателей высказались не в пользу священников, будто бы не подготовленных и неспособных к педагогической деятельности. В современных романах и повестях выводятся иногда лица из духовного звания, в большинстве случаев не в привлекательном свете. Как исключение в этом отношении составляют «Соборяне» г. Лескова. Даже при видимом сочувствии некоторых светских писателей к быту сельского духовенства, выводимые ими личности из этого сословия являются какими-то изуродованными: либо костюм и манеры их представляются в виде комическом, либо язык, которым они говорят, отзывается каким-то допотопным варварством и т. под. Как на образчик подобного рода недобросовестных отношений наших светских писателей к быту сельского духовенства мы можем указать на помещённый в ноябрьской книжке Отечественных записок за прошлый год очерк некоего г. Северова, под названием «Дожил». Мы не обратили бы на этот пустенький в существе дела очерк вниманий, если бы он помещён был в фельетоне какой-либо газетки. Но так как он помещён в журнале, имеющем большой круг читателей, и так как, с другой стороны, личность, выводимая автором, принадлежит не к старому, отжившему, а молодому поколению, то мы сочли своим долгом разобрать этот очерк и изображаемую в нем жизнь повнимательнее, во избежание разных недоразумений, могущих закрасться в голову иного, не знакомого с делом, читателя.Пред нами является на сцену о. Спиридон, священник села Кошкина, из студентов семинарии. Судя по бедности его приходской церкви и обстановке его домашнего быта (семейство о. Спиридона сидит вечером с лучиной и кушает за ужином редьку, а утром варёный картофель), нужно думать, что он священствует в одном из самых бедных сельских приходов. У о. Спиридона есть семейство, состоящее из жены Анны и семерых детей; но так как ни один из них ещё не учится в училище, и так как, с другой стороны, о. Спиридон рубит дрова для себя только двенадцать лет, хотя, по словам автора, в продолжении этого времени и не научился их рубит хорошенько, то необходимо предположить, что это человек ещё молодой, лет тридцати пяти или около того. Что же поделывает этот молодой, обременённый семейством священник, в холодный – зимний вечер? Автор застаёт его просто лежащим на полатях, переворачивающимся с боку на бок, на спину и на живот, глазеющим с полатей, как жена и старшие дети прядут, а младшие едят уголья, и размышляющим.... Об чем же таком он размышляет? – Будем говорить по возможности словами автора: «От чего это все ребята любят уголья? Поди-ка и я тоже ел уголья, и я тоже думал, что это вкусно. Что тут вкусного? А ребята едят голые уголья и ничего... вон, они выбирают нарочно потолще. Дивно!»Мать останавливает ребёнка.– В разум придёт, так перестанет, вмешивается с полатей отец Спиридон. Ребёнок разражается рёвом. Отец Спиридон хотел было ещё что-то сказать за своего сына, но его мысли вдруг повернули в другую сторону: «Да, надо воспитывать, надо. Воспитание есть долг родителей; родители воздадут ответ за своих детей. Вон, о. Павел прекрасно воспитал своих детей: только войдёшь, сейчас все на благословение; прекрасно!... И меня, слава Богу, утешают мои дети; слава Богу, всегда царствует между ними мир и тишина».Отец Спиридон проникся благоговением; его слова бессознательно прошептали: «благословение родителей утверждает домы чад», и в тоже время правая рука его сложилась в благословляющую, и он с полатей утвердил домы чад. «Умножая, умножу семя твоё, яко звезды небесные и яко песок вскрай моря», мелькнуло у него в голове и он мысленно перенёсся к тому будущему, когда от этих семерых чад появится от каждого по семи новых чад, затем от новых будут ещё по семи, а там ещё, ещё.... Голова о. Спиридона закружилась... «А есть ещё люди, что и в этом благословении Божием видят только тесноту для себя!.. И какая тут теснота? Вон, они играют у корыта, чем они мешают мне? Разве не все равно, есть ли кто у корыта, или нет никого? Оно конечно иной раз бывает и беспокойно, иной раз расплачутся ночью и разбудят; за то в другой раз и развеселят, – ведь чего только они не выдумают! Иной раз такую штуку сделают, что и большой не вдруг придумает. Утешают. А вон и она ропщет: и заботы-то о них много, и бедные-то мы! Слабая женщина. Не тот богат, кто много имеет, а тот, кто доволен тем, что имеет. Я доволен».Мать заставляет дочерей усерднее прясть.– «Да, это хорошо, размышляет о. Спиридон на полатях: – к труду надо приучать с детства. Кто с детства привыкает трудиться, тот никогда не будет проводить время в лености и праздности. Праздность – матерь всех пороков. Как человек ничего не делает, так мало ли что в голову ему придёт, а как трудится, ничего не придёт в голову, и будет он полезен и себе и другим. Вот и Катя уж пользу приносит – светит. Такая маленькая, и уж трудится полезным трудом. А Надя, поди-ка, сколько в зиму-то напрядёт! Это хорошо. Ведь конечно в каждый вечер понемногу; а сосчитай-ка во всю-то зиму, так и выйдет много, – пожалуй, и соткать что-нибудь можно будет. Только, я думаю, что и поужинать бы; сколько-то часов?» О. Спиридон повёл глазами в сторону часов, часы висят циферблатом к светцу и с полатей невозможно увидеть стрелок. Хотел было он спросить: сколько часов? но промолчал. «Вот петухи запоют, так и узнаю, что одиннадцать. – Должно быть скоро они запоют, подожду их».В сенях послышался скрип шагов.– «Кто это? Уж не с требой-ли? встревожился о. Спиридон: – должно быть кто-нибудь нечаянно занемог; уж не с Гаврилом ли Петровичем что случилось?»...Дверь сильно распахнулась и вошёл пономарь Николай. О. Спиридон успокоился; слезать с полатей не представлялось надобности. Пономарь Николай пришёл попросить у о. Спиридона дровней, утром за сеном съездить. О. Спиридон позволил взять. Между прочим пономарь завёл речь об уравнении приходов.– А о ровняньи-то приходов опять поговаривают, говорит Николай: – вот я на мельнице был, так там мужики говорили.Отец Спиридон зажмурился от удовольствия: «вот погоди! Не будешь и ты роптать на бедность!» мысленно обратился он к супруге.– Да не пусто только ли опять говорят? прибавил Николай.«А и вправду» думает о. Спиридон. Но взглянул он на свесившийся гладкий, толстый нос Николая и ему вдруг показался Николай неразумным и захотелось поучить его.– Глас народа, глас Божий! сказал он: – уж говорят, так скоро ли, долго ли, а будет; о воле все говорили, и долго не было, а вот теперь и воля; о войне тоже за долго стали говорить. Уж это всегда так бывает: заговорят, заговорят, – кажется с чего заговорили? а смотришь, и выйдет так, как говорили.– А это бы не худо; может быть и нам чего-нибудь прирезали бы, – вот от Горки отрезали бы Лысково да Вралково...Отец Спиридон опять зажмурился. Но вдруг он вздумал, что на горке священствует о. Ардалион, который вовсе не такой человек, чтобы смотреть спокойно, когда у него станут отрезывать от прихода деревни.– Да ведь не мы отбирать-то будем; ведь начальство, возразил смиренно Николай: а если начальство захочет, так как он не уступит?– А он сделает так, что начальство не захочет: он знает, как надо сделать... А, пожалуй, и захочет начальство, да не переведёт; он напишет, что в Лыскове пять душ, а в Вралкове три; ну их и переведут, а все остальные останутся у него и не будут переведены. А после поди с ним судись! Он, брат, и с благочинным тягался, а не то что....Николай затуманился.– Переписать души то, когда случится, поедете по пути, сказал он, помолчав немного.– «А и вправду переписать». Отцу Спиридону вдруг ужасно захотелось перехитрить отца Ардалиона, он даже рассмеялся, представив себе, как отец Ардалион напишет пять душ и будет поражён полным списком всех, душ, который представит он, о. Спиридон; как будет выпутываться о. Ардалион из своего неловкого положения, как будет объяснять свой обман, «Хе, хе, хе!.... Вот тебе и хитёр! Вот тебе и выдумал! Хе, хе, хе.... Впредь не обманывай начальства!»– Да мужики-то и желают к нам, говорят: «против о. Спиридона нигде нет попа добрее».Сердце о. Спиридона встрепенулось; ему вспомнилось, как однажды один прихожанин сказал, что он, о. Спиридон, мухи не обидит; как однажды сам злоязычный о. Ардалион назвал его благочестивым, как товарищи в семинарии прозывали его блаженным. Полати под ним заскрипели. «Ведь вот... широко идёт молва! вон и в других приходах знают! до Лыскова-то вёрст пять будет, а как во все-то стороны по пяти вёрст, так ведь какая круговина! А может ещё и дальше Лыскова знают».Отцу Спиридону ужасно захотелось ещё разок услышать, как мужики прославляют его доброту.– Уж будто и желают? спросил он Николая.– Да, желают, подтвердил тот.– Что ж они говорят?– Говорят: «желаем».«Ишь, что ответил!» мысленно осердился о. Спиридон, ожидавший совсем другого ответа.– Вот ещё бы от Андрея Апостола отрезали Погорелово, задумчиво продолжал Николай.Отец Спиридон вновь встрепенулся и ему вдруг стало боязно, чтобы Николай не оговорил предполагающейся прирезки.– Зачем говорить! Зачем говорить! – остановил он Николая: – станешь говорить, так ни за что не прирежут, уж это всегда так: я, вон, в прошлом году говорил, что гороху у меня две четверти будет, а что вышло? Один мой товарищ, Гервасов, все говорил, что его поставят в первый разряд, а его ещё дальше отодвинули. Да и за чем говорить? Разве своими разговорами мы поможем? Ничего не поможем. И выходит одно только празднословие. А за празднословие-то Бог и накажет, и не выйдет так, как думаешь. Нет, я доволен моим приходом, я, слава Богу, живу и не завидую.– Да я не к тому, поправился Николай: – конечно, пробиться кой-как можно, мы не идём давиться, как Катерина.Отец Спиридон вздохнул и помолчал.– Слабая, неразумная женщина! тихо начал он: – должно благодарить Бога за то, что живёшь, а не руки на себя подымать. Посмотрела бы, как мученики страдали, а ведь рук на себя не накладывали.При этом о. Спиридон выставил в пример богатого мужика Гаврила, который давно не занимался хозяйством, а только лежал на печи и оттуда давал советы сыну. Замечателен он был раной на щеке, которую тщательно поддерживал, объявляя, что Христос и не то терпел. Эта-то рана и возбуждала благоговение в о. Спиридоне.Продолжая свою речь с о. Спиридоном, пономарь выставил на вид другого мужика Василья, у которого сена не доставало на зиму. Это, по мнению о. Спиридона, произошло от жадности, за чем он вместо одной пустил двух лошадей.По уходе пономаря, о. Спиридон повернулся на спину и начал дивиться тому, как это люди не видят таких очевидных вещей.Таковы отношения о. Спиридона к ближайшим общественным вопросам, и воззрения на жизнь.Чем же занимается о. Спиридон в своей обыденной жизни? У него, как у домохозяина, есть, конечно, своё, хотя маленькое, хозяйство, за которым нужно присмотреть; а так как он живёт в бедном приходе, то нужно и побольше потрудиться, заняться каким-нибудь рукодельем и т. под. По словам нашего автора, о. Спиридон не только ничего не делает, но не приложит рук и к тому, что у него, как говорится, находится под носом, чем всего ближе и легче можно было бы заняться. Дров днём у него оказалось не наколото, так что на утро не чем печки топить. На столе за ужином явилась одна редька с хлебом. Когда дети, садясь за стол, изъявили на это ропот, он заметил им, что «есть такие люди, у которых и редки нет, ничего нет, посидят вечер-то, да так без ужина и лягут. А у нас, слава Богу, есть что»... Когда жена предложила ему за ужином, что не худо бы распахать новый огород под картофель, о. Спиридон уставился на неё удивлённым взглядом.– Как распахать?– Не знаешь, как пашут-то?Он замолчал; но удивление и вместе страх пред новой затеей супруги не уменьшились, ему было не по себе, сердце его сжалось.– Нет, уж ты не делай этого, попросил он.– От чего бы это?Отец Спиридон учащённо замигал.– Ведь это жадность, а жадность – грех.– Жадность! Коли есть нечего!– Не ропщи! Бог накажет за ропот. Нет, у нас, слава Богу, есть что есть. Будь довольна тем, что есть; по одёжке протягивай ножки.– А коли можно одёжку вытянуть, так за чем корчиться?– Нет! Нет! Бог накажет! Против воли Божией идти нельзя; если бы угодно было Богу дать нам большой огород, так он и дал бы; приехали бы мы сюда, уж здесь и был бы большой огород.– Ты ещё не пробовал, угодно ли это Богу, или нет? осердилась мати Анна. – Леность-то не святее.Отец Спиридон съёжился.– Ну Бог с тобой! Я ведь не к тому, что бы ты не делала; а ведь надо все предусмотреть раньше; семь раз отмеряй, да однажды отрежь. А это ты о лености напрасно; я не ленюсь, а все делаю! Ты сама знаешь это.«А ведь это хорошо, как два-то огорода, подумал он, залегая снова на полати... Вот день-то смотришь и прошёл сказал он, улёгшись на полатях.На другой день о. Спиридон, вставши и помолившись Богу, принялся за варёный картофель; во время завтрака рассказал он своей жене необыкновенный сон, будто бы, во время службы на всенощном бдении, он видел на иконостасе в своей церкви новые, светлые ризы, да и сам он был одет в новую, богатую фелонь, лучше пасхальной. Сон этот видимо занял его, как пророческий. Затем, покушавши плотно, о. Спиридон отправился на полати.– А когда же ты дрова-то будешь рубить? спросила его жена.– Разве теперь надо?– Да когда-же? День-то опять проваляешься, а тут скажешь: ночь!Отец Спиридон заворочался.– Я нарублю, сказал он обиженным тоном. – Когда?– Ну, после обеда.– Ох, уж ты мне! крикнула его помощница. А ещё судишь про о. Петра, что ленив, да ничего не делает.– Нет, я не сужу; я ни про кого не сужу! Не судите, да не судимы будете.– Да нечего лежать-то, слезай! Ведь надо нарубить-то! Поворочался-поворочался о. Спиридон, но все-таки слез, надел старый, дырявый кафтан, так что фигура его представляла груду тряпок и шубных лоскутьев, перевязанную по средине верёвкой, и отправился рубить дрова.Вот уж двенадцать лет, как он рубит дрова, говорит автор, а и до сих пор каждому, видящему его за этой работой, представляется, что он взял в руки топор в первый раз в жизни. Причетники положительно не могут видеть его за этой работой и поспешно уходят прочь, так как смеяться над своим священником неудобно. Василий и до сих пор того мнения, что отец Спиридон старается не дров нарубить, а только взопреть хорошенько. Когда мужикам случается видеть его за рубкой, в них всегда возбуждается жалость, и они берут у него топор и рубят за него. О. Спиридон садится в таких случаях тут же на поленья, смотрит на рубку мужика и приговаривает: «ишь, как у тебя!... Я не могу так: силы нет, здоровье слабо – грудь теснит! Здоровье-то на ученье ушло, проучиться тринадцать лет не шутка: надо здоровья, надо силы!» И не может он надивиться, как мужик в пять минут, и даже не вспотевши, нарубает столько, сколько он может нарубить в продолжение получаса самого потогонного труда.Как бы то ни было, дрова на этот раз были нарублены, и О. Спиридон отправился отогреваться на полати.М. П. Библиографическая заметка // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 11. С. 374–381.Общие способы призрения священно-церковно-служителей и их семейств и краткий обзор мер,предпринимавшихся к улучшению положениязаштатных, вдов и сирот. Извлечено из св.законов, постановлений и распоряжений св.правит. синода протоиереем Иоанном Чижевским.Харьков. 1874 г.146Это заглавие книги ясно говорит о содержании её. Оно распадается на две части: первая содержит в себе текст положения о епархиальных попечительствах и о предметах, входящих в круг его деятельности; вторая состоит из краткого обзора мер, предпринимавшихся к улучшению положения заштатных, вдов и сирот. Очевидно, что первая часть в книге – главная, а вторая – приложение к ней. Текст первой части заимствован из св. законов, постановлений и распоряжений св. синода, а вторая составлена самим о. протоиереем Чижевским и принадлежит ему собственно. Впрочем и для первой части он потрудился не мало, разъясняя некоторые статьи текста определениями св. синода, решениями кассационного департамента, правительствующего сената и разных окружных судов.Побуждения к составлению своей книги о. Чижевский высказывает так: Круг деятельности епархиальных попечительств о бедных духовного звания в последние годы расширен: им предоставлено право назначать пособия лицам духовенства, потерпевшим разорение от пожаров (прежде это пособие назначалось св. синодом, по представлению епархиального архиерея), и ведать дела по опекам над сиротами священно-церковнослужителей епархиального ведомства, не принадлежащими к потомственному дворянству.Для руководства учреждённым в 1823 г. епархиальным попечительствам и духовенству разосланы были тогда же экземпляры печатного положения, которые в течение пятидесяти лет или совершенно избились, или и вовсе утратились. Члены попечительств, при исполнении своих обязанностей, руководятся потому часто или преданием, или же XIII т. св. зак. (изд. 1857 г.), в состав которого вошло и это положение (ст. 1562–1616). Но после издания свода законов многие статьи положения о епархиальных попечительствах изменены, заменены другими, или же вовсе отменены, и след. для справок нужно прибегать к продолжениям св. законов, которых учреждения эти не имеют. Опекуны наши в своих действиях руководствуются тоже преданием и, за неимением под руками руководственных статей законов, положительно незнакомы с своими обязанностями, за исключением, конечно, немногих, кои в последнее время приобрели себе X том св. законов.Все это заставило меня, говорит о. Чижевский, собрать в одно целое все законоположения и постановления, относящиеся к кругу деятельности епархиальных попечительств, с присовокуплением законоположений «об опеке и попечительстве», также, хотя и не относящихся к кругу обязанности сих попечительств, но тесно связанных по призрению духовенства, «временных правил о пенсиях и единовременных пособиях священнослужителям епархиального ведомства и семействам их». В особом прибавлении, в видах возбуждения достойного соревнования и подражания, помещена записка, заключающая в себе краткий обзор мер, предпринимавшихся правительством, св. синодом, епархиальными начальствами и самим духовенством, в особенности в последнее время к улучшению положения заштатных священно-церковно-служителей, их вдов и сирот.Бесспорно, добрая мысль руководила составителя книги в его труде. Желание направить деятельность членов попечительства на добрый путь и облегчить их заботы собранием в одно целое всех узаконений, относящихся к кругу деятельности епархиальных попечительств, – заслуживает уважения не только от лиц, которые непосредственно воспользуются трудом о. Чижевского, но и тех, которые получать пользу от первых, от правильных и благотворных действий их. Но, поскольку достоинство дела ценится не одним добрым желанием, необходимо обратить внимание на то, как выполнено доброе желание составителем книги, удовлетворительно ли, или нет, ибо успешность всего дела зависят собственно от большего или меньшего успеха в выполнении желания. Этот вопрос разрешится сам собою, если мы рассмотрим издание о. Чижевского сравнительно с другими, подобными по содержанию. Положение о епархиальных попечительствах до издания о. Чижевским напечатано было в «Сборнике церковно-гражданских постановлений» Александрова, в «Извлечении из св. законов узаконений, относящихся до духовного ведомства» Малютина и в «Уставе духовных консисторий», изданном юристами, под редакциею адвоката Ф. В. Ливанова. При сравнении всех изданий по полноте преимущество оказывается на стороне о. Чижевского: тогда как в других изданиях перепечатан один текст положения, в издании последнего есть ещё много разъяснений, иногда кратких, а иногда довольно обширных, сделанных по продолжениям св. законов, по полному собранию законов, по уставу духовн. консисторий и особенно по определениям св. синода. Видно, что составитель книги старался внести в свой труд все, что необходимо, чтобы книга могла служить надлежащим руководством для членов попечительства и духовенства вообще во всех определённых законом случаях. Но, кроме положения о попечительствах, в книгу о. Чижевского вошли законоположения об опеке и попечительстве, не напечатанные в означенных выше сборниках (отделение II) и временные правила о пенсиях и единовременных пособиях священнослужителям епархиального ведомства и семействам их (отделение III), с указом об этом св. синода. Второе отделение – об опеке и попечительстве напечатано, как видно, по последним изданиям X т., ч. 1 св. законов, с разъяснениями многих статей по решениям кассационного департамента правительствующего сената и разных окружных судов. Третье отделение также пояснено в некоторых пунктах синодальными указами, вышедшими после издания временных правил о пенсиях в 1866 году. К первой же части следует прибавить помещённые в приложениях формы № 1–6:1) описи имуществу, принадлежащему осиротевшему семейству, состоящему в опеке, с правилами составления описи; 2) – опекунской приходо-расходной книги; 3) – отчёта по управлению сиротами и имением их; 4 и 5) – списка сведений о священнослужителях и вдовах их, коим испрашиваются пенсии и единовременные пособия; и наконец 6) форма ведомости о количестве сбора в пользу духовенства по благочиниям. Все это, взятое вместе, даёт книге о. Чижевского решительное преимущество пред всеми другими сборниками сведений по этому предмету, если рассматривать их со стороны содержания.Что же касается изложения содержания книги, то в этом отношении книга о. Чижевского требует улучшения по крайней мере в первом своём отделении, в тексте положения о епархиальных попечительствах. Текст этот издан почему-то не так, как он напечатан в XIII т. св. зак.; издатель нашёл недостаточным, недовольно подробным разделение статей положения в св. законов и сделал другое, более подробное на XII глав вместо III отдел. При этом ему пришлось не только разделять одну главу с общим названием в св. законов на более частные, но и соединять разделённые. Мало того, самые статьи положения оказались не в том порядке, в каком находятся в св. зак.; напр., третья глава оканчивается в сборнике о. Чижевского 1574 статьёю, а в четвертой главе стоят статьи 1560, 1561, 1573; восьмая глава оканчивается 1614, девятая начинается 1616, а 1615 составляет одиннадцатую главу. Впрочем, это ещё не беда; составитель книги имел свои соображения для такого порядка: 1615 статью он потому поставил на конце, что в ней говорится об отчётности попечительства, которая естественно заключает приложение или выполнение закона.Но что за надобность была начинать вторую главу 1562 стат., (в первой перечислены только способы призрения, при чем указано, что положение о попечительствах изложено в XIII т. св. зак., от 1560 до 1621 ст.), а четвертую 1560 ю? Зачем ст. 1600 перенесена из главы VII – «правила о призрении», куда она естественно относится, в главу VI – «предметы занятий епархиальных попечительств»? Можно бы и ещё кое-что привесть в этом роде; но и сказанного уже достаточно, чтобы видеть отступление от общего порядка статей без достаточных оснований, или проще – без всякой нужды. По нашему мнению, да и по взгляду других, перепечатка известного отдела статей из св. законов должна быть именно такою, т. е. перепечаткою в собственном смысле, где должна быть соблюдаема самая строгая точность не только в букве закона, тексте, но и в порядке его. Это мы видим на всех перепечатках и целых томов, и отдельных частей св. законов, какие почти ежегодно являются в продаже, благодаря заботливости частных лиц. Возьмём, напр., судебные уставы или X том св. зак., издававшиеся чаще других, и сравним последние издания их с первыми; все различие между ними будет ограничиваться лишь большим или меньшим количеством разъяснений по некоторым статьям; порядок же их и разделение на отделы те же, какие и в своде законов, изданном правительством в 1857 году. Одновременно с дроблением общих отделов текста положения о епархиальных попечительствах, в книге о. Чижевского встречаем совершенно противоположное, соединение в одну главу совершенно разнородных предметов. Так глава X носит следующее заглавие: «О пособиях духовенству в случаях пожаров; помещения больных в земские больницы и кто обязан платить за содержание и лечение их в сих больницах».Прочитав с трудом это нескладное заглавие, мы обратились к самому тексту книги и, к удивлению своему, встретили там одну первую фразу, а остальных не нашли. Почему составитель книги выпустил большую половину предметов, показанных в заглавии, понять трудно, тем более, что в последнем параграфе X главы, 87-м действительно говорится о помещении в богадельни лиц духовного звания и об уплате за них из сумм епархиального попечительства. И вдруг этот параграф встречается под заголовком: «О пособиях духовенству в случае пожаров». Если о. Чижевский признавал необходимым разделять статьи, помещённые под общим наименованием, на более частные отделы, хотя и сходные по предмету, то такие предметы, как пособия духовенству в случае пожаров и помещение в богадельни, должны быть разделены непременно. Кроме указанных недосмотров при составлении книги, замечаются ещё другие, хотя и не важные, а все же бросающиеся в глаза; напр., в главе IX читаем: «Случайные пособия бедным духовного звания». Понятно, что о случайных можно говорить только тогда, когда есть постоянные, а между тем о последних в оглавлении не говорится. В своде же законов отделение второе положения о попечительствах озаглавлено: «О постоянных средствах призрения бедных духовного звания» и потом, в роде дополнения, в конце положения прибавлено: «О случайных пособиях бедным духовного звания». На чьей стороне преимущество в этом случае, предоставляем судить читателям. Не может также не броситься в глаза преимущество, предоставленное детям церковнослужителей, по ст. 281, право освобождения от податей и рекрутства. Не забудьте, что книга печаталась во второй половине прошлого года, в начале которого объявлено было об общей воинской повинности! Впрочем указанные недостатки книги о. Чижевского неважны, как неважно и то, что статьи закона и объяснения их стоят рядом под особыми параграфами, а не в виде примечаний, и с первого взгляда могут казаться статьями закона, а не разъяснениями их. Эти внешние недостатки книги, или скорее недосмотры, будут легко исправлены при следующих изданиях её, каковые непременно потребуются, потому что книга о. Чижевского представляет по своему содержанию довольно полное руководство для лиц, незнакомых с положением о епархиальных попечительствах и кругом деятельности их. В виду крайней скудости подобного рода книг, мы смело можем рекомендовать означенную книгу не только для благочиннических библиотек, но и для частных библиотек всех пастырей церкви, так как в ней они могут найти много полезных указаний для успешного устройства того дела, которое для них очень дорого, для призрения священно-церковно-служителей и их семейств. В этом случае особенно полезным для них будет обзор, хотя и краткий, тех мер, какие предпринимались правительством, св. синодом, епархиальными начальствами и самим духовенством, в особенности в последнее время, для улучшения положения заштатных священно-церковно-служителей, их вдов и сирот. Очень может быть, что способы улучшения, оказавшиеся полезными в одной епархии, будут пригодны и в другой. Во всяком же случае опыты многих попечительств в сложности много могут помочь членам отдельных попечительств, в частности при изыскании средств к улучшению положения бедных духовного звания известной епархии.М. П.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 11. С. 382–384.От редакции Трудов киевской духовной академии.Труды киевской духовной академия выходят в 1875 году книжками от 12 до 20 печатных листов в начале каждого месяца, – вначале января вышла и разослана подписчикам январская книга журнала, а 3 февраля – февральская. Содержание вышедших книжек следующее:А) Январской.1) Ответ православного на схему старокатоликов о пресвятой Деве. Инспектора и профессора киевской академии, архимандрита Сильвестра.2) Ответь православного на схему старокатоликов о добрых делах. Его-же.3) Происхождение и литургический характер таинств. Доцента Ф. Смирнова.4) Слова митрополита Стефана Яворского. Профессора В. Певницкого.5) Отчёт церковно-археологического общества при киевской духовной академии за 1874 год.6) Описание рукописей, находящихся в музее церковно-археологического общества. Профессора Петрова.7) Протоколы заседаний совета киевской духовной академии.Б) Февральской.1) О молоканской и других сектах в тамбовской епархии. Высокопреосвященнейшего Арсения, митрополита киевского и галицкого.2) Ответ православного на схему старокатоликов о добрых делах (окончание). Инспектора и профессора академии, архимандрита Сильвестра.3) Святая земля. Часть 1. Иерусалим и его древние памятники. Учёные записки командированного в Палестину и прилегающие к ней страны экстраординарного профессора академии, А. Олесницкого (с 18-ю рисунками в тексте и изображениями разных видов, местностей, надписей и т. п.). Продолжение этой статьи (с рисунками же) будет и в следующих книжках.4) Юрьевский архимандрит Фотий и его церковно-общественная деятельность (продолжение следует). К. Попова.5) Руководство к библейской археологии. Ч. 2. Гражданственно-социальные отношения израильтян. К. Ф. Кейля. Перевод с немецкого под редакцией А. Олесницкого.6) Описание рукописей, находящихся в музее церковно-археологического общества. Профессора Петрова.Годичное издание журнала – «Труды киевской духов ной академии». 1875 года стоимость с пересылкою 6 рублей.В Редакции можно получать годичное издание журнала 1874 года, состоящего из четырёх больших томов, более 200 печатных листов. Цена 5 руб. 50 коп. с пересылкою. В 1874 году были помещены в Трудах киевской академии, между прочим, следующие статьи.1) Восток христианский (в 2 книгах). Преосвященного Порфирия.2) Происхождение книги экклезиаст (начало). Ректора академии, еп. Филарета.3) Ответ православного на предложенную старокатоликами схему о Св. Духе. Инспектора академии, архимандрита Сильвестра.4) Вера в Бога, как всеблагого миропромыслителя и верховного мироправителя (в 4 книжках). Доцента, священника Гр. Малеванского.5) Апокалипсис, как литургический памятник апостольской эпохи. Доцента Ф. Смирнова.6) Богослужение христианское со времени апостолов до четвёртого века. Доцента Ф. Смирнова.7) Курс истории древнего мира (в 7 книгах). Доцента Н. Тумасова.8) Древнейшая бытовая история славян вообще и чехов в особенности (в 6 книгах). Н. Задерацкого.9) Логика Гагемана. Перевод с немецкого В. Богоявленского (в 2 книгах).10) Установление в русской церкви праздника 9 мая в память перенесения мощей святителя Николая из Мир ликийских в г. Бар (писано на Евгение-Румянцевскую премию). Студента А. Красовского.В приложении к журналу, за особым счётом страниц, печатались: 1) Археология Кейля, 2) описание рукописей и 3) протокола заседаний совета академии.Редакция покорнейше просит г.г. иногородних адресоваться прямо – «в Редакцию журнала «Труды киевской духовной академии».№ 12. Марта 23-гоКрасовский П., свящ. Поучение в 4-ю неделю великого поста // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 12. С. 385–391.Сей родъ ничимже можетъ изыти,токмо молитвою и постомъ (Мк.9:29)По слову Иис. Христа молитва и пост может изгонять злых духов из человека, хотя бы они и не хотели изыти из него. От чего же мы, хотя уже четыре недели с особенным старанием молимся и постимся, не можем освободиться от того, что есть порождение диавола, и вследствие чего он владеет нами, как своими рабами, мучит нас и может привесть к вечным мукам? От чего наши грехи, которые не лучше беснования, не теряют в нас своей силы при всех наших молитвах и при всех наших пощениях? Уж так ли мы молимся, как должно молиться христианину? Уж так ли мы постимся, как заповедано нам поститься от Бога?Мы знаем, что и неверные молятся, и некрещенные постятся; но как они молятся, и как они постятся? Прочитали молитвенные слова, соблюли при этом все внешние обряды по требованию своего закона, – вот и вся молитва неверных; не поели и не попили от утренней до вечерней зари, посыпали пеплом свои головы, походили в изодранной одежде и все подобное исполнили по требованию своей веры, – вот и все пощение некрещенных. Само собою разумеется, что, если и мы, подобно неверным, ограничим свою молитву одними внешними обрядами, как-то: стоянием пред св. иконами, крестными знамениями, поклонами, чтением готовых молитв и т. п., то и наше моление будет не действительнее моления неверных; если и мы, подобно некрещенным, ограничим своё пощение удержанием себя от скоромной пищи, сухоядением, ношением худшей одежды и т. п., то пощение наше не будет иметь существенного различия от пощения некрещенных. Такая молитва мертва, и такое пощение бездушно. От такой молитвы и от такого пощения мы ни лучше, ни хуже; ни добрее, ни злее: от них и нельзя ожидать никаких особенных действий.Христианская молитва и христианское пощение, т. е. такая молитва и такое пощение, какие должны быть по требованию нашей христианской веры, неизмеримо разнятся от молитвы и пощения неверных. Христианская молитва и христианское пощение направлены именно к тому, чтобы выгнать грех из нашей души, сделать её здоровою. Со всеми обрядами и внешними действиями, какими мы сопровождаем наше моление и пощение, грех легко уживается в нас; ведь мы и сами хорошо чувствуем, что от стояния пред иконами, от поклонов, от крестных знамений, от чтения молитвенных слов, от отсутствия на нашей трапезе скоромной пищи, от сухоядения, от голода и тому подобных действий, если они не сопровождаются другими внутренними действиями, мы нисколько не делаемся более добрыми, более милостивыми, более миролюбивыми, более услужливыми другим и, стало быть, более свободными от грехов. Но если обряды и все внешние действия, употребляемые нами при молении и пощении, соединяются с молитвенным и постническим расположением нашей души и служат его выражением, то грех уже не может спокойно в нас царствовать: душа уже отворачивается от него, выбивается всеми силими из его владычества и для освобождения от него просит Божией помощи. Мы не с горя плачем, если из наших глаз текут слезы от дыма или от других едких испарений: подобно тому не от души мы молимся и постничаем, если молимся и постничаем по обычаю или по другим посторонним причинам. Кто плачет без горя, того мы зовём лицемером, который нам не нравится: подобно тому, кто молится и постничает без молитвенного и постнического расположения души, тот лицемерит перед Богом и перед людьми; а лицемеры-то в особенности и ненавистны Богу. Горе вамъ лицемѣры, часто взывал Иисус Христос (Мф.23:13–29).А между тем в нашей православной церкви как мудро все предустроено и устроено к тому, чтобы молитва наша очищала душу нашу от грехов и делала нас угодными Богу. Во время моления мы обыкновенно становимся перед св. иконами. Кого изображают эти лики, которые находятся перед нашими глазами во время нашего моления? Они изображают Бога, св. ангелов и угодивших Богу людей. Перед нами небо, где нет ни тени греха; где царствует добро, любовь, мир и вечная радость, с грехом несовместимая. Мы видим, перед св. иконами горит свеча: это образ того, как душа наша, по мере очищения от греховного мрака, очищается, и как наше сердце, по мере освобождения от зла, согревается любовью к Богу и ко всем людям. Во время моления мы обыкновенно творим крестные знамения; какое событие они изображают? Крестные знамения изображают вольное распятие на кресте Спасителя нашего Иисуса Христа, который претерпел тяжкие муки и страшную смерть за наши грехи, побуждаемый к тому своею безмерною любовью. Когда такое потрясающее событие находится у нас как бы перед глазами, грехи становятся для нас отвратительными и св. любовь входит в наше сердце, чтобы вытеснить из него вражду, ненависть и всякую злобу. Во время нашего моления мы творим поклоны и коленопреклонения: это мы приступаем к Богу с чувствами благоговения, смирения и уничижения. Наша молитва сосредоточена; потому что нельзя же рассеянно просить такое Лице, которое всей душой уважаешь и о котором верно знаешь, что в Его власти наша временная и вечная участь. Видите, что в молении православных все обряды и внешние действия имеют глубокий смысл и все направлено к тому, чтобы изгнать из души молящегося грех и вместо греха поселить в душе добро, любовь, милость, мир и духовную радость. Во время нашего моления мы читаем молитвенные слова, которые достаточно понимать, чтобы молиться не напрасно. Мы сами не умеем составлять молитвы; поэтому читаем молитвы св. угодников Божиих, которыми они ограждали от греха свою душу и приближались к Богу. Таких молитв много, так что нам их и не перечесть. Особенно важна для христиан молитва Господня: Отче наш, которой сам Иисус Христос научил своих апостолов, а чрез них и всех нас. Молитва Господня такова, что с нею не может приступать к Богу человек, питающий в сердце враждебные чувства и имеющий злобное расположение души. Так мы просим Бога, читая молитву Господню: и остави намъ долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим (Мф.6:12), то есть, Отец наш небесный! Мы простили всех, кто согрешил перед нами, обидел нас и сделал нам какое-либо зло: прости же и Ты нас во всем, в чем мы согрешили пред Тобою! – Так говорить на молитве Богу может только добрый христианин, которому все прощается и которого всякое прошение исполняется.Истинный христианин является на молитву к Богу всегда с сокрушением о своих грехах; он, подобно лицемерам, не оправдывается пред Богом, а прямо признаётся в них, раскаивается и просит у Бога в них прощения. Известно, что, когда человек о чем-либо сильно сокрушается, ему и на ум не идут пища и питье: тоже самое бывает и с христианином, который сильно сокрушается и горюет о своих грехах. Христианин при этом забывает о пище и питье; и если голод и жажда наконец дают ему себя чувствовать, он утоляет их самой скудной пищей и самым скудным питьём. Вот почему православные христиане, посвящая известные дни молитве и покаянию, в эти самые дни непременно и постятся; вот почему во время настоящего великого говенья по церковному уставу полагается для нас пища более скудная и поставляется трапеза более редкая, чем в иное время. Если бы даже относительно пищи и питья не было вовсе для нас церковного устава, пощение при молитве и покаянии установилось бы у нас само собою; только, разумеется, без церковного устава в нашем видимом пощении не могло бы быть полного однообразия, которое столь свойственно христианскому обществу, связанному взаимною любовью и единодушием.Итак, истинное христианское пощение состоит собственно в скорби о грехах и в раскаянии в них; а воздержание в пище и питье является при пощении лишь потому, что при скорби человеку не до еды и не до питья. Где нет скорби о грехах и раскаяния в них, там нет и христианского поста. Пост без скорби и раскаяния есть пост вовсе не христианский, а свойственный только неверным и некрещенным: грехи наши остаются при таком посте неприкосновенными и душа наша погибшею. Кто голодует не от скорби о своих грехах и не от раскаяния в них, а потому, будто должно голодовать в известные дни, тот не праведнее пред Богом против того, кто ест и пьёт все, досыта и всегда, когда захочет. Мы все видали и видим голодных людей: разве они собственно от голода меньше грешат, нежели сытые? Разве они не злобятся, не враждуют, не клевещут, не осуждают, не завидуют, не обманывают, не воруют? Да и кто спасение наше поставил в зависимость от пищи? Другое дело – голод, происходящий от скорби о грехах и от раскаяния в них. Кто до того скорбит о своих грехах, что лишает себя пищи и питья, тот естественно удаляется от грехов; а кто постится таким образом, тот несомненно угождает Богу и спасает свою душу.Между нами не редкость такие постники, которые строго наблюдают лишь за тем, чтобы в пищу их во время поста не попала капля чего-либо скоромного, а во всем остальном уже предоставляют себе полную волю. У них и без мяса всегда пресыщение; имея всегда своим богом собственное чрево (Флп.3:19), они за лишения мясной и вообще скоромной пищи щедро вознаграждают себя вкусными рыбами, лакомствами, сластями, изысканностью в стряпне и т. п. Если бы они действительно сокрушались о своих грехах, они постились бы иначе: им было бы не до вкусных кушаний и не до заботы о пустяках в роде того, не попала ли в их пищу капля скоромного. Такое жалкое пощение насквозь пропитано одним лицемерием и достойно осуждения Божия.Поймите же, братия, что, покуда в нас царствует грех, быть праведными пред Богом мы не можем; и покуда мы творим злые и худые дела, угождение Богу невозможно. Не спасёт нас молитва, если она не делает нас нравственно лучшими; не избавит нас от осуждения Божия пост, если он не мешает нам творить злые дела и худые поступки. Никто не требует от нас, чтобы мы были безгрешными, потому что это для нас невозможно; от нас-православных христиан требуется, чтобы мы боролись с грехами, противились им всеми своими силами: окончательная же победа над грехом в руках Божиих. Нам остаётся стараться о том, чтобы молитва и пост служили для нас оружием против греха и всякого зла, а не были для нас упражнением бессмысленным и бесцельным. Аминь.Свящ. П. КрасовскийОб открытии и закрытии епархий в русской церкви, от начала существования её до настоящего времени // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 12. С. 391–401.Для всякого члена православной русской церкви не безынтересно иметь обстоятельные сведения о минувшей судьбе епархии, к которой он принадлежит. Тем более эти сведения должны быть интересны для пастырей церкви. К сожалению, в нашей духовной литературе нет исследования, которое могло бы дать обстоятельное сведение о всех епархиях от начала русской церкви до настоящего времени. Есть у нас два сочинения по этому предмету: «История иерархии» преосвященного Амвросия и «Описание киево-софийского собора» преосвященного Евгения. Но первое из них говорит о епархиях только до XIX века, притом без указания источников, откуда взяты сведения о них, а потому не может считаться удовлетворительным. Кроме того в этом сочинении встречаются ошибки и неточности. То же самое можно сказать и о другом сочинении: «Описание киево-софийского собора». Более удовлетворительные сведения о епархиях можно получить из истории русской церкви преосвященных Филарета и Макария. Но преосвященный Филарет не везде в своей истории точно определяет открытие и закрытие епархий; а ссылаясь на летописи, он цитует старинные издания, теперь вышедшие из употребления, что лишает возможности проверить эти ссылки. К тому же его история оканчивается началом XIX века. История русской церкви преосвященного Макария, при обстоятельности исследования и верности указаний на первоисточники, конечно, из всех сочинений, касающихся сего предмета, должна быть признана лучшим пособием для желающего ознакомиться с судьбою русских епархий. Но труд преосвященного Макария, как известно, далеко не кончен. Ко всему, сказанному нами, следует прибавить ещё и то, что не всякий, желающий знать о русских епархиях, может иметь под руками все поименованные сочинения, особенно исследования преосвященных Амвросия и Евгения, которые сделались теперь библиографическою редкостию, а также не у всякого достанет времени заняться выбором более определённых сведений из указанных пособий. Имея в виду все это, мы предлагаем специальное исследование по сему предмету в возможной полноте и законченности.В своём исследовании мы сводам к одному все известия о времени открытия и закрытия епископских кафедр в России. При этом, по нашему мнению, совершенно необходимо указать причины открытия и закрытия епархий.Далее мы определяем, по возможности, границы каждой епархии и её географическое положение. Впрочем не делаем этого с епархиями, открытыми в XVIII и XIX веках, потому что с XVIII века границы епархий уже более определились и сходились с границами наместничеств, провинций и губерний, на которые делилась Россия. Таким образом в состав сочинения входят два элемента: а) исторический, – время открытия и закрытия епархий, причины этого и т. п. б) географический, – восстановление более точных пределов епархий, открытых в первые восемь веков христианства в России. Порядок изложения хронологический, а для большей отчётливости открытие и закрытие епархий расположено по векам.При выполнении своей задачи мы старались лично ознакомиться со всеми официальными и неофициальными источниками, летописями, актами и другими историческими документами, чтобы дать своему труду прочную историческую основу.Начинаем с X века, в конце которого святой Владимир (988 г.) принял крещение, и когда сделались известными первые епархии.X век. Киевская епархияВремя открытия. Наши отечественные историки церкви, преосвященные, – Амвросий, Евгений, Филарет и Макарий признают за несомненное, что киевская епархия основана св. Владимиром в 992 г. при митрополите Леонтии147. Самым важным, свидетельством для них служит Никонова летопись и Степенная книга. Действительно, Никонова летопись под 992 годом прямо и определённо говорит, что «постави Леонт, митрополит киевский и всея Руси, епископы по градом»148. Степенная книга упоминает о поставлении киевским митрополитом Леонтием епископов в Новгороде, Чернигове, Ростове и Владимире149. Но в этой же книге неоднократно упоминается о митрополите Михаиле при святом Владимире и он называется киевским и всея Руси150. В Псковской летописи также говорится о митрополите киевском много раньше 992 года151: «в лето 6497 (988 г.) крестися вся русская земля и поставиша митрополита в Киеве, а по иным градом епископы, и попы, и диаконы». Преосвященный Макарий ссылается ещё на предание киево-печерской лавры, где почивают мощи первого митрополита Михаила152. Кажущееся разногласие о том, кто был первым митрополитом Киева, Леон или Михаил, мы устраняем, предполагая вместе с преосвященными Макарием и Евгением, что Михаил мог быть местным киевским митрополитом, а Леонтий сделался главою русских епископов и первый разделил Русь на епархии153. Первые киевские митрополиты жили в Переяславле154. Потому митрополит Леонтий в надписи послания его к римлянам назван переяславским155, и Нестор говорит: «бе бо прежде в Переяславля митрополья»156. И хотя преосвященный Макарий говорит, что переяславская кафедра была викариатством киевской митрополии157, однако подробное иcследование г. Максимовича158 показывает, что этого не было. Впрочем решение этого вопроса мы пока оставляем в стороне, так как встретимся с ним тогда, когда будем говорить об открытии переяславской епархии.Причина открытия киевской епархии. Положение Киева, как столицы, в которой жил великий князь, возвышало его над всеми другими городами и давало ему право иметь у себя не епископа, а митрополита, который потому назывался киевским и всея Русии159, хотя жил некоторое время не в Киеве, а в Переяславле. Кроме того, Киев более других городов быль подготовлен к принятию христианства и в нем совершилось общее крещение русского народа и 12-ти сыновей Владимира160.Географические границы киевской епархии в X веке. Киевская епархия в X веке занимала небольшое пространство с городами – Киевом, Витичевом, Родней и Переяславлем. На западе она соприкасалась с епархией белгородской, лежавшей в 25 верстах от Киева161. На востоке границею её был Днепр, на севере водораздел между речными областями днепровскою и областью Припети162, на юге-река Рось, за которою жили торки. До настоящего времени сохранилось селение Торчица, расположенное на притоке Роси. Оно, по преданию, есть древний город Торческ, столица торков, часто упоминаемый в летописях163. Бестужев-Рюмин и Соловьёв также южною границею киевского княжения полагают реку Рось164. Отсюда понятным становится, что мнение о. Лебединцева165 о принадлежности к епархии переяславской (составлявшей в начале одно с киевскою) нынешних уездов киевской губернии-звенигородского, черкасского, Чигиринского и уманского не может быть принято. Земли, лежавшие в этих уездах, не могли входить в состав киевского княжества, потому что принадлежали торкам.Епархия БелгородскаяВремя открытия. Преосвященные – Евгений, Амвросий, Филарет и Макарий основание этой епархии относят к 992 г.166 Главным источником для них в этом случае служить Степенная книга и Никонова летопись. В Степенной книге, после сказания о создании этого города князем Владимиром, говорится: «и возлюби град той паче инех градов, наполнише отвсюду множеством людий, в негоже и епископа Никиту посла, егоже постави Леонт митрополит»167. Никонова летопись подтверждает это, говоря о епископе Никите, поставленном Леонтием в 992 году в Белград168. Но здесь встречаемся с недоумением. Степенная книга говорит169, что Владимир основал Белгород уже по принятия христианства, тогда как из Несторовой летописи170 известно, что Владимир до крещения жил в Белгороде, где у него было триста наложниц.Карамзин говорит171, что выражение летописи «заложи Белгород»172 означает, что Владимир заложил городскую стену. В подтверждение этого он ссылается на свидетельство летописи, в которой сказано, что Всеволод заложил Переяслав суздальский, хотя известно, что он княжил в нем за несколько лет раньше173.Причина открытия. Причина открытия белгородской епархии, отстоявшей от Киева на весьма близком расстоянии (около 25 вёрст), заключается в том, что она была викариатством киевской митрополии. Известно, что наши первые митрополиты были не русские174. Значит, для поставления духовенства, для разбора церковных дел, для сношения митрополита с своею паствою, нужен был помощник митрополиту, находившийся по близости к Киеву. И таким помощником в первое время был епископ белгородский. К тому же свидетельство Степенной книги175, что Владимир украсил этот город и собрал отвсюду «множество людей», равно свидетельство Ипатиевской летописи, что Владимир «приведе (в Белгород) нарочитых людий»176, показывает, что этот город играл важную роль, пользовался расположением великого князя Владимира, почему и мог быть почтен учреждением в нем епископской кафедры.Границы епархии. Карамзин говорит: «Белгород, ныне Белогородка, есть местечко киевской губернии на реке Бунине. Там не осталось уже ничего древнего, кроме вала»177. Похилевич говорит: «Белогородка местечко – древний Белгород, в 23-х верстах от Киева к западу на левом гористом берегу реки Ирпени»178. О. Лебединцев говорит, что белгородская епархия уничтожилась при нашествии татар. По его мнению, в состав этой епархии входили нынешние уезды киевской губернии – бердичевский и радомысльский, и округ этой епархии, вероятно, простирался на некоторые уезды волынской епархии (нынешней)179. Ахматов, указывая границы киевского княжества на севере, до того суживает их в этом месте, что епархия белгородская не могла простираться далеко к северу и западу; на севере было княжество черниговское, а на западе Волынь180. За неимением исторических свидетельств о существовании городов и местечек по близости Белгорода, мы вправе предположить, что границы белгородской епархии были очень узки и едва ли она не заключалась в одном Белгороде.Епархия ЧерниговскаяВремя открытия. Никонова летопись под 992 годом говорит: «постави Леонт, митрополит киевский и всея Руси, Чернигову епископа Неофита»181. Степенная книга подтверждает это. В ней сказано: «митрополит Леонтий поставляет епископы, и посылает их в каждый град руские митрополии, кагождо ему на свой жребий богопорученный паствити Христово стадо словесных овец... посла во град Чернигов епископа Неофита»182. Наши историки согласны с этим и относят учреждение этой епархии к 992 году183. Преосвященный же Макарий ссылается ещё на рукописное житие святого Леонтия ростовского184. Автор статьи «Черниговские иерархи» также нечто сообщает о первом черниговском епископе и говорит, что Неофит был один из прибывших в Россию вместе с митрополитом Михаилом в 988 году185. Указывая на Никонову летопись186, он говорит: «нет причин не доверять летописи; напротив, самые обстоятельства времени, множество обращённых ко Христу в разных местах, известие Нестора о епископах, советниках Владимировых, показывает тоже самое, что говорит летопись»187. На соборе 1667 года за несомненное считали, что древность черниговской кафедры простирается гораздо далее 600 лет, и следовательно кафедра поставлена гораздо прежде 1050 года»188.Причина открытия. Признавая за несомненное открытие черниговской епархии в первые годы по крещении князя Владимира, мы можем определить и те причины, почему открытие здесь епископской кафедры является своевременным. Автор статьи «Черниговские иерархи»189 говорит: «принято за несомненное, что христианская вера, водворившись в России при Аскольде и Дире, продолжала существовать и при следующих князьях: Олеге, Игоре и Святославе, оставшихся в язычестве». Хотя северяне, населявшие черниговскую землю, не составляли одного народа с полянами однако в сношениях с ними и торговле, производившихся по великому водному пути, было удобное средство к распространению между ними христианства. Далее при Олеге, который, по свидетельству Нестора190, покорил северян и наложил на них лёгкую дань, христианство могло утверждаться у северян беспрепятственно. Притом Олег, как видно из истории, не преследовал христиан. Туже политику наследовал и Игорь, при котором число христиан увеличилось и права их расширились на-столько, что их считали нужным вписывать в договоры. В договоре Игоря с греками о христианах упоминается неоднократно191. И вот что важно для нашей цели: этот договор имел в виду не одних киевских христиан, потому что в нем упоминается о Чернигове и Переяславле192. Ольга была ревностною рассадницей христианства и, вероятно, позаботилась об утверждении его в Чернигове. Потому-то автор «Черниговских иерархов» приходит к следующему выводу: «во времена святого Владимира христианство распространилось в земле северской в такой мере, что там уже можно было открыть епархию»193. Кроме того, нужно обратить внимание на положение города Чернигова. Он стоит на Десне, впадающей в Днепр. А так как по Днепру шёл греческий торговый путь194, то естественно, что Чернигов принимал участие в торговле и был промышленным городом.Границы епархии. Преосвященный Макарий говорить, что черниговская епархия была одна из самых обширных195. С этим согласен и преосвященный Филарет196. Несторова летопись причисляет к ней и Рязань, «занеже есть Рязань черниговская епископья»197. Города, входившие в состав черниговской епархии: Чернигов, Рязань, Курск, Любеч и Листвен198. Известно ещё199, что святой Владимир строил города в земле северской, по рекам – Десне, Трубежу и Суле для защиты от печенегов. Приблизительно границы черниговской епархии будут такие: на севере – смоленская земля, на востоке – верховья Дона и Сожи, на юго-западе и западе – Днепр. В состав этой епархии входили губернии: черниговская, орловская, часть могилевской, южный клин смоленской, калужская, курская, тульская, рязанская, часть Владимирской, московской и воронежской200.Калинников Н. Домашний быт сельского священника, по воззрению современной беллетристики. «Дожил». Очерк. Отеч. зап., ноябрь // Руководство для сельских пастырей. 1874 г.201 1875. Т. 1. № 12. С. 401–415.У о. Спиридона есть приход, есть пасомые, к которым он должен иметь самые разнообразные отношения: может быть он внимателен к нуждам своих прихожан? Если плохо занимается своим хозяйством, то может быть находит интересы своей жизни в усердном исправлении церковных треб, в беседах с своими прихожанами? Отношений у о. Спиридона к прихожанам действительно не мало; но только эти отношения представляются у нашего автора в каком-то странном свете. Разговаривает он с крестьянами, по большей части, с тех же полатей, выслушивает их речи как бы нехотя и даёт ответы какие-то вялые, нерешительные; на требы ездит с какими-то сомнениями, доходящими до суеверия и т. под.Жили, напр., в его погосте три заштатных келейницы, старая пономарица с дочерью и дочь старого дьячка, которые часто между собою ссорились и приходили к нему судиться; но о. Спиридон никогда не мог рассудить их как следует. «Отец Спиридон, говорит автор, уже не раз обращался к Богу с молитвой об избавлении от заштатных и не раз вспоминал те времена, когда земля разверзалась и поглощала иных людей. Не будь этих заштатных, ему не приходилось бы испытывать мучений судьи, не одарённого судейскою мудростью. Отцу Спиридону дано много, но судейской мудрости не дано. Он обращался к Богу с молитвой о даровании ему этой мудрости, но молитва его не была услышана. А каково быть судьёй без мудрости, это знает только он. Каких хитрых приёмов ни пускал он в дело, а все-таки ни разу не удалось ему решить дело к обоюдному согласию, даже ни разу не удалось узнать истину в спорном деле».Приходит раз в избу к о. Спиридону, когда он мечтал на полатях о колоколе, который был бы слышен на всю Россию, мужик Платон и просит, чтобы он дал письмо его дочери, выходящей замуж, что она говела.– Да ведь я дал? возражает о. Спиридон.– Дал-то дал за нынешний год, а о. Ардалион требует такое письмо, что давно говела, и в прошлом, и запрошлом, и во всяком году.Отец Спиридон вспомнил, что в третьем году дочка просителя не говела; но мужик объяснил, что она не говела по болезни и что хоть сейчас готова прийти на дух.Как тут быть? Дать или не дать письмо? Дилемма ужасная. О. Спиридон заворочался на полатях.– Да разве мне лень написать письмо? сказал он подумавши: взял, написал, накоптил печать, присадил и ступай себе с Богом. Да ведь солгать грех, вот что! говорил о. Спиридон. И несмотря на все просьбы Платона не дал письма, уткнулся даже лицом в подушку и заткнул пальцами уши, чтобы не слышать его молений. Платон так и ушёл ни с чем; но о. Спиридон после опасался, как бы он не поджёг его дому, не украл чего-нибудь, или не сходил бы к колдунам за разными снадобьями и нашёптываниями.В разные нашёптывания и наговоры о. Спиридон, по словам автора, искренно верил. Однажды перед обедней сидели у него в избе старухи и, рассуждая о крестьянской бедности, между прочим рассказывали, как межевой отнял у них заполоски, за что будто бы Барановские мужики дали ему пять красненьких. О. Спиридон вступился за межевого, назвал баб клеветницами, детьми дьявола и произнёс к ним следующую рацею: «хочет он (т. е. дьявол) искусить, вот и выдумал сказать, что дали межевому. А вы не понимаете, откуда это, и грешите. И сколько вы грехов сделали! Лжёте – раз, поносите начальника – два, поносите соседей – три, ропщете на свою судьбу – четыре, да ещё собираетесь жаловаться – пять. Пять грехов! Вот он и радуется. Не долго ему было выдумывать, что, дескать, дали; а сколько народу поймал, и восколько грехов вовлёк? А вы, неразумные, и не видите. Он лжец и отец лжи. Научил он вас лгать, и стали вы его дети, и слушаетесь его: и лжёте, и клевещете, и ропщете. Вот что. Любо теперь дьяволу смотреть, сколько у него детей прибывает».Старухи обиделись, что о. Спиридон обозвал их детьми дьявола. Хоть бы про кого говорил-то, прибавила одна из них, Окулина, – вон, Ермил! Он почти что с нечистью знается.При этих словах у о. Спиридона язык вдруг потерял способность шевелиться. В самом деле, если эти бабы – дети дьявола, так что же после этого будет Ермил?– А ведь, говорят, Ермил это сделал с Никандром-то? сказала одна баба.– Вестимо он, кому другому, отвечала другая.– Говорят, так и корчит его! каждое утро, как печи затопятся, так его и начинает ломать!– Стало быть на него в цело замазали?– Говорят, замазали.– Господи помилуй.Вдруг отцу Спиридону представилось, что Платон сходит к Ермилу и попросит его замазать в цело имя о. Спиридона, и что его будет корчить каждое утро, как печи затопятся. Он взглянул на мать Анну; заметил, что печь топится и вдруг почувствовал судороги в своём теле. «Замазали». Он чуть не упал с лавки, – После впрочем о. Спиридон был доволен собой, что все-таки поучил баб.Вскоре после этого обстоятельства как на грех приехал к о. Спиридону Иван, сын Никандра с просьбой причастить отца. Отец Спиридон вспомнил, какая болезнь у Никандра, перекрестился и испуганно посмотрел на Ивана, не несёт ли от него нечистой силой? Иван сел на лавку и стал дожидаться. Надо ехать. О. Спиридона забила лихорадка: ехать и войди в дом! Но не ехать нельзя. Он дрожал и не двигался с полатей. «А ведь надо ехать, надо ехать!» твердил он себе. Он выпрямился, вскочил, тупо оглянулся кругом, соскочил с полатей и стал одеваться.Точно на смерть он приехал с Иваном; пошатнулся, чуть не упал, когда отворилась дверь в избу Никандра. Но когда подошёл к постели больного, то был сильно озадачен: ровно ничего необыкновенного, лежит себе Никандр, как и всякий другой мужик. Удивлялся о. Спиридон, присмотрелся – совсем ничего особенного. Причастился Никандр как следует, обещался особороваться и вместе с тем пожертвовать нечто на украшение храма.Но нечистой силы все-таки трусить несколько естественно; о. Спиридон, по словам автора, был вообще страшный трус, совершенно терялся даже при таких обстоятельствах, при которых решительно не от чего теряться. Одна баба из его прихода пошла по сбору на церковь, но без установленной книги, и её взяли на съезжую. Удивительного тут ничего нет, да и преступление не Бог знает какое; бабу действительно вскоре отпустили восвояси. Между тем, когда староста объявил об этом обстоятельстве о. Спиридону, то он затрясся всем телом на своих полатях. «Что наделали! Что наделали! Что будет! лепетал он, уткнувши лице в подушку. В его воображении представились городские улицы с деревянными мостами по краям, а на этих мостах идут, неизвестно куда, чиновники и консисторские, и всякие, квартальные, будочники; а в домах сидят – ректор, инспектор, учителя семинарские, полицеймейстер, губернатор и сам архиерей, и нет такого места в городе, где не было бы какого-нибудь начальства. «Неразумная, несчастная женщина! не понимает куда идёт!» Ему представилась Матрена, окружённая мундирами, и эти мундиры допытываются у неё, кто научил её идти во сбор? Она указывает на Акулину и на него, отца Спиридона. «Да разве я учил? Разве говорил, что надо идти в город? Разве я говорил, чтобы идти без книги? Все скажут!» Он скорчился. Мысли его перестали вязаться, и он впал в полубессознательное состояние, в котором только и чувствовалась своя собственная беспомощность. Ему представилась уже картина, как его выгонят из села с детьми в другой приход. В эти сутки он до того похудел, что супруга его серьёзно обеспокоилась, когда он спустился к обеду с полатей. Она попробовала-было убеждать его в неосновательности опасений, но он назвал это женским неразумением и убежал на подати.Арест сборщицы так сильно встревожил о. Спиридона, что когда одна келейница Катерина, которую он напутствовал, вздумала отказать в церковь свою келью на помин души, то о. Спиридон перепугался не на шутку, съёжился, сердце его забилось; ему представлялось, что из-за этого непременно стрясётся с ним какая-нибудь беда. Пришедши домой, он залез на полати, ни слова не сказавши своей супруге о завещании, и долго раздумывал, какие бедствия могут произойти от этого завещания, но ничего определённого не придумал.Так однообразно тянулась, день за днём, от воскресенья до воскресенья жизнь о. Спиридона. В воскресенье он обыкновенно расчёсывал свои волосы, надевал суконный подрясник и служил утреню и обедню, после которой пил чай и ел пирог с кашей и не залезал на полати до самого вечера.Чем же наконец интересовался в своей жизни о. Спиридон? Были ли у него какие-нибудь серьёзные желания, серьёзные цели, которые он стремился осуществить? Из-за чего он жил и до чего доживал?Мы заметили выше, что, пробудившись от сна на полатях в одно прекрасное утро и принимаясь за варёный картофель, о. Спиридон рассказал своей супруге виденный им ночью замечательный сон, будто он видел во время литии за всенощной новые ризы на образах в иконостасе. Сон этот подействовал на его воображение особенным образом. И вот эти-то светлые ризы на образах и сделались, по словам нашего автора, главным предметом его дум и забот, главною целью всех его желаний. Ещё тогда же он навёл справки у своей сожительницы, сколько собрано денег на ризы у сборщицы Улиты и других старух. Но жена ответила, что всего собрано только шесть целковых без пятиалтынного, между тем серебряник просит за шесть риз триста рублей. При этом известии у о. Спиридона и картофель выпал из рук. – По крайней мере хоть нельзя ли венцы золочёные сделать? Но жена заметила ему, что на шести рублей и венцов не сделаешь. Как бы то ни было, но мысль о новых ризах, или хоть вызолоченных венцах крепко запала в голову о. Спиридона и постоянно тревожила его. Различные способы придумывал он для её осуществления.«Вот как бы к бабам мужики пристали, раздумывал он, так ведь.... Как бы по гривеннику с дому, так и то... а кабы по целковому... так ведь тогда»...Рассуждал он об этом предмете и с старухами перед обедней. Старухи отвечали ему тоже, что хотя бы привелось устроить ризу на одну Богоматерь – и то хорошо, и обещались поусердствовать кто чем может.– Мы уж толковали собирать по приходу, говорила одна из них, – вон у ершевских баб ныне лен хорошо вырос, так по десяточку дадут. Орина обещала холстику дать, ну, и другие тоже дадут, кто яичек, кто чего...О. Спиридон похвалил усердие старух. Был на селе о. Спиридона один бездетный вдовец, бобыль Конон. Он каждое воскресенье после обедни приходил к о. Спиридону побеседовать по душе. Об чем они беседовали, Бог-весть. Только раз приходит к нему Конон и объявляет, что намерен оставить мир и поселиться в монастыре. Келью свою он намерен продать и деньги отдать в монастырь, что не совсем понравилось о. Спиридону, хотя он ничего не возразил на это Конону, а кафтан завещавал в приходскую церковь. За это он одобрил Конона, и прибавил, что это будет как раз кстати, потому что он намерен в церкви сделать новые ризы.Мужик Никандр, в котором о. Спиридон подозревал присутствие нечистой силы, после соборования тоже обещал сделать пожертвование в церковь.Эти успехи так разохотили о. Спиридона, что он дома на полатях только и думал, нельзя ли ещё кого-нибудь привлечь? Не может ли ещё кто-нибудь пожертвовать? Припомнился один питерец Василий, которого о. Спиридон воображал почему-то человеком богатым и рассчитывал получить от него порядочное приношение; но эти мечты разлетелись прахом, так как, по справкам, оказалось, что Василий перестал высылать деньги даже на паспорт, наконец и его самого, как беспаспортного, выслали на родину – в чужом полушубке.Сборщица Матрена ушла сбирать в город, но, как мы видели, попала на съезжую; это потому, что о. Спиридон не позаботился выправить для неё надлежащей книги. Это обстоятельство, как мы тоже видели, так подействовало на о. Спиридона, что он совершенно растерялся, начал с недоверием относиться вообще к пожертвованиям и предоставил все хлопоты о ризах церковному старосте. «Нет, не дожить!» говорил он, утешая себя тем, что храм свят не ризами, что благочестивые пустынники не заботились о ризах, а их храмы как прославлены!Так прошли святки, новый год, масленица и Пасха. Отец Спиридон почти уже и позабыл о новых ризах. Между тем староста и старухи понемногу делали своё дело. «И вот однажды, говорит автор, лежит о. Спиридон и мечтает (дело было уже весною), как дверь отворилась и в избу внесли завязанную в холсте ризу на икону Богородицы. Отец Спиридон так и обомлел. Ему показалось, что это именно чудо, которого он так желал. О. Спиридон спрыгнул с полатей и со сложенными на груди руками встал перед ризой, ожидая, когда её развернут и покажут во всем блеске. Ризу развернули и о. Спиридон видел, как осветило избу. Он стоял и не смел пошевелиться. Дети обступили ризу, мати Анна подошла, все смотрели и любовались; но никто не чувствовал восторга так сильно, как отец Спиридон. «Дожил!» произнёс он и слеза скатилась по его щеке.На другой день он разрешил целодневный звон при своей церкви и устроил хождение с ризою по приходу. Он в облачении шёл за ризой и видел, как сбегался народ, набожно молился и подходил под ризу; как малые дети сходились вереницей по дороге, чтобы над их головами пронесли ризу; как, доброхотные жертвователи сносили холсты и яйца к старосте, ехавшему сзади с телегой. Обошли весь приход и вернулись в погост. Староста приехал значительно позднее и привёз полный воз пожертвований.На следующий день ризу надели на икону и она осветила всю церковь».Так заканчивает автор свой «Очерк» жизни сельского священника.Соображая все, высказанное нашим автором о личности о. Спиридона, нельзя не прийти к следующим выводам: о. Спиридон – священник-байбак, в полном смысле этого слова, священник-тряпка, по своему нравственному характеру. Ничего он не делает – ни по дому, ни в приходе, да ничего и не умеет сделать порядочно. Ему лень даже нарубить дров, да в продолжение двенадцати лет службы он и не научился рубить их как следует. Лень ему развести и новый огород для картофеля. О семействе он нисколько не заботится: питается оно у него редькой и картофелем, и только по праздникам ест пироги с кашей. О воспитании детей нет и помину, да и самое воспитание полагает он в соблюдении некоторых внешних приличий, чтобы, напр., дети умели учтиво подойти под благословение. Никаких умственных интересов о. Спиридон не знает: ничего не читает и не пишет. О вопросах, волнующих общество и церковь, он не имеет почти вовсе никакого понятия. Назидание прихожан ограничивается домашними вразумлениями, и то какого-то аляповатого, дурного свойства. Он предан суеверию и в этом отношении стоит нисколько не выше своих прихожан-невежд. К церкви своей не имеет усердия: служит только по одним воскресеньям и большим праздникам. Заботится несколько о церковном благоустройстве, но более на словах, а сам, как говорится, ниже пальцем двинет. Он не позаботился даже выправить из консистории книгу для сборщицы. Не умеет он составить правильного годового отчёта к новому году, так что благочинный и другие священники смеются над ним. Вообще о. Спиридон человек до того обленившийся, до того измельчавший в своих понятиях, что целый день почти не сходит с полатей и находит для себя единственное развлечение в пустых разговорах с бобылём Кононом, с своими причетниками, да с деревенскими старухами.Таким желал представить и представляет нам молодого сельского священника, о. Спиридона, наш автор.Правда ли все это?Мы хорошо знакомы с семинарским образованием и с бытом нашего сельского духовенства, поэтому позволим себе сделать несколько замечаний на подобную характеристику сельского священника.Изображать отрицательные стороны жизни человеческой, обличать человеческие слабости и недостатки – дело позволительное и полезное, но только тогда, когда писатель при этом имеет добрую, благонамеренную цель и когда, при обличении человеческих слабостей, не злоупотребляет таким важным орудием, каков смех. Смешит нас Гоголь, при изображении пустой и мелочной жизни своих Ивана Иваныча и Ивана Никифоровича, или Акакие Акакиевича, но за этим смехом кроются у него невидимые, незримые для мира слезы... Беспощадно разоблачает в своих романах недостатки различных слоёв английского общества Диккенс; но резкий юмор его согрет самою тёплою любовью к человечеству. Все это истины весьма известные, и мы не с тем указали здесь на великих писателей, чтобы делать сопоставление с ними какого-либо г. Северова, а с тем, чтобы показать, до какой пошлости могут доходить отрицательные мотивы в изображении жизни в руках человека бесталантливого и какою недобросовестностью и карикатурою отзываются рисуемые подобными авторами сцены и картины изображаемого ими быта, когда авторы не имеют для себя никакой другой цели, как только поглумиться над человеком того звания и состояния, к которому не лежит их сердце.Обращаемся к жалкому о. Спиридону. По словам автора, о. Спиридон учился в семинарии очень хорошо, так что за повышение в списке ещё в философском классе отец сшил ему шинель с енотовым воротником; кончил он курс студентом семинарии и притом «высоко». Так как о. Спиридон священствует только двенадцать лет, а как студент, он получил священническое место скоро, то нужно думать, что о. Спиридон окончил семинарский курс в начале шестидесятых годов. Но начало шестидесятых годов, как известно, ознаменовано у нас таким брожением общественной жизни и литературы, которое слишком памятно всякому, которое отразилось не только в столицах, но и в самых темных захолустьях, не только в стенах университетов и академий, но и между школьниками низших классов гимназий и уездных училищ. Это брожение общественной жизни и мысли охватило и наши семинарии. Семинарии в это время ещё не были преобразованы; но первый проект преобразования уже составлялся и об нем много было писано в литературе. Жажда знания и труда возбудилась в семинаристах наравне с студентами высших учебных заведений. Семинаристы много читали и хорошего, и дурного, много и рассуждали, так что увлечения текущими вопросами жизни в некоторых семинариях, под влиянием разных ложных теорий, доходило до крайностей, и отразилось печальными явлениями. Все это памятно хорошо всякому, пережившему эту знаменательную и вместе трудную эпоху нашей общественной жизни. Неужели же нисколько не коснулось это общественное движение о. Спиридона, бывшего студента семинарии? Неужели он знал в семинарии одни казённые тетрадки и учебники? Неужели он прожил в шумной семинарской среде совершенно изолированно, не имея никакого понятия и не интересуясь знать о том, что делается в Божием мире? Неужели он не сохранил даже через двенадцать лет простой, естественной во всяком порядочно образованном человеке, любви к чтению? Неужели не могли возбуждать его умственной жизни, в первые годы его священства, совершившиеся и совершающиеся доселе великие реформы настоящего царствования? Неужели он ничего не знал и не слыхал о преобразовании семинарий и духовных училищ, об имеющем совершиться преобразовании церковного суда? и проч. Мы решительно этого не допускаем... Между тем, по воззрениям нашего автора, дело выходит так. Автор возразит нам, что о. Спиридон, может быть, учившись в семинарии, и интересовался научными и общественными вопросами, но забившись в захолустье и обзаведясь семейством, потерял охоту к чтению и ко всякому умственному труду, что в таком захолустье и рассуждать о каких-либо научных и общественных интересах не с кем. Но это возражение имело бы некоторую силу тогда, когда бы дело шло о каком-нибудь старичке, проживавшем где-нибудь в захолустье тридцать-сорок лет, проведшем жизнь среди физических трудов для снискания насущного хлеба и дошедшем до апатии к умственным интересам; но предположить подобную апатию в о. Спиридоне, вследствие которой у него не видно ни одной книжки на столе, – психологически невозможно.И оказывается, что вся эта характеристика о. Спиридона есть клевета на сельских священников, недобросовестное глумление над некоторыми, может быть, и действительными недостатками их умственного развития, порождаемыми отдалённостью от центров образования.... Что касается до грубых суеверий, которыми будто бы заражён о. Спиридон, то подобный взгляд на молодых священников стоит, по нашему мнению, ниже всякой критики.Продолжаем далее. Автор рисует пред нами о. Спиридона, как человека, совершенно ленивого и беспечного, не заботящегося не только о воспитании, но даже и приличном пропитании своего семейства. Откуда и как может развиться и укорениться в молодом священнике такая крайняя леность и беспечность? Скорее можно бы предположить её в священнике богатом, обеспеченном, которому нет нужды заниматься хлебопашеством или садоводством. Но в приходах бедных, состоящих из 150–200 душ, хлебопашество, огородничество и скотоводство составляют неизбежное занятие священника в продолжение целого года, так что в этом отношении он почти нисколько не разнится от простого крестьянина, что, по выражению знаменитого Посошкова, с наступлением весны «мужик за соху – и поп за соху, мужик за косу – и поп за косу» и т. дал. И в самом деле, не говоря уже о так называемой страдной поре, – и зимой, когда хлеб бывает убран с полей, трудно представить крестьянина ничего не делающим; точно также трудно представить и бедного сельского священника, день и ночь валяющимся только на полатях. У о. Спиридона, как у всякого домохозяина, есть, конечно, скот на дворе: жене заниматься по двору некогда, потому что, кроме хлопот по домашнему хозяйству, семерых детей нужно обшить и обмыт; работника и работницы в доме о. Спиридона тоже не видно; значит, ему самому нужно накормить, напоить и прибрать скот; да и мало ли вообще найдётся дед около дома! а между тем о. Спиридон, по словам автора, ленится даже дров наколоть для печи. За леностью, как и везде, а особенно в сельском быту, следует бедность, – и вот о. Спиридон пробавляется за ужином, и должно быть весьма часто, только одной редькой, так что она надоела сильно маленьким детям. Похоже ли все это на правду? Не отзывается ли все это карикатурой? У о. Спиридона есть наконец дети, уже довольно взрослые: неужели он в самом деле так туп и узок в своих понятиях, что не хочет и поучить их хоть сколько-нибудь грамоте? Ведь он живёт в настоящее время, когда даже в крестьянских семействах заботятся об обучении детей, по крайней мере чтению и письму. А он – молодой священник, из студентов семинарии! И этот студент семинарии, далее, не научился будто бы в продолжение двенадцатилетней службы составить порядочно годового отчёта благочинному, так что благочинный постоянно должен бывает «распутывать его путаницы». Есть ли, повторяем, во всем этом хотя тень правдоподобия? Да, все это ни более, ни менее, как одно глумление над сельским духовенством, да и над семинарским образованием, глумление бесцельное и бессмысленное. Мы искренно убеждены, что ни один сельский священник не узнает себя в этом очерке, и если удастся ему прочитать его, то прямо назовёт все, писанное в нем, ложью и клеветою.А между тем подобные характеристики без церемонии печатаются в солидном петербургском журнале для назидания русской образованной публики!Н. КалинниковОт редакции // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 12. С. 416.Подписка на журнал «Руководство для сельских пастырей» продолжается. В редакции этого журнала продаются:1) Экземпляры «Руководства для сел. пастырей» за 1861, 1864, 1865, 1870, 1871, 1872, 187Я, и 1874 годы. Цена за каждый отдельный год на месте 4 р., с пересылкою 5 р. серебром. При требованиях журнала за все означенные годы может быть делаема уступка по особому соглашению с редакциею.2) Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно- и церковнослужителелей. Цена 35 коп. с пересылкою.3) Законные требования новых судебных установлений в. отношении к лицам духовного звания. Цена 60 коп. с пересылкою.4) Указатель статей, помещённых в «Руководстве для сельских пастырей» в течение десяти лет, с 1860 по 1869 г. включительно. Цена 35 к. с пересылкою.5) Опыт практического руководства для пастырей. Выпуск первый. Цена 40 к. с пересылкою.С требованиями как на журнал, так и на поименованные книги нужно адресоваться так: В Редакцию журнала «Руководство для сельских пастырей» в Киеве. Просим не заявлять своих требований чрез правление киевской семинарии, так как посылка денег через означенное правление может вести к излишней переписке и через то замедлять высылку №№ журнала и книг.№ 13. Марта 30-гоР-в П. Поучение в день Благовещения Пресвятой Богородицы // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 13. С. 417–423.«Яко одушевленному Божію кивоту, да никакожекоснется рука скверныхъ, устнѣ же вѣрныхъБогородице немолчно, гласъ Ангела воспевающе,с радостію да вопіютъ: радуйся, Благодатная,Господь съ Тобою» (Ирм. 9 песни)Вот торжественная песнь, которую церковь воспевает в честь пресвятой Богородицы в нынешний великий праздник! Вы слышали эту песнь вчера во время всенощного бдения; она же повторена и ныне на литургии вместо обычного пения: «достойно есть»... И как песнь сия прилична среди нынешнего торжества, когда мы воспоминаем радостное благовестие от архангела пресвятой Деве Марии! В ней св. церковь научает нас возносить пресв. Богородице ангельское небесное приветствие. «Устне верных, поет св. церковь, Богородице немолчно, глас ангела воспевающе, с радостию да вопиют: радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!» Я хочу теперь остановить ваше внимание на сей священной песни, чтобы вся она от начала до конца сделалась для нас удобовразумительной, а тем самым мы научились бы славить пресв. Богородицу не устами только, но и умом и сердцем.В начале этой песни мы поем: «яко одушевленному Божию кивоту, да никакоже коснется рука скверных». Эти слова можно переложить таким образом: рука скверных, т. е. людей осквернённых неверием и нечестием, да не касается одушевлённого кивота Божия. О каком одушевлённом Божием кивоте упоминает церковная песнь? Чтобы понять это, перенесёмся мыслями в глубокую древность, когда люди только ожидали пришествия в мир Спасителя и когда матерь Божия ещё и не родилась на свет. В те времена люди могли познавать грядущего в мир Спасителя и пресвятую Деву, от которой он должен был родиться, не иначе, как чрез разные прообразы, в которых Господь давал им видеть как бы тень Спасителя и пресв. Богородицы. Самым важным из таких прообразов, которые указывали вместе и на Христа, и на пресв. Богородицу, был тогда кивот завета. Он имел вид ящика, окованного золотом снаружи и внутри. В нем хранились три свящ. вещи: каменные скрижали, или доски, на которых перстом Божиим написаны были десять заповедей; сосуд с манною, которую Бог посылал с неба для того, чтобы питать народ еврейский, когда он шёл по бесплодной пустыне в землю обетованную, и чудесный жезл Аарона первосвященника, – жезл, который силою Божиею в одну ночь покрылся листьями, цветами и плодами, несмотря на то, что был совершенно сухой. Эти три свящ. вещи, хранившиеся в кивоте, изображали собою Христа Спасителя, который даровал закон всем верующим в Него и примером своей жизни научил, как исполнять его, который есть хлеб небесный, непрестанно питающий верных на пути в блаженные небесные обители, который наконец произошёл из среды падшего человечества также чудесно, как произросли листья, цветы и плоды из сухого жезла ааронова. Самый же кивот, хранивший в себе эти три священ. вещи, был прообразом пресв. Богородицы, которая носила в утробе своей и родила воплощённого Бога, Христа Спасителя нашего. Этот кивот Божий составлял важнейшую святыню израильтян – избранного народа Божия и помещался в самой священ. части храма – во святом святых, куда мог входить один только первосвященник, и то однажды в год. Его могли переносить с места на место одни только священники. Из людей же неосвящённых никто не смел касаться его, и если кто-либо когда дерзал на это, то немедленно поражаем был гневом Божиим. Сам Господь охранял кивот, да не коснётся его рука скверных.Когда приближалось время пришествия Спасителя в мир, Господь совсем сокрыл в потаённом и никому неизвестном месте эту святыню, и её уже более не было в храме еврейского народа. В замен её пред самым временем пришествия Спасителя в мир в еврейском храме должен был явиться одушевлённый кивот Божий. Этим одушевлённым кивотом и была пресвятая Дева Мария Богородица. Она, как от рождения посвящённая родителями Богу, ещё с трёх лет введена была во храм; и священники, конечно, по внушению Божию, ввели её во святая святых, где прежде помещалась важнейшая святыня, ковчег завета. И этот новый одушевлённый кивот Божий, также как и древний его прообраз, Сам Господь хранил, да не коснётся его рука скверных.Воспитываясь в месте недоступном для людей, пресвятая Дева Мария до пятнадцатилетнего возраста совсем удалена была от грешного и развращённого мира. Потом, когда по закону она не могла более оставаться при храме, Господь тайными и неисповедимыми путями устроил дело так, что она поручена была человеку праведному, св. Иосифу, который должен был хранить её от всяких нападений со стороны злых и нечестивых людей. И действительно, под защитою этого св. мужа никакое оскорбление не коснулось её, когда она, будучи пречистою Девою, носила во утробе и родила Спасителя мира. Её бессеменное, чудесное рождение для людей, непросвещённых верою, осталось тайною. Родивши Избавителя мира, она много испытывала огорчений, смотря на людей нечестивых, не хотевших по развращению сердец своих признать Его своим обещанным Спасителем и дерзнувших пролить кровь Его; но Ея самой во всю жизнь Ея никогда не коснулась рука скверных. Так непрестанно во всю земную жизнь Богоматери десница Всевышнего охраняла этот одушевлённый кивот Божий! Только по успении Ея, когда св. апостолы несли Ея тело на место погребения, один из врагов, осудивших Христа на смерть, дерзнул было остановить священное шествие и своей нечистою рукою прикоснулся к гробу; но в эту самую минуту разразился над ним гнев Божий, точно так, как некогда он поражал дерзавших прикасаться к древнему неодушевлённому кивоту Божию. Руки этого нечестивца внезапно были отъяты невидимою силою Божиею. Теперь, когда Божия Матерь превознесена превыше херувимов и серафимов, уже и подумать невозможно, чтобы коснулась Ее рука скверных. Но не только руками, даже недостойными словами и мыслями не могут нечестивые люди коснуться этого одушевлённого, кивота Божия; ибо такая дерзость неминуемо рано или поздно влечёт за собою грозное наказание хулителям, как это подтверждают бесчисленные примеры.Имея в виду все это, можете понят, бл. слуш., что разумеет св. церковь, когда в честь Богоматери поёт: «яко одушевленному Божию кивоту, да никакоже коснется рука скверных». Напоминая этими словами о непрестанном хранении Богоматери сплою божественною, она как бы так говорит: «к Тебе, Богоматерь, как к Божию одушевленному кивоту, никогда не могла прикасаться рука скверных; ибо сила божественная всегда окружала Тебя и всегда готова поразить нечестивого, который бы дерзнул выразить к Тебе в чем-либо неуважение.Но кто не знает из вас, бр. возлюбл., что этот одушевлённый кивот Божий, недоступный и страшный для людей осквернённых неверием и нечестием, всегда был и есть благодетелем для тех, которые приближаются к нему с верою и любовью. Как древний неодушевлённый кивот Божий был обороною и славою истинных израильтян, так и наш одушевлённый кивот Божий служит защитою и величием рода христианского. Древние израильтяне во время тяжких бедствий изливали скорбь свою пред кивотом Божиим, пред ним усердно просили себе помощи от Бога, с ним, как крепкою непреоборимою стеною, выходили против своих неприятелей, – и по своей вере действительно получали помощь Божию в нуждах и бедах. Новый Израиль, или все православные христиане, во все времена, когда терпели тяжкие бедствия и гонения, прибегали с усердною молитвою к своему одушевлённому Божию кивоту, т. е. к пресвятой Богородице, и всегда получали от Неё помощь и заступление. Церковная песнь, ныне прославляющая нашу Заступницу и Ходатаицу пред Богом, как одушевлённый кивот Божий нового Израиля, ничего не говорит, сколько все верные получают милостей Божиих чрез Ея ходатайство и заступление. Но нужно ли и напоминать об этом православным христианам. Все истинные сыны церкви сами знают, как многократно пресвятая Богородица спасала наше отечество от бедствий. Каждый верующий без сомнения и на себе испытал милость скорой Помощницы в нуждах и бедах. Сердца православных христиан, всегда памятуя о благодеяниях Богоматери, сами стремятся к Ней с чувствами живейшей благодарности. Посему для всех верных нужны не напоминания о неизреченных милостях нашей всегдашней Ходатаицы пред Богом и Заступницы в бедах, а наставления, как достойно прославлять Ее. Эти-то наставления св. церковь и преподаёт нам в своей свящ. песни: «устне же верных Богородице немолчно, глас ангела воспевающе, с радостию да вопиют: радуйся, Благодатная, Господь с Тобою».Кратко и немногословно это наставление; но как много оно содержит в себе поучительного! Что же внушается нам в этом наставлении? Так как пресв. Богородица превознесена теперь превыше небес, приближена к самому престолу Божию, то и хвала ей должна быть не земная. А такая хвала есть только та, которая излилась из уст небожителя, архангела Гавриила. – Эту-то небесную хвалу мы должны возносить Богородице немолчно, как самую чистейшую из всех славословий, какие только можно составить в честь Её. Но, приветствуя Ее словами архангела, одного из совершеннейших обитателей неба, конечно, каждый из нас должен стараться о том, чтобы эта хвала изливалась, по возможности, из столь же чистого сердца, каким отличаются небожители. Только в таком случае она вполне будет достойна одушевлённого Божия кивота, к которому не должно прикасаться ничтоже скверное и нечистое.Памятуя такое внушение св. церкви, позаботимся, братие, достигнуть той сердечной чистоты, которая украшает небесного благовестника и все воинство небесных сил, чтобы, соединяясь мыслями с этими небесными силами и вместе с ними прославляя Богородицу, мы могли соделаться достойными её всегдашнего ходатайства за нас пред Богом и заступления в бедах. Аминь.П. Р–вПоучение в 5-ю неделю великого поста // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 13. С. 423–426.Не медли обратитися ко Господу ине отлагай день отъ дне (Сир.5:8)Между нами существует недобрый обычай: если кто в один год исполнил долг христианский – исповедался и приобщился, тот на другой, а иногда и на третий год уже не приходит на исповедь. Таких, которые бы ежегодно исполняли христианский долг, в приходе у нас не особенно много; но есть между нами, к крайнему сожалению, не мало таких, которые равнодушны к исполнению первых христианских обязанностей. Они не сознают того, что от грехов душа их зачерствела, не понимают того, что чем чаще человек кается во грехах, тем более опасается грешить и тем ближе становится к Богу, потому что память о Нем в сердце его постоянная, молитва к Нему непрестанная. И среди вас, братие, здесь присутствующих, не мало найдётся таких, которые уже решили не говеть в настоящий пост. – К ним-то моё настоящее слово.Почему вы не думаете говеть в этот пост? – «Мы говели, говорите, в прошлый год». – Это не причина. Вы и вчера ели пищу, и сегодня есть будете, чтобы утолить голод. А разве душа наша не имеет нужды в пище духовной, без которой может постигнуть её духовная смерть? Грех мучит и губит душу, а разве наша душа не имеет грехов? Никто, конечно, не может сказать этого. – Правда, говорят иные: «особенных грехов у нас нет», или – «мы не успели в год грехов накопить много»; но так говорить могут только неразумные. Кто не уверен в том, что он каждый день грешит, и тяжко грешит пред Богом, тот опустился, можно сказать, в самую глубь греха; оттого и нерадиво относится к тому, чтобы покаянием очистить свою душу. Кто не сознает, что каждый грех есть тяжкая рана для души, и от множества этих душевных ран душа больна и умереть может духовно, тот, конечно, не поймёт и того, что ничем иным не залечит душевных ран своих, как только покаянием со слезами и причащением св. тайн, которое даётся во очищение грехов и исцеление души. Для кого все равно, каждый ли год причащаться, или в два – три года раз, тот едва ли много думает о том, что после этой временной жизни есть ещё жизнь вечная, для тех, кто думает о спасении души, блаженная, для нераскаянных же мучительная. – Опомнись, христианин, подумай о себе: не медли обратиться ко Господу, и не откладывай день ото дня своего покаяния. Востани спяй, и освятит тя Христос.Но, может быть, вы имеете какие-нибудь особенные причины на то, что не думаете в нынешний пост исполнить христианский долг? От многих я слыхал: «собираемся, да все несвободно; дел так много, что едва ли успеем освободиться, чтобы попостничать; нельзя же оставить дел; что делать, когда нет свободного времени».Если человек свои интересы земные, хлопоты, дела и заботы домашние ставит выше и важнее вечного своего спасения, то он действительно опустился, так сказать, в самую глубь греха. Господи, Господи! вот мы до чего можем доходить! Нам недосуг прийти к Богу и сказать на исповеди: «я согрешил пред Тобою, Господи!» ... Но у вас есть досуг целые недели, напр. масленицу, проводить решительно без всякого дела; есть досуг ходить и ездить за десятки вёрст по праздникам; у нас есть досуг для удовольствия своего тратить не день и не два в году, а целые недели... Не приводите, братие, в своё оправдание того, что служит обвинением нам в нерадении к исполнению св. обязанностей наших, что показывает нашу крайнюю беспечность о спасении души. Все, что мы имеем, – жизнь, здоровье, благополучие в делах – имеем от Господа; все, что нам служит для нашего существования – даёт нам Господь. От Господа урожай на наших полях хлебов и на покосах трав; Господь хранит скот наш от зверей и от смертной заразы; Господь хранит наши домы от огня и землетрясений; Господь даёт силы и средства нажить пропитание для наших семейств; все от Господа и в Его святой воле: и здоровье, и благополучие, и долгая жизнь человека. Не пецытесь же чрезмерно о том, что вам есть и пить и во что одеться; знает Отец небесный, что вы нуждаетесь во всем этом. Ищите прежде царствия Божия; любите Господа всею душою, всем сердцем, всем помышлением; любите больше ваших домашних, больше жены, детей, отца и матери; слушайте и исполняйте повеления Господни и не отлагайте ни ради каких дел приносить покаяние во грехах, как заповедал Господь Бог. Не медли обратиться ко Господу, и не откладывай день ото дня.Спросит ли Господь про наши недосуги, когда настанет наш смертный час; спросит ли Он у нас, время ли нам умирать или не время; примет ли во внимание то, что дела наши не окончены, дети малы, дом не достроен, нужды не удовлетворены? Мало ли знакомых и родных наших ушло в могилу преждевременно? умерли они, оставив семьи в нужде и сиротстве. По чем мы можем знать, доживём ли мы до будущего великого поста, придётся ли нам дождать такое благоприятное для покаяния время, как настоящий пост? Кто может сказать о себе, что он не умрёт, как многие умирают внезапно? Не надейтесь на будущее; будущее в руках Божиих. В наших руках только настоящее; воспользуемся им и не будем отлагать день за день на будущее время покаяния нашего.В молодости многие говорят: «теперь дел много у нас; не свободно нам ходить в церковь; недосуг теперь много молиться; будем стары, тогда намолимся; не будет силы работать, тогда будем в церковь ходить». А спросишь у старых, отчего редко видишь их в церкви? «Да не можем, говорят, – силы слабы, ноги не ходят». Выходит, в молодости нет времени заботиться о душе своей по множеству дел, в старости недуги и болезни не позволяют исполнять христианские обязанности. Когда же мы исполним то, без чего невозможно войти в царствие Божие, без чего нас ожидает вечная погибель?Подумайте об этом, бр. мои, и позаботьтесь о душе своей, пока не ушло время; оставьте свои дела на несколько дней, чтобы, как следует, поговеть, покаяться во грехах своих Господу Богу и причаститься тела и крови Его. Великую милость получите вы от Бога за послушание святой церкви, которая уже пять недель зовёт нас к покаянию. Аминь.В. Религиозные верования китайцев и христианство в Китае // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 13. С. 427–437.Наша Сибирь широкою полосою граничить с Небесною Империею, Китаем. Мы имеем в нём интересы, культурные задачи, как все европейцы, быть может даже более, чем западные наши соседи. Мы имеем там и православную миссию, и успех нашей миссии в Японии многим подаёт повод надеяться, что такие же успехи возможны для нашей миссии и в Китае, тем более, что нам не безизвестна давняя и не безуспешная деятельность в Китае миссионеров католических и протестантских. Насколько справедливы эти надежды? Представляет ли Китай удобную почву для христианства и действительно ли так успешны действия там западных миссионеров, как о том сообщают официальные известия? Ответ на эти вопросы представляет весьма любопытная статья г. Скачкова – «Очерки Китая»202. Г. Скачков много лет прожил в этой своеобразной стране, глубоко изучил все особенности китайского быта и китайских понятий и в своих «Очерках» между прочим представил весьма любопытные сведения о религиозных верованиях китайцев и деятельности в Китае католических и протестантских миссионеров. В виду высокого интереса этих сообщений, мы не считаем излишним познакомить с их сущностью наших читателей.Религия Китайцев не имеет ничего общего со всеми известными нам религиями. Она состоит в обожании природы и главным образом виновников жизни человека, то есть, предков, и преимущественно родителей, и в особенности отца. Китаец наиболее боготворит память, прах своего отца, затем матери, дедов, прадедов, всех старших в роде. Вследствие этого религия китайцев замкнута в тесном круге семьи и представляет культ не общественный, а семейный. От того храмов эта религия не имела и не может иметь. Храм её есть дом семьянина. Жертвенником служит стол, поставленный на лучшем месте в лучшей комнате. На нем поставлена черная деревянная планка, на которой изображён вырезанный и окрашенный кармином иероглиф имени чествуемого отца. Пред жертвенником единственным служителем может быть только старший в семействе. Ежедневное служение состоит в том, что патриарх семьи ставит на жертвенник пред планкою яства, кланяется в землю и испрашивает благословения на трапезу. В некоторые торжественные дни, напр. в первые дни нового года, при этом и все члены семьи покланяются вслед за родоначальником праху своих предков. Кроме этого, домашнего святилища, другим священным местом служит для китайца родовое кладбище, куда в известные дни является все семейство почтить память родителей и всех предков своих.Кроме предков, китайцы боготворят те создания, которые наиболее поражали ум первобытного человека своею чудесностью, – небо и землю, солнце и луну. Для них есть свои храмы. Но, при верховенстве богдыхана, сына неба и отца всего поднебесного, он есть единственный патриарх во вселенной и потому служение в этих храмах принадлежит ему одному или иногда, по его благословению, его ближайшему родственнику. А доступ в храмы всем остальным поклонникам закрыт безусловно.Праздников в китайском культе нет, за исключением первых дней нового года, почитающихся днями обновления человека.Китайская религия требует от человека нравственного усовершенствования, которое служит основою всего учения Куни-фуцзы (Кунфуция), и выше всего ставит любовь и преданность сына к отцу, подданного к богдыхану.В течение веков к древней религии суеверие прибавило много нового, напр. почитание знаменитых людей, и впереди всех Фуни-фудзы, а также обоготворение звёзд, ветра и т. п. Но философы, верные учению древних, всегда осуждали это как ересь. Замечательно, что пластического изображения обожаемых предметов, идолопоклонства, у китайцев не существует.Вследствие замкнутости Китая в течение тысячелетий от всякого сношения с другими религиями, в истории Китая не видно резких примеров фанатизма, преследований, сектаторства. Вследствие этого, а также и потому, что китайцы хранят заповеди своей религии в тесной сфере своего рода, Китай по веротерпимости, доходящей до индеферентизма, есть страна, занимающая самое видное место. Все известные религии были терпимы в Китае. Богдыхан, по понятиям китайцев, покровительствуя всем народам, есть естественный патриарх всех религий. Он посещает кумирни буддайские и магометанские мечети. В прошлом столетии богдыхан входил и в католический храм в Пекине, не снимая шляпы.В Китае из иноземных религий с большею или меньшею силою пропаганды и влияния существовали и существуют буддизм и даоссизм, шаманство, иудейство и магометанство. Из них наиболее важное место занимали буддизм и даоссизм, нередко покровительствуемые богдыханами.Христианство известно в Китае с VII века и впервые было занесено сюда несторианами. В XIV столетии впрочем исчезли и последние следы его, несмотря на упорную пропаганду. Но, благодаря иезуитам, появившимся в Китае с 1552 года сначала с знаменитым учеником Игнатия Лойолы, Франциском Ксаверием, а потом с Матвеем Риччи, и благодаря также нашему правительству, положившему основание православной духовной миссии в Пекине в 1716 году, христианство снова было гостеприимно принято в этой стране.Впрочем православная духовная миссия всегда заботилась собственно только о своей пастве, о потомках наших соотечественников из Албазина, случайно поселенных в Пекине с 1685 г. Ея пастыри, пользуясь уроками, заимствованными ими из истории Китая, никогда не вели настойчивой пропаганды, зная, что усилия напрасны, что она ни привлечёт к нашей церкви достойных сынов.В противоположность нашей миссии католические миссионеры упорно занимались пропагандою. Увлёкши правительство своими услугами по части астрономии, они приблизились к богдыхану, и пользуясь покровительством двора, при помощи ловких приспособлений к понятиям китайцев и крайней уступчивости языческим воззрениям их, в начале XVIII в. они насчитывали уже 300000 прозелитов. Но интриги пред правительством возбудили против них с 1724 г. гонение, и иезуиты, как опасные заговорщики против государственного строя Китая, были выгнаны из страны. В течение более ста лет затем, состояние католической миссии в Китае было весьма шатко. Иезуиты не оставляли своего дела, но должны были сосредоточить свою деятельность на окраинах империи, вести пропаганду весьма осторожно, подвергаться нередко преследованиям, совершать богослужение тайно. С 1860 г., вследствие трактатов, заключённых европейскими правительствами с Китаем, христианская пропаганда освободилась от всех преследований и запрещений и вступила в эпоху новой, особенно широкой деятельности. Пользуясь безгранично покровительством французского посольства в Пекине и своих консульств в китайских портах, католические епископы (первые епископы в Китае поставлены были папою в начале нынешнего столетия) получили в провинциях значение равное с генерал-губернаторами, возвратили земли, принадлежащие миссии в прошлом столетии, и овладели новыми очень крупными участками земель в портах. Пользуясь таким влиянием и имениями и обогатившись приношениями из европы, католическая миссия настроила, строит и поныне, как в портах, так и внутри Китая, даже в Монголии, большие соборы, монастыри с семинариями, часовни, госпитали, приюты, школы и здания для частного найма и под промышленные заведения. Она наполняет свои учреждения миссионерами и сёстрами милосердия, являющимися в Китай почти с каждым приходом пароходов Messagerie Francaise. Она крестит каждого китайца, заявившего желание на это. По официальным сведениям миссии, в 1866 г., считая вместе с Японией, Кохинхиной и Тонкином, католическая миссия в Китае заключала в себе 34 епископа, 18 их помощников, 348 миссионеров, 453 туземных священников и 836747 католиков. Но мы, говорит г. Скачков, имеем основание сказать, что цифры эти, за исключением количества епископов, вообще очень преувеличены. В 1873 г., по сведениям, сообщённым одним из французских консулов в Китае, в одной китайской империи считалось до 500 тысяч католиков. Знающие близко Китай, говорит г. Скачков, соглашаются, что эта цифра по крайней мере удвоена против действительной.На раду с католическими, в Китае ведут пропаганду и протестантские миссионеры, преимущественно англичане и американцы. Пропаганда их значительно отличается от католической. Принадлежа большею частию к сектам индепендентов и методистов, они не имеют епископов и туземных священников и ограничиваются одними туземными катехизаторами. С местными властями они редко входят в столкновение; живут с своими семействами в открытых портах или поблизости к ним, учреждая часовни для проповедей, школы и госпитали. У них нет ни семинарий, ни приютов. Они крестят китайца не прежде, как подготовив его несколько в правилах веры, для чего сами и жены их обучают новообращённых. Для распространения протестантства внутри китайской империи, не имея там своих миссий, они часто объезжают её провинции, тысячами распродавая в переводе экземпляры священных книг по цене самой ничтожной.По сведениям, относящимся к 1869 г., состав и успехи протестантской миссии в Китае определяются следующими цифрами: миссионеров утверждённых и светских 152, жён миссионеров 129, туземных ассистентов 384, миссионерских станций и подстанций 306, часовен 296, учащихся в школах, мальчиков и девочек 4386, из коих 626 содержатся на полном пансионе; протестантов и оглашенных туземцев 7189.Между католическими и протестантскими миссионерами издавна идёт глухая вражда. Католические патеры, всегда в китайских костюмах, и протестантские пасторы, всегда джентльмены в белых галстуках, не имеют между собою никакого общения. Католики указывают на свои подвиги и лишения, каким они подвергаются, живя в глуши, в уединении, в трущобах провинций Китая, выставляют на вид своё внимание к интересам китайцев, знакомство с их политическим и общественным бытом, вследствие чего они и пользуются широким влиянием на китайцев, и упрекают протестантских миссионеров за их комфорт, их семейную жизнь и унижают значение их деятельности. Протестанты с своей стороны указывают на труды свои по образованию китайцев, в чем помогают им и их жены, ссылаются на свои труды по переводу св. писания, изданному уже на нескольких китайских наречиях, с пояснениями, назидательными примерами и иллюстрациями, выставляют на вид, что их миссионерство более духовного и свободного характера, тогда как влияние католиков есть скорее мирское, чем духовное и их прозелиты – лицемеры, принимающие христианство только в интересах материальных.Веротерпимость китайцев и значительные, по-видимому, успехи христианских миссий могли бы питать надежду на светлую будущность христианства в Китае. Многие и разделяют эти надежды, и г. Скачков сознается, что и сам он был не чужд подобных надежд. Однако же теперь, при более серьёзном изучении Китая, он отказывается от своих прежних заблуждений по этому предмету и представляет данные, разочаровывающие в подобных надеждах. По мнению г. Скачкова, только индеферентизм, да отчасти суеверие и стремление к развлечению побуждают китайца посещать кумирни других религий, и отсюда нельзя выводить заключения, чтобы китайцы были ревностными буддистами или даоссистами. Подобном образом и настоящие успехи христианства не дают основания предполагать, чтобы обращённые были добрыми христианами и что Китай представляет удобную почву для христианства. По преданиям прошлых двух столетий, говорит г. Скачков, католические патеры постигли хорошо, что нет ничего легче, как привлечь китайца в лоно церкви. Они присоединяют охотно к своей пастве каждого китайца, вызывающегося сделаться христианином. Такого, яко бы жаждущего веры Христовой, обыкновенно рекомендует патеру его церковник, доверенный китаец. Получив благословение патера, испытуемый неофит заучивает символ веры, поучается при входе в храм омачивать пальцы в святой воде, ходить в храм на цыпочках, опустив глаза и голову, приседать для молитвы и для поклонов, и прочим внешним приёмам католичества. Зная их, китаец уже достоин крещения; его крестят. Он получает христианское имя, о котором впрочем вспоминает только при исповедях, один или два раза в году. Крещение дало ему новое имя; но он не отказался ни от одного из убеждений, всосанных с материнским молоком. Достойно замечания, что католицизм, столь консервативный в Европе, отверзает китайцам свои врата либеральными ключами. Так он нисколько не касается культа обоготворения китайцами их предков, не разрушает домашнего жертвенника у китайца, ссылаясь на то, что и христианское учение строго предписывает чтить своих родителей. Изображение Спасителя допускается рисовать в китайской обуви, изображение образа Богородицы в миниатюрных башмаках. Изображают их даже в истуканах. Патеры не изнуряют свою паству ни постом, ни молитвами, к быту китайцев столь неподходящими, ни чтением церковных книг.Прозелиты с своей стороны ищут в христианстве спасения не духовного, а мирского. Они прибегают под кров римско-католической церкви, по уверению г. Скачкова, для того, чтобы избавиться от житейских трудов, дат простор своему тунеядству, найти пищу своей корысти, избежать законной кары за свои проступки и т. п. Католические тенета в Китае сплетены из имущественных средств пропаганды и официального содействия. Богатому и влиятельному институту миссии нетрудно привлечь к себе массу ищущих выгод и покровительства в делах не совсем чистого свойства. Этим и объясняются успехи католической пропаганды – успехи только количественного, но не качественного свойства. Стоит только появиться в какой-либо провинции католическому патеру, как при помощи ловких церковников из китайцев тотчас является к нему толпа желающих именем христианина купить себе средства существования или защиту и покровительство пред местными властями и законом. Эта-то система покровительства темным личностям со стороны католической миссии и вызывает постоянные и справедливые нарекания на миссионеров со стороны китайских властей, а гордость и притязания миссии возбуждают негодование в народе, которое отчасти поддерживается и правительством.Что касается миссии протестантской, то она, состоящая из деятелей большею частию почтенных и просвещённых, с своею деятельностью бескорыстною и мирною, на каждом шагу парализуется тяжёлыми тормозами, происходящими с одной стороны от безверия народа, с другой от возбуждённого к ней католической пропагандой нерасположения китайцев. Протестантские миссионеры убедились и не скрывают убеждений, что китайцы ценят звание христиан не более, как выгодный промысел и дорожат им до поры, пока оно кормит их. В массе таких промышленников, торгующих именем Христовым, мы, говорит г. Скачков, близко знаем одного китайца, который два раза был католиком, раз протестантом и в недавнее время мечтал быть православным. Его кощунство, конечно, встретило отказ.На основании всех данных современного христианства в Китае и на основании всего строя общественной и государственной жизни его, г. Скачков не разделяет мнения о возможности преобразования этого отсталого, ненормального, враждебного прогрессу строя китайской жизни посредством успехов католической пропаганды. «Мы не верим, говорит он, чтобы даже миллионная масса китайцев-католиков могла заставить Китай сделаться страною христианской. Законченные, закреплённые успехи великих реформ исходят из рук их руководителей, идущих дружно с общим настроением народа, с его воспитанием, складом. Не таковы реформаторы, созревающие на почве католической пропаганды. Они в глазах всей интеллигенции в Китае суть тёмные тени, чужеядные паразиты его народности. Эти полчища новаторов, сколь бы ни были они сильны, усилиями своими могут не более, как только раздуть тлеющийся огонь вражды между христианами и их противниками, поднять междоусобие, вызвать отчаянные меры со стороны народа и его правительства. Это может расшатать страну, но едва ли сделает её христианской». Г. Счачков отрицает возможность сего даже и в том случае, если бы и сам богдыхан принял христианство.Выводы, очевидно, неутешительные. Г. Скачков не берётся решить вопрос, когда и при каких благоприятных событиях Китай может сделаться христианской страной, и заключает отдел о христианстве в Китае мыслию, что судьбы народов неисповедимы и что данный вопрос не в пределах разума человека. Вполне уважая всю компетентность г. Скачкова в вопросе о Китае, мы не можем однако же не сделать скромного предположения, что быть может эти выводы его страдают несколько излишним скептицизмом. Можно предполагать, что когда усилия европейской цивилизации пробьют вековую кору китайской неподвижности, тогда откроется широкое поле и для истинных успехов христианства. Тогда, конечно, настанет очередь и для деятельности нашей православной миссии в Китае. А что хотя не в близком будущем, но откроется это ныне так мало доступное поле, основание для такого предположения представляет Япония, цепеневшая до последнего времени почти в такой же неподвижности, как и Китай.В.Обозрение духовной журналистики минувшего года203 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 13. С. 437–448.«Чтения в обществе любителей духовного просвещения» по характеру статей, в них помещаемых, по их разнородности, практическому и жизненному направлению, уступают «Православному обозрению»: помещаемые в них статьи не имеют такого широкого разнообразия, какое мы видели в «Православном обозрении», в них замечается больше однообразия, преобладают статьи по св. писанию, но из последних некоторые так специальны, что могут интересовать людей, только специально посвятивших себя изучению этого предмета. Несмотря на это, сравнительно с прежними годами, этот журнал представляет значительную усовершимость: усилия редакции дать ему более живую постановку, расширить объем содержания и направить его на более выдающиеся религиозные явления, на удовлетворение религиозно-нравственных нужд общества, отчасти венчаются успехом. Введённые новые отделы – библиографический и церковно-хронологический – сообщают читателям сведения и известия, не лишённые интереса: библиографический отдел представляет оценку не только более замечательных религиозных книг отечественной духовной литературы, но и иностранной; церковная хроника пополняется обозрением событий религиозного характера не одних западных обществ, но иногда и восточных церквей. Правда, оба эти отдела не имеют ещё твёрдо установившегося и определённого порядка и вида: иногда мы не встречаем их кряду в нескольких книжках, в других они появляются как будто случайно; но с течением времени, при прилагаемом усердии со стороны издателей, они примут надлежащий вид и составят интересную принадлежность журнала. Собственно же научный отдел значительно расширился, и между научными исследованиями, касавшимися преимущественно книг св. писания, давалось в нем место популярным экзегетическим толкованиям св. писания, весьма пригодным для читателей, и монографиям по общей церковной и отечественной истории.Из исследований последнего отдела мы остановим внимание читателей на следующих: «Общедоступное истолковательное чтение книги Деяний св. апостолов», «Притчи Господа нашего Иисуса Христа», «Библейская хронология», «Опыт философско-богословского и естественно-научного толкования библейского догмата о творении мира», «Отношение государственной власти к церкви и государству в царствование Екатерины II», «Цельс и его свидетельства в пользу подлинности и достоверности наших канонических евангелий», «Общий взгляд на происхождение догматики старообрядцев».«Общедоступное истолковательное чтение книги Деяний св. апостолов» точно представляет не изысканное – утомительное изъяснение и изложение содержания книги: автор, мало отводя места разбору отрицательных мнений и суждений о событиях, упоминаемых в этой книге, главным образом сосредоточивается на передаче положительного смысла текста, пользуясь для этого филологическими данными, толкованиями отеческими и мнениями лучших современных западных толковников, и при этом избегая крайней сухости. Всеми этими пособиями автор пользуется для уразумения и уяснения смысла, а не для того только, чтобы запрудить ими место; вследствие этого толкование читается без труда и напряжения. По тону и характеру оно близко подходит к известному читателям «Толковому евангелию», но отличается от него поименованием большего числа пособий, а вследствие этого и лучшею эрудиционною постановкою. Автор часто сводит не только мнения отцов и лучших западных толковников, но не оставляет также без внимания и наших синодальных толковых изданий, а также мнений наших толковников, известных в печати; кроме того, отеческие толкования, известные у нас в печати, он нередко сличает с оригинальным текстом, которому даёт предпочтение. Все это не лишает толкования научного значения при общедоступном изложении содержания книги. По выходе это толкование составит прекрасное продолжение «Толкового евангелия».«Притчи Господа нашего Иисуса Христа» также обещают обширный истолковательный, хотя и переводной, труд из книги одного из лучших английских богословов. В книжках истекшего года помещены пока введение и изъяснение двух притчей – о сеятеле и о плевелах. Введение состоит из критического рассмотрения мнений отцов, учителей церкви и новейших учёных о способе толкования притчей, из установки взгляда на притчу, её значение, её отличие от аллегории, басни, пословицы и т. под. Приточные образы, по мнению автора, представляют не случайное заимствование, но имеют высшее значение, вытекающее из гармонии между естественным и духовным миром. Но для нас важно не столько изложение прелиминарных взглядов на притчу, сколько осуществление и приложение их на деле. В этом отношении разбираемое толкование может быть названо выдающимся из ряда многих подобного рода произведений, нам известных. Автор старается представить читателю ту местность, в которой говорил Спаситель, тех слушателей, к которым говорил, ту обстановку, при которой Он говорил; словом, он мастерски группирует и сводит в одно все, что только может служить к уяснению и наглядному представлению известного приточного образа, известной приточной мысли. При этом он не упускает из виду и психической стороны: под известным образом он старается нарисовать душевное состояние тех людей, к которым вполне прилагается это приточное наставление. В таком виде, по крайней мере, объяснены две вышепоименованные притчи. Для притчи, например, о сеятеле автором приводятся такие соображения: «взору Спасителя невдалеке могло представиться зрелище хозяина, засевающего возделанное поле; там виднелось засеянное поле, покатое к уровню воды. Посреди его пролегала торная дорога, служившая вместе для прогона скота и ничем не огороженная со стороны хлебных полос противу потравы. Там была добрая почва, отличающая эту равнину и её окрестности от бесплодных холмов в других местах, склоняющихся к самому озеру, и представляющая сплошное хлебное поле, где не встречается особенных промежутков. Там был каменистый грунт, свойственный холмам, разрезывающим засеянные поля и луга» ... и т. под. Таким образом труд сеятеля, но замечанию автора, подавший повод к объяснению вечной духовной истины, возводится на степень высокого достоинства. Для каждого последующего выражения представляются соответствующие объяснения, взятые как из природы физической, так и душевного состояния слушателей. Для выражения, например, – «иное упало на каменистые места, где немного было земли», – приводится такого рода объяснение: «каменистая почва, хотя и содержит в себе много камня, не помешала бы корню пробиться глубже, ибо корни сами находят себе дорогу, проникая между камнями до влажной почвы. Камень же означает здесь места, занимающие большое пространство в Палестине и покрытые тонким слоем земли; такая каменная подкладка представляет непреодолимую преграду для растительности... Сердце этого рода слушателей, по видимому, не удалено от восприятия истины; благую весть о царстве Божием принимает оно тотчас и с радостью... Но увы! в этом случае радость, столь внезапно ощущаемая, происходит, как явно обнаруживают последствия, не от мысли о великости благодеяния, хотя и сопряжённого с борьбою, лишениями и жертвами; эта радость происходит от поверхностного взгляда, от упущения из виду последующих жертв и трудностей. Вот в чем заключается роковое различие радости слушателей этого рода от радости обрётшего сокровище (Мф.13:44), и готового отречься от всего, готового все терпеть, чтобы приобресть Христа» ... Впрочем чтение объяснения второй притчи уже несколько затрудняется полемическими замечаниями, направленными против понимания этой притчи древними еретическими сектами, замечаниями, не имеющими особенного интереса в настоящее время. За исключением этого недостатка, во всем остальном изложение притчи безукоризненно. Вообще нужно сказать, выбор объяснения притчей для назидательного чтения сделан довольно удачно. Объяснение читается с интересом и, по выходе отдельным изданием, может составить не только превосходную назидательную книгу, но и научное пособие для уразумения точного смысла притчей. Оно может заменить собою известный «Приточник», бывший долгое время в употреблении у нас и теперь составляющий библиографическую редкость.Автор статей под заглавием – «Библейская хронология» представляет не самостоятельное исследование об этом важном предмете, но попытку, на основании известных у нас трудов архимандрита Сергия и М. И. Богословского, составить свою, несколько уклоняющуюся от счета лет помянутых авторов, но более округлённую хронологию, и, по его мнению, удобную для введения в курсы священ. истории. Труд, во всяком случае заслуживающий внимание. Замечание автора, что введение более или менее точной хронологии в курсы священной истории не только не составляет излишней роскоши, но даже крайне необходимо для разумного и основательного изучения последней, вполне верно. Большинство составителей наших священ. историй потому обходят её, что затрудняются применить по невыработанности определённых результатов. Как известно, западные христиане, держащиеся текста еврейской библии, в ведении ветхозаветной хронологии значительно разнятся от летосчисления восточной церкви. В самой новозаветной хронологии, несмотря на незначительный объем её, существует значительное разногласие между учёными исследователями. Но в виду трудности не следует оставлять введения хотя приблизительной хронологии. В этом отношении желание автора пособить делу заслуживает всецелого уважения. Можно не соглашаться с автором в некоторых частностях, но в общем виде его хронология может останавливать внимание на себе потому, что в существенном она удерживает летосчисление восточной церкви. Введение же в события евреев, близкие к рождеству Христову, годов царствования всех египетских и сирийских царей до самого покорения их римлянами, а также годов важнейших событий из истории римлян, составляет важную услугу в научном отношении. История евреев в это время так тесно сливалась с историею упомянутых народов, что без знания главных событий последней нельзя основательно изучить первой. Пополнение, сделанное автором, таким образом далеко не излишне. Вообще же издание отдельною брошюрою хронологии, составленной автором, с пользою могло бы быть употреблено законоучителями и занимающимися преподаванием священной истории.«В опыте философско-богословского и естественнонаучного истолкования библейского догмата о творении мира» автор, после философского выяснения происхождения тройственного решения вопроса о мире – дуалистического, пантеистического и материалистического, указывает крайности и недостатки в каждом из этих мировоззрений и приходит к такому заключению, что откровенное учение избегает всех этих крайностей, когда признает Бога Творцом мира во времени. К этому последнему выводу сведены автором все опровержения дуалистических, пантеистических и материалистических систем. Останавливаясь на выяснении тройственного решения вопроса о происхождении мира, автор говорит, что, выходя из наблюдений над явлениями мира человеческого и физического и примечая в них два рода фактов, параллельно идущих, мысль может сводить их или к двум принципам – духовному и материальному, и тогда вопрос о происхождении мира решается так: мир есть результат двух деятелей, взаимно условливаемых и так или иначе участвующих в мирообразовании (дуалистическое решение); или одному из этих начал давать предпочтение и перевес и тогда решение вопроса бывает или пантеистическое, когда мир считается произведением духовного принципа и вне его немыслимым, или материалистическое, когда мир считается обязанным своим началом материи, и дух видоизменением этой материи. Каждое из этих мировоззрений заключает в себе, по показаниям автора, непреоборимые трудности, которые легко примиряются только в откровенном учении. Показания, приводимые автором, довольно вески, и заключительные его слова, заимствованные у одного из западных писателей: «осмелимся ли мы думать, что можем разоблачить все таинства, в которые Он облёк своё творение, смеем ли мы хотеть, как вторые титаны, подняться к небу, чтобы видеть Творца земли? действительно, тщетные усилия», – логически вытекают из его критически-рассматриваемых положений.Исследование об «Отношении государственной власти к церкви и духовенству в царствование Екатерины II» скорее походит на исторический очерк екатерининской эпохи, идей, ею руководивших и её воодушевлявших, в котором довольно места отводится и некоторым правительственным распоряжениям, касавшимся церкви и духовенства, чем на прямое изображение отношения государственной власти к церкви и духовенству в это время. В начале исследования, указав на тот разлад между обществом и духовенством, между церковью и государством, который возник с начала XVIII века, со времени правления императора Петра I, и вследствие которого жизнь религиозная и государственная перестали так тесно соприкасаться между собой, автора, вместо того, чтобы заняться изложением правительственных распоряжений и отношений к церкви и духовенству в этом видоизменённом положении, стал описывать дух, идей, проникавших с Запада и заправлявших обществом и правительством в век Екатерины II. Только в конце довольно объёмистого трактата, написанного в таком духе, автор переходит к определению своей задачи в таком виде: «по самому существу предметов, подлежащих нашему исследованию, весь наш труд должен состоять из двух частей, из коих в первой мы покажем отношение екатерининского правительства к церкви в строгом смысле, а во второй – отношение к духовенству». Но вследствие уклонения от прямой задачи в рубрике «Об отношении правительства к церкви» он продолжает описывать причины и степень распространения французского вольнодумства, влияние его на веру и нравственность русского общества, и здесь только, между прочим, касается некоторых распоряжений и узаконений Екатерины II относительно церкви и духовенства. В следующей же рубрике, носящей заглавие «Веротерпимость, или отношение екатерининского правительства к католицизму вообще, к иезуитам и униатам в частности, к инородческим племенам, населяющим Россию, и к русскому расколу, в связи с интересами господствующей церкви», – автор уже останавливает своё внимание на юго-западных окраинах России, где тоже значительную часть своего исследования наполняет описанием польских смут и волнений, а не изложением и уяснением узаконений и распоряжений. Словом, по прочтении довольно объёмистого исследования, весьма богатого сбором разнообразных фактов, остаётся какое-то смешанное и неопределённое впечатление, не говорящее в пользу единства мысли и установки определённого взгляда на предмет в исследовании.Монография о «Цельсе и его свидетельствах о евангелиях» останавливает внимание наше на себе потому, что в ней приводятся свидетельства в доказательство достоверности важнейших евангельских событий из весьма древнего по своему происхождению документа. Как известно, Цельс принадлежал к числу тех языческих писателей, которые во второй половине 2-го века нашей эры выступили с своим словом для низложения христианства и лишения его доверия и силы в виду быстрых завоеваний, им совершаемых. Задавшись такою целью, Цельс постарался собрать в одно целое все, чем только можно было ослабить веру в евангельские истины, как основу христианского вероучения. Труд его к нам не дошёл в своём настоящем виде; но для нас сохранилось восемь книг, написанных Оригеном против Цельса, из которых, при богатстве цитат, приводимых из книги Цельса, можно восстановить его произведение, если не в целом составе, то, по крайней мере, в значительной части. В настоящее время сделана даже попытка к восстановлению текста книги западным критиком Кеймом с приложением комментария. Автор поименованной статьи, как видно из приводимых им цитат, не имел под руками этого издания; он пользовался полемическим трудом Оригена и задался целью рассмотреть по нему те места из сочинения Цельса, в которых говорится 1) о рождестве и детстве И. Христа; 2) о жизни, учении и деятельности И. Христа со времени крещения до страданий; 3) об истории крестных страданий, смерти и воскресении И. Христа. Рассмотрение, сделанное им, ограничивается одним почти сопоставлением и сличением с евангельскими сказаниями; тем не менее оно далеко не безынтересно. Из него мы узнаем прежде всего, каким извращениям, грубым и недостойным насмешкам подвергались в устах язычников важнейшие истины христианского вероучения; далее, из него же можем видеть, что некоторые из современных рационалистических возражений против чудесности евангельских сказаний буквально сходны с возражениями этого древнего язычника. Монография, таким образом, далеко не излишняя, при скудости исследований в нашей литературе в этом роде.Автор «Общего взгляда на происхождение догматики старообрядцев» старается на основании собранных данных установить такой взгляд на происхождение раскола, который сколько-нибудь уяснял бы долговременность и упорность этого печального явления в нашей церковно-религиозной жизни, доселе остающегося неизгладимым, при всех усилиях прежнего и настоящего времени. Он ищет основ раскола не в одном невежестве русского народа, не в одной ненависти отдельных личностей, враждебно отнёсшихся к церковным исправлениям Никона, но в особом складе религиозности русского народа, с самого начала искавшей своего удовлетворения и выражения во внешней форме, в обряде, в особенностях грамматического сочетания слов или орфографического их начертания и т. под... Причину такого проявления религиозности русского народа автор видит в особых условиях его жизни, в преобладании чувства над разумом в известной части русского народа. Вследствие этого и начало раскола он готов видеть при самом начале принятия христианства; равным образом сближение некоторых из сект раскольничьих с православною церковью он считает невозможным и по настоящее время. Этот взгляд автора, конечно, не может быть принят безусловно; он требует поверки и более основательного обсуждения, но тем не менее, как и всякий свежий взгляд, не может быть оставляем и без внимания.Не без интереса могут быть прочитаны и другие исследования, помещённые за истекший год в «Чтениях общества любителей духовного просвещения», как например: «Святейший патриарх Филарет Никитич московский и всея России», «Римские папы в их отношении к церкви византийской в IX, X, XI веках», «Св. пророк, предтеча и креститель Господень Иоанн», «Толкование послания св. апостола Павла к Ефесеям» и др. Все они отличаются надлежащею научною постановкою и по своему содержанию близко касаются нашей религиозно-духовной области: в монографии о патриархе Филарете рассматривается век этого святителя со всеми крупными явлениями религиозного характера; монография о папах посвящена обзору одной из важнейших эпох в истории отношений восточной церкви к западной; толкование послания к Ефесеям представляет содержание этого послания в популярной форме; исследование об Иоанне Крестителе уясняет характер этого великого пророка и все относящееся к нему с точки зрения православной церкви. Словом, редакция «Чтений общества любителей духовного просвещения» на ряду с статьями назидательного и притом научного характера старалась доставлять своим читателям и не безынтересные научные исследования. Кроме того, она доставляла своим читателям в отдельном виде сборник протоколов общества любителей духовного просвещения, который также представлял не мало интересного в отношении к решению вопроса о сближении западных вероисповеданий с нашею церковью, о положении раскольничьего дела и т. под. Все это, вместе взятое, доказывает, что «Чтения общества любителей духовного просвещения» старались по возможности безукоризненно выполнять принятую на себя задачу.№ 14. Апреля 6-гоКрасовский П., свящ. Поучение в неделю цветоносную // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 449–453.Когда Иисус Христос, незадолго пред своими страданиями и смертию, входил в город Иерусалим, тогда народ встретил Его торжественно, с древесными ветвями в руках, и все пели пред Ним единогласно: благословенъ грядый во имя Господне (Ин.12:12,13)! В воспоминание этого самого торжества, мы сегодня во время утрени стояли с вербой в руках.В сем храме, как и во всех христианских храмах православных, каждую литургию является Господь в св. дарах, и при этом служитель Божий каждый раз приглашает всех стоящих в храме: со страхом Божиим и верою приступите! а певцы от лица всех верующих приветствуют Господа песнью: благословен грядый во имя Господне! Как же мы верные принимаем это приглашение? Благо тем из нас, которые несколько раз, или хоть и один раз в год приступают к св. дарам и их причащаются. Но горе тем, – а таких у нас много, – которые, столько раз приглашаемые приступить к Господу в св. дарах, ни разу в течении года к Нему не приступали.Что за причина, что мы так худо исполняем, или даже и вовсе не исполняем самой важной обязанности христианина ежегодно исповедываться и причащаться св. тайн? Почему мы в церковь, например, ходим, и Богу молимся, и положенные посты соблюдаем, и многое другое делаем для угождения Богу и для спасения своей души, а исповедываться в своих грехах не хотим и от св. причастия удаляемся? Пускай бы мы не признавали себя за грешников; пускай бы мы не чувствовали, что мы удалены от Господа; а то мы все это сознаем, все это чувствуем, и между тем на покаяние не идём и к св. причастию не приступаем. Мало того, мы часто из-за грехов-то своих и не причащаемся, опасаясь, что не сохраним в себе этой святыни; но мы так делаем наперекор словам нашего Спасителя Иисуса Христа: не здоровые имѣютъ нужду во врачѣ, но больные. Я пришелъ призвать не праведниковъ, а грѣшниковъ къ покаянію (Лк.5:31,32). То правда, что никто из нас не желает себе прямо погибели вечной; но мы уже слишком слабо придерживаемся Господа, – потому-то слишком мало и радеем об исполнении обязанностей, возлагаемых на нас Господом. Пристрастившись к миру, словно нам с ним никогда не расставаться, и погрузившись в житейские заботы, словно нам вечно жить на здешнем свете, – спасению души своей мы отводим самое заднее и невидное место и отлагаем его на будущее и отдалённое время. Иные из нас, правда, были бы готовы попоститься, поговеть для исповеди и св. причастия, но жалеют употребить на это целую неделю. Да, на худые дела мы не бережём многих недель, а на доброе дело нам жалко, кажется, и одного дня: так мы скупы на доброе и щедры на худое! Ослеплённые грехом, мы думаем, будто время, употреблённое нами в угождение Богу, для нас потеряно; будто пропадают без пользы для нас дни, проведённые нами в посте и молитве.Братия! все наше несчастие в этом отношении происходит от того, что мы не понимаем достаточно, сколько пользы и добра для нас в исповеди и в св. причащении. Если бы мы достаточно поняли и по справедливости оценили спасительную для нас силу этих двух таинств, то охотно оставили бы все наши житейские дела, чтобы исповедаться в своих грехах и принять св. причастие; день принятия св. тайн мы почли бы днём самым счастливейшим, самым благополучнейшим во всей нашей жизни. Исповедавшись в грехах с искренним раскаянием, мы получаем в них полное прощение от Бога; а в этом разве не главнейшая наша польза? Причастившись плоти и крови Спасителя, по достойном к тому приготовлении, мы вступаем в действительное соединение с самим Спасителем; а это для нас разве не величайшее добро? Разве мало радости и утешения иметь спокойную совесть, жить на сем свете с верными надеждами, бестрепетно ожидать неминуемой смерти, обеспечить свою участь на всю бесконечную вечность? Нужное время от нас не уйдёт, если это будет угодно Господу; необходимые наши нужды, по милости Божией, ещё лучше исправятся, если мы будем исправно исполнять волю Божию. Довольно для нас и того снисхождения, что для приготовления к св. причастию назначена собственно одна неделя; однако исправные христиане стараются быть готовыми к нему во всякое время и на всякий час, – в этом их лучшие радости, в этом их лучшие утешения. И что же для такого неоценённого сокровища, как св. причастие, жалеть даже одной недели? У Бога дней много. У нас капля, а у Него море; у нас часы, дни и годы, а у Бога бесконечная вечность. Он властен или продлить, или сократить нашу жизнь; в Его воле исправить наши нужды, или оставить их неисполненными.А ещё осуждаем мы раскольников! А ещё гнушаемся мы неверными! Да чем же праведнее пред Богом раскольников те из нас, которых, как и раскольников, тяготит бремя грехов нераскаянных, содеянных в течении многих лет и даже целой жизни? И чем заслужили превосходство пред неверными те христиане, которые, целую жизнь не причащаясь св. тайн, живут как неверные, без союза с Господом нашим Иисусом Христом? Едва ли осуждаемые нами раскольники проводят св. дни великого поста в такой злобе, ненависти, в подъисках над другими людьми и во всякой злоумышленности, как некоторые из нас, называющих себя христианами православными; едва ли презираемые нами неверные так худо исправляют требования своей ложной веры, как многие из нас обязанности, возлагаемые истинною христианскою верою. Тот, кто величает себя правоверным, часто первый нарушает свою правую веру и порочит её злыми делами; тот, кто проповедует о святости своей веры, так иногда любит богопротивную жизнь, так мало заботится о своём исправлении, что самые посты его ничем другим не отличаются от прочих дней, как только одной постной пищей. Мало того, христианские лицемеры от постов делаются только злее, ненавистливее, непримиримее.Братия! не все мы будем жить на сем свете, а придётся же нам когда-нибудь умереть и явиться на страшный суд Божий. И если мы все будем вести жизнь свою так, как вели её доселе; если по целым годам и по целым десятилетиям не будем исповедываться в грехах своих и причащаться св. тайн: то, страшно и подумать о том, что будет нам на том свете. Воспользуемся же остающимся в нашем распоряжении временем, чтобы исповедаться и причаститься св. тайн. Великого поста остаётся ещё целая неделя; а наступающие дни страданий нашего Спасителя и сами по себе располагают добрых христиан к посту, к молитве и к покаянию. Бог принимает всех, обращающихся к Нему и рано, и поздно (Мф.20:1–16). И всеми нами ожидаемое Светлое Воскресение Христово принесёт много радости только тому христианину, который встретит его, очистив душу свою покаянием и освятив её Христовыми тайнами. Аминь.Свящ. П. КрасовскийБандаков Василий, свящ. Поучение в великий четверг пред исповедью // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 453–455.Рече Господь к Моисею: сошед засвидетельствуйлюдем, и очисти я днесь и утре: и да исперут ризы.И да будут готовы в день третий: в третий бо деньснидет Господь на гору Синайскую, пред всеми людьми(Исх.19:10,11)Что повелел Господь чрез Моисея сказать израильтянам, – то и святая церковь мне повелевает сказать вам, христиане: «поди и скажи людям, и очисти их... и да будут готовы; потому что Господь сойдёт с неба, не на вершину горы Синая, но на вершину сего святого престола». Итак будьте готовы, бр., ибо приидет к нам Господь. Для евреев достаточно было вымыть одежду и обмыть тело для того, дабы достойно сретить Господа; для нас же этого мало. Они готовились только видеть славу Божию, а мы должны приготовиться сретить самого Господа нашего, Царя неба и земли, Творца, Промыслителя и Спасителя нашего; и не только сретить, но и принять Его под видом хлеба и вина, преложенных в Его пречистую плоть и божест. кровь, в храмину нашего сердца, в дом нашей души. Он Сам милосердый приидет к нам и вселится в нас и всегда пребудет с нами и в нас, если найдёт душу нашу чистою и свободною от всякого греха. Поэтому нам нужно не ризы, но тела и души наши очищать от всякой скверны греховной; потому что храм Божий, по словам св. апостола, должен быть чист и свят: храм Божий свят есть. О, позаботьтесь же, бр. мои, очистить себя от всякого самомалейшего греха. Но как очистить себя от греха? Как освободить душу от ожесточения и бесчувственности, от наклонности осуждать и клеветать на ближнего? Как уничтожить гордость и тщеславие, сребролюбие и другие бесчисленные страсти и все преступные дела? Все это можно сделать покаянием. Сокрушайся, проливай слезы, расскажи по одному все до единого грехи свои, обещайся впредь никогда не грешить, и душа твоя очистится и будет бела как снег и светла, как солнечный свет. Посредством воздыханий, как бурею на море, выбросятся из сердца все нечистоты, посредством слез – омоются, посредством коленопреклонений и биения в перси – изгонятся из души все грехи. Исповедью грехов пред священником в таинстве покаяния все грехи уничтожаются; ибо Сам Сын Божий дал право святым апостолам, а чрез них и пастырям церкви прощать грехи, когда сказал: истинно говорю вам, что свяжете на земли, то будет связано на небесех, и что разрешите на земли, то будет разрешено на небесех (Мф.16:19). То есть, что священник выслушает, разрешит и простит, то Сам Бог выслушает, разрешит и простит; а чего священник не разрешит, не развяжет, не простит, того и Бог не простит. Великая власть дана пастырям церкви! Итак, хочешь ли очистить все грехи свои, хочешь ли достойно принять Бога в свою душу? Все грехи перескажи своему духовнику. Утаишь – останутся на душе твоей. Но помни, что в таком случае ты приобщишься св. тайн Христовых в суд себе и осуждение. И Бог не будет жить в тебе и ты в Нем; не будешь святым, сыном Божиим, не будешь в числе праведников, но погибнешь с нечестивыми в аде навеки. Ядый и піяй недостойнѣ, судъ себѣ ястъ и піетъ, не разсуждая тѣла Господня (1Кор.11:29), сказал святой апостол Павел. Очистите же себя, бр., таинством покаяния, и будьте готовы; ибо Сам Господь приидет и вселится в нас, если мы того будем достойны. Аминь.Свящ. Василий БандаковЭ-ский И., свящ. Ответ на возражение о. Свирелина по поводу рецензии на его книгу – «Начатки учения христианской веры» 204 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 455–466.Моя спокойная, беспристрастная рецензия на книгу – «Начатки учения православной христианской веры», священника А. Свирелина, вызвала с его стороны задорное и бранное возражение, напечатанное в № 2 Листка духовной библиографии и журналистики в приложении к «Воскресному Чтению». Должно быть велико авторское самолюбие о. Свирелина, если мои стрелы (так называет он мои замечания о его книге) могли уязвить его до забвения приличий в литературной речи. Я с своей стороны считаю нужным отвечать на бранную, задорную речь, совершенно неуместную в устах и под пером священнослужителя – проповедника мира и любви, – только потому, чтобы не подумал автор, что он запугал меня своей филиппикой. И буду отвечать ему также, как писал и рецензию о его книге – спокойно, беспристрастно, серьёзно, в духе мира.Я писал о книге о. Свирелина, не касаясь ни личных его качеств, ни педагогических способностей и знаний, не имея сведений ни об общественном его положении, ни о тех лестных отзывах, какими была встречена его книга – «Начатки учения христианской веры», – словом, я имел дело с книгою, а не с лицом. Он же прямо начинает с личных оскорблений мне, как рецензенту.«Вот, подумал я, читаем в возражении о. Свирелина, явился серьёзный знаток дела! Читаю и поражаюсь: одно голословие, одни трескучие фразы, одно напускное красноречие, одно пустое казанье себя». Это-так меня честит автор! Читатели, если вы забыли мою рецензию, потрудитесь ещё раз прочитать её, и я отдаюсь на ваш суд, – можно ли упрекать меня за голословие, за трескучие фразы, напускное красноречие, одно пустое казанье себя – в той статье? Написана она, как и все мои статьи, спокойно, без лишних фраз, красноречия, без всякого задору и желания показать себя. О. Свирелину почему-то вообразилось, что я, «прочитавши добрые отзывы о его книге, высказал свой взгляд, не подходящий под взгляды других, чтобы тем «явить себя миру», или, как выражается он в другом месте, мне «захотелось порисоваться пред публикою, показать себя ведуном своего рода в произнесении суда над книгами». Двенадцать лет пишу я отзывы о вновь выходящих книгах предназначаемых или для пастырей, или для народа; след. являть себя миру в разборе книги о. Свирелина мне нет никакой нужды и рисоваться тоже. Да и что за труд такой особенный представил на пользу общую о. Свирелин своей книжкой, чтоб из-за неё можно было явить себя миру и рисоваться?В возражении о. Свирелина читаем такие фразы: «не напитался ли о. Э-ский теориями из педагогии индийцев», – «как это вы с такими претензиями на педагога». К чему эти напоминания о какой-то индийской педагогии, о претензиях на педагога? Всякий из нас, кто только учит и воспитывает детей, уже и педагог. Я не касался ни того, по какой педагогике учился о. Свирелин, ни того – великим или малым педагогом считает он себя, а говорил только, что его новую книжку не могу рекомендовать, заявляя в начале рецензии самый лестный отзыв о его прежних трудах, которыми с благодарностью пользуюсь сам.«О. Э-ский, читаем в возражении о. Свирелина, в самом деле считает себя почему-то компетентным рецензентом книг по закону Божию и навязывается с своим взглядом на обучение закону Божию, так ещё неопределённым, сбивчивым и в практике не проверенным», – или в другом месте: «о. Э-ский, как оказывается, сам об элементарном курсе закона Божия имеет смутное, сбивчивое понятие», ещё: «у самого его (т. е. у меня) ещё не выработалось правильного взгляда на преподавание закона Божия в начальной школе», и ещё: не узнаю вас после этого, честный отче!»...; «мой педагог о. Э-ский сам уже себя пошибает»; «полюбуйтесь, читатели, назиданиями честного отца». «Сказать, что моя (т. е. о. Свирелина) книга непригодна ни для семьи, ни для школы, в виду добрых отзывов о ней журнальных... и т. п., значит сказать очертя голову». Таковы нападения о. Свирелина на меня лично за то, что я не похвалил его книжки; такова его бесцеремонность и, глумление в отношении к рецензенту – как пастырю! Пусть судит читатель по моей рецензии, заслужил ли я такое отношение ко мне о. Свирелина. А теперь посмотрим и по порядку моих заметок о книге о. Свирелина и его отражений моих стрел, проследим, насколько он защитил себя против моих, по его понятию, несправедливых нападений.Во 1-х, я находил и нахожу программу о. Свирелина нецелесообразною и неосновательною, потому, что молитв и довольно обширных понятий о богослужении. как он предлагает, нельзя признать начатками учения православной веры и элементарным курсом закона Божия, что необходимы в этом курсе библейские рассказы, по крайней мере главнейшие из них205, так как они доступнее детскому уму, чем другие части православного учения и т. д. Вот основная моя первая мысль, или, как выражается о. Свирелин, стрела, – не прибавлено, не убавлено здесь ничего. Читатель имеет возможность проверить это. Что же вывел отсюда о. Свирелин? То, что я, будто бы, хочу тормозить дело молитвы библейскими рассказами, что, когда мать семейства станет, например, на молитву с детьми, её следует остановить, если она не передала им библейских рассказов, и т. д. в этом роде. Помилуйте, о. Свирелин, – это не мои мысли, а ваши выдумки. Дитя должно молиться Богу, и прекрасно, если мать научит его необходимым молитвам. Но школьное объяснение их, при котором неизбежны отвлечённые понятия, объяснение такого количества молитв, какое указано в программе вашей, и заучиванье их, полезно или предварять или в конце пополнять подходящим библейским рассказом, как то делают о. о. Соколов и Чельцов. На желание автора, чтоб был приведён рассказ библейский, который бы прямо относился к изъяснению содержания, напр., утренней молитвы «От сна восстав», или вечерней «Господи Боже наш», отвечаю, что именно на эти молитвы нет прямо подходящих, а есть косвенные рассказы, напр., рассказ о том, как молились: царь Давид, пророк Даниил вечером, утром и в полдень. Но за-то остальные молитвы все можно приурочить к рассказам библейским, что и сделано в учебных руководствах о. о. Соколова и Чельцова. И неужели автор будет возражать против пользы пояснения молитвы примером из жизни? Притом, называя программу о. Свирелина неосновательною за недостаток в ней библейских рассказов, я не настаивал особенно на том, чтобы они непременно предваряли изучение и объяснение молитв; а мне непонятным показалось, почему это в элементарном курсе закона Божия нет существенной части оного, т. е. рассказов, и откуда бы я мог знать, что автор отведёт им место в следующем выпуске. Автор не потрудился предпослать предисловие, как это сделал он теперь во вновь вышедшей книге его – «Элементарный курс закона Божия», из которого видно было бы, что он думает сделать дальше. При таком объяснении не вышло бы тех недоразумений и пререканий, какие возникли между автором и рецензентом. Мы могли бы спорить только о том, что практичнее – поставить прежде молитвы, или рассказ. Обращаю внимание ваше, о. Свирелин, на то место в вашем предисловии к новому «элементарному курсу закона Божия», где говорится, что состав этого курса сделан вами по указанию учебного комитета при святейшем синоде, высказанному в заметках на книгу «Начатки учения христианской веры». В журнале комитета сказано, что «в начальном курсе закона Божия излагаются основные истины православного вероучения, нравоучения и богослужения и непременно должны входить в содержание его главные сведения из библейской истории и краткие катехизические изъяснения символа веры и заповедей». Не тоже ли самое высказал и я в своей первой мысли о несостоятельности вашей программы? За что же вы так озлобились против меня и навязали мне такие чудовищные мысли, что и молиться-то не нужно, что без библейских рассказов и молитв-то учить не следует. Не о приучении к молитве и домашнем пояснении её шла речь, а о школьном объяснении и заучиваньи молитв, входящих в состав школьного элементарного курса закона Божия.Во 2-х, продолжая первую мысль, я замечаю, что «как бы ни старался автор упрощать объяснения молитв, низводя свою речь до безыскусственной, задушевной беседы бабушки с внучком, все-таки, без помощи хотя бы кратких рассказов из священной истории, эти объяснения будут усвоены только одною памятью, а не сердцем». О. Свирелин и эту мысль понимает по-своему. Он в приведённых словах видит, что будто я отрицаю на восприимчивую душу ребёнка действие безыскусственной, задушевной беседы с ним. Но разве я говорю о приучении дитяти к молитве, о развитии в нем молитвенного, благоговейного чувства, о внутреннем акте молитвы? Я говорил, что ясно поймёт всякий, читающий мою заметку без раздражения и предвзятой мысли, – об упрощении объяснений молитвы, как школьном, учебном приёме при изложении и заучиваньи молитв. О значении и силе влияния на детскую душу задушевной беседы я знаю не менее вашего, о. Свирелин, и высоко ценю её, – только различаю два момента в детской душе, именно: первый – молитвенное расположение, благоговейное излияние чувств к Богу, и знание молитвы, понимание её содержания со всеми непонятными словами, встречающимися в ней. В последнем случае именно и придаю большее значение подходящему к содержанию молитвы рассказу, нежели самой простой, задушевной беседе. Рассказ оживляет, освежает детское внимание, просветляет сознание и согревает сердце дитяти. Живо помню я семейные, обыкновенно передаваемые нам отцом в пору сумерек, в переходное время от дневных работ к занятиям при горящей лучине, рассказы из священной истории, и теперь как бы переживаю то состояние, когда билось детское сердце при рассказах о потопе, поступке Хама в отношении к отцу, о поступке братьев Иосифа, о его горестном положении, и как становилось понятным, почему это нужно молиться за отца и мать, любить братьев и сестёр и молиться за них, и бояться прогневить Бога.В 3-х, продолжая свои замечания по поводу книжки о. Свирелина, я говорю: «необходимая при первоначальном преподавании закона Божия наглядность не выполнима при такой постановке дела, какую предлагает автор, – и делаю предположение, что картинки, приложенные к тексту, имеют целью помочь этой наглядности и стараюсь доказать, что этой-то цели они и не помогают, и что библейские рассказы лучше помогли бы делу». И здесь автор нападает на меня и целым рядом словоизвержений старается доказать, что картинки приложены с другой целью, именно: «у меня, говорит автор, картина служит только поводом к беседе о молитве; кроме того впечатления самой беседы картиною могут глубже и твёрже укореняться в детской душе и воспоминаться при одном взгляде на картину». Так бы и следовало сказать вам, о. Свирелин, в предисловии к своему руководству, – а что я, не зная вашей цели, предположил свою, в том большего греха нет, и уличать меня в сильной фантазии не из-за чего. Не мог же я знать наперёд, что вы думали, какую цель имели, прилагая рисунки, – и надеюсь, не лишён права, не зная ваших объяснений, объяснять картинки по своему. Значит, вся вина моя в том, что я не такое значение дал картинкам, какое вы имели в виду. С указанным вами значением картинок я совершенно согласен, и гневаться на меня не за что.В 4-х, желая доказать несостоятельность программы о. Свирелина, я спрашивал его, «какими педагогическими соображениями докажет он уместность в начальном курсе закона Божия целого отдела о богослужении, когда изъяснение его составляет средину полного гимназического курса?» и т. д. Особенно налегал я на неуместность в начальном курсе объяснения тех церковных служб, при совершении которых дети почти не бывают? Автор отвечает мне, излагая свои следующие соображения: «многие из учеников обучаются в школе только год, или много два и возвращаются после в свою семью. Вот и хотелось мне не отпускать их из школы с пустыми руками; вот я и обратил особое внимание на изъяснение богослужения, чтобы внести чрез учеников просветительный дух в самую семью, для которой единственною школою религиозного развития служит храм Божий. Всякому известно, что наш крестьянин любит петь более употребительные песнопения не только литургии, но и вечерни и утрени. Плотник действует топором, пилою, – зазвонят к службе церковной – он запоёт применительно времени знакомую песнь церковную. Крестьянин пашет в поле – и тоже запоёт, особенно во время службы». Все это хорошо и возражать против такой постановки дела я особенно не стал бы, если бы мог знать откуда-нибудь, что ещё внесёт в состав начального курса закона Божия о. Свирелин. Но сильно сомневаюсь, чтобы утомлённому плотнику пришла охота распевать священные песни; так мурлычет про себя, что взбредёт в голову; а уж за сохою-то ходя, и совсем не до пения. Идеализирует о. Свирелин. Родился и я в селе, но, признаюсь, не видал ни разу такой умилительной картины, какую рисует о. Свирелин, ни разу не слыхал от своих односельчан, во время работы, церковных песнопений. Против излишества сведений исключительно только по предмету богослужения с полным игнорированием существенных истин веры и нравственности христианской, я и теперь повторяю сказанное прежде. Как это вы, о. Свирелин, собираетесь выпускать из школы дитя, не знающее ни евангельской истории, ни главных заповедей закона христианского? А что я указал на гимназическую программу и на возраст, в котором предлагается изъяснение богослужения, – то сделал с намерением напомнить вам, что программа эта составлена и распределение предметов закона Божия по классам, применительно к степени умственного развития детей, сделано людьми более нас компетентными в рассуждении о преподавании закона Божия. Бы отделу о богослужении отвели 52 страницы из 83-х всего курса, и, как замечаете, 32 из них заключают в себе такие молитвословия и песнопения, которые значатся в каждом учебнике. Желательно знать – в каком? Надеюсь, не в начатках христианского учения. А 20 страниц вы сами признаете не обязательными, но для вашей цели необходимыми; но позвольте узнать, доступными ли детскому уму? И зачем в вашем начальном курсе закона Божия, который, вероятно, составлен для той же цели, для какой и «Начатки», сделано значительное сокращение в отделе о богослужении, – опущены подробности в сведениях об иконостасе, о подсвечниках пред иконами, о священных сосудах, покровах и облачениях, подробности о проскомидии и вечерних службах? Должно быть, автор сам сознал или кто-нибудь заметил о сем из лиц компетентных, что усердие, допущенное в «Начатках», излишне, – а над моим замечанием он глумится и находит почему-то, что я живо изобразил собою гувернантку с синими очками и стриженными волосами, которая не позволяет гимназисту, не достигшему III класса, петь «Иже херувимы».Наконец, в 5-х, я доказывал неосновательность программы о. Свирелина тем, что элементарный курс закона Божия должен содержать в себе основание всего последующего религиозного обучения и потому должен сообщать основные религиозные сведения по всем предметам, входящим в состав закона Божия, чтобы дети вышли из школы хоть с краткими, но определёнными понятиями христианскими, а не с односторонними сведениями только о богослужении церковном. Ну, судите читатель, что неверного и преступного в этой мысли, а по поводу её – то всего более и глумится надо мною о. Свирелин. Ему представилось, что я вычёркиваю из элементарного курса начальное изъяснение богослужения, что помещаю в числе основных истин нравоучения только учение о милостыне, забывая учение о кротости, посте. А зачем пропустили вы мои слова «о любви к ближнему и добавление» и т. п. Я считал лишним перечислять все, как общеизвестное. И в довершение всего автор навязывает мне опасение, «чтобы от изъяснения богослужебных действий и обрядов не развилась одна внешность без духа, фарисейство, ханжество». Где же я высказывал такое опасение? Зачем вы переиначиваете мою мысль и пропускаете одно слово, дающее смысл всей речи – «одностороннего знания богослужебных обрядов». Об этом всем следовало говорить, а не прибегать к инсинуации против меня. Пусть, по-вашему, я имею смутное, сбивчивое понятие о преподавании закона Божия, – но намеренно извращать смысл речи, укорять неповинного, глумиться над серьёзными заявлениями, не способен-как вы. А чтобы видеть бесполезность одностороннего обрядового знания, без усвоения духа веры и любви, вспомните наш раскол, вспомните обмеривающих, обвешивающих и эксплуатирующих народные силы, и в тоже время исправно посещающих храм Божий, аккуратно отбивающих определённое число поклонов. Или лучше, – вспомните грозные-обличительные речи нашего Господа Иисуса Христа против лицемеров-книжников и фарисеев. В чем состояло их благочестие-то?Нормальных программ, Высочайше утверждённых для начальных школ, ожидаю не менее вашего. Если с изданием их прекратятся все рассуждения, подобные тем, какие предлагаете, и положится предел всякому произволу и велеречию; то несомненно прекратятся и издания подобные вашим, – будете писать и сочинять, что требуется программою, а не то, что кажется вам удобным и непогрешимым. Дело же рецензента тогда будет следить за тем, должным ли образом вы выполняете обязательную программу, или же мудрствуете по-своему.Итак, из-за чего вы, о. Свирелин, подняли тревогу? Преувеличив все, перетолковав по-своему, не потрудившись вчитаться спокойно в мои заметки, вы разразились красноречием против мирного рецензента. Успокойтесь, – я не имел в виду омрачать вашу авторскую славу; а если осмелился, не имея на то разрешения от вашей опытности, сказать правдивое слово, то все-таки браниться вам не следовало, тем более что вам, как пастырю, хорошо известно учение Спасителя нашего об оскорбительных для ближнего словах (Мф.5:22).Утешаю себя надеждою, что вы оставите меня в покое. Во всяком случае, впрочем, я отвечать не буду; что нужно было, сказал, а полемизировать, сражаясь с ветряными мельницами, не желаю. Одно весьма желательно, чтобы читатели сами, прочитавши мой ответ, рассудили и решили, есть ли у меня те промахи, в каких обличает меня о. Свирелин, или же нет их. На такой третейский суд я сдаюсь безусловно.Свящ. И. Э-скийСобытия в церкви иерусалимской // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 466–468.Со времени свержения с патриаршего престола блаженного Кирилла, противодействовавшего отлучению болгар от общения с константинопольскою церковью, в иерусалимской церкви происходили непрестанные смуты, открытый раздор и ожесточённая ненависть между приверженцами Кирилла и сторонниками поставленного на его место иерусалимским патриархом – Прокопия, кончившиеся низвержением сего последнего. Синод иерусалимской церкви и братство гроба Господня убедились наконец в несостоятельности нового церковного правления, начавшегося с восшествием на патриаршую иерусалимскую кафедру Прокопия, и 26 февраля сего года этот патриарх был низложен почти единодушно всем патриаршим синодом и братством гроба Господня.По сообщении иерусалимскому губернатору акта о низложении патриарха, последний сам поспешил подать паше свою просьбу об отставке. Отставка патриарха была принята губернатором и о ней сообщено по телеграфу высокой порте. Епископ Лидды и архимандриты Фотий и Герасим старались примирить патриарха с синодом и братством, предлагая выбрать ему советника по управлению. Но предложение было отвергнуто. Греческий консул, с своей стороны, сделал всевозможные усилия для удержания Прокопия на патриаршей кафедре, но тоже не имел успеха. Высокая порта, рассмотрев дело на основании депеши иерусалимского губернатора, признала низложение законным и отправила по телеграфу приказ назначить патриаршего наместника до избрания нового патриарха.Крайняя греческая партия видит в низложении патриарха Прокопия своё поражение и объясняет это событие, по принятой его тактике, интригами русских агентов. Но причины, вызвавшие падение Прокопия, – в нем и в его действиях. Со времени свержения с кафедры патриарха Кирилла, иерусалимская церковь представляла самое печальное зрелище. Арабы, возмущённые образом действий монастыря гроба Господня, отложились от него и не хотели признавать нового патриарха. Вскоре обнаружился раздор и в самом братстве. Члены его стали ссориться между собою и преследовать друг друга пред гражданскою властью. Неспособность и слабый характер патриарха эксплуатировались влиятельными членами братства в ущерб общине и эта эксплуатация производилась в самых широких размерах. В течении двухлетнего патриаршества Прокопия пропало без вести более одного миллиона руб. из денег, принадлежащих гробу Господню. Увеличивающееся изо дня в день расстройство и расхищение имущества общины, должно было по неволе заставить большинство братства подумать о неизбежном предстоявшем ему печальном будущем. Чтобы положить конец таким беспорядкам и предотвратить печальные от них последствия в будущем, братство нашло необходимым сместить неспособного и слабого начальника и избрать на его место лице, обладающее необходимыми для восстановления порядка и мира качествами.Кто будет избран патриархом на иерусалимскую кафедру, пока неизвестно. Многие полагают, что блаженнейший Кирилл, проживающий теперь в Константинополе, по удалении которого произошло теперешнее расстройство в иерусалимской церкви, будет снова призван к занятию патриаршего престола, от которого он был удалён незаконно, Кирилл имеющий в братстве многих приверженцев, которые без сомнения подадут голоса в его пользу. Но в братстве есть члены, которые сами добиваются взойти на патриаршую кафедру и употребляют все средства для достижения цели; вследствие сего по вопросу об избрании патриарха братство разделилось на несколько партий, что конечно затруднит избрание патриарха и, быть может, помешает блажен. Кириллу вступить опять на патриаршую в Иерусалиме кафедру. До выбора нового патриарха блюстителем патриаршего престола избран Иоасаф, епископ филадельфийский.Как проводят великий пост в Вене // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 468–471.В Вене почти исключительно только постом даются концерты. Там с первой недели поста начинается бальный сезон. Начинается он «балом фиакров», затем следуют публичные балы «прачек», «кельнеров», «сапожников», и, поднимаясь все выше, великопостные балы доходят наконец и до самых аристократических сословий. За весь великий пост только в страстную пятницу и субботу в Вене нет публичных балов и заперты театры, и то главным образом по той причине, что они были бы пусты. В эти дни бальная и театральная публика Вены спешит занять хорошее место в какой-либо одной из наиболее элегантных церквей, и не для того, чтобы молиться, а чтобы слушать музыку, хорошую, да ещё даром, исполняемую на страстной неделе в церквах известными артистами и любителями. И вот в эти «тихие дни», как многие выражаются о страстной неделе, в Вене поднимается суета ещё более обыкновенного. Дамы наряжаются в самые изысканные, кокетливые туалеты, знакомые заранее назначают себе свидание в той или другой церкви, и все с поспешностью, с суетливым любопытством отправляются по церквам. – Пред входом в храм Божий происходит давка, толкотня, шум, крики, иногда и брань. Наконец более счастливые и более сильные проталкиваются в церковь, превращённую в концертную залу, рассаживаются по свободным местам, дамы поправляют свои измятые туалеты, мужчины с помощью лорнеток и стёклышек высматривают знакомых дам, раскланиваются, болтают, перешёптываются. Такие действия, возможные в театре, но неприличные в храме оканчиваются только тогда, когда начинается музыка, которую с полным вниманием слушают все.Вообще в Вене религиозные обряды и обычай, несмотря на клерикальное направление в высших сферах и даже в большинстве населения, имеют характер совершенно мирской. Умовение ног, в четверг на страстной неделе, происходит там даже, как известно, не в церкви, а в парадной дворцовой зале, и совершается не духовным лицом, а императором и императрицей. В огромный императорский зал, где блеск, роскошь, богатство разлиты повсюду, собирается весь двор. Мужчины в придворных мундирах, дамы в роскошнейших нарядах. Их платья покрыты золотом и драгоценными каменьями. За длинным столом, богато сервированным, садятся с одной стороны двенадцать старцев, с другой – двенадцать старушек, которые выбираются всегда между беднейшими и самыми старыми городскими жителями. Все они в одинаковых темных одеждах; в башмаках, но без чулок. Их ноги вымыты с величайшею тщательностью. Им сервируется обед из нескольких блюд, но они не дотрагиваются до него. Придворные лакеи ставят пред каждым из них все блюда, одно после другого, и нетронутыми опять уносят. Затем начинается «умовение ног». У стариков и старух снимают башмаки. Император и императрица приближаются к ним. За императором следует камергер, неся в руках серебряный таз, наполненный водою, и полотенце; за императрицей статс-дама с таким же тазом и полотенцем. Император обмакивает полотенце в воду и прикасается им до ног каждого из стариков; императрица тоже обмакивает полотенце в воду и тоже прикасается им до ног каждой из старух. За все это время старики и старухи сидят ни живы, ни мертвы; они боятся, чтобы как-нибудь не оплошать в исполнении назначенной им роли. Впрочем, они вознаграждаются за пережитые ими страх и волнение: богатый обед, поставленный пред ними на столе во дворце, вместе со столовым прибором и ещё с тридцатью серебряными монетами, относится к каждому из них на дом. Когда церемония кончается, двор церемониальным шествием оставляет зал, стариков и старух уводят, публика расходится, толкуя о туалете императрицы, эрцгерцогинь и той или другой придворной дамы. Это театральное зрелище производит, конечно, сильное, но неназидательное впечатление и нисколько не напоминает то событие, в воспоминание которого оно совершается.Объявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 471.Новая книга для священнических и церковных библиотек: о должностях Священно-служителей Церкви Христовой Святого Амвросия епископа Медиоланского. (с портретом святителя).Книга эта завершает собою ряд переводных изданий свято-отеческих творений по пастырству.Получать эту книгу можно во всех лучших столичных книжных магазинах, по преимуществу же в Киеве, у издателя её – Преподавателя духовной семинарии Петра Поспелова и в Редакции журнала «Воскресное Чтение».Цена книги и с пересылкою один рубль.В самом непродолжительном времени выйдет из печати другая книга того же издателя:Пастырство и архипастырство.(Сборник речей, произнесённых при наречении и посвящении в епископский сан).Цена этой книги и с пересылкою один рубль пятьдесят коп.Выписывающие обе книги высылают два рубля.И. ПоспеловОт редакции // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 14. С. 472.Подписка на журнал «Руководство для сельских пастырей» продолжается. В редакции этого журнала продаются:1) Экземпляры «Руководства для сел. пастырей» за 1861, 1864, 1865, 1870, 1871, 1872, 1873 и 1874 годы. Цена за каждый отдельный год на месте 4 р., – с пересылкою 5 р. серебром. При требованиях журнала за все означенные годы может быть делаема уступка по особому соглашению с редакциею.2) Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно- и церковно-служителей. Цена 35 коп. с пересылкою.3) Законные требования новых судебных установлений в отношении к лицам духовного звания. Цена 60 коп. с пересылкою.4) Указатель статей, помещённых в «Руководстве для сельских пастырей» в течении десяти лет, с 1860 по 1869 г. включительно. Цена 35 к. с пересылкою.5) Опыт практического руководства для пастырей. Выпуск первый. Цена 40 к. с пересылкою.С требованиями как на журнал, так и на поименованные книги нужно адресоваться так: В Редакцию журнала «Руководство для сельских пастырей» в Киеве. Просим не заявлять своих требований чрез правление киевской семинарии, так как посылка денег через означенное правление может вести к излишней переписке и через то замедлять высылку журнала и книг.№ 15. Апреля 13-гоПособие к основательному изучению апостольских правил206 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 15. С. 473–484.В. Власть, предоставленная епископу в епархии.Из правил апостольских, определяющих взаимные отношения епархиальных епископов, уже достаточно видно, какая власть каждому из них предоставлена в своей епархии. Разобранные нами правила: 35, 16, 32 и 12, запрещая епископу совершать рукоположения в чужих епархиях, принимать к себе на службу чужих клириков и давать разрешения лицам, отлучённым каким-либо епископом, тем самым уже ясно показывают, что каждому епископу в пределах его собственной епархии принадлежат права рукоположения в степени клира, начальствования над клириками и духовного суда над лицами как духовными, так и мирскими, составляющими его паству. Но, хотя очевидны эти права из разобранных нами четырёх правил, – св. апостолы издали ещё целый ряд правил, которые с большею ясностью и подробностью определяют власть епископа во вверенной ему епархии. Сюда относятся правила: во 1-х, о поставлении клириков, во 2-х, об управлении клиром и мирянами, в 3-х, об учительстве и, в 4-х, о распоряжении церковным имуществом.1) Правила о поставлении клириков.В писаниях апостольских, именно в двух посланиях апостола Павла, мы находим точное определение прав епископа относительно поставления лиц в духовные должности подведомой ему епархии. В послании к Титу, епископу церкви критской, апостол пишет: сего ради оставихъ тя въ Критѣ, да недоконченная исправиши и поставиши по всѣмъ градомъ пресвитеры. В послании к Тимофею, епископу церкви ефесской, тот же апостол внушает: руки скоро не возлагай ни на когоже. Эти два места из посланий апостольских показывают, что право поставления в духовные должности в каждой епархии принадлежит исключительно епископу и что епископ должен пользоваться этим правом с надлежащею осмотрительностью. То же самое раскрывается ив правилах апостольских, касающихся сего предмета. Сюда относятся следующие правила: 2, 61, 17, 18, 19, 22, 79 и 82. Из них первое говорит о праве поставления клириков; прочие семь изъясняют, какую осторожность должно наблюдать при употреблении этого права.Второе правило апостольское читается так: «пресвитера и диакона и прочих причетников да поставляет един епископ». Правило это находится в теснейшей связи с первым правилом апостольским. Оба они составляют как бы одно правило, изъясняющее только две степени проявления одной и той же власти, производящей в священные должности, – высшую степень, принадлежащую собору в подчинённом ему округе, и низшую, принадлежащую епископу в подчинённой ему епархии. Чтобы видеть эту связь, довольно сопоставить оба правила. В первом правиле говорится: «епископа да поставляют два или три епископа»; во втором: «пресвитера, диакона и прочих причетников да поставляет един епископ». – Такая тесная связь второго правила апостольского с первым очевидно указывает на то, что мы должны понимать его в таком же смысле, в каком изъяснено было нами первое правило.В первом правиле апостольском «поставлением» во епископа называется производство в епископский сан и собственно священнодействие, при котором сообщаются благодатные дары поставляемому. Это прямо видно из употреблённого в подлиннике слова χειροτονείσϑω. То же самое под словом «поставление» должно разуметь и во втором правиле, так как и здесь в подлиннике употреблено χειροτονείσϑω. Итак, поставлением здесь называется собственно рукоположение, которым запечатлевается производство в священный сан.Но рукоположение, о котором говорится во 2-м правиле, следует понимать в более обширном смысле, чем в 1-м. Там разумеется под ним тайнодействие, употребляемое при производстве в первую и высшую иерархическую степень, которое у нас теперь исключительно носит название хиротонии; во 2-м же правиле под рукоположением разумеется и тайнодействие или хиротония, назначенная для возведения во вторую и третью иерархическую степень, и вместе молитвенное благословение, которым запечатлевается поставление в церковно-служительские должности и которое, как не заключающее в себе таинства, а только один обряд, носит теперь у нас особое название хиротесии. Это прямо видно из перечисления лиц, на поставление которых апостолы усвояют право епископу: «пресвитера и диакона и прочих причетников да поставляет един епископ». В этом перечислении указываются две степени священнослужительские, в которые церковь возводит посредством хиротонии, и все степени церковно-служительские, для которых употребляется хиротесия.В разбираемом нами правиле апостольском оба действия названы безразлично хиротонисанием, как видно из употреблённого слова χειροτονείσϑω; но это не значит, чтобы в древней церкви со времён апостольских не полагалось никакого различия между посвящением в священный сан и посвящением в церковно-служительскую должность, и нисколько не доказывает, чтобы то и другое посвящение равно считались тайнодействием. В канонах церковных весьма часто встречается такое безразличное употребление слова «хиротония», даже в канонах позднейших соборов, как, напр., VI вселенского собора. Здесь во многих правилах, именно: в 3, 6, 13 и 15 хиротонисанием называется поставление в иподиаконы, а в 17 и 22 даже и в другие низшие церковные служения. В канонах церковных нередко хиротониею называется даже и посвящение в диакониссы, напр. в 15 правиле IV, а также в 14 и 40 правилах VI вселенских соборов. Между тем как с первых времён христианства церковь никогда не усвояла этому посвящению одинаковой силы с тайнодействием, совершаемым над лицами трех степеней иерархии, и диаконисс никогда не причисляла к священнослужителям. В апостольских постановлениях рукоположение жён в какой-либо сан священства прямо называется делом языческим207. А по свидетельству Тертуллиана и св. Епифания это было в обычае только у некоторых еретиков, как напр. у монтанистов. Точно также во все времена церковь строго различала посвящение в низшие церковные чины, начиная с иподиакона, от посвящений в священнослужительский сан, хотя такое различие и не всегда выражала названием. Св. Василий Великий об иподиаконах и прочих низших чинах прямо говорит, что они не имеют рукоположения священства208. Да и в правилах тех соборов, которые слово «хиротония» употребляют безразлично, достаточно выясняется, что посвящение в низшие степени клира есть не более, как благословение от своего пастыря, наприм. в 33 пр. VI вселенского собора. В самых правилах апостольских резко различаются по своему значению священнослужители от церковнослужителей. Особенно это различие видно из 68 правила, в котором говорится о неповторении таинства священства. Здесь принятие этого таинства исключительно усвояется епископу, пресвитеру и диакону и более никому из принадлежащих к клиру. В древние времена церковь иногда давала особое название посвящению в церковно-служительские должности, именуя его хиротесией, как показывает 19 правило 1-го вселенского собора; но вообще это бывало очень редко. Уже у отцов VII вселенского собора оказывается наиболее заметное старание самым названием отличать посвящение в низшие должности клира от посвящения в высшие степени священства. В своём 14 правиле они этому посвящению исключительно усвояют название «хиротесия»209. Председательствовавший на VII всел. соборе, патриарх Тарасий в первом заседании, различая хиротесию от хиротонии, называл первую одним церковным благословением. Когда предложен был ему вопрос, каковым он разумеет того, на которого положена была святительская рука, т. е. над которым совершена хиротесия, он отвечал: в знак благословения приемлется хиротесия, т. е. наложение руки или прикосновение ею, и это действие никаким образом невозможно почитать хиротониею210. Со времени VII вселенского собора вошло в обычай преимущественно употреблять название – хиротесия, когда дело касалось посвящения в церковно-служительские должности, а именем хиротония обозначать только рукоположение в епископа, пресвитера и диакона. Однако-ж и после того нередко оба названия смешивались, как это можно видеть из сочинения Симеона солунского и из нашей «Новой Скрижали». Все это ясно показывает, что церковь во все времена, полагая различие между тем и другим посвящением в самом существе дела, не считала нужным строго наблюдать за различием в названиях.Как для хиротонии, так и для хиротесии издревле в церкви употреблялись особые чинопоследования, существенно различавшиеся между собою. Образец этих чинопоследований мы видим в VIII книге постановлений апостольских, где излагаются особые молитвы при рукоположении во пресвитера и диакона и особые молитвы при поставлении низших клириков. Но с большею подробностью эти чинопоследования излагаются в иерархии св. Дионисия. Церковь с древних времён при хиротонии употребляет особую форму: «Божественная благодать... проручествует», каковая форма, вместе с возложением руки, составляет сущность таинства; между тел как в хиротесии, при возложении руки, читается молитва без итого тайнодейственного возгласа. Кроме того, хиротонии издревле совершались в алтаре пред престолом, с которым обручаются рукополагаемые, и во время литургии, тогда как хиротесии совершаются посреди храма и пред литургиею211.Второе правило апостольское, говоря о том, что пресвитера, диакона и прочих причетников должен рукополагать один епископ, тем самым выражает ту мысль, что для таких рукоположений нет надобности собираться двум или трём епископам, как это требуется первым правилом для рукоположения в епископский сан. Но вместе с тем это правило заключает в себе и ту мысль, что право рукоположения духовных лиц в епархии никому более не принадлежит, как только одному управляющему ею епископу и что это право есть отличительное преимущество его сана.Что оба вида рукоположения – хиротония и хиротесия составляют право епископов, им одним переданное апостолами, это подтверждается всею историею древней церкви и многими её постановлениями. История церкви показывает, что с древних времён это право никогда не было разделяемо епископами с другими священными лицами его епархии, и никто из пресвитеров не заявлял притязаний на усвоение себе этого права. Правда, случалось иногда, что пресвитеры рукополагали в священные должности; это именно бывало в смутные времена церкви, когда некоторые епархии долго оставались без архипастырей. Но такие случаи бывали только тогда, когда эти пресвитеры выдавали себя за епископов и успевали обмануть своим самозванством доверчивый народ. Такие рукоположения церковь обыкновенно признавала недействительными, как только открывался обман. Так собор Сардикийский некоторых пресвитеров причислил к мирянам, потому что Евтихиан и Музей, посвящавшие их в сан пресвитерский, были только мнимые епископы212. Рукоположение кого-либо пресвитером св. Афанасий прямо называет делом беззаконным213. История древней церкви представляет нам один случай поставления во диаконы пресвитером. Карфагенский пресвитер Нават одного гражданина, по имени Филициссима, поставил во диаконы. Но св. Киприан епископ карфагенский тогда же показал незаконность поступка Навата, и главным образом незаконность эту указывал в том, что Нават решился на поставление Филициссима без согласия и ведома самого Киприана. По-видимому, из слов карфагенского святителя можно заключат, что пресвитеры могли посвящать диаконов, только с согласия и ведома своего епископа. Но чтобы понять смысл приведённых слов св. Киприана, необходимо обратить внимание на обстоятельства, при которых совершилось поставление Филициссима во диаконы. Это было во время гонения Декие, когда св. Киприан на продолжительное время оставлял свою паству и жил в сокровенном месте. Находясь в отсутствии, он продолжал заниматься важнейшими делами по управлению епархией и свои распоряжения сообщал в Карфаген чрез клириков, которые постоянно его навещали. Но текущие дела, неотложные, он доверил оставшимся в Карфагене пресвитерам с тем, чтобы они на решение этих дел получали от него согласие или по крайней мере сообщали ему о них к сведению214. К числу таких дел относилось и восполнение карфагенского клира, постоянно сокращавшегося во время жестокого гонения. Этим-то обстоятельством и воспользовался Нават, занимавший видное место в ряду карфагенских пресвитеров, чтобы поставить во диаконы Филициссима. Но как он его поставил? Действительно ли сам возложил на него руку, подобно епископу? Этого из писем Киприана вовсе не видно; не видно также, чтобы и другие пресвитеры в отсутствии Киприана пользовались таким епископским правом. Поставление пресвитерами в ту или другую должность состояло только в назначении известных лиц к известной должности, а самое рукоположение, как священнодействие, исключительно принадлежащее одному епископу, совершаемо было лицами, облечёнными епископским саном, которых, как видно из истории жизни Киприана, было много в Карфагене, – и Навату, как состоявшему в числе пресвитеров карфагенских, ничего не стоило пригласить кого-либо из этих епископов для рукоположения Филициссима во диаконы. Тот же самый Нават, когда потом в Риме с партиею, возмутившеюся против законного епископа, задумал поставить во епископа римского Новациана, отыскал для рукоположения его трех епископов, а сам не принимал участия в этом рукоположении. Ясно, что он не усвоял себе, как пресвитеру, права рукоположения.Церковь не позволяла пресвитерам совершать посвящение в духовные должности даже совместно с епископами. Собор севильский (в Испании) отрешил от должности одного пресвитера и двух диаконов за то, что епископ возложил только руки на них, между тем как, по слабости его зрения, пресвитер читал над ними молитвы, положенные при посвящении215. Только в некоторых африканских церквах был обычай, допускавший, чтобы при рукоположении пресвитера, когда благословляет его епископ и держит над его главою руку, равно и все присутствующие пресвитеры держали руки над его главою вместе с рукою епископа. Но такой обычай был только местный и никогда не проникал в другие церкви. Да и в самой африканской церкви он существовал не во все древние времена; при Киприане по крайней мере такого обычая там не было. А в числе правил африканской церкви, которые в V веке собраны из разновременных её определений и изданы под именем правил карфагенского собора, принятых потом вселенскою церковью, не находим ничего, что хотя сколько-нибудь оправдывало такой обычай. Напротив, правила карфагенского собора запрещают пресвитерам участие даже в таких действиях епископа, которые, сравнительно с рукоположением в священные должности, имеют второстепенное значение, как, например, освящение дев, т. е. торжественное принятие от них обета, и открытое на литургии примирение с церковью кающихся216. По всей вероятности, упомянутый обычай африканских церквей был только временною уступкою тем протестам пресвитеров против власти епископской, которые, начиная с Навата, долго беспокоили церковь африканскую. Древняя церковь всегда требовала, чтобы пресвитеры только присутствовали при рукоположениях, совершаемых епископом, без всякого деятельного участия в этих рукоположениях.Канонические правила церкви даже хорепископам запрещали совершать рукоположения, хотя сии последние в древней церкви облечены бывали епископским саном. Соборы антиохийский217 и анкирский218 разрешали им совершать рукоположения в епархии не иначе, как с дозволения местного епископа; причём, по определению анкирского собора, они должны были иметь особую грамоту от епископа, свидетельствующую о таком дозволении. Хорепископы уполномочены были в порученных им церквах посвящать только в низшие степени клира, как то: в степени чтецов, иподиаконов и заклинателей; но это сделано было только для облегчения епископов, обременённых множеством занятий по епархии. VII вселенский собор 14 правилом предоставил право игуменам посвящать чтецов в своих монастырях, равно как и хорепископам, уже не имевшим в то время епископского сана, дозволял посвящать чтецов в церквах, порученных их ведению. Но это нисколько не противоречит апостольскому правилу, потому что здесь разумеется не посвящение с руковозложением, принадлежащее только епископской власти, а одно начальственное определение к должности чтеца, или благословение к чтению в церкви, для чего собор относительно игуменов и присовокупляет, что это может сделать только настоятель, имеющий сан священства. Притом и это собор дозволял игуменам или хорепископам только в том случае, когда на то было соизволение епархиального епископа, иначе сказать, собор дозволил епархиальному епископу в случае надобности уделять право правительственного поставления в чтецы игумену или хорепископу. Нельзя не обратить внимания на то, что поставление чтецов указанным образом собор ограничил только местом служения этих игуменов или хорепископов, следовательно такие чтецы могли удерживать своё звание только в этих местах, а не повсеместно в епархии. Так тщательно церковь во все времена охраняла право посвящения духовных лиц, предоставленное самими апостолами только епископу. Во свидетельство этого исключительного права всегда одному только епископу и усвояется название «святитель».Одно из средств к усилению нравственного влияния приходских пастырей на народ // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 15. С. 484–491.Часто приходится слышать со стороны приходского духовенства заявления, что несмотря на все усердие его к делу проповеди, несмотря на все старания говорить проповедь просто, ясно и удобопонятно, она мало оказывает влияния на «чёрствую душу нашего мужика, так мало, говорят некоторые, что просто начинаешь отчаиваться в успехе этого святого дела и подумываешь иногда: не лучше ли обождать с проповедью, пока народ обучится грамоте, пока он сам почувствует нужду в улучшении духовно-нравственном. А иначе, что же поделаешь, когда никакая проповедь со всеми её совершенствами не приносит пользы?» И нам кажется, что нельзя не отдать доли справедливости тому мнению, что наш простой народ трудно поддаётся пастырско-проповедническому влиянию, как оно совершается теперь у нас. Но вместо того, чтобы думать об оставлении проповеди и возлагать все надежды на грамотность, которая, как уже было заявлено в «Рук. д. с. п.»219, сама по себе нисколько не подвигает нашего народа вперёд в духовно-нравственном отношении, если к ней не присоединяются другие меры и другие способы к умственно-нравственному его развитию, – так, говорим, вместо этого, не лучше ли подумать серьёзнее о тех способах и средствах, при пособии которых могло бы успешнее совершаться дело духовного нравственно-религиозного влияния сельских пастырей на пасомых. – Обыкновенно смотрели и смотрят на улучшение материального быта духовенства почти как на единственное, или же, по крайней мере, как на самое вернейшее, самое надежнейшее средство благотворного и многоплодного действия духовенства на народ; почти все сильнейшие доводы в пользу возможно-скорого и возможно лучшего обеспечения духовенства сводятся к следующему аргументу: «дайте же духовенству независимое от прихожан в материальном отношении положение, оно (духовенство) тогда станет сильно и решительно действовать на грубую, подавленную житейскими делами и хлопотами, натуру нашего простонародья и пробудит его к новой, высшей религиозно-нравственной жизни». Но, нам кажется, говоря это, слишком уж много придают значения материальным благам в деле пастырского служения. Ведь и до появления вопроса об улучшении быта духовенства было несколько сельских пастырей, которые, пользуясь достаточными материальными благами, не нуждались в подачках прихожан, и что же показала их пастырская практика?!.. Некоторые даже с весьма похвальным усердием и ревностью старались сеять семя слова Божия; но, в конце концов, видя, как сеемое ими духовное семя, падая на затверделую почву, засыхало, – останавливались в грустном недоумении, что делать... Очевидно, одного материального обеспечения и одного пастырского воодушевления или ревности по вере оказывается недостаточно для того, чтобы слово Божие вселялось богатно в душу нашего простонародья, чтобы это слово просветляло его ум, отуманенный мраком суеверий, очищало самую внутрь сердца, исполненную недостойных христианина чувствований и пожеланий, и смягчало его грубый, жёсткий нрав, противный духу любви и кротости христианской, – словом, чтобы оно преобразовывало весь строй духовно-нравственной, а потом и семейно-бытовой жизни нашего простого народа. – Ясно, что для того, чтобы семя слова Божия, падая на негодную, необработанную почву, не засыхало, а приносило благие и обильные плоды, нужно, подобно благоразумному земледельцу, не оставлять негодную почву такою, как она есть, а позаботиться разрыхлить и очистить её... Не раз, быть может, приходские пастыри уже слышали такой благоразумный совет, но так как никто из советовавших, сколько нам известно, не указал верного, удобоисполнимого и надёжного способа, по которому бы можно было достигнуть этой важной по отношению к пастырско-проповеднической деятельности цели, то и самый совет оставался пустым словом. – Каким же образом, в самом деле, удобнее можно разрыхлять, очищать и возделывать духовно-нравственную почву нашего простонародья, для посева на ней чистых, высоких нравственно-религиозных христианских истин? иными словами: как успешнее можно проводить благотворные евангельские истины в жизнь простых сельских прихожан?В виду этого вопроса считаем не бесполезным обратить внимание наших читателей на пастырско-духовный суд220 по делам житейским.Не безызвестно, кажется, как мало вникают наши приходские пастыри в обыденную, буднично-бытовую жизнь своих пасомых. Сколько, среди этой, можно сказать, первобытной простоты жизни нашего простолюдина, обыкновенно разыгрывается сцен, раздирающих душу, возмущающих не то что высокое, чистое, христианско-нравственное чувство, а даже простое чувство гуманности! ... Сколько бывает здесь поразительных картин, обличающих всю ненормальность отношений мужа к жене, родителей к детям, главы семейства к остальным членам семьи и наоборот, картин, самым очевидным образом показывающих все неуменье нашего простого народа прилагать к жизни проповедуемые с церковной кафедры высокие христианские истины любви и мира, и пользоваться ими для своего блага временного и вечного!... Сколько бывает в домашней жизни нашего простонародья случайностей, отравляющих и без того вообще горькую и тяжёлую жизнь простолюдина, случайностей, при которых пастырь мог бы оказать пасомым незаменимую услугу своими внушениями, увещаниями и наставлениями, и таким образом, если бы только он обратил надлежащим образом свой христиански просвещённый взгляд и внимание на житейские дела и отношения пасомых, способствовать к облегчению их от давящего жизненного горя! И вместе с этим, как скоро, как успешно он мог бы обращать и привязывать к себе оживлённые его содействием простые, доверчивые души и сердца пасомых!..Но, к сожалению, нужно сказать правду, все эти потрясающие и возмущающие даже мало-мальски развитое гуманное чувство сцены и картины житейского простонародного быта, так как они составляют слишком обыкновенное явление, не обращают на себя почти никакого внимания сельских пастырей. Какое-де мне дело до мирских дел, думает обыкновенно пастырь, услышавши или же увидевши какое-нибудь возмутительнейшее событие в жизни пасомого... С не меньшим равнодушием, к сожалению, приходские пастыри относятся к мелко-житейскому благу и горю народа, к его тревогам, хлопотам и заботам даже и в то время, когда, по установленному церковью обычаю, приходится им заглянуть в неприветливую хижину своих пасомых... Отчего бы в этой простой избе, где пасомый предстаёт пред наблюдательный взор пастыря со всеми своими насущными нуждами, тревогами и заботами, с явными и незаметными для стороннего наблюдателя отпечатками доброго и худого поведения, со всеми своими особенными, мелочно-домашними дрязгами – этими житейскими условиями такого или иного духовно-нравственного настроения целого маленького общества – семьи, – отчего бы, кажется, с чисто отеческою любовью и пастырскою настойчивостью не довести пасомого тут же, так сказать, на месте его действия до сознания худости того или другого, известного пастырю, его поступка, и до полного, искреннего его раскаяния?!. Отчего тут же не раскрыть пред глазами пасомого всего вреда или пользы того или другого житейского его предприятия и не уяснить, как он может лучше и богоугоднее вести себя, при своих обстоятельствах и домашне-бытовых условиях, и как он должен смотреть, в виду духовно-нравственной пользы или вреда, на то или другое-доброе или несчастное обстоятельство? Отчего бы не научить, не просветить его и при этой незатейливой домашней его обстановке?!.. Скажут, быть может, рады бы просвещать, но что же делать, когда видишь, что пасомый тяготится твоим присутствием? ...Но не оттого ли и тяготится прихожанин присутствием в доме священника, что этот совершенно безучастно относится к его житейским тревогам и хлопотам, к его домашне-бытовому горю и радости?!.. Наш мужичек, хотя и прост, но имеет достаточно чутья, чтобы угадать все равнодушие к своим обычным нуждам, тревогам и невзгодам житейским духовного своего отца, и не замечая, или лучше, не доверяя уже всей ревности этого последнего о благах высших – духовных, платит ему тем же полным равнодушием ко всем его церковно-проповедническим подвигам.... Да и как пасомый, с другой стороны, воспользуется, положим, услышанным в церкви наставлением о любви к ближним, когда, пришедши домой, он видит столько поводов со стороны жены, детей и домашних случайностей, по установившимся понятиям и привычкам, необходимо вызывающих и обусловливающих драки, сборы, раздоры и пр.?!.. Как он может воспользоваться церковною проповедью пастыря о мире с ближним, когда этот ближний, из-за чего-нибудь поссорившись, подравшись, притесняет его всеми возможными средствами и, если он имеет достаток, совершенно безнаказанно ухитряется нарушать всякие требования справедливости?! Не гораздо ли плодотворнее было бы слово пастыря о любви и мире, если бы он побольше вникал в так называемые семейные – домашние дрязги своих прихожан, в так называемые мирские дела пасомых?!. Если бы он потрудился рассудить и разобрать эти, правда, мелочные дела, но неотразимо влияющие на духовно-нравственное настроение простеца, волнующие и поглощающие всю его жизнь, портящие часто все его существо; если бы, говорим, пастырь приник со всею отеческою внимательностью и любовью к этому кружку житейских нужд и поступков, вызываемых этими нуждами; если бы, вникнув в жизненное положение и обстоятельства, он вполне зрело взвесил и оценил эти поступки с нравственно-религиозной точки зрения: о, как бы тогда было живо и действенно пастырское слово, так непосредственно касающееся и освещающее те обыденно-житейские случайности, те, так называемые мирские дела и поступки, те животрепещущие житейские интересы, которыми необходимо поглощается все внимание простого сельского общества! – И нам кажется, что в этом именно ближайшем отношении к жизненным потребностям народа, в этом применении к частным житейским случаям, обстоятельствам, живым поводам, в этом мудром способе поучения, формулированном ап. Павлом словами: всем бых вся, – заключается тайна того неотразимого влияния, какое имело слово первых провозвестников евангельской истины и древних великих отцов и учителей церкви на целые массы простых слушателей. Они сообщали те или другие нравственно-религиозные истины, по вызову тех или других житейски-бытовых явлений, имевших непосредственно важное, живое значение и, можно сказать, насущный интерес для слушателей. И их учение потому именно и заинтересовывало простых слушателей, что касалось сперва самых непосредственно-наглядных для всякого, простых житейских фактов, и потом постепенно и незаметно от них возвышало уже завлечённое внимание слушателей до более внутренних сторон жизни, до более возвышенных истин нравственной и религиозной области. – И, по нашему мнению, это равнодушие и недоверие к приходским пастырям и их проповедническому слову, которые можно нередко замечать теперь в нашем простонародье, сами собою заменятся сыновнею расположенностью и готовностью прибегать к пастырско-отеческим наставлениям и советам только тогда, когда наши сельские пастыри станут тем, чем они должны быть, по народному сознанию, т. е. настоящими отцами, с любвеобильным сердцем вникающими в самый закулисный круг обыденно-бытовой жизни, проникающими в самый омут житейских хлопот, тревог и забот, привносящими непосредственно в самый домашний очаг дух мира и любви и руководящими таким образом не только к вечному блаженству, но и к временному благополучию. А этого они, кажется нам, могут между прочим достигнуть тогда, когда будут являться не только священнослужителями и проповедниками божественной, небесной истины с церковной кафедры и не только обычными требоисправителями, но и настоящими духовными мировыми судьями. Конечно, чрез это ещё более может увеличиться и без того великая трудность пастырского служения, но, смеем надеяться, пастырская ревность не остановится пред трудностями, тем более, что она может находить для себя некоторое руководительное начало и в практике древней христианской церкви.Новый взрыв борьбы между государством и римскою церковью в Германии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 15. С. 492–496.После издания дополнительных майских законов прошлого года, и после закрытия некоторых католических обществ и союзов и передачи метрических записей в ведение гражданских властей, в отношениях между государством и церковью в Германии до последнего времени не было значительных перемен. Правительство с прежнею энергиею продолжало настаивать на исполнении майских законов и с прежнею беспощадною строгостью преследовало непокорное духовенство; последнее, с своей стороны, с такою же настойчивостью и упорством продолжало своё пассивное сопротивление этим законам. Говорили о попытках примирения, будто бы предполагавшихся то со стороны немецкого духовенства, то со стороны правительства; но, как кажется, никаких подобных попыток сделано не было; ни духовенство ничем не заявляло уступчивости, ни правительство не отступало от раз принятой враждебной духовенству системы действий.Аресты, штрафы и отрешение от должности упорных епископов и священников сделались обычным явлением в Германии, к которому уже привыкло общественное мнение. Но это продолжавшееся около полугода, так сказать, затишье, status quo борьбы, с минувшего февраля нарушено новым сильным взрывом. Из Ватикана раздался новый призыв к оружию, новое воззвание к упорному сопротивлению; из Берлина в ответ на это последовали новые выстрелы, поведены новые атаки против упорного врага. Разумеем папскую буллу от 5 февраля и вызванные ею меры прусского правительства.По известиям некоторых газет, папа Пий IX, рассчитывая на личный характер императора Вильгельма, более мягкий и примирительный, чем у его канцлера, надеялся склонить его к более умеренному образу действий в отношении к католическому духовенству Германии и различными путями старался повлиять на императора в этом направлении. При солидарности воззрений императора со взглядами князя Бисмарка, попытки эти однако же оказались совершенно безуспешными. Папе оставался один путь, обычный в подобных случаях, – путь протеста против преследований церкви и нового возбуждения к сопротивлению гонимого духовенства.Протест этот представляет энциклика от 5 февраля – документ во многих отношениях довольно замечательный. Папа заявляет здесь протест собственно против дополнительных майских законов прошлого года. Указывая на несоответствие церковных законов с конвенциею, заключённою между папством и Пруссиею в 1821 г., папа говорит, что этими законами «совершенно низвергаются основы церкви и священные права епископов. В силу этих законов капитулам соборных церквей разрешается, вопреки каноническим постановлениям, производить выборы викариев капитула в то время, когда епископский пост ещё не объявлен вакантным. Ими разрешено также префектам назначать на места епископов лица, даже не принадлежащие к католическому исповеданию, отдавать в их руки управление имуществами, составляющими достояние духовенства и церкви». Говоря затем о затруднениях, вызванных этими законами, неприятностях и страданиях, перенесённых многими епископами, папа с особенною силою и чувством восхваляет мужество и твёрдость епископов познанско-гнезенского (Ледоховского) и надерборнского (Мартина). «Мы должны почтить их, восклицает папа, скорее громкою похвалою, чем слезами сострадания». «Однако же, продолжает он, унижение епископского достоинства, посягательства на свободу и права церкви, преследования отрешённых епископов, требуют от нас, в силу апостольской власти, протеста против этих законов и против преступлений, каких они были уже и ещё будут причиной». И вот в силу этой-то власти папа торжественно заявляет всем, кому ведать надлежит, и всему католическому миру, «что законы эти недействительны, потому что они противоречат божественным установлениям церкви. Не сильным земли Господь поручил епископов своей церкви относительно всего, что касается служения ей, но Петру, ... и поэтому никакая временная власть, как бы она высока ни была, не имеет права лишать епископского сана тех, которые именем Духа Святого назначены для управления Церковью».Заявляя этот протест, Пий IX во второй части своей энциклики в особенности старается повлиять на тех, кого ближайшим образом гнетут эти законы, на духовенство Германии. С большим тактом папа взывает к чувству свободы совести, нарушаемой прусскими законами, грозит судом Божиим и наказаниями малодушным, страха ради исполняющим эти законы, и в особенности святотатцам, восхищающим духовные должности по требованию этих законов, и наконец рассыпает трогательные и красноречивые утешения и благословения более повинующимся Богу, тем людям. «К этому, говорит папа, следует указать на факт недостойный великой нации, факт, который, надеемся, будет строго осуждён даже не католиками, а лицами только беспристрастными. Означенные законы чрезвычайно строги и угрожают самыми тяжкими наказаниями ослушникам; они имеют на своей стороне вооружённую силу и ставят мирных, беззащитных граждан в несчастное положение угнетаемых такою силою, которой они не могут противостоять во имя совести. Законы эти изданы как будто не для свободных граждан, от которых государство в праве ожидать разумного повиновения, а для рабов, которым велят повиноваться страха ради. Поэтому не подумайте, что можно извинить из страха повинующихся людям больше, чем Богу. Но особенно будут виновны святотатцы, решающиеся овладевать церквами, опираясь единственно на одну грубую силу. Они не избегнут суда Божия. Мы объявляем, что все эти святотатцы и узурпаторы духовных должностей будут преданы, в силу священных канонов, фактически и по праву, церковному отлучению. Мы не разрешаем благочестивым верующим присутствовать при богослужении, совершаемом этими людьми, ни пользоваться их требами; внушаем избегать всякого сношения с ними и разговоров».Но, протестуя против церковных законов, как нарушающих права церкви, папа, что особенно замечательно, предписывает всем католикам строгое повиновение государственной власти во всем, что касается отношений гражданских. «Возобновляя, пишет папа, наш протест против всего, что противно установлениям божественного евангелия и его правам, а также против силы, которая так несправедливо была направлена во вред вам, мы уверяем вас, что наши советы и поучения не принесут вам никакого вреда. Пусть узнают ваши враги, что вы не противитесь королевской власти и не нарушаете её прерогатив, отказываясь дать кесарю то, что следует Богу, так как написано: нужно повиноваться Богу более, чем людям. Пусть они знают также, что каждый из вас готов платить кесарю следующую ему дань и повиноваться ему во всем, что касается гражданской власти, но, по собственному убеждению, а не из повиновения грубой силе». Энциклика заключается сильными увещаниями продолжать исполнять свои обязанности и повиноваться божественным законам, не ослабевая в борьбе «за Христа» и укрепляясь Его обетованиями и верою в победу.Очевидно, энциклика папы свидетельствует о непреклонной решимости римской курии продолжать начатую борьбу с прежним упорством. Независимо от своего характера, она, как воззвание главы католического мира, как внушение, имеющее для многих католиков божественный авторитет, произвела сильное впечатление на всех католиков, и без сомнения духовенство Германии и все благочестивые католики почерпнут в ней новые силы к сопротивлению церковным законам Пруссии. В. виду этих обстоятельств и немецкая печать, и правительство прусское приписывают энциклике от 5 февраля огромное значение. Со стороны официозной и либеральной печати Германии она встречена криками негодования; она видит в энциклике воззвание к революционным страстям, подстрекательство к бунту против правительства. Поступок папы, говорит, например, одна газета, подтверждает мысль, что католическая церковь должна опираться на революцию. Послание папы вынуждает правительство к дальнейшим, более решительным мерам против дерзости революционеров и для католической церкви необходимо вполне выяснить, кто именно государь в Пруссии».№ 16. Апреля 20-гоПособие к основательному изучению апостольских правил221 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 497–504.Предоставленное одному епископу право посвящения в духовный сан сами апостолы ограничили 35, 29 и 68 правилами, которыми запрещается простирать это право на чужиt епархии, продавать благодать хиротонии за деньги и преподавать кому-либо второе рукоположение в ту же священную степень. IV вселенский собор к этим ограничениям присоединил ещё новое; своим 6 правилом он повелевает: «решительно никого ни во пресвитера, ни во диакона, ниже в какую степень церковного чина, не рукополагать иначе, как с назначением рукополагаемого именно к церкви градской, или сельской, или к мученическому храму, или к монастырю». О рукополагаемых же без точного назначения святой собор определил: «поставление их почитать недействительным, и нигде не допускать их до служения, к посрамлению поставившего их». В первые века христианства такого ограничения не было и не могло быть. Тогда ещё не было строгого разграничения приходов, а между тем гонения на церковь, еретические волнения и усиленная деятельность церкви в распространении христианства среди язычников требовали нарочитого умножения учителей и священнослужителей. Для исполнения многоразличных поручений и духовных треб епископ рукополагал клириков в неопределённом числе по своему усмотрению, без назначения на какие-либо места службы, а причисляя их к своей кафедральной церкви, которая до разделения приходов нередко бывала одна в целом городе, составлявшем общий её приход. Уже в IV веке, когда прежние нужды в умножении клириков становились не так ощутительны, а между тем с умножением христианских храмов начали более и более разделяться церковные приходы, – отцы церкви стали запрещать поставление клириков без определённого назначения на известные места службы. В V веке беспорядки, производимые праздными клириками, побудили отцов IV вселенского собора с большею строгостью выразить такое запрещение, причём поставление, без точного назначения, объявлено недействительным, а поставленных таким образом требовалось не допускать до служения в церкви «к посрамлению поставившего их».Кому принадлежит избрание лиц, посвящаемых в духовные должности, – об этом ни во 2-м, ни в других правилах апостольских не говорится. Но ответственность за рукоположение лиц недостойных как апостольскими правилами, так и последующими канонами всегда возлагается исключительно на рукоположившего. Очевидно, что избрание всегда церковь признавала делом неразлучным с рукоположением и на сие последнее смотрела как на заключительный акт избрания222. На этом основании мы должны думать, что второе апостольское правило, уполномочивая епископа совершать рукоположения в своей епархии, тем самым даёт ему право и на избрание рукополагаемых. Подтверждение сему находим в правилах антиохийского собора, который имел в виду своими определениями изъяснить правила апостольские. В 9 правиле этого собора епископ в деле поставления духовных лиц представляется не исполнителем какой-либо другой избирательной власти, но полновластным и самостоятельным правителем. «Каждый епископ имеет власть в своей епархии, говорят отцы сего собора, и да управляет ею с приличествующею каждому осмотрительностью и да имеет попечение о всей стране, состоящей в зависимости от его града, и да поставляет пресвитеров и диаконов».Обращаясь к истории древней церкви, мы находим не мало фактов, свидетельствующих об участии в избрании клириков и местного духовенства, и всего народа. По-видимому, епископ сам никого не мог избрать в какую бы то ни было степень клира без указания своей паствы, особенно без соизволения духовенства. Св. Киприан, проживавший во время гонения Декие в удалении от своей епархии, когда сам избрал и поставил чтецом Сатура, а иподиаконом Оптата, счёл нужным немедленно сообщить об этом карфагенскому клиру и объяснить ему, что он сделал это по крайней необходимости, так как не имел при себе освящённых лиц, с которыми мог бы отправить послание в Рим. Точно также, когда Киприан сам избрал и поставил в чтецы исповедников Аврелия и Целерина, поспешил подробно объясниться по этому делу пред карфагенским клиром, представляя, что упомянутые лица имели неоспоримые права занять должность чтецов. Но в древней церкви клиру и народу предоставлялось важное участие в избрании духовных лиц с одной стороны потому, что в те времена, по свидетельству Киприана, клир и народ знали со всею подробностью о каждом члене церкви и видели действия каждого со времени его обращения223; а с другой стороны, при чистоте нравов древних христиан, это участие было и весьма полезным пособием епископу в таком деле, которое всегда, особенно во времена гонений, требовало большой осмотрительности. Притом избрание клиром и народом производилось вовсе не так, чтобы при нем епископ оставался одним орудием воли того и другого; клир и народ только свидетельствовали епископу о достоинстве избираемых лиц. Они могли приступать к избранию не иначе, как в присутствии епископа. Как не избираем был епископ для какой-либо епархии без поместного собора, так точно и прочие лица духовные не избираемы были без епархиального епископа. Даже при избрании этих лиц в древней церкви замечалось меньшее участие клира и народа, чем при избрании во епископа. В сем последнем случае бывало иногда и так, что ещё пред собранием окрестных епископов общественное мнение уже указывало на тех или других лиц, как достойных епископского сана, в силу чего клир и народ сами просили поместный собор рукоположить им избранных общим голосом. Между тем как избрание в прочие должности церковные клир и народ никогда не начинали без своего епископа, разве когда от сего последнего, по каким-либо особым обстоятельствам, даваемо им было право на то, или когда епископская кафедра оставалась праздною.Подробное и обстоятельное объяснение на то, как совершалось в древности избрание духовных лиц и как оно всегда должно совершаться, мы находим в 89 правиле Василия Великого, которое издано было вследствие чрезмерного и незаконного участия клириков в этом избрании. Василий Великий в послании к хорепископам злоупотребление своего времени касательно избрания духовных лиц описывает так: «ныне вы, то есть, хорепископы, во-первых, нас отвергше и не восхотев даже извещати нас, всю власть заключили в самих себе. Потом, вознерадев о сем деле, пресвитерам и диаконам позволили кого восхотят без испытания жизни их, но по пристрастию, происходящему или от родства, или от иного некоего содружества, недостойных вводити в церковь. От сего много служителей церкви числится в каждом селе, но нет никого достойного служения алтарю». Так как дело сие, по словам архиепископа кесарийского св. Василия, пришло наконец в состояние не исцелимое, то он решился восстановить отеческие правила в их прежней силе. В чем же состояли эти отеческие правила? «По обычаю, издревле водворившемуся в церквах Божиих, говорит св. Василий, служители церкви приемлемы были по испытании со всякою строгостью и все поведение их прилежно исследываемо было: не злоречивы ли они, не пьяницы ли, не склонны ли к ссорам, наставляют ли юность свою, да возмогут совершать святыню, без коей никто не узрит Господа; и сие испытывали пресвитеры и диаконы, с ними живущие, доносили о том хорепископам, а сии, приняв отзыв от свидетельствующих по истине и представив епископу, таким образом причисляли служителя к священному чину». Восстановляя эти древние правила, св. отец предписывает: «аще которые приняты пресвитерами после первого лета индикта, да извергнутся в число мирян. Да произведется же вами вновь испытание их, и аще суть достойны, да приимутся по вашему решению: очистите церковь, удаляя от ея служения недостойных. И впредь достойных испытуйте и принимайте, но не числите в клире, прежде нежели представите мне. Иначе же ведайте, яко принятый в церковнослужение без моего решения будет мирянином». Все дело, как видно из приведённого правила, касалось собственно избрания в низшие церковно-служительские должности. И на такое избрание св. отец, ссылаясь на древниё правила, не предоставляет права епархиальному духовенству, даже хорепископам; но требует производить его с ведома епископа, управляющего епархиею. Тем более не могло зависеть от воли епархиального клира избрание в должности священнослужительские, в силу древних правил, на которые ссылается св. отец. Что же касается до участия народа в таких избраниях, то св. Василий Великий в своём правиле не говорит о нем ни слова. Ясно, что это участие в древней церкви было делом только обычая, а не канонического правила. По мере того, как утрачивалась древняя чистота нравов в христианском обществе и время от времени усиливались еретические смуты, участие народа в избрании духовных лиц становилось опасным для благосостояния церкви; потому и было выводимо из обычая. Впрочем, есть свидетельства, что оно бывало и после времён Василия Великого. Так блажен Иероним утверждает, что в его время пресвитеры и прочий клир избирались как от епископов, так и от народа. Бл. Августин и св. Павлин посвящены были во пресвитеры устами народа. Сам Августин в поставлении священников более всего следовал согласию народа. Но все это были местные остатки древнего обычая – там, где не видели от него большой опасности. Что же касается до целой вселенской церкви, то она старалась своими постановлениями ограничивать и даже совсем выводить этот обычай. Такие постановления сначала появились на поместных соборах. Так собор Лаодикийский своим 13 правилом требовал: «да не будет позволяемо сборищу народа избирати имеющих произвестися во священство». Вселенские соборы потом подтвердили такие правила. Сохранилось только право, по которому основатели или покровители церквей могли сами избирать клириков к этим церквам. Такое право, как показывают законы Юстиниана, распространялось даже на наследников основателей или покровителей церквей. Однако жe и в этом случае избранные лица отсылаемы были к епископу для испытания, при чем он, если замечал в них недостоинство, мог и не соглашаться с таким избранием.Предоставляя одним епископам право избирать клириков, служащих в епархии, церковь для устранения незаконного произвола со стороны епископов требует только, чтобы это избрание не совершалось тайно, но чтобы состоящий при епископской кафедре совет пресвитеров дознавал о способностях и достоинстве лиц, готовящихся к церковным должностям, и представлял таких лиц к епископу для окончательного испытания. Кратко сказать, в решении этого дела церковь епископскому совету предоставляла голос только совещательный. Совершенно не устраняет церковь от этого дела и народ, но дозволяет ему при этом только свидетельствовать о достоинстве или недостоинстве лиц избираемых, что выражается во всенародном возглашении ἄξιος при посвящениях. Такой закон вселенской церкви ясно высказан в каноническом правиле Феофила александрийского: «о имеющих рукоположитися, говорится в 7 его правиле, сей да будет устав. Весь собор священнослужителей да согласится и да изберет, и тогда епископ да испытает избранного, и с согласием священства да совершит рукоположение среди церкви, в присутствии народа, и при возглашении епископа, аще может и народ свидетельствовати о нем. Тайно же да не бывает рукоположение».Одно из средств к усилению нравственного влияния приходских пастырей на народ224 // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 504–514.Известно, что самые первые провозвестники христианской истины, в видах нравственно-религиозного назидания своих слушателей, не уклонялись от суждения и разбирательства обыкновенных дел и поступков человеческих и с силою осуждали в них неправоту, доводя слушателей путём отрицания заблуждений и неправд житейских до более ясного сознания закона справедливости. А в практике отцов древней церкви духовный суд по делам мирским получил даже граждански-юридическую законность и имел чрезвычайно важное значение в деле проведения христианских начал и идей в общественно-бытовую и частно-домашнюю жизнь тогдашнего общества.Начало этого рода суда положено ещё в церкви первенствующей. Св. ап. Павел в послании к Коринфянам с укоризною говорил о том, что некоторые из христиан заводят тяжбы между собою и решения их ищут на суде внешнем – языческом. Он заповедовал, в случае неизбежных тяжб, по крайней мере искать суда между собою, в самом же обществе христиан, – избирать в посредники и примирители мудрых между братиями (1Кор.6:1–8). Лицами, решавшими эти распри и производившими суд, на которых указывал апостол, были по преимуществу пастыри церкви225.В IV в. изменились отношения христиан к обществу гражданскому, но духовенство и тогда не лишилось доверенности своей паствы и по-прежнему враждующие между собою обращались к нему за решением своих тяжб. Что утверждалось доселе только одним обычаем, то с IV в. приобретает уже определённую церковную и гражданскую законность. Известно, что на одном из поместных соборов (арелатском 314 г.) было постановлено, чтобы епископы наблюдали за образом действий всех правительственных лиц и, в случае нарушения законов, прибегали к оружию духовного суда226; а гражданским законом это право суда утверждено за духовенством при импер. Аркадие в 389 г.227 – Но оставшееся за духовенством право суда по делам мирским, сообразно с обстоятельствами, получало некоторые ограничения. Так в самом же IV в. никто не обязывался необходимо с гражданскими тяжбами обращаться к суду духовному; но если обе враждующие стороны добровольно избирали своим судьёю епископа, или же пресвитера, то должны были принять решение его, как окончательное, не подлежащее другому суду228. – Вообще же это право имело особенное значение там, где менее был благоустроен гражданский порядок, где общество христиан было ближе к положению первенствующей церкви среди язычников.Указания на действия суда духовных лиц по делам мирским мы находим у св. Григория Богослова229, Василия Великого230, св. Григория Нисского231, Златоуста232, св. Амвросия Медиоланского233. Но более всего таких свидетельств встречается у блаженного Августина епископа Иппонийского и Синезия епископа пентапольского. В Африке, естественно, чаще обращались к суду духовенства, чем в Константинополе или других городах востока и запада. Здесь сильнее было язычество и жизнь гражданская была менее развита, чем в странах, издавна просвещённых и более близких к средоточию гражданственности – главным городам империи. Замечательно, что и самый закон Аркадия касательно духовного суда в делах тяжебных дан был на имя правителя в Африке. Здесь, следовательно, возник и самый вопрос о правах духовного суда, допускаемых обычаем, вопрос, послуживший поводом к утверждению этих прав гражданским законом. В Африке же и церковный собор с своей стороны занимался решением вопросов касательно духовного суда над мирянами234. У блаженного Августина читаем, что его беспокоят целые толпы народа, неотступно прося суда по делам, и часто он не имеет времени, чтобы успокоиться и перевести дух (ne jam auspirare possumus). «Они не отходят от меня, пишет он, но неотступно требуют (суда) и толпятся около меня».Ограниченное в своём приложении к жизни местными потребностями и условиями жизни народной, право суда духовенства над мирянами стояло в зависимости и получало новые ограничения от личных свойств и образа жизни пастырей церкви, которых избирали судьями в делах тяжебных. – Так как обращение к суду духовенства предоставлялось на произвол тяжущихся, то естественно обращались с прошением суда и избирали себе в посредники тех из пастырей церкви, которые пользовались у всех равным уважением, которых жизнь и великие духовные дарования были всем известны. Так было, по крайней мере, в большей части случаев. К суду духовных прибегали, как к суду святых и рабов Божиих, возвещающих суд Божий, волю Господню. Св. Григорий Богослов в надгробном слове св. Василию Великому ставит в доказательство особенной благопопечительности великого пастыря о церкви и особенного доверия к нему со стороны пасомых то обстоятельство, что он нередко был избираем в судию в ссорах и тяжбах235. В похвалу блаженного Августина Поссидий описывает его деятельность в разрешении ссор и тяжб; особенное доверие к нему в подобных случаях он объясняет особенными заслугами его для паствы и его благочестием236.Сами же духовные не всегда принимали на себя дело суда над мирянами, признавая его временною, непрямою и не необходимою своею обязанностью, особенно, когда подобное занятие отвлекало их от других непременных их обязанностей и становилось причиною различных неудовольствий со стороны тех, которые искали у них суда. Блаженный Августин, известный своим особенным усердием в разборе тяжебных дел, сетовал на то, что занятия этими делами отнимают у него время от занятий духовных. «Поминайте нас в святых молитвах своих, писал он инокам: мы думаем, что они чище и действеннее наших, потому что наши молитвы часто возмущает мрак занятий по делам мирским. Мы не признаем их своими, но исполняем их на том основании, что Господь повелел нам (Мф.5:41) для тех, которые просят нас пройти с ними тысячу шагов, пройти и другие две стадии»237. Рассуждая о жизни иноческой и сравнивая с нею свою жизнь в мире и свои занятия по делам мирским, он говорил: «Господа Иисуса призываю во свидетели души своей. Что касается до моей личной пользы, то я более желал бы каждый день в известные часы, как это бывает в благоустроенных монастырях, делать что-либо своими руками, а прочие часы иметь свободными для чтения и молитвы, или для поучения в божественном писании, чем трудиться над разбором запутанных мирских дел»... «Но, далее говорит он, эти тяготы возложил на нас апостол и не по своей воле, но по воле Того, кто говорил в нем, хотя он сам, как мы видим из писания, не принимал на себя подобных дел. Впрочем, мы принимаем, на себя этот труд не без утешения Господня, – в надежде на жизнь вечную»238. Ещё сильнее высказался о трудности и даже неудобосовместимости занятия мирскими судебными делами с другими высшими обязанностями пастыря Синезий епископ пентапольский. «Трудно соединить, говорит он, занятия по делам гражданским со священством... Это две различные области жизни. Для занятий гражданских установлены гражданские начальники, а мы – для молитв. От них и от нас Бог требует различных родов служения. Зачем же отвлекают нас (от наших обязанностей)? Зачем хотят соединять то, что разделено Богом?.. Если нуждаешься в судии, иди к префекту города; если хочешь обрести помощь от Бога, иди к епископу. Созерцание – главное в жизни епископа, если он не напрасно носит это имя; а с ним не соединимо занятие мирскими делами... Я не осуждаю тех епископов, которые занимаются и мирскими делами. Но, судя по себе, удивляюсь тому, как, при занятии мирскими делами, они не оставляют и занятий духовных, божественных. Что до меня, то я не в силах служить двум господам... Если есть такие, которым занятие мирскими делами не приносит никакого ущерба, то они достойно могут быть служителями алтаря. Солнечный луч, хотя бы он касался грязи, остаётся чистым и неосквернённым. Но если это сделаю я, то буду иметь нужду в реках и морях (для очищения)239.Таким образом духовный суд по делам мирским не везде имел одинаковое приложение к жизни и значение. Сами духовные судьи – пастыри, как мы видели, иногда тяготились им, так как он из духовного, нравственного, свободного превратился в официальный, юридический и получил гражданское значение. Но, при всем том, там, где действовал он, имел благотворное влияние, особенно на общество малоразвитое, грубое, не вполне проникнутое духом христианства. – Всего яснее открывается это из того, как понимали обязанность судии пастыри церкви, как пользовались они правом суда для водворения в обществе мира и любви. Описание этого находим у блаженного Августина. – Он являлся к производству суда непосредственно после молитвы, как к делу, требовавшему от него подвига пастырской любви и пастырской защитительно-примирительной проповеди. Вот как описывает он образ действий своих на суде: «я выслушиваю их (тяжущихся) как отец, и, конечно, лучше, чем их собственный отец»240. Отеческие увещания его имели целью погасить дух неприязни в самом основании, искоренить причины вражды и на будущее время; разрешая распри, он заботился не столько о вещественном и вообще внешнем удовлетворении, сколько о нравственном просветлении и образовании тяжущихся и о развитии духа любви в обществе. «Я не преставал увещавать, говорит он, когда видел распри, доколе не успевал склонить враждующих к миру. Когда меня избирали в судии, я всегда старался восстановить согласие между враждующими»241. Виновные же в преступлениях, касавшихся вещественных выгод общественной и частной жизни, конечно, не входят сюда. Они должны были представить вещественное удовлетворение, по положению граж. закона. Но духовенство редко и ходатайствовало за них. Вот совет касательно этого у св. Амвросия Медиоланского: «in causis pecuniariis intervenire non est sacerdotis. Sacerdotis est nulli nocere, beneficere omnibus»242. В тех случаях, когда пастыри церкви помогали и виновным такого рода, они старались об удовлетворении обеих сторон и не нарушали выгод жизни общественной. «Что касается до виновных по долговым обязательствам, писал блаж. Августин в ответ Македонию, то долг остаётся неуплаченным только тогда, когда нам известно, что должник не может уплатить его. Иначе мы требуем его уплаты в последствии времени. Но если нет у него средств, то что пользы, если бы мы и выдали его суду (гражданскому)?.. Не требует ли человеколюбие здесь нашего посредничества»243? Нередко милосердие пастырей побуждало их даже самих делать взносы (в казну) за не имевших средств уплатить общественный долг, который не мог быть неуплаченным по требованию закона. А иногда, за неимением собственных средств, они обращались к общественной благотворительности, и граждане общими силами, по вызову пастырей, помогали несчастным беднякам. Вот как поступал сам блаж. Августин при подобных обстоятельствах. Некто Фасций прибёг под защиту церкви от преследований сборщиков податей. Епископ обратился ко всему обществу и во имя христианской любви просил сограждан помочь несчастному244. Объясняя намерения епископов при защите угнетаемых, прибегавших в церковь, Августин говорит: «ты смущён, поражён страхом, бледный бежишь в церковь, хочешь видеть пастыря, припадаешь к его ногам и говоришь: владыка! я погибаю, меня влекут в темницу: помилуй меня, спаси меня! И я спешу помочь твоей плоти, чтобы ты поспешил спасти твою душу»245.Так пастыри церкви решались защищать только тех, которые обещали нравственное исправление и подавали надежду лучшей жизни в будущем. И неважные преступления оставались, таким образом, без преследования со стороны закона, не в ущерб закону справедливости. Недостойные же помилования не могли пользоваться защитою пастырей церкви, тем более что таковые не оставались и без наказания церковного. Строгое взыскание и наказание суда внешнего пастыри церкви предваряли, а иногда и заменяли судом чисто-духовным – судом совести. Они словом кроткого обличения и вразумления не преставали возбуждать в обидчике искреннее раскаяние и сознание всей неправоты поступка, а в истце или обидимом такую же искреннюю готовность примириться во имя веры и святой любви, во имя самого Христа – Примирителя. И вдохновенное искреннею любовью к бедствующей братии слово их, обличая грубые привычки и страсти, дурные обычаи, поселявшие вражды, ссоры и раздоры, всегда почти приводило к покаянию и взаимному примирению. «Я не преставал увещевать, говорит блаж. Августин, когда видел распри, доколе не успевал склонить враждующих к миру». – Вместо законов человеческих, указывая на закон евангельский, вместо наказаний временных, угрожая наказаниями вечными, древние пастыри церкви на суде давали советы терпеливо переносить обиды, побуждая впрочем обидчика и к умеренному, посильному удовлетворению за причинённую обиду. И суд такого рода был не столько судом, сколько училищем высокой христианской нравственности. «Он делал это (т. е. производил суд), говорит Поссидий о бл. Августине, как надзиратель, поставленный от Господа над домом израилевым; поучая, увещевая со всем долготерпением, он требовал от тяжущихся благоговения, христианского смирения, кротости, любви и послушания вере246.Таким-то образом служители Бога мира и любви – пастыри древней церкви в качестве судей способствовали водворению среди общества духа мира и любви; таким путём они вводили в жизнь тогдашнего грубого, не проникнутого духом христианской истины, общества новые, благотворные христианские идеи: они принимали самое живое участие даже в обыденно-житейских нуждах народа, судили его житейские дела, подавали свой голос в вопросах касательно частного и общественного благоустройства. И в этом кругу мирско-судейской деятельности подвиги великих мужей древней церкви так же велики, как и в жизни собственно-церковной. Они первые, посредством духовного суда о житейских или мирских делах своих пасомых, стремились вносить в народное сознание и жизнь и способствовали к осуществлению на деле христианской идеи уважения личных прав и человеческого достоинства, на которой зиждется и на которой только и может прочно основаться общественное благо. И при этом, такая деятельность их, несмотря на всю широту свою, не выходила за пределы свойственного их сану и назначению нравственно-духовного влияния. Близость и искренность отношения их к бытовой жизни народа, живое участие в житейских его нуждах, служение в качестве духовных судей жизненным его интересам только ещё более усиливали это духовно-нравственное влияние древних пастырей на народ.В каком виде и как могут с пользою употреблять наши приходские пастыри испробованное древними отцами средство к усилению нравственного своего влияния на народ? Как удобнее они могут прилагать к делу духовный или нравственный суд о делах житейских при настоящих условиях нашей общественной жизни? – Решение этого вопроса – впереди.Новый взрыв борьбы между государством и римскою церковью в Германии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 514–519.Крайнее раздражение произвела энциклика и в самом правительстве. В ней правительство увидело факт такой важности, что князь Бисмарк отложил даже на время свою «усталость», оставил мысль об удалении от дел и принял борьбу в свои руки. Естественно, последовал ряд новых мер против непокорного духовенства, а отчасти предприняты меры и против самого папства.Первою из этих мер был законопроект о прекращении субсидий из государственной казны католическому духовенству. Он внесён был в сейм 4 марта и скоро принят значительным большинством голосов. Сущность этого закона состоит в следующем. Со дня обнародования закона прекращаются все выдачи из государственной казны, коими до сих пор пользовалось католическое духовенство в Пруссии. Мера эта распространяется на три архиепископства и девять епископств, входящих вполне в пределы прусской монархии, а также на части архиепископств пражского, ольмюцкого, фрейбургского и епископства майнцского, входящие в состав прусской территории. Под государственною субсидиею разумеются и особые церковные фонды, находящиеся в ведении казны. Выдачи возобновляются в пределах всей епархии, если находящееся во главе оной духовное лицо письменно обяжется соблюдать законы государства. Каждый священник или вообще лицо, получающее церковную субсидию, имеет право, независимо от своего духовного начальства, дать упомянутую подписку за себя лично, или иным образом выразить свою готовность подчиниться законам государства, и в таком случае для этого лица возобновляются следующие ему выдачи. Вместе с прекращением выдач от казны, прекращается и принудительное взыскание административным путём повинностей, установленных в пользу духовных лиц и учреждений католической церкви. Против лиц, нарушивших раз данное обещание подчиняться законам государства, возбуждается судебное преследование, и они приговариваются к лишению сана. Дела этого рода подлежат суду королевского трибунала по церковным делам, учреждённого на основании закона 12 мая 1873 года. – Мера эта лишит католическую церковь Пруссии суммы около 2700000 марок (около миллиона руб. сер.). И так как по закону прекращаются не только субсидии от казны, но и различные сборы в пользу католической церкви, производившиеся административным путём, то отныне католическая церковь Пруссии исключительным источником для своего материального существования будет иметь только добровольные приношения.Закон о прекращении государственных субсидий в пользу католической церкви мотивируется требованием прекратить пособие государства духовенству, не исполняющему законов этого государства, и чрез это отнять у духовенства некоторые средства сопротивления. «В этих видах, сказано в мотивах законопроекта, государство не только имеет право, но и обязанность прекратить свою материальную поддержку римско-католического духовенства, пока оно не возвратится к повиновению законам государства. Если бы государство продолжало воздерживаться от этой меры, его постиг бы тяжёлый упрёк в том, что оно само укрепляет своих противников в борьбе с ним. Этого упрёка государство в особенности не может не опасаться в настоящую минуту, когда обнародована папская булла от 5 февраля, в которой открыто, пред всем католическим миром, провозглашается недействительность упомянутых выше законов и все, до кого эти законы относятся, открыто призываются к неповиновению им».Прусское правительство, как кажется, рассчитывает на силу этой меры против непокорного духовенства, хотя князь Бисмарк и заявил в рейхстаге противное. Что касается ультрамонтанов и их печати, то они не придают новому стеснительному закону особенного значения. Сила этого закона для католической церкви и духовенства действительно ослабляется особенными условиями в положении этого духовенства. Оно довольно богато, чтобы не чувствовать значительного ущерба в лишении государственной субсидии меньше, чем на миллион талеров. Затем оно рассчитывает, и, конечно, не без основания, что эта потеря для него сторицею вознаградится усердными приношениями ревностных католиков, которые и прежде весьма часто предлагали большие суммы за штрафуемых епископов и священников. Наконец целибат, католического духовенства, его безсемейность и большая отрешённость от материальных условий естественно даёт ему возможность легче переносить всякие материальные лишения. Если штрафы и отрешения от должностей доселе не особенно сильно действовали на католическое духовенство, то тем менее отнятие субсидий может заставить это духовенство изменить своим убеждениям. Это высказывают и клерикальные органы немецкой печати. Вот что говорит Germania: «Для католиков не безразличен такой факт, как лишение сумм, идущих на содержание католической церкви, которые католики принуждены будут пополнять теперь собственными средствами, в той мере, какая необходима для покрытия нужд церкви. Что может быть грустнее того положения, при котором епископы, каноники и священники изгоняются из их жилищ и ставятся в необходимость, в преклонных летах, искать себе новых средств к существованию и привыкать к новому положению. Таковы материальные неудобства и тягости, к которым поведёт предлагаемый проект, если он получит силу закона, что не подлежит сомнению; но все же мы считаем этот закон незначительным, в сравнении с законами двух последних лет; новый закон не грозит по крайней мере тюремным заключением священникам, верным своей церкви. Цель его во всяком случае не будет достигнута; он повредит только материальным интересам, но не коснётся интересов духовных». Означенная газета видит в новой мере несомненный признак того, что правительство теперь окончательно сбилось с толку и вынуждено теперь к отступлению. Майские законы, по мнению этой газеты, оказались совершенно недействительными, и правительство, изыскивая более действительные средства, должно было бы избрать одно из двух: или шпицрутены или смертную казнь. «Вместо того, говорит Germania, оно снова прибегает к системе денежных штрафов, несмотря на то, что имело случай убедиться, как недействительно это средство и как мало принесло оно пользы на практике. Вследствие всего этого, мы не только не видим в законопроекте правительства чего-нибудь худшего в сравнении с тем, что уже существует, но даже считаем его безделицею в сравнении с майскими законами»247.Не ограничиваясь лишением государственных субсидий, правительство намерено, как кажется, особенно если вышеуказанная мера останется без значительных результатов, прибегнуть и к другим, ещё более сильным и решительным мерам. Так официальный орган прусского правительства «Северо-германская газета» полагает, что в виду папской энциклики от 5 февраля оказывается необходимым восстановление placetum regium, которое отменено было в Пруссии в 1841 г., т. е. необходимо восстановить правило, чтобы всякое церковное постановление, исходящее от католических властей, могло быть обнародовано в пределах государства и получало обязательную силу для католических подданных оного не прежде, как по изъявлении на то согласия правительства. Кроме того, все сношения прусских епископов с папским престолом происходили до 1841 года не иначе, как чрез посредство министра иностранных дел. С восстановлением этих правил, по замечанию официозного органа, будут установлены уголовные наказания епископам, которые дозволят себе сноситься с Римом непосредственно. Но самая важная мера, на которую указывает таже министерская газета, есть предположение о введении в Пруссии учреждения подобного английскому Testact'у для всех чиновников католического вероисповедания. В Англии до 1822 г. существовала для католиков особая «испытательная присяга» в том, что они отвергают власть папы в делах светских и обязываются во всем подчиняться законам государства, несмотря на противоречащие им предписания церкви. Без принесения такой присяги католик не допускался ни в члены парламента, ни на какую бы то ни было государственную должность. Есть мысль об установлении такой присяги и для прусских католиков.Прусское правительство, с целью сломить противодействие церковным законам, не упускает из виду и различных светских и духовных обществ и монашеских орденов, – всегда ревностных поборников папства и ультрамонтанских начал. Несколько лет назад был изгнан орден иезуитов, в прошлом году закрыто много католических обществ и союзов. В настоящее время идёт вопрос о применении закона об иезуитах и к другим орденам. Материалы о состоянии, правилах и деятельности орденов и конгрегаций, существующих в германской империи, собирались правительством с 1873 г., и в настоящее время все подобные сведения от германских правительств доставлены имперскому канцлеру и переданы им в особую юридическую комиссию. По газетным известиям вопрос о монашеских орденах снова энергически разрабатывается, и в следующую сессию Союзного Совета будет подвергнут обсуждению в смысле общего регулирования быта католических монашеских орденов в Германии.Князь Бисмарк, кроме того, придумывает средства поразить врага своего в самую голову и сердце – парализовать враждебные действия самого папы. В этих видах, как сообщают некоторые газеты, прусское правительство ведёт переговоры с итальянским о том, чтобы оно ограничило предоставленные папе гарантии свободы и независимости в его политике и сношениях с духовенством и католиками других европейских государств. Мера сильная, но едва ли удобоисполнимая... Сверх того, как обнаружилось, из процесса графа Арнама, князь Бисмарк давно уже предпринимал меры к тому, чтобы избрание преемника Пию IX подчинить контролю и утверждению западных государств, имея в виду при этом конечно возвести на римс. кафедру человека более уступчивого и сговорчивого, чем нынешний папа.Э-ский И., свящ. Книги для народного чтения // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 520–528.1) Библейские рассказы из книг священного писания ветхого и нового завета. Киев. 1875 г.2482) Избранные басни Крылова – с объяснениями и примечаниями. Для школ и дома. Киев. 1875 г.2493) Всего понемногу, ключ к собеседованию о полезных и любопытных предметах, с приложением статьи: «о народных предрассудках и суевериях», а также статьи – «почему и потому». 1875 г.2504) Об уходе за детьми дома и в школе. Киев. 1874 г.251Первые три книжки имеют общее название – «Народная Читальня». Под таким названием редакция пользующегося заслуженною известностью киевского народного календаря предприняла благовременный и очень полезный труд издавать книжки для народного чтения. Людям, близко стоящим к народу, в особенности же нашим сельским пастырям, хорошо известно, что наши крестьянские дети, получившие первоначальное образование в школе, по большей части забывают выученное, достигши зрелого возраста. Причина такого печального явления заключается главным образом в недостатке книг, по которым грамотный человек мог бы продолжать и пополнять своё школьное образование. Для этой цели за границей издаются дешёвые популярные учебники по разным отраслям знания, содержащие в кратких чертах изложение каждой науки. Таковы английские пенсовыя (копеечные) издания, составляемые в виде катехизисов или сокращённых изложений истин той или другой науки; таковы же французские книги Риона под заглавием «Добрые книги». Есть и у нас подобные издания, как, напр., издания «Общества распространения полезных книг»; издания «Учреждённой по Высочайшему повелению министром народного просвещения постоянной комиссии народных чтений»; издания московского комитета грамотности; народные чтения, изданные «Комиссиею педагогического музея в Соляном городке»; книги для народного чтения Н. фон-дер-Флита и А. Кочетова, и т. п. Но все эти издания – капля в море для читающей массы русского народонаселения, которое находит ещё интересным чтение сказочной дребедени московского лубочного издания. Редакции киевского народного календаря, близко знакомой вообще с положением книжного дела в нашем отечестве и в частности с народною литературою, пришла счастливая, добрая мысль восполнить ощутительный недостаток в книжках доступных для народа и по содержанию, и по цене. На первый раз она издаёт десяток таких народных книг, именно: 1) Библейские рассказы из книг священного писания ветхого и нового завета; 2) Избранные жития святых, изданные по методу, принятому в «Училище благочестия»; 3) Всего понемногу, или ключ к собеседованию о полезных и любопытных предметах, с приложением статьи: «о народных предрассудках и суевериях», а также статьи – «почему и потому»; 4) История древняя, или рассказы о жизни древних народов, с хронологическою таблицею; 5) История новая – с хронологическою таблицею; 6) Русская история в рассказах с хронологическою таблицею; 7) География всеобщая; 8) География русская; 9) Избранные места из русских классических писателей с объяснениями и примечаниями; 10) Избранные русские басни с объяснениями и примечаниями252.Нельзя не приветствовать от всей души такого полезного предприятия и не пожелать ему полного успеха. Одно оглавление предметов «Народной Читальни» показывает, что редактор-издатель названных книжек, не увлекаясь модными педагогическими теориями, верно понимает, какого содержания должны быть книги для народного чтения, что любит читать наш народ. Если только содержание имеющих войти в состав «Народной Читальни» книжек будет вполне соответствовать оглавлению их, то первый десяток книг даст и полезный, и разнообразный материал для чтения. В настоящее время вышли три книжки – «Библейские рассказы», «Избранные басни Крылова», «Всего понемногу», о них-то и хотим сказать несколько слов.1) В выборе предметов для библейских рассказов составитель их придерживался известных картин Шрейбера, которые по содержанию безукоризненны и, представляя в себе из священного писания только-то, что может быть совершенно доступным и удобным предметом рассказа, в то же время дают возможность читающему ознакомиться с главнейшими лицами и событиями библейскими. Не можем не заметить впрочем, что составителю «библейских рассказов», в рассказе «Изшествие израильтян из Египта», следовало бы обратить внимание на установление праздника Пасхи, а к рассказам из новозаветной истории дополнить несколько притчей, напр. «о сеятеле и семени», «о талантах», «о мытаре и фарисее», «о немилосердом заимодавце», и кроме того учение Господа нашего Иисуса Христа «о кончине мира и страшном суде».По изложению своему «библейские рассказы» вполне хороши. Удерживая библейский и евангельский тон и характер речи, они как нельзя более просты, ясны и потому удобопонятны, так что одинаково доступны и дитяти, обучающемуся в школе, и грамотному простолюдину.С внешней стороны издание очень удовлетворительно, и, судя по объёму, книжка очень дешева; книжка почти в 8-мь листов продаётся за 10 коп. Это редкое явление в русской книжной торговле. В конце книжки очень кстати приложена и карта Палестины.2) Говорить об образовательном значении басен вообще и в частности – значении басен И. А. Крылова для образования ума, здравого смысла и воли целых поколений русских людей, находим излишним. В настоящем случае считаем нужным заметить только, что выбор басен и некоторые пояснения и примечания к ним в рассматриваемой книжке сделаны удачно. В начале всего приложено жизнеописание нашего незабвенного баснописца И. А. Крылова. В каждой басне слова непонятные объяснены в подстрочных примечаниях, даже некоторые и по-малороссийски, что не лишено основания, так как, несомненно, книжка будет читаться и в малороссийских семьях. При этом в некоторых местах указаны и случай, и побуждения, по которым составлена басня. Хорошо также, что в конце каждой басни нравоучение напечатано курсивом; это важно в педагогическом отношении, потому что волей-неволей напрашивается на большее внимание читающего и располагает его к думе.3) «Всего понемногу» – это занимательная, полезная энциклопедия, заключающая в себе краткие, отрывочные, в алфавитном порядке изложенные по всем отраслям знания, сведения. Здесь даются понятия о Боге, видимом мире, человеке, животных, растениях, об астрономии, математике, физике и химии, гигиене и медицине, о мифологии, или науке о баснословных языческих божествах; кроме того собрано довольно полезных сведений о предрассудках, заблуждениях и суевериях, и в заключение всего предложен ряд коротких, ясных ответов на живые, интересные вопросы из области физических явлений, встречающихся на каждом шагу жизни человека.В выборе предметов той или другой области знания составитель видимо приспособлялся к положению и потребностям читающей массы; так, напр., в статье «человек» он даёт точные определения об отвлечённых понятиях: о душе, совести, обязанности, праве, истине, справедливости, законе гражданском и нравственном, собственности, и т. п. Выяснение этих понятий совершенно уместно и необходимо в народной энциклопедии. Или, напр., в статье «животные» сообщаются сведения о тех из них, о которых наш народ или совсем ничего не знает, или же имеет понятия неверные, как то: о ките, змеях, летучей мыши, ночных птицах, рыси, хамелеоне, и т. п.В рассмотрении и изложении предметов той или другой области знания соблюдена требуемая существом дела возможная краткость, но с тем вместе все рассматривается основательно и по возможности всесторонне. Краткие изложения и определения в такой книжке очень уместны, – они располагают к мысли и легко усвояются памятью. Хорошо также, что при объяснении некоторых предметов делаются указания на поверия и суеверия народные, – напр. на стр. 12, 13, 14 и 21-й. Говоря о ночных птицах, составитель упоминает о сове, при чем делает замечание, что «совершенно неосновательно народное поверие, будто крик совы предвещает смерть кого-либо из близких. Такому нелепому верованию могло подать повод только то обстоятельство, что у сов отлично развито обоняние, при помощи которого они далеко слышат запах трупов и, побуждаемые голодом, издают печальные крики». Говоря о луне, составитель делает такое замечание: «Ей несправедливо приписывали пагубное влияние на растения и человеческую жизнь. Это верование, вероятно, произошло от того, что весною в лунные апрельские ночи земля охлаждается гораздо скорее, так что нередко под утро появляется иней, гибельно действующий на молодые растения».Но особенно нам представляются уместными в такой книжке, как народная энциклопедия, и нравятся последние две статьи, именно – «о предрассудках, заблуждениях и суевериях» и «почему и потому». В этих статьях составитель удовлетворяет самой насущной потребности, стараясь рассеять в массе народной мрак невежества и неразлучного с ним суеверия, унаследованного нами от наших предков. Такие статьи должны особенно интересовать наших сельских пастырей-просветителей и учителей народа, – и на эти-то статьи мы обращаем преимущественное внимание сих последних.Внимательное рассмотрение всех трёх названных книжек позволяет нам сказать, что и по внутреннему содержанию, и по внешней своей стороне, т. е. чистоте, аккуратности издания, дешевизне, редкой в нашей русской книжной торговле, они вполне удовлетворительны. Начало положено доброе, – а доброе начало, по верной пословице, ручается и за хороший конец. От души желаем этого редакции киевского народного календаря в предпринятом ею нелёгком, но полезном труде, за который несомненно будут благодарны и читающий народ, и учители его – как школьные, так и духовные.1) Вопрос об уходе за детьми дома и в школе – один из самых живых вопросов нашего времени не только у нас на Руси, но и в других государствах Европы. Статистика несомненно доказала, что в России на тысячу рождающихся детей четверть умирает до году, и почти половина – не достигнув пяти лет, так что один из двух родившихся гибнет в первые пять лет жизни. Чадолюбивые родители причину смерти детей своих хотят видеть исключительно в воле Божией. Бесспорно, что без воли Божией не упадёт ни один волос с головы нашей, и тем более не может угаснуть начинающая – молодая жизнь. По дети умирают главным образом потому, что родители по небрежности и невежеству нарушают самые основные правила ухода за ними. По крайней мере это несомненно доказано в тех странах, в которых в последнее время обращено внимание на улучшение ухода за детьми; – там смертность этих последних с каждым годом быстро уменьшается. Так в Англии, с улучшением санитарных условий, смертность детей уменьшилась почти на половину. Ещё очевиднее эта истина подтверждается примером рабочих домов в Англии. До 1852 года в лондонских рабочих домах из 24 родившихся 23 умирало прежде достижения одного года. Долго думали, что такая поразительная смертность – зло неотвратимое; но когда изданы были строгие правила относительно ухода за детьми, то в первый же год число умирающих детей уменьшилось с 2600 на 450. Таким образом оказалось, что 2150 человек ежегодно умирали по небрежности в уходе за детьми. Мы – русские грешим в этом отношении, т. е. против здоровья детей, едва ли не более, чем иноземные народы. У нас ещё доселе многие думают, что уход за детьми, как дело обыкновенное, не требует никаких особенных знаний, и что всякая безграмотная деревенская баба сумеет вырастить ребёнка. У нас ещё доселе есть защитники той системы воспитания, которая известна под именем системы закаливанья детей, т. е. приучения их с первых дней жизни к перенесению быстрых и сильных перемен температуры и к возможно лёгкой одежде. Спорить с людьми таких взглядов на дело воспитания не позволяют нам пределы нашей заметки; считаем достаточным напомнить им, что только одна треть крестьянских детей, обыкновенно воспитываемых согласно с указанными взглядами, и именно только самые сильные от природы, достигают совершеннолетия.Дело очевидное, что есть настоятельная потребность принять меры к вразумлению нашего простого народа в деле ухода за детьми. Такими мерами, между прочим, могут служить: живая – устная речь пастыря-проповедника и книжное слово. Вот подлежащая нашему разбору книжка одна из тех, которую пастыри могли бы рекомендовать народу для чтения, в дополнение к своим устным наставлениям. Позволяем себе даже сказать, что и сами пастыри не без интереса и пользы прочтут предлагаемые в этой небольшой книжке дельные и целесообразные заметки. Составитель книжки обратил внимание на самые существенные, в деле ухода за детьми, вопросы. Он, во 1-х, исчисляет те легко устранимые погрешности, какие допускаются нами при положении женщины во время беременности, при кормлении новорожденного, при уходе за ним и дальнейшем физическом и нравственном воспитании его и дома, и в школе. Во 2-х, предлагает советы, как нужно ухаживать за детьми, чтобы предохранить их от опасных болезней. В 3-х, даёт ответ на вопрос, чем и как нужно кормить детей, чтобы они были здоровы. В 4-х, отвечает на вопрос, как нужно наблюдать за детьми, чтобы они не приобретали в детстве никаких дурных привычек. В 5-х, наконец, предлагает советы относительно попечения о здоровье детей в школе.Советы по всем указанным вопросам в большинстве своём легко применимы к делу и для выполнения потребуют не денежных затрат, а единственно внимания к делу, желания освободиться от множества предрассудков и заблуждений в деле воспитания детей. Написаны они языком простым и удобопонятным. По цене своей очень доступны; пять копеек за 2 ¼ печатных листа – цена редкая у нас.Свящ. И. Э-скийОбъявление // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 16. С. 528.Вышла в свет книга поде названием: Очерк истории русской церковной проповеди. Цена 60 копеек. С требованиями обращаться к автору её, преподавателю одесской духовной семинарии Н. В. Катаеву.№ 17. Апреля 27-гоСлово в неделю св. жён мироносиц // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 17. С. 529–534.Св. мироносицы, прославлению которых посвящён настоящий день, первые удостоились слышать от ангела Господня благовестие о воскресении Христовом и видеть Воскресшего за то, что более других учеников Христовых показали к Нему усердия и любви, как во время жизни, так особенно во время и после Его страданий.Все ученики Иисуса Христа оставили Его от страха, когда Он был взят руками беззаконных и представлен на суд нечестивых, и только один из них следовал за Ним издалеча; только один проводил Его до креста, с Материю Его, но и тот от креста же удалился в свой дом. Но Мария Магдалина, Мария Иаковля, Саломия, Иоанна и другие св. жены, служившие Господу имением своим во время земной Его жизни, не оставили Его и в страданиях, послужили Ему и по смерти. Они безбоязненно следовали за божественным Страдальцем до креста, и там на Голгофе не боялись явно проливать о Нем слезы, среди неистовствовавшего народа, и не отходили от креста до самой смерти и положения во гроб Жизнодавца. Все апостолы, после смерти Христовой, укрылись в заключённом доме и пребывали в нем безысходно страха ради иудейского, а робкие и слабые жены зело заутра, когда ещё не рассеялся мрак ночи, поспешили на гроб Христов воздать возлюбленному Учителю последний долг своего усердия. Их не смутила темнота ночи, их не устрашила римская стража и злоба иудеев, которые в желании св. мироносиц послужить Господу, без сомнения, видели бы намерение взять Его тело и не оставили бы их без преследования. Св. жены мироносицы не знают, кто отвалит им камень от двери гроба, который отвалить они сами были не в силах, – как войдут они во гроб, на котором положена печать; но никакие препятствия не останавливают их на пути, не уничтожают решимости, не охлаждают усердия, не погашают огня любви божественной в их сердцах, любящих Господа Иисуса. Вот истинная любовь, которая не думает о трудах, не жалеет пожертвований, не боится опасностей, не знает преград!Если желаем ублажить ублажённых уже Господом и ублажаемых св. церковью св. жён мироносиц, – а мы для сего и собрались ныне в Божий храм, – то поревнуем их любви к Распятому за грехи наши и Восставшему за оправдание наше. Ибо для святых лучшая от нас похвала – наше подражание их жизни, – самая приятная им жертва от нас – видеть нас, меньших их братьев, идущих тем же путём, которым сами они шли и достигли обителей Отца небесного.Итак, подражая св. жёнам мироносицам, возлюбим Господа нашего Иисуса Христа всею крепостью наших сил, паче всего и прежде всего, больше отца и матери, и детей, и больше, чем себя самих. Ибо Он Творец, Промыслитель и Спаситель наш, пострадавший и умерший на кресте нашего ради спасения. Он жизнь нашей жизни и источник всех благ временных и вечных. Ибо любовь к Богу – первая заповедь, основание и совершение всего закона христианского, первая и последняя ступень в лествице духовного совершенства, и самое совершенство; без искренней же любви к Богу никакая добродетель не имеет цены и все подвиги Богу неугодны. «Если я имею дар пророчества, свидетельствует св. апостол, знаю все тайны, имею все познания, и всю веру, так что могу и горы преставлять, но не имею любви, то я ничто. И если раздам все имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, то и сие ни к чему мне не послужить». А любовь Божия сия есть: да веруем во единого Бога в трёх лицах покланяемого и славимого и да заповеди Его соблюдаем. Аще любите мя, говорит Сам Спаситель наш, заповеди моя соблюдите. – Имеяй заповеди моя, и соблюдали их, той есть любяй мя. Иже аще соблюдает слово его по истине, в сем любы Божия совершенна есть. А любовь Божия сия есть: да не любим мира, и всего, что от мира – всякого греха, всякой нечистоты; ибо кто любит мир, в том нет любви отчей, говорит возлюбленный ученик Христов; кто предаётся греху – обольщению ума, страстному влечению нечистого сердца, вожделению плоти, кто творит дела противные закону Божию, тот раб греха, тот сын диавола и враг Божий бывает.То несомненно, что заповедь Божия широка зело, а природа наша, сильная во зле, слаба и бессильна на доброе дело; верно и то, что труды, пожертвования, самоотвержение, беды и озлобления неизбежны в исполнении закона Христова. Царствие Божие нудится и с усилием достигается, говорит Сам Царь сего царства. И св. апостол – свидетельствует, что все, хотящие жить благочестиво, бывают гонимы. Но, бр. мои, разве есть хотя одно доброе дело, исполнение которого нам не стоило бы никакого труда? Разве возможна искренняя благодарность без пожертвований, любовь без самоотвержения, служение Богу без вражды ожесточённой со стороны врагов Божиих – плоти, мира и диавола? Как без посева жатвы не бывает, так без спасительных трудов и скорбей на земле не может быть награды на небе. И можно ли думать о трудах, страшиться пожертвований там, где дело идёт о вечном спасении нашем?.. Если мы не думаем об усилиях, когда выполняем часто безрассудные и всегда для души бесполезные требования житейских приличий и обычаев людских, дабы быть людям угодными; если не боимся трудов, когда гоняемся за небывалым в мире счастием, не жалеем пота и крови, чтобы добыть хлеб для себя и семейства, умножить скорогибнущее богатство, заслужить почёт, добиться похвалы от людей то не безрассудно ли страшиться трудов и пожертвований, ведущих к тому, чтобы жить, как живут на небе ангелы и святые угодники-други Божии, – трудов, которые уготовляют нам вечное счастие на небе, за которые мы удостоимся чести и славы не от людей, а от Самого Господа Бога. Всякое дело, за которое берёшься в первый раз, неприятно и трудно; но чем более входишь в это дело, привыкаешь к нему, тем оно делается легче и наконец становится приятным, так что и расстаться с ним не хочется. Так точно и путь заповедей Господних труден только в начале, когда человек делает первые опыты в благочестивой жизни, и потому не чувствует в них ничего, кроме тяжести первых усилий, когда не даёт времени благодати Божией подавить ощущение оных утешением и небесною сладостью, коими она впоследствии напояет душу, любящую Господа. Верно слово, говорящее, что иго Христово благо и бремя заповедей Его легко, и только кажется нам тяжким потому, что мы неохотно его носим, не привыкли к нему, не полюбили его. Добродетель дело святое, нужно начать это дело охотно, чтобы почувствовать его сладость; нужно полюбить его всею душою, дабы сердцем ощутить те высшие небесные услаждения, которые неведомы миру и которые только деятельная любовь христианская может дать человеку. Испытай и узнаешь....Итак, христианин, возлюбленный брат мой о Христе, не бойся трудов на пути христианской жизни, не страшись пожертвований, когда приступаешь работати Господеви. Докажи любовь свою к Господу, возлюбившему пас даже до смерти, не словом только, ниже языком, но делом и истиною. Кто говорит, что он знает Бога и любит Его, по не исполняет св. Его заповедей и не свидетельствует своей любви к Искупителю и Спасителю нашему пожертвованиями и самоотвержением, усилием и трудами в подвигах благочестия христианского; в том истины нет, его любовь в одних только словах, он не знает Господа и не любит Его. Только тот, кто имеет мои заповеди и соблюдает их, и только тот один любит меня; а кто словес моих не соблюдает, тот не любит меня, говорить Сам Иисус Христос. Посему аще любите мя, заповеди моя соблюдите; аще заповеди моя соблюдете, пребудете в любви моей: якоже аз заповеди Отца моего соблюдох, и пребываю в его любви.Подражая св. жёнам мироносицам, возлюбим Господа Бога нашего такою любовью, чтобы никто и ничто не могло отлучить нас от любви Божией: ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни голод, ни опасность, ни смерть; тогда и Господь милосердый возлюбит нас, помилует, спасёт и введёт в блаженные обители Отца небесного, идеже вси праведнии пребывают. Аминь.Собеседования священника с беcпоповцем // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 17. С. 534–539.I-е.Священник. – Здравствуй, В. Н.! – Что не ходишь в храм-то Божий? Ведь ты венчан в православной церкви.Раскольник – Ну – было время, ходил я и в вашу церковь, а теперь не желаю, молюсь дома, как мне Бог помогает.Свящ. – Знаешь ли, что говорит св. Златоуст? – «Молиться можно и дома, но молиться так, как в церкви, – невозможно. Ибо здесь есть нечто большее, как-то: единодушие, согласие, союз любви, молитвы священников. Для того и предстоят священники, чтобы молитвы народа, будучи слабее, соединяясь с их молитвами, восходили на небо»253.Раск. – Да, было время, когда священники именно были таковыми, что с ними должно было молиться, а ныне таковых священников не стало, и в вашей церкви священники – уже не священники; потому мы и молиться с ними не желаем, и никаких треб от них не принимаем; ныне лучше нам спасаться одним, без всяких священников.Свящ. Без священников спастись невозможно, без них погибель вечная, как говорит святый же Златоуст: «Без хиротонисанных священников нет возможности спастись, – возможности войти в царство небесное»254. – Каким образом без посредства их (священников) возможет кто-нибудь избежать огня геенского»255?Раск. – Это говорил Златоуст о прежнем времени, а не о нынешнем; ныне нет на земле истинного священства, которое св. отец считает необходимым, ныне пришло время, говорю, спасаться без священников.Свящ. – Неправду ты говоришь, будто св. отец священство считал необходимым только для прежнего времени, а не для нынешнего, и что, так как будто ныне нет истинного священства, то явилась возможность спастись и без священства. Нет, Златоуст как для прежнего, так и для нынешнего времени равно необходимым считает священство; потому что святые таинства необходимы не для некоторого только времени, но для всех времён; а св. таинства не иначе могут быть совершаемы, как только чрез священников, о чем св. отец ясно и определённо выразился: «Без священников нет ни крещения, ни миропомазания, ни причащения тела и крови Христовых, ни разрешения грехов, ни честного брака, ни благословения Божия»256. И значит, без священства как прежде нельзя было, так и ныне никому невозможно спастись.Раск. – А как же спасались без священников древние святые в пустынях, особенно же во время гонений?Свящ. – Хотя некоторые святые действительно жили и спасались в пустынях одни, без священников, особенно во время гонений; но это не потому, чтобы они удалялись священников, а потому, что ради спасения души не хотели возвращаться в мир, где живут священники; но они все-таки сообщались с священниками, как, наприм., Мария египетская, принявшая святое причащение от священника Зосимы. А вы ведь живете не в пустыни, а между православными священниками, и между тем не хотите и знать священников, не принимаете от них ни таинств, ни служб.Раск. – Ну-мы, верно, станем обходиться без ваших священников; какие службы можно нам самим совершать, те мы и совершаем, – наприм., крещение, исповедь, брак, утрени, вечерни, часы, молебны и панихиды; а какие нельзя, за те мы и не берёмся, и пребываем без них по крайней своей нужде.Свящ. – Да хоть вы и совершаете эти службы, но они для вас, без законных священников, не спасительны: повторяю тебе прежде приведённые слова Златоуста, что «без хиротонисанных священников нет ни крещения, ни разрешения грехов, ни честного брака, ни благословения Божия».Раск. – Конечно, было бы грешно, когда бы кто, имея своих законных священников, начал сам, помимо их, и крестить, и исповедывать, и все другие службы совершать; но совсем другое дело, когда все это мы совершаем, говорю, по крайней нужде, не имея священника: почему же наши службы не спасительны? Крещение дозволено правилами совершать мирянину; исповедь во грехах, по слову ап. Иакова, можно приносить и друг другу; брак сама церковь основывает на взаимном согласия жениха и невесты, и прочие службы церковные, наприм., утрени и вечерни, никогда не запрещалось мирянам самим совершать в своих домах, как делали и все подвижники, удалявшиеся в пустыни. Что же, нам одним только все это не спасительно?Свящ. – Повторяю тебе, что у вас нет священников не по крайней нужде, а потому, что сами вы не хотите иметь их; значит, и крещение, и все другие церковные службы вы совершаете без священников не по крайней нужде, а по одному своему самовольству, потому что не хотите повиноваться установлениям Христовым и заповедям св. церкви.Раск. – Нет, кажется, мы нисколько не идём против уставов св. церкви. Что же, разве, наприм., неправда, что крещение дозволено совершать мирянину?Свящ. – Дозволено, но в каком случае? Когда никак нельзя успеть к священнику для крещения умирающего без св. крещения, а в другом ни в каком случае не дозволено, как видно из книги православного исповедания: «Крещение не подобает быти от иного кого, токмо от законного иерея; но во время коея нужды может творити тайну сию и мирское лице, мужа или жены»257. Между тем о крещении, совершаемом мирянами помимо священников, без всякой нужды, самовольно, вот что говорит св. Симеон солунский: «Крещаемые» таким образом «некрещени суть: никтоже бо не имеяй дает, и ничтоже кто емлет от неимущего»258.Раск. – Ну – а о исповеди не ясно ли сказано апостолом Иаковом, что ее мы можем приносить друг другу без священников: исповедайте друг другу согрешения ваши?Свящ, – Странно, как это вы будто не знаете, что в ваших же книгах эти слова св. апостола понимаются не о исповеди пред мирянином, а о исповеди пред священником. Наприм., Малый Катихизис учит: «По заповеди апостольской: исповедайте друг другу согрешения, исповедаться никому иному имамы, точию пред теми, иже имут силу разрешати, т. е. пред священниками»259. И иосифский Потребник говорит: «Иже не суть священницы иноцы, паче же неискусны, приемлющии же неких помышления, и связующий и решающий, да знают, яко не по правости сие творят и ни во что же есть»260.Раск. – Мы это знаем; но ведь это сказано, как выше я говорил, о том времени, когда ещё были законные священники, помимо которых и запрещалось мирянам без всякой нужды принимать исповедь от кающихся; а ныне нет законных священников: к кому же обращаться нам с исповедью, как не друг ко другу? Чего уже нельзя самим нам совершать, того мы и не совершаем, наприм., – таинств миропомазания, причащения, священства и елея: это дело священства; а прочее можно по нужде совершать и нам мирянам. Почему незаконен и не спасителен будет, наприм., брак наш, когда он заключается у нас по взаимному согласию жениха и невесты благословением родительским и чтением молитв? – Не так ли и у вас он совершается? Да и в ветхом завете брак также совершался, в доме родительском самими родителями, как, наприм., читаем в библии о браке Товии с Саррой.Свящ. – Ты все одно толкуешь, что нет ныне законных священников, и что ныне можно и мирянам совершать не только церковные службы, но и некоторые тайны. Удивительно, как вы не страшитесь брать на себя то, что принадлежит одним только священникам! Если, по-вашему, нет ныне законных священников, то без них не должно быть и этих служб, которые могут быть совершаемы одними только священниками, – особенно таинства крещения, покаяния и брака. Да и прочие церковные службы никем не должны быть совершаемы, кроме священников. Ведь если у нас миряне и прочитывают церковные службы по домам своим, или как совершали их подвижники в пустынях, то ведь это делалось и делается по благословению церкви и представителей её, священником; но вы совершаете это вопреки православной церкви и – потому, что не хотите и знать православных священников. Но вот суд св. церкви о таком дерзком вашем самовольстве: «Аще непосвященнии венчают, службы творят; тогда венцы их не венцы и крещение не крещение: понеже единым священником Бог власть сию дарова и строение св. таин вручи»261.Раск. – У какой церкви и у каких священников просить нам благословения на совершение служб, когда со времён Никона церковь на земле прекратилась, истинного священства нет и все службы церковные изменились? по необходимости мы довольствуемся уже тем, что сами можем совершить для спасения своей души.Свящ. – Кто вам сказал, будто церковь Христова с своим священством и истинными службами прекратилась? Не сами ли вы придумали это, чтобы самовольничать и таким об. губить свои души? В следующий раз я постараюсь показать тебе, что вы прельщаетесь.Обрядовые особенности в богослужении древней новгородской церкви // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 17. С. 540–550.Христианский храм с своим торжественным богослужением был для наших предков самым лучшим училищем веры. Всюду на Руси христианская жизнь начиналась устроением храма и выражалась главным образом в построении многочисленных храмов. Вся сумма религиозного сознания древне-русского человека, весь запас его религиозных познаний вынесен был из храма, был почерпнут из книг, употребляемых во храме. В священных изображениях храма и в богослужении христианская вера выразилась видимо, в образах и действиях, которые доступны разумению ума младенчествующего. Русский народ, принимая христианство, стоял на низкой ступени духовного развития; воспитанный в грубых понятиях языческой религии, он не мог возвыситься до понимания тех глубоких, отвлечённых истин, какие предлагались ему новою спасительною верою. Посему-то в начале христианской жизни религиозные помыслы наших предков были направлены главным образом на те стороны христианской веры, которые выразились видимо, воплотившись в конкретных образах. Не задаваясь отвлечёнными, богословскими вопросами, какими волновалась, например, греческая церковь, наши предки сосредоточили своё религиозное внимание на храме и на видимой, обрядовой стороне богослужения. Они старались определить со всею точностью обрядовый чин христианского богослужения, хотели установить все частности и подробности видимой стороны каждого священнодействия. Самые незначительные формы богослужебного чина, если не были определены в чинопоследовании, возбуждали вопросы и недоумения. Кирик, иеромонах новгородского антониева монастыря (XII в.), спрашивал своего владыку даже о том, сколько свечей должно ставить над кутьёю за здравие и над кутьёю за упокой и дозволительно ли полагать просфору на кутью262.К несчастию, тогдашние богослужебные чинопоследования не имели той строгой определённости и того единообразия, какие мы находим в наших нынешних служебниках. В наших древних служебниках (ХII–ХIV вв.) многое не писалось, иное писалось сокращённо, полуфразами или начальными словами. Действия, например, священнослужащего не определялись подробно; краткие молитвенные возглашения или вовсе опускались, или писались только начальными словами; целый отдел службы, или целая часть священнодействия, как, например, проскомидия, отмечалась в служебнике одним лишь словом263. Притом чинопоследование одной и той же службы в различных служебниках определялось различно. Даже важнейшая часть христианского богослужения, литургия не имела однообразного и точно определённого изложения. Известно, что литургия нашей православной церкви, оставаясь неизменною в своём существенном составе, прошла от времён апостольских несколько периодов изменений, прежде чем приняла тог единообразный и определённый вид, какой она имеет ныне. В греческой церкви чин литургии получил окончательное определение только в XIV веке при константинопольском патриархе Филофее. Русская церковь, получая из Греции и от соплеменных ей славянских церквей богослужебные книги, естественно, не могла иметь в первое время определённого, однообразного чина литургии. Даже хранители уставов, монастыри, стоявшие на ближайшем расстоянии один от другого, совершали литургию по различным служебникам. В новгородском антониевом монастыре совершали литургию по служебнику основателя монастыря; в хутынском монастыре следовали служебнику Варлаама, – а этот служебник имел отличия от служебника Антония римлянина. Все эти местные особенности богослужения отчасти внесены к нам служебниками Греции и других православных славянских церквей264, отчасти образовались у нас на Руси, вследствие неопределённости и неполноты изложения богослужебных чинопоследований. Многое в изложении наших древних чинопоследований изменила рука необразованного древнерусского переписчика. В самом начале христианства дело списывания книг велось у нас исправно. Уважение к церковно-богослужебным книгам было так велико, что почиталось за грех нечаянно наступить ногою на исписанный лоскут пергамина265. Набожный переписчик вменял себе в великий грех невольно вкравшуюся ошибку и просил за неё прощения у Бога и у людей266. С течением времени, когда увеличилась потребность в богослужебных книгах, списывание книг обратилось в ремесло и потеряло в глазах переписчиков своё высокое значение. Вместо прежних благоговейных надписей, стали появляться на богослужебных книгах надписи пустые, в роде следующих: «Охо, охо, охо дремлетмися!»267. Поспешность, с какою стали вести своё дело переписчики книг по ремеслу, неизбежно повредила исправности книг и благолепию богослужения. Книги, часто употребляемые при богослужении, стали писать сокращённо, предоставляя памяти чтеца воспроизводить недописанное. До нашего времени сохранилась одна из богослужебных Псалтирей XIII–ХIV в.; она была написана так, что чтец, не знающий псалмов на память, не мог прочитать по ней ни одного стиха: средина каждого стиха опущена и, для облегчения памяти читающего, отмечены только начальные и заключительные слова стихов268. Не говорим уже о таких погрешностях наших древних переписчиков, как неправильное изменение падежных и глагольных окончаний, неудачная замена одних слов другими, или явная описка и т. п. Все эти погрешности замечаются уже в древнейших наших рукописях; они прошли чрез все века нашего богослужения и достались в виде печального наследия от предков нашему расколу269.Исторические судьбы нашего богослужения имеют глубокий интерес как для пастыря церкви, так и для каждого верующего сына православной церкви. В настоящей статье мы намерены познакомить читателя с обрядовыми особенностями богослужения древней новгородской церкви. Провидение хранило древний Новгород и его святыни от опустошительных набегов, каким подвергался древний Киев. Оттого в книгохранилищах древнего Новгорода сохранилось большее число древних рукописей, чем в книгохранилищах южной Руси. По этим-то уцелевшим памятникам мы и воспроизведём те особенности богослужения, которыми древние чинопоследования заметно отличаются от нынешних.Обрядовые особенности при совершении таинств крещения и миропомазанияВ первые века христианства на Руси пастырям церкви надлежало иметь самое бдительное наблюдение за тем, чтобы каждый член паствы был крещен по православному обряду. Многие из наших предков крестились, по примеру равноапостольного князя Владимира, охотно, и «с любовию»; другие же приняли крещение только «из страха к повелевшему»; а иные, узнавши о проповедниках христианства, посланных великим князем, убегали из городов и селений в степи и в леса270. Так было при первоначальном введении и распространении христианства на Руси; тоже самое повторялось, по крайней мере в некоторых местностях христианской Руси, чрез несколько веков после принятия христианства при Владимире. В XII веке среди новгородского общества находились ещё такие христиане, которые не заботились о том, чтобы дети их были своевременно крещены, отчего некоторые умирали непрощёнными, а иные, достигнув зрелого возраста, сами не знали, были ли они крещены, или нет. Низший класс народа так ещё мало был предан православной вере, что женщины из простого народа безразлично приносили своих детей на молитву и для крещения к православному священнику и к «попу варяжскому»271. Вот почему наша церковь обязывала пастырей строго следить за тем, чтобы каждый член паствы был крещён. «Если дитя умрёт некрещённым по нерадению родителей или священника, говорит церковное постановление, то вменять это им как душегубство, и назначать три лета поста»272.В первые века христианства на Руси часто приходилось совершать крещение над взрослыми, а в Новгороде, принимавшем у себя «гостей» со всех концов тогдашнего торгового мира, могли вступать в православную веру люди различных вер и национальностей. Если таинство крещения принимал взрослый, то он, по правилам первенствующей церкви, был оглашаем в течении нескольких дней. Время оглашения для болгарина, половца и чудина (чухонца) продолжалось сорок дней, для славянина же только восемь дней. В течении этих дней оглашенные постились и каждый день слушали литургию оглашенных; после литургии над ними каждодневно прочитывали четыре особые молитвы, каждую по десяти раз. Для малого дитяти оглашение совершалось пред самым крещением, хотя церковь почитала за лучшее оглашать дитя в течении нескольких дней. Набожные родители свято исполняли обряд оглашения над детьми и отлагали крещение их до сорокового дня. Так родители пр. Феодосия печерского принесли своего сына к священнику в осьмой день, «да имя нарекут, якоже есть обычай верным Христианом, а в сороковый день крещением того освятиша»273.После оглашения над лицом, готовящимся ко крещению, совершался особый, ныне отменённый, обряд помазания елеем. Обряд этот состоял в том, что все тело крещаемаго было помазываемо елеем с произношением слов: мажется раб Божий маслом радости во имя Отца, и Сына, и Св. Духа. Помазание тела крещаемаго елеем мог совершить диакон и даже причетник. Так по крайней мере этот обряд определяется в служебнике пр. Сергия радонежского: крещаемый «помазуеться диаконом, или инем служителем некоторым по всему телу». В одних служебниках обряд помазания елеем было положено совершать пред крещением, а в других после крещения274. Вероятно, вследствие этого-то разногласия и этой неопределённости служебников, некоторые священники смешали обряд помазания елеем с таинством миропомазания. В пределах новгородской епархии священники вливали св. миро в елей и этим составом после крещения помазывали все тело новоокрещенного. Отцы Владимирского собора (1274), узнавши об этом обычае, постановили, чтобы помазание елеем было совершаемо особо от миропомазания пред совершением таинства крещения275. Однако это соборное определение не вошло во всеобщее употребление: в служебнике пр. Сергия обряд помазания елеем положено совершать после крещения и миропомазания пред надеванием «куколя» на новоокрещенного.Таинство крещения совершалось обычно, чрез троекратное погружение крещаемаго в воду. Впрочем в пределах новгородской епархии с давних пор укоренился обычай совершать крещение чрез обливание. Хотя отцы Владимирского собора строго обличали этот обычай и постановили, чтобы «боле да не обливают никого же, но да погружают»; однако в псковской области обливание удержалось и после собора 1274 года, благодаря близкому соседству Пскова с латинством. Самое погружение крещаемаго в воду определено было совершать таким образом: «священник пред тем, как погружать крещаемаго в воде, должен завить себе руки, чтобы не замочить облачения; на воде должен сотворить, по порядку, три креста; крещаемаго младенца должен обратить лицом к себе и потом совершать самое крещение чрез троекратное погружение крещаемаго в воду»276. Отрицание от сатаны, бываемое при крещении, совершалось иначе, чем ныне: крещаемый или его восприемники воздвигали руки горе и произносили пять раз: нетуть твоего зла, ни что же скрыто у мене, ни где же не держю, ни таю277. В служебнике пр. Сергия чин отрицания от сатаны изложен в следующих выражениях: Отрицаешься ли сатаны? – Отрицаюся. – Всех дел его? – Отрицаюся. – И всея службы, его? – Отрицаюся. – И всех аггел его? – Отрицаюся. – И всего студа его? – Отрицаюся. – Эта формула пятикратного отрицания повторялась трижды от начала до конца.Св. миром помазывали у крещаемаго чело, ноздри, уши, уста, сердце и правую руку на ладони. Отцы Владимирского собора повелели помазывать у крещаемаго чело, очи, уши, ноздри и уста. После миропомазания на главу новоокрещенного надевался куколь – шапочка, «сошвенная из камочки червлены, или синей крашенины», с тремя вышитыми на ней крестами. При надевании куколя произносились слова: одевается раб Божий в куколь незлобия, и читалась особая молитва, называемая молитвою первого венчания, как самый куколь назывался венцем278. Эта одежда не снималась с новоокрещенного в течении осьми дней. Во все эти восемь дней он должен был присутствовать при богослужении и приобщаться св. тайн. Во храм в эти дни новоокрещенный входил с горящими свечами; во время литургии, когда был великий выход, его предносили, или, если он был взрослый, сам шёл впереди св. даров с горящими свечами; с зажжёнными свечами он уходил и из храма после литургии. В осьмой день куколь, или «венец» снимался священником с головы новоокрещенного, причём читалась разрешительная молитва, и самое действие называлось «разрешением крещаемаго». Этот торжественный обряд тяготил некоторых родителей и они приходили просить священников, чтобы он разрешил крещённое дитя ранее осьмаго дня. Но церковь старалась удержать этот отряд и привить его к народной жизни. «Если бы кто, говорит церковное постановление, сказал священнику: разреши скорее, чтобы больное дитя так не умерло; ты отвечай: да разве худо стать в таком виде пред Господом, нося Христову печать неповрежденною»279. Когда этот обряд вышел из употребления в церковной практике, мы не знаем; но чинопоследование этого обряда мы находим в служебниках XIV–XVI в.Чин принятия в православие католикаЧин присоединения к православной вере латинянина состоял из оглашения, миропомазания, ношения куколя в течении осьми дней и обряда разрешения. «Если кто-либо из крещенных в латинскую веру, говорит церковное определение, захочет присоединиться к нам: пусть ходит в церковь семь дней; а ты сперва нареки ему имя, потом совершай над ним четыре молитвы на день, повторяя каждую по десяти раз; мяса же и молока не давай ему, как оглашенному. В осьмой день пусть вымоется и придет к тебе, а ты сотвори ему молитвы по обычаю, облеки его в чистыя одежды, или пусть сам облечется, надень на него христианские ризы и венец (куколь): тогда помажь его св. миром и дай ему свечу. На литургии дашь ему причастие и так держи его, как и новокрещенного, если можно, до осьмаго дня. А в тот день отнюдь не разрешай его, но смотри, каков будет человек»280.Обрядовые особенности при совершении обручения и таинства бракаВ 1136 году в великом Новгороде произошло неприятное столкновение между новгородским князем Святославом Ольговичем и владыкою св. Софии Нифонтом. Князь хотел сблизиться с новгородцами путём брачных уз, но Нифонт, говорить летописец, не веньца его. Наши историки, основываясь на неточном выражении летописцев, думают, что в старину князей и богатых бояр венчали сами епископы281. На самом же деле епископ принимал только незначительное участие в обручении брачущихся, а самого таинства брака не совершал. Обряд обручения, в котором принимал участие епископ и который поэтому несправедливо назывался у наших летописцев «венчанием от епископа», состоял в следующем. Брачущиеся приходили по окончании литургии во храм и становились пред царскими вратами. Епископ также приходил во храм и становился в алтаре пред св. престолом; ему подавали два перстня, один золотой, а другой железный; он полагал оба перстня на престоле, железный направо, а золотой налево; потом, помолившись, брал с престола перстни в десную руку и трижды осенял – «крестил» ими брачущихся. Этим и окончивалось участие епископа в совершении обручения. Диакон говорил ектению, по окончании которой священник читал обручальную молитву и, получивши от епископа перстни, надевал золотой на руку жениха, а железный на руку невесты; брачущиеся сами менялись перстнями, и священник, соединив их правые руки, выводил из храма. Если же брачущиеся хотели венчаться тотчас после обручения, то священник обводил их по всему храму, причём пред брачущимися предносили кадильницу и шествие их сопровождалось пением 123 псалма. После хождения по храму, брачущиеся становились пред царскими вратами, священник ставил «на трапезе потир с преждеосвященными дарами, стькляницу полну вина и веньца два» и затем начиналось совершение самого таинства. По совершении таинства брака, брачущиеся приобщались тела и крови Христовых и выпивали сткляницу вина, которая отдавалась священником кому-нибудь из участвовавших в свадебном поезде, чтобы её потом разбили282. Отцы Владимирского собора постановили, чтобы брачущиеся приобщались св. таин пред совершением брака: без причащения, говорит соборное правило, да не крутят никогоже.В. Новый взрыв борьбы между государством и римскою церковью в Германии // Руководство для сельских пастырей. 1875. Т. 1. № 17. С. 550–556.Из сказанного прежде283 очевидно, что правительство прусское также не думает о примирении с папою и выдвигает новыt орудия брани, готовит новые удары католической церкви. Если мы припомним весь ряд мероприятий прусского правительства в отношении к католической церкви, то увидим строгую систему, которой нельзя отказать в чисто-немецкой логичности и всесторонности. Основная идея этой системы – устранить церковь от влияния на жизнь общественную и всю сферу церковной деятельности подчинить контролю государства. Первым условием влияния духовенства в жизни общественной было то, что в его ведении были народные школы, образование народа: правительство прусское ещё в 1872 г. отняло народную школу из рук духовенства. Другим условием зависимости каждого человека от церкви было то, что авторитетом церкви и духовенства освящались главнейшие моменты человеческой жизни: рождение, брак и смерть. Правительство ввело гражданский брак и право ведения всех метрических записей передало гражданским чиновникам, вследствие чего крещение и венчание сделались необязательными. Далее, так как в руках духовенства оставались все-таки могущественный средства влияния на народ – проповедь, исповедь и пастырская деятельность, то, для ослабления силы церкви с этой стороны, является ряд мер, направленных к приготовлению священников в известном направлении, учреждается строгий государственный контроль за образовательными учреждениями духовенства, а потом издаются законы относительно избрания и назначения лиц на церковные должности с ведома и разрешения гражданской власти. Здесь правительство окончательно парализует самостоятельность церкви и частнейшими постановлениями обращает духовенство в безусловных чиновников государства, подобно духовенству протестантскому. Так как значение церковных принципов в жизни общественной и сила церкви поддерживается в католическом мире, с одной стороны, многочисленными монашескими орденами, а с другой, также многочисленными светскими религиозными обществами и союзами: то правительство налагает руку и на эти учреждения и, при дальнейшем развитии своей беспощадной антицерковной системы, вероятно, уничтожит все эти монашеские и светские религиозные общества. Но дух, животворящий тело католической церкви, живёт в Риме; кормчий корабля стоит далеко от непосредственного круга власти германской империи: князь Бисмарк хочет однако же призвать к своему суду, подчинить себе и своей политике и главу католического мира, заставив его изменить тысячелетним правилам и преданиям.В истории католицизма не новы все эти удары, поражающие теперь католическую церковь в Пруссии. В разные эпохи и в разных государствах католическая церковь испытывала все эти и даже более сильные невзгоды. Но проходили годы, наступали другие времена, выходили на сцену другие деятели, – и корабль св. Петра, как говорят папы, выходил из подобных бурь и треволнений цел и невредим в своём внутреннем строе, хотя и терпел некоторые внешние повреждения. Этот вековой опыт не заставляет ли думать, что и современные усилия Бисмарка также не сокрушат твердыни папства и католической церкви в Пруссии, как не сокрушили её Иосиф II в Австрии и революция во Франции в прошлом столетии? К сожалению, обстоятельства современной церковной борьбы не дают права дать положительный, успокоительный для католической церкви, ответ на этот вопрос. Прежде оппозиция церкви и духовенству на западе или не соединялась с оппозициею самому христианству, с неверием и индеферентизмом, или, если и соединялась, то в обществе, несмотря на антихристианские тенденции предводителей революции, было сильно религиозное начало, и оно, подавляемое на время, в последствии снова заявляло свою силу и вызывало реакцию против антирелигиозного и антицерковного духа революции. В настоящее время гораздо менее можно рассчитывать на силу этого религиозного элемента в обществе. Рационализм и неверие господствуют в огромном большинстве образованных классов; низшие классы, с своей стороны, проникнуты индеферентизмом или практическим материализмом. Либералы и радикалы в высшем обществе и служат главными пособниками князя Бисмарка в проведении его антицерковных законопроектов, а индеферентизм ослабляет силу оппозиции. Это-то отсутствие в обществе твёрдого религиозного элемента и внушает прискорбные опасения в настоящей борьбе, заставляя страшиться за дело не католической только церкви, но за дело религии вообще.Мы высказывали уже пред нашими читателями наш взгляд на эту прискорбную борьбу. Не одобряя притязаний католического духовенства и папства, сознавая некоторую ненормальность в положении католической церкви в Пруссии, мы вместе с тем указывали на те крайности и несообразности, какие допущены майскими церковными законами, нарушающими и каноны церкви, и свободу совести. Суровые меры прусского правительства более и более склоняют общественное мнение некатолических стран в пользу угнетаемой католической церкви, хотя эти страны не имеют основания и побуждения сочувствовать принципам католицизма. В нашей печати не только духовная журналистика, но и некоторые светские органы, не оставляющие без внимания религиозных интересов, положительно высказываются в настоящей борьбе в пользу католической церкви. Особенно сильный голос в этом направлении заявлен со стороны наших прежних знаменитых славянофилов, всегда отличавшихся особенною глубиною и цельностью понимания исторических событий. Разумеем появившееся в конце прошлого года исследование Ив. С. Аксакова о Тютчеве. Излагая воззрения Тютчева, его биограф комментирует их своими собственными размышлениями, и как взгляд Тютчева, так и самого И. С. Аксакова представляют глубоко-истинное понимание настоящей борьбы, имеющей громадное значение для дела религии вообще. «Торжество Пруссии, говорит Тютчев, значит торжество протестантизма, ставшего синонимом рационализма, падение папства, угнетение совестей в интересе безверия, религиозное преследование во имя цивилизации. В первый раз ещё, после долгих времён, гражданская власть заходит так далеко в явной войне с христианским принципом или с церковью. Чувствуется, что под предлогом борьбы с такими направлениями, как ультрамонтанизм и иезуитизм, кроется на самом дне этой борьбы присутствие элемента антихристианского, и с изумлением спрашиваешь себя: откуда он»? Отвечая на этот вопрос, что причина зла коренится в последнем слове философии-обоготворении человека, в возведении человеческой воли в нечто абсолютное, в верховный и безусловный закон, что этот принцип проявляется в политических партиях и в политике правительств, Тютчев продолжает: «это просто-на-просто возврат христианской цивилизации к римскому Варварству и в этом отношении князь Бисмарк не столько восстановитель германской империи, сколько восстановитель преданий империи римской. Отсюда этот характер варварства, которым запечатлены приёмы последней войны, что-то систематически беспощадное, что ужаснуло мир. Вот этот-то элемент, который в древнем Риме был так-сказать личным врагом Христа, этот-то элемент, по мере того, как он более и более станет овладевать политикою современных европейских государств, он-то и поселит в них, даже без их ведома, личную враждебность к христианской церкви, и в особенности к католической. Ибо между законом Христовым и абсолютизмом человеческой воли немыслима мирная сделка... Происходящая в Германии борьба может достигнуть последствий неизмеримой важности для всего мира. Потому-что, вводя в жизнь европейского общества окончательное порабощение христианской совести, эта борьба может повести Европу к состоянию варварства, не имеющего ничего себе подобного в истории мира, и в котором найдут себе оправдание всяческие иные угнетения. Вот те размышления, которые, казалось бы, чтение о том, что делается в Германии, должно вызывать в каждом мыслящем человеке, помимо тех пошлостей и общих мест, которыми усложняется эта борьба (как, напр., ненависть к иезуитам и проч.) и которые только отводят внимание общественного мнения от серьёзных опасностей, – а опасностей ещё много, помимо тех, на которые указывают партии. Во всяком случае, следовало бы не допускать князя Бисмарка до превращения Пия IX в последнего представителя независимости человеческой мысли, и отвратить от неё, во что бы то ни стало, возможность капитуляции в роде седанской»...К этим сильным словам И. С. Аксаков присоединяет столь же веские собственные соображения в таком же направлении. Объем статьи не позволяет нам, к сожалению, делать из него подробных выписок. По его мнению, принцип государственного насилия против церкви есть необходимый результат рационализма германских философов; но так как человеку никогда не удастся искоренить из своей души христианский критериум, идеал высшей нравственности, истины и свободы, то за подавлением христианской свободы и стеснением церкви необходимо последует анархия, торжество революции, победа тех радикалов и демократов, с которыми теперь пока в союзе князь Бисмарк в своей войне против церкви. «Это возведение в апофеоз древне-римского, бездушного и потому безнравственного государственного начала, говорит И. С. Аксаков, – это узаконение и освящение насилия, этот милитаризм, как венец современного гражданского развития, этот принцип германской империи, оказывающий своё вредное влияние и на другие государства, может пользоваться только временным, хотя бы более или менее долгим успехом: антихристианское начало, овладев душою и совестью людей, не замедлит свергнуть с себя и это иго государственного авторитета, – и логический разум, не останавливаясь в своей работе, логическим же путём отрицания, приведёт общество к анархии»... «Все движение современной истории европейского запада может быть обозначено тремя крайними пунктами тяготения или тремя терминами, определяющими смысл трех главных современных направлений общественного духа. Это: римский папа – с его светскою властию и догматом непогрешимости, – единственное пока убежище и оплот христианского церковного элемента на западе, осужденного «для спасения души» кривить душою и лукавить умом. Бисмарк – пришествие языческого, государственного начала в силе и во власти со всеми вышеуказанными атрибутами. Парижская коммуна – неминуемый жребий и неизбежный предел антихристианского революционного принципа и отрицательной деятельности логического разума, в их последовательном развитии».Тревожные опасения пагубных результатов этой борьбы для дела религии вообще высказываются и в английской печати. Орган английского епископального духовенства «Church Review», говоря о последствиях новых прусских церковных законов замечает: «Пройдёт ещё двадцать лет, и в религиозном состоянии Пруссии произойдёт замечательная перемена; возмужает и выступит на сцену молодое поколение образованных и цивилизованных язычников». То же самое пишет берлинский корреспондент газеты «Times». Он указывает на весьма важный факт, что со времени передачи метрических записей в руки гражданских властей в Берлине из 100 браков только 25 прибегли к церковному благословению, а из 100 новорожденных только 30 получили крещение. Останавливаясь на этом факте, действительно страшном, корреспондент предсказывает «постепенное объязычение протестантского населения Германии», и именно, и прежде всего протестантского, потому что римские католики пока ещё борются с новыми законами284. Факт этот лучше всего объясняет значение церковной политики Пруссии; но вместе с тем, в частности, он очень назидателен и для тех, которые ведение метрических записей хотели бы отдать в руки гражданских чиновников...В.* * *Примечания1См. «Голос» 1874 г. № 328.2Особенно во время распространения унии.3Смот. Нов. Скриж. Ч. IV. Последование малого освящения воды.4Исторический обзор песнописцев, стр. 263.5См. № 1-й.6См. разбор слова Ипполита на Богоявл. в «Рук. д. с. п.» за 1873 и 1874 г.7Амвр. о таинств. кн. 1, гл. 5.8О крещении христ. в библ. отц. т. 3, стр. 371.9Письмо о Пасхе.11Письмо 17 к Яннуар.12О крещении.13Церк. иерарх. гл. 2, стр. 255.14Апост. пост. кн. VII, глав. 45.15Тертул. о крещ. г. 4.16Бесед. 27, в библ. отц., т. 10, стр. 175.17Август. о крещ. кн. 3, гл. 10.19Троп. 5 песни 2-го кан. на Богоявление.20Троп. 7 песн. кан. 2-го21От 109 до 119 года по Р. X.22Апост. пост. кн. VIII, гл. 29.23Из Германий чрез Польшу обычай этот перешёл и в Россию; но у нас он не настолько распространён, как в Германии: ёлку устрояют у нас только в городах и притом в семействах людей достаточных, простой-же народ не знает этого обычая.24Христ. наук. бл. Августина, част. IV, стр. 243 (в русск. пер. Киев 1835 г.).25Христ. чтен. 1874 г., т. II, стр. 116–132.26Твор. св. Тихона ворон., т. V, стр. 108 (С.-Пб. 1826 г.).27Твор. св. Тихона воронежс., т. V, стр. 85.28Творен. св. Тихон. ворон., т. VI, стр. 382.29Творен. св. Тих. воронежс., т. V, стр. 41–42, 44–45, 57, 60.30«Московские Ведомости», № 255. 1874 г.31«Московские Ведомости», № 255. 1874г.32«Московские Ведомости», № 255. 1874 г.33«Семья и Школа», 1874 г., август.34«Московские Ведомости», № 255. 1874 г.35«Киевлянин», № 125. 1874 г.36«Екатеринославские Епархиальные Ведомости», № 15, август 1873 г.37Цена 1 руб., с пересылкою 1 руб. 25 коп.381 поучение, вступительное.39XXII поучение о св. таинстве покаяния (окончание)40И поучение о православ. христ. вере вообще.41См. № 3.42Твор. св. Тихона ворон., т. V, стр. 109–116.43Твор. св. Тихона ворон., т. V, стр. 116.44Твор. св. Тихона ворон., т. V. стр. 133.45Твор. св. Тихона ворон., т. V, стр. 120.46Твор. св. Тихона ворон., т. V, стр. 206.47Твор. св. Тихона ворон., т. V, стр. 135.48Твор. св. Тихона ворон., т, V, стр. 173–175, 179.49Твор. св. Тихона ворон., т. V, стр. 188–190.50Твор. св. Тихона ворон., т. VI, стр. 340 и след.51Творен. св. Тихона ворон., т. V, стр. 148–149.52Творен. св. Тихона ворон., т. IV, стр. 284.53См. № 3-й.54«Отечественные Записки», 1874 г., сентябрь, – статья гр. Л. Толстого «О народном образовании».55Там-же.56«Московские Ведомости», № 255, 1874 г.57«Неделя», 42, 1874 г.58«Русский Вестник», 1874 г., сентябрь, – статья. К. Н. Цветкова: «Новые идеи в нашей народной школе».59«Киевлянин», № 121, 1874 г.60«Киевлянин», № 125, 1874 г.61См. № 2-й.62Bingham. Antiq. eccles. vol. X, p. 172. Allat. De hebdom. Graecor. §1, 1401.63ἡ ὑπαπαντὴ ἔλαβεν ἀργὴν ἑορτάζεσϑαι, ἥτις οὐκ ἔστιν ἐναρίϑμιος ταῖς δεσποτικαῖς ἑορταῖς.64Lib. IV contr. Donat.65Пост. апост. кн. VII, гл. 48.66№ 23-й 1874 г.67Перепечатываем это, исполненное отеческой заботливости и любви, наставление в тех видах, что подобные указываемому случаи розни не только раскольников, но и единоверцев с православными возможны и в других приходах. Ред.68См. № 4-й.69«Отеч. Зап.» Сентябрь 1874 г.70Повести и рассказы из народного быта Казака Луганского были в своё время известны читающей публике. Толковый словарь живого великорусского языка – плод двадцатилетних занятий составляет приобретение русской науки.71Г. Мельников известен по преимуществу как отличный знаток русского раскола. «Старые годы» его, печатавшиеся в пятидесятых годах в «Современнике», памятны многим. Последний длинный роман его: «В лесах», взятый из раскольнического быта и печатающийся в «Р. Вестнике», возбуждает особенно серьёзный интерес в людях, которые интересуются внутренним строем жизни наших раскольников.72В управлении петербургского градоначальства всех книжек сборных ежегодно свидетельствуется до 580. В 1869 г. было крестьян 208, мещан 76, отставных солдат 15. Из них монахинь и послушниц 99, монахов 13 (в том числе 1 архимандрит), священников 3 и 1 чиновница. В богатой купеческой Москве число это, по всей вероятности, значительно более.73См. № 4-й.74Слово К. Транквилиона на новый год 1-го сентября.75Акты Западной России, т. IV, № 45.76Акты Западной Рос., № 27; Собрание грам. и актов г. Вильны и др., № 13; Памят., издав. времен. Киев. Ком., т. 1, № 5 и 13.77Описание киево-печерской лавры, стр. 143; Опис. киевософийского собора, стр. 172.78Пам. Киев. Ком., т. 1-й, отд. 1, № 32.79История Малороссии Маркевича. Т. 1-й, стр. 61.80Фринос Смотрицкого, т. 1-й, стр. 18.81Отеч. Зап. 1862 г., кн. 2, стр. 565; Труды Киев. Дух. Академии за 1870 г. Август, 107 стр.82Акты Запад. России, т. IV., № 45.83Акты Западной России, т. IV, № 149.84Прав. обозрение 1861 г. Май, 115 стр.85Собр. древн. грам. и актов города Вильны и др., ч. II, № 13.86Предисловие к учит. еванг. Кирилла и надгробное слово Смотрицкого Карповичу.87Hortulus Reginae sive sermones, Meffreth, ч. II, стр. 521–525.88Ibidem, стр. 168.89Hortulus Reginae, Mef., ч. III, стр. 122, sermo 39.90См. № 6-й.91По последнему официальному отчёту г. обер-покурора св. синода всех раскольников в Россия насчитывается до 11 миллионов; но на самом деле их гораздо более.92В каждой книжке Братского Слова первый отдел будет именно занимать но менее половины, т. е. 8–10 печатных листов, с особым счётом страниц, так-что в годовом издании журнала отдел сей будет составлять целый том 35–40 печатных листов; а два другие отдела, каждый с особым-же счётом страниц, составят второй том, объёмом также 35–40 печатных листов.93См. № 7-й.94Чит. Пр. Об. 1874 г., мес. авг., ст. «Нравственные условия материального благосостояния», в которой очень обстоятельно и рельефно очерчено нравственное состояние современного общества.95Творен. св. Тихона т. IV, стр. 285.96См. № 7-й.97Ibid., ч. III, стр. 130, слово на день св.. Григория.98Ibid., ч. II, стр. 74, sermo 10.99Ibid., ч. II, стр. 519, sermo 96.100Hortulus Reginae, слово 1-е и 3-е во 2-ю нед. по 50-це; ч. II, стр. 261–278.101Hist. wymowy, Mecherzinski, т. I, стр. 283.102Таково, напр., слово его в 20-ю неделю по пятидесятнице, ч. II. 519 стр.103Hortulus Reg., т. I, стр. 57.104Hort. Reg. Meffreth, ч. II, стр. 520.105Meffreth, т. 1. стр. 97.106Такова, напр., книга: «Autoritates Aristotelis, Senecae, Boëtii, Platonis, Apuleji», et cet. Anno 1503.107Полное заглавие этого сочинения таково: Gesta Romanorum cum applicationibus moralisatis et misticis de virtutibus et sitiis, uno cum pluribus exemplis quibusquunque concionatoribus perquam necessariis ac longe utilissimis. Сюда также относятся книги: Speculum exemplorum, или собрание примеров Ликосфена и Эразма роттердамского; Polyantea, seu opus suavissimis sententiarum floribus exornatum и др. см. Труды Киев. Д. Акад. за 1866 г. Январь, 89 стр.108Lentz. Geschichte der christlichen Homiletik, т. I, стр. 424–427.109Полное заглавие этой книги таково: Hortus pastorum, in quo vera doctrina fidei et morum pro concionibus, catechismo, controversiis et casibus conscientiae continetur. Iacobo Marchontio, 1672 an. 2 издание 1698 anno. Coloniae Agripinae.110Hortus past. pag. 328.111Ibidem, pag. 152.112В нашей библии в вышеозначенных главах нет не только таких слов, но даже и мысли подобной нет.113Hist. wymowy w Polsce, Mecherzinski, т. I, стр. 284.114По газетным известиям, присоединения эти продолжаются и теперь. «Москов. ведом.» № 33-й 1875 г.115См. «Голос», № 16-й 1875 г., корр. из Белы.116Цена каждому выпуску 20 к. Продаётся в книжном магазине С. П. Литова в Киеве.117См. Очерк Церк. Истории И. Г. Куртца в переводе на русский язык, стран. 212.118Голубинский, Краткий очерк истории православн. церквей, стр. 652.119Славою в Сербии называется празднование памяти какого- либо святого, печатаемого патроном или целого селения или целого рода или семьи. Отдельные лица могут праздновать свой имендан (день тезоименитства), но роды и семьи празднуют славу, – память святых, в день коих, по преданию, предки их приняли крещение. Так нынешний митрополит Сербии Михаил празднует свой имендан 8 ноября, а славу 6 декабря.120См. Голубинский, История правосл. церквей, стр. 653.121См. № 8.122Цена 1-й части Очерка церк. ист. 1 р. 25 к. с пересылкою. Продаётся в книжном магазине С. И. Литова, в Киеве.123См. «Руководство для сельск. паст.» 1874 г., № 47.124Церков. история Ф. Гассе. Т. 1, стр. 41, 45.125См. № 8-й.126Hist. wymowy w Polsce, Mecherzinski, т. III, стр. 253–257; Pismenitstwo Polskie, Maciowskego, т. III, стр. 747–750; Труды киевск. дух. акад. за 1870 г. Апр.127Обычай дарить друг друга подарками в день нового года называется у поляков «колендой».128Mecherzinski, т. III, 253 стр.129Ibidem, т. II, 647 стр.130Mecherzinski, т. III, стр. 39.131Слово Deiren – поле Деир, проповедник по созвучию переменил в Duren, что по-польски значит дурак.132Mecherzinski, т. III, стр. 39.133Hist. wym. Mecherzinski, т. III. стр. 39.134Homiletika Ноlowinskego, стр. 480.135Hist. wym. Mecherzinski, т. III, стр. 40.136Ibidem, стр. 317.137Hist. wym. Mecherzinski, т. III, стр. 48.138Мехержинский, т. III, стр. 46.139Hist. literat. Polskiey, стр. 370.140Mecherzinski, т. III. 248.141Труды киевск. духовн. академии за 1861 г. Апр. 438 стр., примечание.142Киев, Аскоченского, т. I, стр. 141; Ист. киев. дух. акад., 56 и 57 стр.143См. № 6-й.144Сказано 12 ноября 1874 года, в селе Косяках калуж. епархии.145Треб., чип. на освящ. храм., молит. по утвер. трап.146Цена книги 75 коп. сер. С требованиями следует обращаться в редакцию Харьковских епархиальных ведомостей и к редактору оных протоиерею Иоанну Чижевскому. На пересылку прилагается за один фунт по расстоянию. Вместо мелочи можно высылать и марками в простых письмах.147История иерархий Амвросия. 1, 1. Макар. Ист. р. церкви. 1, 25. Евген. Оп. к. софийского собора, 245. Филар. Ист. р. церкви. 1-й пер., 100 и 101.148Полное собрание русских летописей, т. IX, стр. 65.149Степенная книга, т. 1, стр. 152.150Степенная книга, т. 1, стр. 145, 146, 147 и т. д.151Полное собр. русск. летописей, т. IV, стр. 175.152Макария история р. церкви, 1 т., стр. 21.153Описание киево-софийского собора Евгения, стр. 64; Макария история русской церкви, т. 1, стр. 20.154Филарета история рус. церкви, 1, 101.155Там-же.156Полное собрание русских летописей, т. 1, стр. 89.157Макария ист. р. церкви, т. 2, стр. 9.158Чтения в императорском обществе истории и древностей российских 1858 г. Кн. 4. Статья г. Максимовича: «О древней епархии переяславской».159Полное собрание русских летописей, т. IX, стр. 65.160Полное собрание русских летописей, т. 1, стр. 52.161Сказание о населённых местностях киевской губернии Похилевича, стр. 24.162История России Соловьёва, т. 1, стр. 15.163Сказание о населённых местностях киевской губернии Похилевича.164История Соловьева, 1, 15; Бест-Рюмин, русская история, 1872 г., 1, стр. 147.165Прибавление к Киевским епархиальным ведомостям за 1861 г., стр. 8.166Макария ист. р. церкви, 1, 25; Евгения описание киево-софийского собора, стр. 245; история р. ц, Филарета, 1, 113; Амвросия история иерархии, 1, 5.167Степенная книга, т. 1, стр. 154.168Полное собрание русских летописей, т. IХ, стр. 61.169Степенная книга, т. 1, стр. 154.170Полное собрание русских летописей, т. 1, стр. 34.171Карамзина история государства российского, т. 1, стр. 134; изд. Эйнерлинга 1842.172Там-же, т.1, прим. 468. Ссылается на российскую библиотеку, стр. 287.173Полное собрание русских летописей, т. 1, стр. 52.174Преосвященный Макарий, решая вопрос о происхождении наших первых митрополитов, говорит, что Михаил был сириянии, Леонтий – грек, Иоанн и Феопемит – также греки. Мак. 1, 28. Степенная книга говорит, что Михаил «бяше родом Сирин». 1, 135. Леонтий также избран в Царь-граде. Там-же, 1, стр. 150.175Степенная книга, т. 1, стр. 154.176Полное собрание русских летописей, т. 2, стр. 259.177Карамзин. История государства российского, 1 т., примечание 468.178Сказание о населённых местностях киевской губернии Похилевича, стр. 24.179Прибавление к Киевским епархиальным ведомостям за 1861 г., стр. 8.180Атлас российского государства часть 1, 1829 г. Карта №№ 26 и 27.181Полное собрание русских летописей, т. IX, ст. 65.182Степенная книга, т. 1, стр. 151–152.183Макария ист. р. церкви, т. 1, стр. 25; Филарета ист. р. церкви, т. 1, стр. 113; Амвросия история иерархии, т. 1, стр. 5; Евгения описание киево-софийского собора, стр. 245.184Макария ист. р. церкви, т. 1, примечание 82. Это житие помещено в сборнике новгородской софийской библиотеки XVI в. № 503. Лист 363.185Труды киевской духовной академии 1860 г. Книга II, статья «Черниговские иерархи», стр. 178186Полное собрание русских летописей, т. IX, стр. 65.187Труды киевской духовной академии, стр. 179. 1860 г.188Там-же.189Там-же, стр. 175.190Полное собрание русских летописей, т. 1, стр. 10.191Там-же, стр. 21.192Там-же, стр. 24.193Труды киевской духовной академии 1860 г., «Черниговские иерархи», стр. 177.194Бест-Рюмин, Русск. история, т. I, ст. 263.195История русск. церкви Макария, т. II, стр. 12.196Филарета ист. рус. церкви, т. И, стр. 113. Примеч. 299.197Полное собрание русских летописей, т. I, стр. 170.198Епархия черниговская, стр. 100. Замысловского атлас, карта № 1-й.199Полное собрание русских летописей, т. I, стр. 52200Черниг. епархия, стр. 100–101.201См. № 11-й.202Русский Вестник. 1875 г. Январь.203См. № 10-й.204См. Руков. для сел. паст. 1874 г. № 49.205Это-же я заметил и составителю «Учебника по предмету закона Божия» – о. А. Манжелею, в пристрастии к которому почему-то заподозрил меня о. Свирелин. Я-же одинаково не знаю ни о. Свирелина, ни о. Манжелея. Знаю только, что последний в первый раз выступает с литературным трудом, достойным сочувствия.206См. № 51-й 1874 г.207Апост. пост. кн. III, гл. IX.208Прав. 51.209Название хирофесия в древней церкви прилагалось ко всякому возложению рук, не заключавшему в себе таинства, а только благословение, каковы, напр., были возложение рук на больных или благословение каких-нибудь вещей.210Нов. скриж. ч. III, гл. II.211По свидетельству древних рукописных греческих чинопоследований, иподиаконы посвящаемы были некогда в диаконике близ стола, стоявшего с священными сосудами, и притом во время литургии, по совершении малого входа. Но это обыкновение изменено за несколько лет до взятия Константинополя турками. Побудительною причиною к сему изменению было то, что некоторые иподиаконы, посвящённые в диаконине, начали почитать один диаконик собственным местом своего служения. За это у них с диаконами нередко происходили споры, для прекращения которых, а равно и для уничтожения высокоумия патриарх Мануил Харитопула вновь учредил посвящать их не в диаконике, но вне его – среди храма на том-же месте, где посвящаются и чтецы, и притом не во время литургии, но до её начала.212Сард. пр. 19.213Apol. contra Arian. Epist. Synod. Alex. pag. 197.214Во времена св. Киприана признавалось вполне законным, чтобы клир, в отсутствии епископа заправлял делами епархиального управления. В таком случае клир имел право сноситься с другими церквами чрез официальные послания и в своих распоряжениях давать отчёт непосредственно собору. Это ясно видно в истории жизни св. Киприана.215Concil. Hispan. 11, can. 5.216Карф. пр. 6.217Антиох. пр. 10.218Анкир. прав. 13.2191866 г. т. III, стр. 503.220Мы, конечно, имеем в виду здесь не внешний юридический суд, с особою какою-нибудь официальною юрисдикцией, как функцию внешней принудительной власти, а суд нравственный, подобие которому может отчасти представить суд отца в семействе. С этой точки зрения пастырю церкви, как судье и управителю духовному, подчиняются не только внутренние, но и внешние действия пасомых. Всякое действие, заключающее в себе элемент неправоты и греховности подлежит духовному суду, и этого права никто отнять у пастырей церкви не может и не должен.221См. № 15-й.222Если по канонам церкви рукоположение иногда представляется отдельным от избрания, то в редких, исключительных случаях, именно: когда иноепархиальный епископ совершает его или по поручению высшей власти, или по просьбе и соизволению местного епископа.223Epist. LXVIII.224См. № 15-й.225Указания на такие действия епископов, а иногда и пресвитеров находятся в древних памятниках церковного суда и управления (Const. ар. 11, 47).226Concil. arelat. 1. Cau. VII, t. I.227Cod. Justin. de episc. 1. I, tit. IV, lex 7.228Cod. Theod. I. I, tit. III, 1.2. L. II, tit. 6. 7. Cod. Justin. de episcop. L. I, tit. IV, 1. 7.229В похвальном сл. св. Василию Вел.230Пис. 262.231В жизни св. Григ. чудотвор.232О священстве.233De offic. ministr. L. III, c. 1.234Неблагонамеренные из тяжущихся, объявляя себя недовольными судом духовным, переносили дела на суд светский, и при этом участвовавших в их делопроизводстве на суде духовном лиц требовали к суду в качестве свидетелей. Собор африканский постановил просить государей принять меры против таких злоупотреблений. Cod. eccl. afric. с. 59.235Сл. 43.236De vit. Avgust.237Epist. 48.238Dе ореr. monach. с. 29.239Epist. 57.240De oper. monach. I. 11, c. 30.241Ibid.242De offic. ministr. L. III, c. 1.243Epist. Avgust. 25.244Epist. Avgust. 268.245De virt. serm. 18.246De offic. ministr. L. I, p. XII.247См. Церковный Вестник, № 10, стр. 16.248Цена книжке 10 к. С требованиями обращаться в Киев, в книжный магазин редакции киевского народного календаря при киевской 1-й гимназии.249Цена 10 коп.250Цена 10 коп.251Издание редакции киевского народного календаря; цена 5 коп.252Цена всем десяти книжкам один рубль.253Беседа 2 о непостижим. Христ. Чт. за 1864 г., стр. 407.254О священстве слово III-е, стр. 58, издан. 1614 г., в 8-ю долю.255Стран. 60, 61, издан. 1836 г., в 8-ю долю.256Там-же.257Часть 1, ответ на 103 вопр.258Ответ. на вопрос. 10, 11, 12 и 13 Гавриилу митропол. пентапольск.259Лист 36.260Лист. 730 на обороте.261Учит. Еван., поучение в неделю пред просвящением, том. 11, стр. 94.262История русской церкви Макария, т. III, стр. 194.263Описание рук. москов. синод. библиотеки, отд. III-й, служебники Антония и Варлаама, №№ 342-й и 343-й.264Очерк истории православной литургии. Христ. Чтение 1868 г., № 9 и 10.265«Несть ли в том греха, спрашивал Кирик епископа Нифонта, еже по грамоте ходити, а же кто изрезав помечет, а слова будут знати» (Памяти, русск. словесности XII в., стр. 187).266См. записи на Остромировом еванг. и пророческих книгах, писанных для Ярослава.267Запись на служебнике XIII в. (Известия акад. и. VI, 56 стр.).268Псалтирь новгородской соф. библ. (Там-же, стр. 34).269См. сличение наших богослужебных рукописей, сделанное в Известиях им. и. а., т. X.270См. Слово митр. Илариона, современника Ярослава великого; также – ист. Татищева, кн. II, 75 стр.271Ист. р. ц. Макария, т. III, 196 стр.272Ibid. 185 стр.273См. житие Феодосия в Русск. ист. сборнике, IV в.274Служебник пр. Сергия в «Описании рук. москов. синод. библ.», отд. III, № 347-й.275Прав. Собеседник, 1863 г., ч. 1.276Ист. р. ц. Макария, т. III, 186 стр.277«Впрашание Кириково». Пам. р. слов. XII в.278См. служебник пр. Сергия и служебник XVI в. в московской синодал. библ. № 358.279Ист. р. ц. Макария т. III, 187 стр.280Ист. р. ц. Макария т. III, 186–187 стр.281Полн. собр. р. лет., т. III, стр. 7. См. Исследования Погодина, т. VI, 75 стр.282См. Служебник XIII в. в Обозрении рук. новг. соф. библ. Извест. акад. наук, т. VI., стр. 34.283См. № 16 Руков. для сельск. паст.284Церковный Вестник, № 9, стр. 20.Источник: Руководство для сельских пастырей: Журнал издаваемый при Киевской духовной семинарии. - Киев: Тип. И. и А. Давиденко, 1860-1917.